Оставив за спиной окаменевший вихрь, я направилась к западному краю плато. Придётся поискать удобный спуск в ущелье. Шла я бодро. Сил придавала уверенность, что с моими родственниками всё хорошо. Они живы и давным-давно столице. Наверняка сообщили об этом телеграммой, а граф Боннт по непонятной причине скрыл это.
Немного печалило расставание с любимыми горами. Прекрасно понимала, что вернуться сюда вряд ли смогу. Даже если отец затеет восстановление замка, строительство продлится лет пять, я к тому времени стану частью другой семьи и буду погружена в хлопоты и заботы о муже и детях.
В задумчивости я спускалась по выбитым в скале ступеням, сдерживая себя, чтобы не оглянуться и не бросить последний взгляд на Баранью башку. Она начиналась прямо от дороги резким подъёмом с двумя провалами, издали похожими на ноздри животного. Дальше шла пологая часть пошире, по бокам от неё выпирали выступы, напоминающие закрученные рога. Вершину, словно кудрявая чёлка, венчал бугорок. Залезать на Баранью башку было легче, чем на любую другую гору, и вид с неё открывался потрясающий. Мы с Зои вечно спорили, кто из нас разглядел море первой. Отец утверждал, что увидеть его с Бараньей башки невозможно, но мы себе верили.
С плато к ручью вели выдолбленные в камне ступени. Тропа была довольно безопасной, но с непривычки ноги у меня устали и начали подрагивать. Достигнув дна ущелья, я присела на камень, зачёрпнула ледяную воду ладонью, напилась. Добыла из котомки остатки припасов, съела всё до крошки. Ничего, в деревне меня накормят. Я настроилась решительно. Теперь не буду действовать как проситель – успела убедиться, что вежливостью никого не проймёшь. Пусть только попробуют отказать! Скажу, что пожалуюсь самому королю. Он, как-никак, мой двоюродный дядя. «Накрутив» себя как следует, я поднялась, перекинула котомку через плечо и перешла ручей по выложенным дорожкой камням. Теперь нужно было подняться на ведущую к выходу из ущелья дорожку.
Закричал петух. По телу прошла судорога. Откуда здесь петух? Меня преследуют слуховые галлюцинации? Схожу с ума?
Озираясь, я начала подъём. Вслушиваясь в окружающие звуки – журчание ручья, свист ветра, я ослабила внимание и шагнула на неустойчивый камень. Пошатнулась, переступила в поисках равновесия и сдвинула с места другой. Тот, как оказалось, подпирал довольно большой булыжник. В один миг я съехала с метровой высоты обратно к ручью и распласталась на камнях. Резкая боль в ноге заставила меня взвыть. Кусая губы, села, осмотрела себя. Подол задрался, от холодных мокрых камней меня отделяли только шёлковые панталончики. Ни встать, ни поправить платье я не могла. Лодыжку левой ноги придавил огромный камень. Я с трудом дотянулась до него, но сдвинуть сил не хватало.
Ловушка! Я в капкане. Упираясь руками в землю, я свободной ногой отталкивала пресс, не желая мириться с отчаянным положением. Мне мешала собственная ступня.
Боль в ноге не то чтобы утихла, но шило, пронзившее сустав, сменил тлеющий уголёк в щиколотке. Я подняла глаза к небу, словно ища поддержки свыше, и напряглась, уловив движение на тропе.
Там стоял ангел. Так мне показалось в первое мгновенье. Красивый юноша в добротной дорогой одежде. Ещё бы немного сочувствия во взгляде, тогда бы сомнений, что проведение послало мне помощь, не возникло. Молодой человек смотрел скептически. Ярко очерченные тонкие губы его кривились. Он разомкнул их и произнёс ошарашившую меня фразу:
– Какая призывная поза.
Нахлынувший на меня гнев заставил забыть о боли. Я лихорадочными движениями пыталась натянуть подол на колени. Не получалось. Незнакомец легко спорхнул с насыпи и наклонился надо мной. В его глазах – тёмно-синих, как небо после заката – читалась убийственная скука. Я не успела ни о чём попросить, он присел на корточки, взялся двумя руками за камень, рывком поднял его и отбросил в сторону. Стало легче, но острая боль вернулась. Я застонала, кусая губу. Мой спаситель выхватил из кармана платок, намочил его и обмотал больную ногу. Я поблагодарила.
