Нелегал

Глава двенадцатая

Туман ослепил их; сквозь Серую Границу тролли двигались на ощупь. Кони ступали медленно, с усилием раздвигая грудью густой воздух. Дыхание затруднилось. Следуя совету Арилье, Авденаго пытался думать о своей возлюбленной. «Та, которую ты любишь, спасет тебя, — сказал ему молодой тролль. — Вдыхая, вспоминай ее глаза, выдыхая, представляй ее пальцы…»

«А о ком будешь думать ты, когда мы войдем в туман?» — спросил его Авденаго.

«У меня нет возлюбленной», — ответил Арилье и густо покраснел.

Атиадан простилась с мужем, как подобает: подарила ему долгую ночь любви и один поцелуй наутро.

— Убей их всех, — пожелала она. — Убей всех и возвращайся ко мне поскорее, мой чудесный муж-человек. Возвращайся ко мне истинным троллем!

Он перецеловал все ее пальцы по очереди и сел на коня. А когда он обернулся в последний раз, она уже стояла к нему спиной и шевелила хвостиком. Она всегда так делала, когда хотела его подразнить.

От этого зрелища сердце у Авденаго стиснулось от сладкой боли и восторга, так что он едва не закричал. Он стиснул бока коня коленями и помчался прочь.

Густой туман границы немного остудил его голову, но в сердце поселилась печаль. Авденаго не любил эмоций и старался избегать их. Чувства, переживания — это для эльфов. В том, чтобы жить чувствами, есть что-то нечистое, неопрятное.

«Спаси меня, Атиадан! — подумал Авденаго. — Подскажи, о чем мне думать, чтобы не заплакать от грусти по тебе?»

Он повернул голову и в тумане увидел смутный темный силуэт. Арилье. Друг, который всегда будет рядом, готовый защитить, помочь, закрыть собой, если понадобится.

И печаль отступила. В последний раз — с благодарностью — Авденаго подумал об Атиадан, и ее образ растаял в его мыслях.

Граница лопнула, словно пузырь, и тролли вырвались на волю. Отныне они находились в мире эльфов и людей.

Первое, что ощутил Авденаго, освободившись из пут густого тумана, был неправильный солнечный свет. Если бы Авденаго имел привычку задумываться над подобными вещами, он бы сказал, что здесь совершенно другой спектр. Во вселенной троллей преобладали красные и желтые цвета, а в мире по другую сторону границы, — голубые и зеленые. И предметы от этого казались плоскими, невыразительными. Все, даже деревья.

Эффект был такой, как если бы Авденаго сперва долго, зажмурившись, подставлял лицо солнцу, а потом внезапно открыл глаза и огляделся по сторонам. В первые мгновения после подобных экспериментов весь мир выглядит окрашенным в приглушенные сероватые тона, предметы приобретают сюрреалистически вычерченный объем и вместе с тем удаляются на непонятные расстояния. В общем, получается что-то вроде картины Дали.

Но довольно скоро этот эффект проходит.

Вот и сейчас Авденаго все время чудилось, что вот-вот рассеется иллюзия, и все вокруг вернется к привычным краскам и очертаниям. А этого не происходило.

Прямо перед ними медленно вырастал замок.

«Они нас боятся», — подумал Авденаго.

И погнал коня.

Отряд под предводительством Геранна выступил на рассвете. Евтихий пробудился засветло от того, что боевые трубы ревели по всему замку. Люди вскакивали, хватались за оружие, бежали во двор.

Геранн, с широченными плечами, которые зрительно увеличивались доспехом, с шлемом под мышкой, уже сидел в седле. На копье, которое он держал, обвис в ожидании ветра боевой стяг.

— Тролли перешли границу! — повторял он, перекрикивая трубы. — Тролли! Тролли!

Это слово приобретало в его устах неожиданно музыкальное звучание, как будто речь шла не о грядущей битве, а о каком-то невиданном музыкальном инструменте.

— Тролли! Тролли!

Солдаты спешно вооружались, конюхи подводили им лошадей.

Неожиданно все трубы смолкли, в замке, как почудилось Евтихию, воцарилось безмолвие. Наконец кто-то из солдат задал тот единственный вопрос, который тревожил всех:

— Откуда это известно? Кто сообщил об атаке?

— Я заключил брачный союз с Гонэл, защитницей соседнего замка! — громом раскатился голос Геранна, и каждый камень отозвался ему звучным эхом. — Я знаю все, что происходит с ней, и я говорю вам: она в большой опасности! По коням! Скорее!

Евтихий усаживался на свою лошадку, когда поймал чей-то недоброжелательный взгляд и услышал перешептывание у себя за спиной, однако не обратил на это никакого внимания — привык. Он знал, что к нему до сих пор относятся с подозрением. «У меня каждый солдат на счету», — сказал Геранн, когда взял Евтихия в отряд. Словно оправдывался.

Евтихий не заблуждался на сей счет: люди Геранна терпели его лишь по необходимости. От Евтихия все еще воняло троллями, и избавиться от этого он был не в состоянии. За глаза его называли «троллячьей шкурой» и «троллиным выкормышем».

Из своей истории Евтихий никогда не делал секрета — он всегда готов был открыть любопытствующему, откуда он родом, как вышло, что он попал к троллям и каким образом он освободился и бежал. Казалось бы, полная искренность должна была создать ему репутацию человека простого и откровенного; но нет — окружающие продолжали считать, что он себе на уме и наверняка «еще себя покажет».

