Наследник волшебника

13

Если известие о явлении незримого воинства и не успело еще дойти до порта, то окрестности Храмовой улицы оно основательно пропитало. Окна здешних лавочек были завешаны ставнями, а на перекрестке, с которого начиналась дорога к святилищам, толпились старухи в накинутых наскоро одеяниях — видимо, в тех, в каких они выбежали из дому поутру. Из-под ветхих плащей многих мирянок выглядывали ночные рубашки. Они жадно разглядывали фасады храмов, но не решались переступать одним им ведомую невидимую черту.

Лайам гордо прошествовал мимо, даже не покосившись на пестрое сборище; стук его сапог гулко разносился в пустоте улицы. Двери святилищ были плотно закрыты. Невысоко стоящее солнце не успело еще осветить обиталища таралонских богов, и они сейчас казались подчеркнуто безмолвными и словно забытыми. Только над храмом Сострадания поднималась струйка жирного дыма: тени сожженных жертв смиренно влеклись к небесам. Лайам краем глаза отметил это и ускорил шаги. Шестеро стражников, жавшихся к чаше фонтана, смотрелись жалко: слишком крохотный отряд для ничем не заполненного пространства. Он настороженно озирались по сторонам. Лайам не знал никого из них, но его узнали.

— Эдил там, квестор, — сообщил один из охранников таким скорбным тоном, словно уже не надеялся увидеть своего командира, и указал на храм Беллоны.

Лайам взбежал по ступеням и нетерпеливо забарабанил в дверь. Ему никто не ответил, и потому он счел возможным войти внутрь, не дожидаясь чьих-либо приглашений или услуг.

«Вот теперь это похоже на храм», — удовлетворенно подумал он. Главный зал святилища уже не напоминал воинский лагерь, он был заполнен молящимися людьми; одни стояли на коленях, другие лежали ничком, раскинув руки и прижимая лица к холодным камням. Вокруг царила благоговейная тишина, только со стороны алтаря доносилось яростное перешептывание. Там стояли Кессиас, Клотен и Эластр.

— А я вам говорю, что этому не бывать, — услышал Лайам громкий шепот эдила и стал поспешно пробираться вперед, с удивлением отмечая, что щеки многих молящих мокры от обильных слез.

Клотен что-то прошипел и выпятил подбородок.

— Нет! Я этого не допущу! — возвысил голос эдил. Лицо его побагровело от гнева.

— Это не в вашей власти, — ледяным тоном отозвался Клотен и отступил за алтарь. Впрочем, это не походило на отступление; скорее казалось, что иерарх занимает позицию поудобней. — Это ее воля, — и он ткнул пальцем в сторону потолка.

— Этим городом правит воля герцога, — сказал Кессиас.

— Значит, отправьте ему сообщение, — презрительно произнес Клотен. — А пока вы будете дожидаться ответа, я получу то, что хочу!

Эластр, заметив приближающегося Лайама, вежливо поклонился ему.

— Лучше их сейчас не перебивать, квестор, — прошептал он.

— О чем они спорят?

Быстро оглянувшись через плечо, хранитель оружия пояснил:

— Иерарх Клотен послал вызов богу Раздора.

— Он послал вызов богу?!

— Его храму, — уточнил Эластр. — Схватка завтра. Каждый храм должен выставить своего бойца. Иерарх Гвидерий принял вызов. Все это не очень приятно, но такова воля Беллоны, — добавил он, но тон хранителя ясно показывал, что лично ему в это верится слабовато.

— А что тут стряслось под утро?

Лайам решил, что с Эластром стоит поговорить, — он выглядел куда рассудительнее Клотена и, казалось, был более расположен к сотрудничеству.

Хранитель оружия пораженно уставился на Лайама.

— Что вы имеете в виду?

— Что здесь произошло, когда прибыло войско?

На мгновение Эластр умолк, призадумавшись, потом с сожалением покачал головой:

— Я не могу об этом рассказывать, квестор. Это внутреннее дело храма, и герцога оно не касается.

— Замешан ли в нем ваш молодой служитель Сцевола? — не желал отступать Лайам.

И снова жрец был поражен. Однако он быстро взял себя в руки.

— Вовсе нет, квестор.

— Значит, вы не станете возражать, если я с ним поговорю?

— Со Сцеволой? — обеспокоенно переспросил Эластр. — Боюсь, это невозможно. Он… он пребывает в уединении. Он должен в завтрашнем поединке представлять нашу богиню.

