Наследие

Глава 4. На северном фронте без перемен

Попав в Мехик, я словно вернулся домой после долгого путешествия: не прошло десяти минут, как весь пограничный городок бурлил. Отовсюду валил народ выразить свое уважение и радость от моего возвращения. Планы провести совещание со Шрамом и Гураном сразу по прибытии в Мехик накрылись медным тазом. Вся площадь между улицами и крепостной стеной была запружена народом.

— Здесь тебя любят даже больше, чем в Берлине, — заметил Богдан, всматриваясь в лица окружающих меня людей. Прошло не меньше часа, прежде чем я смог покинуть площадь и в сопровождении командиров двинуться к своему дому.

Одно из удовольствий быть императором Русов состоит в том, что не надо беспокоиться, где остановиться на ночь — ещё в первый приезд для меня отвели лучший дом в городе. Я не задавался вопросом, чей он — мне его выделили, — значит, на то были причины.

Пока спешно вызванные Шрамом женщины хлопотали у печи, решил провести Военный Совет. Прежде чем озвучить свой план обороны, выслушал Гурана и Шрама, на чье попечение оставлял город после победы над Дитрихом. Вспомнив нациста, в сотый раз пожалел, что не загнал в прошлый раз лошадей, преследуя беглеца. Прикончи я его тогда, одной головной болью стало бы меньше. У Дойчей началась бы междоусобица среди претендентов на престол, а я бы раздавил гадину Никона, вернув себе Максель. Но сделанного не воротишь, надо решать проблемы по мере их появления. И сейчас у меня во второй раз назревала проблема с Дитрихом.

— Шрам, я тебя выслушал, вы всё сделали правильно. Конные патрули за стеной должны увидеть врагов ещё далеко от наших границ. Меня интересует другое — ты не упомянул о пленных, если я не ошибаюсь, их было пара десятков.

— Двадцать семь человек, — подсказал Гуран, влезая в наш диалог.

— И где эти двадцать семь человек?

— Они работают, Макс Са, — немного растерянно ответил Шрам, не понимая, к чему я клоню.

— Где работают, в каких условиях? Где они спят? Они в кандалах или работают без присмотра? — засыпал я вопросами командира гарнизона. Шрам растерялся — одно дело воевать, и совсем другое — отвечать самому Макс Са.

— Они работают в рудниках — часть добывает уголь, другие — камень для дорог и укрепления стены, — еле слышно ответил Шрам, окончательно растерявшись.

«Рабский труд, — мелькнуло в мозгу, — всё, как и бывает в человеческом обществе». А ведь этим самым мы имеем двадцать семь озлобленных людей, готовых мстить при первом удобном случае. Сколько «Илсов» среди этих немцев, которые могут пригодиться при нормальном отношении? Если до сих пор вражда между Русами и Дойчами была по причине нацистской сущности Дитриха, то любой сбежавший к своим пленный немец станет причиной ненависти к нам со стороны Дойчей.

— Насчет пленных, Шрам: они — воины и пришли сюда не по своей воле, а ты их превратил в рабов. Я понимаю, что их можно использовать, пока не восстановили стену или не повесили новые ворота. Но вечно держать их в рабстве неправильно, к ним надо относиться по-человечески. Они уже искупили свою вину четырехмесячным трудом. Направь воинов, пусть всех пленных приведут сюда, к этому дому.

Шрам вышел отдать указание, радуясь, что отделался так легко.

— Гуран, сколько у тебя теперь всадников, лошадей, что вы делали в мое отсутствие? Я поручал вам притащить сюда Большую и Малую Берты, но пушек в Мехике я не вижу.

— Всадников пятьдесят два, лошадей ещё больше — мы поймали всех разбежавшихся лошадей Дойчей, — бойко начал Гуран. — Мы всё время тренировались, как ты показывал: атака лезвием кинжала, атака с охватом боков врага. А пушки, — Гуран замялся, — мы не смогли их притащить: колёса не крутятся. Наши волы не смогли их сдвинуть с места, они сильно ушли в землю, — почти жалуясь, закончил рассказ брат Терса.

— Ладно, подумаем, как нам быть с пушками, — не стал обострять внимание на проколе парня. Я сам виноват, сделал всё, чтобы оси заржавели, а тащить волоком такие огромные дуры практически невозможно. Будь у меня Лайтфут, он бы бы придумал, как решить вопрос с пушками. Критические замечания в свой адрес выслушали командир арбалетчиков Мар и лучников — Сенг. Вернувшийся в комнату Шрам сидел молча, на его лице читались переживания. Парень, для первого раза неплохо справился со своими обязанностями, просто я хотел, чтобы они начали думать самостоятельно.