– Идти можешь? – спросил он, держа руки за спиной.
Я встала на колени, лихорадочно поправила платье и, опираясь на здоровую ногу, попыталась подняться. Не получалось.
– Поддержите меня, пожалуйста, – взглянула я на юношу снизу вверх.
Он опять скривился и протянул мне ладонь:
– Вот кулёма неуклюжая!
Я так сильно прикусила губу, поднимаясь, что почувствовала во рту вкус крови. Однако приняла помощь и оказалась, наконец, на ногах. Теперь я смотрела парню прямо в глаза. Он если и был выше меня ростом, то совсем немного. Но с каким превосходством смотрел! Стараясь не выказать охватившей меня обиды, заявила холодным тоном:
– Попрошу уважительного обращения. Вы знаете, кто я?
– Ах да! Леди Баранья башка! Дозволите мне тащить вашу драгоценную тушу на своём горбу?
У меня дыхание перехватило от возмущения. Пару раз открыв и захлопнув рот, я выпалила:
– Не смейте употреблять при мне гнусное прозвище! Это оскорбляет не только меня, но и герцога Далеора! – Не заметив изменений ни на равнодушном лице парня, ни в его скучающем взгляде, я сказала спокойнее: – Сама пойду, тащить меня не нужно.
Это было самонадеянным заявлением – едва ступив на ушибленную ногу, я закричала от боли. Ангелоподобный незнакомец, не взглянув на меня, обошёл, поднырнул, обхватил колени и выпрямился. Я повисла на его плече и от неожиданности вцепилась обеими руками в холщовую куртку.
Боль в ноге затаилась. То ли от пережитого потрясения, то ли положения, в котором я висела, то ли от мелькавших перед глазами мокрых булыжников мысли мои скакали, словно козлята по молодой травке. Я пугалась предстоящего пути: когда я смогу нормально ходить? Удивлялась силе юноши, который при довольно хрупком телосложении нес меня без видимых усилий. Радовалась тому, что переложила револьвер из кармана в котомку. Размышляла, не снять ли её – болтается при каждом шаге, ударяя моего носильщика по бедру.
Тем временем парень, двигаясь вдоль ручья, достиг ровной площадки и решил отдохнуть. Он присел, ставя меня на землю, и выпрямился. Лицо его покраснело, на лбу тёмные волосы слиплись от пота. Всё-таки ему было тяжело.
– Я очень признательна, – начала было я, но он повернулся спиной и бросил, направляясь к воде:
– Сделай милость, заткнись.
Я смотрела, как он умывается и пьёт, и готова была разрыдаться. Никто никогда не разговаривал со мной в таком тоне. Что делать? Терпеть дальше или отказаться от услуг этого грубияна? Очевидно, что без него я пропаду. Даже если боль утихнет, и завтра или послезавтра я смогу идти, меня ждёт холодная и голодная ночёвка в горах, где, между прочим, встречаются волки. И всё же, когда парень выпрямился и замер, глядя в небо, я заговорила:
– Пожалуйста, вспомните об этикете. Нехорошо так обращаться с человеком, который невольно оказался в вашей власти.
Он обернулся с кривой улыбкой:
– Что тебе нужно: помощь или уважительное отношение?
– Зачем противопоставлять? – Я больше не смотрела на него, привалилась к тёплой скале и прикрыла глаза. – Как ваше имя?
– Чего расселась? Пора.
Я оперлась на поданную руку, встала. Парень, проигнорировав мой вопрос, забрал котомку, повесил себе на плечо, а на другом в следующий миг оказалась я. Дорога отвернула от ручья и лежала ровной широкой лентой.
– Я, наверное, смогу прыгать на одной ноге, опустите меня, пожалуйста.
Вместо ответа я получила шлепок по мягкому месту. Ну это уже переходит все границы! Не особенно соображая, что делаю, я саданула носильщика кулаком. Угодила по почке, у парня подогнулись колени, и он не сразу поймал равновесие.
– Очумела?!
– Поставьте меня! Идете куда угодно! Я не желаю… – кричала я. Да пусть хоть волки меня загрызут, не стану терпеть такое!
Он затрясся. Смеётся?! Этот противный красавчик смеялся! Беззвучно, но вполне ощутимо. Преодолев приступ веселья, он сказал:
– Не суетись, попрыгунья. Скоро доберёмся до укрытия. Там и оставлю тебя.
