Нежданно-негаданно...

Глава 4

Утром следующего дня все практически повторилось как во второй день его пребывания в этом мире, что явно не осталось незамеченным ни родителями, ни сестрой… Впрочем, ничего особенного не случилось. Точно также позавтракали, собрались и отправились все по своим делам.

В отличие от прошлого дня, этим утром на дворе стояла хмурая погода, моросил мелкий дождик — так что Михаил с товарищами по классу постарался как можно быстрее добежать до школы и, скинув в гардеробе уличную одежку, побежал в класс. Первым уроком была литература, где обсуждали, «любовную линию» романа «Поднятая целина» на примере Разметнова и Давыдова, затем русачка дала им темы для сочинения, которое предстояло написать на следующем уроке в пятницу, и на том урок и закончился. Опять алгебра, где продолжали изучать производные. Опять история, где продолжали изучать вопросы социалистического строительства в 30-е годы. Затем химия, один из любимых школьных предметов Михаила — в какой-то момент он даже на полном серьезе хотел стать химиком, но в итоге все же передумал. Потом опять немецкий язык, который он так тщательно пытался повторять в последние пару вечеров.

Последним же уроком была физкультура, с которой у него тоже никогда особых проблем не было… Она всегда, впрочем, была у всего их класса любимым уроком — и потому, что для большинства это было весело, и за достаточно лояльное отношение физрука к вопросам дисциплины — и, как оказалось, в этом мире было все точно также. Вот только сейчас вдруг не заладилось. Сначала-то они, как обычно, сделали небольшую пробежку с разминкой — после чего физрук спросил, в какую игру они хотят сегодня сыграть. Как и в их мире (хоть там у них и физрук другой был), вариантов было два — баскетбол и волейбол, однако в их классе почему-то чаще всего отдавали предпочтение второму.

В классе их было 28 человек, которые традиционно делились на четыре команды — причем, как-то традиционно было принято, что сначала играют две команды, а уже третьей становится игра двух победителей — нередко она бывала уже на следующем уроке.

— Ну че, против девчонок? — первым выкрикнул Леха Расторгуев.

— А давай! — весело крикнула в ответ Вика. — Ух мы вам накидаем!

— Спорим, не накидаете? — присоединился к ним Славка Тимофеев.

— А давай!

— На что спорим? — поддержал идею Леха.

— На ириску!

— Давай!

— Миш, разбей! — обратилась к Михаилу девчонка.

И вскоре, быстро разделившись на команды, они приступили к игре. Первая подача традиционно была за девчонками — и Анька Попова, как обычно с нижней боковой, запулила почти в центр поля, где мяч принял Семка и передал его Ваське Петренко, который уже запустил его на вражескую часть поля. Однако девчонки тоже не зевали — и Светка Мигулина влепила мяч им буквально под сетку с левого края поля — так что стоявший рядом Петька так и не успел его принять. Опять подача от Аньки — но в этот раз мяч попадает к Тохе, который тотчас же отправил его Светке, которая принять его не смогла. Очередь подавать выпала Михаилу — как обычно, он попробовал подать с верхней, но тут-то у него как раз не задалось… Увы, но в волейбол он не играл с самой школы, а потому в этот раз навыки подвели его. Первой же подачей «скосил», со всей дури влепив мяч в деревянную решетку перед окном…

— Ты косой что ли? — недовольно выкрикнул Леха.

У девчонок на подачу вышла Вика — ага, главная «комсомолка, спортсменка и просто красавица» класса…

— Щас нам накидают, — недовольно фыркнул Петька.

«Ну да», — вдруг вспомнил Михаил. И впрямь ведь сколько раз у них в школе бывало, что Вика могла по 3–4 мяча подряд накидать… Был как-то случай, хоть и единственный за все время, когда Вика накидала им двенадцать мячей подряд — причем, половину забила прямо с подачи. Да, по волейболу она у них была лучшей — в отличие, кстати, от многих других предметов. По сути, в его прошлом-то она была «твердой ударницей» — без троек, но и пятерок не густо. Но вот одна из них была как раз по физкультуре — Вике тогда даже предлагали спортсменкой стать, но она лишь смеялась в ответ на эти предложения и пошла после школы в политех, на машиностроителя.

