Небо после бури

14: Князь Тьмы

Когда я был молодым джинном, я парил меж деревьев, испытывая благоговейный трепет перед безмолвием и звуками этого мира, перед светом и благоухающей землей. Не зная своей силы, я однажды нечаянно поджег этот лес. Но смех Маута был не злым, а его наставления – терпеливыми. Он научил меня превращаться из тени в пламя и обратно, научил ступать осторожно, чтобы не беспокоить малых обитателей Земель Ожидания.

И когда я постиг тайные уголки Леса, опасные повороты реки, когда волки приняли меня в свою стаю, а вместе с соколами я парил в небе, приручая ветер, Маут привел меня к границе Земель Ожидания. Там пылали пожары, раскалывались камни. Странные существа, существа из глины, смеялись и сражались, отнимали друг у друга жизнь и давали жизнь другим. Смерть и радость соседствовали рядом.

– Кто это?

Они заворожили меня. Я не мог отвести от них глаз.

«Это твои подопечные, – сказал Маут. – Да, с виду они хрупкие, однако наделены душами, которые подобны дубам – могучим и долгоживущим. Когда их тела дряхлеют, души продолжают свой путь. Одни способны проделать этот путь самостоятельно, но другим потребуется твоя помощь».

– А куда они отправляются?

«Туда дальше, – ответил он. – На другую сторону реки. Навстречу сумеречному небу и мирным берегам».

– Но как же мне заботиться о них? Как мне им помочь?

«Ты должен полюбить их», – сказал Маут.

Эта обязанность показалась мне даром судьбы. Потому что мне хватило тех нескольких минут, чтобы отдать им свое сердце.

Керис Витурия покидает Маринн с грузом зерна, кож, железа и договором. Она получила право изгнать Книжников из Свободных Земель, но, к ее немалой досаде, не продать их в рабство. Но, тем не менее, после нескольких дней переговоров она одержала победу. Она должна быть довольна результатом.

Однако при всей своей хитрости Керис – всего лишь человек. Она едва не лопается от злобы, узнав, что Кровавому Сорокопуту удалось сбежать. А я запретил ей выслеживать эту женщину самой.

Императрица находит меня на одной из террас сада, откуда открывается потрясающий вид на гавань Фари – с непроницаемым выражением лица она смотрит на изящный арочный мост и зеркальную поверхность пруда, расположенного на нижней террасе. По мосту идет молодая семья: отец несет под мышками двух хохочущих детей, мать с улыбкой наблюдает за ними.

– Морские ифриты ускорят продвижение твоих кораблей к берегам земли Кочевников, – говорю я. – Бросай якорь у Садха. Через две недели мы начнем наступление.

– А Маринн?

Керис хочет заполучить Свободные Земли, стать хозяйкой Адисы. Хочет взойти на трон Ирманда, а голову Никлы выставить на пике у городских ворот.

– Не сейчас. – Я слежу взглядом за родителями и детьми – они идут по аккуратно вымощенной тропе к беседке. – Я тебе обещал.

Керис наклоняет голову, но я успеваю заметить блеск в ее серых глазах.

– Как вам будет угодно, господин.

Императрица удаляется, а я вторгаюсь в ее сознание и, чтобы отвлечь от мыслей об Адисе, побуждаю ее сознание сосредоточиться на нашей стратегии и на разрушениях. Когда Керис скрывается из виду, меня обдает порыв холодного ветра, и двое пылающих джиннов опускаются на террасу.

– Кхури. Талис. – Я приветствую их вспышкой тепла. – Как прошло ваше путешествие?

– Ветер был попутным, Мехерья, – отвечает Кхури.

– Есть новости о наших родичах?

– Фааз вчера расколол речной валун. – В голосе Кхури я слышу гордость за своих собратьев. Я невольно улыбаюсь. Когда пришли Книжники, ей еще не было ста лет. В той войне она потеряла младших братьев и сестер, ее родители умерли от горя. – А два дня назад Азул наслала снежную бурю на Дельфиниум.

– Талис?

– Мне всегда было трудно пользоваться своей силой, Мехерья, – тихо отвечает он.

– Только потому, что ты ее боишься. – Я поднимаю руку, подношу к его лицу, и он делает судорожный вдох: спокойствие, что я обрел с годами, передается и ему. – Придет день, и ты перестанешь бояться.

– Девушка… Лайя… – Кхури с отвращением выплевывает это имя. – Она и ее спутники вошли в Лес. Мы отправились в погоню, но… но ей удалось бежать, Мехерья.

С нижней террасы доносится радостное восклицание женщины: сын приносит ей какое-то маленькое сокровище, найденное в саду.

Когда Кхури видит людей и слышит детский лепет, пламя ее становится багровым, она непроизвольно сжимает руки в кулаки.

– Мехерья, может быть, ты, наконец, скажешь, почему эта девчонка должна жить? Почему бы нам просто не прикончить ее?

Я чувствую прикосновение чужой магии, внезапное желание правдиво ответить на ее вопрос.

– Кхури, – упрекаю я ее. – В этом не было необходимости.

Кхури способна силой мысли подчинять своей воле других. Я обучал ее сам, давным-давно.