Я надулась и замолчала. Потерплю ещё немного. Перспектива переночевать одной где-нибудь под крышей меня устраивала.
Смотреть по сторонам было не очень удобно, приходилось до хруста в шее поворачивать голову. Местность я не узнавала – не забиралась сюда во время прогулок.
Наконец, движенье замедлилось и, парень, тяжело дыша, поставил меня. Я потянулась за котомкой. Там же пистолет! Имущество моё поплыло в сторону и оказалось в салоне автомобиля. Я на миг потеряла способность говорить. Очнувшись от шока, поковыляла к машине:
– Отдайте!
– Садись, – незнакомец распахнул дверцу.
– Не поеду, – мотала я головой, – это машина графа Боннта, я узнала её. Он послал вас?
Парень сердито подвигал ноздрями, обошёл автомобиль и сел за руль. Чуть помолчав, обернулся.
– Кажется, ты ездила на ней. Что же изменилось?
– Я не собираюсь возвращаться в поместье.
– А я не собираюсь тебя туда везти. Подумай своей бараньей башкой. Разве я оставил бы здесь машину?
Он был прав. Ехать в поместье удобнее по ту сторону реки. Значит, водитель специально сделал крюк, чтобы попасть сюда.
– Назовите своё имя, пожалуйста, – я уже внутренне сдалась и собиралась сесть, но хотела сохранить хоть каплю самоуважения.
– Рэй.
– Рэймон Боннт? Сын графа? – я качала головой, не понимая, как поступить. Вот и познакомились, что называется. – Куда вы собираетесь везти меня?
– Садись уже, а? И хватит мне выкать. Леди! – в голосе его слышалась издёвка. Видя, что я не двигаюсь, он вздохнул и сказал более миролюбиво: – В ближайшей деревне переночуем. Утром всё обсудим. Так пойдёт?
Я, стиснув зубы от боли, шагнула к машине.
Уже через минуту мы ехали в сторону заката. Некоторое время молчали. Я, отвернувшись от водителя, бездумно созерцала неторопливо проплывавшие виды. Вдалеке паслось стадо коров, почти у горизонта угадывался высокий берег Прозрачной. Судя по направлению, мы удалялись от неё. Значит, Рэймон не обманывал, его цель – столица.
– Виконт… – начала я, но он не дал задать вопрос, сердито глянув в мою сторону:
– Оставь эти словечки для салонов! Тут тебе не толкучка великосветских идиотов!
Я хватала ртом воздух, не находя слов. Собравшись, заметила:
– Не вижу никакого идиотизма в том, чтобы быть вежливым. Я не навязывала вам своё общество и не понимаю, почему мои слова вызывают такой протест. – Не дождавшись реакции – Рэй сидел, вцепившись в руль и щурясь смотрел вперёд – я добавила: – Мой отец, когда узнает, как вы были грубы со мной…
– Я его живого-то не боялся, теперь-то что, – пожал плечами виконт.
Я подалась к нему, схватив обеими руками за локоть:
– Что? Что тебе известно?
Из-за меня машина вильнула. Рэй затормозил и, когда автомобиль остановился, взглянул на меня:
– Всем известно. Уже скоро месяц. Ты же была у Бараньей башки, я видел, как ты спускалась.
Я мелко затрясла головой, не желая отказываться от призрака надежды:
– Замка нет, но я полагала, что люди спаслись!
Жадно всматриваясь в синеву глаз виконта, я искала в них намёк на злую шутку, но он был на удивление открытым. Похоже, юноша не предполагал, что станет гонцом с дурными вестями.
– Их долго искали, – он отвернулся и тронул машину. – Отец посылал целые экспедиции прочёсывать округу. Никаких следов.
Тент был свёрнут и брошен позади нас, поэтому стоило отклониться в сторону, в лицо ударял встречный поток воздуха. Что я и сделала – зажмурившись, подставила лицо ветру.
Итак, я осталась одна на белом свете. Это была первая мысль. Вторая: меня спасла поездка в поместье Боннтов. Горько было оттого, что почти месяц я безмятежно существовала в уютном флигеле в глубине графского парка и беспокоилась лишь о том, почему моё присутствие там игнорируют. В то время как моя семья полностью…
Я всё-таки вынырнула из потока воздуха и уткнулась в ладони. Нужно быть сильной. Мама, папа, сёстры… все они, без сомнения, желали мне долгой и счастливой жизни. Ради их памяти я должна постараться… Должна. Но сил на это я не чувствовала совершенно.
