(не) Обручённые (СИ)

14.2

Вернувшись в комнату, теперь уже насовсем, решаю всё-таки успокоиться. И прекратить вести себя как дура. Это всего один день. Сколько уже было у нас таких дней разлуки? Едва настанет ночь, вернусь снова.

В конце концов, я же теперь не мелкая пугливая девчонка! А взрослая женщина. Должна вести себя соответственно, и нюни не распускать.

Закрываю глаза. Как вспышки мелькают воспоминания о прошлой ночи. Неужели это было со мной? Мне срочно нужны подтверждения, что ничего не приснилось.

Раздеваюсь и придирчиво осматриваю себя в зеркале с головы до ног.

На моей груди остались следы от его пальцев.

На бёдрах тоже.

Рёбра ломит так, будто по ним лошадь с телегой проехались.

Шею вообще обгрыз, как вампир — чудовище моё голодное. Опять придётся закрывать чем-то, иначе брат меня убьёт раньше времени.

А потом меня накрывает такой ломкой, что я едва не плюю на всё и не перемещаюсь обратно. Понятия не имею, каким чудом удерживаюсь от этого самоубийственного поступка. Чтобы избежать искушения, решаю завалиться спать. Может, так хоть день пройдёт быстрее. В конце концов, ночью спала мало, урывками, в промежутках между которыми…

Так, срочно спать.

Нахожу в сундуке свежую ночную сорочку, кое-как влезаю в неё, морщась от каждого резкого движения, ныряю под своё непривычно мягкое одеяло и тут же проваливаюсь в тяжёлый, тревожный сон.

— Мэгги! Мэгги! Госпожа Мэгги!

Кто-то тарабанит в дверь.

Я кое-как сажусь в постели, прижимая одеяло к груди, и пытаюсь сглотнуть противный ком в горле. Жмурюсь сонно и силюсь понять, кому и чего от меня надо. Всё тело ноет и двигаться решительно отказывается.

Судя по свету из окна, солнце клонится к закату. Это хорошо.

— Сплю я! Задремала. Что стряслось?

— Его величество вас к себе вызывают! Срочно.

У меня всё холодеет внутри, и на секунду прекращает биться сердце.

Пока я привожу себя в порядок, одеваюсь, причёсываюсь, завязываю шею косынкой понадёжнее и собираюсь с мыслями, проходит чёртова уйма времени. Служанка мнётся нетерпеливо в коридоре и то и дело подгоняет через дверь. Я её не пускаю и велю ждать. Мне позарез надо хоть как-то сосредоточиться и подготовиться к возможным вариантам развития событий. Пятой точкой чую, просто так меня Дункан бы не звал.

Когда спустя вечность добираюсь, наконец-то, через все бесконечные каменные лабиринты переходов холда Нордвинг, до места назначения, выясняю, что Дункан уже покинул свои покои. Он там ждал меня битый час, оказывается, пока сначала добудятся, потом приведут. Плохо. Будет злой.

Выясняю, что у него какое-то совещание началось в тронном зале, с кучей его советников. У служанки уже паника, что в опоздании обвинят её. Я отправляю девушку на все четыре стороны, убеждаю, что дальше сама как-нибудь, и её как ветром сдувает. Смотрю ей в спину и завидую.

Решаю, что как минимум своё присутствие стоит обозначить. Кто знает, на сколько часов эти его совещания. И до утра бывали. Пусть потом не будет повода упрекнуть, что я не явилась по зову.

Приоткрываю дверь… это не та, главная, что в дальнем конце зала, которую используют для посольств и торжественных процессий. Она меньше, находится почти рядом с троном и служит для того, чтоб во время аудиенций к королю, не привлекая большого внимания, подходили доверенные лица и порученцы.

Дверь скрипит предательски громко, и на меня оглядываются сразу все.

— Ой, простите! Я только сказать… что подожду за дверью, пока…

— Господа. На сегодня закончим.

От мрачного голоса брата у меня мурашки бегут по спине.

— Мэгги. Заходи.

Мимо меня один за другим проходят члены Большого королевского совета, и к огромному своему облегчению замечаю, что они смотрят на меня кто с недоумением, кто с любопытством… но никто с осуждением или сожалением. Кажется, ни один не в курсе, зачем звал меня король. Равно как и я.

Скоро в зале становится совсем пусто. Он выгоняет всех, кроме пары личных доверенных стражников, которым положено стоять за троном с мечами на поясе и изображать статуи. Если немножко постараться, вполне реально представить, что их тут нет, и с Дунканом мы совершенно одни.

