Часть 2 НАСТУПЛЕНИЕ ХАОСА

Долго еще потом барды всех Королевств называли это время Смутным, временем, когда боги были изгнаны с небес, а их воплощения жили среди смертных. Время, когда были похищены Камни Судьбы и Эо, Владыка Богов, разгневался, когда волшебство стало непредсказуемым и когда, как следствие, разрушились все общественные и религиозные построения, часто держащиеся на магии.

От фанатичных жрецов я слышал много рассказов об их встречах с воплощениями богов, полубезумные истории разных людей, уверявших, что своими глазами лицезрели бессмертных. В это Смутное Время многие обратились к религии, утверждая, что обрели свет и истину, сколь бы извращенными они ни были.

Я не оспариваю их притязаний и не стану говорить, что встречи с божеством — выдумка. Я только рад за тех, кто посреди всеобщего хаоса нашел какую-то опору, стал богаче внутренне; всегда радостно за человека, обретшего духовное руководство.

Но как же вера?

Как же преданность и верность? Полное доверие? Вера не нуждается в вещественных подтверждениях. Она исходит из души, из глубины сердца. Когда доказательство существования бога становится необходимым, то духовное низводится до чувственного, а то, что должно быть свято, становится всего лишь логичным.

Я прикасался к редкому, бесценному зверю — единорогу, символу богини Миликки, царящей в моей душе и в моем сердите. Это случилось еще до наступления Смутного Времени, но все же, будь я таким же, как те, кто утверждает, что видели живого бога, я мог бы заявить то же самое. Я мог бы сказать, что прикасался к Миликки, что она явилась мне на той чудесной просеке в горах неподалеку от Перевала Мертвого Орка.

Конечно, единорог не был Миликки в прямом смысле, но все же это была она, так же как она являет себя в восходе солнца и смене времен года, в птицах и белках, в могучем дереве, что видело расцвет и закат веков. Как и в листьях, гонимых осенним ветром, в снеге, что толстым одеялом лежит в глубоких холодных горных долинах. Как и в аромате ясной ночи, в блеске усыпанного звездами небосвода, в далеком вое одинокого волка.

Нет, я не стану возражать тем, кто говорит, что видел воплощение божества, потому что такой человек все равно не поймет меня: присутствие бога среди нас умаляет цель и ценность веры. Ведь если бы истинные боги были так доступны и материальны, то мы перестали бы быть свободными существами, идущими по жизненному пути в поисках истины, и превратились бы в стадо овец, бездумных, без крупинки веры, которым нужен кнут пастуха и лай собак.

Тем не менее духовное руководство существует, но не в такой грубой форме. Оно проявляется в том, что мы считаем правильным и благим. Мы понимаем цену наших собственных поступков, когда отвечаем на действия других, но, если нам требуется бог живой, неоспоримое свидетельство существования божества, мы достойны сожаления.

Смутное Время? Да. И оно становится еще более смутным оттого, что мы готовы безоглядно верить проповедям разных богочеловеков, тогда как истина одна по определению и не может проявляться в таком множестве различных и порой противоречивых явлений и мнений.

Тот единорог не был Миликки, и все же он был ею, и я прикоснулся к богине. Но не к ее земной форме, не к единорогу, я прикоснулся к ней тем, что понял свое место в мире. Миликки есть мое сердце, и я следую ее велениям. Но если бы я основывался лишь на велениях моей совести, мои действия были бы такими же. Я повинуюсь Миликки, потому что она — то, что я называю истиной.

Именно таково большинство последователей разных богов, и если бы мы повнимательнее изучили Пантеон, то убедились бы, что веления «добрых» богов, в сущности, почти не отличаются друг от друга; разница лишь в том, как люди истолковывают их.

Что же касается других божеств, владык Раздора и Хаоса, таких как Ллос, Паучья Королева, владеющая сердцами жриц Мензоберранзана…

О них даже говорить не стоит. В них нет истины, и любая религия, основанная на принципах жестокости и стремления к власти, только способ жить в свое удовольствие и ничего общего с духовностью не имеет. По меркам мира, жрицы Паучьей Королевы могущественны, но духовно они пусты. Поэтому в их жизни нет места радости и любви.

И не говорите мне о «живых богах». Не надо приводить мне доказательств того, что ваш бог — истинный. Я предоставляю вам верить так, как вы верите, не подвергая вашу веру ни сомнениям, ни осуждению. Но если вы не дадите мне верить тому, что лежит в глубине моего сердца, то я отвергну все «ощутимые» доказательства, потому что для меня они ненадежны.

