4.

Коридор, по которому они шли на сей раз, был бы на месте даже в Чикаго времен Дэйва. Из-за дверей слышался стрекот пишущих машинок, а под ногами вместо крикливо-роскошных ковров лежал паркет. Дэйв начал было успокаиваться, но тут на глаза ему попались двое уборщиков, которые старательно натирали воском пол. Один полотер, держа другого за щиколотки, возил его косматой мордой по паркету взад-вперед, а тот, не теряя времени, умащал дощечки воском. Паркет блестел, как зеркало, но Дэйва это как-то не обрадовало.

Сир Перт слегка пожал плечами.

– Обыкновенные мандрагоры, — пояснил он. Распахнув дверь одной из комнат, он пригласил Дэйва с Нимой в кабинет, где стояли комфортабельные кресла и письменный стол.

– Садись, Дэйв Хэнсон. Я проинструктирую тебя обо всем, что ты должен знать до того, как приступишь к работе. Сатер Карф сообщил тебе суть задания, но…

– Погодите, — взмолился Дэйв. — Что-то не припомню, чтобы мне такое сообщали.

Сир Перт оглянулся на Ниму. Та кивнула:

– Он четко и ясно повелел тебе отремонтировать небо. Я записала в протокол: вот, посмотри, — и девушка протянула Дэйву свое вязанье.

– Минутку, — проговорил сир Перт. Потеребил усы. — Дэйв Хэнсон, как ты удостоверился своими глазами, небо падает. Необходим ремонт. Ты наша последняя надежда, так гласит пророчество. Твоя ценность подтверждается и тем фактом, что люди из Секты Яйца несколько раз пытались тебя убить. Покушения не удались… Одно, правда, мы едва смогли предотвратить. Но они бы так не старались, если бы их магия не уверила их в твоей способности починить небо.

Дэйв помотал головой:

– Приятно слышать, что вы в меня верите.

– Зная, что ты способен добиться успеха, — вальяжно продолжал сир Перт, — мы полагаем, что ты его достигнешь. На мне лежит неприятная обязанность объяснить, чем обернется для тебя неудача. Я ничего не говорю о том факте, что ты обязан нам жизнью — это дар скромный, и отнять его легко. Я скажу лишь, что бежать тебе некуда. Нам ведомо твое имя, а истинный символ и есть сама вещь. Также у нас есть обрезки твоих волос и бороды; есть стружки с твоих ногтей, пять кубических сантиметров спинномозговой жидкости и соскоб с печени. Благодаря всему этому твое тело в нашей власти, и тебе не вырвать его из наших рук. А через твое имя мы владеем твоей душой, — он пронзил Хэнсона взглядом. — Рассказать, каково будет твоей душе жить в болотной грязи, в корне мандрагоры?

Дэйв запротестовал:

– Право, это лишнее… Послушайте, сир Перт, я не понимаю, о чем вы говорите. Как я могу выполнять вашу волю, когда мне абсолютно ничего не ясно? Давайте будем мыслить логически, хорошо? Меня задавило бульдозером — ладно, раз уж вы так говорите, значит, задавило. Я погиб. Вы вернули меня к жизни при помощи заклинаний и корня мандрагоры; вы можете сделать со мной все, что вам взбредет в голову. Верю и соглашаюсь! В данный момент я соглашусь со всем, что пожелаете — ведь вы знаете, что здесь происходит, а я — нет. Но при чем здесь все эти дела с падающим небом? Если оно падает, если оно вообще способно падать, мне-то какая забота? А если забота есть — почему именно я способен его починить? И каким образом?

– Невежество! — пробурчал сир Перт и тяжело вздохнул. — Непроходимое невежество.

Он уселся на краешек стола и достал сигарету. Или по крайней мере что-то похожее. Щелкнув пальцами, вызвал маленький огонек и прикурил от него. Выдохнул изо рта огромное облако изумрудно-зеленого дыма. Дым лениво повис в воздухе, образуя текучие узоры, а потом начал сгущаться в зеленую гурию. Сир Перт отогнал ее рукой, как муху:

– Треклятые сильфы. Стихии совсем от рук отбились. Тем не менее сир Перт не без удовольствия проводил глазами гурию, которая унеслась, приплясывая. Но тут же посерьезнел.

– В твоем мире, Дэйв Хэнсон, ты был сведущ в искусстве инженерии и входил в число лучших. Твое невежество — хоть ты и считался гением — наводит на печальные выводы относительно устройства твоего мира. Но это не столь важно. Уверен, Дэйв Хэнсон способен быстро обучаться. Ты ведь имеешь представление о составе неба?

