Не та война

Глава 10

— Николай Иванович, буду с вами откровенным. Да, покойный Дмитрий Густавович мне рассказывал многое, и теперь окончательно убедился в том, что вы знаете иные стороны повествования, чем я, и наоборот соответственно. И общая картинка у нас складывается как в мозаике — у вас одни разноцветные каменья, у меня другие, у фельдмаршала свои под рукой имеются. Вот только мы должны не только воспрепятствовать прежнему ходу истории, вернее, тому самому, что предопределен для нашей с вами России, а создать совершенно непохожий вариант, в котором не случится новой революции, вызванной продолжительной войной. В ней, кстати, на радость Парижу, Лондону и Вашингтону, погибнут империи. Их просто стравят друг с другом, и приведут к логической развязке — «divide et impera».

— Вы правы, Лев Алексеевич — «разделяй и властвуй». И противостоять таким действиям невозможно, ведь они изнутри поддерживаются разрушительной для основ деятельностью революционеров и поддерживающих их влиятельных кругов капитала и интеллигенции. Деньги и влияние на умы — что может быть страшнее такого, скажем так, «объединения».

Николай Иванович усмехнулся, отхлебнул «адмиральского чая» с коньяком, которым «баловался» также его начальник штаба. Обычно бледный лицом контр-адмирал Брусилов сидел с необыкновенно порозовевшими щеками — его последние полгода донимала та же жуткая хворь, что погубила, заживо сгноив адмирала Фелькерзама. Такой же ужасной болезнью страдал и убывший из Владивостока полтора года тому назад вице-адмирал Пет Алексеевич Безобразов, чрезвычайно удачливый «корсар». Ведь в прошлую войну он несколько раз буквально натыкался с кораблями ВОКа на эскадру Камимуры, но каждый раз не только выпутывался из скверной ситуации, но при этом еще топил японские транспорты. И моряки искренне жалели, что крейсерами в Ульсанском бою 1 августа 1904 года командовал Иессен, получивший вполне заслуженное прозвище «крейсерская погибель», и резонно считали, что будь на мостике «России» Безобразов не произошло бы трагедии с «Рюриком». Фелькерзам прошлым июнем написал тяжело больному Петру Алексеевичу письмо, и тот смог приехать во Владивосток, где за его лечение принялся тот самый знахарь, что совершил невероятное, буквально выцарапав у смерти, пять лишних месяцев жизни для самого командующего. И теперь вполне успешно лечил Брусилова и Безобразова — первый уже явно пошел на поправку, если не сказать выздоровел. А состояние второго улучшилось настолько, что уже обратно вернулся на службу, получив под свое командование 1-ю эскадру, состоящую из порт-артурских броненосцев и крейсеров бывшего ВОК. И сейчас дневал и ночевал на кораблях, энергично занимаясь боевой подготовкой, постоянно проводя маневры в заливе Петра Великого с учебными стрельбами, с успехом внедрив предложенную старшим артиллерийским офицером «России» бароном Греневицем действенную систему пристрелки полузалпами.

И сейчас Николай Иванович искренне радовался, что получил под командование двух умнейших и деятельных адмиралов, что должны были уйти совсем скоро из жизни, но получили шанс продлить свое земное существование, и не для себя, принести пользу флоту. И в который раз мысленно осудил насаждаемые Петербургом долгие десятилетия порядки, когда бесталанные, но со связями, продвигались «наверх», а отличившиеся на войне, имеющие как говорил Суворов «свой манер», тщательно «задвигались», а то и убирались в «задние ряды». Он сам от этого страдал на службе, и особенно попав под начало Рожественского, о котором вспоминал исключительно ругательными словами, ничего не простив самодуру. Ведь именно он привел эскадру к Цусимской катастрофе своим командованием, однако за чужие грехи пришлось расплачиваться именно ему, должен быть разжалованным, угодить в тюрьму, и ославленным до конца жизни прозябать.

