Неподвластный феномен

Глава 2. Первый межрегиональный

1.

Зельда Мамбург выглядела сдержанной и в меру счастливой. Наверное, так и должна выглядеть пожилая еврейка, только что похоронившая мужа. Она нарочито скромно сидела в одном из двух удобных креслиц у стола и зорко изучала Вика сквозь черную вуаль, закрывавшую половину ее лица. Вик спокойно выдерживал этот взгляд и даже не пытался поглазеть на громилу за ее спиной.

– Итак, госпожа Мамбург, вы желаете арендовать у нас банковскую ячейку сроком на тридцать лет. Всё верно? – Вик знал, что все эти «господин» и «госпожа» действуют на клиентов как ломтик сливочного масла, пущенного поверх горячей кукурузы.

Глаза еврейки наконец отыскали добычу.

– Что у вас на груди, господин Галынский?

В их сторону повернулись почти все сотрудники «Первого межрегионального Ейского банка». Блохина даже приложила ладонь козырьком, чтобы лучше видеть. Полуденное солнце теряло почти половину своей мощи, разбиваясь о зеркальный фасад, но всё же ее оставалось предостаточно, чтобы болели глаза. Неожиданно для себя Вик вспотел.

– О, вы об этой милой безделушке? – Он с улыбкой показал на желтый значок с красными буквами, складывавшимися в надпись «ШУТКА ПРО БАНКИРА. НАЖАТЬ СЮДА». Значок крепился к лацкану клетчатого пиджака и больше напоминал мишень. – Как только мы утрясем все дела, вы получите возможность нажать на нее.

Прошла еще одна волна оживления. На сей раз все вернулись к своим делам, а точнее, к делам растерянно оглядывавшихся клиентов, пытавшихся разгадать смысл происходящего.

– Ваша глупая шутка со значком – она должна меня как-то особенно порадовать? – спросила Зельда Мамбург.

– Обычно никто не разочаровывается, – быстро проговорил Вик. – И вы не станете первой, уверяю вас. Продолжим? Итак, вы желаете арендовать ячейку сроком на тридцать лет и должны знать, что доступ к ней могут получить ваши наследники в случае вашей кончины. Это положение вам ясно?

– А вы довольно бессердечный. Вы мне нравитесь. Когда мы уже отправимся к ячейке?

– Последние формальности. Вещи, которые вы желаете оставить в «Первом межрегиональном Ейском банке», не относятся к оружию, наркотикам или иным запрещенным предметам и веществам, я правильно понимаю?

– Правильно. Именно за это я и расписалась.

– Замечательно. А теперь, позвольте, я провожу вас к вашему тридцатилетнему хранилищу.

Вик поднялся из-за стола, галантно описал полукруг и предложил руку.

– А вы довольно бойкий для своих… – произнесла Зельда Мамбург, принимая его помощь. – Сколько вам, господин Галынский?

– Сорок с хвостиком.

– То есть сорок три – сорок четыре?

– Примерно так, – улыбнулся Вик. – Сюда.

Телохранитель сделал было движение, чтобы сопроводить свою нанимательницу – а возможно, потянулся за костью в ее сумочке, как предположил Вик, – и остановился, обнаружив упреждающий взгляд банкира.

– Это только для клиентов, – безжалостно сказал Вик. – Подождите, пожалуйста.

Зельда Мамбург вдруг расхохоталась, что выглядело особенно дико, учитывая ее траурную шапочку с вуалеткой.

– Боюсь даже представить, какие сценки вы разыгрываете в спальне, господин Галынский.

– Ну что вы. Мы – мирные миссионеры и несем слово божье в самые дремучие уголки.

Лицо Зельды Мамбург, наполовину скрытое вуалеткой, дрогнуло, и она опять расхохоталась. Казалось, старая перечница уже никогда не остановится, однако через полминуты она таки взяла себя в руки. Глаза ее отливали холодом и жадностью, если не сказать местью. Она явно кое-что поняла, но не спешила этим делиться.

– Будь я проклята, господин Галынский, если половина здешних клиентов не ваша заслуга.

Отвесив галантный поклон, Вик еще раз предложил руку. Зельда Мамбург скользнула взглядом по собравшейся гармошкой ткани пиджака и охотно взяла банкира под локоть.

«Ну вот и всё, Вик, дело почти в шляпе. Главное, не облажайся. Шакалы только этого и ждут».

Он повел пожилую еврейку в сторону хранилища, и ему совсем не понравилось, как Зельда Мамбург и Захаров, ассистент управляющего, переглянулись. Словно телепатически обменялись новостями. И главной новостью был он – Виктор Иосифович Галынский, сорокатрехлетний сумасшедший. Что ж, себя он подобным ярлыком не клеймил, но отчетливо видел, как это делают глаза других.

Пришлось стиснуть зубы, чтобы не разразиться проклятиями. Однако злость улетучилась при виде входа в хранилище. Огромная двадцатитонная дверь, похожая на стальную пробку, находилась в положении «ОТКРЫТО». Это означало, что дверь была полностью распахнута, а придверная зона хранилища, регулируемая тремя приводными моторами, – поднята.

Сейчас особая панель, покрытая ковролином, образовывала единое полотно с полом. Когда нужно было сдвинуть гигантскую дверь, она опускалась. И поднималась в случае штатной работы банка. Это позволяло таким важным и хрупким особам, как Зельда Мамбург, не сбиваться с шага, когда они входили в хранилище, чтобы вверить банку свои цацки.

– Что с вами, господин Галынский? – спросила Зельда Мамбург, когда они миновали охранное армирование. – Вы побледнели, как ладони мертвеца. А уж я-то на них насмотрелась, можете мне верить.

– Ничего страшного. Просто это место… э-э… особенное для меня.

Зельда Мамбург хмыкнула, но ничего не сказала.

Сердце Вика бешено колотилось, хотя вокруг простиралось самое обыкновенное банковское хранилище. Возможно, оно было чуть лучше и надежнее прочих, но в остальном оставалось всё той же бронированной коробкой с начищенными полами, вмурованной в бетонный короб, частично уложенный в землю.

Два зала – клиентский и особый.

Клиентский – отрада глаз. Высокие лакированные стеллажи, похожие на библиотечные, и аккуратные передвижные лесенки. Банковских ячеек – чуть больше трехсот. Мягкое янтарное освещение, поданное на поворотных светильниках на шинопроводе, чтобы не пропустить и чешуйки кожи. Шесть столов с зелеными лампами. Под такую сунешь затертую фамильную драгоценность, а она сверкает так, словно ее выставили на витрину ювелирного магазина.