Из горла ее рвется высокий, пронзительный крик – неслышимый для человека. Стая скворцов срывается с деревьев у меня за спиной. Люди в беседке наблюдают за скворцами, удивленно восклицают, слушая испуганное чириканье птиц. Талис съеживается и пятится от меня. Позволив умереть Каину, этому жалкому созданию, он тоже понес наказание. При помощи магии я заставляю его стоять неподвижно, не позволяю ему отвести взгляд.

Кхури падает, корчится на земле и в ужасе смотрит на свои руки: ее запястья скованы тонкими цепями цвета запекшейся крови.

– Большую часть я уничтожил, – говорю я, имея в виду цепи. – Я никогда не хотел ими пользоваться, но командиры стражи настояли.

– П-прости меня… прошу…

Когда огонь Кхури гаснет, и от него остается лишь пепел, я убираю цепи, прячу в мешок и протягиваю его ей. Дрожа всем телом, она отшатывается.

– Возьми это, – приказываю я. – Талис отправляется со мной на юг, а для тебя у меня есть другое задание.

Я объясняю ей суть дела и пламя ее разгорается снова – Кхури рвется в бой. Я наблюдаю за ней, и меня охватывает печаль. Мне грустно оттого, что я вынужден причинять ей боль. Оттого, что я не могу сказать правду ни ей, ни Талису. Я знаю, что эта правда будет невыносима для них.

Оставшись один, я снова подхожу к краю террасы и смотрю на людей. Отец разворачивает кусок ткани и начинает раздавать детям еду.

Я улыбаюсь, вспоминая два крошечных огонька из далекого прошлого, вспоминаю, как моя королева смеялась надо мной, глядя на нас: «Ты их балуешь, Мехерья. От такого количества сладостей их пламя потускнеет».

В конце концов, не я, а люди погасили их пламя, сокрушили его солью, сталью и летним дождем.

Я поворачиваюсь спиной к семье Мореходов и взлетаю, пользуясь восходящим потоком воздуха. Отец вскрикивает: его жена хватается за горло, ей нечем дышать. Еще мгновение, и дети тоже начинают задыхаться, и крики мужчины сменяются воплем ужаса.

Сейчас придут стражники. Они попытаются вернуть к жизни женщину и детей. Но я знаю, что это не поможет. Они ушли. Навсегда.

15: Ловец Душ

После того как Лайя и ее спутники покидают Лес, мои дни протекают в тишине. И эта ничем не прерываемая тишина настораживает меня. Смерть бродит по стране. В Дельфиниуме заканчивается продовольствие. Рэйфы истребляют Книжников, которые бегут из Маринна. Ифриты совершают набеги на Кочевников, чтобы истощить их силы перед вторжением Керис Витурии.

Сейчас в Сумеречном Лесу должно быть столько призраков, что у меня даже не осталось бы времени на сон.

Но Земли Ожидания, как это ни странно, почти пусты – пара-тройка призраков не в счет. В мертвой тишине лишь поскрипывают голые ветви, да раздается топот крошечных лапок. Бродя по безмолвному Лесу и высматривая заблудившихся призраков, я замечаю больное дерево.

Сначала меня сокрушает запах – такая вонь обычно исходит от останков животного или сгнивших фруктов. Но источником запаха оказывается вечнозеленое дерево на берегу Сумеречной реки – его ствол такой ширины, понадобится человек двадцать, чтобы его обхватить, и то с трудом.

На первый взгляд дерево-исполин кажется вполне здоровым. Но, подойдя ближе, я обнаруживаю, что густая зелень кроны окрасилась в глубине в болезненный оранжевый цвет. Земля у основания дерева стала рыхлой, обнажились корни.

Когда я опускаюсь на колени и касаюсь земли, меня пронзает острая боль. Она жжет, разъедает меня изнутри, она соткана из всех горьких сожалений, которые я когда-либо испытал, из всех совершенных мною ошибок. И в эту боль вплетается голод из моих недавних кошмаров. Незнакомое чувство ослепляет меня, и я буквально отлетаю назад. Когда мне удается сесть, это чувство исчезает, но я по-прежнему дрожу всем телом от пережитого потрясения.

– Что это, черт побери, такое? – хрипло бормочу я, хотя знаю, услышать меня некому.

Я осторожно подползаю обратно к дереву, снова касаюсь изрытой земли, но ничего не происходит. Почва у корней кажется мне такой же безжизненной, как соляные пустоши, протянувшиеся к западу от Серры. Здесь и там я вижу крохотные трупики: жуков, валяющихся кверху лапками, пауков, превратившихся в сухие серые комочки. Рядом лежит едва оперившийся птенец сойки – ему свернули шею.

Я даже не зову Маута. Он не говорил со мной с того дня, когда Каин вернул мне воспоминания.

Что если эти проклятые воспоминания причина всему? И они поедают Лес точно так же, как поедают меня? Нет, с момента смерти Каина прошло уже несколько дней, а дерево умерло совсем недавно.

– Мальчик.

От неожиданности я вздрагиваю, но это всего лишь Истаявшая.