Только владелец замка, Геранн, и его сводный брат Броэрек смотрели на Евтихия без всякой подозрительности. И сейчас Броэрек подъехал к нему.

— Держись радом, — сказал он просто. — Мне нужен воин, чтобы защищал мой левый бок.

После ранения Броэрек не слишком доверял своим силам. Евтихий молча занял место рядом с господским сводным братом.

Броэрек вдруг спросил — неловко, потому что сильно смущался:

— А если ты… ну… если ты встретишь знакомого?

— Где? — не понял Евтихий.

— Среди врагов, — пояснил Броэрек и покраснел.

— Только один тролль может оказаться мне знаком — тот, который забрал меня из карьера, а потом отпустил на свободу, — сказал Евтихий. — Если я увижу его во время боя, то постараюсь сделать так, чтобы нам не пришлось сойтись между собой в схватке. Я благодарен ему.

— А если… — опять начал Броэрек.

Евтихий взял его за руку.

— Я обещал защищать тебя и сделаю это. Просто мне не хотелось бы выполнять свой долг, лишая жизни Авденаго. Но если придется… — Он вздохнул. — Лучше не иметь друзей среди врагов. Хотя какой он мне друг, этот Авденаго?

Отряд выехал из ворот, когда солнце уже оторвалось от горизонта и покатилось вверх, в небо, навстречу первому облачному перышку.

Никто из троллей не ожидал встретить возле владений Гонэл такое яростное сопротивление. Но после первого натиска защитники крепости оправились на удивление быстро, и скоро уже нападавшие вынужденно разделились на несколько отрядов. Основная часть осталась биться в долине под стенами, а небольшая группа троллей оказалась отрезанной от своих и очутилась в роще, за замком.

Авденаго придержал коня, оглядываясь на своего спутника.

— Ты хорошо здесь видишь, Арилье?

— Здесь странный свет… и туман щиплет глаза, — ответил Арилье. — Похоже на сады моего отца, но…

Он не договорил. За него закончил Авденаго:

— Похоже, но на самом деле все другое. Это сбивает с толку.

— Да.

Стрела просвистела мимо уха Авденаго и впилась в ствол дерева. Звук напоминал жужжание пчелы.

Авденаго невольно дернул головой.

— Лучник!

Арилье уже несся к лучнику, занося меч над его головой. Лучник успел выпустить вторую стрелу, когда тролль обрушился на него сверху и стремительным ударом отсек ему голову и кисть руки.

Конь Арилье взвился на дыбы, едва не сбросив седока. Только чудом тролль удержался в седле.

Второй лучник вскочил на ноги, появившись из-за большого камня. В одно мгновение он выпустил две стрелы и снова скрылся.

Авденаго казалось, что он отвлекся лишь на долю секунды, однако когда он вновь взглянул на то место, где только что находился его друг и спутник, там уже никого не было. Арилье лежал на земле со стрелой в левой руке. В правой он по-прежнему держал меч. Конь его отбежал на несколько шагов и на призывный свист хозяина никак не реагировал.

Авденаго закричал:

— Арилье!

И внезапно рядом с ним оказался рослый эльфийский воин. Он глядел на Авденаго удивленно, но без всякой враждебности, словно пытался вспомнить, когда они встречались прежде.

«Он принимает меня за человека, — подумал Авденаго, злорадно скаля зубы. — Сейчас он поплатится за эту ошибку!»

И поднял меч.

Эльф запросто уклонился от этого неловко нанесенного удара.

— Кто ты? — спросил он.

Эльф вовсе не был испуган. Скорее, его разбирало любопытство.

— Кто ты такой? Мы встречались?

— Нет! — крикнул Авденаго, готовясь повторить атаку.

Эльф опять поднырнул под его руку. Он проделывал это с оскорбительной легкостью.

— Откуда ты знаешь мое имя? — воскликнул эльф.

— Твое имя?

— Ты позвал меня по имени! Кто ты?

— Арилье! — не отвечая эльфу, пронзительно закричал Авденаго и повернулся к своему другу.

Тот уже понял. С громким воплем, превозмогая боль, тролль поднялся на ноги и побежал навстречу убийце своего отца.

Эльф глядел на него дерзкими синими глазами и едва заметно улыбался. Он не сомневался в победе. Вот так же он улыбался, когда убивал всех мужчин из семьи Арилье-мстителя. И был так же юн, самоуверен и полон сил, хотя с тех пор прошло уже почти двадцать лет. Естественно, ведь для его расы двадцать лет — не срок.

Крича от ярости, тролль набросился на своего кровного врага. Авденаго знал, что его товарищ хорошо владеет мечом. Даже раненый, он умудрялся наносить сильные, точные удары. Но второй Арилье парировал каждый выпад, как будто заранее знал, как будет действовать его противник.

Авденаго ждал поблизости с мечом наготове: он готов был отогнать любого постороннего, будь то друг или враг, а при случае, не колеблясь, добил бы эльфа. Но пока Арилье-тролль держится на ногах и замечает каждое движение своего врага и своего друга, Авденаго не решался как-то проявлять себя. Он знал: гордый тролль не допустит, чтобы кровник был убит кем-либо, кроме мстителя. Любой другой исход нанес бы урон его чести.

