Не обижайте Здыхлика

Юджин. Видик

Нет у Юджина своей комнаты. Точнее, комната-то есть, но живет он в ней вместе с сестрой Наташкой, жадиной и врединой, барбидокской дюдюкой. Сестра Наташка приводит к себе подружек, они наряжают бумажных кукол, меняются фантиками от конфет и календариками, а потом все вместе рисуют на него, Юджина, непохожие карикатуры. На этих карикатурах Юджин маленький и толстый, из носа у него течет. А на некоторых у него длинные уши и рога. А еще на некоторых – десять ножек буквой гэ и длинные усики, будто у таракана. Рисуют и хихикают, и ему подбрасывают, а Юджин это терпи.

Нет у Юджина никакой свободы. Сидит он, например, за письменным столом, делает уроки, а тут Наташка: «Жень, накали мне семечек! Жень, пожарь мне картошки!» И так раз пятнадцать, пока не встанешь и не пойдешь на кухню. А если не пойдешь, мерзкая Наташка вечером нажалуется родителям, и будет у Юджина целый вечер испорчен, потому что «не смотришь за сестрой», «мы работаем, а ты» и «кто из тебя вообще вырастет, непонятно».

Нету Юджину никакого покоя. Вот, например, раздобыл он ценой страшных усилий пару плакатов с культуристами. Копил деньги, копил. Мороженое не ел, жвачки не покупал и вообще. В лишениях жил и страданиях. Повесил этих культуристов на стену около кровати. Один такой – ух, руки поднял, мускулы выставил, с воздушные шары размером, на мускулах вены вздутые, а сам исподлобья смотрит: ты, мол, так можешь? Нет, ну и гуляй. Другой такой – кий-я! – ногу поднял, типа дерется, лицо зверское, глаза узкие. Не плакаты, а шедевр Леонардо да Винчи. А Наташка такая: а я, а мне тоже картинки повесить? Всю ведь комнату испоганила своими тупыми карандашными Мальвинами и даже на культуристов их норовила пришпандорить. Юджин ей, конечно, не дал, а она в крик, а родители: ты что сестру обижаешь.

Или взять, например, отметки. Ну тройки. Ну и что? А им не нравится. Юджин специально у дедушки узнавал: а что, папа хорошо учился? Дедушка мялся-мялся да и выдал: а все время, говорит, ремнем за двойки драли. И чего? Юджин хотя бы двоек не приносит, ну и были бы рады. Нет ведь, все мозоли оттоптали. Как так, говорят, получается, что сестра у тебя и в первом классе была отличница и во втором на доске почета висела, и в третьем опять молодцом, а ты-то что? А то вот. Тройка ведь проходная же отметка. Нет, все мало им. Сиди, говорят, параллельные прямые учи. Лучи какие-то. Запятые, чтоб их.

Нету Юджину никакого простора. Хотя на самом деле и хорошо, что нет. Сам же добивался, чтобы его отделили. Нет, говорят, та большая комната – это зал, там гостей принимать, а ты тут живи. И не думал, что голые тетки сработают. То есть на самом деле Юджин голых теток повесил, просто потому что прикольно – голые тетки висят. И все у них, что у нормальных теток закрыто, все наружу. А сами так и смотрят тебе в глаза, как будто так и надо. А предки в крик. У тебя сестра малолетняя! А тут еще Муля в гости приедет! Что она подумает! Что подумает… А то Муля не мечтает, чтобы у нее то же самое повырастало. А то Муля в бане не была. Но зато шкафом разрешили отгородиться. Теперь у Юджина свой угол, в котором культуристы и голые тетки, и когда в очередной раз приедет Муля, какая-то там жутко дальняя родственница, с которой Наташка дружит, хотя и моложе ее, да и Юджин иногда дружит, хотя и старше, – вот когда она приедет, чтобы спать в их комнате, Юджину не придется переодеваться в туалете.

С Мулей не то чтобы весело. Муля все больше молчит, и вообще какая-то не такая, и лицо у нее длинное. Зато что Юджин ни скажет смешное, Муля все время смеется, даже если остальные не догоняют.