Дзирт До'Урден

Глава 6 ВОЛШЕБСТВО ВЫХОДИТ ИЗ ПОВИНОВЕНИЯ

Оба меча Бергиньона Бэнра, оружейника Первого Дома Мензоберранзана, мелькали с головокружительной быстротой, клинки описывали в воздухе круги между ним и его противником, ослушавшимся рядовым.

Их полукругом обступила домовая стража Бэнр, состоявшая из первоклассных бойцов, в основном мужчин, а другие темные эльфы наблюдали за ходом схватки с высоты, сидя на гигантских подземных ящерах с липкими лапами, без труда прилепившихся к почти отвесным поверхностям ближайших сталактитов и сталагмитов.

Каждый раз, когда Бергиньон наносил неглубокое ранение или отражал ловкий удар, солдаты подбадривали его криками. Он прекрасно владел мечом (хотя многие считали, что с братом Дантрагом ему не сравниться), но крики эти все же были довольно вялыми.

Бергиньон и сам это заметил, и знал, в чем причина. Он много лет был командиром всадников Дома Бэнр, элитного отряда мужской дворцовой стражи. Теперь, когда Дантраг был убит, он стал еще и оружейником. Он уже ощутил тяжесть двойных обязанностей, чувствовал, как внимательно следит мать за каждым его шагом и принятым решением. Вот он и старался показать свою занятость. Сколько же схваток он провел, скольким наказаниям подверг своих подчиненных со времени смерти Дантрага?

Противник сделал слабый выпад, но Бергиньон был так рассеян, что чуть не пропустил его. Он вскинул меч и отвел клинок противника уже в последний момент.

Бергиньон услышал, как позади, заметив его ошибку, примолкли, и понял, что некоторые солдаты за его спиной надеялись, что в следующий раз его соперник окажется более быстрым.

Оружейник глухо зарычал и бросился вперед, словно подпитываясь ненавистью окружающих, тех, кто вынужден был ему подчиняться. Пусть ненавидят, решил он. Но при этом пусть уважают. Нет, не уважают — они должны его бояться!

Он сделал один шаг вперед, потом второй, попеременно рубя мечами налево и направо, но каждый удар был отражен. Условия, казалось, сравнялись. Бергиньон делал два шага вперед, потом отступал. Но в следующий раз он не отступил. Он продвинулся вперед еще на два шага, клинки лязгнули…

Теперь другой дроу вынужден был защищаться, и Бэнр продолжал его теснить. Солдат был достаточно умел и успешно отражал предсказуемые выпады, однако не смог должным образом отступить, и Бергиньон взял его в захват, сцепив свои клинки с его до самых эфесов.

Особенной опасности это не представляло, скорее просто стало бы передышкой в схватке, но Бергиньон вдруг заметил нечто, на что его соперник не обратил внимания. Рыча, молодой Бэнр с силой отбросил противника от себя. Потерявший равновесие дроу попятился и немедленно вскинул мечи, готовый сразу же отразить дальнейшее нападение.

Бэнр, однако, нападать не стал, похоже, он просто выпустил его из захвата.

А в следующее мгновение пятящийся дроу наткнулся на ограду дворца Бэнр.

Пожалуй, во всем Мензоберранзане не было ничего более удивительного, чем двадцатифутовая ограда в виде паутины, окружавшая Дом Бэнр и державшаяся на сталактитах, свисавших над всей территорией дворца. Красиво блестевшие серебристые канаты, толщиной с ногу взрослого темного эльфа, были сплетены в затейливые симметричные узоры, ничуть не уступавшие сети настоящего паука. Проникнуть сквозь нее было невозможно — ни при помощи оружия, ни волшебством. Единственная вещь, посредством которой можно было перенестись через ограду, хранилась у Матери Бэнр. Зато при малейшем прикосновении к канатам даже необыкновенный силач не смог бы потом отлепиться от ограды.

Противник же Бергиньона налетел на ограду всей спиной. Когда он понял, чего добивался молодой Бэнр, когда увидел, как озарились лица собравшихся, одобрявших хитрый ход, его глаза широко раскрылись, между тем как Бергиньон спокойно приближался к нему с коварной ухмылкой.

Дроу оторвался от забора и бросился навстречу оружейнику.

Они сошлись в жесткой схватке, причем ошеломленный Бергиньон больше защищался. Но долгие годы усиленной подготовки не прошли для оружейника даром, и он, несмотря на то что совершенно опешил, все же смог уравнять позиции.

Как можно было судить по перешептыванию окружающих, все собравшиеся тоже были потрясены.