– Среди деревьев бродит девушка, – сообщает она, наклонив голову набок, словно удивляется: почему это я сижу на земле? – Смертная девушка. У западной границы. Как ты думаешь, она не знает, где моя любимая малышка?

– Девушка? – Я поднимаюсь на ноги. – Какая девушка?

– С темными волосами и золотыми глазами. Она страдает от разбитого сердца и несет в себе бремя древней души. Она была здесь прежде.

Лайя! Я представляю себе карту Земель Ожидания и быстро нахожу в западной части Леса светлую пульсирующую точку. Должно быть, она только что пересекла границу.

– Каринна, – прошу я, – мне не хочется снова потерять ее след. – Ты не подождешь меня здесь? Я скоро вернусь… Мне нужно с тобой поговорить.

Но Каринна отступает за деревья, что-то бормоча себе под нос. Наверное, опять отправляется искать свою «любимую малышку».

Я двигаюсь навстречу заходящему солнцу. Возможно, именно присутствие здесь смертной девушки привело к тому, что дерево погибло. Если она причиняет Лесу вред, необходимо убедить ее уйти отсюда.

Я нахожу Лайю, когда небо уже сияет от множества звезд и верхушки деревьев танцуют на ветру. Она развела костер. Я не вижу, чтобы призраки наблюдали за ней, мертвых деревьев или животных тоже не замечаю. Со стороны все выглядит так, будто самая обычная девушка путешествует по самому обычному лесу.

И меня поглощает очередное воспоминание. Мы под проливным дождем в пустыне неподалеку от Серры. Я лежу на земле, а она склонилась надо мной. Меня отравили, я метался в бреду. Но Лайя помогла мне выжить, ее несгибаемая воля удержала меня в этом мире. «Останься со мной». Она обхватила руками мое лицо. Они были нежными, прохладными, сильными.

«Тебе нельзя здесь находиться». Слова уже готовы сорваться с моих губ, но я молчу. Вместо этого я наблюдаю за ней. Быть может, если я буду смотреть на нее достаточно долго, мне удастся увидеть ту «древнюю душу», о которой говорила Истаявшая.

А может, она просто очень красива, и любоваться ею – все равно что наслаждаться солнечным светом, который ворвался в комнату, где так долго царила тьма.

«Прекрати это, Ловец Душ». Я отгоняю неуместные мысли и приближаюсь, громко ступая, чтобы ее не напугать. И хотя Лайя определенно услышала мои шаги, она не поднимает головы. Ее длинные волосы заплетены в косу и прикрыты черным платком, а сама она не сводит взгляда с котелка, в котором закипает вода.

– Наконец-то. Я уж думала, не дождусь тебя, – слышу я.

Лайя снимает котелок с огня, добавляет в кипяток холодной речной воды. Потом расстегивает пряжку, скрепляющую плащ у горла, и начинает стаскивать рубашку.

Я смотрю на нее с глупым видом, и до меня не сразу доходит, что она собирается помыться. Я отворачиваюсь. Мое лицо пылает.

– Лайя из Серры, – говорю я. – Ты перешла границу Зе…

– Клянусь небесами, Элиас, если ты сейчас же не замолчишь, я на тебя брошусь. И уверяю, тебе это не понравится.

Я ощущаю странное покалывание внизу живота. Лукавый голос в моей голове побуждает меня ответить: «А может, понравится».

– Не называй меня Элиасом.

– Для меня ты остался Элиасом.

Она скрывает свои эмоции, поэтому при помощи магии я пытаюсь выяснить, что она чувствует. На секунду мне это удается: я чувствую печаль, гнев, любовь и… желание. Внезапно все исчезает, как будто она вытолкала меня вон.

– Не смей делать это со мной. – Голос Лайи дрожит от негодования. – Я не один из твоих призраков!

– Я всего лишь хотел понять, зачем ты вернулась. Если тебе что-то нужно, я могу дать это тебе, и ты можешь уйти.

– Ты не можешь дать мне того, что мне нужно. Пока не можешь.

– Ты желаешь меня, – говорю я. И плеск воды за моей спиной прекращается. – Я могу удовлетворить твое желание, если ты пришла за этим. Это несложно для меня, и если это означает, что потом ты уйдешь, я охотно сделаю это.

– Удовлетворишь мое желание? Как это любезно с твоей стороны. – Она смеется, но смех звучит невесело.

– Желание – это простая потребность. Такая же, как потребность в пище, тепле, укрытии от непогоды. И это не будет тебе неприятно.

Я слышу за спиной тихие шаги и оборачиваюсь, забыв о том, что она почти раздета. Перед глазами мелькает золотистая упругая кожа, тонкая талия и плавный изгиб бедра. Она собрала волосы в узел, и выражение ее лица неестественно спокойное.

«Не следовало тебе смотреть». Я поднимаю взгляд и пристально разглядываю верхушки деревьев, хотя они сейчас интересуют меня меньше всего.

– Ты и впрямь думаешь, что это будет так легко?

Лайя проводит кончиком пальца по моей спине, вдоль лопатки, потом запускает пальцы мне в волосы, обходит меня и становится ко мне лицом. Приподнимается на цыпочки и притягивает мою голову к себе, так, что мои губы почти касаются ее губ.