Поэтому Авденаго вынужденно ограничился ролью наблюдателя. Он кусал губы и осторожно приближался к сражающимся, шаг за шагом, выжидая момент, когда можно будет вмешаться.

Арилье-эльф откровенно забавлялся этой маленькой битвой. Его соперник был ранен; он моложе, менее опытен и, очевидно, слабее. Только упрямство, свойственное троллям, заставляло его держаться на ногах и возобновлять атаки.

Незаметно рощу затягивало туманом, и постепенно он начал сгущаться. Темнее не становилось, но у всех как будто ухудшалось зрение. В воздухе повис странный тяжелый запах. Облизав губы, Авденаго ощутил привкус железа. Он прищурился — все вокруг расплывалось, теряло отчетливые очертания, так что казалось, будто необходимы очки, чтобы разглядеть хоть что-то из происходящего.

В очередной раз с легкостью отбив меч тролля, Арилье-эльф вдруг сам сделал выпад. Как будто внезапно он решил для себя: довольно, пора прекращать этот фарс. Не столько заметив, сколько угадав намерение врага, Авденаго метнулся вперед, чтобы спасти своего оруженосца, но по сравнению с эльфом человек двигался слишком медленно: тот был стремителен, как горностай. Миг — и было уже поздно: ни оттолкнуть эльфа, ни встретить его меч своим Авденаго не успел. Клинок вошел в грудь Арилье-тролля, а его враг выпрямился, поглядел на поверженного тролля сверху вниз и медленно расцвел улыбкой.

Авденаго ошеломленно наблюдал за тем, как на лице убийцы появляется странное выражение, похожее на нежность. Эльф наклонился над сраженным соперником, ласково заглянул в его темные глаза и резким, уверенным движением высвободил свой меч.

Широко и щедро хлынула кровь. Своей жертвой она словно сняла заклятье. Оцепенение, охватившее Авденаго, отпустило; наконец-то он очнулся от странного полусна, в котором ощущал себя ненужным и лишним — всего лишь беспомощным свидетелем смертельной схватки.

Молодой человек набросился на эльфа в попытке все-таки завершить то, что не удалось его другу. Но эльф без труда отбил оба удара, нанесенных яростно и неумело, и в свою очередь зацепил Авденаго острием. Огнем обожгло ногу выше колена, в сапоге почти сразу же отозвалось хлюпаньем. Должно быть, оружие несло в себе какую-то эльфийскую магию, потому что на короткое время Авденаго потерял сознание, а когда пришел в себя, эльфа поблизости уже не было.

И снова Авденаго увидел кровь.

Теперь она была повсюду. Авденаго даже перепугался, потому что никогда не подозревал, что в живом существе может содержаться столько крови. И если она вытекла вся, значит, вместе с ней вытекла и самая жизнь.

Он бросился к своему другу. Тот был еще жив. Темноволосый, с девически округлым овалом лица и пустыми черными глазами, повторяющими по форме стрекозиные крылья, Арилье все так же лежал на земле, цепляясь за обломок своего меча. Его волосы, одежда, лицо — все было в красных лужах, словно кровь падала на него откуда-то сверху, как дождь. Он с трудом дышал, но когда Авденаго наклонился над ним, закричал — неестественно громко, натужно.

— Что? — шепотом спросил Авденаго. — Не кричи… Я попробую остановить.

— Это не остановить, — помолчав, неожиданно спокойным тоном ответил Арилье. — Оно повсюду.

Авденаго повернул голову, желая понять, куда же смотрит его друг, и наконец увидел, что кровь лежит, как роса, на листьях, скапливается лужицами в выбоинках на камнях. Туман, заползший в рощу, весь сочился тяжелыми красными каплями.

— Это твоя? — глупо спросил Авденаго.

— Не знаю… Не имеет значения… — Арилье осторожно перевел дыхание. — Я не смог убить его.

Да. Только это и имело значение. Все правильно. Пока Арилье умирает, красный туман может и подождать.

Авденаго хотел сказать что-нибудь утешительное и, зная, что тролля столь высокого происхождения, как Арилье, может утешить только правда, проговорил:

— Твой враг оказался сильнее тебя.

— Я понял, — Арилье едва заметно улыбнулся.

— Если ты умрешь, я убью его, — вне себя от горя сказал Авденаго. — На свете не будет больше ни одного Арилье.

— Хорошо, — шепнул Арилье.

Они помолчали — так, словно оставались на свете вдвоем, и вокруг не было ни одной живой души. Неожиданно Арилье вздохнул — даже не вздохнул, а всхрапнул, — и затих.

Авденаго прижался ухом к его груди, но ничего в ответ не почувствовал, кроме неприятной влажности от крови.

«Так не может быть, — подумал он в смятении. — Мы ведь только что разговаривали…»

Он положил ладонь на лоб Арилье. Теплый, только очень твердый. Как будто тверже, чем был минуту назад. Или это только так кажется?

Тяжелые красные капли стекали по лицу Авденаго, как слезы. Он вытирал их, размазывая по щекам и одежде.

И тут со всех сторон в Авденаго полетели стрелы.

Это произошло без всякого предупреждения, без перехода, как будто некто одним движением руки поменял картинки: убрал ту, где изображалась тишина, и положил наверх ту, где десятки лучников врываются на поляну и начинают стрелять.

Сразу же поблизости обнаружились другие тролли. С боевым кличем кидались они на своих врагов. Некоторые, истыканные стрелами, успевали добежать и нанести несколько яростных ударов, тем самым отомстив за свою смерть.

