Немного безумия (СИ)

Глава 1

— Скажите, а вам когда-нибудь доводилось видеть безумца? — я устало приподнял веки и посмотрел на болтливого паромщика. Старик идеально подходил к выражению «язык без кости».

— Нет, не доводилось.

— А мне вот доводилось… брр, мороз по коже. — дед поплотнее натянул куцый плащ. Этой тонкой ткани явно не хватало: ветер моря ненавидел теплоту и мечтал заморозить весь паром с нами заодно. — Их глаза… вы видели глаза безумца?

— Как я мог видеть глаза безумца, если самих безумцев никогда не видывал? — старик задумчиво почесал свой пустой кочан и пришёл к выводу, что я в общем-то прав. Не зря обучался работе детективом: причинно-следственная связь ещё работает в моём котелке на полставки.

— Вы правы. — дедок умолк и предоставил мне возможность насладится открывшимся видом: пеленой тумана, за которой видно одно большое… ничего.

Судёнышко мирно брело по водной глади и через минут пять мы должны подплыть к пирсу острова. Никогда не понимал в нашем городе именно этой вещи — псих-больницу на каменном куске между сушей и морем. Человека с сломанным мозгом полагается быстрее вылечить и выпустить в мир, а не оттягивать его ещё дальше от нормальной жизни в хмурую цитадель серых стен и ярко-горящих фонариков.

— А всё же, — дураки они все. — вдруг буркнул старик сквозь натянутый по глаза плащ. — И чего им в голову взбредёт, никому не ведомо. Одно слово — безумцы.

— В церкви их считают блаженными. — вспоминал я проповеди моего священника. Навещал я этого крутого парня раз в год на поминки жены и до следующего года мне его речей о вечной жизни вполне хватало.

— Только если понимать под блажью вырванные ногти. — не согласился со мной паромщик и отрывисто закричал, непонятно зачем: — Приехали! — Может затем, чтобы спугнуть с склизкого причала стайку чёрных ворон. И чем они тут питаются?..

— Прощайте, стало быть.

— Я ещё вернусь, не переживайте. — я выдал нервный смешок и крепко пожал стариковскую хилую руку. Мои ручища всегда были для людей чем-то навроде экзотики — толстенные сосиски, того гляди отвалятся.

Паром отчалил и, закоптив небо, скрылся где-то за туманным ореолом вокруг острова. Я остался один… совсем. Я, конечно, наслышан о врачебном гостеприимстве, но даже самые забывчивые клиенты обычно меня встречали, а некоторые даже предлагали выпить чаю или съесть по прянику.

— Чай бы сейчас не помешал… — расстроенно затрещал ваш покорный слуга и поднял голову куда-то наверх, где спрятался главный вход. По-видимому, рубить камень в умения психиатров не входит, и поэтому они обосновались как местные чайки: на самом высоком уступе, свив гнездо.

У входа запыханного детектива встретил полный охранник с связкой ключей и вялыми усами.

— Вы того… детектив?

— Вроде как. — я пожал плечами и уставился на возникший передо мной серый монумент. Главное здание, оно же и единственное в округе, было выполнено большим квадратом, внутри которого имелся маленький дворик. — Это ведь псих-больница, не паб?

— Шутки у вас… с бородой. — нахмурился страж порядка в и так уж слишком порядочном месте. — Идите прямо и налево, глав-врач вас ожидает.

— Бывай. — я похлопал работника опасной профессии по плечу и направился по указанному пути к моему нанимателю — Федерику Усману, по совместительству главврачу больницы с стажем более тридцати лет. Думается, из стажа понятно, что мой приход оттянули ровно до того момента, пока не стало слишком поздно и беглец не пропал с концами. Спрятаться на острове среди скал мне казалось невозможным, но кто-то побил все рекорды и веселился за пределами больницы уже с неделю, питаясь, наверное, собственными руками.