— Ты же коснулся ограды! — воскликнул Бергиньон.

Солдат промолчал. Он тоже опустил острия клинков, как и Бергиньон, и оглянулся через плечо, чтобы удостовериться в том, чего на самом деле быть не могло.

— Ты ударился об ограду, — снова сказал Бергиньон недоверчиво.

— Всей спиной, — подтвердил солдат, повернувшись к нему.

Бергиньон немедленно вложил мечи в ножны, промчался мимо солдата и остановился перед самой волшебной преградой. Его соперник и все остальные последовали за ним; они были настолько удивлены, что никто не думал о продолжении схватки.

Бергиньон сделал знак солдату-женщине, стоявшей рядом с ним, и попросил:

— Дотронься-ка мечом.

Женщина извлекла из ножен меч и положила его на одну из струн. Она обвела взглядом Бергиньона и остальных, а потом без всяких усилий подняла клинок.

Еще один дроу осмелился коснуться ограды рукой. Окружающие смотрели на него широко раскрытыми глазами, считая его отчаянным смельчаком, но он совершенно спокойно убрал руку с каната.

Бергиньоном овладел панический страх. Говорили, что ограда была подарена Дому Бэнр самой Ллос тысячелетия назад. Если она больше не действует, это вполне может означать, что Дом утратил расположение Паучьей Королевы. И Ллос отвернулась от них, потворствуя заговору низших Домов.

— Все на посты! — рявкнул Бэнр. Повторять дважды темным эльфам, вполне понимавшим и разделявшим страхи своего командира, не пришлось.

Бергиньон направился к главной башне дворца, чтобы разыскать мать. При этом он едва не столкнулся с дроу, с которым только что сражался, и в глазах рядового мгновенно появился страх. Обычно в таких случаях Бергиньон, обладавший благородством лишь в той мере, в какой этого требовали невысокие стандарты дроу, выхватывал меч и погружал его в тело противника, таким образом подводя итог схватке. Растерявшись после происшествия у ограды, рядовой замешкался и вовремя не скрылся из глаз. Он не сомневался, что сейчас его ждет неминуемая смерть.

— Быстро на свой пост, — приказал вместо этого командир. Молодой Бэнр понимал, что в случае, если его опасения оправдаются и против Дома Бэнр действительно составился заговор, а Ллос отвернулась от них, им понадобится каждый из двух с половиной тысяч человек стражи.

* * *

Король Бренор Боевой Топор все утро провел в верхней часовне Мифрил Халла, стараясь выбрать нового верховного священника. Раньше это место занимал его дорогой друг Коббл, дворф, обладавший большой магической силой и глубокой мудростью.

Однако мудрость не спасла беднягу Коббла от заклинаний дроу, и его погребла под собой цельная металлическая плита.

После него в Мифрил Халле оставалось свыше десятка священнослужителей. Сейчас они выстроились в два ряда по обе стороны от трона Бренора. Каждый горел желанием произвести впечатление на короля, в том числе и жрица Стампет Скребущий Коготь.

Бренор сделал знак дворфу, стоявшему первым слева. При этом он поднес к губам кружку меда, изготовленного этим священником. Бренор пригубил, потом осушил одним махом весь сосуд с живительным напитком, а жрец выступил вперед.

— Свет в честь короля Бренора! — завопил претендент, замахал руками и начал гимн Моррадину, богу дворфов.

— Ясный чистый вкус, с небольшой примесью горечи, — одобрил Бренор, проведя пальцем по влажному краешку кружки и слизнув последнюю каплю. — Насыщенный букет, прямо в нос шибает, — добавил он. — Семь.

Одиннадцать остальных претендентов издали дружный стон. По десятибалльной шкале «семерка» была наивысшей отметкой, которой Бренор до сих пор удостоил уже испробованные образцы «святой воды».

Если Джерболла, который сейчас, как безумный, выкрикивал заклинания, выкажет не менее выдающиеся способности к магии, его будет трудно обойти на пути к вожделенному посту.

— И да будет свет, — вскричал Джерболла, дойдя до самого важного места заклинания, — красным!

Раздался такой оглушительный хлопок, словно сотня дворфов одновременно выдернули пробки из бутылок. И — ничего!

— Красным! — вопил Джерболла.

— В чем дело? — спросил Бренор, который, как и все остальные, не видел никаких изменений в освещении часовни.

— Красным! — еще раз самозабвенно прокричал Джерболла и обернулся. Тогда все поняли, в чем дело. Глаза Джерболлы светились красным — он в буквальном смысле смотрел на мир сквозь розовые очки.