Но ведь приедет и будет спать рядом с Наташкиной кроватью на раскладушке, а в комнате и так не продохнуть. И будут все вечера хихикать, а ты сиди гадай, над тобой или не над тобой. С другой стороны, это еще когда будет – на каникулах, а до каникул еще терпеть и терпеть, целых два дня.

Да еще и как отметки за четверть выставят, так сразу и собрание, и хорошо если мать пойдет, а если отец, что тогда? Хоть в песок закопайся.

Короче, нет у Юджина в жизни совсем никакого счастья.

Да его, может, и на свете-то нет совсем.

Прямо как в стихах. Какие там стихи Кардамонова-то читала? Даром что ни кожи ни рожи, а стихи читает хорошо, и даже на конкурс чтецов ее хотят, на районный. Вышла как-то к доске – вызвали, читай, говорят. Она и давай: на свете, говорит, счастья нет, а есть, говорит, покой и воля. Пушкин, говорит, написал. Хорошо, правильно написал Пушкин. Юджин хотя и ржал вместе со всеми, как полагается, но сам чуть не расплакался. Правду написал Пушкин. Молоток. Только у Пушкина хоть покой и воля были, а у Юджина и этого нет.

Несчастный Юджин человек.

Юджин закутывается в одеяло и представляет себе завтрашний день. Вот идет он на уроки. Допустим, один, Наташка раньше убежала, боится опоздать. Вот физика. А вот литература, чтоб ее. Остальная всякая фигня. А вот классная отметки объявляет. А вот мать (не отец, пожалуйста!) с собрания приходит. И начинается…

«Мамочка, – просит про себя Юджин. – Не ходи ты на это собрание. Что у тебя, дел поинтересней нет? На заводе ведь тоже весело, правда? Папочка! Ну ты-то, ты зачем туда попрешься! Что ты там не видал? Посиди с мужиками, выпей, я тебя не выдам!»

Юджину снится, как мама с подругами сидит в кино, на вечернем сеансе, а отец в то же время – с мужиками в гараже. Он прямо так и видит эти две картинки, разделенные тонкой серой полоской, как на экране телика: слева мать в кино, справа отец со стаканом и с мужиками. Все счастливые, все хохочут. И он, Юджин, счастлив.

Когда ты спишь, то кажется, что есть все-таки на свете счастье.

Юджина будит мама.

Юджин идет на кухню завтракать. Все уже на месте. Ура – завтрак отец готовил! У отца каждое блюдо получается таким, как будто вот-вот придут гости, будут праздновать и нахваливать. Даже вот этот размоченный в молоке жареный хлеб под яйцом – ух, вещь, никакого шашлыка не надо. «Что ты в повара не пойдешь!» – говорят все отцу. «У меня бумажки нету», – оправдывается он. И продолжает работать в гараже, чинить чужие машины.

– Женечка, сынок, – обеспокоенно говорит мать. – У меня на собрание-то не получится прийти.

Ой. Ой-ой.

– У нас на заводе заседание срочное такое, прям сил нет, – мама наливает ему жиденького желтого чаю. – Что делать, не знаю.

– И что ты молчала?! – грохочет отец. – А меня с работы не отпустят! Это… ремонт срочный!

Ух.

– Сынок, ну у тебя отметки-то как? – жалобно спрашивает мать. – Может, и не ходить нам?

Юджин даже не знает, чего ему больше хочется – сплясать в тесной кухне камаринского, выкидывая ногами кренделя и пиная табуретки, или звучно, с чмоканьем, расцеловать маму с папой, да и дуру Наташку заодно.

Однако он взрослый человек и держит себя в руках.

– По физике, кажется, четверка будет, – солидным голосом выдает Юджин.

– Да ну? – удивляется Наташка.

– Ну вот! – радуется мама. – Слышь, отец, сын-то за ум взялся!

– Дак это, давно пора, – рокочет отец. – Мужик! А мы его пасем как теленка.

