Навсегда с ним

Глава 16

Селина примостилась между кулем с ржаной мукой и бочонком с вином, хотя понимала, что ее замысел обречен на неудачу. Сюда, в кладовую под кухней, где хранились вина и съестные припасы, она забралась по какому-то сумасшедшему наитию. Гастон приказал ей подготовиться к отъезду и ждать во внутреннем дворе замка, когда колокола пробьют шесть утра. Это было примерно час назад. Она тогда подумала, что если спрячется, то, не имея времени искать ее, Гастон бросит это занятие и со своими людьми двинется в поход без нее.

С того самого момента как вчера Турель признал ее за Кристиану, муж не разговаривал с ней, только гневно смотрел на нее и грубо отдавал приказы. Даже монахини, которым дали время собраться перед дальней дорогой обратно в Арагон, старались не попадаться ему на пути. Поскольку он так зол на нее, может быть, он раздумает брать ее с собой?

Но, оказавшись здесь и прилагая все силы, чтобы не расчихаться, вдыхая воздух, пропитанный пылью и ароматом перца, она поняла, что ничего не получится.

Он непременно разыщет ее. Он ненавидит ее и поэтому ни за что не оставит вместе с Турелем, опасаясь новых козней. Сколько она ни пыталась вчера убедить Гастона в нелепости его решения, тот, ни на йоту не доверяя ей, остался непреклонен в желании увезти ее из замка.

Упрямый, тупой тиран! Неужели он не понимает, что останется в живых, если избавится от нее?

Селина плотнее завернулась в плащ, дрожа от холода, — помещение не отапливалось, и, кроме того, здесь было очень влажно. Необходимо во что бы то ни стало остаться в замке. Она должна быть поблизости от окна в комнате наверху и попробовать еще раз попасть домой во время следующего затмения, через три месяца.

Если только доживет…

В любом случае им опасно оставаться вместе из-за страсти, которая готова в любой момент опять вспыхнуть между ними и привести к ошибке, а это может стоить Гастону жизни.

Вдруг она почувствовала, что не может больше дышать.

О нет! Она попыталась сделать глубокий вдох, но зашлась в кашле от попавшей в легкие пыли. Нет, Господи, не надо! Ее сковал ужас. Селина вскочила на ноги, опрокинув куль с мукой, за которым пряталась. Закрыв глаза, попробовала успокоиться. Слишком поздно! Сердце бешено колотилось, по спине побежали мурашки.

Пытаясь найти опору, она в темноте ухватилась за стоявший рядом бочонок. Ей надо успокоить дыхание. А для этого нужно…

Уговорить себя. Ничего не помогало. Панический ужас проник во все поры ее существа. Она понимала, что это глупо, что для страха нет причин. Знала, что худшего момента для нервного срыва не найти. Но здравый смысл сейчас был бессилен.

Ее трясло как в лихорадке. Безумный, всеохватывающий страх держал ее в своих цепких лапах. Бежать! Ни о чем больше она не могла думать. Ей нужно бежать!

Спотыкаясь, она бросилась вперед, но в темноте не могла разобрать пути. Она специально забралась в самый дальний угол кладовой и теперь не помнила, где выход. Направо или налево? Она вертелась на одном месте в полной темноте. Направо? Тупик. Налево? Она задыхалась. Скорее выбраться отсюда! Но как же здесь темно! Страх и неуверенность сковали ее члены.

Вдруг она услышала шаги на лестнице. Звук тяжелых сапог. Она хотела закричать, но из сжатого спазмом горла не вырвалось даже слабого звука. Селина неподвижни застыла в центре помещения, желая лишь…

— Эй, где вы!

Он поможет!

Нет, она не хочет, чтобы он нашел ее. Однако как приятно слышать такой знакомый голос, пусть даже полный ярости!

Через секунду она увидела пламя факела, который держал Гастон, спускаясь в кладовую. Затем перед ее взглядом возникли его сапоги. И наконец, достигнув последней ступеньки, он предстал перед ней весь — одетый в черное. От злости его лицо потемнело.

— Что за фокусы, миледи?

Она издала слабый звук, похожий на карканье вороны, и вдруг, к ее вящему унижению, начала рыдать. Похоже, это единственное занятие, которое ей хорошо удавалось в его присутствии. Плакать, как маленькая беспомощная дурочка. Да еще самым постыдным образом: задыхаясь и давясь слезами.

Гастон укрепил факел в железной подставке на стене.

— Что случилось? У вас что-нибудь болит? Казалось, он хотел дотронуться до нее, но его рука, дрогнув, остановилась.

— Я… я… не… — Селина беспомощно мотнула головой.

— Не можете вздохнуть? — Гастон недоверчиво посмотрел на нее: — Опять приступ или очередной трюк?

