Наследник Драконов. Время любить

Пролог

- Матушка, смилуйтесь! Пощадите! По…

Плач переходит в жалкий писк, потому что у девушки - растрепанной, почти голой, в одной только тонкой холщовой рубашке, - нет сил, чтобы сопротивляться.

- Да не вой ты, - рассерженной медведицей рычит мать. Она идет впереди, освещая каменный темный коридор фонарем, и руки ее заметно дрожат. Она зябко передергивает плечами, потому что в этом каменном мешке холодно и жутко, но девушка, крепко схваченная под руки парой крепких слуг, не чувствует холода.

Перед тем, как втащить сюда, ее хрупкое тело окатили холодной водой из ведра - небрежно и грубо помыли, - и наскоро натянули рубашку, даже не обтерев мокрой кожи. Но ужас окатывает  нервы девушки кипятком так, что ей жарко. Ей кажется, что она пылает в огне, и все, что она может - это умолять не тащить ее туда, в могильный холод.

- Матушка!

Но у той, к которой она взывает, кажется, нет сердца.

- Ничего с тобой не сделается, - ворчит мать, отворачивая лицо, чтобы насмерть перепуганная беспомощная жертва не могла заглянуть в ее глаза. Все-таки, подобие стыда еще живет в ее безжалостной душе. - Я же добра тебе желаю, дура.  Пройдешь этот отбор, и можешь быть свободна! Подумай, как хорошо будет, если твоя сестра выбьется в королевы! Это такие связи, такие возможности! Такие деньги!  Мы уж тебя тогда не забудем. Так и быть, будешь дома жить, незачем тебе будет по свету, по чужим домам,  скитаться и маяться. Крыша над головой, свой кусок хлеба - что тебе еще надо для счастья?

- Это нечестно! - вопила со слезами несчастная, стараясь вырваться из крепких рук своих мучителей. - Нечестно! Если Жанна хочет замуж за короля, то пусть она бы и прошла этот отбор! Почему она живет в твоем доме безо всяких условий, а мне нужно завоевать это право, рискуя своей жизнью?!

- Потому что это мой дом! - окрысилась мать, и, внезапно обернувшись, отвесила оплеуху бьющейся в истерике жертве. Та захлебнулась болью и плачем и мгновенно обмякла, опала, как сломанный цветок. Густые, тяжелые, темные волосы с медовым отливом закрыли ее лицо, и злобная старуха ухватила их, силой поднимая поникшую голову девушки. - И мне решать, кто там будет жить, а кто нет! Что-то ты прибежала по первому зову, а, когда домой позвали? Небось, любишь задарма лопать! Не хочешь трудиться!  

- Я думала, - скулила девушка, - вы соскучились по мне. Думала, хотите видеть; думала, ваше материнское сердце…

- Так теперь отрабатывай хлеб, отплати мне за  мою доброту! Жанна пройти отбор не может! Если б могла, неужто мы бы звали тебя?! Здоровая лошадь,  а толку от тебя нет совершенно! Что ты сделала для семьи?! Ничего! Умеешь только ныть, скулить и клянчить деньги! Вот поработаешь теперь, ничего страшного… Другие-то девки туда идут добровольно, значит, ничего страшного! Это ты выгибаешься и упираешься из-за твоей лени и чистого упрямства!

- Что сделает со мной король, если  узнает о подмене и обмане?!   - вопила девушка. Мучители подтащили ее к круглой маленькой дверке в каменной стене в конце холодного коридора, и девушка, почуяв, что путешествие закончено, задрожала всем телом и снова попыталась высвободиться. - Это никого не интересует?! Король не добр и не милосерден! Он чудовище, он зло во плоти! Он просто велит казнить меня, да и вас вместе со мной тоже! Он не простит подмены! Одумайтесь! Пока не поздно!

Но мать была неумолима.

В ее мутных карих глазах отражалось только упрямство и странное, жестокое равнодушие по отношению к дочери. Она посторонилась, чтобы дать дорогу слугам с упирающейся девушкой в руках, и лишь кратко кивнула головой на страшную дверцу, за которой таилось зло.

