Навклер Виал 4: Негостеприимные воды

Глава 1

Путь на запад был неблизким, припасов мало, сплоченности среди выживших в кораблекрушении не было.

На веслах до полуострова выжившие дойдут в лучшем случае за четыре дня. Пресной воды почти не осталось. Это с учетом того, что все люди на борту были здоровы – относительно; умели ловить рыбу – при наличии снастей; не боялись работать руками – но вот желания ни у кого не было.

После гибели корабля возле острова Печального, люди больше не разговаривали между собой. Виал понимал, в чем причины подобного, но все равно злился.

С трудом ему удалось загнать своих спутников и неожиданного помощника в лодку. Ночью, не боясь течений и духов, они вышли в море.

Виал по звездам выбрал направление на запад, взялся за кормило. Кроме него, никто не смог бы найти путь в темноте, среди рифов, одиноких островков, ориентируясь по дрожащему свету звезд. Были и другие приметы, о которых Виал не упоминал.

Его команда работала из рук вон плохо. Шлюпка, которая раньше принадлежала Арсу Триптолемиду, была старой, рассохшейся лоханью. Благо, что расстояния между островами невелики.

Двое гребли, один держал кормило, а четвертый выгребал воду. На веслах шли ночь, половину вечерних и утренних часов. Днем пережидали жару на островах, прячась среди развалин.

Два дня пути и от силы десяток слов.

Конечно, в таком режиме сложно вести разговоры. Течения и ветер выматывали, как бы дыхание не сбить. Виалу казалось, что Эгрегий и Хенельга его игнорируют. Ну, а что касается Мустифа – парня навклер вообще решил не трогать.

И зачем он его спас? Виал не раз задавался этим вопросом. Единственным объяснением было желание замолить грехи. Все-таки отправить на дно четыре десятка людей с их кораблем, грузом и надеждами тяжкое для совести испытание.

Виал подстроил нападение на судно, которое сам же нанял, а потом и сжег его с помощью огненного зелья. По поводу навклера, которому принадлежало это судно, Виал не переживал – тот заслужил свою участь. Но остальная его команда? Обычные люди, нанятые Арсом, но не знавшие ужасов гражданской войны.

Да, эти моряки были дирахийцами, кровными друзьями граждан Циралиса. И в предстоящих событиях эти люди примут сторону родного города. Зачем им поддерживать соседа? Смерть этих людей стратегически необходима, ведь они сядут на скамьи тех судов, что будут топить суда из Циралиса.

И все же – на душе неспокойно.

Всему виной обвинения Эгрегия. Тот бросил товарищу, что моряки Таска не виноваты в грехах своего навклера. Это правдивые слова, нельзя поспорить.

Было еще одно, что тяготило Виала: смерть этих людей была не обычной, а словно человеческим жертвоприношением. Для цивилизованных людей подобные действия… слишком тягостны.

Меньше всего Виал думал о корабле, что погиб на волнах, объятый пламенем. Таск – отменный корабль, предмет зависти любого навклера. Казалось бы, его гибель, жестокая участь должна тяготить Виала больше, чем жизни каких-то моряков. Но вышло иначе.

Корабль отправился на дно в жертву Мефону, покровителю торговцев из Циралиса. Это судно теперь вошло во флот морского бога. Так чего же о нем переживать, дух этого судна занял положенное место.

Люди же станут рабами жестокого Хозяина вод. Это тоже необходимо, но ведь дома за них переживают, в подземном царстве их ждут тени родичей. А теперь им не будет ни тризны, ни могилы, только кенотаф на родине, когда вести о гибели Таска дойдут до Дирахия.

Душам моряков от этого не станет легче, они не свидятся с предками и родичами в подземном царстве.

Оставив в стороне переживания, Виал понимал, что поступил бы так же, будь у него возможность вернуть прошлое.

Как опытный торговец он предпочитал извлекать из предприятия максимальную выгоду. А это предприятие позволило ему отомстить за гибель товарищей, что все еще ждали исполнения клятвы. Месть, удар по конкуренту, наказание предателя – таков доход.