– Для меня, Элиас, желание – это не простая потребность тела. Это не укрытие. Это не тепло. Это огонь, который не дает света, только лишь жар, разрушающий, забирающий все без остатка. Чем дольше ты подавляешь его, чем сильнее он опаляет тебя. Ты забываешь о том, что тебе нужно убежище. Забываешь о том, что тебе нужно тепло. Есть только одно: это жажда, которую ты испытываешь, но не можешь утолить, и одиночество, которое ты ощущаешь.

Я замечаю, что у Лайи необыкновенно длинные ресницы. А холодный вызов в ее глазах достоин того, чтобы весь мир склонился к ее ногам.

Мои руки непроизвольно тянутся к ее обнаженной талии, и я привлекаю Лайю к себе. И сразу понимаю, что совершил ошибку: я не ожидал, что ее кожа окажется такой нежной и это прикосновение разожжет пламя в моей крови.

– Значит, ты согласна?

«Скажи “да”», – мысленно умоляю я.

– Если я дам тебе удовлетворение, ты уйдешь?

Я знаю, что у нее золотые глаза, но в темноте они кажутся почти черными. Лайя пристально всматривается в мое лицо, вздыхает так тихо, что я едва слышу этот вздох.

– Забудь об этом. – Она опускает руки, и в этот момент мне не нужна магия Маута для того, чтобы почувствовать ее печаль. – Что бы ни сделал ты, Ловец Душ, это не удовлетворит меня. Отвернись, пожалуйста.

Я подчиняюсь, несмотря на жгучее разочарование. Я не позволяю себе задумываться о его причине.

– В таком случае я должен проводить тебя до границы. Твое присутствие беспокоит призраков. А около реки погибло дерево.

– Здесь нет призраков, Элиас, – возражает Лайя. – Ты превосходно справляешься со своей работой. А об умершем дереве я ничего не знаю. Отсюда до реки сотни миль, а я ступила на Земли Ожидания сегодня после полудня. Если с рекой что-то не так, тебе стоит поискать злоумышленника в другом месте.

Девушка возвращается к своей посудине, вода капает с лоскута, которым она моется, и в воздухе разносится аромат ее мыла, легкий, сладкий, похожий на фруктовый. Меня всегда поражал этот ее аромат. Даже когда нехожеными тропами мы преодолевали Серранский хребет, даже когда нам удавалось лишь раз в неделю кое-как ополоснуться дождевой водой, этот запах всегда окутывал ее кожу.

– Зачем ты здесь? – Любопытство все же берет верх. – Почему ты решила пройти через Лес?

– Мне нужно попасть в страну Кочевников, – объясняет Лайя. – В их лагерь около Аиша. Несколько дней я шла вдоль границы Земель Ожидания, но потом решила, что в Лесу безопаснее, чем на территории Империи. Патрули Керис выслеживают ее врагов.

– Земли Кочевников вскоре превратятся в зону боевых действий. А я не хочу приветствовать здесь твой призрак.

– Мне нет никакого дела до твоих желаний, – бросает она. – В любом случае, там сейчас находятся племена Саиф и Нур. Мне необходимо найти Маму и Афию Ара-Нур. Возможно, они сумеют помочь мне больше узнать о Князе Тьмы.

– Тебе нельзя здесь задерживаться. По этим местам бродят джинны. Ты своими глазами видела, на что они способны.

– Ты сказал, что одного человека в лесу они вряд ли учуют. И был прав. Можешь повернуться.

Она натягивает рубашку, развязывает платок, и блестящие, как черное дерево, кудри рассыпаются по ее плечам. Очередное воспоминание обрушивается на меня. Постоялый двор, где-то далеко-далеко отсюда. Комната. Постель. Ее колени, крепко сжимающие мои бедра. Ее кожа, нежная и откликающаяся на прикосновение моих губ, острая радость оттого, что мне, наконец, удалось подольше побыть с нею наедине. Ощущение правильности происходящего – чувства дома.

Я заталкиваю воспоминание в дальний угол сознания.

– Позволь мне отнести тебя на юг, – предлагаю я.

Я мог бы оставить ее на границе, у побережья Сумеречного моря. Если дерево страдает из-за нее, то после ухода Лайи все должно наладиться.

– Я не собираюсь с тобой летать, – отказывается она. – Кроме того, пока я буду идти через Лес, смогу поговорить с призраками. Может быть, они знают что-нибудь о Князе…

– Нет. – Я в мгновение ока оказываюсь рядом, и Лайя ахает от неожиданности. Но потом лицо ее становится жестким, и я чувствую прикосновение стали к горлу.

– Не смей меня трогать, – тихо говорит она. – Даже не думай без моего разрешения куда-либо меня относить.

Ее дыхание участилось, но рука крепко держит клинок. Я не признаюсь ей в том, что оружие смертных не причинит мне вреда. Если она вздумает вонзить его в мое тело, Маут исцелит меня.

– Если тебе так отчаянно хочется уберечь меня от неприятностей, – говорит Лайя, – пойдем со мной. И если появятся джинны, я разрешаю отнести меня, куда тебе будет угодно.