Так велят выкинуть на улицу ненужного щенка, сделавшего лужу на дорогом ковре.

- Я скажу ему, - из последних сил выдохнула девушка, упрямо поднимая бледное лицо к матери. - Я скажу королю о вашем обмане. Если мне суждено пройти отбор, то я назову свое имя, а не Жанны!

Эти дерзкие слова так разозлили мать, что та взревела и накинулась на девушку с кулаками. Она лупила, воя от ненависти, стараясь попасть костяшками по нежному лицу, чтобы наставить синяков побольше, лупила, трясясь от злобной радости оттого, что наказывает строптивицу. Лупила, упиваясь болью девушки. Вымещала на ней, беззащитной, какую-то свою непонятную злобу.

- Только попробуй! - выдохнула она, устав и выбившись из сил. - Только слово ему скажи, мерзавка! И тогда тебе несдобровать. Я скажу, что ты обманом проникла в Комнату Отбора. Я добьюсь, чтобы тебя четвертовали на площади! Я скажу, что ты дурное против короля задумала! Тогда ты узнаешь, насколько он недобр на самом деле! Упрямая, неблагодарная скотина!

Девушка не ответила ни слова, сломленная и избитая.

В тусклом свете фонаря безмолвный исполнитель злой воли старухи отодвинул огромный черный засов - по всему было видно, что его не вынимали из скоб уже давно, - а второй втолкнул девушку в приоткрытую дверь.

Несчастная упала на каменный пол, но почти сразу же подскочила, напуганная, озираясь по сторонам. В темноте и холодной тишине зала слышался какой-то шипящий звук, и девушка вскрикнула, прижавшись спиной к двери и пытаясь в полутьме взглядом отыскать то невидимое зло, что таилось тут.

Клубы пара поднимались с ее мокрых плеч, вырывались изо рта при каждом выдохе. Было очень холодно, и девушка дрожала не только от страха, но и еще и от пробирающей до костей стужи.

- Не бойся, дитя, - раздался из мрака нежный, как шипение кобры, голос. Завораживающие зеленые глаза вспыхнули напротив, и девушка почувствовала, как колени ее подгибаются. - Я не причиню тебе зла.

- Да, ваша милость, - прошептала девушка посиневшими от холода губами.

Длинное змеиное тело медленно двинулось в темноте, в скудном призрачном свете мелькнул раздвоенный язык.

- Ты знаешь, кто я?

- Вы Фиолетовый Страж, - еле ворочая языком, ответила девушка. От холода у нее зуб на зуб не попадал, но она старалась выговаривать слова как можно четче. - Верный слуга Его Величества.

Глава 1. Жирная Жанна

Жирная Жанна праздновала совершеннолетие.

Несмотря на нежный возраст и якобы хорошее происхождение, Жирная Жанна к концу празднования была вдрызг пьяна и растрепана, словно в своем новом нарядном новом платье скатилась откуда-то с глинистого косогора. Ее толстые красные губы были мокрыми и вспухшими от вина и улыбок. Когда Жанна улыбалась слишком радостно, обнаруживалось отсутствие некоторых коренных зубов.

- Я очень красивая женщина, - уверенно говорила пьяная Жанна, вертясь перед зеркалом, любуюсь собой и демонстрируя всем некие смелые па из выдуманного ею танца, крутя толстым животом как танцовщица в похабном притоне.

У Жанны были темные волосы, черные глаза, в которых иногда отражалось то ли безумие, то ли хитрость, а иногда все вместе. Жанна любила повеселиться, как следует выпить и поесть. Еще она любила побрякушки - ну, точно сорока! - и славилась своей жадностью и завистливостью. Не было в округе ни единой родственницы, с которой юная Жанна не попыталась бы хитростью стащить хоть какое-нибудь золотое украшение с тем, чтобы продать его или присвоить себе.

Хитрости Жирной Жанны хватало обычно только на то, чтобы пообещать жертве равноценный обмен. Она делала честные круглые глаза и уверяла, что это вовсе не вымогательство, а честный обмен.