Тон Эластра позволял заподозрить, что уединение Сцеволы включает в себя парочку стражей под дверью кельи.

— Эластр! — свистящим шепотом окликнул жреца Клотен. — Кто это там с вами?

— Квестор Лайам Ренфорд, — быстро отозвался хранитель.

— Направленный герцогом в помощь эдилу, — вежливо добавил Лайам и поклонился Клотену. — Я уполномочен помочь ему отыскать людей, напавших на вас, иерарх.

Клотен фыркнул. Почтительность Лайама сбила его с толку.

— Это уже не нужно. Все выяснится завтра, на поле чести.

— Конечно, — вкрадчиво произнес Лайам, подходя к алтарю. — Но, возможно, вы все-таки сможете уделить мне несколько минут, иерарх.

Клотен заколебался.

— Я вас надолго не задержу, — поспешил заверить Лайам. — И буду очень признателен вам за помощь. Вот, скажем, можете ли вы описать человека, которого увидели здесь? — Лайам положил руку на крышку сундука и выжидательно улыбнулся.

— Я уже рассказывал об этом эдилу… — начал было Клотен. Кессиас тоже сделал попытку вклиниться в разговор, однако Лайам вежливо, но решительно перебил их обоих:

— Я знаю, иерарх, и сожалею о том, что причиняю вам неудобство, но, видите ли, для меня очень важно услышать все именно от непосредственного участника событий. Не могли бы вы просто описать этого человека?

— Ну, хорошо, — с раздраженным вздохом отозвался иерарх. — Он был среднего роста и с бородой.

— А не могли бы вы сказать, какого цвета у него борода и во что он был одет?

— Нет. Было темно.

— Да-да, конечно. Прошу прощения. Но, может быть, вы сможете описать форму его бороды? Она была такой, как у эдила или как у иерарха Гвидерия?

— Ни то, ни другое, — сказал Клотен, раздувая ноздри и таким образом, видимо, реагируя на имя врага. — Она была пышной и длинной и спускалась на грудь.

Лайам одобрительно кивнул, стараясь подвигнуть Клотена к дальнейшему разговору.

— А теперь не могли бы вы сказать мне, что он делал?

— Я уже все это рассказывал!

— Я знаю, — сочувственно произнес Лайам, — но, пожалуйста, расскажите еще раз.

— Ну хорошо. Он дергал сундук, пытаясь сдвинуть его с места.

К бокам сундука были приделаны кожаные петли. Лайам взялся за одну из них и попробовал подергать.

— Вот так?

Сундук сдвинулся на дюйм; послышался скрежет дерева по камню. За сундуком обнаружилась вмурованная в стену скоба. К ней была прикована цепь, уходящая к куполу. Лайам провел пальцем по краю скобы; известковый раствор был положен давно и глубоко въелся в железо. Нет, снять отсюда сундук в одиночку было практически невозможно.

— Как вы кормите грифона?

— Мы его не кормим, — раздраженно отозвался Клотен. Похоже, вопрос ему показался дурацким. — Мы собираемся принести его в жертву богине. — Он многозначительно взглянул на Эластра и повторил с нажимом: — Мы собираемся принести его в жертву.

— Но как же вы собираетесь спустить его вниз?

— На веревках, — коротко пояснил жрец, на глазах теряя терпение. — Ну а теперь, если это все…

— Еще один вопрос, — перебил его Лайам, — последний. Видели ли вы того человека, который сбил вас с ног?

— Нет. Этот трус напал на меня сзади.

— И ударил вас по голове — верно?

— Нет, — ответил Клотен, внезапно напрягшись. — Он ударил меня по спине.

— Но при этом вы потеряли сознание?

— Должно быть, я ударился головой при падении.

— И наверное, набили изрядную шишку?

— Я не помню, — сказал, поджимая губы, Клотен, и Лайам почувствовал, что терпение иерарха окончательно истощилось. — Возможно, я был всего лишь оглушен. Я не вижу, сэр, в чем смысл этих вопросов. Все равно эти трусы будут завтра посрамлены. Счастливо оставаться.

Иерарх стремительно развернулся — полы пурпурного одеяния живописно взметнулись — и зашагал к еле приметной двери, расположенной за алтарем.