Бабах! И сходу гол — Семка так и не смог принять мяч. Бабах — на этот раз уже Михаилу, которого в очередной раз подвели навыки, и он чуть не влепил мяч в сетку. Однако буквально в последний момент его перехватил Васька и отправил на другую сторону, где его приняла Катька Волкова, отправив обратно через сетку. Тут его принял Леха, однако скосил, и мяч влетел в стену.

— Мазила! — выкрикнул Васька.

Мяч опять у девчонок… Бабах! Прямо на Тоху в центр поля, который пытается провести нижнюю передачу, но запускает мяч прямо в потолок. Бабах! На этот раз Михаилу, которому все же удается сделать верхнюю передачу, и мяч хоть и задевает сетку, но все же падает на другой стороне. Гол, мать его так! Теперь подача за Васькой, который со всей дури запустил мяч на «девчачью» сторону, однако его берет Вика, которая тотчас посылает его на их сторону… Мяч берет Тоха, пасует стоящему посередине Михаилу, тот передает на другую сторону — но, опять не рассчитав своих сил, влепил его прямо в противоположную стену, где Ленка не стала брать мяч, а просто чуть уклонилась в сторону.

К концу игры Михаил чувствовал себя откровенно уставшим — не столько даже физически, сколько морально. Так мордой в лужу он давно не макался! Особенно когда второй раз вышел на подачу и влепил прямо в сетку! Твою мать! Да он бы сейчас вообще с радостью отказался играть… Да только тринадцатого пацана в классе-то нет! Хотя в его мире и было четырнадцать. Хорошо, что хоть с передачами боле-менее быстро освоился… Впрочем, они все равно проиграли — хотя Михаил и не мог сказать, что это однозначно из-за него. Команда у девчонок была достаточно сильной — у них и в прошлые игры «против девчонок» число побед с поражениями шло примерно поровну… Даже с учетом того, что отсутствующий в этом мире Федька Тарасов тоже был неплохим волейболистом и играл в их команде. Собственно говоря, у них там Федька с Викой и более-менее уравновешивали друг друга — здесь же это равновесие качнулось в сторону девчонок.

Остаток урока Михаил так и просидел на скамейке, глядя на игру двух других команд, а вот на третью времени так и не хватило. До звонка осталось каких-то пять минут — и физрук разрешил тихо идти переодеваться. Звонок прозвенел когда Михаил уже переоделся…

— Это нечестно! — уже в гардеробе вдруг нагнала Михаила Вика. — Ты поддавался! Поддавался!

В гардеробе они, к некоторому его удивлению, оказались первыми. И куда было так бежать? Все равно же Петьку с Семкой ждать! А вот Вика явно прибежала вперед всех чтобы высказать свое возмущение…

— Я поддавался? — откровенно удивился Михаил, но девчонка лишь еще больше разозлилась.

— Да! Ты! Я же видела все! Видела! Ты играл как… — не найдясь, что сказать, вдруг растерянно замолчала девчонка, а затем уже несколько более спокойным тоном добавила. — Это неправильно! Не делай так никогда!

Обиженно отвернувшись, Вика пошла к своей вешалке, а Михаил, застегнув куртку и взяв портфель, двинулся к выходу из школы, где и будет ждать товарищей. Не объясняться же ему, в конце концов, в том, что никому он подыгрывать не собирался и что оно просто само так получалось… Все равно же ведь не поверит! Блин, лишь бы пацаны не подумали аналогично — засмеют же! Впрочем, по пути домой никаких вопросов, вроде, не задавали… Лишь когда Семка распрощался и повернул на свою улицу, Петька вдруг обратился к Михаилу с вопросом.

— Слышь, Мих, а что у тебя с Викой?

— Чего? — аж остановился от неожиданности Михаил.

— Ну того, — смутился Петька. — Нравится она тебе?

— С чего ты взял-то? — аж полезли глаза на лоб у Михаила.

— Да вчера вон, говорят, ты с ней чуть ли все перемену проболтал, даже в класс потом вместе пришли. Сегодня она вон за тобой после уроков побежала…

— Да ничего у меня с ней нету! — чуть не рассмеялся Михаил. — Нет и быть не может!

— Ну она так, похоже, не считает…

— Н а я-то тут при чем? — спросил Михаил. — Я ж с ней практически и не общался никогда!

— Ну не знаю, — пожал плечами Петька.

