Не все то золото

Глава 2

Я не удивляюсь тому, что просыпаюсь в одиночестве. Анейрин не составлял мне компанию по утрам с тех пор, как я поправился, и нет причин ожидать, что это изменится сейчас. И всё же, одеваясь в пустой комнате, я чувствую смутную тоску.

Я давно не спал в чьих-то объятьях, а не просыпался в них и того дольше. Мне бы хотелось разделить с ним безмятежное утро, медленно будить его осторожными прикосновениями и нежными поцелуями. Но я ругаю себя за то, что желаю больше, чем он уже дал мне. Поспешно одевшись, я выхожу, чтобы купить что-нибудь на обед.

Его, как и всегда, нет целый день. Я не имею понятия, где и кем он работает или как иначе обеспечивает нас обоих, потому что эту тему мы тоже не обсуждаем. Когда он возвращается, небо уже темнеет и начинают появляться звезды. Он окидывает меня оценивающим взглядом, словно боится, что я снова сорвусь.

Что бы он там ни увидел, это удовлетворяет его. Он валится на постель устало, шумно, отчего я подскакиваю с места и встаю перед ним. У него мрачный нечитаемый взгляд. Я подхожу ближе, касаюсь его лица и шепчу:

— Най.

Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, он отодвигается и отводит взгляд. Он вертит что-то в руках: когда он протягивает руку, я вижу несколько сияющих франков.

— Здесь немного, — говорит он, — но хватит на еду, по крайней мере, на неделю. Я хотел...

Он внезапно становится растерянным и неуверенным. Это очаровывает меня. Я забираю монеты и откладываю в сторону. Легко касаюсь его губ своими и кладу ладони ему на затылок. Его рот становится податливее, впуская меня в свою глубину. Най раскрывается и уступает, и я привлекаю его к себе, сплетая наши языки. Пламя вспыхивает меж нами, словно на разворошенных угольках, и забытые деньги падают на пол.

Я не понимаю, почему он нерешителен со мной, но прошлой ночью он избавил меня от кошмаров и мне хочется отплатить ему тем же. Что бы ни нарушило его спокойствие, я решаю заставить его забыть об этом. Я скольжу ладонями вниз по его груди и стягиваю его сорочку через голову. Для этого нам приходится оторваться друг от друга; когда он нетерпеливо притягивает меня обратно к своим губам, я с удовлетворением отмечаю, что моя идея имеет успех. На этот раз я опускаю на постель его, и он позволяет мне это.

Я развожу его бедра в стороны и скольжу пальцами вдоль контуров его мышц. Рассматривая его, я не могу не задаваться вопросом, казался ли я ему вчера столь же красивым, сколь он сегодня прекрасен в моих глазах.

Он поднимает руки мне навстречу, и я не могу устоять перед его беззвучной мольбой. Я опускаюсь на него и снова тянусь к нему губами. Он кладет руки мне на шею, привлекая к себе. Скользнув ладонями под его спину, я обнимаю его как можно крепче.

Я ожидал ощущения гладкого теплого тела, но кожа под моими пальцами грубая и неровная. Я напрягаюсь и пытаюсь сесть, но Анейрин сжимает объятья крепче.

— Най, — настойчиво спрашиваю я, стараясь оттолкнуть его. — Най, что...

— Тшш, — шепчет он мне в губы и пытается снова увлечь в поцелуй. Я не поддаюсь соблазну и, вырвавшись из его рук, сажусь на постели. Ему не терпится, и он сердито хмурит брови. — Это неважно, mo charaid.

— Неважно? Это же шрамы.

Он отводит взгляд.

— Да.

От грусти морщинки на его лице становятся глубже. Я жалею о том, что произнес, но не в силах остановиться.

— Что случилось? — спрашиваю я, но он не поднимает на меня глаз. — Най, что с тобой случилось?

— Это неважно! — Он отталкивает меня и поднимается с кровати. — Они давно зажили и не беспокоят меня, если никто не просит о них рассказать.

Он подхватывает сорочку, чтобы надеть ее. Он настолько раздражен, что забывшись оборачивается, и я впервые вижу его спину.