В расходы следует записать потерю времени, возможные трения с родственниками погибших, охлаждение отношений между сенатами двух городов. Последнее, впрочем, не столь большая потеря. Дирахий и Циралис всегда находились в состоянии войны.

Раз компаньоны игнорировали навклера, тому приходилось заниматься самокопанием.

Тот корабль, что напал на Таск, более не встречался. Это немудрено, пираты потеряли с десяток человек, еще десяток отделались ранениями, но опасней всего было пламя, которое выпустил Виал.

Чужое судно не могло не пострадать. Времени оценить эти повреждения не было, но Виал знал, по опыту знал, насколько опасно пламя в море. Иначе не стал бы покупать зелье у друзей.

Кроме тех пиратов в Сикании водится другие. Каждый встречный островок может быть стоянкой для корабля. Не стоит рассчитывать, что пираты не позарятся на такой мелкий улов. Даже четыре человека – хороший товар для них, а взять его намного проще, чем ограбить большой корабль. Верный доход.

Спутников, казалось, эта перспектива не беспокоит, хотя Виал не переставая напоминал им об осторожности.

По счастью, даже в небольшом море, коим является Сикания, не так-то просто натолкнуться на чужое судно. Изредка Виал замечал белые паруса за горизонтом, но это мог быть обман зрения. Одинокую шлюпку никто не беспокоил, не помогал и не мешал четверке выживших тихонько ползти на запад.

Минула вторая ночь пути. Съестные припасы подходили к концу, а недостаток питьевой воды уже давал о себе знать. Приходилось обходить каждый островок, к которому они приставали в поисках луж с водой. С раненной ногой Виал едва ли годился для таких обходов, потому оставался сторожить лагерь.

– Небось, подумали, что я специально спас Мустифа, – бормотал Виал, когда спутники покидали его. Так не хватало общения. – Вдруг мяса не хватит на дорогу…

Случалось, не так уж редко пополнять припасы из подобного источника. Пираты частенько им пользуются, не боясь гнева богов. Но мотивы Виала были иными, только спутники не желали слушать объяснений.

Бывшему рабу Эгрегий отдал небольшой нож. Виал подумал, что это для самозащиты. Для защиты от него, а не от внешней угрозы. Проклятье! Как так получилось, что за один день все переменилось!

Оставалось надеяться, что либо в Тритогении, либо раньше им все же придется отказаться от своего презрения. Упрямства этим двоим не занимать, но соображают они хорошо.

– О, Мефон, – взмолился Виал. – Пошли нам злой ветер!

Но даже случись какая опасность, спутники подумают, что Виал подстроил ее. Теперь любая случайность, может быть оценена как запланированное событие.

И это после того как Виал сам предупредил спутников о своих намерениях! Не знал только Мустиф. Он, будучи рабом, должен был предупредить Арса о готовящемся. Не помогла бы даже возможность получить свободу. Раб не так глуп, как может показаться, он бы не стал доверять тому, кто замыслил предательство.

Но эти двое – Эгрегий и Хенельга! Чего они так?! Виал не понимал.

Если им не хотелось участвовать, так могли бы сразу сказать Арсу или уйти в порту, когда была возможность. Но нет же, решили пойти до конца с товарищем, а в итоге недовольны собственным решением.

Это бремя молодости, решил Виал. Спутники не способны принять ответственность за поступки. Мало у них опыта, а излишняя свобода, скорее бремя, чем благо.

Виал стукнул себя по голове – надо было не говорить спутникам о предстоящем. Тогда бы у них не было повода злиться на себя, а значит, обвинять его.

Острова Сикании были небогаты на естественные источники воды. Редкие лужи зеленели, в них водились личинки. Тамариски и солянки, росшие вокруг, не пригодны для в пищу. Виал, оставаясь в лагере, пытался выпаривать морскую воду, но из этих попыток ничего не получалось. Слишком мало топлива, худой котелок, пар легко проходит сквозь ткань, не пропитывая ее.