Наморщив лоб, Дэйв попробовал дать ответ:

– Ну, атмосфера, кажется, состоит в основном из кислорода и азота; есть еще ионосфера и озоновый слой. Насколько я помню, цвет неба обусловлен рассеянием света — лучи преломляются в воздухе.

– Оставим воздух, — нетерпеливо воскликнул сир Перт. — А само небо?

– Вы имеете в виду космос? Мы только начали выводить туда корабли с людьми на борту. Ну там, естественно, сплошной вакуум. Конечно, мы все равно находимся в сфере влияния Солнца — пояс Ван-Аллена и всякое такое. Также имеются звезды — такие же, как наше Солнце, но гораздо дальше от нас. Планеты и Луна…

– Оказывается, невежество — еще полбеды, — изумленно прервал Дэйва сир Перт. И, уставившись на него, раздосадованно мотнул головой. — Очевидно, твоя родная цивилизация отличалась самыми злостными суевериями. Дэйв Хэнсон, небо вовсе не таково, каким тебе кажется. Выбрось из головы нелепые мифы! Небо есть твердая сфера, окружающая Землю. Звезды похожи на Солнце не больше, чем пламя моей сигареты на лесной пожар. Это огоньки на внутренней поверхности сферы, они движутся, образуя узоры, коими занимается Искусство Звезд. Они ближе к нам, чем к жарким странам юга.

– Форт, — выпалил Дэйв. — Чарльз Форт писал об этом в своей книге.

Сир Перт пожал плечами:

– Тогда зачем заставлять меня повторять? Этот Форт был прав. Мне радостно узнать, что в твоем мире жил хотя бы один разумный человек. Небо есть купол, в котором находятся Солнце, звезды неподвижные и звезды-странницы, также именуемые планетами. Беда в том, что теперь этот купол трескается, точно огромное раздавленное яйцо!

– А что снаружи купола? Сира Перта слегка передернуло:

– Я от всего сердца мечтаю не дожить до дня, когда это станет известно. В твоем мире вы успели открыть такую вещь, как элементы? В смысле — базовые субстанции, которые, будучи скомбинированы, образуют…

– Естественно, — возмутился Дэйв.

– Отлично. Итак, из этих четырех элементов, — Дэйв сморщился, но промолчал, — из четырех элементов состоит вселенная. Есть вещи, состоящие из одного элемента. Другие состоят из двух или из трех. Пропорции могут быть самыми разными, гуморы и духи, например, варьируются, но все проистекает из элементов. Уникальность неба в том, что только оно состоит из всех четырех элементов — земли, воды, огня и воздуха в равных пропорциях. Четыре составляющих, и каждая наделяет смесь своим основным свойством, так что небо есть твердь, как земля, и одновременно выглядит неосязаемым, словно воздух, оно сияет, точно огонь, и не имеет формы, подобно воде. Но сейчас — и ты видел это собственными глазами — небо трескается и падает на землю. И последствия уже ощутимы. Сквозь трещины хлынули гамма-лучи; уже полпланеты охвачено эпидемиями из-за вирусов, которые стремительно размножаются и мутируют. Медицинское Искусство оказывается бессильным. Миллионы хлюпают, чихают, задыхаются и умирают из-за дефицита антибиотиков и надлежащего ухода. Воздушный транспорт под угрозой; буквально сегодня произошло лобовое столкновение рух-стратолета с обломком неба. И птица, и все пассажиры погибли. Но хуже всего пришлось Магической Науке. Дело в том, что звезды жестко закреплены на небесном куполе, а разрушение купола заставляет звезды сбиваться с курса. Магические методы, не требующие учета соединений и противостояний планет, являют собой лишь самый примитивный уровень науки, но теперь мы вынуждены ограничиться лишь этой дедовской магией. Когда Марс в тригоне с Нептуном, Медицинское Искусство почти бессильно — и именно такая встреча планет произошла во время твоей реинкарнации. Фатальный исход был почти неизбежен. А произошла она на семь дней раньше срока.

Сир Перт умолк, предоставляя Дэйву шанс переварить услышанное. Но Дэйв просто-напросто утонул в этом море информации. Голова у него шла кругом. Для себя он поклялся соглашаться со всем, что ему скажут, но с некоторыми параграфами этого бреда его мозг не мог примириться. В то же самое время он не сомневался: сир Перт говорит серьезно — на лице этого нервного толстяка с тоненькими усиками не было и тени юмора. Да и сатер Карф не шутил, это уж точно. Внезапно Дэйв живо вспомнил, как старичок задушил двоих «санитаров» на расстоянии в тридцать футов, даже не прикоснувшись к ним. В нормальном мире такое просто невозможно.