— Даже если я ей и нравлюсь, то насильно-то мил не будешь, — вздохнул Михаил. — Для меня-то она лишь школьный товарищ…

От Петькиных подозрений ему вдруг и впрямь стало смешно… С девчонкой связаться? Мужику почти пятидесяти лет? Блин, да для нее ж он уже старикан стариканом! Да ну уж нафиг! Пусть уж лучше проживет свою жизнь также, как и в прежнем мире… Незачем влезать в чужую жизнь, не было в прошлой жизни ничего между ними — ну так и тут не надо. Хотя…

«Твою ж дивизию!» — внезапно пришедшая в голову мысль вдруг произвела эффект удара дубиной по башке. Да, ему сейчас 49 лет, а тем же его одноклассникам 17. Да, разница в 32 года — огромная величина! Вот только… Когда он встретится со своей Олей — ему будет уже 58 лет, а ей всего 21… Твою мать! Да он ведь уже реальным стариканом будет! Не биологически, ясно дело… Сознанием. И сможет ли он после всего этого найти общий язык с молоденькой девчонкой? Блин, да даже сама идея такая вдруг стала казаться несколько пошловатой… Твою ж дивизию! Неужели участь такого, как он, пришельца из будущего — вечное одиночество?

Домой Михаил, как и в предыдущие дни, пришел первым, и первым же делом растопил котел с плитой, поставил разогреваться суп, налил миску прибежавшей с улицы кошке, а сам тем временем пошел кормить скотину — вот только в голову все лезли и лезли недавние мысли. Ведь даже если он женится на своей Оле, то он уже все равно будет видеть перед глазами не ее саму, живую и настоящую, а иллюзию, мираж, призрак своей прошлой жизни… И закончится все ничем! Лишь обманутыми ожиданиями…

Так неужели единственное назначение пришельца из будущего — работа? Служба на благо родины, где ему и суждено сгореть без остатка — лишь бы к власти не пришли те, кто в прошлой реальности угробил его страну? Ведь и впрямь — какое тут нафиг личное счастье, когда в теле пацана живет сознание взрослого мужика со всеми его привычками, знаниями, жизненным опытом? И точно также и с другими женщинами он получит лишь те же обманутые ожидания — много ли общего может быть между людьми, между которыми почти трехкратная разница в возрасте? Но раз так, то и фиг бы с ним! Ничто не станет мешать, отвлекать от великой цели! От той цели, за которую не жаль и жизнь отдать! Меньше сдерживающих факторов…

Закончив со скотиной, Михаил зашел домой и, пообедав вместе со вскоре приехавшей домой сестрой, принялся за уроки — хотя особого желания их делать у него и не было. Что ему понадобится в жизни — то он и так неплохо знает. А что забыл… То, значит, ему и нафиг не нужно оказалось! Вот только школу-то оканчивать все равно как-то надо…

Этим же вечером Михаил решил и объясниться с родителями. Нечего дальше кота за одно место тянуть… И пока мама с сестрой готовили ужин, Михаил вместе с ним пошел в сарай к скотине… Однако признаваться во всем было все равно страхово. Как батя воспримет полученную новость? Однако, в конце концов, он все же решился.

— Бать, мне тут сказать одну вещь надо…

— Ну говори, — несколько удивленно взглянув на сына, спросил Василий Петрович. — Только почему здесь, а не в доме?

— Есть причины, — вздохнул Михаил. — Ты ж с мамкой наверняка уж замечал во мне какие-то странности в последние дни?

— Ну вообще есть такое, — спустя несколько секунд задумчиво ответил батя. — Что-то случилось?

— Случилось, — произнес Михаил. — Я из будущего… Точнее, как сказать…

— Что за бред? — даже отложил в сторону мотыгу батя. — Меньшей брехни придумать не мог?

— Увы, это не бред, — вздохнул Михаил. — Ты только дослушай до конца… Дело в том, что я и впрямь «пришелец из будущего» — из 1998 года. Каким-то странным образом мое сознание перенеслось назад в детство, в прошлое немного отличающегося от моего мира… И вот я теперь здесь.

— Ты что несешь? — еще больше удивился батя. — На алтынку захотел? Так за такую брехню мигом устроят…

— Нет, не хочу, — ответил Михаил. — Но я докажу это!

