Небесные творцы

15

Когда Келексел вошёл в кабинет Директора корабля, Фраффин ожидал его, сидя за пультом управления. Серебристо-белый свет в комнате горел с максимальной интенсивностью. Поверхность пульта управления ярко сверкала. Фраффин был одет как местный житель: черным костюм и белая рубашка. Золотые пуговицы на манжетах вспыхивали под яркими лучами света, заставляя Келексела щуриться.

Приняв вид задумчивого превосходства, Фраффин в душе ликовал. Этот несчастный болван Следователь! Сейчас наступил момент, когда его можно пустить, как стрелу из лука. Ему оставалось только найти подходящую мишень, в которую он затем вонзится.

“И я направил его к нужной мне цели! – думал Фраффин, – Поместил на предназначенное ему место с такой же лёгкостью, как любого туземца”.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Фраффин. Он не встал с кресла, демонстрируя таким образом своё нерасположение к посетителю.

Келексел обратил на это внимание, но сделал вид, что ничего не замечает. Поведение Фраффина было почти грубым. Возможно, оно отражало его самоуверенность и было нарочито показным. Но Первородные не посылают полных идиотов для проведения расследования, и Директор скоро в этом убедится.

– Я хотел обсудить с вами кое-какие вопросы, касающиеся моей живой игрушки, – сказал Келексел, без приглашения усаживаясь напротив Фраффина. Пульт разделял их; на его полированной поверхности можно было разглядеть отражение Фраффина.

– Что-нибудь не в порядке с вашей живой игрушкой? – кисло поинтересовался Фраффин. Он улыбнулся про себя, вспомнив последний доклад о развлечениях Келексела с его местной подружкой. Теперь Следователь без сомнения будет настороже, но уже поздно, слишком поздно.

– Скорее всего, с ней все в порядке, – сказал Келексел. – По крайней мере, она доставляет мм большое наслаждение. Но мне пришло в голову, что в действительности я слишком мало знаю об обитателях вашего мира, так сказать, об их корнях.

– И вы пришли ко МНЕ, чтобы получить эту информацию?

– Я был уверен, что вы хотите видеть меня, – сказал Келексел. Ом замолчал, выжидая, не измени? ли Фраффин своё поведение. Пожалуй, пора уже было переходить к открытой борьбе.

Фраффин откинулся назад, веки его опустилась, голубоватые тени пролегли во впадинах лица. Он чуть заметно кивнул сам себе. Похоже, ниспровержение этого Следователя развлечёт его. Сейчас Фраффин смаковал момент откровения.

Келексел положил руки на подлокотники своего полукресла, мысленно отметив чистоту линий и мягкую теплоту материала. В комнате ощущался слабый аромат мускуса – экзотический, дразнящий запах таинственного мира… скорее всею какая-то цветочная эссенция.

– Так вам нравится это создание? – нарушил затянувшееся молчание Фраффин.

– Она восхитительна! – ответил Келексел. – Лучше даже, чем Суби. Удивляюсь, что вы не экспортируете их. Почему?

– Итак, у вас была раньше Суби, – произнёс Фраффин, уклоняясь от ответа.

– Я все же не понимаю, почему вы не экспортируете особей женского пода, – настаивал Келексел. – Мне это кажется очень странным.

“О, тебе кажется странным”, – подумал Фраффин. Он испытывал растущее раздражение к Келекселу. Этот мужчина был так откровенно одурманен своей первой здешней женщиной!

– Найдётся много коллекционеров, которые не упустят шанс заполучить одну из местных уроженок, – произнёс Келексел, нащупывая почву. – Со всеми наслаждениями, которые вы здесь имеете.

– И вы полагаете, что я не смог найти себе лучшего занятия, чем подбирать коллекцию аборигенок для моих знакомых? – презрительно бросил Фраффин. В глубине души он удивился бессознательной раздражённости своего тона. “Неужели он действительно раздражает меня, этот Келексел?” – подумал он.

– Так чем же вы здесь занимаетесь, если не извлечением выгоды? – воскликнул Келексел. Он ощущал закипающую злость к Фраффину. Безусловно, Директор понимал, что имеет дело со Следователем. Но он не выказывал никакого страха.

– Я – собиратель слухов, – сказал Фраффин. – То, что я сам являюсь причиной возникновения кое-каких слухов, не имеет большого значения.

“Слухи?” – недоуменно вскинул брови Келексел. Он был поражён таким ответом.

“Да, я собиратель слухов, древних слухов”, – подумал Фраффин.

Он уже знал, что завидует Келекселу, завидует его первому контакту с женщиной внешнего мира. Фраффин припомнил далёкие дни, когда Чемы могли более свободно выходить в этот мир, создавая механизмы существования его обитателей, подчинять их своей воле, сея семена напыщенного невежества, взращивая смертоносные желания. О, то были славные дни!

Фраффин на какое-то время почувствовал себя в плену собственных ведений, вспомнив дни, которые он провёл среди туземцев – управляя, маневрируя, узнавая из болтовня хихикающих римских мальчишек о вещах, которые их родители не смели упоминать даже шёпотом. Перед мысленным взором Фраффина предстала его собственная вилла: каменная дорожка для прогулок, ярко освещённая солнечными лучами, трава, деревья, грядки с капризной форсуфией. Это ОНА придумала название – “капризная форсуфия”. Он так ясно видел молодое грушевое дерево, росшее около тропинки.

– Они умирают так скоро! – прошептал он.

Келексел приставил палец к щеке и сказал:

– Я думаю, у вас болезненная склонность ко всяким ужасам – все это смакование насилия и смерти.

Хоть подобное и не входило в намерения Фраффина, он не смог удержаться: свирепо посмотрел на Келексела и сказал:

– Ты думаешь, что ненавидишь подобные вещи, а? Нет, это не так! Ты же говоришь, что тебя многое привлекает в этом мире, например эта твоя красотка! Я слышал, тебе нравится одежда местных жителей. – Он изящным жестом дотронулся до рукава своего пиджака. – Как мало вы ещё себя знаете, Келексел.