- Матушке моей бы такие сережки, - ворковала Жанна, тиская влажными горячими пальцами мочку несчастной, - на день рождения. А я бы купила тебе в лавке у Юджина другие. Потом.

Жанне не верили и под благовидными предлогами отказывали. Жанна вздыхала и ненадолго успокаивалась. Но вскоре снова начинала искать себе новую жертву с целью обобрать и поживиться.

Ее престарелая мать, почтенная графиня Зинан Уорвик, только вздыхала, глядя на наследницу, и согласно поддакивала.

- Ну, - ворчливо произнесла она, строго глядя на веселящуюся дочь и отчего-то оттирая руки полой платья, словно они были испачканы чем-то липким и вязким, словно смола, - выкинула я Ивонку-то. В каменный мешок. Дальше что? Она, может, и не издохнет там, на холоде. Но если даже сумеет получить то, что тебе надо, то как потом-то ты вместо нее окажешься?..

Эта почтенная дама, широкозадая, неповоротливая и рыхлая, немногим превосходящая по габаритам дочку, Жанну очень любила. Ее любовь была грубой, негромкой и без изысков. Мадам Зинан не ворковала над своим ненаглядным чадом. Она вообще не умела ворковать, только глухо ворчать, как старая дворовая собака. Но зато своей ненаглядной дочери она позволяла делать все, хоть и сопровождала свое разрешение суровой воркотней.

А Жирной Жанне категорически нельзя было позволять все, что ей приходило в ее кудлатую голову.

Дело в том, что у Жирной Жанны была весьма отвратительная наследственность.  Мадам Зинан, весьма зажиточная дама, но невысокого происхождения, от небольшого ума и от огромного желания заполучить титул, вышла замуж за графа Эрика Уорвика - нищего, грязного головореза. Граф был дерзок, жесток, груб и дик, словно родился среди отбросов, на самом дне, и не знал человеческих добрых слов. Да и милосердие и благочестие будто б никогда не трогали его сердце.  

Он, как и Жанна, любил выпить, подраться, залепить добрую оплеуху своей неповоротливой толстозадой женушке. За свою недолгую семейную жизнь граф сделал Зинан троих детей - наследника Вольдемара, Ивон и младшую, Жанну, -  и благополучно отбыл в мир иной с чужим ножом в боку.

Зато Зинан, терпевшая дикого буяна в своем доме достаточно долго, как  ей показалось, вздохнула свободнее. И, главное - у ее выводка на плечах, у каждого, расцвела графская метка, герб, вытравленный дикой кровью отца на детской коже, словно узор на муаре.

Знак аристократии. Метка высшего света.

С нею путь в высшее общество был открыт. Как любая мать, Зинан желала своим детям только добра, а добро в ее сундуках таяло, потому что никто, кроме нее самой, в  семью денег не приносил.

Жанна, услышав добрую весть от матери, пьяно фыркнула, обдав все кругом брызгами вина, и отерла пухлой ладонью мокрый подбородок.

- Это лучший подарок мне на день рождения! - нетрезво выкрикнула она, и мадам Зинан брезгливо отвернула лицо от мощной волны перегара и пота, распространившейся от красотки Жанны.

- Лишь бы все это не напрасно было, - вздохнула тяжело Зинан. - Все ж таки, Ивонка мне тоже дочь. Как бы не пропала зря.

- Серьги сняла? - вдруг деловито и резко осведомилась Жанна. - Дай сюда! Сюда дай, сказала!

- Да на, на, подавись! - выкрикнула мать, когда налетевшая Жанна, как коршун, выхватила из ее рук крохотные золотые кусочки - последнее и единственное сокровище, что было у Ивон.

- Дура! - огрызнулась грубая Жанна, тотчас напяливая чужие украшения.

- Сама дура! - тотчас отозвалась почтенная матушка. - Дальше-то что, спрашиваю?! Подмену ты как произведешь?! Король, поди, не дурак, и не слепой. Если Ивонка тебе отбор выиграет, уж он ее рассмотрит со всех сторон! Хоть бы ты похудела, что ли… надели бы платье Ивонкино, лицо фатой завесили… как-нибудь, да получилось бы его обмануть.