Расстроенный Бренор уронил голову на руки и застонал.

— А ведь какую отличную святую воду делает, — печально заметил он под довольные смешки окружающих.

Бедняга Джерболла, уверенный, что заклинание сработало наилучшим образом, так и не понял, почему все смеются.

Пользуясь благоприятным моментом, Стампет выскочила вперед. Она протянула Бренору свою кружку, а сама встала перед троном.

— Я готовилась показать кое-что другое, — поспешно объявила она, пока Бренор пробовал ее напиток (при этом его лицо просветлело, и он поставил ей «девятку»). — Но священнослужитель Моррадина и Кланггедона, который умеет сражаться как никто другой, должен быть готов к неожиданностям!

— Говори же, Стампет Коротышка! — гаркнул один из дворфов, и все разразились хохотом, даже Бренор улыбнулся.

Стампет, настолько привыкшая к своему прозвищу, что воспринимала его почти что как знак отличия, ничуть не обиделась.

— Джерболла хотел вызвать красный свет, — крикнула она. — Так пусть же он и будет красным!

— Он и так красный, — возразил Джерболла и в награду за тугодумие получил подзатыльник от стоявшего сзади дворфа.

Войдя в раж, молодая Стампет взъерошила еще короткую рыжую бородку и начала совершать такие неистовые телодвижения, что больше было похоже, будто она бьется в конвульсиях.

— Двигай, Коротышка! — шепнул дворф у трона, вызвав новый взрыв хохота.

В ответ на это Бренор поднял кружку и постучал по ней пальцем, напомнив остряку:

— Девять.

Шансы Стампет были выше всех: если она выполнит заклинание, которое провалил Джерболла, вряд ли кто-то сможет ее победить, а это значит, что этот самый остряк окажется у нее в подчинении.

Шутник тоже получил свой подзатыльник от стоявшего позади соседа.

— Красный! — что было мочи заорала Коротышка.

Но ничего не произошло.

Послышались смешки, но вообще-то все дворфы были весьма озадачены. Стампет действительно считалась сильной волшебницей и, несомненно, могла залить помещение светом любого оттенка. У всех (кроме Джерболлы, который так и не понял, в чем дело) создалось впечатление, что творится что-то неладное.

Смущенная и растерянная, Стампет обернулась к трону. Она хотела извиниться, но едва открыла рот, как мощнейший взрыв потряс зал, так что ее и еще нескольких дворфов сбило с ног.

Она откатилась в сторону и повернулась, глядя в пустой конец зала. Из пустоты появилось облако синих искр, зависло в воздухе, а потом двинулось к пораженному Бренору. Король пригнулся и заслонился рукой, отчего кружка в его руке, соприкоснувшись с искрами, разлетелась на мелкие осколки. От столкновения шар взорвался, и дворфы разбежались в поисках укрытия.

По всей комнате раздавались взрывы, сияющие шары метались в воздухе, стены и пол сотрясались от громоподобных ударов.

— Что ты натворила, Девять Проклятых Кругов?! — закричал на несчастную Стампет Бренор, сжавшийся на громадном троне.

Чародейка хотела было что-то ответить, оправдаться, но тут же стала поспешно уползать, потому что в воздухе возникла какая-то трубка, прицелилась и начала обстреливать Стампет разноцветными шариками.

Вся эта неразбериха длилась еще несколько ужасающих минут, дворфы метались по залу, искрящиеся шары преследовали их, подпаливая им спины и бороды. Но потом все кончилось так же внезапно, как и началось, в часовне снова воцарилась тишина, а в воздухе повис серный запах.

Бренор выпрямился на троне, но не сразу и попытался придать своему облику приличествующее достоинство.

— Что, Девять Проклятых Кругов, ты тут устроила? — снова спросил он, на что бедняжка Стампет лишь пожала плечами. Кое-кто при этом робко захихикал.

— По крайней мере, свет все же остался красным, — заявил Джерболла негромко, но с расчетом на то, чтобы его услышали. И снова получил подзатыльник.

Бренор досадливо покачал головой, но в тот же миг застыл на месте, потому что в воздухе прямо перед ним появились два глаза и недобро уставились на него.

Потом они упали на пол и покатились в разные стороны.

Бренор, выпучив глаза, смотрел, как из воздуха появилась рука, сгребла глазные яблоки и снова развернула их к королю дворфов.

Бесплотный голос произнес:

— М-да, раньше такого никогда не случалось.