– Приехали, – вырвал меня из задумчивости насмешливый баритон.
Я то ли привыкла к беспардонности виконта, то ли настолько погрузилась в свои страдания, что не почувствовала себя задетой. Похоже, восприятие действительности притупилось. Отняв руки от лица, я увидела двухэтажный каменный дом под черепичной красной крышей. Машина остановилась во дворе неподалёку от коновязи, где помахивали хвостами, отгоняя оводов, четыре каурые лошадки.
– Что это? – равнодушно поинтересовалась я, проследив взглядом за группой из шести мужчин, шумно вываливавшихся из дверей на крыльцо.
– Трактир. Он переполнен, но я снял для тебя комнату.
– Для меня? А ты?
Рэй усмехнулся, заметив, что я «сдалась» и оставила светский тон.
– Переночую в машине, не рискну оставить её без присмотра.
Он выбрался наружу и занялся брезентом, собираясь натянуть тент. Я подёргала ручку, едва не отломив рычажок, распахнула дверцу и, морщась от боли, вынесла ноги наружу, затем встала на правую, держа на весу больную.
– Тебе что-нибудь нужно из этого? – спросил виконт.
Я обернулась, полагая, что речь идёт о моей смешной котомке, но увидела дорожный сундук. Тот самый, что остался во флигеле, а теперь высился на заднем сидении.
– Ты не забыл мои вещи, Рэй? – удивилась я.
– Выкрал, – сквозь зубы процедил виконт, – отец приказал доставить тебя в поместье, но я не собирался этого делать, поэтому и позаботился о единственном имуществе, что у тебя осталось.
– Спасибо, – я откинула крышку и зарылась в вещах. Они пахли домом. – Как же ты дотащил его один?
– Садовник помог. Он, кстати, благодарил за то, что подбросила ключ. Иначе он не смог бы оправдаться.
Я вспомнила любителя напевать за работой и улыбнулась.
Пока мой невольный спутник искал что-то между креслами, я спешно перегрузила из сундука в котомку бельишко и чистое платье, оставив там дождевик.
– Можно идти, – попыталась ступить на больную ногу и охнула.
Виконт подал мне трость из красного дерева с бронзовым набалдашником. Я вздрогнула, заметив инкрустацию в виде знакомого мне символа дома Боннтов.
– Так будет проще, – пояснил он и потянул из моей руки пиджачок, – давай, дотащу сумку.
Изо всех сил сдерживая стон, я хромала мимо стопившихся в общем зале людей. Краем глаза заметила любопытные и насмешливые взгляды. Ни капли сочувствия. Не то чтобы я в нём нуждалась, но могли хотя бы для приличия… Хотя о чём я? Пора распрощаться с иллюзиями, обретёнными за время счастливого детства.
Виконт отнёс котомку и, не задерживаясь, вернулся к автомобилю. Меня сопровождала словоохотливая служанка. Пока мы тащились по коридору, я успела узнать кучу неприятных подробностей о семействе хозяина трактира. Толстуха ругала его, не стесняясь. Основной претензией женщины была его жадность. Именно из-за неё вышли из строя все печи. Уже в комнате, усевшись и вытянув ноющую ногу, я поняла, чем это обернётся для меня.
– Горячей воды не будет? Помыться бы.
– Говорю же, – всплеснула руками служанка, – негде греть! Еды горячей тоже нет. Если пожелаете, прикажу творогу со сметаной доставить.
– Да, пожалуйста. И холодной воды хотя бы, – я внутренне содрогнулась, представляя, как полезу в холодную ванну, но смыть с себя накопленный негатив было жизненно необходимо.
Болтушка скрылась за дверью. Я едва успела избавиться от ботинок и разбинтовать ногу, как в комнату постучались. Это оказался мальчик лет десяти – запуганный и тощий, с каштановыми кудряшками и карими глазами. Он принёс еду.
Ребёнок мне приглянулся, и я предложила ему монету.
– Нет-нет! – отступил он. – Хозяин отберёт. Да ещё поколотит. Вы лучше ему заплатите.
– Ты здесь прислуживаешь?