— Не выйдет по-вашему! — выкрикнул вдруг эдил. На протяжении всего разговора он угрюмо помалкивал, за что Лайам чрезвычайно был ему благодарен. Но верховный жрец пропустил этот возглас мимо ушей и вышел, громко хлопнув дверью. Эдил в гневе скрипнул зубами, затем повернулся к Лайаму:

— Вы видели? Нет, вы это видели? Ну что он за идиот!

Эластр, обеспокоенно наблюдавший за уходом своего иерарха, негромко кашлянул, и Лайам поспешно взял Кессиаса за локоть. — Мы успеем все обсудить в другом месте, — сказал он. — Мне нужно вам кое-что рассказать.

Кессиас шумно вздохнул и понизил голос:

— По правде говоря, Ренфорд, я и без того сегодня слишком многое слышал, но уж вас-то я выслушаю, и с большим удовольствием, чем других.

Он хмуро поклонился Эластру:

— Прошу прощения, что сорвался на крик. Но все же хоть вы-то должны понять, что этот поединок — несусветная глупость.

Эластр покачал головой.

— Такова ее воля, — сказал он. На этот раз его голос был полон смирения перед неизбежным. Затем хранитель оружия поклонился и бесшумно ушел.

Лайам и Кессиас двинулись к выходу из храма, осторожно пробираясь между молящимися. Мало кто из них поднимал на проходящих глаза, и — вот странность! — в этих взглядах не было негодования, в них читались лишь замешательство и смятение.

Лайам знал, что в храме зреет раскол, но он также подозревал, что отнюдь не внутренние распри повергли столь мужественных людей в состояние, близкое к шоку. Очевидно, когда незримая армия явилась на Храмовый двор, здесь что-то произошло, и это «что-то» (наверняка каким-то образом связанное со Сцеволой) так потрясло почитателей Беллоны, что заставило их безотлагательно испрашивать милости или наставлений у грозной богини.

На улице Кессиас дал волю своему гневу. Он погрозил закрытым дверям кулаком и разразился ругательствами в адрес Клотена. Самой короткой и самой пристойной характеристикой в них была тирада: «Заносчивый, злобный, слепой, вонючий ублюдок!» Когда Кессиас остановился, чтобы перевести дыхание, Лайам быстро спросил:

— Вы можете предотвратить бой?

— Нет, — ответил эдил. — Для этого нужно письменное распоряжение его высочества, а чтобы такое распоряжение получить, потребуется самое меньшее два дня. Законы герцогства поединков не запрещают, да и герцог наш неколебимо верует, что поле чести — лучший способ установить, кто виноват, кто прав. Имейте в виду, дело надолго не затянется — противники будут вооружены до зубов, и схватка займет десятка два секунд, не больше. Я не могу приказать им драться на кулаках, и Клотен это знает. Ведь оба храма считают оружие священным, а я не имею права препятствовать отправлению религиозных обрядов. А теперь представьте себе, что устроит Клотен, если его человек потерпит поражение! Примет он это достойно? Я в том сомневаюсь! Он тут же отдаст приказ учинить резню!

— Не думаю, что человек Клотена проиграет. Эластр сказал, что от них будет биться Сцевола, а это — лучший боец из всех, каких я только видал.

— По правде говоря, хорошо, если выйдет по-вашему. Думаю, на Гвидерия я могу положиться — он в случае проигрыша не станет беситься.

Остается только надеяться, что Клотен удовлетворится победой и не станет ничего больше требовать с побежденных.

Кессиас возвел глаза к небу, показывая, что не очень-то верит в великодушие ненавистного ему иерарха, и испустил тяжкий вздох.

— Ну да ладно. У вас какие-то новости, Ренфорд?

— Да, — сказал Лайам, — но хорошими их не назовешь.

Он вкратце рассказал о ходе своих поисков, подчеркнув, что главная версия следствия оказалась обманной.

— Но зато мы, по крайней мере, теперь знаем, почему «Удалец» так поспешно покинул порт, и можем убрать привидение из Муравейника.

Кессиас мрачно улыбнулся.

— М-да, это уже кое-что. Правда, мне теперь предстоит сообщить всем торговцам, доверившим Перелосу денежки, что они могут с ними проститься, ну а вам придется ловить сумасшедшее привидение… о небо!.. я чуть было не сказал — на живца. И мы опять совершенно не представляем, в какую сторону двигаться.