— Ах, Джеймс Браун! — низенький гладковыбритый добрячок в очках бросился пожимать мне руку. — Наслышан, наслышан, столько раскрытых дел, прямо таки работаете без выходных!

— Стараюсь. — коротко ответил я на похвалу, с трудом соорудив на своём зашитом не раз лице кривую улыбку. — Начнём, пожалуй, с беседы, а там переключимся на комнату и персонал…

— Комнату смотреть… нежелательно. — главврач смешно захлопал глазками. — Пациенты, сами понимаете, при виде кого-то нового могут впасть в неприятное состояние.

— Вы их тут на свободном выгуле держите? — мужчина шутки не оценил и немного странно на меня посмотрел.

— Что вы, конечно же они сидят в своих палатах. Но даже чужой голос…

— Я осмотрю помещения молча. — на этом и порешили, врач не стал спорить, а я не стал настаивать на большем, например, опросе пациентов. По правде говоря, я боялся лишний раз их спрашивать даже о погоде.

— Проходите, не бойтесь! — Федерик чуть засмеялся и стал в коробку дьявола. — Это лифт, вы не слышали?

— В нормальном мире это заменяется лестницей. — мои глаза недоверчиво осматривали хлипкое сооружение с кнопками. Не люблю всё новое, что поделать, даже новый ковёр в моей лачуге в две комнаты неизменно цепляет глаз и вызывает раздражение. А лифты — особенно. Как подумаешь, что трос может оборваться и ты переломаешь себе ноги…

— Жмём кнопочку… — как ребёнку врач объяснял мне простые вещи, при этом делая на своём лице особо простосердечную мордашку. — И едем. — ворота резко захлопнулись и мои руки по привычке потянулись к ножу на поясе.

Конструкция загудела, лампочки замигали и мы с скрипом сдвинулись с места, чтобы попасть на пятый этаж.

— А пациент не мог сбежать через паром? — задал я первый интересующий меня как детектива вопрос, потому как выйдет довольно нелепо, если я перерою весь остров вверх дном, а ненормальный расхаживает голым где-нибудь в пригороде.

— Нет, что вы, по приезде охрана осматривает каждый угол. — безапелляционно обрубил все дальнейшие вопросы по поводу парома мистер Усман и коротко добавил: — Приехали. — лампа наверху замигала едким красным цветом, ослепив мои глаза своим неприятным свечением.

Двери лифта открылись и мы вышли в белый коридор с только вымытым полом. В помещении стоял запах свежего мыла.

— Уютно тут у вас… — я неприятно обнаружил то, как жестока по своей сути матушка-природа: морские волны за окном бушевали так дико, что впору и самому тронуться умом и начать кричать о справедливом суде в Ан-Роке.

— Да, мы делаем всё для удобства наших клиентов. — не понял сарказма главврач и уткой посеменил к открытой двери в середине коридора. Удобство, клиенты — похоже, у них тут свой санаторий. Интересно, я успею сбегать на массаж?..

У дверей нас встречал настоящий зверь в обличии человека — гигантская детина с лицом лопатой. Я сам был довольно немаленьким и даже высоким, но этот громила покорил моё сердце. Кажется, я понял, почему дамы стремятся найти мужчину покрупнее: за таким, как у бога за пазухой. А у этого медбрата кроме выдающихся размеров было ещё и преимущество в виде состоятельности — крайне дорогие часики с нарисованной часовой башней нашего города.

— Это Седерик Гаус, мой главный помощник и заместитель.

— Очень приятно. — я пожал Гаусу руку, что была меньше моей и тешила тем самым моё самолюбие.

— А вот комната нашей потеряшки. — главврач зашёл в помещение и поманил меня за собой. Не знаю почему, но мне очень не хотелось попадать в эту комнату с одним единственным окошком наверху.

Конечно, я понимал, что психи тут за стенами, а не в коридоре ждут того момента, пока Джеймс Браун залезет в комнату, чтобы прикрыть за ним двери, но от этого понимания моё смутное беспокойство не становилось меньше, а скорее возрастало.