С особым залом всё было куда проще. Там хранились перетянутая лентами наличка, золото, сбитое в слитки, и кое-какие документы государственных компаний. Ничего интересного.

Ну и, конечно, сама дверь была с определенным секретом.

Вик сколько угодно мог цепляться за эти знания, проворачивать их в разуме и так и сяк, но это не помогало. Не сбавляя оборотов восковой улыбки, он оглянулся на овальный вход. Сердце забилось еще сильнее. Это происходило опять.

Банк затапливала тьма.

Она не имела внятного источника и попросту вплывала через высокие окна. Помещения Первого межрегионального мертвели прямо на глазах. Лакированные поверхности столов с щелчками расслаивались, а плитки пола собирались горбами. Издавая отвратительные скользкие звуки, тьма проникала повсюду. Охотилась за любым укромным уголком, словно ядовитый газ.

«Нет, не как газ, – заторможенно подумал Вик. – Как вода. Чем бы это ни было, оно напоминает воду. Тори, за что ты так со мной?»

– Кто такая Тори, господин Галынский? – Зельда Мамбург не сводила с Вика глаз. – Ваши губы произнесли это имя, а я, знаете ли, хорошо читаю по губам.

– Это моя сестра. Виктория. Она очень больна.

– Мне жаль. А теперь давайте найдем мою ячейку, и вы развеселите нас своей особой шуткой.

Вику ничего не оставалось, кроме как отвесить еще один короткий поклон. Он подвел Зельду Мамбург к северной части хранилища, прямиком к ячейке № 113. Она находилась в самом низу, и Вику пришлось замаскировать злорадство, когда лицо клиентки вытянулось, как у собаки, жравшей из кувшина.

– Вы не говорили, что она в самом низу, господин Галынский.

– Отпирать и запирать ячейку, равно как и вынимать внутренний сейф, для вас будет один из сотрудников. – Подтверждая свои слова, Вик извлек продолговатый сейф из ячейки и бережно положил на ближайший стол. – В нашем банке вам не придется гнуть спину, госпожа Мамбург.

– Успокойтесь уже, господин Галынский, я и так вся ваша с потрохами. А теперь, прошу вас, дайте мне и моим вещам немного места.

Подавшись вперед, Вик движением подбородка изобразил полнейшее понимание. Отошел в сторонку, дожидаясь, когда пожилая еврейка закончит свои старушечьи дела. К его удивлению, Зельда Мамбург и не думала таиться. Она вынула из сумочки шелковую тряпицу и развернула ее.

В тряпице клацнули съемные зубные протезы. Каждый зуб отливал чистейшим золотом.

Заметив интерес Вика, Зельда Мамбург показала челюсти:

– Это Зельмана. Он всегда хотел впиться зубами в золотую жилу. Так пусть он и его мечта гниют по отдельности. Что скажете, господин Галынский? Я нарушила этим какой-нибудь пункт нашего договора?

– Ни один. Как по мне, теперь у вашего супруга во рту слегка пустовато. Не могли бы вы поторопиться, госпожа Мамбург?

– Так не терпится уложить меня хохмой, ловкач?

Вик сглотнул и повернул голову. Мутные течения уже подмывали мебель, металлические стойки и стены главного банковского зала. По телу банкира прошла волна мелкой дрожи.

– Да, вы абсолютно правы, госпожа Мамбург. – Вик нацепил дежурную улыбку. – Если поспешите, я успею поймать за хвост свою лучшую шутку. – И он красноречиво покосился на значок.

Зельда Мамбург завернула протезы в тряпицу и бережно переложила их в распахнутый банковский сейф, напоминавший удлиненный ящичек.

– Я нажму на твой говенный значок – но при всех. Остальным явно нравятся твои выходки, нет? Или ты думал, нижняя ячейка ничего не сказала Зельде Мамбург?

Улыбка на лице Вика застыла как приклеенная.

– Такой обворожительной бестии сложно угодить, госпожа Мамбург. Но я постараюсь.

Мотнув головой, Вик подхватил сейф, убедился, что он надежно заперт, и поместил его в ячейку. Подергал для убедительности дверцу и подал клиентке локоть правой руки. Зельда Мамбург даже не посмотрела в его сторону. Она уже шаркала к выходу из хранилища, посверкивая глазами за вуалеткой.

Вик тоже шагнул в океаническую тьму. Как и прежде, он тщательно фиксировал любые изменения, но иллюзорный потоп уходил без каких-либо последствий. На этом берегу реальности остались только блестевшие ракушки – обращенные к Вику глаза молчаливых сослуживцев.

«Несносные паршивцы. Эту войну вам не выиграть».

У стола Вика госпожа Мамбург остановилась. За ее спиной бесшумно возник громила. По лицу телохранителя скользило что-то неуловимо собачье – но не преданность, а скорее, отголоски отличной дрессуры.

– Прошу, господин Галынский. – Зельда Мамбург поманила Вика к себе, и он покорно подошел, не прекращая натянуто улыбаться. – Куда, говорите, нажать?

– Прямо в центр значка, – с трудом вымолвил Вик.

В области груди возникло и пропало легкое давление. Пожилая еврейка воспользовалась своим правом на хохму, что, по ее мнению, могла ее уложить. Если не в кровать, то на обе лопатки. Вик едва не рассмеялся, ощущая, как внутри клокочет злость.

– Отчего утонул банкир? – с готовностью спросил он.

– И отчего же?

– Потому что греб под себя!

Лицо Зельды Мамбург пришло в движение. Губы в сеточке морщин сложились в тугую улыбку, словно где-то распрямлялась пружина. Телохранитель пожилой еврейки колыхнулся, и Вику захотелось отвесить ему пощечину за неспособность смеяться по собственной воле. Остальные тоже не очень-то спешили оценить банковский юмор.

– Где-то должна быть та самая шутка, – проворковала Зельда Мамбург и опять нажала на значок. – Давай следующую.

Вик улыбнулся пуще прежнего, хотя понимал, что еще немного – и рот лопнет, превратившись в оскал.

– Доброта в глазу банкира означает только одно – стеклянный глаз.

– Следующую!

– На Прощеное воскресенье можно позвонить в банк и попросить простить кредит.

– Следующую!