От жары и жажды меньше всего страдал Мустиф. Родившийся в Кемиле, проживший десяток лет в дельте среди москитов и тростников, он привык к жаркому климату и отсутствию питьевой воды. Хенельга тоже держалась, но заметно исхудала, а двум мужчинам было тяжелее всего. Особенно Виалу – возраст, ранения и презрение товарищей.

В первый день им повезло, легкий дождь омыл тела, позволил наполнить фляги водой. Но затем небо начало забирать то, что подарило щедрой рукой. У богов своеобразное чувство юмора, жестокость которого известна каждому.

С рыбой были проблемы, чей сок помог бы утолить жажду. Редкие крабы и ящерицы позволяли пополнять запасы. Их не жарили, не варили, жрали сырыми, чтобы удержать каждую каплю влаги. Едва ли такого рациона хватит надолго.

Третий день; и вот позади остались острова, что цепью разбросаны в море. На западе в дне пути, а может, в двух лежит полуостров, где царствует великий город Тритогения. Теперь людям не удастся отдохнуть, пристав к берегу, придется все эти дни идти на веслах.

И нет гарантии, что удастся пристать в берегу в ближайшие дни. Возможно, их отнесет к северу или югу. Второй вариант еще подходит, но на севере в близи порта опасно.

Виал подумал, что Эгрегий возможно был прав. Следовало продолжить путь на север. До острова Близнецов они могли бы добраться за пару дней.

Теперь уже не имело смысла кусать локти.

Сложный путь был завершен. Благодаря стараниям команды и навыкам Виала, удалось пристать к полуострову. Течения отбросили лодку к югу, оставили ее у рыбацкой деревушки. Но это была Тритогения, точнее, хора славного полиса. Рыбаки, вытащили изможденных людей из лодки и дали им два дня отдыха. Худая, старая шлюпка вскоре пропала – не удивительно. Гостей не прогоняли, но и не расспрашивали.

Эти четверо были жертвами кораблекрушения, но при оружии, так что на рынок их никто не потащил, связав. Гостей кормили, поили, позволили набраться сил, а затем выпроводили прочь.

Данаи всегда приветливы с чужаками.

Только удалившись от поселения, Виал со спутниками смогли расслабиться. Рыбаки были столь любезны, что снабдили их в дорогу вяленой рыбой и запасом воды. Ни вина, ни масла, но хоть не поработили их, на том спасибо.

– Терпеть их не могу, – Эгрегий сплюнул.

На ближайшем холме расположилось стадо коз, но пастуха видно не было. В Поллиэтии сложно скрыться, остаться незамеченным. В этой холмистой стране мало площадей, пригодных для жизни, потому люди заняли любой пригодный клочок земли.

– Еще долго нам вкушать их гостеприимства, – сказал Виал.

Ему не ответили. Громко вздохнув, Виал спросил у Мустифа:

– А ты, что намерен делать? Продолжишь путь с нами или пойдешь своей дорогой.

Парень взглянул на навклера. Миндальные глаза походили на стеклянные бусины, лицо ничего не выражало. Сложно угадать эмоции кемильца. Виал поежился, не хотел он трогать парня, но что еще делать?!

– Пойду с вами, – наконец ответил он.

– Уверен? Сам видишь, мы не в лучшем… положении.

– Отправься я один, так вновь окажусь в цепях. Придется рассказать, что стало с моим господином.

– Я тебе говорил, что никто не поверит!

– А им надо верить? Хватит повода, чтобы лишить вас троих свободы.

Виал нахмурился, в словах парня есть истина.

– Потому, лучше мне пойти с вами, – продолжил Мустиф. – Под пытками я все расскажу, но свободы не получу, жизнь не сохраню.

– Странно, ты не очень-то цеплялся за жизнь, – заметил Виал.

Уж не собрался ли парень дойти с ними до полиса, а затем сдаться властям?

– Раз море отринуло меня, разделило с господином, так смерть моя ничто для него.

– Твой господин теперь в царстве Хозяина вод, – прошептала Хенельга.