Магия Маута просыпается, как разворачивается дремлющая змея, почуявшая приближение опасности.

Я коротко киваю в знак согласия. «Я разрешаю отнести меня, куда тебе будет угодно». Ее взгляд все так же суров. Тем не менее, в нем чувствуется тепло. Ее жесткость скрывает жгучее желание. О чем она думает, когда смотрит на меня вот так? И куда бы я отнес ее, если бы мне предоставили свободу действий?

И голос, запертый внутри меня, отвечает: «Туда, где вас никто не потревожит. По крыше барабанит дождь, в очаге потрескивает огонь, постель мягка, и целая ночь впереди».

Я отказываюсь слушать этот голос, отказываюсь смотреть на Лайю.

– Я буду поблизости, – бросаю я. – Не нужно меня искать.

И я уношусь туда, где смогу собраться с мыслями и успокоиться, пока она не вынудила меня испытать нечто большее.

16: Кровавый Сорокопут

По дороге в Дельфиниум моя рана открылась и сильно кровоточит. Я стискиваю челюсти, превозмогая боль. Мои люди распахивают старинные деревянные ворота, и снег сыплется прямо на голову. Спешившись у входа в обветшалый замок – новой резиденции Императора и его матери, я пошатываюсь.

– Харпер, – бросаю я. Его рука уже тянется ко мне, брови насуплены, но я показываю ему на дверь. – Проследи, чтобы Мусу, Дарина и Таса хорошо устроили. Мне нужно поговорить с Ливией.

Высоко над покатой крышей здания развевается флаг клана Аквилла, рядом – флаг моего племянника с изображением сокола и молота. Дельфиниум не похож на другие города Империи. Здесь нет ни роскошных зданий Антиума, украшенных куполами и колоннами, ни бескрайних цветущих садов, типичных для Серры.

Этот город, приютившийся среди суровых предгорий Невеннского хребта, может похвастаться лишь соломенными крышами и булыжными мостовыми. Местные жители имеют характер жесткий и взрывной. И, к тому же, они не так озабочены вопросами происхождения и знатности, как прочие граждане Империи. Пятьсот лет назад именно здесь появился на свет Император Таиус Первый – тогда это была небольшая фактория, где окрестные охотники продавали меха и рыбу.

Поднимаясь по ступеням, я вслушиваюсь в барабанный бой. Сообщение.

«К северу от Эстиума атакован обоз с продовольствием, убито тридцать человек. Колдун Гримарр замечен во время нападения на казармы в Стреллиуме. Семьдесят жертв».

Итак, за время моего отсутствия Керис и ее сообщники осмелели. Я должна найти какой-то выход, восстановить баланс сил.

Солдаты, охраняющие вход в замок, отдают мне честь, я слабо салютую в ответ. Мое внимание приковано к Фарису: он выходит из дверей сторожевой башни и направляется ко мне.

– Где Император? – спрашиваю я.

– Очаровывает просителей вместе с Императрицей-регентом. – Он смотрит вниз. – Сорокопут, ты залила все ступени кровью.

– Царапина, – небрежно говорю я, и он закатывает глаза, но, по крайней мере, не суетится вокруг меня, как это сделали бы Декс или Харпер. И я благодарна ему за понимание. – Императору нельзя так часто показываться перед посторонними. Почему бы Ливии не принять просителей без него?

– Можешь сама спросить ее об этом. – Фарис разводит руками. – Она не желает слушать ни меня, ни Раллиуса. Говорит, что народ должен видеть своего Императора.

Конечно, Ливия именно так и скажет. Она даже не знает, сколько наемных убийц было отправлено за их головами.

В коридоре за спиной Фариса возникает Декс. На нем обычные доспехи Маски, единственное отличие – это синий с золотом плащ, знак сенешаля Ливии.

– Сейчас безопасность – самая меньшая из наших проблем, Сорокопут, – говорит он. – Все больше и больше Отцов открыто выражают недовольство недавними атаками на караваны с продовольствием. Императрица-регент встречается с ними через час, но мне кажется, что они внимательнее прислушаются к ее словам, если на аудиенции будешь присутствовать ты – и твой меч.

– Я буду там, – обещаю я.

Пять месяцев назад нас приняли в Дельфиниуме с распростертыми объятиями. Горожане даже не возражали против присутствия Книжников.

Но потом Ливия объявила рабов-Книжников свободными. Комендант отправила убийц к нашим союзникам и к моему племяннику. Солдатам не платят неделями. Керис перекрыла все дороги к югу от Серебряных Холмов, и нам пришлось ввести продуктовые нормы, чтобы не допустить голода.

А я принесла очередные плохие новости.

И когда я уже поворачиваюсь, чтобы присоединиться к Дексу, Фарис бросает мне в спину:

– А где твоя маленькая лучница?

Я знаю, кого он имеет в виду. Внезапный уход Лайи больно задел меня. Хотя то, что она ставит дело превыше эмоций, заслуживает уважения. У нее есть цель, и она поступила правильно.

И все же… могла бы и попрощаться.