В дверной проем заглянул воин, показав знак рукой Шраму.

— Макс Са, пленных привели, — озвучил действия воина градоначальник.

Не говоря ни слова, я вышел, сопровождаемый командирами. Пленные представляли собой жалкое зрелище: в оборванных рубахах, босоногие, с цепями на ногах, скованные попарно. Будь я на их месте, пылал бы лютой ненавистью к своим поработителям, мечтая о дне возмездия. Именно из-за нечеловеческого отношения к рабам, случались все эти восстания в истории человечества.

— Вы понимаете язык Русов? — спросил у пленных, остановившись перед ними.

Двое пленных кивнули, а высокий крепкий молодой Дойч, ответил немного коряво:

— Немного понимать, командир.

— Как тебя зовут? — обратился к высокому пленному.

— Фрид, командир. — Немец был рослый, серо-голубые глаза смотрели без страха. Адский труд в каменоломнях и руднике его не сломал.

— Шрам, пусть с них снимут цепи, а ты, Фрид, переводи мои слова.

— Вы — храбрые воины, вы должны сражаться, а не работать, как простые люди. Я дарую вам свободу — можете вернуться в фюрлянд или остаться здесь и быть моими воинами. Вас накормят, вам дадут одежду, дадут место, где можно жить. Или возвращайтесь в фюрлянд, но там, скорее всего, Дитрих велит вас повесить. Среди вас был такой воин, его звали Илс, может, вы его знаете. Сейчас он живет в моем доме, является уважаемым человеком.

Фрид не понял и половины из моих слов: помогая ему простыми словами, жестами, нам удалось довести до немцев простую мысль — они могут остаться и жить, как все Русы.

— Ты нас не убивать? — серо-голубые глаза Фрида сверлили мою переносицу.

— Нет, не убью. Вы — воины, а воин имеет право умирать только в бою.

Не знаю, всё ли понял Фрид, но в его глазах мелькнул огонек удовлетворения. Из дома вышла женщина, вызванная Шрамом, и сообщила, что еда готова. Усевшись на землю, бывшие пленники растирали лодыжки, натертые кандалами до крови. Они разбились на две группы: около двадцати человек о чем-то бурно переговаривались с Фридом, меньшая группа опасливо смотрела в сторону крепостной стены. Наконец Фрид поднялся:

— Мы хотеть остаться, — он указал на группу, где кроме него оказалось восемнадцать человек.

— Они хотят уходить домой, — второй жест в сторону меньшей группы.

— Понятно. Кто хочет уйти — пусть уходит, я распоряжусь, чтобы вам выдали одежду, а ещё — продукты в дорогу. Остальные — идите за мной. Для вас приготовлена еда. Смелее, Фрид, — потянул я вожака Дойчей за руку, приглашая в дом.

Сам я не голоден, а вот немцы, похоже, готовы есть камни. Для меня всегда, как и для большинства русских людей, было характерно сострадание. Фрид сказал пару слов соплеменникам, смело входя за мной в комнату.

Переманивая немцев на свою сторону, я преследовал две цели: найти среди них толковых и преданных воинов. И существовала вторая цель — после тех сражений за Мехик количество женщин в городе сильно преобладало над мужчинами. У многих на руках были малые дети — без мужской опоры они обречены влачить жалкое существование.

Все немцы в доме не поместились. Схватив кусок отварного мяса, многие устремлялись наружу. Как я и предполагал, еда оказалась главным убеждающим фактором: вторая группа немцев тоже изъявила желание остаться.

Когда Фрид наелся, отозвал в сторону его и Шрама: несколько раз по слогам повторил, что Шрам — командир, и его указания должны выполняться беспрекословно. Поручил командиру заняться вопросом распределения немцев по несколько человек в разные отряды, чтобы избежать их скученности в одном месте. Также Шраму велел снабдить их одеждой и решить вопрос размещения в двух казармах.

— Шрам, предупреди воинов Русов, что теперь они — наши люди, чтобы к ним никто не лез. Ты меня понял?

— Да, Макс Са.

— И ещё: нужно получше обучить их языку. Найдутся у нас грамотные люди для этого?

— Да, конечно!

— Фрид, — привлек внимание рослого Дойча, — скажи своим людям, что их будут кормить. А также, — я сделал паузу, — им можно выбирать себе женщин, чтобы они могли жить в домах. Но если будут их обижать — я повешу любого.