Паренёк пожал плечами, не зная как ответить. Моё предложение поесть отверг. И даже оглянулся на дверь, словно опасался, что нас подслушивают. Спросил разрешения уйти, я позволила. Он показался мне таким неприкаянным, что сердце разрывалось. Решила, что как только чуть-чуть отдохну, позову его и расспрошу о родителях. Почему-то была уверена, что мальчик сирота.
Едва я, завершив трапезу, отодвинула тарелку, в дверь снова постучали. В приоткрывшуюся щель заглянула болтливая служанка. Она оценивающе оглядела мой наряд, состоящий из нижней юбки, рубашки и домашних туфель, и весело сообщила:
– Повезло вам, госпожа! Печи заработали. Я вам первой воды согрела. Нести? – улыбнувшись в ответ на мой радостный возглас, спросила: – Можно мне Гай поможет?
– Кто? – удивилась я, услышав «Рэй». – Виконт?
– Мальчишка. Подсобник. Он был у вас.
– А! Конечно.
Они вдвоём затащили здоровенный чан в туалетную комнату, оттуда послышался шум наполняемой ванны. Мне требовалась помощь, но с толстухой не хотелось оставаться наедине, а мальчика было неловко привлекать, поэтому я спросила:
– Нет ли в трактире девочки, чтобы помогла мне принять ванну?
– Моя сестра с удовольствием согласится, – обрадовано воскликнул Гай, – Лида.
– Очень хорошо, приведи её.
Мальчишка убежал, а толстуха, уходя, предупредила:
– Деньги не давайте. Хозяин всё одно отберёт.
– И тебе тоже?
– И мне, – печально пожала плечами служанка, – жадный, как сам…
Она вышла, не закончив мысль, так я и не узнала степень алчности хозяина трактира.
Вскоре пришедшая Лида не выглядела такой забитой, как брат, но и разговорчивой её нельзя было назвать. Девочка лишь подтвердила догадку, что они с Гаем двойняшки. Небольшой рост и некая угловатость выдавали в серьёзной и уверенной на вид девочке отроковицу. Я тоже не была расположена к разговорам, поэтому внутренне поблагодарила Лиду за сдержанность.
Тёплая вода, лавандовое мыло, щётка в ловких ручках помогли избавиться и от дорожной пыли, и от усталости. Лишь горечь от потери родных невозможно удалить так просто.
Обтерев меня насухо махровым полотенцем, размером с небольшую лужайку, помощница указала на небрежно брошенный поверх сложенного на стуле платья кошель:
– Видел кто?
Я, натягивая рубаху, неопределённо угукнула. Болтливая служанка точно видела, и хозяин, кажется, тоже.
– А что?
– Худо, – нахмурилась Лида, – в прошлом годе маму с папой ограбили и убили.
Я задохнулась от нахлынувшего густой волной сочувствия:
– Вы сироты? Кто заботится о вас?
Лида зыркнула на меня сердито:
– Я могу позаботиться и о себе, и о брате. Кошелёк напоказ не выставляйте.
Её покровительственный тон умилял. Так выговаривают младшей сестрёнке, но никак не взрослой малознакомой тёте. Лида занялась уборкой в ванной комнате, а я приготовилась ко сну. Кошель спрятала в котомку. Поразмышляв с минуту, достала револьвер и сунула его под подушку. Девочка, завершив дела, пожелала доброй ночи, велела запереть дверь и, громыхнув на прощанье жестяным ведром, ушла.
Спала я урывками. То проваливалась в бездну, то, выныривая, оказывалась в каменной воронке, стремительно закручивавшейся в гипнотический вихрь. Пугающие картины сменялись улыбчивыми лицами родных. Мама и папа старались утешить меня ободряющими взглядами, но едва я устремлялась кому-нибудь навстречу, как видение отступало, и я обнаруживала себя в неосвещённой комнате трактира.
Очередное пробуждение вызвал грохот и последовавший за ним скрежет. Я села в кровати, мигом стряхнув сонливость.
– Кто здесь? – В дверном проёме, тихо переругиваясь, толкались две тени. Как я поняла по их судорожным движениям, непрошеные гости запутались в растянутой у входа верёвке. Это дало мне время. Нашарив пистолет, я взвела курок и сказала хриплым спросонья голосом: – Прочь пошли! Буду стрелять.
Один из мужчин замер, второй резво рванул ко мне:
– Врёшь, паскуда!