Жирная Жанна насмешливо хмыкнула, поправляя крохотные сережки в толстых мочках.

- Ты мыслишь примитивно, - ответила она, явно гордясь собой, потому что в ее хмельном мозгу созрела какая- то невероятная по своей небывалой дерзости идея.  - Он все равно заметит подмену.

- Ну, и зачем тогда Ивонку было посылать? - ворчливо спросила мать.  - Шла бы сама! Может, король заставил бы тебя танцевать, или на охоте скакать на коне! Глядишь, жопу бы свою подрастрясла!

Да, в благородном семействе воспитание хромало на обе ноги как у почтенной матери, так и у юной дочери.

- Да вот еще! - окрысилась Жанна. - Мне все равно, что он там заметит!

- Чего ж тогда рвешься за него замуж?         

Глаза у Жанны стали круглые, страшные, пустые.

- Он богат, - сказала она, облизывая толстые красные губы и нервно теребя в ухе отмародерствованную сережку. - Еще говорят, что он красив.

Глава 2. Король

В довольно хорошо освещенном зале было довольно много девушек. Все они были простоволосы, облачены в одни только нижние рубашки и расставлены полукругом. За спиной каждой из них стояло по Фиолетовому Стражу, и зрелище это было довольно жуткое.

Красавица - и за спиной ее чудовище неопределенного пола и возраста, в темной одежде, наглухо закрывающей всю поверхность тела. На каждом Страже была железная маска, и каждая маска имела свои черты. Своего Фиолетового Ивон безошибочно отличила бы от другого, по высоким резким скулам и узорам на висках, изображающим вспышки молний.

«Подумать только, о каких глупостях начинаешь думать в самый неподходящий момент!» - подумала Ивон.

Она старалась унять свое волнение, отвлечься на что-нибудь, но выходило плохо. Сердце ее колотилось, руки тряслись так, что она не с первого раза смогла убрать падающие на лицо волосы и заправить их за уши.

Оглядев конкурсанток, Ивон поняла, что она здесь не одна такая, которую вытолкали на отбор насильно. Представительниц знатных, но захудавших аристократических семей можно было сразу узнать по лицам, искаженным испугом, по слезам на глазах и по нищенским холщовым рубашкам. Большего обедневшая родня предложить потенциальным невестам не могла; а поправить свои дела за счет короля было превеликое множество. Вот почему Фиолетовый Страж не удивился ее нежеланию выходить за короля…

«Не одна Жанна рассчитывает, что король женится и пустит ее в свою сокровищницу», - подумала Ивон, тайком разглядывая товарок по несчастью.

Были, конечно, и такие невесты, что явно находились тут по желанию. Их тоже сразу было видно.

Это были статные девушки, высокие, стройные, ладные. Их рубашки были пошиты из тонкого батиста и почти не скрывали красоту нежных розовых тел. Волосы королевских элитных невест влажно поблескивали после ритуального купания в теплой воде с медом и молоком, и от таких девиц пахло духами, а не подвальной сыростью.

«Вот же, - думала Ивон, рассматривая гордых аристократок, - и красивы, и знатны. Зачем королю вообще этот отбор? Взял бы любую из этих. Они достойны быть королевами, каждая их них. Ох, хоть бы он так и поступил!»

Фиолетовый Страж за спиной Ивон вдруг зашевелился, кончик его стека уперся в спину девушки, и та обмерла от страха. Она почувствовала себя животным, которое дрессируют, и это было унизительно и обидно до горечи во рту.