– Вы мне не нальете капельку виски? — промямлил Дэйв.

– Это при сильфе-то? — скривился сир Перт. — Да он ни капли для тебя не оставит. Ну что ж, теперь-то тебе все ясно, Дэйв Хэнсон?

– Ага. За исключением одной мелочи. Что я, по-вашему, должен сделать?

– Отремонтировать небо. Для инженера с твоей репутацией это нетрудно. Ты построил стену длиной с континент, достаточно высокую и прочную, чтобы изменить воздушные течения и радикально улучшить климат; и это в самой холодной, в самой неприспособленной для жизни стране. Мы знаем тебя, Дэйв Хэнсон, как одного из величайших инженеров в истории человечества, столь гениального, что известия о твоей славе донеслись даже до нашего мира по смотровым прудам наших мудрейших историков. В твоем мире есть гробница и памятник с надписью: «Дэйву Хэнсону, для которого не было ничего невыполнимого». Ну что ж, у нас есть почти невыполнимое задание — задание для инженера и строителя. Если бы мы могли положиться на нашу Магическую Науку… но это невозможно; пока небо не в порядке, магия бессильна. Мы верим Истории: для Дэйва Хэнсона нет невыполнимых заданий.

Дэйв уставился на самодовольное лицо своего собеседника и плутовато усмехнулся.

– Боюсь, сир Перт, вы немного ошиблись.

– В таких вопросах мы не ошибаемся. Ты — Дэйв Хэнсон, — сухо парировал сир Перт. — Для Науки истинное имя — величайшая сила. Мы вызвали тебя именем Дэйва Хэнсона. Следовательно, Дэйв Хэнсон — это ты.

– Не пытайся нас обмануть, — вмешалась в разговор Нима. В ее голосе звучала тревога. — Молись, чтобы у нас не было причин сомневаться в тебе. Иначе мудрейшие из сатеров все оставшееся время будут придумывать для тебя невероятные наказания.

Сир Перт энергично кивнул в знак согласия. Затем обвел рукой кабинет.

– Будешь работать здесь. А мне нужно отчитаться перед начальством.

Дэйв проводил сира Перта взглядом. Затем стал рассматривать свой кабинет. Потом отошел к окну и уставился на безумное лоскутное одеяло, которое считалось здесь небосводом. Почем знать, в таком небе все может быть — и трещины тоже. Приглядевшись, он узрел одну такую расселину, а за ней дырочку… то есть маленькое пятнышко неопределенного цвета, но не похожее на тьму. Звезд на этом пятне не было — правда, по его краям мерцали светящиеся точки, и казалось, что пятно их всасывает.

Всего-то делов — починить небо… А может, они хотят еще и море зажечь?

Наверное, для Дэвида Арнольда Хэнсона, прославленного инженера, не существовало невыполнимых задач. Но вот для безвестного мелкого винтика — племянника этого инженера, который зарабатывал ремонтом компьютеров, ровно ничем не выделялся и получил от любящих родителей имя Дэйв… Да, местные маги правильно подобрали имя. Но с работой для этого имени жестоко ошиблись.

Дэйв Хэнсон мог отремонтировать абсолютно все, что работало на микросхемах, неплохо разбирался в технике и даже для собственного удовольствия чинил приятелям часы. Однако в отношении всего остального он был полным профаном. Не по глупости, не из-за нежелания учиться — просто ему в жизни не приходилось изучать строительное дело. Даже на стройке, куда его завлек дядя, он мало следил за работами и почти ничего в них не понимал — разве что данные, которые нужно было вводить в компьютер. Дэйв не умел даже повесить картину на стену: это предполагало такие сложные операции, как забивание гвоздей или, страшно сказать — сверление дырок в стене.

Но, судя по всему, если он хотел оставаться в добром здравии, ему необходимо было сымитировать бурную деятельность.

– Полагаю, у вас есть образцы падающего небесного вещества? — обратился он к Ниме. — И, кстати, что ты тут делаешь, собственно говоря? Я думал, ты медсестра.