– Маленькая лучница? Она стреляет лучше тебя, придурок. – Я оборачиваюсь и несильно бью Фариса кулаком в плечо. Он морщится. – И она храбрее тебя. Не представляю, как бы ты принял роды во время осады. Насколько я помню, ты изо всех сил старался не грохнуться в обморок. Декс, докладывай, что тут у вас происходит.

Я все сильнее хромаю, и Декс старается идти медленнее.

– Гримарр напал еще на три обоза с продуктами. Сжег все дотла. Его люди выкрикивали те же слова, что и во время предыдущих рейдов.

– «Ик тахк морт фид иникант фи!» Кто-то может это перевести?

– Это на архаическом карконском языке, – объясняет Декс. – Я ищу тех, кто может его знать. Но у меня есть и хорошая новость: мой дядя сообщает, что будет здесь через неделю с тысячей солдат.

– Слава богам.

Вместе с новым отрядом у нас будет чуть больше десяти тысяч воинов, среди них есть и Книжники. Это капля в море против сотен тысяч под началом у Керис. Но, с другой стороны, войну можно выиграть разными способами – это ее слова, ее наука. И для этого вовсе не обязательно обладать численным превосходством.

– Придется снова урезать рацион, – озабоченно добавляет Декс.

– Клан Ленида направил нам груз зерна, картофеля и яблок из своих запасов, – говорю я. – Выдели взвод охраны, чтобы встретить обоз. Эта поставка поможет нам выиграть время.

– Время для чего, Сорокопут? – спрашивает Декс. – Что ты задумала? Между прочим, Отцы зададут тебе тот же вопрос. Ты готова на него ответить?

«Естественно, нет».

– Что-нибудь еще?

– Просьба от совета Книжников. И… – Он молчит, явно подбирая слова. – Прибыл посол из Анканы. Он прибыл пешком и даже без эскорта. Сегодня утром он просто появился у наших ворот, точно вырос из-под земли. Сказал, что ты вернешься во второй половине дня, и что он будет говорить только с тобой.

Когда-то давно мой отец посещал Анкану. «Они считают нас варварами, потому что по культурному развитию намного превосходят жителей Империи, – рассказывал он потом. – Анканцы намного образованнее и проницательнее нас – я очень удивился, когда они согласились принять меня».

– Следует ли мне предложить ему подождать, чтобы Императрица-регент увиделась с ним тоже? – спрашивает Декс.

Я отрицательно качаю головой. У Ливии и без того достаточно забот.

– Отправь его в мои покои. Немедленно.

– Может, сначала врача? – Декс мрачно смотрит, как я приволакиваю раненую ногу. – Пока тебя не было, из Навиума прибыл лейтенант Сильвиус. Он сопровождает твоего дядю Янса. – Декс делает едва заметную паузу перед тем, как произнести имя врача, и я прячу улыбку. Хорошо, что в этом мире хоть кто-то из нас еще способен радоваться.

– На мне все быстро заживает, – уверяю его я. – Но все равно размести Сильвиуса в замке. Насколько я помню, в Навиуме они обходились минимумом продовольствия. Нам бы тоже пригодилось это умение. И во имя неба, переведи эту чертову фразу. Поищи сведения о карконских обычаях и ритуалах – мне показалось, это не боевой клич, а, скорее, какое-то заклинание.

К тому времени, как раздается стук в дверь, я успеваю смыть с себя дорожную грязь и надеть церемониальные доспехи. Большая часть мелких царапин успела зажить, а рана в ноге перестала кровоточить.

– Приветствую тебя, Кровавый Сорокопут.

Анканский посол – мужчина примерно моего роста, с темно-коричневой кожей и курчавыми седыми волосами. Он говорит на серрийском с едва заметным акцентом. Благодаря мягким сандалиям у него неслышная поступь, но он склоняется передо мной, синие одежды, расшитые изображениями цветов и животных, мягко шуршат.

– Я посол Реми Э’тва. – При нем нет оружия, но широкие плечи и решительный шаг свидетельствуют о его силе. Это воин.

– Ты похожа на своего отца, – продолжает он, когда я закрываю дверь. – Много лет назад мы встречались с ним. Он был хорошим человеком, открытым для новых знаний. Я научил его словам прощания на нашем языке: «Эмифал Фирдаант».

– И что это означает? – спрашиваю я.

– «Пусть смерть заберет меня первым». – При виде моего озадаченного лица Реми улыбается. – Твой отец тоже сначала удивился. Но потом, когда мы заговорили о его жене и дочерях, он понял. Я был очень опечален, узнав о его гибели.

Я жестом приглашаю посла в свою гостиную.

– Твой народ много лет избегал каких бы то ни было дел с Империей. Что изменилось?

Кажется, посла удивила моя прямота – возможно, он приготовился к продолжительному обмену любезностями.

– Ты отменила рабство, Кровавый Сорокопут, – говорит он. – Для нас это обязательное условие. Если ты поклянешься, что рабство не вернется, я готов заключить договор о торговле между Императором Закариасом и Анканой. В качестве жеста доброй воли я привез с собой дюжину анканских саперов…

«У нас есть военные инженеры», – вертится у меня на языке, но я приказываю себе молчать. В моей армии не найдется и шести саперов. Остальные воюют на стороне Керис.