Но самое страшное - это беспомощность. Ивон вдруг ощутила чудовищную, унизительную и жуткую беспомощность. Если слуги короля вели себя настолько по-хозяйски, то что же мог сделать сам король? Изуродовать? Изнасиловать? Развлечься, травя собаками? И никто не защитит, никто не придет на  помощь. Никто не запретит королю вести себя так, как ему вздумается…

«Вот отчего Жанна не пошла на отбор сама! - задыхаясь от страха, подумала Ивон. - Если б она надерзила королю, ее тотчас же призвали бы к порядку самым жестким образом. И никто бы ее не пожалел; и мать бы отсюда не вытащила. А меня не жаль… Если тут меня изломают и уничтожат, эти двое не расстроятся… Вот цена за мою глупость! Глупая, глупая! Поверила в сладкие слова матери о том, что она  соскучилась, о том, что я имею какую-то долю в наследстве! Устала работать и скитаться… Да, я зарабатывала немного, но я была свободна, и никто не мог мной помыкать!»

- Голову выше, - бесстрастно подсказал Страж, неприятно похлопывая Ивон по спине стеком. От этих прикосновений по коже девушки словно катился ледяной холод, острым отточенным лезвием до боли щекоча мышцы вдоль позвоночника. - Ты готовишься стать королевой, а не служанкой. Учись смело смотреть в лицо кому бы то ни было. Расправь плечи. Не думай о наготе. Думай о том, что бы ты хотела, что бы увидели прежде твоей наготы. Достоинство; думай о достоинстве.

«Стоять голышом на всеобщем обозрении и делать гордый вид! - горько подумала Ивон, подчиняясь Стражу.  - Однако, они тут затейники!»

Зал на несколько минут наполнился звуками злых взвизгиваний стеков, болезненными криками и всхлипываниями. Каждый Страж пестовал свою подопечную весьма неласково, и Ивон едва не задохнулась от острейшего чувства принадлежности кому-то. Как вещь, как рабыня. Она изо всех сил старалась держать себя уверенно и спокойно, но сердце ее выпрыгивало из груди. И ничего, кроме раздражения и закипающей ненависти по отношению к королю, в душе ее не рождалось.

«Если честно, - с внезапной злостью подумала она, сжимая кулаки, чтобы не раскричаться от ненависти  и ярости, глядя, как один из Фиолетовых Стражей жестоко и безжалостно обрабатывает стеком свою подопечную, оставляя на ее руках и плечах алые полосы, - то мне, пожалуй, стоит выиграть этот проклятый отбор! Ведь тогда Жанна на своей шкуре опробует любовь и ласку короля…»

В этот миг раскрылись двери, и Фиолетовый церемониймейстер, торжественно стукнув посохом об пол, громко и отчетливо произнес:

- Его Величество, Железный Король!

Стек неприятно и грубо уперся в затылок Ивон, ероша волосы и едва ли не сдирая кожу, и она покорно склонила перед королем голову и присела в реверансе, когда тот же самый стек чуть стукнул ее по плечу, подсказывая, что перед королем надо быть ниже. Как можно ниже.

От волнения и страха перед глазами Ивон все плыло. Все, что она увидела вместо короля - это темное пятно, отчего-то пронзительно бликующее светлыми, как молнии, вспышками, змеящимися по телу монарха.

Девушки все присели в реверансах, как по команде. Их надсмотрщики-Стражи зорко следили за тем, чтобы позы, в которых девушки замерли перед монархом, были изящны и красивы, и тычки стеков сыпались на несчастных градом.

Ивон не получила ни единого замечания от своего стража; он стоял за ее спиной тихо, и девушка осмелилась поднять глаза и посмотреть на короля.

Что ж, увиденное вполне соответствовало жестокому и страшному образу, который король себе создал.

Это был высокий человек, широкоплечий, и, по всей видимости, сильный, потому что поверх его одежд на нем были черные металлические латы, украшенные узорами из светлых, отполированных до блеска полосок, сплетенных в причудливом рисунке.

Глава 3. Первое ослушание

Жирная Жанна была ленива и даже в чем-то глупа. Когда дело касалось сложных решений, она таращила радостные глаза и уверяла, что сможет справиться с любой проблемой и с любым делом - от управления домом до управления государством. Но, разумеется, ни должных знаний, ни умений у нее не было. Одни лишь раздутые амбиции и огромное самомнение, граничащее с манией величия.