Она дрожала и молча плакала, глядя в пол. Зачем он пришел? Как ужасно, что он видит ее такой! И как невыносимо недоверие, читавшееся в его взгляде.

Он подошел и обнял ее за плечи.

О Боже!

— Уже забыли, чему я вас недавно учил? — спросил он чуть мягче. — Дышите. — Медленно, будто неохотно он начал гладить ее по спине. — Вы можете. Только успокойтесь.

От его прикосновения Селина напряглась и затрепетала сильнее, чем от страха. Почему он делает это? Она предполагала совсем другое! Он должен был покинуть ее, а не успокаивать и помогать.

Но он сжимал ее все сильнее, и скоро она перестала сопротивляться, отдав себя во власть его уверенной силы.

— Ш-ш-ш. Все нормально. Вдохните. Вместе со мной. — Он начал считать вслух, как делал раньше. В этот раз все получилось хорошо почти сразу. Вдох на четыре, выдох на восемь… Вдох на восемь, выдох на шестнадцать…

Ритм уже был знаком, и постепенно она почти пришла в себя, а почувствовав облегчение, вырвалась из его рук.

— С-спасибо.

— Видимо, приступы случаются с вами всякий раз, когда вы пытаетесь убежать от меня, — сказал Гастон, выпуская ее и снимая со стены факел. — Не лучше ли вам держаться поближе ко мне? — Он пытался быть ироничным, но выдержка ему отказала: голос дрогнул на слове «поближе».

— Я… не могу. Я должна… Вы знаете, я должна остаться здесь.

— Я не склонен возобновлять наш спор. Он и так слишком затянулся. — Гастон внимательно осмотрел небольшое помещение, словно его страшно интересовало состояние его винных запасов. Он рыскал взглядом по полкам, только чтобы не встречаться с ней глазами.

— Так что вы здесь делали?

— Хотела спрятаться. — Девушка уставилась на грязный пол, чувствуя себя совершенной дурой. Но ей не хотелось лгать ему, даже ради спасения своей гордости. — Я думала… вы оставите меня здесь.

— Теперь, когда вы поняли бесполезность своего поступка, нам пора отправляться в путь. На сегодня глупостей достаточно. — Гастон протянул ей руку, чтобы помочь подняться по ступенькам.

С безнадежным вздохом Селина последовала за ним по спиральной лестнице. Попытайся она сопротивляться, он попросту схватил бы ее в охапку как мешок с мукой.

— Вы даже не сказали, куда мы направляемся, — жалобно сказала она.

— На север. В замок, который принадлежал моему отцу.

— Но это же опасно! — Селина остановилась и посмотрела на него. — Не успеем мы отъехать, как Турель обо всем догадается!

— Я не собираюсь убегать от него, Кристиана. Я хочу увезти вас. Ваша игра в прятки, миледи, заставляет меня быть настороже, — зловеще проговорил он. — Вы так сильно хотите остаться? Чтобы вместе с ним придумать новое злодейство?

Селина молча уставилась на него. Нет, он не поверит ей. Он уже все решил для себя: в его глазах она вечно будет коварной предательницей.

— Если Турелю хочется войны, — продолжал Гастон, — он ее получит. Родовой замок де Вареннов гораздо больше, чем этот, и намного лучше укреплен. И кроме того, Турелю придется месяц не вылезать из седла, чтобы только добраться туда.

— Месяц?! — воскликнула Селина. — Но это же…

— Я собирался весной переселиться туда навсегда. Время снежных заносов миновало, и нет смысла откладывать переезд. Мы отправимся с небольшим отрядом, а слуги упакуют вещи и тоже последуют за нами.

С каждым его словом Селина погружалась все глубже и глубже в пучину отчаяния. Навсегда! Она слышала разговоры слуг о предстоящем переселении, но не придавала им значения, была уверена, что к тому времени будет далеко-далеко отсюда.

— Но… значит, мы уже не вернемся сюда?

— Нет. — Он слегка подтолкнул ее к выходу.

— Но я… — Она будто приросла к земле. — Мне надо…

— Идите!

Его жесткий тон показывал, что возражения приняты не будут.

— Гастон, — как с последним словом перед казнью, обратилась Селина к своему спутнику. — Вы не любите, когда я пытаюсь вам объяснить, но я не та, за кого меня здесь принимают, и…

— Я знаю.

Она вздрогнула и посмотрела на него не веря своим ушам:

— Что вы знаете?

Гастон взял факел в другую руку и оперся мощным плечом о каменную стену.