«Ай да-ну-да-ну-да-най, ай да-ну-да-най», – распевают в Юджиновой душе черноокие цыганки, поводя костлявыми плечами и развевая грязными цветастыми юбками.

– Ладно – тянет Юджин чужим, незнакомым басом. – Я скажу класснухе, что вы не сможете.

А день-то, кажется, будет ничего.

Юджин залпом выпивает теплый чай («мочай», как называет его отец – ему нравится покрепче, а мать заваривает жиденький), степенно встает и вразвалочку направляется в комнату, даже не растрепав Наташке ее густую шоколадную челку.

Из дома они с Наташкой выходят вместе. Правда, Наташка тут же видит кого-то из своих визгливых подружек и бежит к ним. Пойдут в школу целой толпой, хихикая на всю округу. Девчонки, чтоб их.

Погода – ух! Сейчас бы на каток бы да в хоккей бы. Да с кем, все в школе.

Юджин бредет не спеша, помахивая портфелем.

– Женек!

Юджин не оборачивается.

– Женек, эй!

Не-а, ни фига. Попробуй еще раз.

– Юджин! Эй, Юджин!

Ага, то-то.

– Чего?

Это Санек. Вообще-то он хочет, чтобы его все называли Сандро. Но какой он Сандро, он Санек. Это все знают.

– В школу? – деловито осведомляется Санек.

– Нет, блин, на космодром, – ворчит Юджин.

– Помнишь, что завтра занятий не будет? – Санек пинает ботинком снег, тот взвивается фонтаном. – Только дискотека вечером, и все.

– А не гонишь? – неуверенно спрашивает Юджин.

– А ты что на классном часу делал? – прищуривается Санек. – С Митьком в виселицу играл? Старшие классы завтра не учатся. Малявки – да, а мы – нет.

Мощно… Это что же выходит, что завтра у него полдня свободы в пустой квартире, без Наташки, без никого? Вещь! Он даже на каток не пойдет. Он будет телик смотреть, то, что захочет.

– Сандро, слушай, спасибо, – серьезно говорит он.

– Это знаешь что значит? – у Санька в глазах загораются хулиганские искорки. – Если мы сегодня прогуляем, после каникул никто и не вспомнит, что нас не было!

Юджин думает.

– А в журнале же отметят? «Эн бэ» поставят?

– Да кто туда смотреть будет! – машет Санек пухлой варежкой. – Новая же четверть начнется. Кому надо в старую заглядывать? Отметки сегодня выставят – и всё, забыли.

Юджин думает, морщит лоб.

– Правда вот собрание… – кривится Санек.

– А мои не пойдут! – хвалится Юджин. – Не могут.

– А я матери наврал, что собрание отменили, – Санек снова с веселым отчаянием пинает снег. – А отец только послезавтра приедет, он в командировке.

– Ну и дурак, – хмыкает Юджин. – Моя мать твою встретит, спросит про собрание – и кранты тебе.

– Так это потом будет, – мудро замечает Санек.

– Ну ты даешь…

– Пошли ко мне, а? – щурится Санек. – У отца кассеты новые, я знаю, где лежат. Фильмы посмотрим.

А вот это, как говорит учитель истории, уже аргумент. У Санька у единственного из класса есть видик. И кассеты с забугорными фильмами. К нему все в гости напрашиваются – посмотреть. А тут он сам зовет.

Юджин думает, но недолго. Секунды две.

– А пошли, – говорит он.

У Санька дома шикарно. Гэдээровская стенка, цветной телевизор, на нем серая прямоугольная коробка с кнопками – это и есть видик. Зеленый торшер с висюльками. Люстра как в театре. Ковры на стенах. Все как надо.

Юджин разваливается на диване, а Санек тем временем достает с полки кассету, вставляет ее в хищно зияющую черную пасть видеомагнитофона и плюхается рядом с Юджином.

– Во фильмец! «Киборг-убийца».