Раскрыв, как дурак, рот, я потрясенно смотрю на него. Вся его спина, от затылка до бедер – один сплошной шрам. Это выглядит так, словно кто-то пытался заживо содрать с него кожу. Сочувствие заполняет меня настолько, что я не могу даже вздохнуть, только неотрывно смотрю на него, и глаза мои полны слез.

В конце концов, дар речи возвращается ко мне.

— Най, — выдыхаю я. — Кто сделал это с тобой? Что они сделали?

— Это неважно. — Голос его приглушен, а плечи свело от напряжения. — Они остались в Шотландии, и я не имею ни малейшего желания возвращаться туда.

— Ты не расскажешь мне об этом? — спрашиваю я, опускаясь на постель.

— Если ты настаиваешь, — произносит он, но не поворачивается ко мне. В его голосе звучит смирение и горечь. Мне жаль, что я дал волю рукам. — Что ты хочешь знать?

Я хочу, чтобы он рассказал о шрамах, но еще сильнее мне хочется, чтобы его голос перестал так звучать. Поэтому я говорю:

— Расскажи мне о чем-нибудь хорошем. О ком-нибудь, кого ты любил.

Я подразумеваю родителей, братьев или сестер, но он удивляет меня.

— Ох, — тяжело выдыхает он. — Хочешь, чтобы я рассказал тебе о Кейлин? О своей жене?

Мне внезапно становится холодно. Слова застывают в горле, и я не могу издать ни звука. Он воспринимает моё молчание как согласие, но не этого я хотел от него. Я не желаю слышать о женщине, которую он любил и покинул.

— Мы встретились в Ивернессе[7], — говорит он, и мне отчаянно хочется закрыть уши, но я застываю, как и мой голос, и только с ужасом жду продолжения. — Она была красива. Он всегда была красива, даже когда...

Запнувшись, он замолкает. Он всё еще не смеет смотреть на меня, но мне начинает казаться, что таким образом он делает мне одолжение. Смог бы я вынести те эмоции, что отражаются на его лице, когда он рассказывает о женщине, которой отдал своё сердце? Я не знаю.

Вскоре он продолжает:

— Она была красивой. — Он произносит это решительно, словно пытаясь убедить самого себя. — На меня она бы и не взглянула. Я бегал за ней, как щенок, сам не свой от любви, а она не замечала меня, словно какого-то паразита, от которого ее рано или поздно избавят.

Несмотря на опасения, мне стало интересно.

— И как же так получилось, что она вышла за тебя?

— Это произошло случайно. — Он коротко смеется, и смех этот полон грусти и боли. — Стечение обстоятельств, не больше. Что-то напугало ее лошадь на прогулке, и та скинула ее. Мне повезло, что я был поблизости. Я поймал поводья и увел лошадь, чтобы животное не растоптало ее. Признательность смягчила ее отношение ко мне, — он снова замолк на секунду. — Он любила говорить мне, что я спас ей жизнь. Господи, как бы мне хотелось, чтобы я этого не делал.

Тихое признание, исполненное мук, вырывает меня из эгоистичной озабоченности собственными чувствами. Я смотрю на его спину и вижу боль в том, как он склонил плечи и опустил голову, руки сжаты в кулаки. Я уже сожалею – не из-за себя, а из-за него – что попытался сделать лучше то, что и так было неплохо.

Я слезаю с постели и подхожу к нему. Хочется коснуться его, хоть немного утешить, но рука останавливается над переплетением шрамов на его плече.

— Почему? — шепчу я. — Что случилось, Най?

Он поворачивается ко мне, но застывает вполоборота.

— Она была убита, — рычит он. — Порождением зла. Монстром, подобным тому, который убил твою семью.

Мир вокруг меня покачивается. В этот момент я понимаю, почему те, кто знал и любил меня, называли меня сумасшедшим за такие рассказы. Потому что когда подобное описывает кто-то другой, это звучит безумно. Но Анейрин не высмеял мою историю, и я обязан ответить ему тем же.

— Прости, — я осторожно касаюсь его плеча. Мускулы под моими пальцами напрягаются, словно я ударил его.

— Ты даже не знаешь, за что извиняешься.

— Это сострадание. — Я сжимаю его плечо и поворачиваю лицом себе. Он не поднимает на меня глаз, но я и не настаиваю. — Сострадание твоей боли. Я знаю, каково это.