— После ужина я разговаривал с сестрами из Арагона. — Голос был мягкий, но взгляд, казалось, пронизывал Селину насквозь. — Они сказали, что никогда не слышали, чтобы кто-нибудь называл вас Селиной. Ничего не знали о ваших серебряных зубах и о необычных блюдах, которые вы готовите. Они сказали, что на кухне вы были совершенно бесполезны — не могли даже курицу сварить. Я показал им некоторые инструменты из тех, что вы придумали, — ни одного из них они никогда не видели. Ни в Арагонском монастыре, ни где-либо еще.

— Так вы знаете, что я… — начала Селина, почувствовав, как в ее душе появляется надежда.

— Простая уловка, — оборвал ее Гастон, — чтобы сбить меня со следа и завоевать мое доверие. Монахини относят все на странное умственное расстройство, которое с вами произошло, но я уверен: вы таким образом специально пытались привлечь мое внимание и доказать, что вы не Кристиана, подопечная Туреля.

— Вы самый недоверчивый и подозрительный человек на всем белом свете!

— Именно благодаря этому я и прожил столько лет! — отрезал он.

Селина повернулась, чтобы продолжить подъем, но ее остановил его голос, тихий и чуть хриплый:

— Они еще сказали, что у вас не было шрама на спине. Не было и никакого несчастного случая.

Ее сердце вновь посетила надежда. Селина видела, как Гастон борется с собой, пытаясь поверить в невозможное. Он пристально смотрел на нее, как будто хотел проникнуть в ее самые сокровенные мысли.

— Мой шрам, — проговорила она, с трудом проглотив комок в горле, — никак не связан с умственным расстройством. И его нельзя подделать. Это результат пулевого ранения — от оружия будущего.

Она замолчала, а он продолжал стоять, словно окаменев. Наконец он оторвал от нее взгляд и посмотрел себе под ноги, пробормотав:

— Безумие! — Обойдя ее, он стал подниматься по ступенькам. — Мы уезжаем, миледи. Следуйте за мной, если не хотите, чтобы вас отнесли на руках.

Селина молча пошла за ним. У нее не осталось сил бороться. Если хочет, пусть верит ей, не хочет — не надо. Ей теперь все равно.

Пусть делает выбор сам.

Она догнала Гастона, и они вместе пошли по двору. После темной кладовой Селина жмурилась от белого снега, сверкающего под утренним солнцем. Их ждали два десятка вооруженных людей: одни — верхом, другие держали под уздцы навьюченных лошадей. Среди ожидавших был Этьен с серой в яблоках кобылой.

— Я проверил, ваши вещи погружены, — сказал он, затягивая подпругу. — Габриэль все упаковала.

— Спасибо, Эть… Ох! — Неожиданно для Селины Гастон крепко ухватил ее за талию и посадил в седло. Он даже не смотрел на нее и тут же отпустил.

Лишь стало ясно, что она готова ехать, как он повернулся и направился к голове колонны. Подойдя к своему вороному жеребцу, он легко вспрыгнул в седло.

— Прощайте, милорд. Счастливого пути и да поможет вам Бог! — воскликнул Ройс, стоявший возле ворот.

— Следи за соседями, — сухо предупредил Гастон. — Оставляю замок на тебя и, когда вернусь, надеюсь увидеть его в том же состоянии.

— В том же или лучшем, — успокоил хозяина Ройс улыбаясь.

Стуча копытами и громыхая оружием, отряд пересек мост. Оказавшись за пределами замка, Гастон бросил на него быстрый прощальный взгляд.

У Селины екнуло сердце. Даже с довольно большого расстояния — между Селиной и Гастоном вереницей скакали несколько всадников — по выражению его лица она поняла, как ему не хочется покидать это место.

Так же он смотрел на нее, когда они стояли на лестнице.

Но это длилось лишь мгновение. Он снова повернул голову и ударом каблуков послал лошадь в галоп. Теперь она видела лишь его напряженную прямую спину.

Держась на своей кобылке в середине колонны, Селина вдруг услышала непонятный звук из корзины, притороченной к седлу. Она приоткрыла крышку и удивленно вскрикнула, когда Грушо вцепился ей в руку.

Она благодарно улыбнулась Этьену, который скакал рядом:

— Спасибо, Этьен, за внимание.

— Но, миледи, это была не моя мысль — взять котенка, — сказал он полушепотом, словно раскрывая доверенную ему тайну, и кивнул в сторону головы колонны.

Селина проследила за его взглядом, и по ее телу пробежала теплая волна. Этьен определенно указывал на одетого в черное рыцаря с блестевшими на солнце темными волосами, который свернул на лесную дорогу.

И хотя ее тронула доброта Гастона, она не могла избавиться от мысли, что каждая пройденная миля не отдаляет беду, а делает ее более неотвратимой.

Бог знает, что сделает Турель, когда обнаружит их исчезновение.