Угроза на любом языке быстрее всего доходит: понял и Фрид, кивнув головой и прикладывая руку к груди.

Шрам ушел, уводя с собой бывших пленных: освобожденные от цепей и вдосталь накормленные, Дойчи даже затянули что-то веселое, похожее на песню.

— Макс Са, не опасно их освобождать? — Никто, кроме Гурана не осмелился задать вопрос, вертящийся у всех на языке.

— Их всего двадцать семь. Наших воинов в Мехике — больше трех сотен, не считая всадников. Какая от них угроза? Кроме того, почувствовав, что их не убьют и не угробят в каменоломнях — они вряд ли захотят рисковать жизнью, нападая на вооруженных Русов. Может, несколько человек из них и попробуют уйти, но остальные останутся. Дома их ждет смерть, Дитрих не простит им плена; а здесь я даю им шанс жить. Не беспокойся, Гуран, я отлично разбираюсь в людях, они будут вести себя очень хорошо. А сейчас, Мар и Сенг, посмотрим, чему вы научили свои отряды.

Если лучниками в основном служили опытные воины, постоянно занимавшиеся стрельбой, то арбалетчики — все новобранцы. Сенг, командир лучников, — воин опытный, он ещё до Мехика командовал лучниками Берлина. Навесную стрельбу из лука, что я показал в прошлый раз, его воины освоили отлично. А вот Мар — из числа новобранцев, был одним из первых арбалетчиков, ещё в Берлине показавшим хорошие навыки стрельбы. Именно поэтому и по итогам двух сражений я остановил свой выбор на нем. Хороший арбалетчик, Мар не годился быть командиром: оружие находилось в ужасном состоянии, местами даже покрыто ржавчиной.

Стрелять парни научились, но никто не озаботился дополнительным комплектом арбалетных болтов: один воин мог иметь десять болтов, у второго находилось всего два. Всё это было отсутствием командирского таланта у Мара. Снятие с должности Мар воспринял с радостью, словно избавился от ноши. Передал арбалетчиков во временное подчинение Сенгу, дав указание подыскать толкового парня для командования этим отрядом.

Время подходило к вечеру, решил конную вылазку за стену крепости отложить на завтра. Предупредив Гурана, чтобы был готов с утра с несколькими всадниками, вернулся к себе в дом.

Перед сном почистил ружье и поручил Богдану, чтобы тот почистил и смазал свое ружье. Большое содержание углерода в железе вызывает повышенное образование ржавчины, поэтому ружья приходилось постоянно чистить и смазывать. Для смазки использовать стал отстоявшуюся густую фракцию нефти, смешав ее с животным жиром: в принципе, получалось неплохо.

Утром, до выезда за стену, нашел Шрама и узнал, как устроились немцы и не было ли побегов. Побегов не было. Освобожденные пленники, убедившись, что их никто не трогает, вели себя спокойно. Один из них умудрился уже найти себе постоянное жилье у молодой вдовушки с тремя детьми. Если и остальные последуют его примеру, за бывших Дойчей можно не беспокоиться: женщина удерживает мужчину покрепче клятвы верности. Да и «полное погружение в языковую среду» очень быстро даст результат такой, что Дойчам и обучаться русскому не придётся.

Кроме Гурана и пяти его всадников, решил взять только Богдана: за стеной всё спокойно; кроме того, там были наши конные патрули.

Выехали мы ближе к обеду — ушло немного времени на решение пары организационных моментов. Первый конный патруль встретился через два часа рыси: трое всадников выскочили из леса, сближаясь с нашим отрядом. Предупредил Гурана о смене тактики патрулей — им не сближаться надо и атаковать потенциального неприятеля, а максимально быстро известить город о приближении врага. Гуран отослал патруль, пригрозив после смены спустить им шкуру.

Второй патруль находился дальше — в том месте, где в прошлый раз мы обнаружили стоянку огромной армии Дитриха. Этот патруль выдал себя, лишь убедившись, что перед ними — свои.

— Все спокойно, врага не видели? — осведомился я у молодцеватого старшего патруля — парня, из-за длинных свисающих усов похожего на казака.

— Никого не видели, кроме оленей и волков, — бодро отрапортовал тот, стараясь удержать жеребца на месте.

— Хорошо, продолжай так же осторожно наблюдать за долиной, — похвалил патрульного.