— Хорошо, — глядя на него явно как на психа, тяжело вздохнул батя. — У тебя пять… ладно, десять минут на то, чтобы доказать свою правоту. И если я тебе не поверю, то завтра пойдем в больницу!

Они заперлись в комнате дома, и Михаил начал рассказ… Что он мог рассказать бате такого, чего он точно никак не мог знать, но что можно было проверить? Только одно… Научные знания! И он начал рассказ про теорию СВЧ-приборов, устройство и принцип действия ламп бегущей волны, магнетронов и клистронов, рисовал чертежи и графики, рассказывал о конструкции волноводов и методах расчета различных узлов… Что-то из рассказанного им было, конечно, уже известно здесь и сейчас — и давало возможность проверить его знания. Что-то было известно, но пока проходило по категории «для служебного пользования». А чего-то еще не знали вообще — это будет открыто, изобретено уже позже, когда он будет работать конструктором СВЧ-приборов… Затем также выдал информации по смежным областям электроники — прежде всего, по микроэлектронике — и, наконец, перешел к вопросам теоретической физики и устройства Вселенной…

— Ладно, хватит, — уже далеко за полночь, прервав Михаила, устало произнес батя. — Согласен… Всего этого узнать тебе было негде… И ладно было б что одно. Но тут уж слишком много… Скажи мне только одно… Коммунизм мы построили?

— Нет, — только и смог коротко произнести Михаил, и ему стало откровенно стыдно за эти слова. — К капитализму вернулись…

— Но… как же так? — удивился Василий Петрович.

— Вот так вот, бать… Так уж вышло…

— Война была? Нас разгромили? — нахмурился Василий Петрович.

— Нет, бать, — вздохнул Михаил. — Нас продали… И продали мы сами!

На какое-то время в комнате воцарилась полная тишина — пока Василий Петрович, наконец, не треснул со всей злости кулаком по столу.

— Завтра мне все расскажешь! — жестко произнес он. — А то, что сегодня говорил, я уж постараюсь проверить!

Однако вернулись к этому разговору лишь на выходных. На следующий день батя напрямую с работы уехал куда-то в центр, не говоря о том ничего ни жене, ни Михаилу с сестрой и вернулся уже поздно вечером, на пятницу и вовсе взял отгул и весь день пропадал где-то в городе — и вот, и наконец, в субботу, прогнав всех из дома к сестре, сразу ж по возвращению Михаила домой Василий Петрович перешел к теме разговора.

— Проверил я то, про что ты говорил, — вздохнул батя, выкладывая на стол записи Михаила. — Времени у меня немного было, но кое-что нашел. Есть у меня знакомый в одной конторе, он мне и почитать кое-что дал…

— Из какой конторы? — насторожился Михаил при последних словах бати. — Не КГБ хоть?

— Что еще за КГБ? — на этот раз пришла пора удивляться Василию Петровичу.

— Комитет госбезопасности…

— А, нет, не из госбезопасности, — усмехнулся батя. — Только оно вообще-то называется Министерство госбезопасности… МГБ СССР. Но нет, не оттуда… Организация п/я 52 — слышал, может быть, название?

— Конечно, слышал! — ответил Михаил. — Будущий НИИ «Волна»…

— Ну вот там как раз твоими СВЧ-приборами и занимаются… Так не поверишь! Я как этому своему знакомому твои записи показал — он за них как клещ уцепился!

— Еще бы, — согласился Михаил. — Это еще мелочь сущая…

— Ну и по остальному… Говорит, что все верно там — хотя и не представляет, откуда я все это узнал. Информация, дескать, хоть и не секретная, но и широкой огласке не придается. Очень узкоспециализированная вещь… Ну и по твоей теории строения Вселенной… Полдня вчера в научной библиотеке просидел, но кое-что нашел!

— Значит, теперь веришь мне? — спросил Михаил.

— А куда деваться? — пожал плечами батя. — Не до конца, но верю… А там уж видно будет. Ты мне лучше другое скажи. Сколько лет-то тебе там было?

— 49…

— Ровесники, значит… Даже не знаю, как и говорить с тобой теперь, — вздохнул батя. — Ладно, скажи лучше — как так случилось-то, что просрали мы в будущем нашу страну-то?