Нима нахмурилась, но отошла в угол, где на столике лежал небольшой хрустальный шар. Она принялась что-то бормотать над ним — Дэйв увидел на выпуклой поверхности ее обиженное лицо. Затем Нима обернулась:

– Сейчас тебе пришлют частичку неба. А насчет медсестры — да, естественно, я медсестра. Все студенты-маги проходят курс Медицинского Искусства. Очевидно, столь образованная девушка может работать секретаршей даже у великого Дэйва Хэнсона?.. А насчет того, что я тут делаю… — она опустила глаза, нахмурилась. Ее щеки слегка зарделись. — Творя сонное заклятье, я имела в виду, что ты должен стать здоровым. Но я всего лишь бакалавр магии — даже не магистр. Я оговорилась. И сформулировала это так: «Ты мне нужен здоровый».

– Что? — Дэйв уставился на нее, окончательно вогнав в краску. — Ты хочешь сказать?..

– Поосторожнее! Прежде всего ты должен знать, что я являюсь юридически зарегистрированной девственницей. И в этот тяжкий час не может быть и речи об осквернении моей волшебной крови, — повернувшись к Дэйву боком, она попятилась к двери, ускользая от него. Но тут на пороге возник совершенно голый верзила без лица, державший в охапке огромный и, видимо, тяжеленный кусок пустоты.

– Образец неба, — пояснила Нима. Безликий верзила, кряхтя, подошел к столу и плюхнул на него пустоту, которая глухо задребезжала. На столешнице появилась неглубокая впадина.

Дэйв ясно видел, что на столе находится пустота. Но если пустота — вакуум, то почему же эта была столь тяжелой и плотной. Судя по впадине, на столе покоился щербатый куб двенадцать на двенадцать дюймов, но весил он не меньше двухсот фунтов. Щелкнув по нему, Дэйв услышал звон. Внутри «кубика» испуганно метался крохотный огонек.

– Звезда, — печально протянула Нима.

– Мне нужно помещение для экспериментов, — заявил Дэйв, предчувствуя, что ему предоставят самую глубокую и сырую пещеру, оснащенную магнитами, породистыми летучими мышами, рогами единорогов, целым шкафом хрустальных призм и прочими алхимическими атрибутами. Нима широко улыбнулась:

– Ну разумеется. Мы уже подготовили для тебя стройплощадку. Тебя дожидаются орудия, которыми ты пользовался в своем мире, и все инженеры, которых мы смогли достать или сделать.

А он-то уже собирался волынить, требуя снабдить привычными орудиями труда. Он-то был убежден, что в этом мире нет ни микрочипов, ни генераторов, ни осциллографов — простор для запросов был огромный. Можно было бы крупно поскандалить, настаивая на необходимости установить среднестатистическое сопротивление их небесного вещества. Это было бы даже интересно — потянет ли оно на 300 Ом? Но, судя по всему, валять дурака было бессмысленно. Они считают, что снабдили его почти всем необходимым. Придется быть очень осторожным и требовать только то, что может понадобиться инженеру в их понимании этого слова, а то вдруг заподозрят, что он не Дэйв Хэнсон.

– Я не могу работать с этой штукой здесь, —произнес он вслух.

– Что ж ты сразу не сказал? — взвилась Нима. Она издала особый клич, и в кабинет влетел ворон. Пошептавшись с птицей, Нима нахмурилась и отослала ее. — Наземным транспортом туда не доберешься, а все местные птицы рух сейчас заняты. Ладно, обойдемся собственными ресурсами.

Она выскочила в соседнюю комнату, покопалась в шкафу и вернулась с ковром среднего размера — явно старым, но сохранившим крикливую расцветку. «Бездарная подделка под Турцию», — заключил Дэйв. Распихав по углам мебель, Нима расстелила ковер на полу, пробормотала какую-то невнятицу и уселась на корточки с краешку. Верзила без лица взвалил на спину образец неба и рухнул ничком на ковер. Нима нервно поманила Дэйва, и тот сел на корточки рядом с ней, стараясь не верить своим догадкам.

Ковер неуверенно воспарил над полом. Казалось, ему совсем не хотелось тащить на себе увесистый, оттягивающий материю обломок неба. Нима вновь закулдыкала, и ковер неохотно начал подниматься выше, подвернув передний край. Постепенно разгоняясь, ковер выплыл из кабинета через окно и стал набирать высоту. Они пронеслись над городом со скоростью тридцать миль в час. Их курс лежал к горизонту, где простиралась пустошь.

– Сейчас бывает, что и ковры падают, — проинформировала Дэйва Нима. — Но лишь в тех случаях, когда неправильно произносишь заклятье.