Я нажала на спусковой крючок. Выстрел испугал меня едва ли меньше грабителей. Те на секунду застыли, потом оба бросились ко мне. «Промазала», – с облегчением подумала я и снова взвела курок. Выстрелила бы опять, ведь сердце замерло от страха: что на уме преступников – банально ограбят или придумают похуже? Меня спас звонкий визг и высокий девичий голос:
– Убили! Уби-и-и-или!
Тёмные фигуры попятились и кинулись прочь из комнаты. Я лишь успела разобрать угрозу:
– Ничего, птаха, не уйдёшь! Брательник твой умотал, защитить некому.
Я сидела, держа в трясущихся руках пистолет, и заливалась слезами. Сквозь охвативший меня ужас едва пробивалась мысль: меня с кем-то спутали.
– Госпожа! – Из коридора плыл свет газового фонаря. Я узнала голос Гая.
– Заходи, не бойся.
Чтобы случайно не выстрелить, я вернула пистолет в нейтральное положение.
– С вами всё хорошо? – мальчик перебежал к столу, устроил на нём фонарь и прибавил яркость. Сразу стало будто теплей, страхи исчезли.
Я кивнула.
– Мне послышался голос твоей сестры.
– Лида устроила ловушку у вашего порога, мы караулили по очереди, – ответил Гай быстрым шёпотом и добавил чуть спокойнее: – испугались, что это они стреляли.
Не знаю почему, но подвинувшись и предложив мальчику сесть на край кровати, я спросила:
– О каком ещё брате они говорили?
– О вашем, – паренёк удивлённо вскинул брови, – о том, что снял для вас комнату. Он сказал, что сестра поживёт здесь. Заплатил вперёд.
– Разве он уехал?
– Ещё до заката.
Вчера я мечтала избавиться от общества виконта, но его бегство почему-то огорчило. В надежде отвлечься, попросила Гая рассказать о себе. История двойняшек трогала струны души, отзываясь печальной мелодией.
Год назад их родители, распродав имущество, направились в замок герцога Далеор. Они надеялись найти работу и забыть о злоключениях, преследовавших на родине. Путники остановились в этом трактире на ночлег. Отец, расплачиваясь с хозяином, неосмотрительно продемонстрировал туго набитый кошелёк. Рано утром тронулись в путь, намереваясь уже следующую ночь провести в замке доброго герцога. Телегу, груженную скарбом, поверх которого восседали дети, тащила бойкая лошадка по имени Зорька. Родители шли пешком. За поворотом дороги путь у рощицы перегородил ствол упавшего граба. Пока отец осматривал препятствие, из-за кустов выскочили бандиты.
Возможно, отдай путники имущество без борьбы, остались бы живы. Но случилось то, что случилось: дети осиротели. Подробностей Гай не помнил, лишь ужас и беспомощность охватывали его при попытке восстановить те события.
– Вижу только, – говорил мальчик, глотая надоедливый ком в горле и поспешно вытирая слёзы, – короб с нашим барахлишком в пыли, мама и папа лежат без движения, Лида мечется между ними, а нашу Зорьку уводят в сторону реки.
Жалость стиснула сердце шершавыми ладонями. Я не сразу заметила, что взяла мальчика за руку и поглаживала её в тщетной попытке утешить.
– Нас подвёз молочник, – продолжил рассказывать Гай. – Он как раз направлялся в трактир после утренней дойки.
– Хозяин приютил тебя и Лиду? – спросила я, проникаясь уважением к этому человеку, но юный собеседник хмыкнул и криво улыбнулся:
– Приютил, как же! В рабстве мы. Целыми днями работаем за кусок хлеба и каморку без окон на двоих. Я бы сбежал, но Лида не хочет.
Он вздрогнул от громкого стука в дверь и замолчал, плотно сомкнув губы. Получив позволение, Лида вошла в комнату и сердито взглянула на брата – слышала последние слова.
– Здравствуйте, госпожа, я принесла ваши вещи.
Она положила вычищенное дорожное платье на кресло в углу. Тут же пристроила кулёчек с выстиранным и выглаженным бельём. По комнате распространился аромат лавандового мыла. Гай вытянул руку из моих пальцев, встал с виноватым видом.
– Иди отсыпайся, пока тебя не хватились, – строго велела ему сестра. Когда мальчик шмыгнул за дверь, она объяснила: – Глаз всю ночь не смыкал.