Сама себя Жанна видела чрезвычайно одаренной личностью. Избранной; ей казалось, что она рождена для того, чтобы люди перед ней склонялись, потому что она… да просто потому что она - это она!

Магией Жанна тоже не особенно занималась. Это же надо читать ученые книги, запоминать заклятья, ингредиенты смешивать… Нет, это было совершенно невозможно.

Но все же одно заклятье она освоила в совершенстве, и то потому, что с его помощью можно было помучить жертву.

Карабкаясь на башню, под обветшалой крышей которой грустно выл ветер, Жанна сжимала в потной ладошке сережки Ивон. Две капельки золота, украшенные семью камешками. Они были хорошенькие, эти две крохотные золотые снежинки, и Жанне было их жаль. Но желание увидеть сестру и разузнать из первых уст подробно все, что происходит в королевском замке, было сильнее ее жадности.

Еще при себе у Жанны было белое недошитое свадебное платье, чулки и фата невесты. Эти вещи она тайком готовила к предстоящему бракосочетанию и время от времени надевала, любуясь своим отражением в старых, треснувших зеркалах. Она стащила у матери пару жемчужных колье, распустила их и украсила молочно-белыми жемчужинами вышивку на шелковом корсаже. В венок невесты, сделанный из белых шелковых роз, она вшила крохотные бриллиантики, выколупанные тайком из старой диадемы.

Распотрошив несколько нарядных ночных чепцов матери, Жанна раздобыла из них тонкие атласные ленты и ими украсила подвязки невесты.

На башне же Жанна пряталась по одной простой причине: она владела запретным заклятьем сильного магического призыва, и если сильно старалась - могла вызвать кого угодно, пусть даже и с того света.

Для того ей нужна была вещь, принадлежащая вызываемому существу, и чем она была дороже в свое время хозяину, тем лучше. Для этого-то Жанна и стаскивала с пальцев родственниц колечки и вынимала из их ушек серьги; иногда ей доставляло удовольствие пугать их, призывая глухой ночью в старую пыльную башню. Спросонья девицы не понимали, где они очутились, а подвыпившая Жанна, прячась в темноте, завывала жутким голосом и радостно хохотала, слушая, как верещат ее жертвы и мечутся по захламленному пыльному закутку.

Сейчас же ей интересно было, выжила Ивон или нет. И если выжила - то каково ей пришлось в королевском замке? Мучили, били? И сильно ли лют король?

А за одним, ну, кроме расспросов, Жанне страсть как хотелось поиздеваться над родственницей, демонстрируя ей свой роскошный подвенечный наряд и дразнясь, говоря, что плоды трудов Ивон пожнет именно она, Жанна.

Шепча слова заклятья, Жанна кинула сережку в священный сосуд и смотрела, как та с каждым словом растворяется в прозрачной воде. Как следует глотнув красного винца из бутыли, Жанна опустила на лицо фату, слегка грязноватую от постоянных примерок на пыльном чердаке, и пробубнила финальные слова заклятья.

Поднявшийся магический вихрь поднял пыль на дощатом рассохшемся полу, всколыхнул пламя на черных свечах, бросил в лицо Жанне старую серую паутину.

Жирная Жанна от нее только отмахнулась своей фатой и еще раз глотнула из бутыли. Вино приятным теплом полилось по ее горлу, придавая уверенности в собственном великолепии, и Жанна насмешливо зафыркала, в серых магических тенях узнав складывающиеся из ничего черты удивленной и перепуганной родственницы.

- Жанна? - удивленно пробормотала Ивон, увидев перед собой маячащий белый толстый силуэт.  - Что ты тут делаешь?..

- Это ты тут делаешь, - грубо прервала ее сестрица, снова прикладываясь к бутылю. - Я вызвала тебя!

Жанна взглядом победительницы окинула Ивон - и тотчас же сморщилась:  сестра не выглядела не измученной, не избитой. Наоборот: кажется, во дворце ей было даже лучше, чем в родном доме!