Близился вечер, надо было подумать о возвращении домой. Уже развернув жеребца, вспомнил по Большую Берту — она на расстоянии ночного перехода, если ночь будет светлой. Удастся ли съездить самому и убедиться, в каком состоянии пушки и изучить возможность их транспортировки в Мехик?..

— Может, проскочим к Большой Берте, разведаем ситуацию? — предложил вслух, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Как скажешь, — невозмутимо отозвался Богдан, а Гуран еле сдержал радость от предстоящего рейда.

— Тогда остановимся, как стемнеет, незачем двигаться ночью, — пришпорив жеребца, пустил его рысью на север.

Остановиться на ночлег пришлось примерно через час: небо затянуло тучами, сквозь которые иногда проглядывали звезды. Несильный летний дождь принес прохладу и смыл дорожную пыль. Заканчивался май — сегодня уже тридцатое число. Если следовать плану Никона-Дитриха, войска Дойчей уже должны были находиться в окрестностях Мехика. "А вдруг Ганс задумал ловушку и специально дезинформировал Илса", — от этой мысли меня пробрала дрожь. Я нахожусь на расстоянии дневного перехода от города. Если в этот момент войско Дитриха пошло другим маршрутом, например преодолев Альпы, они могут зайти в Мехик с тыла. Да что там Мехик — весь Берлин с окрестностями окажется на ладони.

Мысль очень неприятна, у меня даже вспотели ладони. Я заигрался в благородного идальго, даруя пленникам жизнь и возможность быть Русами, а они могут присоединиться к своим, если Дойчи сумеют нас обойти с тыла. Усилием воли сдержал готовую сорваться с уст команду на возвращение. Если меня провели вокруг пальца, наш маленький отряд ничем не сможет помочь гарнизону Мехика. Успокоившись, обрел возможность мыслить логически: Суворов прошел через Альпы — теоретически они проходимы для войска. Но Суворов имел карту, нанимал проводников, он точно знал, что Альпы проходимы. Для Дитриха горные вершины — это своеобразное табу. Соваться туда, особенно с войском, он не посмеет.

Оставался ещё один путь — обойти Альпы и напасть на нас со стороны юго-востока Франции. Но в таком случае путь удлинялся очень серьезно — идти вдвоём через леса и вести армию с обозами — не одно и то же. Кроме того, Дитрих должен иметь карты и знать, что такой поход возможен. Я уже не говорю про раскинувшиеся на огромной территории болота, где едва не утонула Ната.

После десятиминутного мысленного анализа пришел к выводу, что атаковать Мехик — единственно возможный путь для Дитриха. Чтобы попасть в земли Русов, ему надо взять город, но Мехик уже показал ему, что является крепким орешком. Настораживало то, что ни конных разъездов, ни пеших разведчиков Дойчей нам не встречалось. Может, Дитрих послал к черту договоренность с Никоном, решив оставить нас один на один, чтобы напасть позже на ослабленного победителя? Вариантов — масса: он мог банально сломать ногу и отложить поход, не было смысла гадать. Утром дойду до пушек, разведаю ситуацию и вернусь обратно в Мехик. А потом пошлю разведку до самого Штатенгартена — если война намечается, в пограничном городке должны быть признаки подготовки.

К пушкам дошли ещё до обеда, так и не встретив ни одного Дойча. Дожди осени и весны, зимние снега сделали свое дело: лафеты и стволы густо покрывала ржавчина. Немцы сюда приходили — пушки были оттащены на метров сто, проложив глубокие колеи заклинившими ободами железных колес. Весь этот стометровый путь был изрыт и вытоптан копытами волов так сильно, что даже трава здесь росла лишь местами. Видимо, Дойчи плюнули на попытки доставить пушки в Регенсбург, ограничившись снятием с них тех деталей, легко извлекаемых в полевых условиях.

Осматривая многотонные ржавые пушки, отчетливо понимал, что и у меня нет сил и средств доставить их даже в Мехик, хотя мой городок был куда ближе немецкого.

На минуту мелькнула мысль продолжить разведку до Штатенгартена, но решил не рисковать: нас слишком мало, если встретится отряд немцев. Кроме того, пора мне уже взрослеть — некоторую работу можно поручать другим, совсем необязательно рисковать самому. Меня ждет народ Русов, проклиная сатанистов. Меня ждет Ната, готовясь родить мне ребенка.

"Пора остепениться, думать головой, а не одним местом", — приказал сам себе, громко отдавая команду своему отряду:

— Парни, возвращаемся!