Поперхнувшись, Дэйв покосился на качающийся внизу город. И услышал тихий вскрик Нимы. Раздался оглушительный грохот разрыва. В небе образовалась небольшая дырка. Засвистел ветер, и прямо перед ковром что-то промелькнуло. Воздушная волна задала ковру хорошую трепку. Заглянув за край, Дэйв увидел, что объект угодил в огромное здание. Три верхних этажа превратились в груду щебня. Затем начало мутировать и само здание. Медленно-медленно на его месте вспухло колоссальное облако розового дыма. Ветер унес дым прочь, а люди и мебель градом посыпались на землю. Нима, вздохнув, отвела глаза.

– Бред какой-то! — возмутился Дэйв. — Только-только мы услышали грохот, пяти секунд не прошло — и эта штуковина упала. Если ваше небо даже в двадцати милях над нами, она падала бы гораздо дольше.

– До неба — тысяча миль, — сообщила Нима. — И инерцией оно не обладает — в не оскверненном контактом с землей состоянии. Этот обломок падал дольше, чем обычно. — Нима опять вздохнула. — Час от часу не легче! Погляди на Зодиак. Обвал потревожил планеты. Нас отшвырнуло назад, в прежний дом — из Стрельца! Теперь мы вернемся к старым характерам, а я-то только свыклась со своим!

Дэйв оторвал глаза от свежей пробоины в небе, где медленно таяла кучка звезд.

– К старым характерам? Есть здесь хоть что-нибудь стабильное?

– Конечно, нет. Согласно законам природы, в каждом Доме у нас иной характер — как и у всего мира. А как ты думаешь, почему астрология считается Царицей Наук?

«Прелестный мир», — заключил Дэйв про себя. Впрочем, эта новость кое-что проясняла. Его смутно тревожили перемены в нраве сира Перта, который из заботливого врача превратился в надменного, капризного хлыща. Но что же будет с его здоровьем, если самочувствие тоже обусловлено знаками Зодиака?

Спросить об этом он не успел. Ковер попробовал встать на дыбы, и девушка принялась его уговаривать. Покачавшись, ковер выпрямился и начал снижаться.

– Твоя стройплощадка окружена защитным кольцом, — пояснила Нима. — Оно призвано не впускать никого из тех, кто не знает заклятия или ведет себя враждебно. Ковер тоже не способен его преодолеть. Кольцо нейтрализует все магические действия. Разумеется, мы также разместили по периметру вышки с василисками, которые охраняют территорию с закрытыми глазами, пока не почувствуют приближение нежеланных гостей. Имей в виду, что глядеть на них можно — в камень обращается лишь тот, на кого смотрят они сами.

– Ну, тогда я спокоен…

Нима польщенно улыбнулась и занялась посадочными операциями. Внизу виднелась стройплощадка, скопированная с тех же фильмов, из которых была взята одежда Дэйва. Геометрически-правильные ряды бытовок, зеркальный блеск строительных машин и всюду полный порядок — такого не бывает на стройках. Шагая вслед за девушкой к огромной палатке, в которой мог бы выступать цирк-шапито, Дэйв начал замечать и другое. Тракторы были предназначены для работы на болотистых равнинах, а прицепы, напротив, имели узкие колеса, какие используются на каменистом грунте. Все, что попадалось на глаза Дэйву, оказывалось нелепицей. Он увидел громадный турбинный генератор — его приводили в движение пять десятков людей. А может, мандрагоров. Повсюду были аккуратно расставлены и развешаны самые разнообразные инструменты, в том числе загадочные штуковины антикварного вида. Имелась даже тележка с кинокамерой, вот только рельс нигде не наблюдалось.

Когда они уже подходили к главной палатке, сверху на Ниму спикировал ворон и что-то каркнул ей в ухо. Скривившись, девушка кивнула.

– Меня призывают, — сказала Нима. — Вот твои работники, — она указала на бригады, которые деловито сновали по стройке и бездельничали не покладая рук. Все они были одеты точно так же, как и Дэйв, не считая шляп и сапог. — По большей части это мандрагоры, они существуют колдовским образом, но не имеют душ. Инженеров мы вытаскиваем из Двойственности сразу после смерти, чтобы их знания не улетучились, и немедленно оживляем. Конечно, у них тоже нет истинных душ, но они об этом не знают… Вон тот коротышка — Гарм. Сирза Гарм, ученик сира Перта. Твой прораб. Он вполне реален.