– И передвижные катапульты, – добавляет посол. – Они меньше и легче, чем те, что имелись в Антиуме, но не уступают вашим по мощности. Мне кажется, они пригодятся вам в предстоящей войне.

Абсолютная уверенность, с которой он произносит эти слова, вызывает у меня раздражение. Но, вспомнив о том, что в моем распоряжении всего несколько саперов и нет ни одной катапульты, я наступаю на горло уязвленному самолюбию.

– Ваш народ способен предвидеть будущее, – усмехаюсь я. – Как Пророки.

– Наш дар не краденый, – подчеркнуто нейтральным тоном говорит Реми. – Но был обретен после долгих лет обучения. Пророки видели детали. Мы видим результат.

– И что же ты видишь, глядя на меня?

Вообще-то, я собиралась задать совсем другой вопрос. Но этот не давал мне покоя с той минуты, как Декс сообщил о прибытии человека из Анканы.

– Сейчас, глядя на тебя, я вижу Дил-Эвал, – говорит он. – Ту, которая исцеляет. Когда я смотрю в твое будущее, я вижу… – Он замолкает и пожимает плечами. – Нечто иное.

Посол плавно переходит к торговому соглашению и сообщает мне, что́ хочет получить в обмен на саперов и катапульты. Я соглашаюсь продать ему зерно и скот – хотя лишь небесам известно, откуда я все это возьму! – и говорю, что Императрица рассмотрит вопрос о продаже серрийских клинков. Посол выглядит удовлетворенным. Вскоре после его ухода в дверь снова стучат.

Я обнаруживаю на пороге сестру, которая застыла, наклонив голову под неестественным углом. Закариас вцепился в прядь ее волос и радостно тянет на себя.

– Ты с ума сошла, зачем распустила волосы? – Я щекочу пяточку Зака, он отпускает волосы матери и рвется ко мне с возгласом «ба!».

По мнению Ливии он еще слишком мал, чтобы понимать наши разговоры. Но я думаю, он прекрасно знает, кто любит его больше всех. Когда я беру его на руки, он тянется к моей косе, но потом, передумав, касается ладошками моего лица.

– Маленький предатель.

Моя сестра улыбается. Закариас такой же прелестный, какой была Ливия в раннем детстве – с мягкими темными кудрями и пухлыми щечками, которые так и хочется ущипнуть. Цвет кожи он унаследовал от обоих родителей – смуглый с золотистым отливом. Племянник смотрит на меня светло-желтыми глазами, характерными для всех представителей семьи Фаррар.

– Он по тебе соскучился. – Ливия устраивается в моем кресле. – Не желал засыпать, потому что тетя Сорокопут не приходила понянчить его перед сном. Но я сказала, что ты уехала по очень важному делу.

Я смотрю на ее фрейлин, Мерину и Коралию Фаррар. Это двоюродные сестры Маркуса, но они совершенно не похожи на покойного Императора. Они обожают мою сестру и Закариаса и готовы защищать их ценой жизни, но им не обязательно присутствовать при обсуждении государственных дел. Ливия отпускает их, фрейлины забирают у меня Императора и уходят в сопровождении мрачного капитана Раллиуса и троих Масок.

Услышав от меня подробный рассказ о событиях в Маринне, Ливия вскакивает.

– Я так и знала, что Комендант играет грязно! – восклицает она. – Нападения джиннов нужны были для того, чтобы поставить Маринн на колени – самое время, чтобы заключить нужный ей договор. – Сестра расхаживает по комнате. – Иногда мне так хочется бросить все это! Забрать Закариаса и уехать далеко-далеко, в какую-нибудь теплую страну, где никто нас не знает. Где он сможет вести нормальную жизнь.

– Ты нужна своему народу, – возражаю я. – И Закариас тоже. Сын плебея и патрицианки благополучно появился на свет благодаря помощи Книжницы. Он – символ надежды и единения, Императрица-регент. Напоминание о том, какой могла бы быть Империя.

– Хвала небесам, наконец-то ты вернулась, – улыбается Ливия. – Если мне не изменяет память, несколько месяцев назад ты хотела меня придушить за то, что я освободила рабов.

– Но ты все равно это сделала. Ты смелая. И мудрая. Просто нужно набраться терпения.

Когда мы с Ливией входим в «тронный зал» – бывшую парадную столовую с заросшими паутиной деревянными балками потолка, нас уже ждут примерно две дюжины патрициев. Янс Аквиллус коротко кивает мне. Дядя – один из немногих, в ком я абсолютно уверена: что бы ни случилось, он останется на нашей стороне.

Я приветствую собравшихся, потом отступаю за трон, положив руку на эфес меча. Мое дело – охранять Ливию, которая собирается обратиться к аристократам. Уже, наверное, в тысячный раз я жалею, что на мне нет маски. Ее серебристый блеск напоминал бы и мне, и всем остальным о том, кто я такая. И на что я способна. Отцы кланов слишком часто забывают об этом.

– Солдат, вина, – приказывает Ливия.

Слуга исчезает за дверью, а ему вслед несется смешок.

– Долго же нам придется ждать этого вина, – говорит Отец Кассиус, высокий сутулый мужчина с густой копной седых волос и бледно-желтой, как пергамент, кожей.