Лицо Келексела потемнело от гнева. Это было уже чересчур: Фраффин перешёл все границы приличия!

– Мы, Чемы, закрыли двери для насилия м смерти, – тихо проговорил Келексел. – Просмотр подобных сюжетов – всего лишь праздное времяпрепровождение.

– Болезненная склонность, говорите? – с издёвкой спросил Фраффин. – Мы закрыли двери для смерти? Навсегда, не так ли? – Он усмехнулся. – Но оно все ещё остаётся, наше вечное искушение. Если нет, то почему вас так привлекают мои скромные исследования? Настолько, что вы пытаетесь любым путём получить сюда доступ и разузнать о вещах, которые вызывают у вас такое отвращение. Я расскажу вам, чем я здесь занимаюсь: я играю тем искушением, которое, наверное, будет очень волновать моих приятелей Чемов.

Пока Фраффин говорил, его рука постоянно двигались, резкие рубящие жесты демонстрировали силу вечно молодой энергичной плоти; на тыльной стороне пальцев курчавились короткие волоски, тупые, плоские ногти матово блестели.

Келексел не спускал глаз со своего противника, зачарованный словами Фраффина. “Смерть – искушение? Конечно, это не так!” Однако в такой мысли несомненно чувствовалась холодная уверенность.

Наблюдая за руками Фраффина, Келексел подумал: “Рука не должна главенствовать над рассудком”.

– Вы смеётесь, – произнёс Келексел. – Вы находите меня смешным.

– Не вас конкретно, – отозвался Фраффин. – Многое забавляет меня – убогие существа моего закрытого ограниченного мира, делающие счастливыми тех из нас, кто не может расслышать предупреждения относительно нашего собственного вечного существования. Ведь все эти предупреждения не могут иметь отношения лично к вам, не так ли? Вот, что я вижу, и вот, что меня забавляет. Вы смеётесь над ними, не понимая, в чём причина смеха. Ах, Келексел, вот где мы прячем от самих себя секрет нашего собственного умирания.

– Мы не умираем! – воскликнул ошеломлённый Келексел.

– Келексел, Келексел, мы смертны. Каждый из нас может остановить своё омоложение и тогда он станет смертным. Станет смертным.

Келексел сидел, не в силах произнести ни адова. Директор был безумен!

Что касается Фраффина, то сначала произнесённые им слова пенящейся волной захлестнули островок его рассудка, затем волна откатилась, и он ощутил приступ бешеного гнева.

“Я разгневан и в то же время полон раскаяния, – подумал он. – Никто из Чемов не сможет воспринять подобную мораль. Я виноват перед Келекселом и всеми другими созданиями, которыми я двигал без их согласия. На месте каждой головы, которую я отсек, выросли пятьдесят новых. Слухи? Собиратель слухов? Я – существо с чувствительными ушами, которые до сих пор слышат, как нож режет чёрствый хлеб в комнате виллы, которой давно уже нет”.

Он вспомнил свою женщину – темнокожую экзотическую хозяйку его дома в Риме. Она была не выше его ростом, малопривлекательная с точки зрения местных жителей, но самая прекрасная в сто глазах. Она родила ему восемь смертных детей, их смешанная кровь растворилась в других потомках. Она состарилась, её лицо увяло – это он тоже помнил. Она дала ему то, что не мог дать никто другой: долю удела смертных, которую он считал своей.

“Чего только Первородные не отдали бы, чтобы узнать об этом маленьком эпизоде”, – подумал он.

– Судя по тому, что вы сказали, вы – сумасшедший, – прошептал Келексел.

“Ну, вот, мы и перешли к открытой борьбе, – подумал Фраффин. – Наверно, я слишком долго вожусь с этим болваном. Может, следует рассказать ему, как он попался в нашу ловушку”. Но Фраффин сам попался в ловушку собственной ярости и не владел сейчас своими эмоциями.

– Сумасшедший? – спросил он, усмехаясь. – Говорите, мы, Чемы, бессмертны. А как нам удаётся быть бессмертными? Мы снова и снова омолаживаем себя. Мы достигли предельного состояния, заморозили процесс старения нашего организма. Но на какой стадии развития, на чём, Келексел, мы остановились?

– Стадии? – Келексел ошеломлённо уставился на него. Слова Фраффина обжигали, как горящие угля.

– Да, стадии! Достигли мы зрелости, прежде чем заморозить себя? Я думаю, нет. Созревая, мы должны расцветать, давать побеги. Мы не расцвели, Келексел.

– Я не…

– Мы не производим чего-то прекрасного, доброго, чего-то, составляющего сущность нас самих! Мы же даём побегов.

– У меня есть потомство!

Фраффин не смог сдержать смех. Отсмеявшись, он повернулся к заметно рассерженному Келекселу.

– Нерасцветший росток, незрелость, воспроизводящая сама себя, – и этим вы хвастаетесь. Какой же вы посредственный, пустой и напуганный, Келексел.

– Чего я должен бояться? – воскликнул Келексел. – Смерть не может коснуться меня! ВЫ не можете коснуться меня!

– Но только не изнутри, – значительно произнёс Фраффин. – Смерть не может коснуться Чема, если она не садит в нём самом. Мы – независимые личности, надёжно защищённые от любой угрозы, но только не от самих себя. Росток далёкого прошлого, скрытый в каждом из нас, зерно, которое шепчет: “Помнишь? Помнишь, когда мы можем умереть?”

Келексел вскочил, будто подброшенный пружиной, глядя на Фраффина широко открытыми глазами.

– Вы сумасшедший!

– Сядьте, ПОСЕТИТЕЛЬ, – негромко и отчётливо сказал Фраффин. “Зачем я вывел его из равновесия? – мысленно спросил он себя. – Чтобы оправдать собственное действие против него? Если так, то я должен дать ему какое-то оружие, чтобы хоть как-то уравнять наши шансы”.

Келексел опустился на свой стул. Он напомнил себе, что Чемы, как правило, защищены от самых причудливых форм безумия. Правда, никто не мог знать, насколько сильны и необычны стрессы в такой обстановке, на аванпосте, при постоянном контакте с чужой цивилизацией. Им всем потенциально угрожает психическое расстройство – следствие скуки. Возможно Фраффин поражён каким-то родственным синдромом.