Повернув назад к забору, Нима оглянулась и прокричала:

– Сатер Карф сказал, что дает тебе на починку неба десять дней. Она дружелюбно помахала Дэйву рукой:

– Не волнуйся, Дэйв Хэнсон. Я в тебя верю.

И побежала к своему несговорчивому ковру-самолету.

Дэйв уставился на пестрый небосвод над своей головой. Потом на верзилу без лица, который все еще держал на плечах образец. С готовым строительным городком да еще и с установленным сроком — где уж тут волынить. Он сроду не мог понять, почему от нагревания пластмасса одного вида плавится, а другая лишь твердеет. А теперь извольте — ему нужно выяснить, что стряслось с этим куполом и как его починить. Возможно, срок удастся немного растянуть, найти бы разгадку…

Сирза Гарм оказался угрюмым молодым человеком, чрезвычайно гордым своим статусом будущего сира. Он провел Дэйва по огромному шатру, с гордостью продемонстрировал просторную чертежную (Гарм явно полагал, что в ней чертят магические квадраты). Чертежная была бы небесполезна — найдись здесь хоть один человек, который хоть что-то смыслил бы в чертежах. Инженеров — то есть тех, кого здесь называли инженерами — оказалось четверо. Один из них в пьяном виде свалился с моста и теперь беспрерывно лечился от шока, не выходя из запоя. Второй был «инженером»-химиком и занимался вопросами производства овсяных хлопьев из сушеной сои. Третий отлично разбирался в драгировании каналов, а четвертый был «электронщиком» — в этой области Дэйв и сам все знал.

Дэйв приказал им удалиться. Проделанная над ними магическая операция, а может, отсутствие загадочной «истинной души», превратила их в тупых педантов, крепко цепляющихся за свои прежние представления и способных лишь на то, чтобы выполнять рутинные команды. От сирзы Гарма и то было больше проку.

Впрочем, ненамного. Молодой маг отнюдь не являлся кладезем информации. Напыжившись, он заявил, что небо — величайшая тайна мироздания и разговаривать о нем позволено лишь адептам. Насколько понял Дэйв, Гарм о небе ничего не знал. Дальнейшие расспросы показали, что в этом мире все, что не тайна — досужая сплетня, а что не сплетня — уж верно, тайна. Когда же Гарма слишком уж донимали уточняющими вопросами, он, как ребенок, начинал нервно сосать пальцы.

– Но разве вы не слышали никаких версий, никаких предположений, из-за чего вдруг по небу пошли трещины? — упорствовал Дэйв.

– О да, это всем известно, — нехотя признался сирза Гарм. Вынув изо рта большой палец левой руки, он засунул на его место мизинец правой и глубоко задумался. — То был эксперимент, несравненный по благородству замысла, но злая судьба заставила его обернуться бедой. Один великий сатер заставил Солнце слишком долго простоять на месте, и жар оказался чрезмерным. Проводя аналогию с классическим опытом…

– Какова температура вашего Солнца?

Надолго воцарилось молчание. Наконец сирза Гарм пожал плечами:

– Это великая тайна. Достаточно лишь сказать, что оно не дает подлинного тепла, но лишь знаменует начало сакрального действия в сторону флогистонового слоя. Последний, познав свободу, решает отомстить воздуху…

– Понятно, — Дэйв уставился на Солнце, пытаясь доискаться до истины. Сияющий диск ничем не отличался от того светила, к которому он привык в своем мире — там, где небо не падало. Специалист по цветной фотографии назвал бы температуру этих лучей «5500 градусов по Кельвину», следовательно, Солнце было достаточно горячим — способным расплавить любой известный Дэйву материал. — Ну скажите хотя бы, какова точка плавления этого небесного вещества?

Растолковать сирзе Гарму смысл термина «точка плавления» Дэйв так и не смог. Зато он узнал, что проблему пытались решить разными способами. Например, семь дней делали кровопускания одиннадцати тщательно проверенным девственницам. Смешав полученную кровь с драконьим пером и лягушачьим пухом и заправив подлинным философским щебнем, они пытались использовать ее вместо чернил, дабы начертать правильную схему движения планет. Все кончилось плачевно. Небо в очередной раз треснуло, и его кусок, свалившись в чернильницу с кровью, безвременно оборвал жизнь одного сатера, которому не было и двух тысяч лет от роду.

– Двух тысяч? — переспросил Дэйв. — А сколько же лет сате-ру Карфу?