«Лос-Анджелес! 2029 год!» – гремит на всю комнату жутковатый слегка сдавленный голос.

– Погоди, ща потише сделаю, – Санек вскакивает, крутит какие-то штучки.

«И восстали машины из пепла ядерного огня», – вещает голос.

– Мощно…– шепчет Юджин.

На полтора часа мальчишки превращаются в камушки с распахнутыми глазами. Затем приходят в себя.

– У нас такого не снимают, – со знанием дела говорит Санек, ставя кассету на обратную перемотку. Видик нудно жужжит.

– Ну не скажи, – возражает Юджин. – Я как-то «Вия» смотрел. Вот ведь вещь! Три ночи потом спать нормально не мог.

– Старье! – морщится Санек. – А давай еще один! У меня знаешь какой есть? «Красивая женщина»!

– Так это для девчонок, наверное, – презрительно выдает Юджин.

– Ты что! – машет на него рукой Санек. – Ты не понимаешь ничего. Есть такие фильмы… девчонкам их как раз лучше не показывать, не поймут. Я их у отца из загашника таскаю. А то он их прячет. Он думает, я не знаю, а я знаю.

– Это про это, что ли? – шепчет Юджин.

– Ага…

Однако фильм «Красивая женщина» оказывается как раз из тех, что для девчонок. Мальчики честно досматривают его до конца и дружно начинают плеваться.

– Это ты Наташке моей покажи, – ехидно советует Юджин. – Она как раз доросла. Чего ж ты говорил, что это про это?

– Я сам не знал, – оправдывается Санек. – Она там лежала, кассета, где всякое такое… Отец, наверное, тоже не просек, вот туда и сунул. Ща, погоди.

Он ставит фильм перематываться на начало, исчезает в другой комнате. Возвращается с таким видом, будто только что вколотил в ворота мощнейший гол.

– Во! – в руке у Санька кассета без единой наклейки. – Это точно оно!

И тут же оба слышат, как в замке поворачивается ключ.

– Сань! Ты дома, что ли?

– Мама, – испуганно шепчет Санек.

– А дай посмотреть, – неожиданно для себя просит Юджин.

– Мам! – орет Санек. – А нас пораньше отпустили! Короткий день!

И уже Юджину:

– А куда вставлять будешь? В радиоприемник?

– А ты с видиком дай!

– Ага, щас. Чтоб меня отец потом убил.

В комнату заглядывает мама Санька. На ней мокрая шапка из песца и коричневое пальто.

– Ох и снег там! – радостно говорит она. – Женечка, здравствуй! Кино смотрели? Чайку пойду приготовлю.

Исчезает в дверях.

Санек вдруг начинает ржать.

– Хорошо, что я киношку не успел поставить, – выдавливает он сквозь смех.

Юджин смотрит на него исподлобья. Он представляет себя могучим дядькой с грудной клеткой в три обхвата – как у того киборга из фильма. «Отдай то, что у тебя есть, мне, – мысленно говорит он страшным механическим голосом и боковым зрением почти что видит, как вокруг него посверкивают синеватые молнии. – А то я вырву твое сердце!» Эх, быть бы таким же вот силачом, да еще и крутым роботом из будущего, фиг бы кто ему отказал. И видик бы дали посмотреть, и всё что угодно. А он бы вернул потом. Ему насовсем и не надо.

Санек вдруг вытаращивается на него и даже рот открывает. Потом опять закрывает. Открывает. Закрывает. Как только что выловленный подлещик.

А потом делает вот что: достает из нижнего ящика гэдээровской стенки большую спортивную сумку, отсоединяет провода видика от телевизора, пыхтя стаскивает видик вниз и запихивает в сумку вместе с кабелем.

Кладет сверху кассеты – и «Киборга-убийцу», и «Красивую женщину», и ту, безымянную.

– Еще каких тебе? Я сейчас достану.

– Да не надо, – испуганно говорит Юджин. – Я пошутил.

Но Санек уже лезет на полку, берет оттуда кассеты и складывает в сумку к видеомагнитофону.