– Давайте поглядим, есть ли у вас совесть, – сказал Фраффин.

Это предложение было настолько неожиданным, что Келексел не нашёлся, как на него ответить и только вытаращил глаза. Однако, возникшее внутри неприятное ощущение пустоты сигнализировало о скрытой в словах Фраффина угрозе.

– Какое зло может скрываться вот в этом? – спросил Фраффин. Он повернулся. Позади его стола на шкафу стояла ваза с живыми розами, которые принёс кто-то из членов экипажа. Фраффин посмотрел на розы. Они уже полностью распустились, опавшие кроваво-красные лепестки напоминали гирлянды на алтаре Дианы. “В Сумерии давно уже не шутят, – подумал он. – Кончилось время для шуток, больше мы не разбавляем глупостью мудрость Минервы”.

– О чем вы говорите? – удивлённо спросил Келексел.

Вместо ответа Фраффин надавил контрольную кнопку пульта управления. Пространственный репродьюсер, тихо загудел, заскользил по комнате, как гигантский зверь, и остановился справа от Фраффина, так, чтобы им было хорошо видно все пространство.

Келексел не отрывал глаз от устройства, во рту у него пересохло. Машина из легкомысленного развлечения неожиданно превратилась в агрессивное чудовище, готовое в любой момент поразить его.

– Это была глубокая мысль, дать одну из этих машин вашей домашней любимице, – с издёвкой сказал Фраффин. – Давайте полюбопытствуем, какой сюжет смотрит она сейчас.

– Какое это имеет отношение к нам? – резко спросил Келексел. Злость и неуверенность отчётливо слышались в его голосе, и он знал, что Фраффин отлично понял его состояние.

– Увидим, – сказал Фраффин. Он осторожно, почти нежно повернул контрольные рычажки, находящиеся в пределах его досягаемости. На сцене возникла комната – длинная, узкая, с бежевыми оштукатуренными стенами, с размытым коричневым потолком. На переднем плане находился дощатый стол, покрытый следами от потушенных об него сигарет. Стол был вплотную придвинут к тихо шипящему, полускрытому красно-белыми шторами радиатору парового отопления.

За столом лицом друг к другу сидели двое.

– Ага, – сказал Фраффин, – смотрите. Слева сидит отец вашей зверюшки, а справа находится человек, за которого она вышла бы замуж, если бы не вмешались мы и не переправили её вам.

– Тупые, никуда не годные создания, – презрительно усмехнулся Келексел.

– Как раз сейчас она смотрит на них, – сказал Фраффин. – Этот сюжет воспроизводит её репродьюсер… которым вы так предупредительно её снабдили.

– Я не сомневаюсь в том, что она вполне счастлива здесь, – заявил Келексел.

– Тогда почему бы вам не отказаться от применения манипулятора? – спросил Фраффин.

– Я сделаю это, когда она будет полностью под контролем, – ответил Келексел. – Когда она окончательно поймёт, что мы можем дать ей, ока будет служить нам, испытывая не только удовлетворение, но и глубокую благодарность.

– Конечно, – согласился Фраффин. Он внимательно разглядывал профиль Энди Фурлоу. Тот говорил что-то, его губы шевелились, но Фраффин не включил звук, и понять, о чём идёт речь, было невозможно. – Поэтому она и смотрит сейчас эту сцену из моего текущего произведения.

– Что может теперь привлекать её в этой сцене? – спросил Келексел. – Очевидно, её захватывает мастерство постановки.

– Разумеется, – сказал Фраффин.

Келексел присмотрелся к сидящему справа участнику действия. Неужели это отец его любимой игрушки? Он обратил внимание на обвисшие веки туземца. Это было существо с тяжёлыми чертами лица, окутанное атмосферой скрытности. Абориген походил на очень крупного Чема. Как это создание могло быть родителем его изящной, грациозной любимицы?

– Тот, с которым она собиралась сочетаться браком – туземный знахарь, – сообщил Фраффин.

– Знахарь?

– Им больше нравится называть себя психологами. Хотите послушать, о чём они говорят?

– Как вы недавно сказали: “Какой вред может в этом заключаться”?

Фраффин повернул регулятор звука.

– Да, разумеется.

– Возможно, это доставит нам удовольствие, – мрачно произнёс Келексел. Почему его любимица смотрит эти картинки из её прошлой жизни? Сейчас это для неё источник мучений и ничего больше.

– Тсс! – сказал Фраффин.

– Что?

– Слушайте!

Наклонившись к столу, заваленному грудой каких-то бумаг, Фурлоу пытался разложить их по порядку. Можно было расслышать тихое шуршание. Донёсся запах пыльного, застоявшегося: воздуха и ещё какие-то непонятные ароматы, в то время как нити чувствительной силовой паутины окружали Келексела и Фраффина. Гортанный голос Джо Мёрфи громко и отчётливо донёсся со сцены:

– Удивлён, что вижу вас, Энди. Я слышал, у вас было что-то вроде сердечного приступа.

– Наверное, это был однодневный, быстро протекающий грипп, – сказал Фурлоу. – Многим приходится переболеть им.

(Фраффин усмехнулся.)

– Есть что-нибудь от Рути? – спросил Мёрфи.

– Нет.

– Вы опять потеряли её. Кажется, я просил вас позаботиться о ней. Но, наверное, все женщины одинаковы.

Фурлоу поправил очки, поднял голову и посмотрел прямо в глаза наблюдающих за ним Чемов.

Келексел шумно вздохнул.

– Ну, как вам это нравится? – прошептал Фраффин.

– Иммунный! – воскликнул Келексел. “Теперь Фраффин в моих руках, – подумал он. – Позволить иммунному видеть команду наблюдения!”

– Это существо все ещё живёт? – поинтересовался он.

– Мы недавно устроили ему маленькую демонстрацию нашего могущества, – сказал Фраффин, – но я считаю, что он слишком забавен, чтобы его уничтожать.