– Спасибо! – воскликнула я. – Если бы не вы…
– Ограбили, да и всё, – хмуро заявила Лида, – у них договор с хозяином: здесь не убивают.
Игнорируя моё изумление, она направилась к выходу.
– Лида! Поможешь одеться?
Девочка вернулась:
– Да, госпожа.
Конечно, я бы справилась и без помощи, но не хотела вот так её отпустить. Покинув постель, я прошлась по комнате и замерла у окна, рассматривая двор. Автомобиля не увидела.
– Виконт уехал? – Я всё ещё надеялась, что Рэймон спрятался в каретном сарае или за углом дома.
– Кто? – недоумённо спросила девочка, занимаясь принадлежностями для умывания.
– Хм. Мой якобы брат.
– А… Да.
В груди у меня неприятно похолодело. Оставаться в трактире ещё на одну ночь было страшно, а отправляться в путь одной, даже если нанять экипаж – полным безумием, особенно после угроз грабителей.
Лида, как и в прошлый раз, помогала мне без лишних слов. Я тоже молчала, погружённая в противоречивые думы. Умытая, причёсанная и одетая в дорожное платье, я подошла к подоконнику, где оставляла снятые на ночь серёжки, и увидела въезжавшего во двор виконта. Не сдержала радостный возглас. Лида, уже собравшаяся уходить, метнулась ко мне:
– Что такое, госпожа?
– Он вернулся за мной! – Я едва не расплакалась от счастья.
– Что удивительного? – пожала плечами девочка. – Разве мог он бросить вас здесь?
– Мог, – сказала я, ничуть в этом не сомневаясь. Порывисто обняла Лиду и зашептала ей на ухо: – Поедем со мной, девочка. Ты и Гай станете моей семьёй.
Лида отстранилась, взглянула исподлобья и выбежала из комнаты.
– Собирайтесь и выходите к машине! – крикнула я ей вслед.
Едва я успела сунуть в котомку пистолет и по совету Лиды спрятать кошель, как в комнату заглянула болтливая служанка:
– Госпожа, брат велел выходить.
Вот ведь! «Прожила без брата почти восемнадцать лет, так подарила судьба сразу двоих», – вздохнула я, без сожаления покидая временное пристанище. Женщина услужливо предложила помощь, но я упрямо повесила ношу на плечо и, опираясь на трость с эмблемой дома Боннтов, отправилась на встречу с его представителем. Хозяин трактира перехватил меня у выхода. Он сиял приторной улыбкой:
– Отдохнули бы ещё, леди! Вон, и ножка не совсем окрепла. – Будто не знал хитрец о ночном происшествии! Скосив глаза на мой опустевший пояс, он всё-таки выдал себя, изменившись в лице: – Воры стащили ваши деньги?
Я не ответила, протиснулась мимо и торопливо похромала на крыльцо. Пусть думает, что хочет.
Рэймон руководил тщедушным мужичком и моё приветствие оставил без внимания. Работник закрепил мой сундук ремнями. Затем виконт установил полотняный верх. Я подняла глаза к небу. Пожалуй, он был прав, с перевала ползли свинцовые тучи. Непогода наверняка догонит нас.
– Остолбенела? – глядя на меня искоса, поинтересовался Рэймон. – Садись.
– С нами поедут дети, – сообщила я, передавая ему трость. Занимать кресло не спешила.
– Какие ещё дети? – Рэймон глянул так, что у меня по коже мурашки побежали.
Объяснить не успела, лишь указала на спешивших Лиду и Гая. В руках у мальчика был узел, сестра его бежала налегке.
– Вот! – объявила запыхавшаяся девочка. – Он с вами. Я остаюсь.
Она порывисто обняла брата и отступила на шаг. Гай полез в машину, не замечая метавших молнии глаз водителя. Мы с виконтом заговорили одновременно. Я обратилась к Лиде, не в силах принять её решение. Сама я всё бы сделала, чтобы хоть одна из сестрёнок оказалась сейчас радом, а эта чудачка по своей воле расстаётся с единственным родным человеком. Рэймон кричал на мальчика, требуя, чтобы тот выметался из автомобиля. Гай втиснулся между сундуком и бортом, вцепился в узел, словно тот защищал от крепких выражений. Виконт не стеснялся, давая определения и мне, и детям. На его взгляд, решение опекать сирот было глупейшим из возможных.