Такой, на троне, в короне и мантии, он всегда вызывал у меня оторопь. Надевая корону и восходя по трем высоким ступеням, будто сразу становится чужим. Не моим любимым и родным с детства братом, а правителем огромной страны, Чёрным мечом Севера, прославленным воином и самым главным человеком в королевстве.

Его любили в Оуленде. Он был хорошим королем. Добрым, сильным, заботящимся о подданных… И всё-таки у сурового и несгибаемого правителя Совиного края были свои недостатки. И на мой взгляд, упрямство — главный из них. Мне кажется, он думал, что менять свои взгляды или раз сказанное слово — не по-мужски. Что недостойно мужчины и правителя отказываться от своих решений. Увы, это распространялось и на признание ошибок.

Могучий северный дуб с заскорузлой корой. Надёжный, прочный… но временами такой дуб!

Поэтому с каждым шагом к трону моё волнение закипает до критической отметки.

Тем более, что грозовое выражение серых глаз не сулит мне ничего хорошего.

— Сегодня я посетил с внеплановым визитом камеру одного из узников холда Нордвинг.

Так.

Приехали.

А вот в обморок хлопаться я тебе, моя дорогая, запрещаю! Стоять. Стоять, я сказала!

Вздёргиваю подбородок. Я ведь тоже Роверт, братишка, не забыл? Попробуй победить меня в состязании по упрямству.

— И зачем же?

— Уже не важно. Лучше скажи, почему ты не спрашиваешь, которого именно узника? То есть, ты знаешь, о каком узнике я говорю.

Почти поймал. Но я же не признавалась прямо! Пусть попробует доказать…

— И вот что увидел в камере.

Дункан протягивает мне листок. А на нём — портрет. Мой собственный. До боли знакомый мне. Как и руки человека, что его любовно выписывали долгими одинокими часами в камере.

Серые глаза Дункана пытаются вскрыть мне мозг и понять, о чём я думаю. Я физически чувствую это давление — как и ощущение страшной, неотвратимой угрозы.

— Себастиан в этой камере уже десять лет, Мэг. Откуда он мог знать, как ты сейчас выглядишь?

Ну всё.

Теперь — пан или пропал.

— Потому что я приходила к нему.

И всё равно не выдерживаю и зажмуриваюсь.

Дункан молчит. А потом цедит:

— И зачем же… ты к нему приходила, Мэган?

— Хотела знать, как выглядит мой жених.

— Нет у тебя никакого жениха!!! — взрывается Дункан. И эхо его рыка прокатывается по всему залу. А у меня внутри вскипает возмущение.

То есть как это, нету?!

Первый порыв — показать бумагу о помолвке брату. Конечно же, я взяла её с собой на всякий случай. Но теперь боюсь доставать. А вдруг порвёт? И вообще, реакция Дункана пугает до дрожи. Нет, лучше пока ничего не рассказывать.

Дункан подаётся вперёд и сжимает подлокотники резного дубового трона так, что я пугаюсь, сломает в щепки.

— Твоё безрассудство переходит всякие границы, Мэган! Я терпел, когда ты в одиночку шаталась по лесным чащам и болотам. Но это уже слишком! Ты чем вообще думала, когда совалась одна в камеру к мужчине, который десять лет не видел женщин? Ты хоть можешь представить, что он мог с тобой сделать?

Могу. Вот начиная с сегодняшней ночи очень даже могу, во всех деталях.

— Ты его не знаешь, поэтому не имеешь права судить!

Плохой заход, Мэгги. Хуже не придумаешь. Еще бы заявила «ты мне не отец», чтоб окончательно похоронить всю надежду на хороший исход.

Лицо брата багровеет. Губы сжимаются в упрямую складку, глаза мечут молнии…

Всё. Приплыли.

— Я знаю его намного лучше, чем ты, дурочка! С тех самых пор, когда ты ещё пешком под стол ходила! И его распутство, и его коварство, и его изощренный ум. Он снова взялся за своё! Плетёт заговоры и интриги у меня за спиной. Да ещё как! Используя моё слабое место, мою горячо любимую сестру! Чёрт… а ведь я уже начинал думать, что ошибся. Что и впрямь наказание Себастиану слишком суровое. А вот теперь вижу, что нет.

— Дункан…

— Ты неужели не понимаешь, что он тебя собирался использовать?! Обманул бы тебя, наивную девочку, не знающую жизни, и не поморщился. Всё, чего он хотел всегда, это только власти!