Мёрфи кашлянул, и Келексел переключил своё внимание на сцену, наблюдая, слушая. “Ну, что ж, разрушай себя, Фраффин”, – подумал он.

– Находясь здесь, не заболеешь, – сказал Мёрфи. – Я прибавил в весе на тюремной диете. Да, и режим здесь подходящий, я прекрасно к нему приспособился, хоть это и может показаться странным.

Фурлоу снова занялся сортировкой бумаг.

Келексел чувствовал, что действие захватывает его, все его существо сконцентрировалось сейчас в органах восприятия. Но одна мысль не давала покоя: “Почему она смотрит на жизнь этих существ из её прошлого?”

– Так значит, все идёт нормально? – спросил Фурлоу. Он положил на стол перед Мёрфи стопку карточек с какими-то узорами.

– Вот только время скучно тянется, – ответил Мёрфи. – Здесь все происходит медленно. – Он старался не смотреть на карточки.

– Но вы допускаете, что жить можно и в тюрьме?

Фраффин подрегулировал ручки настройки. Точка обзора резко приблизилась. Перед ними были теперь два увеличенных профиля. (У Келексела возникло жутковатое чувство, будто он сам подошёл и встал вплотную к туземцам).

– В этот раз мы изменим порядок работы с карточками, – произнёс Фурлоу. – Вы достаточно редко проходите тестирование. Поэтому я хотел бы изменить методику.

Мёрфи бросил быстрый, насторожённый взгляд исподлобья, но голос его остался вежливым и подчёркнуто откровенным.

– Все, как вы скажете, док.

– Я буду сидеть здесь, лицом к вам, – продолжал Фурлоу. – Это несколько необычно, но иначе ситуация не вписывается в предусмотренную схему.

– Намекаете, что вы знакомы со мной, и так далее?…

– Да. – Фурлоу положил на стол перед собой секундомер. – И я уже изменил обычный порядок карточек в стопке.

Секундомер неожиданно вызвал любопытство Мёрфи. Он внимательно разглядывал этот атрибут предстоящего испытания. Лёгкая дрожь прошла по его предплечьям. С заметным усилием он заставил себя принять вид доброжелательной готовности к сотрудничеству.

– Последний раз вы сидели позади меня, – сказал он. – Так же делал и доктор Вейли.

– Я знаю, – ответил Фурлоу. Он был занят проверкой правильности расположения карточек в стопке.

Келексел подпрыгнул на своём месте, когда Фраффин прикоснулся к его руке.

– Этот Фурлоу великолепен, – прошептал Фраффин. – Следите за ним повнимательнее. Заметьте, как он изменил тест. Для этого необходимо проанализировать целесообразность повторения одного и того же теста несколько раз за короткое время, а эта очень непросто. Все равно, что подвергнуться несколько раз опасности, прежде чем научиться её избегать.

Келексел уловил подтекст последнего замечания Фраффина, заметив, как Директор с улыбкой откинулся в кресле, и почувствовал неприятную скованность. Он вновь переключил своё внимание на сцену.

Что следовало отметить в происходящем? Осознание вины? Он изучал Фурлоу, гадая, вернётся ли Рут к этому существу, если её освободить. Неужели она сможет так поступить после общения с Чемом?

Келексел почувствовал укол ревности. Нахмурившись, он откинулся на спинку стула.

Наконец Фурлоу продемонстрировал, что он готов начать тестирование. Достал первую карточку, взял секундомер и включил его.

Мёрфи уставился на первую карточку, шевеля губами. После некоторого раздумья, он сказал:

– Случилась дорожная катастрофа. Два человека погибли. Вот их тела возле дороги. Сейчас полно дорожных происшествий. Люди просто не умеют быстро водить машины.

– Вы выделяете какую-то часть рисунка, или вся карточка даёт эту картину? – спросил Фурлоу.

Мёрфи прищурился.

– Вот этот маленький кусочек. – Он перевернул карточку и взял следующую. – Это завещание или акт о передаче собственности, но кто-то уронил его в воду и написанное расплылось. Поэтому его нельзя прочитать.

– Завещание? Можете сказать, чьё?

Мёрфи повертел карточку в руках.

– Знаете, когда папаша умер, завещание найти не смогли. Мы все знали, что оно было, но дядя Амос смотался с большей частью состояния. Вот так я научился бережно относиться к своим бумагам. Вы тоже должны быть осторожны с важными бумагами.

– А ваш отец берег свои бумаги?

– Па? Черт побери, нет!

Фурлоу кажется что-то заинтересовало в тоне Мёрфи. Он быстро спросил:

– Вы и ваш отец когда-нибудь дрались?

– Цапались иногда, и все.

– Имеете в виду, ссорились?

– Ага. Он всегда заставлял меня оставаться с мулами и повозкой.

Фурлоу сидел ожидающий, внимательный, изучающий. Мёрфи откашлялся, сделавшись похожим на череп.

– Это старая поговорка нашей семьи. – Быстрым движением он положил карточку на стол и взял из стопки третью. – Шкура выхухоля, растянутая для просушки. Когда я был мальчишкой, за штуку платили одиннадцать центов.

Фурлоу попросил:

– Попробуйте найти другую ассоциацию. Посмотрим, сможете ли вы обнаружить ещё что-нибудь на этой карточке.

Мёрфи бросил быстрый взгляд на Фурлоу, потом на карточку. Было видно, что он напрягся, как натянутая струна. Стало очень тихо.

Келексел не мог отделаться от ощущения, что Фурлоу, используя ситуацию с Мёрфи, контактирует со зрителями, сидящими у репродьюсера. Он словно стал ещё одним пациентом знахаря. Несмотря на понимание того, что сцена осталась в прошлом, и это лишь её запись, он словно вернулся назад во времени и непосредственно присутствовал при происходящем.

Мёрфи снова посмотрел на Фурлоу.

– Это может быть мёртвая летучая мышь, – сказал он. – Наверное, кто-то пристрелил её.

– А зачем кому-то это делать?