Бренор даже подпрыгнул от испуга, но почти сразу успокоился и опять застонал. Давненько он не слышал этого голоса, но ему никогда не забыть его. К тому же теперь все только что происшедшее в часовне как-то объяснялось.

— Гаркл Гарпелл, — произнес Бренор, и по всей комнате пронесся шепот, потому что большинство дворфов не раз слышали рассказы короля о Широкой Скамье, городе, расположенном к западу от Мифрил Халла, где правил клан легендарных странноватых чародеев Гарпеллов. Когда Бренор с друзьями проходили Широкую Скамью на пути к Мифрил Халлу, то навестили Дворец Плюща. Это место дворф, не слишком горячий поклонник магии, никогда не смог бы забыть, но зато и вспоминал без особой теплоты.

— Приветствую тебя, король Бренор. — Голос доносился откуда-то с пола, из-под глазных яблок.

— Ты хоть здесь? — поинтересовался король дворфов.

— Гм, — ответил пол. — Я слышу и тебя, и тех, с кем я сижу в «Пушистом Копье», — ответил Гаркл, назвав таверну в Широкой Скамье. — Минуточку, прошу простить.

Пол снова хмыкнул, глаза несколько раз моргнули, что само по себе было в высшей степени удивительно: веко возникало ниоткуда, на мгновение прикрыло зрачок и снова исчезло.

— Похоже, я одновременно и там, и тут, — пустился в объяснения Гаркл. — Но здесь я ничего не вижу — ну конечно, ведь глаза мои там. Интересно, может, получится их вернуть.

Снова появилась призрачная рука, нащупывая глаза. Пальцы попытались аккуратно взять один из них, но только перекатили глазное яблоко по полу.

— Ой-ой-ой! — закричал Гаркл, сразу, видно, почувствовав головокружение. — Так вот, значит, каково приходится ящерицам! Надо взять на заметку…

— Гаркл! — оборвал его Бренор.

— О, да-да, конечно, — ответил Гаркл, слегка приходя в себя. — Прошу простить мое замешательство, король Бренор. Прежде такого никогда не случалось.

— Зато теперь случилось, — сухо ответствовал Бренор.

— Мои глаза здесь, — произнес Гаркл задумчиво, как бы вслух рассуждая сам с собой. — Но я, без сомнения, тоже скоро прибуду. Честно говоря, я надеялся, что окажусь у вас сию же минуту. Но почему-то не попал. Странно, странно. Я могу попробовать еще раз или попросить одного из братьев помочь…

— Нет! — с жаром выкрикнул Бренор, которого передернуло при мысли о том, что в следующие несколько мгновений Гаркл начнет появляться из ниоткуда по частям.

— Да, конечно, — после секундного раздумья согласился Гаркл. — Слишком опасно. И так странно. Ну что ж, ладно. Я прибуду на твой зов, мой друг король дворфов!

Бренор опять уронил голову на руку и вздохнул. Именно эти самые слова он со страхом ожидал услышать уже больше двух недель. Исключительно по настоянию Дзирта он отправил посланника в Широкую Скамью с просьбой о помощи в возможной войне.

Но Бренор считал, что если Гарпеллы будут его союзниками, то отпадет и острая необходимость во врагах.

— Через неделю, — объявил бесплотный голос. — Я прибуду через неделю! — Последовала продолжительная пауза. — Э-э, мм-м… будьте так добры, сохраните мои глаза, если вас не затруднит…

Бренор слегка кивнул в сторону, и несколько дворфов, сгорая от любопытства и не испытывая более страха перед весьма странными объектами, с готовностью бросились вперед. Они немного потолклись над глазными яблоками и наконец расхватали их — оба оказались в разных руках, и оба дворфа с очевидным удовольствием принялись строить им рожи.

Еще прежде, чем Гаркл в страхе закричал, Бренор прикрикнул на них и велел прекратить.

— Прошу вас! — взмолился маг. — Пусть они оба будут в одних руках!

Дворфы тут же покрепче вцепились в свою добычу.

— Отдайте их Стампет! — рявкнул Бренор. — Из-за нее все началось!

Не отваживаясь перечить королю, но с явной неохотой, дворфы расстались с глазами.

— И пожалуйста, не допускайте, чтобы они пересохли, — попросил Гаркл, и Стампет немедленно отправила их в рот.

— Да не так! — вскричал голос. — Совсем не так!

— Надо отдать их мне! — запротестовал Джерболла. — Ведь мое заклинание сработало! — И снова получил подзатыльник.