Все трое посмотрели на нее, женщина не отвела взгляда.

– Как я, мои спутники.

Виал оценил иронию. После смерти они уйдут в подводный дворец, станут карпами Мефона, как и Арс. А кемилец Мустиф никогда не встретит своего господина, если не отдаст жизнь морскому богу. Но сам он этого сделать не может.

Какое облегчение!

Если парень и решит отомстить, то сделает это своими руками. А этого Виал опасался меньше, чем суда данаев.

Козье стадо переместилось на другую сторону холма. Виал предложил спутникам пойти на север, только из полиса они смогут покинуть полуостров. Пешком же им придется идти до самого Виорента, минуя деревеньки, неприветливых жителей и две границы.

Никто не возразил. Хотя бы подчиняются разумным решениям.

Группа выживших выглядела необычно. И пусть в Тритогении можно встретить представителей всевозможных народов, но эти четверо слишком выделялись. Изменить ничего нельзя. Виал не мог придумать подходящую историю.

Вопросы точно будут задавать. Денег, чтобы заткнуть всех, мало, а связей у торговца из Циралиса здесь нет. Если не считать магистрата, подчиненного сенату Государства. Этот человек здесь находится на правах гостя, но имеет право присутствовать на собраниях, даже высказывать «пожелания».

Для них это ничего не меняет. Встретиться с магистратом не удастся, а даже если получится, тот не станет помогать согражданам.

Остается только прикинуться потерпевшими кораблекрушение. Это исключит хотя бы часть вопросов. Как смог, Виал объяснил товарищам, что от них требуется. Никто не возразил, но и не согласились с ним.

Всюду встречались следы пребывания людей. По тропе шли крестьяне, на холмах пастухи гоняли стада коз, в море видны были белые паруса рыбацких лодок. Тем удивительней, что в этом обжитом краю не организована оборона.

Виал не заметил ни смотровых башен, ни конных патрулей – ничего! Конечно, враги не смогут забраться по отвесным скалам, что протянулись с севера на юг, но кто защитит многочисленные деревушки. Чуть ли не через каждые сто футов встречалась хижина, две – крестьянские домики, что следили за садами. Вся свободная территория была отдана под пастбища и сады. Дикорастущих деревьев не было, не считая священных лесов. Но, насколько знал Виал, они находятся на севере полуострова.

Сады представляли собой маслинники, что рядами протянулись по террасам на холмах. Домики крестьян притаились между ними. Убогие строения из бутового камня, годились только для сна. Находиться целый день в них просто невозможно. У крестьян никогда нет времени, чтобы бездельничать. И зимой они тратят много времени на ремонт инструментов, продажу продукции или нанимаются к богатым землевладельцам. Эти домишки использовались как склады и место для сна.

Соломенные крыши, ограды из ветвящихся растений. Небольшой загончик для домашней скотины. Людям нечего предложить, потому гостям они не рады. Да чужеземцы и не собирались беспокоить хозяев. Скорей бы добраться до полиса, убраться отсюда.

– В Виоренте так же? – нарушила молчание Хенельга.

Только она, казалось, продолжала общаться с Виалом.

– В сельской местности? Да, так же, – ответил он. – Оно и в Гирции не лучше. Лишь к северу от столицы нравы мягче.

– Почему так?

– Жизнь легче. Пересечения дорог, богатства как пыль оседают в тех краях. В этом плане южным муниципиям повезло меньше.

– Я полагала, море приносит больше прибыли.

– Так и есть, но требует оно несоизмеримо. А зерна на севере производится больше. Зерно – главное богатство.

В неурожайные года эту максиму лучше всего видно. Кто богат, и так не голодает, это беднякам больше достается.

Хенельга спросила, сколько им еще идти, но Виал этого не знал. Он лишь представлял, где находится Тритогения, никогда там не бывал. Идти придется день, а может два, если не три! Благо, что в жару не очень хочется есть. С водой проблем почти не было, горные ручейки еще не пересохли, и пополнять фляги можно на ходу.