— Сложный вопрос, — ответил Михаил. — Начиная уже с того, что у нас там товарищ Сталин помер в марте 1953 года, а после него к власти пришел Хрущев…

— Никитка что ли? — удивился батя. — Это тот, что недобитый троцкист что ли? Товарищ Берия ему четвертной в 55-м выписал!

— Наверное. Хотя у нас его никто троцкистом не называл.

— Ну ясен пень, — усмехнулся батя. — Если там он победил… А март 53-о года… У нас ведь тогда как раз у товарища Сталина инсульт случился, почти два месяца в больнице пролежал. А как вышел — так, говорят, он почти парализованный был, ходил и то с трудом…

— Ну а у нас помер он, — вздохнул Михаил.

И он начал рассказ про дальнейшие преобразования «Хрущева и его приспешников»… Ликвидация МТС и укрупнение колхозов, бездарно организованное освоение целины, рассказал про «кузькину мать» и многое другое — и чем дальше шел рассказ, тем больше лезли глаза на лоб у бати.

— Целина, говоришь? Что-то слышал я про это, вроде…

— У нас про то не только слышали. Про освоение Целины последняя шавка подзаборная знала! В газетах писали… Фильмы снимали… Песни пели… «Целинные земли и космос далекой — все это из нашей истории строки!» Даже комсомол получил орден за освоение Целины!

— Вот оно как? — удивился Василий Николаевич. — А ведь вспомнил, о чем речь шла! В 55-м в «Правде» статья выходила… Предлагали за десять лет распахать пятнадцать миллионов гектар земли. Там еще было что-то и про создание сети МТС, высадку лесополос, строительство дорог, помощь колхозам в освоении новых земель, только я уж и не помню всего того… Знаю только, что солдат туда много отправляли, дороги да поселки новые строить. Чтобы людям, кто приедет, сразу было бы где жить да чем работать.

— Ну а у нас не было ничего этого… Люди в палатках жили. Хлеб вырастили, а хранить негде, вывезти — дорог нет нормальных. Сколько зерна впустую потеряли — диву даешься, — вздохнул Михаил. — Технику нормально ремонтировать негде. Лесополос не высадили — и скоро те земли в пустыню превращаться стали. Целину освоили — а хлеб из-за границы везти стали! В центральной России многие деревни разваливаться стали… Все средства на Целину, а что здесь — так сами, дескать, справятся! МТС разогнали — и технику ремонтировать негде и некому стало. В колхозах миллионерах-то кое-где есть нормальная своя рембаза, а где помельче — так зачастую пара слесарей из тех, кто в город не смог удрать, да в хорошем случае какой-нибудь посредственный станочник. А за околицей целая свалка техники ржавой да поломанной! Я как СССР развалили у фермера одного работал — так диву давался, как в таких условиях вообще работать можно!

— У кого работал? — не понял батя.

— Да у кулака, если по-нынешнему… На заводе-то к тому времени совсем плохо стало.

— И кулаки, значит появились, — грустно усмехнулся батя. — Так неужели все зазря-то было?

— Нет, конечно, — усмехнулся Михаил. — Не зазря… Да только не смогли мы нормально распорядиться тем, что имели.

Потом рассказал Михаил и про так называемую «десталинизацию» и «борьбу с культом личности» в их мире, что вызвало у бати настоящее бешенство-то. Как выпустил из тюрем всякую власовскую и бандеровскую сволочь, реабилитировал откровенных бандитов и предателей…

— Да как так можно-то?! — разозлился батя. — Товарища Сталина так с дерьмом смешать? Правильно ему, сволочи троцкистской, товарищ Берия четвертак-то выписал! К стенке надо было сразу контрика поганого! Только как? Почему ваши люди контре такой власть-то доверили?

— Да по всяким причинам… Кто-то так привык власти верить, что ему и в голову не могло прийти, что ему нагло врут. А кто-то из этих… Из «репрессированных» был — порой и впрямь из тех, кого посадили по ошибке или ложному доносу, но зачастую и из самых настоящих бандитов и предателей. Им-то Советскую власть любить было не за что! У нас тут вот один «дядя Дима» неподалеку жил, кто как примет на грудь — так начинал орать, что он-де «за политику сидел»…

— Это какой? — удивился батя. — Федотов Димка что ли?

— Он самый, — усмехнулся Михаил.