Теперь Зельда Мамбург буквально колотила пальцем по значку, требуя новых шуток. В какой-то момент Вик с удивлением понял, что очутился посреди шторма имени Зельды Мамбург. А в голове всё стрелял и стрелял ее щелкающий голос:

«Не годится! Следующую!»

«Ты можешь лучше! Следующую!»

«Еще одну!»

Не выдержав, Вик рывком наклонился к пожилой еврейке. Краем сознания отметил, что телохранитель схватил его за шиворот. Это не остановило машину ярости, и Вик, не прекращая улыбаться, буквально прорычал Зельде Мамбург в лицо:

– Нажмешь еще раз, и я сломаю тебе палец, старая ты кошелка.

Повисла гнетущая тишина. Кристина Горбань даже позабыла вынуть нос из стаканчика с водой. Первый межрегиональный приготовился к грандиозному скандалу.

Тут Зельда Мамбург расхохоталась в голос. Вуалетка едва не слетела вместе с шапочкой от напора воздуха, вырвавшегося из ее рта. Вик держал на лице восковую улыбку. Рука телохранителя напоминала кран торгового автомата, схватившего игрушку со стеклянными глазами.

– Вот эта шутка была что надо, господин Галынский, – наконец проговорила Зельда Мамбург. Глаза ее глядели озорно. – Пожалуй, теперь я довольна вашим банком.

Ни слова больше не говоря, она направилась к вращающимся стеклянным дверям. Телохранитель выпустил Вика из своей бульдожьей хватки и последовал за нанимательницей. Они напоминали одну из тех разновозрастных пар, которую все обсуждают за спиной.

Но сейчас, как догадывался Вик, обсуждать будут совсем другое. Поправив пиджак, он огляделся. Выражение, с которым на него таращились, было ему хорошо знакомо. Слишком хорошо. Так обычно смотрели на Тори. Со смесью страха и отвращения.

Схватив ключи от машины, Вик бросился к выходу. Снаружи он чуть не сшиб Зельду Мамбург, спускавшуюся по ступеням. К счастью, ни она, ни ее бульдог этого не заметили. Вик тут же позабыл о них. Он должен был убедиться, что в ближайшие дни не совершит самую большую ошибку в жизни.

2.

Ступив в гематологическое отделение, Вик по привычке задержал дыхание. Приходилось спасаться от запахов убийственной дезинфекционной смеси из хлорки и анолита. По счастью, окна в отделении были открыты. Вик сейчас же пришел к выводу, что готов дать руку на отсечение, лишь бы здесь пахло асфальтом. Хорошим. Прожаренным. Только что выползшим из-под дорожного катка.

У сестринского поста он улыбнулся. От восковой улыбки, что в банке перекосила ему лицо, не осталось и следа.

– Мария, добрый день. – Вик протянул коробочку с лиловой заводской лентой. – Это вам. Как она сегодня?

Мария, давно взмокшая в своем белом халатике, обаятельно улыбнулась. Улыбка вышла довольно провокационной, потому что следом Мария открыла коробочку, вынула шоколадную конфету и положила ее в рот. Точнее, прикусила ее зубками, а уж потом проглотила, точно наживку.

«И ты даже не поздороваешься со мной, не так ли? – мысленно вопросил Вик. – А еще ты считаешь, что я хожу сюда исключительно ради того, чтобы ты жирела. В следующий раз прихвачу ветчины. Только сразу ты ее не получишь».

– Как моя сестра? – Вику пришлось постараться, чтобы его голос не дрожал. – Понимаю, конфеты очень вкусные, но мне важно знать состояние Тори. Как она?

Рот Марии наконец-то прекратил рассасывать шоколадное месиво. Она опять широко улыбнулась. Зубы ее, как ни странно, остались белыми.

– С Викторией всё в полном порядке.

– Хотите сказать, она поправилась? – Губы Вика опять теряли чувствительность.

– Нет, конечно. Я к тому, что ее состояние без ухудшений. Знаете, а вы совсем не похожи. Вы же близнецы, – Мария махнула следующей конфетой, – а выглядите как давленое и недавленое яички.

– Обожаю шутки про куриц. Это ведь была одна из них, верно? Иначе бы совсем скверно вышло, да? Не берите в голову, Мария. Лучше скажите: эти появлялись?

– О ком вы? Ах, вы об этих. Нет, эти уже вторую неделю не захаживали.

«И я тоже не был примерно столько же, – отметил про себя Вик. – Только черта с два я начну облезать из-за этого».

– Ой, а можно я нажму. – Мария показала на значок. – Мне так нравятся ваши шутки.

– На обратном пути, хорошо? Я должен повидать сестру.

Помахав на прощание, Вик направился дальше по коридору. У ее палаты замялся.

«Виктор и Виктория. Нашу историю хоть в песне излагай. Получилось бы что-то вроде кантри-дряни о скрипящей половице».

Они были монозиготными близнецами, которым повезло – или не повезло, как посмотреть – родиться разного пола. Всё началось, когда им было по десять. Хороший возраст буквально для всего, но Тори предпочла море. Она всё чаще уходила на берег, откуда в молчании следила за волнами Таганрогского залива. Так продолжалось до тех пор, пока ей в руки не попала странная статуэтка, напоминавшая темно-изумрудное яйцо.

Вик готов был поклясться, что Тори сама выманила эту штуковину из воды. Он видел, что с ней происходило, но понимал и того меньше. Кроме одного: камень из моря заменил ей брата. Ему не хотелось вспоминать о ночах, когда ему казалось, что статуэтка шепчет, создавая в воздухе спальни черные волны, охотившиеся за домами.

А в пятнадцать Тори сбежала.

Вик погоревал, но еще больше слез выплакал, когда умерла мать, не справившись с потерей дочери. Потом Вик устроился на консервный завод. Его мозги были заняты учебой, пока руки сортировали, перерабатывали и закатывали рыбу в жестянки. Он сильно уставал и мог наизусть перечислить всё, что они выпускали – от сардин с овощным гарниром и до кильки по-гавайски, – но это не спасало от фантомных болей и галлюцинаций.

Как и полагалось близнецу, Вик худо-бедно чувствовал, что происходит с Тори. Она голодала, трахалась и спала на улице. Иногда голосовала на дороге и снова трахалась, если хотела отблагодарить доброхота за рулем. Или нюхала «белый», когда удавалось его раздобыть. Но больше ее занимала чертова статуэтка. Вик буквально ощущал, как она пожирает Тори изнутри, требуя невозможного.