— Тут у нас, как видите, койка. — проводил мне экскурсию главврач, изредка беспокоя своего главного помощника у входа уточнениями. — Здесь туалет, здесь стол, а тут…

— Живопись. — съязвил я и уставился на исцарапанную ногтями стенку с странными рисунками для психа: цветочки, что-то похожее на сапожки, какие-то домики, солнце…

— От скуки наши пациенты иногда рисуют, а мы им и не запрещаем.

— Ещё бы вы запрещали… — пробурчал я и подошёл ближе к кровати. На подушке засел довольно длинный волос… рыжий. — У вас тут совсем не бреют? Негоже так зарастать.

— Вы жестокий человек. — непонятно на что намекая, упрекнул меня главврач. — Для девушки её волосы — главное достижение, и сбрить их это несколько… грубо.

— Для девушки?.. — в тот момент я был похож на настоящую мумию, мне точно так кажется. Даже глаза выпали.

— Вам не сказали? — Федерик сделал негодующее выражение бровей, что мне уже никогда не удастся по ряду объективных причин в виде побитых не в одной портовой драке висков. — Сбежала женщина, как бишь её там…

— Анна Фанкоц, сэр. — помог вспомнить имя пациентки медбрат, приопустив голову, чтобы не отвечать над дверным проёмом.

— Да, да, Анна. Тяжелый случай, она не выздоравливала, как я ни старался. Испробовал даже народные методы, вы не поверите.

— Почему это не поверю. — с непонятной целью я запрятал волос в карман. — И как же сейчас у нас в народе лечат безумие? Отваром из жаб? — перекидываясь с главврачом вопросами, я осматривал помещение и постепенно приходил к выводу, что сбежать было бы проще из тюрьмы. Толстые стены, окно слишком мало, все предметы быта прикручены к полу наглухо.

— Нет, сейчас у нас популярна шоковая терапия: окунуть в холодную воду, перекрыть кислород… — представя то, как маленькую рыжую дамочку могут душить подушкой, у меня защемило избитое сердце. — Вы не переживайте — это совершенно безопасно.

— Я и не переживаю. — ответив, я выпрямился во весь рост для пущей солидности и ровным тоном доложил: — Не вижу возможности, как эта женщина могла сбежать, поэтому пока предполагаю, что она может быть в сговоре с персоналом. Никто не видел её исчезновения?

— Нет, прямо таки какая-то магия. — затарахтел за стеной мед-брат, развеселив своей догадкой глав-врача.

— Милый мой Седрик, магии, как и магов, давно не существует и последние из их братии скорее стали бродячими фокусниками. — или ворами, убийцами, а также неплохими торговцами органов. — Есть лишь человеческий интеллект и старание, и только люди недалекого ума могут считать современные технологии или странные на первый взгляд вещи магией.

— Если магии нет, то я могу предположить, что дама спряталась в шляпе фокусника. — и вновь мой юмор не был оценён по достоинству. Может, хмурый Федерик переживал кризис или его знатно прижучили за прокол на работе, поэтому он и не хохотал до упаду, роняя слёзы.

— Исключено, ни магия, ни шляпа, ни персонал не могли помочь этой женщине сбежать. — такая уверенность главврача в своих подопечных настораживала. Глядишь, какой-то ретивый работник снасильничал и скинул труп в море, а мы тут уверены в его с коллегами непогрешимости.

— Хоть ваш персонал и безупречен, но я хотел бы опросить всех, кто имел с этой женщиной контакт. Пусть и мимолётный.

— Хорошо. Вы ведь детектив и наша обязанность прислушиваться к вашему мнению. — именно мнением детектива Брауна сейчас любят называть классический принцип следствия, вот уж новость.

По рассказам глав-врача в больнице есть всего три человека, с кем могла контактировать Анна Фанкоц — медсестра Луиза, медбрат Грегори и их начальник — Седрик Гаус, тот самый герой, что храбро охранял открытую дверь от ветра и призраков.