Ночевать придется на лугах, чтобы не платить за место в загоне с козами. Виал предупредил, что крестьяне не пустят чужаков в свой дом. Да и кто откроет оборванцам свой дом.

Жалкий вид защищал путников от грабителей. На тропах встречались десятки таких же нищенствующих.

В первый день добраться до Тритогении не удалось. Из-за холмов не видно, как далеко находится город. Заночевать пришлось на утесе, в стороне от тропы. Виал надеялся, что тут их никто не побеспокоит.

Всю ночь путешественники ворочались, не могли толком уснуть. Камни хоть и нагрелись, но холодный ветер обжигал, и заставлял людей жаться друг к другу. Тут уж не до обид, тепло иным способом не добыть. Костер устроить не получилось: топлива слишком мало, а рубить старые оливы опасно.

По тропе ходили люди, осыпались камешки. Беспокойно вопили птицы, что гнездились на склоне скалы. Этот базар продолжался до утра, словно птиц что-то беспокоило. Виал поглядывал по сторонам, но не заметил никого. В этих местах люди охотятся за яйцами птиц. Да и самих птенцов не против унести. Спускаются по скале, держась за щели, с удивительной ловкостью. В основном этим занимаются дети.

Может, поэтому в Тритогении лучшие моряки? Эти скалы помогают отсеивать слабых и неуклюжих детей. Это лучше, чем то, как с ними поступали в прошлом – сбрасывали со скалы.

Не выспавшиеся и голодные, путники вернулись на дорогу.

– Теперь я понимаю, – чуть позже сказал Эгрегий.

Виал не стал спрашивать, что понял парень. Не хотел провоцировать его.

Не дождавшись вопроса, парень сам сказала:

– Понимаю, почему твое ремесло такое тяжелое. Не тоже самое, что пьянствовать в гостинице, транжирить деньги.

– Деньги у нас есть, да только не имеют они тут ценности, – сказал Виал.

У него оставалось несколько векселей из храма Мефона. А так же оружие, что удалось захватить с Таска и кое-какая мелочевка. Оружие продавать не станешь, колечки и амфориски даром не нужны крестьянам. Векселя они и подавно не примут.

Виал сомневался, что документы примут в Тритогении. В Виоренте с этим возникли проблемы, хотя города были связаны. Так и застрянут путешественники на полуострове, пока не найдут работу, чтобы купить билет домой. Виал понял, что допустил огромную ошибку, устроив предприятие так, что не имел больше ресурсов.

Надо было заслать в храм Энносигея в этом полисе деньги, чтобы потом спокойно забрать их.

Теперь уже поздно сокрушаться, придется рассчитывать на векселя и собственные силы. Трое молодых людей смогут заработать и прокормить команду. Сам же Виал сейчас едва годился для чего-то стоящего. Раны зажили, но все еще болели. Слабость никуда не делась, да к тому же донимал жар.

Левая кисть болела, со стопы сползала кожа. Виал ковылял босиком, отчего ожоги покрывались пылью. Возможно, раны загноятся. У Виала не было обуви, но даже имей он сандалии, так не надел бы. Завязки точно бы истерзали кожу.

Приходилось у каждого ручья промывать раны. Виал каждый раз шутил, что необходимо воспользоваться мочой, и только один человек годился, как поставщик этой жидкости.

Никто не поддерживал его шутку. Молодые люди угрюмо отворачивались, а Хенельга была слишком взволнована из-за состояния Виала, чтобы смеяться.

– У тебя жар, – сказала она на очередном привале.

– Я не могу позволить себе болеть.

– Нога красная, пузыри лопнули, но сукровица течет.

Смывая пыль, смешанную с гноем Виал испытывал облегчение. На время это приносило облегчение.

– Как ты идешь?! – поразилась Хенельга.

– Разве у нас есть выбор? Но я не откажусь, если вы понесете меня.

– Размечтался! – Эгрегий всплеснул руками. – Раз затеял эту ерунду, так сам расплачивайся.

Виал кивнул.

– Если ему станет хуже, – вступилась за товарища Хенельга, – мы все пострадаем.