Фантомная жизнь с Тори закончилась, когда Вик закалил себя настолько, что и сам мог считать себя консервой, которую никто и никогда не откроет. Вик Галынский в собственном соку. Пальчики оближешь.

Однако Тори всё-таки ворвалась в его жизнь и сделала это не самым обычным способом.

Вик увидел по телевизору репортаж о некой религиозной группе под названием «Воды Кан-Хуга». Ее возглавляла Тори. На экране показывали южную оконечность острова Сахалин. Шныряли катера береговых служб. Над волнами, точно стрекозы, парили вертолеты. Общество и его силы прочесывали пролив Лаперуза, пытаясь выловить десять тысяч человек, добровольно ушедших под воду.

Они ушли, потому что так приказала Тори.

Вик не знал, да и не хотел знать, каким образом она подчинила всех этих людей. Ее – судили, а его – допрашивали, как будто он был причастен к этому безумию. Это случилось десять лет назад. Вику не хотелось думать, что и он тоже вступил в секту или в какой-то дьявольский кружок по водному поло.

– Ты войдешь уже или нет? – раздался из-за двери голос Тори.

– Конечно же, я войду, черт побери, – пробормотал Вик.

Внутри он ощутил тот самый запах, который ненавидел всем сердцем и который частенько ему снился. Пахло гниющей лимфой и тухлой рыбой. На самом деле Вик понятия не имел, как пахнет лимфа, но почему-то был убежден, что истолковывает запах верно.

Источник вони лежал там, где ему и полагалось: на кровати. Бледная и осунувшаяся, Тори напоминала ожившую папиросную бумагу, которой обмотали клубки синеватых жил. Болезнь подкосила ее тело, но разум по-прежнему оставался на плаву, отправляя в глаза колючие голубые искорки.

– Привет, Тори.

– Дела скверны, да, Вик?

У Тори было злокачественное заболевание крови и лимфоидных тканей – прямой билет до конечной на самом медленном поезде смерти. Чух-чух. И у нее сохранилось достаточно связей, чтобы двадцать лет колонии под Липецком сменились одноместной палатой в Ейске. У Вика под боком. Но болела она по-настоящему. Медицинский центр неустанно напоминал об этом счетами. Только в прошлом месяце за сбор костного мозга с Вика содрали кругленькую сумму.

Недолго думая, он нажал на значок:

– Что сказал банкир, когда зашел к умирающей сестре?

– Так просвети меня.

– «Где все твои галлюцинации, постреленок? Они такие плотные, что пора брать кредит под их залог».

Тори расплылась в безжизненной улыбке:

– Ты знаешь, почему волны не забрали меня, как остальных? Ты ведь задавался этим вопросом?

Помотав головой, Вик подвинул себе стул. Взял Тори за руку. Ее плоть была неприятно эластичной, словно теплый пластилин.

– Не надо, Тори. Оставь эти истории другим.

– Волны не забрали меня, потому что я вспомнила о своем младшем братишке.

– Пять секунд не делают тебе старше, Тори. Прекрати меня мучить. Из-за этого у меня проблемы на работе.

– Седьмой день, Вик. На седьмой день будет уже поздно. Поэтому ты начнешь выживать на пятый. Ты должен быть готов. Врата Кан-Хуга распахнуты.

Вонь гниющей лимфы усилилась. По телу Вика прошел неприятный озноб.

– Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое, понимаешь? Прекрати выплясывать у меня в голове. Прекрати.

– Воздух, Вик. Тебе понадобится больше воздуха.

Вик кивнул. С чего он вообще решил, что добьется от нее хоть чего-нибудь? Он протянул руку и сжал прядь ее волос. В детстве он расчесывал сестру, в шутку мечтая, что однажды тоже будет покрыт золотистыми локонами, словно кукла. Его волосы по какой-то причине отличались тусклостью. Вдобавок сейчас он слегка полысел.

Вик сграбастал волосы Тори в кулак. Дернул.

– Хочешь меня убить, Вик?

– Не знаю. Я еще не решил.

– В таком случае не затягивай, пока эти лавры не присвоили другие. Но я кое-что скажу тебе, Вик. Ты способен на убийство. Способен вдохновлять на это. Поэтому не мешкай, когда придет время. Иначе океан поглотит тебя без остатка.

«И вот опять начался наш прием у главы культа. Здрасьте пожалуйста! – Вик закрыл глаза. – Настоящая Тори ушла из дому и сгинула где-то на поворотах жизни, оставив плачущую мать и ее любимую консерву. Это существо лишь по недоразумению имеет тело моей сестры».

– Сперва ты будешь винить меня, а потом начнешь радоваться, – сказала Тори. – Ты ведь будешь радоваться, Вик?

– Всенепременно.

Вик поцеловал сестру в лоб. Губы коснулись чего-то влажного, напоминающего внутренность устричной раковины. В нос шибанул минерально-кислый запах. Плечи Вика пришли в движение, словно в попытке скинуть пиджак, показавшийся вдруг мерзким и каким-то скользким.

Голос Тори застал его у двери:

– Воздух, Вик. У тебя должен быть запас воздуха. Ты обязан увидеть мое величайшее достижение.

Ему не хотелось смотреть на нее, и он угрюмо вытаращился на дверь.

– Увы, Тори, но смерть – это не достижение. И даже не инструмент.

Притворив за собой дверь в палату, Вик побрел по коридору. У сестринского поста остановился. Мария, измазав пальцы шоколадом, пыталась поддеть ногтем очередную конфету. Увидев Вика, она расплылась в маслянисто-коричневой улыбке, точно нефтяная медуза.

– Смелее, – сказал Вик.

В глазах Марии вспыхнула радость. Она быстро обшарила взглядом стол, ища салфетку. Ничего не найдя, взялась убирать шоколад с пальцев языком. Плечи Вика опять заелозили, явно намереваясь выскользнуть из одежды, а сам он замер с приклеенной улыбочкой.

Наконец блестевший пальчик медсестры коснулся значка.

– Тук-тук, – произнес Вик деревянным голосом.

– Кто там? – с готовностью спросила Мария.

– Это я, почтальон Печкин, принес заметку про вашего мертвого мальчика.

Глаза Вика выкатились, копируя беспомощный взгляд медсестры, а рот исторг смешок.

Похохатывая, Вик направился в сторону лифтов.

3.