Авденаго вскочил и побежал в обратном направлении. Он искал Арилье-эльфа. Ему казалось, он в состоянии почувствовать запах врага. Кисловатый запах эльфийской ушной серы.

Кровь, струившаяся из тумана, стекала по лицу, точно слезы. Она щипала за веки, заползала в глаза, мешала смотреть и дышать. Авденаго чихал и откашливался, но продолжал бежать, упорно преследуя того, кого не сумел убить мститель.

«Только одно существо по имени Арилье должно остаться на земле», — сказал тролль при первой встрече с Авденаго. Так и случилось. Только один Арилье остался жить. Не тот Арилье. Не тот, который должен был остаться.

Однако эльфа Арилье нигде не было видно. Авденаго сразу безнадежно заблудился в густом тумане и теперь уже не понимал, где друзья, а где враги. Шум коротких стычек то слышался совсем близко, то отступал и затихал почти совершенно. Сколько Авденаго ни всматривался в обступающую его густую мглу, он никого не видел. Только раз или два совсем близко промелькнули темные, густые тени, но чьи они были — он не успевал понять.

И вдруг — точно мановением незримой всемогущей руки — туман начал расступаться. Он стремительно редел, делался все прозрачнее, и в просвете показалась фигура золотого великана.

Огромное, могучее существо в золотом доспехе без устали, спокойными и уверенными движениями разило троллей. В нем ощущалось нечто механическое и, как ни странно, беззлобное. Можно подумать, оно для того и было вызвано на свет, чтобы уничтожать существ другой расы, и ни для чего иного. Когда погибнет последний тролль, умрет и великан — уйдет из жизни без грусти и огорчения, как уходит на покой отработавший свое старик.

Не существовало никакой возможности уклониться от смертоносного оружия в руке золотого убийцы. И никакой вероятности, что великан придержит руку, пощадит хоть кого-то. Величавое и беспощадное создание, великан медленно двигался вперед, шаг за шагом, оставляя за собой горы мертвых тел.

Тролли набрасывались на страшного врага целыми толпами, и каждый стремился дотянуться до щели между пластинами доспеха, но великан неизменно отбивал все атаки, и тролли один за другим безжизненно падали к его ногам.

Тем временем отряд Геранна ворвался в рощу, и все сделалось иным — уже в четвертый раз.

Оказавшись среди деревьев, Евтихий тут же спешился и прогнал лошадь. Бывший крестьянин, он жалел безвинную скотину, которая наверняка пострадает в битве. Кроме того, пешим Евтихий чувствовал себя куда более уверенно. За время, проведенное в замке Геранна, Евтихий так и не привык сражаться конным. Он справедливо рассудил, что привычное — надежней; впрочем, спорить с господами на сей счет не стал и послушно выступил в поход верхом. Однако при первой же возможности избавился от лошади и ступил на твердую землю.

Краем глаза Броэрек видел, что Евтихий постоянно держится рядом: принимает на свой щит удары, предназначенные господскому брату, отбрасывает тех, кто пытается их окружить. Несколько раз тролли наседали на Евтихия с двух, с трех сторон, но он вырывался.

Едва лишь Евтихий очутился в роще, как на него накинулось двое троллей. Словно именно его они и ожидали и очень обрадовались, увидев свою жертву.

Первого Евтихий убил сразу, даже не замахиваясь, — просто вонзил нож ему в горло и оттолкнул от себя. Со вторым обменялся парой ударов прежде, чем отсек врагу руку.

Евтихий перешагивал через тела убитых им врагов с таким безразличием, словно это были трухлявые древесные колоды. Он вовсе не испытывал лютой ненависти к троллям. Если бы его спросили об этом, Евтихий не знал бы, что и ответить. Он уничтожал неприятеля так, словно рубил дрова или делал какую-то другую работу, требующую определенной сноровки, но при других обстоятельствах вполне мог бы жить с троллями бок о бок. Очевидно, это и делало его чужим для других обитателей замка и особенно — для солдат.

Туман стягивался вокруг сражающихся, как будто они угодили в мешок, сырой и плотный. С каждой минутой обзор сокращался. Теперь ни Броэрек, ни Евтихий не видели дальше пяти шагов. Им трудно было понять, где союзники, а где враги, но ни всадник, ни пеший не позволили этому обстоятельству смутить себя. Если из тумана на них выскакивал тролль, его ожидала быстрая смерть.

И тут впереди засиял свет.

Он властно притягивал к себе — не потому даже, что разгонял туман; в нем была заключена великая жизненная мощь. Казалось: прикоснись к источнику этого света — и получишь вечную, ничем не сокрушимую жизнь.

— Туда, — хрипло проговорил Евтихий, показывая в сторону света.

Броэрек не отвечал. Ему сделалось нехорошо: туман впивался в горло, заползал под веки, выжимал кусачие слезы из глаз. Разболелись раны, которые вроде бы успели зажить. В сердце молчаливо вошла игла: Броэрек вдруг подумал о том, что фэйри, в которую он влюблен, вряд ли отвечает ему взаимностью. «Я глуповат, — думал он. — Я знаю, что глуповат. Я незаконнорожденный, и если бы не дружба моего брата, я так и остался бы никем. Сыном безвестной служанки. Кем я мог бы стать для женщины? Фэйри не любит меня. Она меня дразнит. Они всегда так поступают — фэйри. Мне ведь рассказывали, а я не верил. Но теперь верю».