– Только до послезавтра верни, ладно?

– Ладно, – быстро соглашается Юджин. – Спасибо, Сандро.

Дома у Юджина никого. Класс! Он быстро раздевается, подтаскивает заветную сумку к телевизору, достает видеомагнитофон. Куда, блин, все эти штыречки-то? Ага… «А вы думали, Юджин не справится? Нашли дурачка!» – мысленно обращается Юджин к каким-то неведомым, но очень вредным сущностям. Теперь, значит, включаем… Кассету сюда… Вот эту, ага, которая без наклеек…

Сначала идет кино как кино. Ходят какие-то тетьки, дядьки. Только ни фига не понятно, потому что всё по-нерусски. А потом как-то раз – и прямо безо всякого перехода все начинают это самое. Ага, вот как это бывает! А он, Юджин, думал, надо просто… А тут вон чего…

А потом еще другие люди приходят, и туда же. Елки зеленые! Как это у них запросто. Приди вот так к одноклассницам в гости – ага, так они тебе и разделись.

Наверное, просто надо быть взрослым, думает Юджин.

Он судорожно вздыхает, говорит вслух: «Вот ведь блин».

И вдруг к своему ужасу понимает, что он в комнате не один.

– А-га! – ехидно тянет мерзкая Наташка, когда он резко оборачивается. – Попался!

Сзади Наташки, страдальчески сморщив лоб, стоит Муля, красная, как июльский помидор.

Часы, которые проходят до возвращения родителей, становятся самыми плохими в Юджиновой жизни.

Сначала Наташка просто дразнит его, расписывая в красках, что будет, когда она всё-всё расскажет маме и папе. Юджин огрызается. Надолго закрывается в ванной. Выходит на улицу, где мальчишки вовсю режутся в снежки, подключается к игре – но всё время позорно мажет, потому что в мозгах у него тоненько пиликает Наташкино «Расскажу! А вот расскажу!»

Потом, когда он, весь в снегу, возвращается домой, становится еще хуже – его начинают шантажировать. Нет, Муля – та вообще не высовывается из комнаты, сидит, уткнувшись в книжку, глаз на Юджина не поднимает, и, как всегда, непонятно, что у нее на уме. А эта мелкая – и в кого она только такая выросла? – ставит условие за условием. Юджин жарит ей котлеты, дает поиграть свою готовальню, дарит микроскоп. Чинит браслет. Рисует принцессу и замок для нее. Разрешает раскрасить себя мамиными тенями и целый час ходит не отмывшись. Обещает сводить назавтра на взрослую дискотеку и даже танцевать с ней («И Мулю, конечно, возьмем, да?»). И все равно ему страшно. Потому что умная сестричка ему пока что ничего не обещала.

Потом Наташка вытаскивает в зал смущенную упирающуюся Мулю и требует, чтобы Юджин включил им кино. Юджин, стиснув зубы, ставит им «Красивую женщину» и идет в комнату. «Нет, ты давай тоже посмотришь, нам так интереснее!» Юджин смотрит «Красивую женщину».

Потом они смотрят бесконечную серию мультфильмов про кота и мышонка. «Вот и я как тот кот, – думает Юджин. – А Наташка – как эта злобная мышь. Достала меня совсем».

Потом обе отказываются ложиться спать, хотя уже пора. То есть отказывается Наташка, а Муля только смотрит жалобно и молчит.

«Давай еще что-нибудь смотреть!»

Юджин, сжимая зубы, смотрит на младшую сестру. «Эй ты, глупая пигалица, – говорит он про себя страшным голосом. – Я знаешь кто? Киборг-убийца! Иди немедленно спать, а то я вырву твое сердце!»

И тут случается вот что.

Наташка неожиданно начинает плакать.

Вообще-то с ней бывает. У нее нервы. Она когда маленькая была, вообще во сне ходила.

Но тут Юджин почему-то пугается.

– Ты чего? – говорит он растерянно.

Но Наташка не отвечает. Она убегает в комнату и рыдает там. Муля, конечно, идет за ней.