— Моей боли? — Он безрадостно смеется и качает головой. — Ты ничего не знаешь о моей боли, Кайнан. Это? Это ничто. Бывали времена, когда со мной случалось и худшее.

Я хочу облегчить его боль, но знаю только один способ это сделать. Надеюсь, я смогу дать то, что ему нужно.

Я пододвигаюсь и осторожно обнимаю его. Он всё еще напряжен и смотрит на меня, словно не понимая, что я делаю. Когда я зарываюсь пальцами в его волосы и притягиваю его губы к своим, он кладет ладони мне на плечи и пытается оттолкнуть.

— Кайнан. — Он отводит взгляд. — Это необязательно.

— Ты сделал это для меня. — Я отвожу его руки и приближаюсь снова. Он больше не пытается меня остановить, и я вижу смирение в его глазах. — Позволь мне сделать то же самое для тебя.

— Правда, — говорит он, — я в порядке.

Но это не так. Даже я могу это понять. Его раны глубоки и, возможно, они зажили снаружи, но я чувствую, как они мучают его изнутри. Я хочу забрать его боль. Я хочу помочь ему исцелиться. Я больше не хочу видеть эту пустоту и печаль в его глазах.

Я кладу руки ему на грудь. Он позволяет мне снова снять его сорочку. Подтолкнув на постель, я укладываю его на живот, и, хотя чувствуется, что он напряжен, когда я целую его спину, он не останавливает меня. Он дрожит, сжимая кулаки на простынях, но не просит меня прекратить.

Начав с затылка, я целую каждый рубец в паутине шрамов. К тому моменту, когда я добираюсь до бедер, он забывает о стыде и расслабляется подо мной. Это куда дороже, чем все франки, которые он мог бы дать мне за всю жизнь. Я прижимаюсь губами к его пояснице и спускаюсь ниже.

Теперь его напряженность не имеет ничего общего со стыдом, и это нравится мне. Я нежно прикусываю кожу на его бедре. Резко вскрикнув, он разворачивается подо мной.

На его щеках румянец, в глазах – жажда. Его возбужденная плоть прижимается к животу. Я знаю, что он хочет того же, что и я, и отчаянно желаю дать ему это. Склонившись над ним, я медленно провожу языком снизу вверх по всей длине. Приглушенные звуки, которые он издает, прекрасны почти так же, как и он сам. Я полностью втягиваю в рот его плоть и слизываю соль с его кожи.

В комнате темно и тихо, если не считать приглушенные голодные всхлипы Анейрина. Какое-то время он позволяет мне ласкать его, а потом вплетает свои пальцы мне в волосы и пытается меня оттолкнуть. Я знаю, чего он хочет, но слишком увлечен вкусом и мягкостью, которые присущи его коже. Он твердый, гладкий и горячий. Я чувствую, как медленно и гулко бьется пульс между моих губ, но когда я обвожу языком вокруг головки, ритм нарастает. Руки в моих волосах болезненно сжимаются, и всё его тело дрожит.

— Кайнан, — голос у него низкий и хриплый. — Это слишком. Я не могу... Ты не...

Я продолжаю посасывать и облизывать, пока слова не растворяются в глухих стонах. Только тогда я отодвигаюсь и поднимаю на него взгляд, обводя пальцем гладкую плоть.

— Не думай обо мне, — по голосу слышно, что я не допущу компромисса. — Я намерен дать тебе то, чего ты хочешь.

Он толкается бедрами в мою ладонь.

— Я хочу... тебя, — произносит он сквозь сжатые зубы.

— Я у тебя есть, — шепчу я, снова приникая губами к его рту. — Что-нибудь еще?

Но я и так понимаю, чего он хочет. Свидетельство его желания – в моих руках. Он резко втягивает воздух, когда я снова скольжу губами по плоти, и вскидывает бедра, погружаясь в глубину моего рта.

Он вскрикивает и рывком затягивает меня на постель так, что я оказываюсь распластанным на его груди. Обхватив мое лицо ладонями, он затягивает меня в глубокий поцелуй и шепчет прямо в губы:

— Не так, Кайнан. Я хочу...

Положив руку мне на поясницу, он прижимает меня к себе и снова двигает бедрами. Его член трется о мой живот; ему нет нужды произносить еще хоть слово, потому что я знаю, о чем он просит.