— Вперед! — задыхаясь, кричал ему Евтихий. — Ты меня слышишь? Вперед, туда, к ней!

«К ней?» — недоуменно повторил про себя Броэрек.

Он взглянул в ту сторону, куда показывал ему пехотинец, и снова увидел сияние. Туман стал рассеиваться, в тяжелых кровавых лужах засверкали золотые искры. Да, теперь Броэрек отчетливо видел, что великан в сияющем доспехе, — женщина. Даже тяжелые латы не могли скрыть этого обстоятельства. Женская фигура высотой в два с половиной человеческих роста, с алмазным мечом в руке, с копной роскошных белых волос, ниспадающих на плечи и спину.

Чудесную воительницу окружили черные тролли: они все разом набрасывались на нее, словно крохотные собачки на оленя, и осыпались на землю, сраженные мечом и светом.

Постепенно тролли отступали все дальше в глубину рощи, которая вдруг показалась Евтихию бесконечной: таинственным образом она сделалась гораздо больше, чем была изначально.

Внезапно перед Евтихием откуда-то выскочил еще один тролль. До сих пор Евтихий, завороженный чудесным зрелищем сражающейся великанши, его не замечал. Тролль как будто вырос из-под земли. Первый его удар Евтихий принял на щит, и щит раскололся. Половина отлетела, а вторая повисла на руке, и отстегнуть ремни времени не было.

Евтихий понимал, что столкнулся с представителем высокой расы: перед ним был не просто воин, но истинный аристократ. С такими биться гораздо труднее, чем с обычными вояками, поскольку они всю жизнь, с раннего детства, проводят с мечом и луком в руках. А этот к тому же постоянно смеялся. Негромко, сквозь зубы: кровопролитие доставляло ему радость. Синие и желтые спирали, нарисованные на щеках тролля, находились в постоянном движении, искажались — он гримасничал.

Евтихий видел, как его противник, весело скалясь, поднимает меч. Более того, Евтихий даже знал, как следует отразить этот удар… но не смог. В следующее мгновение солдат уже лежал на земле. Было холодно и сыро, от головокружения поднималась дурнота — и почему-то отчетливо выступило очень давнее, детское воспоминание о том, как когда-то Евтихий помогал матери разделывать рыбу и порезал руку ножом. Глубоко порезал, до кости. Тогда было не столько больно, сколько ужасно противно. И еще годы спустя Евтихию иногда снилось это ощущение — входящего в плоть лезвия — и он просыпался в отвратительном настроении.

Сейчас все вернулось.

Он успел еще увидеть падение золотой великанши: она рухнула и пропала среди деревьев, погребенная под десятками набросившихся на нее троллей. Броэрек так и не успел до нее доскакать — исчез.

Нитирэн слышал зов золотой великанши так отчетливо, словно она действительно обращалась к нему по имени. Не разбирая пути, сокрушая всех, кто вставал у него на дороге, — будь то обеспокоенный друг или разъяренный враг, — Нитирэн упорно пробивался к ней. Только она сейчас имела значение.

«Я — тот, кто тебе нужен! — мысленно заклинал он ее. — Не тронь их, оставь. Они — никто для тебя. Ты искала меня, я иду».

«Пусть умрет вместо тебя твой дахати! — смеялась великанша. Ее длинный меч рассек одного из троллей почти пополам, ударом ноги она переломила спину еще одному, упавшему. — Что же ты не привел мне на убой своего дахати? Я знаю глупый обычай троллей!»

«Ты не знаешь наших обычаев, — в груди Нитирэна все дрожало от едва слышного рычания. — Случается, дахати должен умереть вместо вождя, но чаще все происходит иначе: вождь умирает за свой народ. Я покажу тебе, как это выглядит, глупая женщина».

«Да, сделай милость, — неслышно смеялась великанша с алмазными волосами. — Покажи мне, как ты умираешь… Присоединяйся к остальным нечистым тварям, которых я уже убила».

И тут он догадался о том, кто она такая.

Ей не стоило насмехаться над ним. Он узнал ее смех. Тролли многое могут сказать о живом существе по тому, как оно смеется. Нитирэну внятны стали многие вещи, которые его противница скрывала под обличьем непобедимой волшебной великанши от других участников сражения. Теперь он знал, что она обладает большой властью над людьми и эльфами, что она не любит мужчину, за которого обещала выйти замуж — не любит по-настоящему, так, как троллиха бы любила своего избранника, так, как любит Атиадан своего Авденаго, например.

Нитирэну открылись ее тайны. Прямая в разговорах, честная в общении и бою, все-таки она кое-что скрывала от своих. Ради общего блага, разумеется. Вся ее жизнь посвящена общему благу. О, у нее имеются чрезвычайно нехорошие секретики. Нечто такое, что с удивлением узнает ее наследник.

Предводитель троллей ни мгновения больше не сомневался в том, что золотая великанша — не кто иная, как защитница Гонэл.

Огромная радость наполнила его грудь, и он помчался к ней навстречу, заранее уверенный в победе.

Великанши не существует. Нужно лишь уничтожить иллюзию.

— Плащ! — кричал на скаку Нитирэн. Во всю глотку он орал своим троллям: — Срывайте с нее плащ! Срывайте плащ!