— Так ведь все же кругом знают, что он за воровство сидел! Недавно ж как раз только вышел…

— Ну так ему ж не кражу, а «вредительство» написали…

Следующие пару минут Михаил выслушивал все, что его батя думает о такой фигне — однако все эти слова были исключительно матерными, но в какой-то миг батя все же более-менее успокоился и велел продолжать.

Рассказал Михаил и про космическую программу СССР — попутно узнав, что в этом мире первым космонавтом Земли стал не Юрий Гагарин, а совершенно неизвестный ему Валентин Васильевич Бондаренко, совершивший первый полет 4 марта 1961 года, космический корабль назывался не «Восток», а «Рассвет», а Гагарин стал лишь вторым космонавтом — за то в этом мире он совершил не один, а уже два полета.

Рассказал про ракету Н-1 и грандиозный провал советской лунной программы 60-х годов… Потом начал рассказ про брежневский «застой», дефицит, про вырождение и деградацию коммунистической партии, медленно превращавшейся в сборище карьеристов и лицемеров, про раздаривание народного добра всяким якобы строящим социализм папуасам, которые на деле лишь нашли, кому сесть на шею.

— У нас в конце 60-х даже частушка появилась. «Ладушки-ладушки, Куба ест оладушки. А мы серим и пердим, черный хлебушек едим», — грустно усмехнулся Михаил. — Хотя на Кубе-то все же хоть нормальные люди были. В отличие от всяких папуасов…

— А вот с частушками такими — это ты брось! — стукнув кулаком по столу, произнес Василий Петрович. — У нас, знаешь, хоть и не тридцатые годы. За глупость уже не сажают. Но из комсомола за такую частушку вылетишь как пробка! Быстрей собственного визга! А оно-то хоть и не обязательно комсомольцем быть, но одно дело не вступать, а другое — вылететь!

— Так я лишь сказал, какие в том мире частушки были…

— Вот пусть там они и будут! — ответил батя. — А у нас такого нет и не будет никогда! Кубе, правда, мы тоже помогали несколько… Но своих ради этого обдирать никто не позволит!

— А с Африкой и Азией у вас что? — поинтересовался Михаил.

— Ну кое-кому продаем что-то… Но бесплатно они ничего не получают! Люди, знаешь, не ценят того, что им даром досталось… Спустят все бездарно, а потом начинают орать, что им еще и еще должны! Так что они нам за все сполна платят… Видел, может, в магазинах бананы с апельсинами продают? Вот их тоже из Африки везут… И не только их. Помню, в газетах даже писали, что в оплату советского оборудования привозят… Руды, нефть, фрукты с овощами эти. Из Вьетнама, говорят, даже людей присылали — у нас на юге дороги строили, в колхозах работали, даже на заводы кое-кого отправляли. Да одновременно в техникумах учились, чтобы потом уже специалистами на родину вернулись…

— А у нас был «институт дружбы народов», — усмехнулся Михаил. — Детишек всяких арабских шейхов да негритянских вождей учили…

— Классовых врагов учили? — удивился батя.

— Ага…

— Бред какой-то… У нас, я слышал, есть политехнический институт дружбы народов… Но туда отправляют учиться простых пролетариев! Кто до того в наших техникумах да ремесленных училищах хорошо учился. Про них даже по телевизору как-то сюжет показывали…

— Ну а у нас оно вон как было…

Напоследок Михаил кратко, поскольку дело уже шло к вечеру, рассказал о приходе к власти Андропова и его «чудачествах», о «перестройке и ускорении», про новые потоки клеветы на все советское и постепенное уничтожение страны. Когда в решающий момент вдруг оказалось, что выйти на защиту СССР стало попросту некому! И про разруху и бандитский беспредел 90-х, где довелось прожить последние годы ему…

— Да, — когда Михаил закончил рассказ, произнес батя. — Задал ты нам задачку… Знаешь, теперь я окончательно поверил, что ты и впрямь из будущего. Такое просто невозможно придумать.

А самое главное — Василий Петрович вдруг наконец-то до конца осознал, что он уже говорит не с семнадцатилетним пацаном, а со вполне себе взрослым мужиком. Как бы даже не старше себя… И если даже всю историю еще можно было как-то подделать, сфальсифицировать, то за пару дней настолько повзрослеть было просто невозможно! Но вслух он этого решил все же не говорить…