— Добрый день. — четвёртый раз за день я смастерил улыбку и поздоровался с медсестрой. Первый раз я улыбался моему другу полукровке Джими в баре, с которым мы в шесть утра опрокинули по рюмочке ржаной и холодной. — Мистер Федерик?

— Да, да?

— Мне бы хотелось побеседовать с каждым по отдельности.

— О, конечно! — главврач хлопнул себя по лбу, чуть не сбив очки. — Следствие и всё такое… — мужчина вышел и прикрыл за собой дверь. Надеюсь, не на ключ, иначе через час пышечка Луиза начнёт смотреть на мой нос, как на деликатес.

— Мисс… как ваша фамилия?

— Джексон. — ответила крепкая сестра медицинской помощи.

— Мисс Джексон, чем вы занимаетесь?

— Я… я вышиваю, по воскресеньям хожу в церковный хор, люблю…

— Мисс Джексон, я про работу.

— Ах, про неё… — женщина чуть залилась краской. — Я слежу за состоянием пациентов вместе с Грегори: носим им еду, проверяем канализацию, не забилась ли, проходим раз в час и смотрим, не расшиб ли кто-то у нас голову…

— Вы следите за всем этажом?

— Нет, что вы, я бы тогда уписалась от усталости. — не буду спрашивать о физиологии, не до того сейчас. — Семь комнат, половина коридора, и то за глаза хватает.

— Значит, вы большую часть времени находитесь с Грегори вместе и при этом рядом с пациентами.

— Да. — женщина кивнула и с её хвостика упала прядь волос. — Грегори хороший медбрат, работящий, слова дурного не скажет.

— Луиза, а как вы думаете, кроме вашей пары и непосредственного начальника кто-то теоретически мог пролезть в коридор?

— Нет, что вы, кому это нужно.

— Понятно, что это не кому не нужно, но если вообразить, что какому-то человеку взбредёт в голову явиться в коридор, то он может сюда попасть? Ночью, к примеру.

— Ночью здесь… ужасно. — глаза медсестры увлажнились.

Если начать смотреть на жизнь внимательнее, то можно приметить, как большинство людей довольно часто пускают немного слёз в эмоциональные или личные моменты, даже если эти моменты не обладают особой глубиной или грустным концом.

— Ужасно?

— Ветер воет в стенах, пациенты просыпаются от криков, а по легенде по ночам здесь ходит убитый в ходе погрома медбрат и высасывает из живых душу…

— Погром? Это когда такое было?

— Семнадцать лет назад, кто-то освободил узников и начался хаос.

— И тогда с поста сместили главврача и поставили нового…

— Да, точно! — согласилась добрая Луиза. В принципе, я бы мог спихнуть на Федерика все преступления в округе и на этом благополучно отплыть на берег, но вот незадача, найти пропажу меня нанял сам Федерик или, если быть точнее, его секретарь. Да и мотива выпускать дамочку у него нет.

— А как больной сумел высвободиться и распустить своих коллег по… месту жительства?

— В то время мы ещё оставляли небуйным пациентам деревянные ложки, по версии следствия кто-то из них сумел открыть куском от ложки замок. — какие умелые взломщики дверей проживали в больнице — открывали зубочистками стальные двери. — Замки простенькие, в один поворот, ставить дороже стоит слишком много денег, дверей в больнице и так уйма.

— Может ли кто-то сейчас открыть дверь?

— Только если на минуту станет всесильным и выломает её напрочь. Комнаты осмотрены не раз, а с кровати даже нельзя связать проволоки: только матрас и гладкая шконка.

— Хм… вернёмся к первому вопросу. Может ли сюда кто-то проникнуть?

— Ключ от коридора есть только у нас троих… ох! — женщину осенило и от такого тяжкого потрясения она схватилась за голову. — Это что ж получается… кто-то из нас троих её выпустил! Ой, детектив, страх то какой…

— Не бойтесь, кто-то вполне мог сделать дубликат ключей или найти запасные, они ведь есть?