Юджин выжидает минут пятнадцать, потом заходит к девчонкам.

Обе переоделись в ночные сорочки и сидят на кровати.

– Жень, достанешь мне раскладушку? – смиренно спрашивает Муля.

Наташка явно уже доплакала и только тихо всхлипывает.

Юджин, тихо офигевая, приносит Муле раскладушку, раскладывает и идет за бельем.

Это что такое было, думает Юджин. По всем правилам эта гадкая пигалица должна меня теперь пугать до морковкина заговенья. Не полагалось ей меня слушаться. А рыдала чего? Фильмов пересмотрела? Точно, мама говорит, ей много телевизора нельзя.

А может, это я ее напугал? И заставил спать идти?

Тогда как получается – и Санька тоже я заставил видик мне дать? Он ведь не хотел.

Я что же – сам киборг-убийца?

Да ну, глупости.

А если нет? Как тут проверишь?

Как-как…

Юджин с постельным бельем в руках заходит в комнату. Молча стелет простыню на раскладушку, помогает Муле натянуть пододеяльник. Хмурится, пристально смотрит на Наташку. Та вздрагивает.

«Я киборг-убийца, – мысленно произносит Юджин. – Иди на балкон и там покукарекай. Три раза!»

Ничего не происходит. Наташка хлопает заплаканными глазами, Муля надевает на подушку наволочку.

«Ну вот, – вздыхает про себя Юджин. – Конечно, чушь собачья. Эх я, тоже, видно, фильмов пересмотрел. Взрослый человек, а напридумывал себе ерунды. Детский сад, младшая группа».

Он уходит на кухню и ставит чайник, раздумывая, куда бы спрятать злополучную кассету без наклейки. И тут же слышит Мулин крик:

– Наташа, ты что? Что ты делаешь?

Юджин бежит на крик.

В зале морозно дует по ногам – открыт балкон. А на балконе, в одной ночной сорочке, босиком, стоит его сестра.

– Куда! – Юджин кидается к ней. – Простынешь!

– Кукареку! – отчаянно кричит Наташка. – Кукареку! Ку-ка-ре-ку!

Юджин хватает сестру, вносит в зал, сажает на диван. Садится рядом, обнимает за плечи. Наташка трясется, стучит зубами. Маленькая, жалкая, несчастная.

– Муля, балкон закрой, – просит Юджин. – И можешь чаю ей сделать?

Пока Муля возится на кухне, Юджин, гладя Наташку по голове, тихонько просит:

– Слушай, ты не говори родителям про… сама знаешь что.

Наташка вдруг дергается, вырывается и шипит:

– А вот расскажу! С чего это мне не рассказать? А если не хочешь, чтобы я рассказала, вот что ты мне сделай. Ты мне…

– Ну тогда прости, – перебивает ее Юджин.

И, глядя ей в глаза, отчетливо проговаривает про себя: «Прости меня, Наташка, но я, киборг-убийца, запрещаю тебе на меня ябедничать, поняла?»

Наташка громко икает.

– Я спать пойду, – заявляет она. – Я что-то так устала…

И, не дожидаясь Мулиного чая, уходит в комнату.

Муля поит чаем Юджина. А ведь этой даже приказывать не надо, думает Юджин. Эта точно не расскажет никому. Неизвестно почему, но не расскажет.

Когда девчонки уже давно спят, а Юджин сидит на кухне и, глядя сквозь тюль в черное окно, пытается осмыслить то, что сегодня случилось, приходят родители – сначала мама, а потом, минут через десять, и папа.

– А это что это у нас такое, там, где телевизор? – недоуменно спрашивает мама.

– А это мне Санек дал видик до завтра, – беззаботным голосом говорит Юджин.

– Ух ты! – у мамы загорается лицо. – Давайте перед сном что-нибудь посмотрим! Вместе, а?

Юджин пытается сопротивляться, но его дружно усаживают на диван, и он, скрипя зубами, третий раз за день смотрит «Красивую женщину».