– Потому, что они грязные! – Мёрфи положил карточку на стол и оттолкнул её от себя. Он выглядел затравленным, загнанным в тупик. Медленно, нерешительно он потянулся за следующей карточкой, взял её, как будто опасаясь увидеть что-то страшное.

Фурлоу проверил секундомер и снова внимательно уставился на Мёрфи.

Тот изучал карточку, которую держал в руке. Несколько раз он собирался заговорить, но после некоторого колебания продолжал хранить молчание. Наконец произнёс:

– Ракеты, которые запускаются для фейерверка на четвёртое июля. Чертовски опасные штуки.

– Они взрываются? – спросил Фурлоу.

Мёрфи повнимательнее вгляделся в карточку.

– Да, это те, которые взрываются и рассыпают звезды. От этих звёзд может начаться пожар.

– Вы когда-нибудь видели, чтобы так возник пожар?

– Я слышал об этом.

– Где?

– Да мало ли где! Каждый год людей предупреждают об этих чёртовых штуковинах. Вы что, газет не читаете?

Фурлоу сделал пометку в лежащем перед ним блокноте. Мёрфи сердито посмотрел на него и перешёл к следующей карточке.

– На этой картинке – муравейник. Муравьёв потравили, а потом срезали верхушку муравейника, чтобы сделать план прорытых ходов.

Фурлоу откинулся на спинку стула к сконцентрировал своё внимание на лице Мёрфи.

– Зачем кому-то делать такой план?

– Чтобы увидеть, как муравьи роют свои ходы. Когда я был маленьким, я свалился в муравейник. Они очень больно кусались, как будто обжигали. Ма мазала меня содой. Па облил муравейник керосином и поднёс спичку. О, как они забегали! Па прыгал вокруг и давил их.

С видимой неохотой Мёрфи положил карточку и взял следующую. Он мельком взглянул на то, как Фурлоу делает заметки, и перевёл взгляд на карточку. Напряжённая тишина повисла в комнате.

Вглядываясь в рисунок в руке Мёрфи, Келексел подумал о летательных аппаратах Чемов, парящих в ясном голубом небе – армада кораблей двигалась из ниоткуда в никуда. Он испытал неожиданный испуг при мысли о том, что может сказать об этом Фурлоу.

Мёрфи, прищурившись, рассматривал картинку, держа карточку на вытянутой руке.

– Наверху, слева, там может быть эта гора в Швейцарии, где люди всегда падают и разбиваются насмерть.

– Маттерхорн?

– Угу.

– А остальная часть карточки ничего Вам не напоминает?

Мёрфи отбросил карточку.

– Ничего.

Фурлоу сделал отметку в блокноте и поднял глаза на Мёрфи, который изучал следующую карточку.

– Сколько раз я видел эту карточку, – сказал Мёрфи, – и никогда не обращал внимания на этот кусочек наверху. – Он показал пальцем. – Вот здесь. Это кораблекрушение, спасательные шлюпки торчат из воды. Эти маленькие точки – тонущие люди.

Фурлоу проглотил слюну. Похоже было, что он собирается обсудить этот комментарий. Резко подавшись вперёд, он спросил:

– Кто-нибудь остался в живых?

На лице Мёрфи появилось грустное выражение. Было видно, что ему не хочется отвечать на этот вопрос.

– Нет, – вздохнул он. – Это очень плохой случай. Знаете, мой дядя Ал умер в тот год, когда затонул “Титаник”.

– Он был на “Титанике”?

– Нет. Просто я таким образом запоминаю даты. Например, в тот год, когда сгорел “Цеппелин”, я перевёл свою компанию в другое здание.

Мёрфи взял следующую карточку и довольно улыбнулся.

– Эта очень простая. Это атомный гриб от взрыва бомбы.

Фурлоу облизнул губы и спросил:

– Вся карточка?

– Нет, только вот это белое место сбоку. Похоже на фотографию взрыва.

Рука Мёрфи скользнула по столу за следующей карточкой. Он поднёс её к глазам, прищурился. В комнате вновь стало тихо.

Келексел покосился на Фраффина и обнаружил, что Директор с интересом изучает его.

– Какова цель происходящего? – прошептал Келексел.

– Вы говорите шёпотом, – заметил Фраффин. – Не хотите, чтобы Фурлоу услышал вас?

– Что?

– Эти туземные знахари обладают необычной энергией, – сказал Фраффин. – Они могут проникать во время.

– Все это полная ахинея, – пробурчал Келексел. – Мумбо джумбо. Тест ничего не значит. К тому же, ответы туземца весьма логичны. Я бы сам мог ответить примерно так же.

– В самом деле? – спросил Фраффин.

Келексел промолчал, вновь сосредоточиваясь на действии, разворачивающемся перед его глазами.

Мёрфи нерешительно смотрел на Фурлоу.

– Вот здесь, в середине, похоже на лесной пожар, – произнёс Мёрфи. Он следил за движением губ Фурлоу.

– Вы когда-нибудь видели лесной пожар?

– Только место, где он был. Там здорово смердело мёртвыми обгоревшими коровами. Сгорело ранчо в Суислоу.

Фурлоу черкнул в своём блокноте.

Мёрфи злобно посмотрел на него, сглотнул и взял последнюю карточку. Взглянув на неё, он резко и глубоко вдохнул, как будто получил удар в живот.

Фурлоу внимательно наблюдал за ним.

Тень замешательства прошла по лицу Мёрфи. Он заёрзал на своём стуле и с беспокойством спросил:

– Эта карточка входит в обычный комплект?

– Да.

– Я не помню её.

– О! А вы помните все остальные карточки?

– Вроде.

– Ну, а что с этой карточкой?

– Я думаю, что вы специально достали её где-то.

– Нет. Это карточка из обычного набора.

Мёрфи тяжело посмотрел на психолога и сказал:

– Я имел право убить её, док. Давайте не будем об этом забывать. Я имел право. Муж должен защищать свой дом.

Фурлоу спокойно выжидал.

Мёрфи дёрнул головой и уставился на карточку.

– Свалка, – выпалил он. – Это напоминает мне свалку.

Фурлоу по-прежнему молчал.