А ведь он быстро довел свой небольшой отряд, хотя его собрали в жуткой спешке, до берегов Индокитая, проведя в пути учения. Имелся у него и собственный план действий на случай, если не удастся соединиться с эскадрой Рожественского. Имея несколько транспортов с углем, плавмастерскую и госпитальное судно «Кострома» он рассчитывал обогнуть японские острова много восточнее, пройти через один из проливов курильской гряды, и в обход все-таки добраться до Владивостока. Если путь через пролив Лаперуза будет закрыт вражеским флотом, то на этот случай имелось про запас два других варианта действий, не менее успешных.

Обогнуть Сахалин севернее, и войти в устье Амура. В мелководном Татарском проливе его маленькие броненосцы получали значительное преимущество над более крупными вражескими кораблями, имевшими большую осадку, следовательно, рисковали залезть днищем на камни, к тому же в незнакомых для неприятеля водах. А там действовать по обстановке — выбрать момент, и пройти вдоль побережья до Владивостока за несколько дней, ведь неприятельский флот не может вечно торчать в море, нужно ведь и уголь загружать. А для разведки подойдут вызванные из крепости миноносцы, и возможный прорыв поддержат также крейсера ВОК.

На крайний вариант имелся поход к берегам Камчатки — в Авачинской бухте можно продержатся долго, имея четыре броненосца, способных перекрыть вход в нее огнем двух десятков орудий, от девяти до двенадцать дюймов. Да еще больше стволов 152 мм и 120 мм, что могут отразить любую попытку атаки миноносцев, хоть днем, хоть ночью. К тому же часть из них можно поставить на береговых батареях, тем самым повторив действия команды фрегата «Аврора» в Крымскую войну.

Однако все его доводы в пользу такого варианта действий разбились о самодурство Рожественского — кроме оскорблений и высокомерного презрения от этого «флотоводца» он не получил. К тому же никакого внятного плана действий до своих подчиненных не донес, что само по себе действует губительно, когда капитаны и флагманы не знают что задумал командующий, пребывая в неведении.

Слава богу, что Фелькерзам нашел в себе силы на время «воскреснуть», а ведь сигнал о «сломанной шлюпбалке» чуть не подняли на мачте «Осляби». Он сам о том дотошно расспрашивал Бэра, и Владимир Иосифович это подтвердил в приватном разговоре.

И прорвались таки Цусимским проливом во Владивосток, понеся тяжелые, но не катастрофические потери. И при этом отправили на дно много неприятельских кораблей. Так что в общем подсчете потопленных броненосцев и крейсеров, русский флот остался в выигрыше.

Если это не победа — то, что тогда триумфом называть⁈

И вот теперь он уже полный адмирал — третий «орел» на погонах «уместился». Пришел долгожданный императорский указ, который они сейчас и «обмывали» с начальником штаба. Да оно и правильно — у него два ордена святого Георгия, причем высокой 2-й и 3-й степени, да еще георгиевское оружие с бриллиантами — никто на Российском Императорском флоте таких наград не имеет, как и авторитета, за исключением погибшего в бою Фелькерзама. А у него в подчинении четыре вице-адмирала — а это неправильно, когда при таком числе один равный им в звании командует другими. Так что наместник награждений и продвижения для него добился — и теперь все зависит исключительно от собственных решений, благо великий князь Николай Николаевич спешно отбыл в Петербург, и вместо него остался будущий царь, хотя он старался даже в мыслях так не думать. Себе дороже может выйти, если во сне случайно проговоришься!

— Ваше высокопревосходительство! Пришли телеграммы из Шанхая!

Голос флаг-офицера, после предупредительного стука в дверь, неожиданно вошедшего в кабинет, прозвенел натянутой до разрыва струной:

— Западнее островов Такара прошлой ночью оказался торпедированным неизвестными миноносцами броненосец «Ринаун», который быстро опрокинулся и затонул со всей командой. Германский пароход спас и доставил в Циндао несколько японских матросов и отставного офицера Ройял Нэви!

Это не тот Безобразов, статс-секретарь, что возглавлял пресловутую «шайку». Должен был умереть в «год повествования», но вполне жив…