Ее волосы были отмыты, красиво причесаны и отливали темным медовым цветом. Красивое платье на ней было из яркого алого атласа, с открытыми плечами, с грудью, соблазнительно выставленной напоказ!

И в ушах сережки, да такие, что у Жанны от зависти голова закружилась, и она злобно сжала зубы, чтобы не выпустить ни звука, выдающего ее злость и разочарование! Длинные подвески из белого благородного золота, сплошь блестящие бриллиантовой россыпью, словно перья цапель в росе, оброненные на солнечном лугу! Ах, красота какая! Королевская роскошь!

- Ты с ума сошла?! - закричала перепуганная Ивон, оглядываясь кругом и узнавая заброшенную башню, где детьми играли все отпрыски Уорвика. - Мне нельзя! Нельзя отлучаться из дворца! Меня об этом специально предупредили - никаких отлучек домой, никакой магии! За это последует наказание! Если меня поймают…

Горло Ивон перехватил нервный спазм, губы ее задрожали от страха и подступающих слез. Фиолетовый страж предупредил, что придет за ней через четверть часа, чтобы сопроводить ее на прием к королю. Время это уже почти истекло; и Ивон похолодела от ужаса, понимая, что Страж сейчас в любой момент может зайти в ее комнату, а там мало того, что ее нет, так еще и пахнет магией! Что последует за это ослушание? Королевские люди знают, где искать ее, Ивон. И Жанна с матерью, разумеется, на нее пальцами покажут.

- Они же казнят меня за то, что я посмела ослушаться короля! - выдохнула Ивон, умирая от страха. - Просто казнят! Они подумают, что я недоброе замыслила и пробралась во дворец, чтобы причинить вред королю! Иначе зачем мне ослушиваться его и сбегать?! Что же ты натворила, Жанна?!

 Жанна, невинно хлопая ресницами, улыбнулась во весь рот.

- Да что такого-то? - невинно и звонко, как ребенок, спросила она. - Скажешь, что захотела повидаться с родными.

Глава 4. Старые тайны

- Ваш отец… он предал и обманул всех нас, милое дитя мое. Он опорочил всех тех людей, что служат мне и носят фиолетовые одежды. Он показал всему свету, что и среди моих приближенных слуг бывают подлецы, мерзавцы и преступники. Такого коварства, такого высокомерия и вообразить-то себе трудно было, особенно от того, кто тебе бесконечно дорог. А он был мне дорог.

Для разговора король выбрал оранжерею. Во-первых, она была совсем недалеко от столовой, а во-вторых, там можно было уединиться. Король счел, что этот разговор не для посторонних ушей. Девицы, которых он оставил ради беседы с Ивон, выглядели так, словно каждая хлебнула из своего кубка уксуса. Они были очень недовольны, что эта нахальная девица уже второй раз подряд отнимает у них внимание короля. Но что они могли поделать?..

- И в чем же заключалось его предательство?  - поинтересовалась Ивон.

Король помолчал немного.

- Как он закончил? - спросил он внезапно. Он не сказал «умер», и эта осторожность показалась Ивон странной. Король словно не верил своему счастью - или боялся, что его обвинят в смерти старого графа.

«Странные какие мысли! - про себя ругнулась Ивон. - Что только в голову не придет!»

- Его убили в пьяной драке, - тихо ответила она, и король внезапно расхохотался, но смех его был невеселым и горьким.

- Великий граф Уорвик! - воскликнул король. - Могучий королевский вассал! Я знал, я знал, что жизнь в изгнании станет для него большим наказанием, чем смерть. Что смерть? Краткий миг боли, а затем объятия магии и покоя. Вот жизнь отверженного, полная воспоминаний того, чего ты лишен… Я прошу меня простить, я задам еще один бестактный вопрос, который, вероятно, ранит вас: ваша мать - она же простая женщина?..

Ивон вспыхнула до корней волос, и король поспешил объясниться:

- Нет, не сочтите за оскорбление. Ваша не благородная кровь нисколько вас не портит. Напротив - с нею в ваше тело словно влито побольше здоровья, крепости и красоты. Вы прекрасны и прелестны; но ваш герб… Он остался таким, каким я даровал его вашему отцу. От вашей матери там не прибавилось ни символа. Значит…

- Вы правы, - ответила Ивон, дерзко перебив объяснения короля. - Так и есть.