Вик вошел в просторный вестибюль банка, за которым начинались Главная Площадь Осквернения, Донорские Колодцы и Гильотинная. На Площади Осквернения занимались тем, что всячески размягчали клиентов, распевая дифирамбы Первому межрегиональному. В Донорских Колодцах предлагали вкусить финансовой амброзии, а в Гильотинной понемногу сдирали шкуру с тех, кто, заложив дом или машину, но не почку, теперь рыдал над счетами. Вик гордился прозвищами. Они звучали куда лучше, чем отдел кредитования или отдел взыскания недоимки.

На Вика уставились десятки глаз. Лишь немногие отвернулись – вроде той же Горбань, наконец-то расставшейся со стаканчиком, – когда он взглянул в ответ. Пожав плечами, Вик направился к своему столу на Главной Площади Осквернения. Там его перехватил Захаров, ассистент управляющего. На взгляд Вика, этот парень напоминал тощего факира, только глотал он не шпаги, а вешалки.

– Виктор Иосифович, вас вызывает Вешняков.

– Как сегодня дела с вешалками, Евгений?

– Что, простите?

– Ничего, пойдем.

Вешняков руководил Первым межрегиональным, и Вик подчинялся только ему. Вик кивнул посыльному, потом кивнул тем, кто всё еще таращился на него. Миновав приемную и проигнорировав секретаршу, продувавшую ногти, без стука вошел в кабинет управляющего.

Вешняков сидел за столом. Пахло инжиром. Разумеется, не настоящим, а тем, что попукивают автоматические диффузоры.

– Садись, Вик. Покурим?

– Покурим, – согласился Вик, но предложенных сигарет не взял.

Отодвинув бесполезную бело-красную пачку, Вешняков сцепил пальцы в замок.

– Ты очень харизматичный, Вик, и очень многое сделал для банка.

– Вы не можете меня уволить. – Губы Вика то растягивались, то обнажали зубы, будто хотели продать их. – У меня еще куча дел.

– Вот именно, Вик: куча дел. Неясных. Темных, я бы сказал. – Пальцы Вешнякова потирали друг друга, точно мушиные лапки, пока взгляд блуждал по кабинету. – Но давай сперва закончим с той нотой, что я взял. Ты харизматичен и многое для нас сделал.

– Для банка. – Вик скосился в сторону, пытаясь понять, что именно высматривал Вешняков. – Я многое сделал для банка.

– Да, для банка. И твоя клиентская база обязывает нас, то есть банк, относиться к тебе с должным уважением, Вик. Ты ведь понимаешь это?

– Разумеется.

– Хорошо. Поэтому я попрошу тебя уважать и нас, то есть банк. Будь помягче с клиентами. Если ты в своей неповторимой манере сумел обольстить одного, то на десяток других, будь уверен, это произвело прямо противоположный эффект. Я о глазевших.

– Таков уж эффект банка: происходящее нравится только денежкам. – Вик стукнул пальцем по значку. – Дзинь. Бесплатная шутка. За счет заведения.

Губы Вешнякова скривились, словно поблизости порвался пакет с мусором.

– Чем ты постоянно занимаешься в хранилище, Вик?

Лицо Вика отвердело, зафиксировав восковую улыбку.

– Я не только служащий банка, Артем Валентинович, но и его клиент. Я арендовал несколько банковских ячеек.

– Пятьдесят семь, Вик. Ты арендовал пятьдесят семь ячеек. Откуда у тебя столько ценностей? Ты ограбил какой-то другой банк? А почему не наш?

– Дзинь! – Вик еще раз нажал на значок. – Шутка за ваш счет. – Улыбка чуть ли не раздирала ему рот и щеки. – Осмелюсь напомнить: содержимое банковской ячейки строго конфиденциально.

– Сколько ты платишь нам в месяц за их аренду?

– И это конфиденциально.

– Я ведь могу просто посмотреть бумаги, Вик. Мне это ничего не стоит. Совсем ничего.

– Так почему бы сразу не сунуть свой свиной пятак в записи видеокамер, чтобы узнать, что внутри? Мы ведь об этом толкуем, так?

На лице Вешнякова расплылась довольная улыбка. Он стал похож на Зельду Мамбург.

– Ты хороший сотрудник, Вик. Можешь идти. Продолжай в том же духе, и нам потребуются огромные ковшовые лопаты.

Вик выбрался из кресла. Понадобилось немало усилий, чтобы рот прекратил дрожать, а улыбка наконец исчезла.

– Для денег, Артем Валентинович. Вы забыли добавить, что эти лопаты нужны для денег.

– Именно это я и имел в виду, Вик. А теперь ступай.

Кивнув, Вик вышел в приемную. Подумал и кивнул секретарше, хоть та и пялилась в экран. Пройдя за свой стол на Главной Площади Осквернения, Вик выдвинул нижний ящик стола. В руку вкатился баллончик средства, устраняющего неприятные запахи. Распылив вокруг себя несколько облачков, Вик сделал глубокий вдох.

Океаническая вонь Тори никуда не делась.

Но Вик всё равно улыбался.

Как одержимый.

4.

Ужинали они обычно в половине восьмого, и к этому времени Ника успевала не только накрыть на стол, но и привести себя в порядок. Как правило, выглядела она так, словно весь день лежала в огромной коробке для кукол, пока кто-то другой прибирал, готовил и вообще следил за порядком.

– Прошу к столу! – Ника сияла улыбкой.

– Да брось, мам. Он опять что-нибудь притащит из гаража. И скорее всего, даже не слышал тебя. – Марк, высокий и светловолосый, весь в отца, уже сидел за столом. – Только не трогай его, ладно?

Благожелательность Ники как ветром сдуло.

– Может, отправить тебя готовиться к школе, мой мальчик? Что ты прочитал из заданного на лето? Состав чипсов?

Марк надулся и отвел взгляд в сторону.

– К девятому классу читают только придурки. И сейчас первая половина августа. Не дави на меня, как на отца, женщина.

– Да как ты смеешь, оболтус!

– Ну и слова, мам. Тихо, он идет.

Они замолчали, вытягивая шеи. Из коридора с дверью, ведущей в гараж, показался Вик. Он нес тарелку с табуном оливок и бережно прижимал к ней две упаковки паштета. Скользнув взглядом по ужину, плюхнулся во главе стола. Хозяйского равнодушия удостоились печеная курица, гарнир из лимонного риса, кекс под мороженое и бутылка вина.