— По-прежнему есть вероятность, что в дело замешан какой-нибудь местный жрец. Но до того, как всерьез пойти по этому следу, хорошо бы получить весточку от вашего мудреца — Саффиана.

— Думаю, ее мы получим завтра. Хотя, по правде сказать, я не очень в эту версию верю. Местным храмам просто незачем в это дело мешаться.

Это древние и весьма почитаемые в Саузварке святилища. Им нечего опасаться, что Беллона их потеснит. Новый храм не переманит к себе даже тех верующих, что поклоняются сейчас богу Раздора, по крайней мере до тех пор, пока интересы Беллоны здесь представляет Клотен. Никто к нему не пойдет. Даже если бы Клотен не был такой задницей — в новом веровании достаточно недомолвок и сложностей, чтобы отпугнуть простых горожан. Да и не простым горожанам лишняя головная боль ни к чему. Что может им дать новоявленная богиня-воительница?

— Однако приходится все же признать, что других зацепок у нас не имеется. Кто еще мог на такое решиться? Самый ловкий вор в Саузварке? Но он убит. Какой-нибудь чародей? Но единственный местный маг похоронен на берегу бухты.

Кессиас задумчиво оглядел стены, ограждающие двор храма Раздора, — массивные, почти крепостные. Интересно, подумал Лайам, насколько мнение эдила предвзято? Он ведь с детства привык почитать таралонских богов и сейчас водил дружбу со многими священнослужителями. Конечно, ему трудно заподозрить кого-то из них в преступном деянии.

И тем не менее подозревать приходилось. Других версий просто не оставалось. Судя по всему, решиться обокрасть храм Беллоны могли только жрецы.

Однако когда Лайам пришел к этому заключению, что-то ему в нем не понравилось. Возможно, сама фраза была неудачно составлена, но построить ее по-другому он так и не сумел.

— Я вот что подумал, — сказал он в конце концов, — может, нам стоит поговорить с Гвидерием?

— Я уже с ним говорил. Он принял этот треклятый вызов. Старик малость погорячился и теперь сам, наверное, сожалеет, но дело сделано. Его не переубедишь.

Эдил посмотрел на Лайама и снова возвел глаза к небу:

— О боги, да о чем это я? Милорда совсем не волнуют какие-то там турниры и поединки! Милорд просто в каждом встречном видит преступника, и ему не терпится выяснить, так это или не так?

Лайам покраснел:

— Вы не можете не признать…

— Ну да, ну да, — отмахнулся Кессиас. — Я знаю, что вы правы. Мы должны выяснить все до конца. Справедливости ради следует пощупать Гвидерия, раз уж сам Клотен сподобился дать вам какие-то показания. Действуйте, я не буду перечить.

— Тогда, может быть, заглянем к нему прямо сейчас?

Пожав плечами, Кессиас пересек площадь и постучался в ворота храма Раздора. Служитель в коричневой рясе и с обнаженным мечом в руках впустил посетителей и вежливо попросил их подождать.

За воротами взорам вошедших предстал во всем своем величии непосредственно храм — громоздкое здание кубической формы с четырьмя башнями по углам; его окружали хозяйственные постройки. Помимо небольшой кузни, птичника и конюшни тут имелись даже просторные вольеры для ястребов. Все это походило бы на поместье сельского дворянина, если бы не кроваво-красный цвет испещренной искусной резьбой облицовки святилища.

Гвидерий вышел из птичника, на ходу обтирая руки о рясу. В аккуратно подстриженной бороде иерарха запуталось перышко. Он поклонился и шумно вздохнул.

— Что, Кессиас, опять пришли меня отговаривать?

— Нет, — печально отозвался эдил. — Раз уж вы уперлись как бык, Гвидерий, значит, уперлись, и мне тут ничего не поделать. Но я был бы рад, если бы вы смогли уделить несколько минут моему другу, квестору Ренфорду.

— Кажется, мы вчера уже виделись. Добрый день, квестор. Вы неплохо владеете дубинкой.

Лайам покраснел.

— Спасибо, иерарх. Я скорее удачлив, чем искусен, но люди частенько путают эти вещи.

Жрец улыбнулся, оценив шутку по достоинству.

— Это правда — особенно в схватке. Вы — офицер? — Иерарх говорил в точности как Кессиас и все южане, слегка глотая окончания слов.