— Он не…

— Как давно вы видитесь? Говори.

— Давно.

От моего, такого прямого и простого ответа он, кажется, опешил. Может, и правда не ожидал. Может, надеялся, что я опровергну. Наверное, сейчас я очень низко пала в его глазах.

— Вот значит, как. Ну, и? Он что же… распускал руки? Может… целовал тебя?

— Какое вообще твоё дело?!

— А впрочем, можешь не отвечать. По рисунку вижу, что да. Вот же ублюдок! Значит, я успел вовремя, чтобы вытащить тебя из этой паутины.

Дункан смотрит на портрет с таким брезгливым выражением лица, что мне хочется его ударить. А потом берёт его обеими руками…

Я бросаюсь вперёд и быстрее ветра преодолеваю ступени.

— Не смей! Только попробуй порвать! Это моё!

Отчаянно вцепляюсь в край листа. Выдёргиваю рисунок и прижимаю его к груди, тяжело дыша. Никому не позволю лишить меня этого драгоценного воспоминания! Бастиан нарисовал его после того, как в первый раз меня поцеловал.

Дункан смотрит на меня с жалостью, как на больную. Которую непременно надо вылечить.

— Прости, Мэгги. Но ты не оставила мне выбора.

Его левая рука ныряет в кожаный мешочек, притороченный к широкому золочёному поясу. Что-то выуживает оттуда…

А потом на моём запястье защёлкивается металлический браслет. Позеленевшая от времени медь. Дубовые листья и совы.

Меня накрывает крайне нехорошее предчувствие. Как будто разом стала хуже слышать. И браслет таким тяжёлым кажется, гнетёт к земле…

Я пытаюсь воспользоваться магией и переместиться. Не важно, куда. Хоть бы и к подножию трона, обратно через ступеньки. И…

Ничего не выходит.

Так вот как удерживали нашу пра-пра-бабку… значит, Дункан откопал-таки эту дрянь в фамильной сокровищнице. На мою беду.

Поднимаю глаза на брата. У него столько муки во взгляде… что я должна бы его даже пожалеть. Я ведь знаю, любит меня. И вся эта ситуация ему самому — как ножом по сердцу.

Но жалеть не получается.

— Значит, ты снова меня приговорил к заключению… как тогда, в детстве, когда я болела, и ты не выпускал меня из комнаты. Ты можешь представить только один способ защитить что-то ценное для тебя, да? Спрятать в сундук под замок.

Он дёргается, будто я его ударила. Суровый лик правителя Оуленда искажает гримаса боли.

— Разговор закончен, Мэган. Преступник будет переведен в другое место. А ты пока посидишь в своей комнате и подумаешь над своим поведением. И что могло произойти, не успей я вовремя.

Нет. Лучше ему не говорить, что все уже произошло. Дункан сейчас не в том состоянии. Какая же я была наивная, когда верила, что он примет мой выбор! Если сейчас узнает, что Бастиан еще и чести лишил его любимую сестренку… пожалуй, сгоряча может приказать взамен лишить его головы.

— Когда не стало родителей, я поклялся, что выращу тебя сам. И смогу уберечь от всего зла — которого так много в нашем мире, что ты даже ещё не представляешь. Я помню, как держал тебя на руках крохотным пищащим свёртком. Можешь сейчас меня ненавидеть. Надеюсь, однажды ты поймёшь.

Дункан отдаёт команду, и безмолвная тень отделяется от трона.

В сопровождении одного из стражников я возвращаюсь в свою комнату. Он учтиво и молча пропускает меня внутрь. А потом захлопывает дверь и я слышу, как поворачивается ключ. И судя по звукам, стражник остаётся стоять снаружи.

Ну вот. Теперь мы с Бастианом оба узники. Каждый в своей тюремной камере. И всей разницы — что в моей есть окно. Правда, оно так высоко, что сбежать через него всё равно не получится.

Сажусь на постель так осторожно, будто что-то могу разбить в себе от любого резкого движения. Кладу рядом портрет — хоть это я забрала с собой. Единственное, что смогла сегодня отвоевать. Тут же отвожу от него глаза, потому что веки начинает щипать.

Нет, я не буду плакать. Я не имею права сейчас впадать в отчаяние и горевать.

Кладу ладонь на живот.

Пока невозможно ничего понять. Ещё очень долго ждать, чтобы стало ясно.

А вдруг с одной ночи ничего не получилось и мой план не удался?

Господи, что же теперь делать…