Застывшее лицо Ники словно раскололось.

– Дорогой, пожалуйста, попробуй домашней еды. Я старалась, ты ведь знаешь.

Вик открыл паштет, ковырнул его вилкой и размял на языке первую порцию. Задумался.

– Хорошо. Очень хорошо. Думаю, вы не будете разочарованы.

– С кем ты говоришь, милый? Хочешь, я налью тебе вина?

– Он говорит с нами, – заметил Марк, даже не пытаясь скрыть иронию. – Пап, а можно и мне попробовать?

Вик оживился и внимательно посмотрел на сына.

– Уверен? Это может испортить весь сюрприз.

Марк и Ника обменялись многозначительными взглядами.

– Да, пап, уверен. Так можно или нет?

– Сгоняй в гараж, сын. В дальнем углу под брезентом найдешь несколько коробок. Сразу за Битюгом. – Битюгом Вик называл свой черный пикап, «Тойоту-Хайлюкс». – Только не заглядывай в зеленую сумку под верстаком.

– А что там? – Глаза Марка загорелись. Он решил, что первым делом именно туда и сунется.

– То, что вышибет тебе мозги и разобьет твоей матери сердце.

– Ладно, – неуверенно протянул Марк, выскальзывая из-за стола.

Едва сын скрылся в коридоре, Ника проговорила:

– Вик, ты можешь хотя бы за столом не отпускать свои банковские шуточки? – Она задержала дыхание и на выдохе взвизгнула: – И сними уже чертов значок, этот символ идиотов и буффонады!

Вик опустил голову. На домашней рубашке и впрямь красовался его банковский значок. С улыбкой поднял глаза, нисколечко не сердясь.

– Ника, а ты знала, что гусиный паштет можно хранить до трех лет? Вообще любой паштет, изготовленный заводским способом. Удивительно, правда?

– Поговори со мной! Ты сам не свой с тех пор, как объявилась твоя сестра-убийца!

Вик помолчал.

– Я мало тебя трахаю? – наконец спросил он. – Или, может быть, плохо?

– Нет, всё в порядке. – Голос Ники дрожал, говоря, что всё далеко не в порядке.

В коридоре затопал Марк. Спустя мгновение он вошел на кухню и высыпал на стол несколько упаковок паштета. Два куриных и по одному с индейкой и говядиной.

Вик помахал вилкой:

– Вижу, голова на месте. Значит, не заглядывал куда не следовало.

– Не заглядывал, – буркнул Марк. – Слушай, пап, у тебя там столько всего! Правда, оливок я не нашел.

– Возьми мои.

– Да фу, я не люблю их.

– Так зачем тогда искал?

Марк пожал плечами. Вик быстро вычистил вилкой весь паштет, после чего, не сбавляя темпа, расправился со второй упаковкой. Набил рот оливками и поднялся, скрипнув стулом.

– Шутка к ужину, – объявил он. Нажал на значок. – Кто сыт – тот не ссыт.

Ника отвернулась. На лице застыла гримаса гадливости и оторопи. Немного подумав, она потянулась к бутылке вина. Марк в этот момент задумчиво перекатывал во рту комок паштета.

– Ну ладно, ужинайте. – Вик направился в коридор. Уже подходя к двери, ведущей в гараж, услышал, как Марк с удивлением хвалит паштет.

Настроение Вика немного улучшилось, когда он увидел укрытый брезентом груз. Вскоре его предстояло переместить в Битюга и доставить к месту назначения. В гараж можно было попасть с улицы и прямо из дома, и с недавних пор Вик запирал гараж на время своего отсутствия. Это противоречило здравому смыслу, но ключами и пультом от гаражной двери владел только он. Зато здесь можно было без лишних глаз занимался своими делами.

А точнее, делами Тори.

– Что там у тебя, Вик? Я могу войти?

На пороге замерла Ника. Вик с улыбкой посторонился, и она растерянно остановилась у водительской дверцы Битюга. Кривое сплюснутое отражение в металле тоже держало бутылку вина. Такую же кривую и сплюснутую.

– Знаю, с недавних пор это стало твоим личным пространством, Вик, но я хотела бы осмотреться. Можно? Пожалуйста.

– Ну разумеется, Ника. Будь как дома. Если хочешь, мы можем даже пошалить на капоте Битюга. Хочешь? Конечно, если ты не слишком сыта для буги-вуги.

– Я бы хотела осмотреть сумку. Ту, чье содержимое может вышибить нашему сыну мозги, а мне – разбить сердце.

По лицу Вика прошла тень. Но что такое тень в сравнении с просьбой близкого человека? Так что он поднял руку и указал на цилиндрическую армейскую сумку. Она лежала под столом с верстаком и всеми своими углами и выпуклостями говорила, что внутри нет ничего мягкого.

– Спасибо, Вик, – поблагодарила Ника, делая робкие шаги в сторону пугающего предмета. Прижала бутылку к груди. – Спасибо, что всё еще доверяешь мне.

У верстака она наклонилась, и Вик посмотрел на торцевой гаечный ключ, лежавший на столе. Не так давно пришлось подтянуть болты на колесах Битюга. На Армавирской лили жидкий битум, корректируя дорожное полотно, и Вик, возвращаясь с обеда, случайно заехал в обжигающую зловонную лужу. В автосервисе колеса почистили, два даже пришлось снять, но болты толком не затянули. Бестолочи, одним словом.

Поразмыслив, Вик убрал ключ от греха подальше.

– Господи, Вик, а это что еще такое?! – ахнула Ника.

Он тоже наклонился, приняв неуклюжую позу земледельца, изучавшего грядку, и начал показывать пальцем.

– Это спортивный пистолет – по-моему, называется «Викинг». А это уже не спортивный, а боевой. «Глок», может быть. Там есть еще один такой же. Вот охотничий карабин. Или это дробовик? Наверное, всё-таки дробовик. Я не силен в этом. Это ведь не консервы или деньги.

Вик только сейчас заметил, что жена с широко раскрытыми глазами отошла на пару шагов и закусила свободный кулачок. Буквально вгрызлась в него.

– Что с тобой, дорогая? Это просто оружие.

– Ты решил ограбить свой банк, Вик?

– Что? – Изумлению Вика не было предела. – Ни в коем случае! Банк – это банк, а это – совсем для другого.

– Для чего, Вик? – спросила Ника слабым голосом. – Для чего всё это?