У Иоланды было много забот — надо следить и за приготовлением ужина, и за упаковкой вещей к отъезду. Особенно теперь, когда праздничное настроение прошло, а срок подготовки к переезду на новое место был сокращен.

Хорошо хоть, что в помещениях на верхних этажах почти нет вещей. Она быстро вошла в последнюю комнату в самом конце коридора мимо одного из слуг, вытаскивавшего спинку от кровати.

— Аккуратнее там! — велела она. — Я не хочу, чтобы на красивой мебели милорда появились царапины.

— Иоланда, у тебя есть ключ от этого? — обратилась к ней Габриэль из дальнего угла. Она стояла на коленях у большого сундука, придвинутого к стене.

— Да, конечно. Он ведь такой тяжелый, с места не сдвинешь. Прежде чем отнести его вниз, надо вытащить оттуда немного серебра. — Иоланда подошла, отыскивая в висящей на поясе связке нужный ключ. — Вот этот, мне кажется, годится.

Она вставила в скважину маленький ключ, отперла замок и подняла крышку.

Но внутри они увидели не только серебряную посуду.

— Господи, что это? — в изумлении воскликнула Габриэль.

— Не знаю, — ответила пожилая служанка. — В жизни не видела ничего подобного. — Она взяла в руки странный предмет, который лежал сверху серебряных блюд, кубков и подсвечников.

Он напоминал кожаный кошелек прямоугольной формы, но кожа была рифленой, как рыбья чешуя, и окрашенной в ярко-розовый цвет. У необычного кошелька вместо завязок были ручки. И еще что-то сверху, напоминавшее шов с прикрепленным к нему кусочком металла.

— Зачем наглухо зашивать кошелек? — удивилась Габриэль, взявшись за торчащее металлическое колечко, чтобы внимательнее рассмотреть шов.

— Мне кажется, мы не должны… — Иоланда потянула за кошелек. Габриэль не успела отпустить колечко, и шов разошелся с тихим треском. — Смотри, Габриэль, что ты наделала!

— Это так и должно быть, Иоланда, если хочешь открыть его. Вот, смотри. — Она потянула колечко в другую сторону, и шов начал закрываться, издавая тот же звук. Девушка принялась закрывать и открывать застежку. — Смотри, как быстро и легко! Очень хитро придумано.

— А вдруг это вещь милорда?

— Но зачем он положил ее сюда? Ведь в его покоях есть сундуки для его личных вещей.

— Да, — согласилась озадаченная Иоланда. — Здесь хранится только поврежденная посуда или просто куски серебра — все, что бесполезно в хозяйстве. Я несколько месяцев не открывала этого сундука, а других ключей к нему, насколько я знаю, нет.

— Как же это попало в запертый сундук? — Габриэль снова принялась играть с застежкой. — Ой, что это? — Она открыла странную застежку до конца и вопросительно посмотрела на Иоланду. Обе сгорали от любопытства и не смогли пересилить себя и не заглянуть внутрь.

Там лежали невиданные вещи, которые привели служанок в полное изумление. Синяя шляпка из неизвестного скользкого и блестящего материала с написанными на ней красными буквами; небольшая книжка без картинок, но с необыкновенно крошечными буквами, заполнявшими ее страницы; кольцо с нанизанными маленькими плоскими предметами, похожими на ключи; два круглых черных стекла, соединенных вместе, с прикрепленными по бокам тоненькими стержнями, которые вращались на крохотных металлических петельках; небольшой черный ящичек, не больше ладони Иоланды, со вставленными в нескольких местах стеклами и с петлей на боку. Было еще несколько вещей, для которых они не могли придумать даже названия.

В самом низу кошелька они обнаружили продолговатый прямоугольный пакетик из той же розовой кожи с маленькой золотой застежкой.

Габриэль открыла его. Внутри он оказался состоящим из нескольких узких отделений, в которые были вставлены плоские металлические пластинки. Впрочем, при ближайшем рассмотрении пластинки оказались не металлическими, а твердыми, гибкими и блестящими. На них было что-то очень мелко написано. В центре одной из них серебряный квадратик переливался радугой.

— Матерь Божия, что это, Иоланда?

— Мы не должны на это смотреть, — сказала Иоланда, пытаясь вырвать непонятные предметы из рук своей помощницы.

— Ой, посмотри на эту! — Габриэль выхватила из стопки одну из пластинок, чуть тоньше, чем остальные. На ней в нижнем углу был портрет, крошечный, но написанный с таким мастерством! Не было заметно даже мельчайших следов кисти.

И хотя лицо на портрете выглядело чуть более бледным, чем в жизни, волосы были растрепаны, а одежда — весьма странной, они без труда определили, кто был изображен на миниатюре.

Леди Селина.