– Развалившиеся машины, старые паровые котлы или что-то в этом роде, – пробормотал Мёрфи. Он отодвинул карточку в сторону и выпрямился на стуле, выжидающе глядя на психолога.

Фурлоу глубоко вздохнул, собрал карточки и листки с данными осмотров, сложил их в портфель, который стоял на полу, рядом со стулом. Потом медленно повернулся и посмотрел прямо в фокус репродьюсера.

Келексел явственно ощутил, как его взгляд встретился со взглядом Фурлоу.

– Скажите мне, Джо, – произнёс Фурлоу, – что вы видите там.

Он указал рукой прямо на сидящих у пульта управления зрителей.

– Хм? Где?

– Здесь, – продолжал показывать Фурлоу.

Теперь Мёрфи тоже смотрел в одном с ним направлении.

– Что-то вроде клубков дыма или пыли, – неуверенно сказал он. – Это помещение очень плохо убирают.

– Ну, а что вы видите в этой пыли или дыме? – настойчиво спросил Фурлоу. Он опустил руку.

Мёрфи наклонил голову набок и прищурился.

– Ну, может быть, там много маленьких лиц… детских лиц, похожих на херувимов… или нет, на чертенят, которых изображают на картинках преисподней.

Фурлоу повернулся к заключённому.

– Чертенята из преисподней, – пробормотал он. – Очень подходящее название…

Фраффин отключил репродьюсер. Пространство сцены опустело.

Келексел на секунду прикрыл глаза и затем повернулся к Фраффину, который, к его удивлению, усмехнулся.

– Чертенята из преисподней, – повторил Фраффин. – О, это великолепно! Это действительно замечательно!

– Вы умышленно позволили иммунному наблюдать за нами и фиксировать наши действия, – сказал Келексел. – Не вижу в этом ничего замечательного!

– Что вы думаете о Мёрфи? – поинтересовался Фраффин.

– Он выглядит таким же нормальным, как я сам.

Фраффин не смог сдержать приступа смеха. Он покачал головой, вытер глаза и произнёс:

– Мёрфи – моё собственное произведение, Келексел, Собственное произведение. Я особенно тщательно лепил его, причём с самого раннего детства. Не правда ли, он восхитителен, Чертенята из преисподней!

– Он гоже иммунный?

– Владыки Сохранности, нет!

Келексел изучающе посмотрел на Директора. Конечно, Фраффин уже разгадал его маскировку. Зачем же он выдаёт себя, демонстрируя иммунного Следователю, присланному Первородными? Но был ли это знахарь? Могут ли эти туземцы обладать какими-то таинственными силами, которые использует Фраффин?

– Я не понимаю мотивов ваших поступков, Фраффин, – сказал Келексел.

– Это заметно. – ответил Фраффин. – А мак с Фурлоу? У вас совсем не возникает чувства вины, могда вы ведите существо, у которого вы отняли его самку?

– Знахарь? Иммунный? Я не принимаю его в расчёт. Отмять что-то у него? Это законное право Чема, брать с низших уровней то, что он пожелает.

– Но… Фурлоу почти мыслящий человек, вам не кажется?

– Чепуха!

– Нет, нет, Келексел. У него необычные способности. Ом великолепен. Разве вы не заметили, как тонко он провёл беседу с Мёрфи, разоблачая его сумасшествие?

– Как вы можете называть этого туземца сумасшедшим?

– Он сумасшедший, Келексел. Я сделал его таким.

– Я… я не верю.

– Терпение и учтивость, – сказал Фраффин. – Что вы ответите, если я скажу, что могу показать вам ещё много чего о Фурлоу, но вы его при этом совсем не увидите?

Келексел выпрямился на стуле. Он предельно насторожился, словно все его предыдущие опасения вернулись, многократно усиленными. Фрагменты сцены, которую Фраффин только что показал ему, вертелись у него в голове, их смысл менялся и искажался. Сумасшедший? Вдруг он подумал о Рут. Она смотрела эту сцену, возможно и сейчас продолжает её смотреть. Почему она захотела увидеть такой мучительный для неё сюжет? Он ведь должен причинять ей боль. Должен. Впервые на его памяти он почувствовал, что разделяет переживания другого существа. Он попытался прогнать это чувство. Ведь она всего лишь низко развитая туземка. Он поднял глаза и поймал взгляд Фраффина. Похоже было, что они поменялись местами с туземцами, которых только что наблюдали, Фраффин взял на себя роль Фурлоу, а он, Келексел, стал Мёрфи.

“Какую силу получает он от этих туземцев? – спрашивал себя Келексел. – Может ли он читать мои мысли, предугадывать мои поступки? Но ведь я не сумасшедший… и не слишком эмоционален”.

– Что за парадокс вы мне предлагаете? – спросил Келексел. Он был доволен, что его голос остаётся ровным и спокойным.

“Осторожно, осторожно, – думал Фраффин. – Он прочло сел на крючок, но не следует допускать, чтобы борьба с ним затягивалась”.

– Забавная вещь, – сказал Фраффин. – Понаблюдайте. – Он указал на сцену репродьюсера; нажал на кнопки управления.

Келексел неохотно повернулся, взглянул на сцену – та же обшарпанная комната, открытое окно с красно-белыми занавесками, шипящий радиатор; Мёрфи в том же положении сидел у ободранного стола. Та же живая картина, ничем не отличающаяся от виденной ими прежде, только позади Мёрфи, спиной к наблюдателям, сидел другом туземец, на коленях у него лежала картонная папка с зажимами и несколько листов бумаги.

Телосложение нового участника сильно напоминало телосложение Мёрфи – такая же угловатая коренастая фигура. Видимая со спины часть обвислой, багровой щеки позволяла сделать предположение о раздражительности субъекта. Затылок был аккуратно подстрижен.

На столе перед Мёрфи в беспорядке лежали разрисованные черно-белыми узорами карточки. Он постукивал пальцем по оборотной стороне одной из них.

По мере того, как Келексел изучал сцену, он заметил изменение в состоянии Мёрфи. Тот был более спокойным, расслабленным, уверенным в себе.