– Ну как же. Конечно, для выживания.

– Для… для выживания? Но зачем тебе столько?

– А вдруг оно в нерабочем состоянии? Почем мне знать? Я просто хочу, чтобы нам хватило. – Вик наугад взял пистолет и, заметив ужас на лице Ники, торопливо вернул его в сумку. – Тори сказала, я способен… его использовать. Вдохновлять других на это.

– Тори. Опять эта твоя Тори, – прошептала Ника. – Но где ты взял столько?

– С рук. По частным объявлениям. Правда, мне пришлось обойти вопрос лицензии. Совсем немного.

Какое-то время Ника молчала. По ее лицу, словно облачка в ветреный день, мчались эмоции. От злости и разочарования до страха и какой-то сумасшедшей надежды неизвестно на что.

– Скажи мне, что не втянешь нас с Марком во что-нибудь противозаконное. Пообещай мне.

– Я просто хочу, чтобы мы были в безопасности, если в нашей жизни что-то пойдет не так.

– Пообещай мне, разрази тебя гром, Вик!

– Обещаю, Ника. Клянусь в том своим значком. О, я как киношный полицейский, да?

Неожиданно Ника улыбнулась. Губы ее тряслись, а глаза блестели.

– Пообещай еще кое-что, Вик. Пообещай, что никогда не пустишь сюда Марка. По крайней мере, до тех пор, пока не избавишься от всего этого ужаса.

– Хорошо, обещаю. Прости, что отправил его сюда. Это было глупо.

Тут Ника яростно топнула туфелькой и приложила указательный палец к губам.

– Ни слова больше, Вик. Ни слова. – Она направилась к двери. Помахала бутылкой вина на прощание. – Я попытаюсь это обдумать, и если повезет, то вообще забуду об этом. Надеюсь, эта красная подружка мне поможет.

Когда жена ушла, Вик задвинул сумку с оружием подальше под стол. Потом запер дверь в коридор и проверил петли. Дверь была хорошей, уличной – такая гарантировала, что дом не промерзнет, даже если гараж будет часами нараспашку. Вооружившись рулеткой, Вик окинул Битюга критическим взглядом. Он хотел еще раз убедиться, что расчеты верны и пикап без проблем проскочит в «ворота».

Вику не улыбалось остаться без машины в самый неподходящий момент.

5.

В залах Первого межрегионального было тихо, не работали даже кондиционеры, с потолка лился приглушенный свет. У массивной двери банковского хранилища маялись управляющий банка Вешняков и его ассистент Захаров, мусоливший в руках конец галстучка. Они ждали, когда вернется охранник.

– Артем Валентинович, вы уверены? – не выдержал Захаров. – У нас могут отозвать лицензию за это.

– Уверен так же крепко, как и в том, что моя жена натуральна от макушки и до пяток. Что касается лицензии: купим новую, если потребуется. А управляющим поставим тебя. Чего рот разинул? Это шутка.

– А. Шутка. Хорошо.

На улице поднялся ветер. Полумрак банка всколыхнулся, повторяя движение ветвей снаружи. На стеклах центрального входа задрожали кривые силуэты. Из теней выскользнул охранник по фамилии Еремин, положив расслабленные руки на пояс. Он не собирался никого пугать, но всё равно ухмыльнулся, увидев, что ассистент вздрогнул.

– Можно начинать. Жалюзи закрыты, Губан на стреме. Предупредит, если кто на улице затопочет.

– Вы всё запомнили, ты и твой Губан? – спросил Вешняков. – Если не удержите языки за зубами, то их кончики окажутся у вас в трудовых книжках.

– У меня сегодня ужасно болит голова, – совершенно естественно пожаловался охранник, – а у Губана – живот. Бедные мы, бедные. Это почему-то всегда сказывается на памяти и журнале посещения хранилища.

Вешняков хмыкнул. Еремин без лишней спешки ввёл комбинацию открытия двери. Придверная зона к тому времени была уже опущена. Механизм толкнул двадцатитонную дверь, и та без помех чуть отворилась. Захаров тут же вцепился в нее, оттаскивая в сторону.

– Если че, еще можно посмотреть записи видеокамер, – предложил Еремин. Он и не думал помогать ассистенту, который буквально тянул из себя жилы. Чем меньше касаешься двери, тем лучше.

– Напомни: как твое имя? – поморщился Вешняков.

– Елисей. Елисей Еремин.

– Делай свою работу с закрытой пастью, Елисей Еремин.

Еремин простодушно пожал плечами. Захаров, отдуваясь, наконец-то прекратил толкать тяжеленную дверь. На его спине расплывалось темное пятно пота. Немного повозившись с ключами, Вешняков отпер армированное заграждение. Проще говоря, решетку. В хранилище вспыхнул свет.

– Сколько там, говорите, у него ячеек? – поинтересовался Еремин.

– Работу! Молча! – выдохнул Захаров, не находя сил для большего количества слов.

– Так это и не моя работа, – возразил охранник, имея в виду то, чем они сейчас занимались. – Я так считаю.

– Пятьдесят семь, – неожиданно разоткровенничался Вешняков. – Этот клоун арендовал пятьдесят семь ячеек. И будь я проклят, если, просматривая записи видеокамер, понял, что именно он туда положил. Только какие-то сраные шкатулки увидел.

Еремин ухмыльнулся. Впрочем, ему хватило мозгов явить ухмылку в другую сторону.

«Первый межрегиональный Ейский банк», как и любой другой банк, гарантировал конфиденциальность и сохранность содержимого банковских ячеек. Вскрыть их без участия клиента позволялось лишь в исключительных случаях. Например, когда клиент прекратил платить аренду. Или по решению суда. Или в случае катаклизма, когда потребовалось срочно спасать то, что банк присягнул хранить. Делалось это специальной комиссией, с составлением описи.

Но какую комиссию можно созвать в полночь?

В руках Захарова возник сложенный листик. Прежде чем развернуть его, ассистент вытер им лоб.

– С какой начнем, Артем Валентинович?

– С какой-нибудь самой большой. Хочу поглядеть, что у этого сукина сына за фантазия. Должна же быть причина, по которой он задницей к камерам поворачивался и под столы залезал, возясь там со своими игрушками, чем бы они ни были.