– Чего это?!

– А того! Он знает язык…

– Ты тоже можешь объясниться с местными.

– Но меня они слушать не станут! И тебя тем более.

– Надо же, да я ценный актив, – хмыкнул Виал.

Радовало, что его не бросят.

Виал сомневался, что смог бы предложить товарищам оставить его. Не хотел и боялся этого, не мог остаться один в краю цивилизованных данаев. Уж лучше среди варваров, те хотя бы не забыли правил гостеприимства.

Никто из спутников не предлагал этого. Пусть Эгрегий все еще был зол на старшего товарища, но бросить его в чужом краю не мог. Не из практических соображений, не по совести это было бы. Так бы он только доказал, что злится на Виала не из-за его предательства, а потому что не получил желаемого. Словно ребенок, лишенный печенного в меду яблока.

– Кто-то идет, – вдруг сказал Мустиф.

Он никогда не вмешивался в перебранки этой троицы, старался быть незаметным и тихим. Но заткнуть уши не мог, потому сразу обратил внимания на странный шум.

– Это Поллиэтия, тут везде люди, – фыркнул Виал.

– Их много. Шумные. Дети.

– Чем тебе дети не угодили?

Мустиф взглянул на торговца и покачал головой. Объяснять ничего не потребовалось, первый камень в чужестранцев полетел раньше, чем на вершине холма появились дети.

Парень из Кемила мог бы объяснить, что беднота из сельской округи не любит чужаков. Виал это знал и сам, но обычно эта нелюбовь проявляется в молчаливом недовольстве. Чтобы летели камни…

Потому этим занялись дети, пользующиеся своей безнаказанностью.

Их было не больше десятка, но они метали камни с такой скоростью, словно сотня. Камни мелкие, нагретые солнцем и детскими ладошками. Снарядов полно вокруг, они были такими легкими, что могли далеко лететь. Не все находили жертву, но некоторые камни попадали в чужестранцев. Ссадины, небольшие синяки – больше моральный вред, чем настоящий.

Чтобы метнуть снаряд тяжелее, необходимо подойти ближе, а это чревато.

Эгрегий начал браниться, взбежал на холм, собираясь преследовать наглых детей. Те тут же бросились прочь, словно опытные пращники выдерживающие расстояние между собой и врагом.

У них было преимущество в скорости и маневренности. Это их земли, они прятались среди маслин, ныряли в овраги, исчезали из виду, словно туман.

– Эгрегий! – крикнул Виал. – Стой!

Он не боялся, что товарищ настигнет детей. Пока это все игра, пусть жестокая, с неприкрытой ненавистью, но стоит задеть хоть одного ублюдка, так полыхнет весь регион.

– Останови его! – крикнул Виал Хенельге.

Сам он не мог преследовать товарища.

Женщина метнулась на холм, в два прыжка настигла Эгрегия и схватила его. Тот продолжал бранить чумазых ублюдков, но позволил себя увести. Его противники тут же воспользовались ситуацией и вынырнули из укрытий.

Камни продолжали сыпаться на чужестранцев, пришлось им продолжать путь под этим дождем. Слабость Виала, его неспособность идти быстрее, задерживали чужаков. Эти мелкие шавки могли расценить их бег, как трусость. Почуяв кровь, все местные могли бы наброситься на гостей.

Говорить времени не было, да никто и не хотел. Все, кроме Мустифа, были поражены случившимся. А бывший раб мог рассказать, как сам в детстве забавлялся, кидая камни в проплывающие мимо лодки.

К счастью, Эгрегию не пришло на ум ответить на обстрел. Праща служила ему поясом, слишком туго затянутым, чтобы его сорвать на ходу.

Дети преследовали чужестранцев до полудня, затем куда-то подевались, но вечером все продолжилось. Возможно, это была уже другая группа, ни Виал, ни его спутники не имели желания разбираться.

Пришлось смириться с этим, продолжать путь в компании.