Король кивнул.

- А в те времена Уорвик даже не посмотрел бы на простолюдинку, - задумчиво произнес он. - Он был слишком гордым для этого.

- Намного более гордым, чем король? - удивленно произнесла Ивон, намекая на то, что король-то как раз не особенно интересовался происхождением своих потенциальных невест.

- Получается, что так. И у него были на то все основания, - король снова мельком глянул на Ивон.- Вы же знаете, что драконов в мире не один и не два?

Ивон вскинула на короля удивленный взгляд.

- Да, - небрежно продолжил король, неспешно вышагивая по расчищенным песчаным дорожкам.  - Много семей, много наследников… В свое время граф Уорвик помог мне взойти на трон. Я дорожил им, я доверял ему и думал, что его служба, его верность мне безграничны.  Так же, как и Валиант сейчас, он носил фиолетовые одежды. И Фиолетовые стражи тогда не носили масок…

Король задумчиво замолк, словно размышляя, как бы половчее преподнести Ивон правду о ее отце, и не находил мягких слов.

- Я тогда был намного моложе, намного беспечнее, - продолжил, наконец, король. - Был организован точно такой же отбор, как сейчас…

- Вы были женаты, Ваше Величество?! - воскликнула изумленная Ивон.

- Нет, - мягко ответил король. - Не был. Но все шло к этому. Я выбрал девушку, довольно скоро, особо не придумывая конкурсанткам трудностей. Охранять ее, передавать вести ее родным,  переправлять дорогие подарки - все это было доверено Фиолетовым стражам. В том числе и твоему отцу. И сначала дело шло неплохо - гости из числа родственников невесты благополучно добирались до дома, письма благополучно находили адресатов, и подарки не терялись в пути. Эта идиллия царила ровно до тех пор, пока я не послал своей невесте обручальное кольцо.

- И что же было потом?

- Это было не совсем обычное кольцо, - туманно ответил король. - Драконье красное золото с огромным черным бриллиантом. Прекрасное украшение; великолепный камень, и много-много магии. В каждой его грани силы и власти было больше, чем у иного маркиза. Я хотел честно разделить мою силу с избранницей… И, вероятно, эта магическая мощь и соблазнила графа. Да только он начал оказывать знаки внимания  королевской невесте.

- Какая дерзость! - ахнула Ивон. В памяти ее встал образ отца, такой, каковым она его запомнила. Черноволосый худощавый человек с резкими чертами лица, грубый и вечно злой. В последние годы своей жизни он был неряшлив и вечно пьян, походил на голодного, грязного бездомного. - Такое низкое падение после блестящей жизни!

Король лишь молча кивнул.

- Да, - глухо произнес он. - Кольцо красовалось на пальце невесты, граф рассыпался в любезностях. И поначалу он даже имел… некий отклик. Он умел быть обходительным, а неискушённым девушкам льстит внимание мужчин, особенно если те из себя что-то представляют, а не просто являются с улицы. Но время шло; королевская невеста оставалась верна королю, а   терпение у графа кончалось. Он стал настойчив, слишком назойлив, и его общество становилось девушке неприятно. А граф был не из тех людей, что отступают, не добившись своего. Он решил, что девица должна быть его…

- И?..

- Он обесчестил ее, - ответил король. - Присвоил себе благородную девушку, взял ее, словно она была неумытая крестьянка из его деревни. Это вам может быть лестно подобное внимание короля, вы даже можете им гордиться, - усмехнулся король. - Потому что я - выше вас по положению, и моему нескромному вниманию будет рада абсолютно любая женщина. Так что я даже не могу вам отомстить симметрично, - он засмеялся совершено неуместно, словно скрывая своим смехом что-то иное, беспокоящее и душащее его. -  А в случае с вашим отцом королевская невеста, конечно, была выше него по положению.