— Нет, скорее ученый…

— Ученый, — внезапно произнес жрец. — Лайам Ренфорд? Чародей? Ученик старого Тарквина Танаквиля?

На миг Лайам смешался, округлив от изумления глаза.

— Нет, — пробормотал он, затем, заметив ухмылку Кессиаса, постарался взять себя в руки. — Нет, иерарх, я вовсе не чародей. Да, мое имя — Лайам Ренфорд, и я действительно живу в доме Тарквина Танаквиля, но старый маг завещал его мне лишь потому, что мы были дружны. Я никогда ничему у него не учился и ничего не смыслю в магии.

— Ага, понимаю, — сказал Гвидерий. — Прошу прощения. Кто-то пустил слух, а прочие приняли это за правду.

— Ничуть, — возразил Лайам. — Скорее, так изначально решили все горожане, а правду знаю один я. Но все-таки разрешите мне задать вам пару вопросов…

Жрец смиренно сложил руки и выжидающе улыбнулся.

Лайам вдруг понял, что не знает, с чего начать.

— Во-первых… — протянул он, и тут его осенило. — Во-первых, не могли бы вы сказать, нет ли в вашем храме людей, недовольных появлением новой богини?

К его удивлению, Гвидерий рассмеялся. — Могу вас заверить, — с неколебимой уверенностью произнес он, — что наш храм не имеет никаких предубеждений против Беллоны. Хотя слухи о том, что она — дочь бога Раздора, неверны, мы все с радостью решили оказать ей поддержку. Кессиасу известно — мы первыми приветствовали Клотена.

— На свою голову, — пробормотал эдил.

— Да, похоже, — иерарх вновь шумно вздохнул.

— Это понятно, — сказал Лайам. — Такова официальная позиция храма. Но ведь не исключено, что кто-то из ваших сподвижников думает по-другому. Как вы полагаете, такое возможно?

Гвидерий покачал головой и спокойно сказал;

— Нет. Никоим образом. Мы служим богу войны и даем обет соблюдать дисциплину. Человек, пошедший против официально провозглашенной позиции храма, подлежит изгнанию. Это недопустимо.

— Но все же достаточное количество ваших людей участвовало во вчерашней драке. Их поведение трудно назвать образцовым.

— На них напали, — рассудительно произнес жрец. — Конечно же, они имели право на самозащиту. Но никто из моих братьев не стал бы вламываться в чужой храм.

Перед лицом столь железной уверенности Лайам вынужден был протрубить отбой. Он не верил, что дисциплина в стане Гвидерия столь уж крепка, но не мог себе разрешить вступать в препирательства с иерархом. Этого не стоило делать хотя бы из уважения к Кессиасу.

— Ну что ж, рад это слышать. Но возможно, тогда на Беллону стали косо посматривать другие, святилища? Храм Лаомедона, скажем, или Средоточия мира?

Это предположение явно позабавило иерарха.

— Вряд ли верховный жрец храма Средоточия мира нашел бы среди подвластных ему служителей человека, способного на кого-то напасть. А храм Лаомедона вообще мало волнуют дела соседей.

Лайам нахмурился.

— А не мог ли пойти на это кто-либо из числа фанатичных мирян?

— В это мне тоже не верится, квестор. Жители Саузварка известны своей веротерпимостью. Мы учим их этому и миримся очень со многим, за исключением человеческих жертвоприношений и поклонения темным богам.

— Тогда не примешаны ли к этой истории денежные расчеты? — спросил Лайам удрученно.

— Вы имеете в виду планы шахт Кэрнавона, под которые в новый храм могут потечь капиталы? Я бы не стал об этом беспокоиться, квестор. Торговые дела Саузварка процветают, следующий сезон обещает быть прибыльным, и ни один известный мне иерарх не опасается соперничества Беллоны в мире займов и ссуд.

Итак, все выпады квестора были учтиво парированы. Лайаму оставалось лишь улыбнуться и развести руками.

— Ну что ж, в таком случае мои вопросы исчерпаны. Складывается впечатление, что ни у кого в Саузварке не имелось причин затевать это дело.

— Ни у кого, — подтвердил иерарх. — Остается предположить, что противников Беллоны следует искать в рядах ее почитателей.

— Вряд ли, — промямлил Лайам, подумав о распрях, раздирающих храм новой богини. — Мы уже думали в эту сторону, но, увы, не нашли тому подтверждений.

— Воистину, вся эта история очень загадочна.