Бренор обмяк в кресле, безнадежно качая головой. Потребуется еще много времени для организации священнослужителей, а приготовления к войне после прибытия Гарпеллов займут еще больше времени.

У Стампет, которая, несмотря на все свои причуды, была, пожалуй, самой здравомыслящей особой среди дворфов, настроение резко испортилось. Неожиданное появление Гаркла отодвинуло на задний план некоторые трудности, но само по себе оно не объясняло того, что здесь случилось. Стампет, несколько других дворфов и даже писец поняли, что творилось что-то неладное.

* * *

К тому времени как Дзирт, Кэтти-бри и Гвенвивар пришли на высокий перевал, за которым находился восточный вход в Мифрил Халл, пантера уже устала. Дзирт держал ее на Материальном уровне дольше обычного, и, хотя силы ее быстро таяли, Гвенвивар была этому рада. В глубоких туннелях шла усиленная подготовка к войне, поэтому Дзирт теперь не часто выбирался на поверхность, а следовательно, и Гвенвивар тоже.

Очень долго статуэткой пантеры владели разные дроу в Мензоберранзане, поэтому Гвенвивар веками не видела солнца на Материальном уровне. Но при этом на поверхности она чувствовала себя лучше всего, ведь именно здесь обитали обычные пантеры, Да и первые хозяева Гвенвивар жили здесь.

Гвенвивар наслаждалась прогулкой по каменистым тропам вместе с Дзиртом и Кэтти-бри, но сейчас пора было возвращаться домой, на Астральный уровень. Несмотря на то что им так нравилось быть вместе, ни дроу, ни пантера сейчас не могли позволить себе подобную роскошь, поскольку впереди их, возможно, ждала большая беда и в этой грядущей войне Дзирту и пантере, вероятно, доведется сыграть не последнюю роль, сражаясь бок о бок.

Пантера кругами ходила возле статуэтки, постепенно растворяясь, пока не превратилась в неощутимый серый туман.

* * *

Покинув Материальный уровень, Гвенвивар попала в длинный извилистый коридор, на серебристую дорожку, которая должна была вывести ее на Астральный уровень. Пантера лениво прыгала, возвращаться ей не слишком хотелось, к тому же она очень устала, чтобы бежать. Все равно путь не очень долгий, и здесь никогда ничего не случается.

Но за очередным поворотом Гвенвивар резко остановилась и прижала уши.

Туннель впереди пылал.

Какие-то жуткие очертания, дьявольские формы плясали в пламени. Гвенвивар сделала еще несколько шагов вперед. Она ощущала льющийся оттуда сильный жар, видела разъяренных демонов и слышала, как они хохочут, пожирая стены круглого туннеля.

Гвенвивар почувствовала порыв воздуха и поняла, что туннель был пробит куда-то в пустоту между уровнями бытия. Демоны вырастали, удлинялись, потом пламя снова поглощало их; отдельные языки дико плясали, метались и дрожали, расходились, а потом сливались вместе, разгораясь с какой-то злобной неистовой силой. Сзади Гвенвивар подгонял сильный ветер, понукая лететь в разрыв, в пустоту.

Гвенвивар чутьем поняла, что нужно противостоять этой силе, иначе она не найдет пути назад и будет вечно блуждать между уровнями, потерянная, беспомощная.

Пантера вонзила когти в пол и начала отступать, отчаянно борясь с могучим ветром за каждый дюйм, черная шерсть у нее на спине стала дыбом.

Один шаг.

Пол туннеля был гладким и твердым, не во что было всадить когти. Гвенвивар сильнее заработала лапами, но все же ее неудержимо сносило вперед, к пламени и дыре в туннеле.

* * *

— Что случилось? — спросила Кэтти-бри, увидев недоумение на лице Дзирта, зажавшего в руке статуэтку.

— Теплая, — ответил дроу. — Фигурка теплая.

Девушка тоже удивленно вскинула брови. Потом она ощутила необъяснимый ужас.

— Зови Гвен назад, — быстро сказала она.

Но Дзирт, тоже испугавшись, именно это и делал. Он поставил статуэтку на землю и повторял имя пантеры.

* * *

Гвенвивар слышала его голос, и больше всего на свете ей хотелось послушаться его и вернуться, но она была уже совсем близко от пролома. Страшное пламя высоко вздымалось, опаляя ей морду. Ветер еще усилился, а зацепиться было совершенно не за что.

Пантеру охватили страх и горе. Никогда больше не прийти ей на зов Дзирта; никогда не поохотиться с ним в лесах вблизи Мифрил Халла и не промчаться вниз по каменистым тропкам вместе с дроу и Кэтти-бри.