— В кабинете мистера Усмана есть запасные ключи и больше нигде. — лишь четыре человека могли отпустить беглянку, но вот вопрос: зачем им это?

— Мисс Джексон… а вы верите в магию? — женщина странно на меня посмотрела.

— В магию? — даме впору покрутить пальцем у виска и прикрыть дверь, оставив меня в этой комнате наслаждаться заслуженным отдыхом. — Это всё глупости.

— Но ведь мы с вами неоднократно замечаем, что кто-то в городе шалит. — под глаголом «шалит» я подразумеваю мерзкие ритуалы с выкраденными младенцами и печенью бездомных людей. Расследовать такие убийства очень неприятно, особенно если на месте преступления не убрали и там смердит, как в сельском туалете.

— Глупые они люди, ваши шалуны. Им бы у нас полечиться. — мило ответила неверещая медсестра, в душе хохоча с моих домыслов.

— Спасибо за ваши ответы. Пожалуйста, позовите Грегори.

Крупный и косолапый медбрат Грегори рассказал мне ровным счётом тоже самое, только не так эмоционально, как его подруга Луиза. Выйти отсюда нельзя, соорудить отмычку невозможно, ключи есть лишь у него, Луизы и Седрика.

— Вы можете предположить, что Седрик или Луиза могли выпустить пациента?

— Глупости, зачем им это делать. — вполне резонно ответил Грегори, отрицая мои наговоры на коллег. — Наша Луиза божий одуванчик, а мистер Седрик солидный и уважаемый в профессии мужчина с высоким послужным списком. Ни там ни там мотивов нет.

— А вы, Грегори? — задал я странный вопрос, насторожив медбрата.

— А что я?

— А вы могли выпустить женщину из клетки?

— Нет, что вы, я нормальный. — как раз «нормальный» мог бы выпустить пациента под ежедневной шоковой терапией из камеры пыток.

— Ну, она могла вам что-то пообещать. Хороший секс, припрятанную заначку, украшений…

— У неё не было ни гроша.

— А вы откуда знаете, спрашивали?

— Нет, смотрел медкарту вместе с Луизой.

— Это уже интереснее… — я пытался что-то нащупать, но пока безрезультатно. — И что же говорится в мед- карте?

— Женщина нищая, всё её состояние давно списано на отца, потому что она тут трётся десяток лет и не выходит на поправку. Выйди несчастная сейчас с больницы, у неё не найдётся и медной монетки.

— Состояние? Она богачка?

— Семья богатых дворян, отец барон, мать имела свою сеть торговых точек по нескольким городам.

— Имела? Умерла или продала богатство?

— Умерла.

— Что ж… на этой грустной ноте мы с вами заканчиваем. Зовите Седрика.

Гаус болтал напропалую и от него я узнал много интересных вещей про медбратьев, их традиции, привычки, а также плохие приметы. Да и легенду о мёртвом медбрате услышал не раз и не два. Причастность Грегори и Луизы начальник отрицал и уверял меня, что эта парочка самые надёжные люди чуть ли не во всей больнице. Конечно, после главврача и мистера детектива.

— Мистер Гаус, а как вы думаете, у вашего прямого начальника есть мотив освобождать узницу?

— Тогда его секретарь не писал бы вам, разве не так? — спросил удивлённый моим вопросом Седрик, похоже, думая, что я подзабыл картину следствия.

— Так-то оно, конечно, и так, но вот предположим — дама соблазнила его старческие вихры и он не сдержался, сорвал спелое яблочко заросшей и потной чертовки, а затем покаялся и решил избавиться от неё, пусть и с подрывом репутации. И вот он освобождает её, она убегает и доживает свой век на холоде, а я нужен для отвода глаз.

— Но вы ведь можете её найти?

— А может главврач не верит в мои способности, поэтому и нанял меня? Я ведь не самый известный детектив.