Я разрываю поцелуй и, улыбаясь, чуть развожу его ноги. Он не отводит от меня темного взгляда, и закрывает глаза, только когда я становлюсь на колени и направляю его в себя. Опускаясь, я принимаю его внутрь, и мы оба стонем.

Он безостановочно водит ладонями по моей спине; я скольжу пальцами по его груди и обрисовываю соски, отчего он закусывает нижнюю губу. Мне нравится, что я могу дать ему это, что хотя бы так могу отплатить ему за то, что он сделал для меня. Когда он снова поднимает бедра, вбиваясь глубже, я сжимаюсь вокруг него, чтобы сделать удовольствие ярче. Он шумно выдыхает и обхватывает ладонью мою возбужденную плоть. Это прикосновение воспламеняет всё моё существо, но я отстраняю его руки.

Он останавливает меня взглядом.

— Я хочу этого, — шепчет он и снова толкается в меня.

Он сжимает меня в объятьях, и я кричу. Опираясь руками на его грудь, я пытаюсь поймать равновесие – мир внезапно кажется неустойчивым и шатким. Голова идет кругом, я словно пьян от его прикосновений и не понимаю, когда потерял контроль над ситуацией. Он кладет ладони мне на спину и притягивает меня так, чтобы я устроился у него на груди. Я обвиваю его плечи, прижимаясь теснее. Он двигается во мне короткими, резкими рывками, и этот ритм сводит меня с ума. Звуки застывают у меня в горле, а потом вырываются всхлипыванием. Я цепляюсь за него, ищу опоры на скользкой от пота коже, но всё это слишком. Я уже не в состоянии сдерживать себя – я теряюсь. Крича и содрогаясь, я изливаюсь на него.

Я слышу отголоски собственной жажды в голосе Анейрина, чувствую его желание в обвивающих меня руках и движениях во мне. Прижимаясь губами к его шее, я подаюсь ему навстречу, приближаю его к оргазму. Он низко и рвано стонет и толкается в последний раз. Зажав меня в объятьях, он прячет лицо у меня на груди. Мы, утомленные случившимся, дрожим и шумно дышим. Мы просто лежим вместе, держась друг за друга.

Я рад, что обнимаю его, что он обнимает меня. Прежде чем я выбираюсь из его объятий, проходит довольно много времени, и только тогда я ощущаю теплую влагу на своей коже и понимаю, что он беззвучно плакал на моей груди. Это разрывает мне сердце.

— Най, — шепчу я, сцеловывая слезы с его щек. — Най, всё хорошо. Всё хорошо.

Он снова обнимает меня и плачет, и я тоже почти плачу, осознавая свою беспомощность. Я ничего не могу сделать, чтобы облегчить эту боль, только держу его в своих руках, пока не высыхают слезы, – и после этого тоже. Он не пытается выскользнуть из моих объятий, так что я продолжаю крепко обнимать его, когда он засыпает. Мне же так легко задремать не удается.

оставить свою "спасибу"

Сны становятся всё ужаснее с каждым днем, но я не говорю о них ни слова. Анейрин борется со своими собственными кошмарами, он уже достаточно помог мне. Я не собираюсь утяжелять груз на его плечах.

Временами я просыпаюсь с криком, и когда Анейрин спрашивает меня об этом, я говорю, что ничего особенного не произошло, что это был просто плохой сон. По его глазам я вижу, что он не верит мне, но не говорю правды, а он не спрашивает. Это уверяет меня в том, что я сделал правильный выбор. Если бы он мог переложить на себя мою ношу, он бы добивался от меня ответа до тех пор, пока я бы не рассказал правду. Но я не буду обременять его тем, чего он не хочет.

В какой-то момент мне начинает казаться, что гнетущие страхи ночных кошмаров преследуют меня даже при свете ясного дня. Гуляя по улицам Парижа, я чувствую, что гурах следит за мной, но оборачиваясь, не вижу никого. Повернув за угол, я вздрагиваю от страха, хотя улица передо мной совершенно пуста. Я приветственно машу незнакомке, но рука застывает в воздухе, когда я замечаю ярость гурах в ее глазах. Для меня не осталось безопасного пристанища, кроме укромной комнатки Анейрина.