Гвенвивар и раньше приходилось страдать, когда умирали некоторые из ее прежних хозяев. Но Дзирта никто не заменит. Как никто не сможет заменить Кэтти-бри или Реджиса и даже несносного дворфа Бренора, чья странная любовь-ненависть частенько развлекала пантеру.

Гвенвивар вспомнила, как Дзирт уговорил ее улечься на спящего Бренора и подремать на нем. Как он тогда кричал!

Пламя лизало ей морду. Она уже различала пролом и пустоту за ним, куда она вскоре канет.

Откуда-то издалека, пробиваясь сквозь свист ветра, доносился голос Дзирта, голос, на который Гвенвивар уже никогда не придет.

Глава 7 ВИНА БЭНР

Джарлакс не испытывал особой симпатии к Утегенталю Армго, оружейнику и фавориту Матери Второго Дома Мензоберранзана Барризон дель'Армго. Джарлакс даже сомневался, дроу ли он. Ростом почти шесть футов, широкий и мускулистый, весящий почти двести фунтов, Утегенталь был самым крупным темным эльфом в городе, да и вообще среди всех представителей этого народа, обычно худощавых и изящных. Но неукротимый оружейник выделялся не только размерами. Если Джарлакса считали оригиналом, то Утегенталь просто пугал. Его густые белые волосы были коротко острижены и смазаны густым вязким веществом, получаемым из вываренного вымени подземной коровы. В орлином носу красовалось мифриловое кольцо, а из каждой щеки торчало по золотой булавке.

Его любимым оружием был трезубец — черный, под цвет его облегающего панциря из соединенных металлических пластин — и сеть (как говорили, волшебная), висевшая на поясе, под рукой.

Джарлакс был рад уже и тому, что на сей раз Утегенталь явился не в боевой раскраске из ломаных линий красного и желтого цвета, нанесенных каким-то неизвестным составом, который сохранял свои цвета и в нормальном, и в инфракрасном свете. В Мензоберранзане все знали, что Утегенталь не только был фаворитом Матери Мез'Баррис, но и любовником многих женщин Барризон дель'Армго. Видно, во Втором Доме он был чем-то вроде быка-производителя, и Джарлакс содрогнулся, представив себе множество маленьких Утегенталей.

— Магия больше не действует, но я по-прежнему силен! — рявкнул оружейник. Постоянно насупленный от умственных усилий лоб делал его еще более грозным. Он согнул одну руку и напряг железный бицепс, с гордостью демонстрируя, как вздулись мускулы.

Джарлаксу даже пришлось напомнить себе, что он у себя дома и сидит в собственной комнате за собственным столом, окруженный верными и умелыми солдатами Бреган Д'эрт, готовыми выскочить из тайного убежища по первому знаку. Но даже если бы их не было поблизости, стол Джарлакса был оборудован множеством хитроумных ловушек специально для назойливых гостей. Да к тому же и сам наемник был недурным воином. Где-то в глубине души — но очень глубоко — он даже прикинул, каковы были бы его шансы в поединке с Утегенталем.

Немногие воины, будь то дроу или нет, могли бы тягаться с Джарлаксом, но лицом к лицу с этим маньяком наемник проявлял скромность.

— Ултрин Саргтлин! — продолжал реветь Утегенталь, что на языке темных эльфов обозначало «Лучший воин». Теперь, после смерти Дантрага Бэнра, он справедливо мог претендовать на такое прозвище. Пока Бэнр был жив, Джарлакс не раз представлял себе давно ожидаемый поединок между двумя непримиримыми соперниками, Дантрагом и Утегенталем.

Дантраг был быстр, как молния, но Джарлакс скорее поставил бы на Утегенталя, обладавшего чудовищной силой и мощным телосложением. Говорили, что, когда Утегенталем овладевает упоение боем, он становится силен, как титан, а еще, что, если на него нападает какое-то незначительное существо вроде раба-гоблина, оружейник всегда пропускает первый удар, упивается болью, а потом раздирает противника на части, после чего отбирает некоторые из них и велит приготовить на обед.

Джарлакса передернуло при этой мысли, и он заставил себя не думать ни о чем подобном, поскольку у них с оружейником были дела поважнее.

— Ни один оружейник, ни один дроу Мензоберранзана не сравнится со мной. — Утегенталя всего так и распирало от гордости, и он продолжал бахвалиться, хотя нужды в этом не было.

Он все никак не мог остановиться, и Джарлакс молчал, хоть ему и хотелось спросить, для чего все это. Но наемник был уверен, что, раз уж оружейник прибыл сюда в качестве посланца Второго Дома, он когда-нибудь перейдет к сути дела.