Великанши не существует. Ее вызвал к жизни волшебный плащ — один из роковых даров Джурича Морана, о которых ходили многочисленные легенды. Плащ, некогда принадлежавший защитнице Ингильвар. Как и многое из сотворенного Мораном, этот плащ был сделан Мастером походя, когда тот, поддавшись жалости или любопытству, сам о том не задумываясь, подарил обыкновенному человеку невероятное могущество. Плащ, способный изменять внешность, превращать своего носителя в воплощение мечты.

Ингильвар мечтала быть красавицей, и плащ сделал ее красавицей.

Защитница Гонэл жаждала сделаться непобедимой воительницей, и плащ превратил ее в золотую великаншу.

— Срывайте плащ!..

Когда Нитирэн подлетел к предводительнице эльфийского воинства, перед ним на земле лежала груда золотых доспехов, а внутри барахталось, как в скорлупе, жалкое изломанное существо. При падении Гонэл повредила спину. Но она все еще не сдавалась, хотя теперь ее ослабевшие руки с трудом поднимали великанский меч.

Тролли расступились, пропуская своего вождя. Одним движением Нитирэн рассек ремни огромного доспеха, и они распались, рассыпались. Низко наклонившись, тролль заглянул в лицо Гонэл. Она часто дышала, ее лоб покрылся испариной, но глаза были холодны и спокойны.

— Я узнал тебя, — проговорил Нитирэн. — Ты обманула всех, но только не Нитирэна. Гонэл. Ты — защитница Гонэл.

Она тяжело вздохнула. Нитирэн присел рядом на корточки. Тьма снова сгущалась, рваные раны тумана медленно затягивались, и скоро на обозримом островке не осталось никого, кроме Нитирэна и Гонэл. Где-то очень далеко кипела битва. Сейчас это не имело никакого значения.

Помолчав, Нитирэн негромко произнес:

— Я спасаю тебя от нежелательного брака.

Гонэл вздрогнула. Впервые в ее взгляде появился интерес к троллю. Ее губы шевельнулись, однако с них не сорвалось ни звука.

— Хочешь знать, откуда мне это известно? — Тролль встал, с наслаждением расправил плечи. — Вы, эльфы, не умеете любить так, как любим мы. Ваша любовь всегда бесформенна и немножко грязна, потому что вся основана на чувствах. Что такое чувства? — Он махнул мечом, рассекая туман. — Ничто. Пустое колебание воздуха. Истинная любовь — это плоть и дух, а чувства здесь ни при чем. Ты не умела любить, Гонэл. Ты никогда не умела любить. Ты не хотела этого мужчину. Ну так я избавлю тебя от него.

Он засмеялся, позволяя ей — в честь ее скорой смерти, — заглянуть в его душу и узнать о нем все, что только она ни пожелает. Это был знак уважения к отважному врагу.

Гонэл чуть приподняла голову, глядя на предводителя троллей.

— Ты учишь меня любить? — прошептала она.

— Научись — и умрешь не напрасно, — ответил Нитирэн. — Мне жаль тебя. Ты могла бы быть красивой.

Он обмакнул палец в кровь и нарисовал спирали на ее щеках, зная, что скоро дождь размажет их, и никто из тех, кто найдет Гонэл, не сумеет разобрать этот знак — еще одну дань уважения.

А затем поднял меч и стремительным ударом перерубил ее шею.

Армия троллей отступала от замка Гонэл, сохраняя строй и соблюдая полный порядок. От этого казалось, что потери понесены не такие уж и большие, хотя на самом деле они все-таки были весьма значительны.

На холме в двух сотнях полета стрелы от замка Гонэл Нитирэн приказал разбивать лагерь, чтобы дождаться отставших и перевязать раны. Он не боялся преследования со стороны людей и эльфов: неприятелю сейчас не до того. И, как всегда, Нитирэн оказался, разумеется, прав. Ни один вражеский всадник не доскакал до холма.

Верхом на коне Нитирэн застыл в неподвижности на самой вершине: черный силуэт с ярко горящими золотыми зрачками, в руке копье с косматым бунчуком. Тролли, вроде бы, и не глядели на своего предводителя, но не было в лагере ни одного, кто не ощущал бы его присутствия.

Тучи схлестнулись над головами, и кровавый дождь хлынул неудержимым потоком. Отвесные струи хлестали по лицу, стучали по шлемам и щитам. Темные лужи растекались под ногами. Солдаты и кони скользили, падали, но никто не произносил ни слова.

Сказать сейчас правдивое слово — означало позвать свой страх по имени и выпустить его в мир. Ни один тролль, как бы ни был он подавлен и испуган, не допустил бы такого.

С вершины холма Нитирэн смотрел, как приближается Серая Граница. Она летела над землей, словно была покрывалом, которое влекли за собой тысячи незримых птиц. Она пригибалась книзу, точно пыталась что-то понюхать в траве, а в следующий миг уже взмывала почти под облака — и снова ныряла, и опять поднималась волнообразно. И ни одного порыва ветра: все происходило в полной тишине, в безмолвии природы.

Мгновение Нитирэну казалось, что Серая Граница поглотит и его самого, и все воинство троллей, но она, лишь мазнув по подножью холма, отступила назад, обтекла замок Гонэл — и наконец остановилась. Она утвердилась там, где было отныне ее истинное место. Теперь волны густого тумана медленно шевелились под стенами эльфийской твердыни.