– Идет война, Кассиус, – отвечает Ливия. – Мы не на светском приеме.

– Согласен, – раздается голос Отца Агриппы Меттиаса.

Агриппа – умен и благороден, превосходный солдат, в общем, типичный северянин. Ему еще нет тридцати, но он уже четырнадцать лет успешно управляет своим кланом.

А еще Агриппа наделен необыкновенной красотой. Природа наградила его коричневой кожей глубокого насыщенного оттенка, аристократическими чертами, высокими скулами и проницательными глазами. Седые Отцы дразнят его за молодость и красоту, но ему, по-моему, нет дела до их насмешек. И за эту уверенность в себе Отец Меттиас нравится мне еще больше. Он хороший союзник, и я боюсь утратить его поддержку.

– Керис захватила южные поместья клана Меттиа, – сообщает он. – Объявила меня предателем. Большинству моих родичей удалось бежать, а тех, кого поймали, она приказала обезглавить. Она предложила мои земли в качестве награды за голову Императора. И еще десять тысяч марок за мою голову.

Проклятье. Прознав о такой щедрости, все наемники от Антиума до Садха слетятся сюда, как мухи на мед.

– Я глубоко сожалею о страданиях, которые выпали на долю твоей семьи, Отец, – говорит Ливия.

Возможно, мне это только кажется, но выражение его лица на миг смягчается.

– Такова цена преданности, Императрица-регент. – Меттиас бросает горящий взгляд на Отца Кассиуса. – И я готов заплатить ее, пусть даже остальные меня не поддержат.

– Правильно, – бормочет дядя Янс, и половина Отцов поддакивает ему – но только половина.

Я ловлю на себе стальной взгляд Меттиаса.

– Однако нам нужен план. Керис намеревается взять нас измором. Неделю назад на территории замка был обнаружен наемный убийца. И где бы ни появилась эта женщина, люди приветствуют ее и выкрикивают «Император Инвиктус».

Я стискиваю рукоять меча. «Верховный Главнокомандующий» – просто почетный титул правителя Империи, но, когда его выкрикивает народ, он приобретает большой вес. Прежде чем Таиуса провозгласили Императором, кланы Меченосцев нарекли его «Императором Инвиктусом». Когда после его смерти сыновья не могли поделить трон, второй сын получил этот титул – а потом Империю – благодаря доблести, проявленной на поле боя.

– Как это могло случиться? – Дядя Янс расхаживает по залу. – После того, как она обрекла наш народ на страдания и на смерть!

– Южане не знают о том, что на самом деле случилось в Антиуме – или не желают знать, – объясняет Ливия. – Зачем им чужие неприятности? Она обещает им богатство и рабов из земель Кочевников.

Скрипит боковая дверь, и я оборачиваюсь, ожидая увидеть на пороге слугу с вином. Но в дверном проеме застыл Фарис.

– Сорокопут. – Фарис смертельно бледен.

«Неужели ранен», – мелькает у меня в голове.

– Можно тебя на два слова?

Я выхожу в коридор, где меня ждет полувзвод солдат, среди них – трое Масок.

– На дворцовой кухне кое-что произошло. – Фарис жестом приказывает солдатам охранять двери в тронный зал.

Если сюда пробрался убийца, я сейчас, черт побери, что-нибудь разнесу. Даже если преступник мертв – наверняка так оно и есть, иначе Фарис повел бы меня в темницу, – Отцы не потерпят очередного недосмотра охранников.

Дверь в судомойню стерегут четыре легионера. Придворный, которого Ливия отправила за вином, привалился к стене. Лицо у него зеленого цвета.

– У выходов дежурят еще два солдата. Сорокопут… – Фарис выглядит потрясенным, и я уже не понимаю, что ждет меня за дверью. Я толкаю створку и отшатываюсь.

Потому что нахожу там не мертвого убийцу, и даже не живого. А вижу красные потеки на стенах и такого же цвета лужи – кто-то устроил здесь настоящую резню. В помещении царит зловещая тишина, и мне не нужно подходить к лежащим на полу исколотым, истерзанным, залитым кровью телам, чтобы понять: все эти люди мертвы. Я вижу знакомое лицо: Мерина, фрейлина Ливии, няня моего племянника.

– Мерина спустилась за чаем для Императрицы-регента, – бормочет Фарис. – Их нашел придворный, которого послали за вином.

Я сжимаю кулаки. На этой кухне работали и плебеи, и Книжники, и они неплохо ладили между собой. Все они были беженцами из Антиума. Все были преданы Императору.

И вот что они получили в награду за свою преданность.

– Где убийца?

– Покончил с собой. – Фарис кивком показывает на стену позади меня, и я оборачиваюсь. – Но нам известно, кто его подослал.

На камнях багровеет символ, при виде которого меня захлестывают ярость и отвращение.

Заглавная буква «К», увенчанная зубастой короной.

17: Лайя

Зима в Сумеречном Лесу суровая, но пушистые ветви вечнозеленых деревьев защищают меня от самых сильных порывов. Увы, они не могут защитить меня от холода, который исходит от Элиаса.