Порой им что-то кричали, забравшиеся на холм подростки делали неприличные жесты, завидев женщину. Хенельга отвечала им тем же, что сбивало нахальных преследователей получше всяких снарядов. К такому они не были готовы.

– Ты держишься лучше нас, – подивился Виал.

– Я вдвойне чужак, – ответила Хенельга, – мне проще.

Были и другие причины, в отличие от местных женщин, она отличалась крепостью духа. Порой Виал замечал, что ее душа намного сильнее его собственной. У нее просто нет оправдания чтобы быть слабой, вот и приходится проявлять большую силу. Большую, чем ее спутники.

С закатом безумный дождь из камней прекратился. Детей замело в их хижины, к большей радости путешественников.

Найти места для ночлега не удалось, разжигать огня люди не хотели. Целый день под давлением заставлял их проявлять осторожность. Виала даже не успел омыть ожоги в источнике. Пришлось тратить запасы из фляги.

– Зачем они это делали?! – чуть погодя воскликнул Эгрегий.

– Не знаю, – ответил ему Мустиф.

– Но ты сразу понял, что они намерены делать! Ведь так, не отрицай.

Кемилец кивнул, но объяснять ничего не стал. Что он мог бы сказать? Зачем он сам это делал в детстве? Из страха или из зависти. Жили они не богаче чем дети в Гирции, но и не беднее, так почему же были жестокими к чужестранцам. Объяснения просто нет. Но что в Кемиле, что здесь чужестранцев не любили. Может быть, поэтому дети были к ним так жестоки.

До Тритогении, как очевидно, они не добрались за этот день. Пусть под обстрелом они не глядели по сторонам, но уж не заметить огромный город просто не могли.

Третий рассвет они встретили в дороге. Голод и жажда заставили подняться раньше солнца. К тому же, хотелось пройти как можно больше, прежде чем их заметят местные.

Лишь пастухи со своими стадами составляли им компанию. Не было слышно флейт, песен, козы мекали, выдавая испуг. Какая-то давящая атмосфера, безрадостный туман накрыл эти земли. Подобного путники не ощущали в Виоренте, но там они не покидали приделов города.

Ничего не напоминало о воспетых пасторалях. Оливковые сады походили на костлявых мертвецов, глядящих с пожелтевших террас на чужаков. Тощие козы, чья шерсть не годилась ни на что, провожали гноящимися глазами четверку путешественников. И нигде не было видно людей до самого восхода.

– Жуть, – проговорил Эгрегий. – Совсем не похоже на окрестности Мерзы.

Городок, рядом с которым располагалось поместье его бывшего хозяина, был небогатым, типично провинциальным. Расположенный вдалеке от торговых путей, на второстепенной дороге. Даже там люди были приветливее, жизнерадостнее. Да, бедные, но не обозленные.

– Что с ними не так? – спросил он.

– Понятия не имею, – ответил Виал.

Он бы хотел объяснить спутнику подоплеку, просто чтобы поддержать разговор. Его товарищ впервые нарушил молчание за все это время, обратился к нему с вопросом. Вот только ответить на него Виал не мог.

– Они злы, потому что богаты, – только сказал он.

– Не похожи они на богачей.

– Не сами люди, но эти места. Столько монет тут находится. И не серебро, а золото! Тысячи кораблей, набитых пшеницей, вином, маслом и соусами приходят в Тритогению.

– Так чего они злы?

Виал пожал плечами. Сказал, что это остатки былой роскоши. Обжиравшиеся мясом местные вынуждены были перейти на рыбу, отчего и недовольны. Проще сказать, они жаждут вернуться в золотой век, когда крестьянин Тритогении был богаче патриция из Гирции.

Чужестранцы ожидали, что местные продолжат их приветствовать камнями. Повезло, холмы остались на юге. Тропа сбегала вниз по склону, приближаясь к морю. Теперь она проходила через рыбацкие деревушки, далеко от маслинников и козьих стад.

Небольшая перемена, но многое изменилось. Нет, местные не стали жизнерадостными работягами, что поют и работают одновременно. Виал понимал, отчего эта перемена.