Авденаго с наспех перевязанной ногой, бледный, с перекошенным ртом, подъехал к Нитирэну. Тролли нашли его, когда он уже терял последние силы. Они помогли дахати вождя выйти из битвы, привели ему лошадь, усадили в седло. Они спасли его, чтобы он мог, когда потребуется, умереть вместо повелителя. Они не позволили ему продолжить поиски кровника, напомнив о том, что существует более высокий долг, и сейчас Авденаго чувствовал себя оглушенным.

Нитирэн услышал приближение всадника, но даже не повернул головы. Он знал, кто осмелился нарушить его уединение. На это мог решиться один-единственный воин.

— Если хочешь, я попробую проникнуть в замок и разрушить каменных зверей, — сказал Авденаго. — Тогда все тролли смогут пройти в ворота, и наша победа станет окончательной.

Нитирэн покачал головой:

— В одиночку ты не справишься, а помощников у тебя не будет. Не так-то просто уничтожить магические фигуры. Их создавали Мастера из рода эльфов… Я не хочу рисковать тобой. У тебя другая задача, не забыл? Да нам и не нужен этот замок, Авденаго. Ты только посмотри, где сейчас проходит граница…

— Граница может и отступить на прежнее место, если наши противники перейдут в атаку и уничтожат нас, — возразил Авденаго. — Разумнее было бы довершить их разгром.

Он произнес эти слова и вдруг испугался: ему показалось, что очень далеко издевательски хохочет Джурич Моран. Сейчас и Нитирэн рассмеется. Ну конечно! Какой-то Миха Балашов с умным видом патетически рассуждает о стратегии… как будто речь идет о компьютерной игре.

Но Нитирэн даже не улыбнулся. Похоже, он и сам размышлял на эту тему.

— Они еще очень долго не смогут ничего поделать, — тихо проговорил Нитирэн. — Их потери гораздо чувствительнее наших. Сейчас некому командовать гарнизоном. Погибла их защитница — Гонэл. Я знаю это наверняка, потому что убил ее собственными руками. Смотри!

Нитирэн шевельнул копьем, которое держал в руке, и Авденаго заметил прядь длинных светлых волос, привязанных к бунчуку. И хоть Авденаго и промолчал, Нитирэн без труда догадался о том, какие мысли промелькнули у его собеседника.

— Почему я не взял на копье руку Гонэл или ее уши, а ограничился волосами? Это ты хотел бы узнать?

— Нет, — ответил Авденаго.

— Я не стал уродовать ее, — торжественно молвил Нитирэн, и его зрачки начали пульсировать, то расширяясь, то сужаясь до точки. — Она слишком хороша собой. Она слишком хорошо сражалась. Такие враги заслуживают уважения.

— Волосы, — пробормотал Авденаго.

Нитирэн медленно повернулся в его сторону и впился в своего дахати гневным взглядом:

— Что ты имеешь в виду?

— Волосы можно срезать и у живого. Прядь волос еще не говорит о том, что враг убит.

— Ты не умеешь отличать живые волосы от мертвых? — удивился Нитирэн. — Говорю же тебе, Гонэл убита. Я отрубил ей голову!

— Так вот что ты называешь — «не изуродовать»? — в упор произнес Авденаго.

— Я просто ее отсек, — повторил Нитирэн упрямо. — Я не стал отбрасывать ее в сторону. Защитница Гонэл лежит там, в роще, с красной полосой на шее, и кровавый дождь поливает ее, как и нас с тобой. Дождь льется на эльфов и троллей, на живых и мертвых. Кровь объединила всех.

— Но Серая Граница приблизилась, — помолчав, сказал Авденаго. — А это значит, что мы победили.

Арилье смотрел, как отходит к холму воинство троллей. Сорванным голосом он кричал солдатам гарнизона:

— Не преследовать! Не преследовать! Оставьте их!

Он настигал увлекшихся погоней, гнал их обратно, к стенам, и несколько раз даже вступал в короткую схватку со своими.

— Добьем их! — орали ему разъяренные солдаты. — Пусти!

— Назад! К замку! — отвечал Арилье.

Дождь бил их без разбору по лицу, по рукам. Ресницы слипались, и Арилье то и дело сдирал с них комки сгустившейся крови.

Все в этом сражении происходило неправильно. Впервые за много лет тролли атаковали такой большой армией. И впервые Арилье видел, чтобы они были настолько хорошо организованы. У них действительно появился могущественный предводитель.

Сам Арилье вышел из боя с несколькими царапинами. Другим повезло меньше. Раненых везли на конях, тащили на себе и волоком, иные ковыляли сами. И все были одинаково грязны и залиты кровью, так что отличить уцелевшего от умирающего было трудно. Со стороны могло показаться, будто от ран погибают сейчас все, такое отчаяние застыло на каждом лице.

Сколько Арилье ни всматривался в проходящих мимо него солдат, он нигде не видел Дениса. Несколько раз эльф спрашивал о своем друге, но неизменно получал отрицательный ответ. Судьба Дениса оставалась неизвестной. Большинство из тех, к кому Арилье обращался с вопросом о нем, считали, что он погиб.

«Слишком рано, — думал Арилье в смятении. — Они недолго живут, эти люди, но все-таки неполных двадцать — чересчур мало…»

Ему никак не удавалось избавиться от этой мысли.