— Даже я слышал о вас, говорят у вас одна из лучших репутаций в городе, хоть иногда вы и перегибаете палку… — «Как сейчас» — забыл добавить смущённый моими откровенными теориями мистер Гаус. Иногда меня сильно заносит и я не могу остановить длинный язык.

— Ту вы правы, моя теория лишь игра слов… но ведь кто-то выпустил женщину. Почему бы и не вы?

— Мотива нет. — как и Грегори, ответил мне медбрат классической фразой из книг.

— Мотива нет, но ведь он не всегда обязателен. Может вы маньяк и попросту дурите меня? — согласен, вести допрос с гигантским дуболомом таким образом — это слегка неправильно, но так уж я привык вести дела, заставляя людей попотеть. Вот и Седрик переживал под нажимом моей бюрократической машины по производству обвинений.

— Но я не маньяк… — как-то уж совсем нелепо ответил мистер Гаус, поникнув могучими плечами.

— Вы правы… а жаль. — на этом я посчитал допрос оконченным, осмотр завершённым, а дело — начавшим какое-никакое движение.

По просьбе главврача я сходил в его богато-отделанный кабинет захватить карту местности. Она мне понадобится, если я хочу сегодня найти сбежавшую.

Всё же картографы бессовестные прелюбодеи, что кормятся страданиями бедных людей. Порой мою голову посещала искромётная мысль, что я спутал карту и теперь брожу по мокрым от волн камням наугад.

Местность вокруг острова была немаленькая, хотя на первый взгляд казалось, будто здание псих-больницы занимает почти всю его площадь. Наверное, с берега сложно рассмотреть что-то кроме огромного бастиона над которым по вечерам загораются лампы. А за самим зданием было, на что посмотреть: тонкая полоса леса в тумане, десяток диких пляжей с галькой и семейства чаек, не боящихся людей, а считающих, что это человек должен бояться их гордую породу с сильным клювом.

Когда я плыл на остров, то подумывал о быстрой сдачи позиций и отъезде домой, но никто из тройки не признался в содеянном и я уж начал грешить на главврача, любезно предложившего мне сосательную конфетку.

Но делать нечего, хлеб надо зарабатывать, ведь квартира сама себя не оплатит, а я ещё и задолжал по кредиту за дом. Так что путешествуем по небу, ищем следы на воде и оправдываем жирный аванс. Глупо, очень глупо жить в комнате с мелкой пропахшей маслом кухней, когда у тебя вполне милый домик с обоями в цветочек и большой кроватью для супругов, ох и глупо… продать дом я не решался, а жить в нём не мог.

Во время очередного спуска на пляж мне несказанно повезло — я поскользнулся на мокрых камнях и полетел вниз, порезав об особо острый край пирса ногу и от этого немного расстроившись… и поругавшись.

— Твою мать, с-сука… — боль после пореза не очень-то растёт, но вот расползшееся кровавое пятно и риск заражения нервирует и давит на воображение. Только разгонишься и уже представляешь себя в гробу и кричащих людей: «Он ведь так молод, ему всего тридцать шесть лет!»

Порез был последней каплей… хотя нет, последними каплями была одна большая волна, вдарившая по камням и оросившая моё искривлённое от ненависти к острову лицо.

Яростными шагами я полез на верх и с третьего раза, ободрав колени, таки добрался на вершину, но злобные боги решили надо мной подшутить и подсунули под взгляд маленькую пещерку на всё том же поганом пляже.

— Если там не будет этой дуры — ухожу в запой. — к моей досаде я накаркал неприятности и при первом заходе в тёмную дыру земли смог приметить грязный обрывок штанины.

Оглянувшись по сторонам и не приметив беглянки, я нагнулся за кусом ткани и тогда из темноты на меня прыгнул вихрь волос. Я только и успел, что пискнуть, прежде чем повалиться в грязь носом и расставить ноги. Не знаю, чего хотел злобный безумец, потому как момент удара камнем по затылку он пропустил и перешёл к царапанию шеи, что помогло мне быстро очухаться, опереться на руки и встать одним резким движением, скинув с себя балласт в сорок кило.