В рыбачьих поселках мужчины сейчас находились в море. Никто бы не смог постоять за жестоких мальцов, решивших поприветствовать чужаков. Женщины работали в огородиках, поглядывая из-за оград на незнакомцев, а детишки прятались от них, смотрели через щели в хижинах.

Подобное вполне устраивало путешественников. Уж лучше холодная неприветливость, чем добрый камень, пущенный тощей рукой.

Останавливаться в поселках никто не пожелал, хотя Виал мог бы выпросить масла для спутников. Достаточно того, что никто не прогонял от колодцев, которые еще не пересохли.

Просить помощи у местных бессмысленно, они нищие. К тому же, впереди уже вырисовывались белые стены Тритогении.

Точнее, то был порт Парнест, что связан тремя стенами с полисом. Эти стены славятся неприступными, хотя их не раз штурмовали. Порт обеспечивал полис пропитанием, позволяя ему выдерживать осады. Но боги всегда были на стороне чужеземных армий: через порт, что обеспечивал зерном, в город проникали болезни.

Так, почти каждая осада оканчивалась гибелью не меньше трети населения. Это и подкосило могущество города. Из флота в триста судов в порту Тритогении теперь базировалось от силы полсотни длинных кораблей. Не наберется достаточно гребцов, чтобы обеспечить больше.

Тритогения так и не смогла приспособиться к реалиям нового времени. Приходилось или терять урожай этого года, или дожидаться зимы, когда появятся свободные руки. Всему виной жесткая политика по отношению к чужакам. За свою долгую историю Тритогения даровала гражданство от силы сотни чужестранцам.

Как бы не желали патриции, но успех обеспечивают простые люди.

Вдоль побережья, минуя высокие скалы путешественники за день добрались до порта. Южная стена поднималась ступеньками на холмы, скрывая от любопытных взглядов сам город. Лишь где-то на западе угадывался мрамор храмов, построенных на акрополе. Или то был обман зрения, жалкое облачко, принявшее образ дома для божества.

Виал тут никогда не бывал, даже на судне не проходил мимо. Ему было так же интересно поглядеть на Тритогению, как и его спутникам. Они продвигались медленно, часто отдыхали. Раны, жара и голод доконали их. Пугала неизвестность, как горожане поступят с чужестранцами, что прибыли не по морю, а по суше.

Могло произойти все, что угодно. Виал не знал нрава местных. Преодолевая испуг, он спросил у Мустифа:

– Твой хозяин не бывал в этом городе?

– Бывал, но без меня, – подумав, ответил кемилец.

– Не можешь ничего о них рассказать?

Но парень рассказал только то, что все и так знали. Город ремесленников, мудрецов и торговцев. Вечный соперник Виорента. О могуществе города, его успехе напоминали только массивные стены и огромный Парнест.

Контрибуции наложенные на Тритогению все еще не были выплачены. Город, его народ платил не только гирцийцам, но и своим соседям, с которых в прошлом взимал «добровольные пожертвования». Эти деньги шли на содержания флота, что в теории защищал всех соседей от пиратов Ладенов, тиринцев и других варваров.

На деле же, военный флот был всего лишь другой формой пиратской армады. Действия его были подкреплены не силой и наглостью, но законом крупнейшего полиса региона.

Какая ирония, что теперь суда из Тритогении сами страдали от пиратов.

Стены остались без охраны, деревянный галереи на них давно не реставрировались. Никто бы не стал их штурмовать, в этом уже нет нужды. Казалось, город затих и медленно умирал.

Это только кажущееся представление, в порту дымили тысячи труб. Над Тритогенией стояло плотное облако сажи: работали мастерские, обжигалась керамика, выплавлялась бронза. А так же готовились снасти, паруса, тараны. Город не умер, но собирал силы перед последним рывком.

У местных был выбор: умереть быстро или умереть медленно. Похоже, что они избрали первый вариант.

Победа в грядущей войне не принесет им выгоды. Золотой век уже не вернуть, но поквитаться с соседями тут явно намерены.