На телеге, захваченной у троллей, провезли тело защитницы Гонэл. Рядом ковылял Геранн — неловко, скособочившись. Одной рукой он придерживал голову своей возлюбленной. Приглядевшись, Арилье увидел, что голова воительницы отделена от тела, и Геранн не позволяет ей упасть с телеги.

«Тот тролль, — думал Арилье. — Вот когда начались странности. С того мгновения, когда я встретил тролля, носящего мое имя. С ним был человек. Я уверен, что второй был человеком… Я убил тролля, которого звали, как и меня, Арилье. А потом хлынул кровавый дождь, и все вообще утратило изначальный смысл. Солдаты, вещи, оружие, крепость, женщины. Все».

И тут, словно желая возразить ему, перед Арилье предстала Ингильвар, эльфийская воительница, та, о ком говорили, будто она — нареченная сестра Джурича Морана. При взгляде на нее у Арилье немного отлегло от сердца.

— Где Денис? — властно осведомилась она, никак не показывая радости от того, что видит Арилье живым и невредимым.

— Не знаю, — ответил он.

— Ты был его другом, а теперь говоришь — «не знаю».

— Но я действительно не знаю…

Вздохнув, она коснулась щекой его плеча.

— Я тоже потеряла его…

Постепенно дождь иссякал. Все больше эльфов и людей входили в замок. Речка, бегущая через замковый двор, уносила красные разводы. Из-под корки грязи и крови постепенно проступали лица.

Солдат мучила жажда. Чистой воды для людей не хватало — ее оставили только лошадям. Ингильвар распорядилась выдать всем по кувшину светлого пива. Погреба замка были открыты, и служители наливали каждому в протянутый кувшин и не переспрашивали тех, кто уверял, будто берет для раненого товарища, хотя некоторые приходили за выпивкой по нескольку раз. И никто не спрашивал, по какому праву Ингильвар распоряжается теперь всем.

Давным-давно она была женой защитника Лутвинне. А потом долгие годы даже не вспоминала об этом. Никогда, даже в мыслях, Ингильвар не посягала на главенство Гонэл. Однако сейчас, после гибели защитницы, Ингильвар заняла ее место — и сделала это так естественно, что никто не задал ни единого вопроса. Напротив, все были как будто рады, что все разрешилось словно бы само собой.

Туманы Серой Границы колыхались так близко от замка, что порывы ветра бросали мглистые клочья прямо на стены, словно волны на скалу, и тогда ледяной холод разбегался по камню и жалил всех, кто хотя бы мельком дотрагивался до него. Помещения в стене, соприкасающейся с Серой Границей, были теперь непригодны для жилья.

Отдав своим командирам последние приказы касательно размещения раненых, Ингильвар спустилась в подземелье. Двенадцать каменных зверей охраняли замок в каждый час суток, шесть — при свете солнца, и шесть — при свете луны; но имелся еще и тринадцатый охранный зверь, и о его существовании знали лишь немногие. Это изваяние преграждало путь в замок для тех, кто попытается воспользоваться потайным ходом.

Нижние чертоги располагались глубоко под землей, в фундаменте центральной башни замка. Именно там обитал тролль-ублюдок, купленный некогда защитницей Гонэл у его сородичей. Тролль в золотом ошейнике, обреченный навсегда оставаться в тюрьме, откуда для представителей его расы нет выхода и куда нет входа для таких, как он. Гонэл заточила его там прежде, чем был установлен тринадцатый зверь. И все эти годы тролль преданно служил ей. Он делал за нее грязную работу, он был ее палачом, он допрашивал тех пленников, кто упорствовал в молчании. Один из секретов защитницы, который она не открывала никому, даже самым преданным своим сторонникам.

Ингильвар знала о тайне лишь потому, что и ее допрашивали в этом подземелье.

Тролль услышал шаги. Быстрые, уверенные, легкие шаги эльфийской воительницы.

Когда Ингильвар зажгла факел, он уже стоял перед ней, опустив голову и протянув вперед руки в знак полной покорности.

— Ты все еще здесь, — сказала Ингильвар.

Он поднял голову. Удивление промелькнуло на его роже.

— Другая, — пробормотал он. — Та, другая.

— Защитница Гонэл погибла, — сказала Ингильвар. — Твои сородичи отрезали ей голову. Я пришла сказать тебе об этом.

— Ты пришла убить меня, — проворчал тролль. — Больше нет моей хозяйки. Ты желаешь убить меня.

Он не двинулся с места. Казалось, он даже не испугался.

Ингильвар вынула меч. Блики пробежали по физиономии тролля, по жирной колонне, поддерживающей низкий свод.

— Нет, — помолчав, ответила Ингильвар. — Сначала я намеревалась сделать это, но — нет. Ты еще понадобишься мне. Я — твоя новая хозяйка, ублюдок. Я была защитницей этого замка в давние времена. Теперь, когда Гонэл нет, я снова заняла прежнее место. Вот для чего я пришла сюда.

— Все желают власти, — сказал тролль, ухмыляясь.

— Защитник не обладает властью, — возразила Ингильвар.

— О, я знаю! Я знаю, знаю, знаю! Бедный глупый ублюдок. Он тоже не обладает властью. Совсем не обладает. — Он гулко стукнул себя в грудь. — Глупый ублюдок. Еще глупей хозяйки.

— Ну так помни об этом, — отрезала Ингильвар.

Она повернулась к троллю спиной и быстро побежала прочь, светя себе факелом.