В конечном счете, я лишаюсь даже этого убежища. Однажды ночью я просыпаюсь с криком на губах всего за пару секунд до того, как успеваю стать жертвой гурах. Открыв глаза, я вижу ее морщинистое лицо над собой. У нее точно такие безумные глаза, какими я их запомнил и всё те же темные пятна вокруг рта.

Засохшая кровь. Кровь моей сестры.

Я кричу вновь и отталкиваю ее от себя, но она не движется. Она улыбается, и я чувствую, как внутри разливается отвращение. В оскале видны покрытые кровью зубы и два длинных острых клыка. Я кричу снова, и слышу в своем голосе то самое безумие, которое мне приписывали.

Она склоняется к моему горлу, и я ничего не могу с этим поделать. Я знаю, что умру сейчас так же, как погибла вся моя семья. Задыхаясь от отчаянья, я закрываю глаза и готовлюсь к смерти.

Но она не нападает. Я оглушен сокрушительной волной, но уже не чувствую ее веса на себе. Открыв глаза, я понимаю, что причиной тому Анейрин. Он стоит надо мной, сжав руки на горле гурах, и рычит что-то ей в лицо. Я перебираюсь в дальний угол комнаты, потому что хочу держаться от нее как можно дальше. Даже несмотря на то расстояние, что нас разделяет, я всё еще ощущаю ее зловонное дыхание, и от этого меня тошнит.

— Вон, — рычит на нее Анейрин. — Прочь из моего дома!

Я не надеюсь, что это сработает. Я жду, что мы погибнем от ее клыков. Но она медленно смыкает губы, пряча зубы, и словно сжимается под взглядом Анейрина. Он указывает ей на окно в беззвучном приказе: «Прочь отсюда».

Она уходит. Я бесформенной массой сползаю на пол. Анейрин всё еще стоит на месте, и хотя я знаю, что найду утешение в его руках, я не двигаюсь. Это глупо, но он пугает меня не меньше, чем гурах. Черты его лица искажены яростью, и обрушить ее он может только на меня. Я сворачиваюсь в клубок у стены и надеюсь, что он не заметит меня.

Чувствуя, как он приближается, я стараюсь не бояться. Безмолвный и внушительный, он останавливается напротив меня и, вздохнув, опускается на колени. Собрав всё своё мужество, я, ожидая худшего, выглядываю сквозь пальцы, но злости больше нет, я вижу только встревоженное выражение на его лице. Хрипло вскрикнув, я бросаюсь в его объятья.

Он гладит меня по спине, прижимая к себе. Уткнувшись носом ему в плечо, я задыхаюсь и вздрагиваю в его руках.

Чуть погодя он отпускает меня и поднимает за подбородок моё лицо. Я вижу беспокойство в его глазах.

— Кайнан, — тихо зовет он. — Она тебя ранила?

Я выразительно мотаю головой. Наконец, я собираюсь с духом и между всхлипами выдавливаю из себя:

— Я думал, что она здесь, но... Они говорили, что я сумасшедший!

— Ты не сумасшедший. — Сочувствие в голосе Анейрина мешается с яростью. Он снова обнимает меня и крепко прижимает к себе. Я льну к нему, и он закрывает меня собой. Он – моё убежище. — Если кто и сошел с ума, так те чертовы тупицы, которые были слишком трусливы, чтобы прислушаться к твоим словам. — Он немного оттесняет меня, чтобы снова заглянуть в глаза. — Она больше не причинит тебе вреда, Кайнан. Ты меня понял? Она сюда не вернется.

— Откуда тебе это знать?

Окно всё еще открыто, и я резко осознаю, насколько уязвима наша комната. Створки закрываются на хлипкую защелку – какая от нее польза, если ночью заявится монстр? Только Анейрин может защитить меня здесь.

Подняв на руки, он переносит меня на кровать. Я устраиваюсь рядом с ним, вжавшись щекой в подушку так, чтобы широкие плечи Анейрина закрывали мне обзор окна. Я не чувствую себя в безопасности, но, обозвав себя дураком, всё-таки закрываю глаза.

Несколько часов спустя сон наконец находит меня, и в нем я вижу безумную старуху, перемазанную кровью невинных детей.