Рыжая копна волос свалилась на землю и тогда я бессовестно пнул слабое тельце сапогом, отбросив его к краю пещеры на свет. Женщина для голодающей довольно быстро встала и крайне разумно для безумца принялась бежать, и только её изрезанные пятки сверкали на камнях.

— А ну стой! — Джеймса Брауна не любят слушать и поэтому у него такие накачанные ноги.

Не имея привычки бросать дело на половине, я рванул вперёд и довольно успешно нагонял беглянку, благо мои ноги были длиннее, а сапоги давали неоспоримое преимущество. Место, где она тратила секунд десять на подъём, я проходил за пару биений сердца.

На очередном спуске с камней дама сильно поспешила и покатилась кубарем, отбив спину и, я не шучу, вместо дальнейшего побега начала плакать. Не так, как плачут леди — пара легких слезинок на щеках, нет, навзрыд, пуская сопли и дрожа всем телом как хорёк.

— И вовсе не обязательно так плакать, я не кусаюсь. — такие шутливые фразы успокаивают людей, но, судя по всему, дразнят безумцев: девушка резко встала и вновь бы кинулась бежать, если бы не мои сильные руки, поймавшие этого воробья в полёте. — Нет уж, мисс, вы пойдёте со мной и это не подлежит обсуждению.

— Нет, я не могу! Умоляю, отпустите меня! — не поддаваясь на слезливые просьбы красивых барышень, я поднял мой груз на плечи и понёс, не взирая на кулаки и дёргающиеся в судорогах ноги. Нести такой легкий распределённый вес на плечах — сказка, а не труд, я бы носил такие грузы, пока не упал без сил. — Вы не понимаете, детектив, мне нельзя возвращаться! — одновременно с этим моё ухо пытались поймать и выкрутить.

— Значит, вы внимательная барышня, раз распознали в моём лице детектива. Молодец. — стараясь говорить спокойно, я ещё больше злил рыжую стерву и в один раз она так изловчилась, что отбила мне затылок и сумела благополучно свалиться на камни.

— Я… я Анна Фанкоц… — женщина подняла лицо и я перестал называть её женщиной. Не смотря на вонь, редкие усы и грязную волосню передо мной сидела девушка, иначе и не назовёшь. Я бы не дал даме и двадцати пяти. — …и я в большой опасности. — глаза ненормальной забегали, как у мыши в углу. — Вы должны помочь мне.

— Да, я помогу вам вернуться в комнату, не бойтесь…

— Меня убьют!

— Да, да, и расчленят, а зубы будут продавать по серебрушке, как амулет от призраков. — я засмеялся и вновь попытался ухватить спорщицу, но она не давалась ни в какую, и лишь чудом я не разозлился. Когда я злюсь, люди неизбежно получают по щекам. — Я ведь вас донесу, рано или поздно. Могу прямо сейчас достать нож, подрезать вам ноги и за них потащить вас, как мешочек, — беглянка округлила глаза и опасливо посмотрела на мои огромные лапы, — а могу понести на себе и вы не получите ни царапины. Выбирайте.

— Пожалуйста, я всё сделаю… — девушка бросилась на колени и ухватила меня за ногу. — Всё что угодно, только скажите, прошу…

— Ладно, прямо таки всё-всё? — рыжий ангел смущённо кивнул и залился румянцем на щеках.

— Открой рот. — с запозданием юная дворянка открыла варежку. — Закрой глаза… — девушка закрыла зенки и пустила тоненькую слезу.

— Хорошо, а теперь… — вместо снятия штанов я подхватил бойца за свободу на руки и с новыми усилиями потащил супротив воли. Она то надеялась явно на другой исход…

Не могу я с силой бить женщин и от того мучаюсь, получая по спине и затылку. Можно посчитать меня слабаком, мне всё равно, главное до самой больницы на даме не появилось и лишнего синяка, хотя своими визгами и всхлипами она действовала на мои слабые нервы.