— Да, — мрачно кивнул Кессиас. — Извините, что побеспокоили вас, Гвидерий. Мы, пожалуй, пойдем. Вы уж попридержите завтра ваших людей.

— Разумеется. Но в этом не будет необходимости: на поле чести всегда побеждает правый.

Гвидерий улыбнулся, поклонился гостям и отошел.

— На поле чести побеждает более умелый, а вовсе не правый, — заметил Лайам. — Человек Гвидерия проиграет.

— По правде говоря, Ренфорд, вы просто безбожник какой-то. Неужели в вас нет ни капли надежды на лучший исход?

— В этом случае — нет, — отозвался Лайам. — Да вы и сами увидите.

Кессиас промолчал, потом вдруг зевнул и потянулся.

— Что-то я проголодался. Давайте-ка где-нибудь перекусим.

Полдень еще не миновал, но Лайам не имел возражений. Собственно говоря, ему было все равно. Он вновь впал в замешательство, ощутив абсолютную тщетность своих усилий. К делу никак не подвязывались ни саузваркские воры, ни маги, а теперь похоже, что и жрецы. Он с большим удовольствием плюнул бы на всю эту историю, если бы где-то на задворках его сознания не продолжали навязчиво мельтешить кое-какие мыслишки, словно поденки возле сараев в погожий денек.

Они покинули Храмовую улицу, миновав по дороге разросшуюся толпу горожан. Зеваки дружно, как по команде, уставились на Кессиаса, но приблизиться не решились. Ввалившись в маленькую таверну, расположенную по соседству, эдил шумно потребовал питья и еды. Когда требуемое предоставили, Кессиас набросился на снедь скорее с яростью, чем с аппетитом. Лайам, со своей стороны, к еде почти не прикасался. Он потягивал из кружки сидр и барабанил пальцами по столу, заново обдумывая имевшиеся в его распоряжении факты.

Итак, кто-то преодолел охранное заклинание Тарквина, похитив из его дома книгу заклинаний, жезл и ковер, а затем проник в храм Беллоны, чтобы завладеть хранящимися там сокровищами.

Лайам поиграл с этой фразой, перестраивая ее так и этак, затем принялся кое-что уточнять, решив оставить в своем активе только неоспоримые вещи.

Кто-то, и в этом можно было не сомневаться, сумел пройти через магическую защиту. Фануил утверждает, что заклинание по-прежнему действенно и что тот, кто проник в дом, — не маг.

Значит, это либо теург, либо человек, на которого наложено соответствующее заклятие.

Из дома похищено три предмета. Это тоже неоспоримо, как и то, что один из этих предметов — ковер — впоследствии был обнаружен на крыше храма Беллоны, из чего следовало, что в дом Тарквина залезли раньше, чем в святилище новой богини. (Лайам некоторое время повертел в голове предположение, что оба дела не связаны между собой, потом решил от него отказаться. В общем, совсем неважно, так это или не так.)

Затем неизвестные пробрались в храм. Это тоже было истинным фактом, поскольку Клотен застал их при попытке похитить сокровище.

— Стоп! — сказал себе вслух Лайам. А что, если никакое сокровище никто похищать и не собирался?

Кессиас мгновенно поднял взгляд на Лайама.

— Что — стоп?

Да, версию, что неизвестные залезли в храм, чтобы обогатиться, с чистой совестью можно было отбросить. Клотен видел, как некий человек дергал сундук, но из этого не следовало, что он собирался его утащить.

— У меня появилась одна мысль, — сказал Лайам, сомневаясь, стоит ли ею делиться.

— Ну-ка, выкладывайте, — потребовал эдил и уставился на товарища с такой надеждой, что тот тут же мысленно выбранил свой чересчур длинный язык.

— Что, если — поймите, это всего лишь предположение, — что, если наши воры на деле совсем не воры? Что, если им все эти ценности были совсем не нужны?

Кессиас фыркнул, и надежда в его взоре угасла.

— Что, если они просто зашли в храм помолиться? Что, если им просто приспичило прогуляться? Что, если у меня вдруг вырастут крылья и я улечу на луну?

Но насмешки Кессиаса лишь укрепили Лайама в решении довести свою мысль до конца.

— Нет, погодите, вы вдумайтесь. Все, что видел Клотен, — это то, как некий человек дергал сундук. Я попытался его подергать, и честно вам скажу — чтобы такую кладь унести, нужны как минимум двое крепких мужчин.