– Этого никто не знает. Он всегда был сатером Карфом — уже десять тысяч лет, не меньше. Обычно, чтобы достичь уровня сатера, приходится трудиться веками.

Как выяснилось, убитому сатеру очень не повезло. Никому так и не удалось его оживить, хотя при наличии относительно неповрежденного тела воскрешение мертвых было рутинной операцией, подвластной даже сирзам. Отчаявшись, они начали вытаскивать из мира Дэйва специалистов.

– То есть всех, чьи истинные имена удалось разузнать, — честно сознался Гарм. — Строитель египетских пирамид… создатель вашей величайшей науки — дианетики… хитроумный Калиостро — выяснение его истинного имени было сопряжено с почти необоримыми препятствиями… Я был назначен ассистентом к мудрецу, который разгадал тайны гравитации и еще какой-то странной магии — он назвал ее «относительность», хотя проблемы переноски грузов она не решает. Впрочем, это отдельная загадка. Применяя целый спектр средств, мы уговорили его нам помочь, но спустя неделю он сдался, заявив, что задача ему не по силам. Сатеры уже начали подбирать для него самую достойную кару, но по чьей-то халатности он раздобыл сборник заклинаний для начальной школы, придумал на его основе свою новую, дотоле неведомую формулу и отбыл в неведомом направлении.

«Сам Эйнштейн отказался от этой задачи», — мрачно подумал Дэйв. Но его ждала и другая новость — механизмы нельзя было включить из-за отсутствия энергии. Целый час он мастерил портативную электропилу, чтобы отрезать от большого куска неба маленький ломтик. Когда пила наконец заработала, в тот же миг сгорел мотор. Как выяснилось, здесь существовал лишь постоянный ток: маг, подчинив себе электроны проволоки, приказывал им двигаться в одном направлении. Соответственно, двигатели, основанные на переменном токе, тут не работали. С помощью местного электричества можно было бы разве что заниматься электросваркой, но электросварочного аппарата тоже не оказалось.

– Этот прожект идет вразрез с самой логикой, — отчитал Гарм Дэйва. — Если ток будет двигаться сперва в одном направлении, а затем в противоположном, он сам себя нейтрализует. Нет, вы что-то путаете.

Насколько помнилось Дэйву, те же самые недоверчивые замечания слышал и Тесла — и от весьма разумных людей, например, Эдисона. Смирившись, Дэйв согласился воспользоваться местным сварочным аппаратом, в котором сидела дюжина саламандр самого стервозного нрава. Пламя он давал достаточно жаркое, вот только направить его в нужную сторону было сложно. Пока он учился с ним обращаться, наступила ночь. Вконец утомившись, Дэйв поужинал в одиночестве и лег спать.

Следующие три дня ознаменовались тем, что ценой адского труда он сумел кое-что выяснить. Несмотря на уверения Гарма, что небо плавиться не может, Дэйв обнаружил: в пламени сварочного аппарата образец медленно растекается. В жидком состоянии небо становилось агатово-черным, но, остывая, вновь обретало абсолютную прозрачность. Также в жидком состоянии оно становилось невесомым — это Дэйв узнал, когда небо начало испаряться и забрызгало все, включая его лицо и руки. Ожоги были крайне болезненными, но подозрительно быстро зажили. Сирза Гарм, подивившись открытиям, засунул в рот пальцы и удалился размышлять над прогрессом познания — к большому облегчению Дэйва.

После ряда других опытов стало ясно, что сваривать вместе куски неба не так-то сложно. Жидкое небесное вещество охотно сливалось с чем угодно, не брезгуя и самим собой.

Теперь оставалось лишь придумать, как поднять на тысячемильную высоту бригаду сварщиков, дабы они заделали трещины, тогда небо вновь превратилось бы в правильную сферу. Небесное вещество, при всей своей прочности, отличалось ломкостью. Как вернуть на положенные им места звезды и планеты, Дэйв пока не сообразил.

Сирза Гарм охладил его пыл.

– Ваш математик уже выдвигал такую идею, — сообщил он. — Но она неосуществима. Даже большое количество жара не поможет. Видите ли, наверху воздух пропитан флогистоном, и человек им дышать не в состоянии. К тому же — это ведомо каждому школьнику — флогистон имеет отрицательный вес. Поскольку отрицательный вес по определению еще легче, чем нулевой вес, ваше жидкое небо провалится сквозь флогистоновый слой, и ничто, обладающее положительным весом, не сможет сквозь флогистон пробиться. А в дополнение — это установил ваш специалист фон Браун — флогистон тушит пламя ракет.