Банковские ячейки различались по объёму. В маленьких обычно прятали ключи, документы, ювелирные украшения и всё, что легко терялось под диваном. В средних – денежные пачки или слитки драгоценных металлов. Большие же запросто проглатывали предметы коллекционирования. Но что собирал Вик, отказавшийся от услуг банковского оценщика, – оставалось загадкой.

Разумеется, клиент письменно заверял дорогой банк, что не поместит в ячейку ничего противозаконного и не подложит свинью в виде куска салями. И обязательно подпись: с любовью, клиент – и всё такое.

– Больших – около двадцати, – сказал Захаров, сверившись с листком. – Какую?

– Любую нечетную, любую, господи боже, – поторопил Вешняков.

– Ну, тогда номер тридцать один.

Все крупные банковские ячейки располагались внизу и больше напоминали огромные ящики. Ячейки других размеров могли быть как вверху, так и ниже. Захаров отыскал нужную и отпер. Все они, к слову, отпирались одним ключом, в отличие от находившихся внутри выдвижных сейфов. Вешняков разложил на ладони запасные ключи и в задумчивости провел по ним пальцем.

Глядя на копошение этих банковских блох, Еремин не удержался от иронии:

– Страшно подумать, что случилось бы, реши Вик воспользоваться биометрическими ячейками.

Вешняков и Захаров переглянулись. Учитывая опыт Вика, это было довольно странно. Биометрический индивидуальный банковский сейф мог открыть только сам Вик. Конечно, отпечаток можно было обнулить, чтобы добраться до содержимого сейфа. Но как потом воспользоваться пальцем Вика, чтобы вернуть всё в прежнее состояние? Не отрезать же его, пока хозяин спит?

– Вероятно, Вик планирует поделиться с кем-нибудь ключами клиента, – выдвинул предположение Захаров.

Он вынул из ячейки сейф, напоминавший огромный стальной короб, и охнул. Согнувшись в три погибели, дотащил сейф до стола. Там водрузил ношу на лакированную поверхность и дрожащей рукой нащупал выключатель зеленой лампы.

Вешняков продемонстрировал крошечный, но на удивление прочный ключик:

– Повторяю для тупых: никому ни слова, ясно?

Тупых не нашлось.

Через несколько секунд сейф был открыт. Внутри лежали четыре голубых баллона с надписями «ВКС», сделанные крупными печатными буквами. Пятый баллон, оранжевый, имел маркировку пояснее: «ВОЗДУШНО-КИСЛОРОДНАЯ СМЕСЬ». Рядом покоились полнолицевые маски для ныряния и разноцветные брикетики.

Глаза Вешнякова округлились.

– Какого черта? Подай сейф поменьше! Любой!

Безошибочно определив, что обращались именно к нему, Захаров устремился к рядам банковских ячеек. Лихорадочно сверился со списком.

Еремин потянулся было к баллонам, но его остановил Вешняков.

– Отпечатки. Или ты забыл, что эти вещи принадлежат чудику со значком? Ты ведь выключил камеры в хранилище?

– Разумеется. Всё как вы и сказали.

– А еще я спросил, есть ли у тебя перчатки.

– И я ответил, что нет.

Они опять уставились на баллоны. Тем временем рядом опустились еще два сейфа. И если средний выглядел вполне солидно, то маленький напоминал оголодавшего братца большой ящичной семьи, насчитывавшей несколько поколений.

– Что это? – Захаров обошел стол, пугливо разглядывая баллоны. – Может, с их помощью Вик хочет взорвать хранилище?

– Что-то не вижу детонатора к этим хреновинам. – Еремин осклабился. – Зато четко вижу упаковки арахиса в карамели.

Вешняков с недоверием присмотрелся и обнаружил, что узор на брикетиках и впрямь складывается в орехи, застывшие в янтарной субстанции, похожей на стекло.

– Кислород и сладости? Да Вик из ума выжил! – Вешняков взялся за самый маленький ящичек. Недовольно зыркнул на ассистента.

– Тринадцатый, – быстро подсказал Захаров.

Вполголоса выругавшись, Вешняков разблокировал замок.

Сейф заполняли самые обыкновенные теплые носки.

Они были свернуты в аккуратные цветные рулончики и занимали всё свободное пространство. Ничего не понимая, Вешняков взял один рулончик. Раскатал его. В руке осталась качественная пара носков из натуральных волокон и полиамида. Вешняков и сам носил такие, а разбирался в них только благодаря жене. В остальном же носки были новыми и явно предварительно постиранными.

– А как же отпечатки? – подал голос Еремин.

– Какие, к черту, отпечатки на носках? Евгений, не спи, давай средний.

Захаров послушно подвинул последний сейф:

– Семьдесят вторая ячейка, Артем Валентинович.

Замок щелкнул, и они уставились на сумочку с красным крестом и пластиковые косметички для душа. В косметичках содержалась всякая всячина вроде компаса и кресала с огнивом. И всё это – в непромокаемых заводских упаковках.

– Возможно, Вик прячется от жены, – заметил Еремин с видом киношного психотерапевта. – Ну, знаете, дома житья нет, а чего-то хотца. Это когда не повезло жениться на волчице с острым нюхом. Он не алкоголик?

– Хочешь сказать, Вику не хватает личного пространства? – усомнился Вешняков.

Охранник с профессиональным безразличием пожал плечами.

– Вик, конечно, со странностями, – проговорил Захаров, – но что, если он, образно говоря, попросту собирается уйти в лес?

– В смысле как отшельник? – не понял Вешняков.

– Ну да. А почему нет? Сестра-то у него какая. У меня мурашки ползут по коже всякий раз, как подумаю, что они близнецы.

О сестре Вика знали все. Собственно, с ее появления в Ейске и начались странности в поведении Вика. Точнее, странности превысили положенную норму осадков.

– Ладно, убираем всё это, – распорядился Вешняков и разочарованно вздохнул. – Мне кажется, Вик готовит путешествие-сюрприз для домочадцев. Или сам собирается сдристнуть на какой-нибудь остров, где можно хорошо поплавать. Одно из двух.

– И всё равно это подозрительно, Артем Валентинович, – неожиданно заупрямился Захаров.

– Уж явно не подозрительнее того, чем занимались сейчас мы.

Покидая банковское хранилище, Вешняков поймал себя на мысли, что находки его вовсе не успокоили. Наоборот. Теперь мотивы Вика казались еще загадочнее. Но кто, имея собственную банковскую ячейку, удержится от соблазна положить в нее что-нибудь эдакое?

А вот от этой мыслишки уже попахивало облегчением.