— Вы любите часы?! — у самого входа с ором и криками спросила молодая торговка, подающая надежды. — Выпустите меня и я отдам вам часы моего родного отца, золотые!

— Не сочтите за насмешку, но я помню из мед-карты, что ваш папенька живой и часы отдаст не так охотно. — уже представляю, как захожу в дорогущий дом с огромным камином, беру какого-то франта за шкирку и требую за спасение его давно лишившейся разума дочки золотые часы, на которые могу шиковать месяц.

— Папа давно умер, меня колит наркотиками отчим! — мне показалось или воздух вокруг задрожал? — Скоро он убьёт меня, потому что я не сдаюсь и отказываюсь переписывать…

— Вра-ньё. — верить безумцам, шаманам, священникам и политикам это тоже самое, как верить в то, что земля плоская и стоит на огромной черепахе с сигаретой в зубах.

На главном дворе меня встречали с радостью: главврач жал руки, медбратья в количестве девяти штук, как будто беглянка занималась убийствами на заказ, хлопали меня по плечу, а Луиза даже дала пирожков во время перевязывания ноги в каморке охраны.

— Ох, Луиза, а ведь согласитесь — пирогами надо делится. — Луиза вроде как и согласия не давала, но глазами прямо таки намекала и вожделела, как и большинство женщин.

— Ну один… не вредно ведь для фигуры?

— Конечно, я ведь их ем и ещё не растолстел, как ваш охранник. — охранник на шутку обиделся и поэтому вышел, впрочем, не забыв прихватить и свой пирожок от доброго Джеймса Брауна.

После перевязки и слёзных прощаний я отправился к парому с всё тем же старичком под тонким плащом. В его трясущихся руках держалась на честном слове чашечка кофию.

— Спасибо вам, вы профи. — нахваливал меня мед-брат в тёплой куртке. — Начальник велел мне передать вам ещё раз его огромную благодарность и деньги с заказа.

— Не обманите, а? Знаю вас, врачей… — подколол я мистера и пересчитал заодно монетки, не то правда обмишурят и отвадят прочь с острова. Дело нехитрое — сказал паромщику не пускать детектива и дело с концом.

— Всё верно? — посмеиваясь, спросил мед-брат.

— Да, да. — на прощанье мы протянули друг другу руки. Мои, как помнится, крупнее. — А хорошие у вас часы, Седрик… где купили?

— Фамильные. — несловоохотливо буркнул мистер Гаус и распрощался со мной на мостике.

Что-то влезло в мою голову и я довольно долго смотрел огромному мед-брату вслед, пока он нелегко шагал по ступенькам.

— Плыть то будем, детектив? — заныл старикашка, выпивая уже вторую кружку горького кофе. — Аль постоите, подышите воздухом?

— Нет, нет, поедем… поедем.

Серый как скалы паром отчалил и вновь, как и утром, начал пускать с труб густой дым. Плыть до города всего ничего — минут семь ходу и ты дома, среди нормальных людей.

— А всё же, дураки они все. — мне кажется, пройдёт ещё пара лет и кто-то заметит, что в псих-больницу людей возит настоящий безумец. — И чего им там в больнице делать, всё равно почти никто не выходит, только мне за перевоз монетка, а я и извозчиком работать могу…

— Никто не выходит, говоришь? — северный ветер прожёг меня до костей и мне пришлось припрятаться за бортик, как беглецу.

— Почти никто. — старик пустил тоненькую слезу по морщинистым щекам… как помнится, из-за эмоций. — Мне иногда кажется, что я работаю палачом, увожу людей на смерть… но ведь они безумцы, верно?..

— Верно. — согласился я с паромщиком и начал высматривать берег сквозь туман. Мне очень хотелось попасть домой.