Фраффин кашлянул и произнёс:

– Туземец, делающий записи, – это другой знахарь, Вейли, коллега Фурлоу. Он только что закончил проведение того же самого теста. Наблюдайте за ним внимательно.

– Зачем? – спросил Келексел. Повторение одной и той же ситуации показалось ему подозрительным.

– Просто понаблюдайте, – сказал Фраффин.

Резким движением Мёрфи перевернул карточку, по которой он постукивал, посмотрел на неё я отбросил в сторону.

Вейли повернулся, поднял голову, показав круглое лицо с пуговичными голубыми глазками, большим мясистым носом и узким ртом. Самодовольство проступало во всем его облике, он словно был источником света в погруженном в темноту окружающем мире. Однако, за этим самодовольством наблюдательный глаз мог заметить скрытую хитрость.

– Эта карточка, – сказал он раздражённым тоном. – Почему вы ещё раз рассматривали её?

– Я… просто хотел ещё раз на неё взглянуть, – ответил Мёрфи и опустил голову.

– Увидели что-нибудь новое?

– Только то, что я всегда на ней вижу – шкуру животного.

На лице Вейли появилось весёлое выражение, он уставился на затылок Мёрфи.

– Шкуру животного, вроде тех, каких вы добывали, когда были мальчишкой?

– Я тогда зарабатывал много денег, продавая шкуры. У меня всегда на деньга был намётанный глаз.

Вейли дёрнул головой вверх-вниз – видимо, воротник рубашки был ему слишком тесен.

– Хотите ещё раз взглянуть на какие-нибудь другие карточки? – спросил он.

Мёрфи облизнул губы кончиком языка.

– Думаю, нет.

– Интересно, – пробурчал Вейли.

Мёрфи немного повернулся на стуле и, глядя на психиатра, произнёс:

– Док, может, вы скажете мне кое-что?

– Что?

– Этот же тест проводил со мной один из ваших коллег, вы его знаете – Фурлоу. Что показали результаты?

Что-то неприятное и хищное появилось в выражении лица Вейли.

– Разве Фурлоу не говорил вам?

– Нет. Я считаю, вы более правильный парень и сможете лучше войти в моё положение.

Вейли посмотрел в свои бумаги, покачивая карандашом с отсутствующим видом. Затем он начал подчёркивать все “о” и “с” в напечатанной строке.

– Фурлоу не имеет медицинской степени.

– Да, но что всё-таки показал тест?

Вейли закончил свою работу и, оценив результат, откинулся на спинку стула.

– Потребуется ещё некоторое время для обработки данных, – сказал он. – Но я рискну предположить, что вы такой же нормальный, как любой другой.

– Это означает, что я в здравом уме? – спросил Мёрфи, Он напряжённо, затаив дыхание, смотрел на поверхность стола в ожидании ответа.

– Настолько же, насколько и я, – сказал Вейли.

Мёрфи облегчённо вздохнул. Он улыбнулся, обвёл взглядом разбросанные карточки.

– Спасибо, док.

Сцена резко оборвалась.

Келексел тряхнул головой, взглянул через стол на Фраффина, рука которого лежала на выключателях репродыосера. Директор усмехался.

– Видите, – сказал Фраффин. – Ещё кто-то считает Мёрфи нормальным, соглашается с вашим мнением.

– Вы говорили, что покажете мне Фурлоу.

– Я показал!

– Не понимаю.

– Вы заметили, как этот знахарь был вынужден заняться подчёркиванием букв в какой-то своей бумаге? Видели ли вы, чтобы Фурлоу занимался чем-то вроде этого?

– Нет, но…

– А вы заметили, какое удовольствие получает этот знахарь от испуга Мёрфи?

– Но страх другого существа может время от времени доставлять удовольствие.

– И боль, и насилие? – спросил Фраффин.

– Конечно, если правильно ими управлять.

Фраффин продолжал, улыбаясь, смотреть на него.

“Мне тоже доставляет удовольствие их страх, – подумал Келзксел. – В этом состоит идея помешанного Директора? Неужели он пытается сравнить меня с этими… существами? Но ведь любому Чему нравятся подобные вещи”.

– У этих туземцев существует довольно странное представление, – сказал Фраффин, – что любые действия, которые разрушают жизнь – ЛЮБУЮ жизнь, – это уже болезнь.

– Но все целиком зависит от того, какая форма жизни разрушается, – возразил Келексел. – Безусловно, даже эти ваши туземцы не станут колебаться перед тем, как уничтожить… червя.

Фраффин молча смотрел на него.

– Итак? – спросил Келексел.

Взгляд Директора оставался таким же пристальным.

Келексел почувствовал закипающую ярость. Он свирепо посмотрел на Фраффина.

– Это всего лишь понятие, – сказал тот, – его можно рассматривать как угодно. Понятия, идеалы – все тоже наши игрушки, не так ли?

– Безумная идея, – проворчал Келексел.

Он напомнил себе, что цель его пребывания здесь – устранить угрозу, исходящую от сумасшедшего Директора Корабля историй. И тот теперь открыл сущность своего преступления! В конце концов, он будет сурово осуждён ж отправлен в изгнание. Келексел глядел на Фраффина, смакуя наступающий момент разоблачения, чувствуя нарастающий праведный гнев и какое-то странное наслаждение при мысли о вечном всеобщем отчуждения, которому подвергнут преступника. Пусть Фраффин погрузится в безграничную темноту вечной скуки. Пусть этот сумасшедший узнает, что в действительности означает НАВЕЧНО!!

Все эти мысли в течение нескольких секунд промелькнули в голове Келексела. Раньше он никогда не размышлял о вечности с такой точки зрения. Навечно. “Что же это значит на самом деле?”

Он попробовал вообразить себя изолированным, оставленным наедине с самим собой в бесконечно текущем времени. Его разум содрогнулся, и он почувствовал приступ сострадания к Фраффину, представив себе вероятное будущее Директора.

– Теперь, – сказал Фраффин, – теперь момент наступил.

“Неужели он намеренно злит меня и добивается, чтобы я донёс на него? – спросил себя Келексел. – Ко это невозможно!”