Дэйв пересмотрел свой взгляд на Гарма: маг все же был кладезем информации, но печальной. По-видимому, оставалось лишь выстроить на всей планете леса до самого неба и послать в качестве сварщиков мандрагоров — им-то дышать не надо. Будь у Дэйва в наличии бесконечно прочный материал, и желательно — в неистощимом количестве, а также бесконечный запас времени и терпения, этим стоило бы заняться.

На следующий день явилась Нима с еще более обнадеживающими новостями. Ее пра-пра-пра и еще много раз прадедушка сатер Карф, к своему огромному сожалению, хотел бы немедленно услышать и распространить среди населения что-нибудь отрадное, ибо маги-пищеумножители перестали производить качественный продукт, и начался повальный голод. В случае невыполнения просьбы Дэйв обнаружит, что его кровь постепенно превратится в яд, после чего он сойдет с ума от нестерпимой боли. Да, кстати, о сумасшедших — Сыны Яйца, те самые, что покушались на него в больнице, уже дважды пытались проникнуть в стройгородок, причем один раз даже под видом мандрагоров, что свидетельствовало об их решимости пойти на любые жертвы. Так что Сыны Яйца твердо намерены его убить, а защищать от них Дэйва становится накладно, ибо положительных результатов нет.

Дэйв прозрачно намекнул, что почти решил задачу, описав в самых общих чертах свой прожект по сварке неба. Нима улетела обрадованная, но Дэйв знал: сатера Карфа так просто не улестишь. И оказался прав. Вечером, когда Нима вернулась из города, Дэйв уже выл от боли — казалось, вместо крови по его жилам тек огонь. Яд прибыл раньше девушки.

Нима положила ему на лоб свою прохладную руку.

– Бедный Дэйв, — проговорила она. — Иногда мне хочется… и не будь я юридически зарегистрирована… Но хватит об этом! Сир Перт прислал тебе эту мазь, которая на время обуздает действие яда, но просит тебя никому не говорить об этом. — (Похоже, у сира Перта восстановился его «пред-Стрелецкий» характер.) — А сатер Карф требует немедленно предоставить ему полную версию проекта. Его терпение на пределе.

Дэйв принялся натирать кожу мазью. Чуть-чуть полегчало. Нима сняла с него рубашку и начала помогать, зачарованно разглядывая мощную грудь Дэйва (одно из благих последствий его реинкарнации). Мазь действовала, но не слишком эффективно.

– Терпение у него на пределе! — вспылил Дэйв. — Да у него сроду терпения не было! Чего он от меня ждет? Что я щелкну пальцами, — тут он щелкнул пальцами, — крикну: «Абракадабра», — тут он крикнул «Абракадабра», — и снесу золотое яичко? На блюдечке с голубой каемочкой?

Дэйв умолк и вытаращил глаза — на его ладони нежданно-негаданно материализовалось белое блюдце. С голубой каемочкой.

Нима восторженно пискнула:

– Почему я не знаю такого метода! Ну-ка, Дэйв, дай попробую, — и она начала шелкать пальцами, старательно выговаривая заклятье, но все ее усилия были тщетны. В конце концов она обернулась к Дэйву. — Покажи еще раз, пожалуйста.

Уверенный, что во второй раз фокус не удастся, Дэйв замялся

– ему вовсе не хотелось упасть в глазах Нимы. Но делать было нечего.

– АБРАКАДАБРА! — произнес он, щелкнув пальцами.

Нима ликующе вскрикнула — на его ладони появилось яйцо. Наклонившись, Дэйв недоверчиво рассмотрел его. Яйцо было какое-то странное, похожее на фарфоровые, которые подкладывают под кур-наседок, чтобы те не замечали отсутствия настоящих.

Вдруг Нима попятилась назад. Ее руки взлетели, делая пассы. Но она опоздала. Яйцо на глазах росло. Вот оно разбухло до размеров футбольного мяча, вот достигло человеческого роста, вот заполнило собой почти весь шатер и казалось уже не яйцом, а гигантским резервуаром. Внезапно на боку у него появилась вертикальная трещина, из которой выскочила группа людей в темной одежде. Их лица были закрыты масками.

– Умри! — вскричал один из них. Замахнувшись своим ножом о двух лезвиях, он атаковал Дэйва. Нож опустился.

Двойное лезвие рассекло одежду, кожу, плоть и кости, вонзившись прямо в сердце Дэйва.

Загрузка...