— Ну и что? Их ведь и было двое.

— Я знаю, — терпеливо сказал Лайам. — Но потерпите хотя бы минутку. У вас что, есть идея получше?

— Да. Мы можем пойти и заказать два места на ближайшем корабле, отплывающем из Саузварка, — ответил Кессиас, но все-таки отодвинул тарелку и приготовился слушать. — Ну ладно, Ренфорд, давайте. Выкладывайте ваши бредни. Чего же могли хотеть эти люди, если уж такие богатства были им не нужны?

— Что мы еще видели там, где стоит сундук?

— Ничего.

— Тогда происшествие можно расценить как попытку осквернить чуждые многим в Саузварке святыни. Кто-то ведь покопался недавно во всех городских аптеках. Этим озорникам вполне могло прийти в голову проучить чужаков. — То есть вы уже полагаете, что в храм залезли какие-то дебоширы, а совсем не жрецы.

— А что еще остается думать? Раз ваш Гвидерий утверждает, что новое святилище никому на Храмовой улице не мешает, значит, нам приходится верить ему.

— Что-то многовато возни для обычного озорства. Зачем забираться в храм, если разбить о двери горшок с красной краской или подкинуть к входу дохлую кошку куда легче и куда вернее.

Лайам вздохнул, признавая правоту слов эдила, но тут в голове его блеснула новая мысль.

— Знаете, а ведь там, где стоит сундук, есть и еще кое-что.

— И что же?

— Цепь, на которой висит клетка с грифоном.

— Ну-у, — от разочарования Кессиас чуть было не сплюнул. — Придумайте что-нибудь потолковее, Ренфорд. Кому в Саузварке может понадобиться грифон?

Кому, кому? Да хотя бы мадам Рунрат, — она была бы просто счастлива заполучить это животное. Но, правда, мадам Рунрат не носит ниспадающей на грудь бороды. Да и что бы эта жизнерадостная красотка стала с ним делать? Все равно ей пришлось бы прятать добычу, а не выставлять на осмотр.

— Никому, — вынужден был признаться Лайам, но все-таки счел нужным добавить: — Но ведь, с другой стороны, пройти через магическое заклятие тоже никому не под силу.

Несколько мгновений эдил внимательно смотрел на собеседника.

— Вы до чего-то додумались, Ренфорд? Это что-то ценное или опять бредни?

— Бредни, пожалуй. Но я бы присмотрелся к ним повнимательнее, если бы знал как.

Кого мог интересовать грифон? Точнее, редчайшая его разновидность, та самая, что упоминается лишь в одном из бестиариев обширной библиотеки Тарквина? Лайам попытался восстановить в памяти однажды прочитанный текст. Каменные грифоны примечательны тем, что не едят мяса, а питаются душами усопших людей. Кроме того, они способны странствовать по серым землям, то есть по тем краям, куда упомянутые души уходят. Эти два утверждения несколько друг другу противоречили. Серые земли все же являлись местом упокоения душ, а не полями охоты для магических тварей.

— Но так это или не так, а приходилось признать, что обычный грифон ни для кого, кроме мадам Рунрат, ценности не представлял, однако грифоном каменным, например, вполне могли заинтересоваться в храме Лаомедона. В конце концов, серые земли подвластны именно этому богу.

— Пожалуй, теперь я хочу нанести визит матери-Смерти, — сказал вдруг Лайам.

— Значит, это не бредни! — тоном обвинителя заявил Кессиас. — Вы что-то задумали, Ренфорд, и, как я вижу, для вашей задумки границы нашего мира тесны. Тогда мне придется сказать вам вот что. Дальше вы пойдете один. Меня все это ни капли не интересует. Точнее, интересует, но я ничего не хочу знать. Если ваш визит принесет какие-то плоды, я буду счастлив, но в случае ошибки вы сами будете за нее отвечать.

Лайам уныло кивнул. Поведение товарища его нисколько не удивило. Ему и самому не хотелось входить в соприкосновение со всем тем, что ожидало его под мрачными сводами храма Лаомедона, но куда же еще оставалось идти?

«И кроме того, — утешил себя Лайам, — святилище, в котором поклоняются смерти, еще не царство теней. Ты ведь не далее чем вчера гонялся за привидением. Неужто в этом храме отыщется что-то похуже?»