– Позвольте мне выполнить приятную миссию, – произнёс Фраффин, – и сообщить вам, что у вас, очевидно, будет наследник.

Келексел сидел неподвижно, глядя прямо перед собой, оглушённый услышанным. Он хотел заговорить, но не смог. Наконец, обрёл голос и проскрежетал:

– Но как вы можете…

– О, не так, как это обычно делается, – сказал Фраффин. – Не будет никакого хирургического вмешательства, не будет отбора наиболее подходящего донора яичников из банка Первородных. Ничего элементарного а этом роде.

– Что вы имеете…

– Ваша туземка – любимица, – сказал Фраффин. – Вы зачали с ней ребёнка. Очевидно, она будет рожать… древним способом, как поступали и мы до тех пор, пока Первородные не установили чёткий порядок жизни.

– Это… это невозможно, – прошептал Келексел.

– Вполне возможно. Разве вы не видите, что планета, на которой мы находимся, населена первобытными Чемами?

Келексел сидел молча, впитывая зловещее очарование откровений Фраффина, почти визуально замечая колебания воздуха от произнесённых слов. Картины, которые он должен был увидеть, вставали перед его глазами. Преступление было таким простым. Таким простым!

После того, как он преодолел определённое умственное напряжение, все встало на свои места. Это было преступление, соответствующее уровню Фраффина, преступление, которое не мог задумать ни один другой Чем. Келексел почувствовал непроизвольное восхищение.

– Вы думаете, – сказал Фраффин, – что нужно только донести на меня Первородным, и они расставят все по своим местам. Позаботятся о последствиях. Обитателя этой планеты будут стерилизованы, так, чтобы они не могли осквернять кровь Чемов. Доступ на планету будет закрыт, пока ей не найдут подходящего применения. Вашего нового отпрыска, полукровку, постигает та же участь, что и остальных туземцев.

Неожиданно Келексел ощутил, как восстали в нём забытые инстинкты.

Угроза, прозвучавшая в словах Фраффина, открыла припрятанные в тайниках сознания Келексела запасы эмоций, которые он, как ему казалось, навсегда надёжно запер на замок. Он никогда не подозревал об опасности со стороны этих сил. Но сейчас в его голове, как птицы в клетке, носились странные мысли.

“Если только представить себе, что можно иметь неограниченное количество отпрысков!”

Затем:

“Так вот, что случилось с другими Следователями!”

И в это мгновение Келексел понял, что он продал.

– Позволите ли вы им уничтожить вашего отпрыска? – спросил Фраффин.

Этот вопрос был лишним. Келексел уже поставил его перед собой и дал на нет ответ. Ни один Чем не мог угрожать своему отпрыску – такой редкой и драгоценной была эта одинокая ниточка, связывающая его с потерянным прошлым. Он вздохнул.

Фраффин понял, что победил и улыбнулся.

Мысли Келексела обратились внутрь, к его собственному теперешнему положению. Первородные проиграли Фраффину ещё один раунд. Его роль в этом поражении была чётко определённой и достаточно формальной, с каждой минутой он все более ясно понимал это. Он прошёл вслепую (действительно ли вслепую?) по дорожке, которая завела его в ловушку. Фраффину было так же легко управлять им, как и любым существом этого замечательного мира.

Поняв, что он должен смириться со своим поражением и выбора кет, Келексел испытал необычное чувство счастливого облегчения. Это не была робость – скорее запоздалое сожаление, такое же острое и глубокое, как настоящая скорбь.

“Теперь я смогу все время иметь неограниченное количество чудесных женщин, которые будут развлекать меня, – подумал он. – И оставлять мне потомство”.

Облако пробежало по его сознанию и, чтобы развеять его, он обратился к Фраффину, как обращаются к товарищу по заговору:

– А что, если Первородные направят сюда Следователя-женщину?

– Это только облегчит нашу задачу, – спокойно ответил Фраффин. – Женщины-Чемы, освобождённые от способности к размножению, ко не освобождённые от инстинкта, получают здесь большое удовольствие. Конечно, они просто купаются в море плотских наслаждений. У местных мужчин, как правило, почти нет каких-либо сдерживающих качал. Но сексуальное влечение для наших женщин не главное. Больше всего их привлекает возможность наблюдать за процессом рождения ребёнка! Они получают необходимое для них удовольствие от сопереживания, которое я не могу постигнуть, но Юнвик уверяет меня, что оно очень сильно.

Келексел кивнул. Это, должно быть, правда. Посылая для расследования заговора женщину, следует держать её на очень крепкой узде. Однако Келексел все же оставался Следователем, прошедшим солидную подготовку. И он заметил пусть микроскопическую, но озабоченность Фраффина – заметил по тому, как двигается его рот, по морщинкам, пролёгшим у его глаз. В выстроенном Фраффином здании все же был непрочный элемент, хотя он и отказывался признать это. Но придёт день, когда его битва будет проиграна. Первородные не допустят, чтобы предъявленные ими к оплате векселя вечно оставались неоплаченными. Вечность, это слишком долго даже для них. Подозрения перейдут в уверенность и тогда ЛЮБЫЕ средства будут использованы, чтобы раскрыть этот секрет.

И Келексел почувствовал, как глубокая печаль охватывает его. Как будто неизбежное уже свершилось. Здесь был аванпост, приближающий Чемов к пониманию их конца, и он – тоже – со временем исчезнет. Здесь собралась часть всей цивилизации Чемов, восставшая против ВЕЧНОСТИ. Здесь было доказательство того, что глубоко внутри каждого Чема скрыто неприятие факта ею бессмертия. Но это доказательство будет уничтожено.

– Мы подыщем подходящую планету, которую вы сможете сделать своей, – сказал Директор.

Произнося эти слова, Фраффин подумал, не слишком ли он торопит события. Очевидно, Келекселу нужно какое-то время, чтобы окончательно усвоить положение вещей. Он потерпел здесь поражение, этот вежливый Чем, но сейчас приходит в себя и без сомнения должен осознать необходимость омоложения. Очень скоро он, конечно, поймёт это.