Утегенталь вдруг замолчал и протянул руку через весь стол к большому драгоценному камню, который главарь наемников использовал в качестве пресс-папье. Оружейник что-то пробормотал себе под нос. Слов Джарлакс не разобрал, но зато заметил, что в застежке гиганта-дроу с эмблемой Барризон дель'Армго мелькнула искорка. Утегенталь поднял камень и сжал его изо всех сил. Рельефные мышцы на его руке вздулись от напряжения, но камень не поддался.

— Я должен был раздавить его! — выкрикнул оружейник. — Ллос наградила меня такой волшебной силой!

— Вряд ли этот камень будет что-то стоить, если его растереть в порошок, — сухо заметил Джарлакс. Он не понял, к чему клонит Утегенталь. Всем в городе магия преподносила неожиданные сюрпризы. Но теперь наемник лучше понимал хвастовство оружейника. Хоть тот и оставался силен, но не так, как раньше, и это, очевидно, очень тревожило Утегенталя.

— На магию больше нельзя полагаться, — изрек великан. — Нигде. Жрицы часами простаивают на коленях, молясь, приносят в жертву одного дроу за другим, а Ллос и ее прислужницы так и не снисходят к ним. На магию больше нельзя полагаться, и виновата во всем Мать Бэнр!

Джарлакс заметил, что Утегенталь, похоже, повторяет чьи-то слова. «Вероятно, боится забыть, зачем он сюда пришел», — подумал наемник, и по его презрительной гримасе было ясно, что он невысокого мнения об уме Утегенталя. Хотя, конечно, Утегенталю не дано было замечать такие мелочи, как мимика собеседника.

— С чего это ты взял? — хмыкнул наемник. Без всякого сомнения, обвинение исходило от Матери Мез'Баррис. Теперь Джарлаксу многое становилось понятным: Мез'Баррис послала Утегенталя прощупать Бреган Д'эрт, поглядеть, не подошло ли время Для удара по Бэнрам. Подобные слова могли быть расценены как подписание смертного приговора, но только не для Дома Барризон дель'Армго, поскольку Утегенталь славился невоздержанностью на язык, к тому же никогда не говорил ничего хорошего в адрес кого-либо, кроме себя самого.

— Но ведь это Мать Бэнр упустила предателя До'Урдена! — взревел Утегенталь. — Это она руководила священной церемонией, когда все пошло наперекосяк! Так же как и магия! На нее теперь нельзя полагаться!

«Повтори-ка это еще разок», — подумал Джарлакс, но благоразумно промолчал. Наемник был раздосадован не только тем, что Утегенталь, похоже, совершенно не понимал, что происходит. Хуже было то, что весь город рассуждал так же, как и оружейник. Джарлакс же считал, что темные эльфы Мензоберранзана сами себе надевали шоры на глаза, слепо веря, что во всем должен быть какой-то глубинный смысл, что каждый их поступок подчиняется какому-то грандиозному замыслу Паучьей Королевы. Жрицы, например, считали, что если Дзирт До'Урден отрекся от Ллос и сбежал, то все это произошло лишь потому, что Паучья Королева желала падения его Дома и участия других честолюбивых семейств в охоте за отступником.

Это была довольно ущербная философия, в ней не было места свободной воле. Бесспорно, Ллос могла сыграть какую-то роль в поимке Дзирта. Бесспорно, ее могло разгневать то, что случилось во время торжественного богослужения, при условии, конечно, что она вообще обратила на это внимание! Но полагать, что причина всему происходящему сейчас именно это событие, которое на фоне пятитысячелетней истории Мензоберранзана выглядело совсем незначительным, было глупейшим самомнением. Похоже, жители города дроу считали, что вся вселенная, не больше и не меньше, обернулась против них.

— Почему же тогда магия вышла из подчинения во всех Домах? — спросил Джарлакс Утегенталя. — Ведь это могло коснуться только Дома Бэнр?

Оружейник резко тряхнул головой, не желая даже задумываться об этом.

— Мы не оправдали надежд Ллос и теперь несем наказание, — заявил он. — Если бы только мне довелось встретиться с отступником, а не этому жалкому Дантрагу Бэнру!

Джарлакс бы дорого дал, чтобы это увидеть! Дзирт До'Урден сражается с Утегенталем Армго! От одной мысли об этом у Джарлакса мурашки пробежали по спине.

— Но ты же не будешь отрицать, что Дантраг пользовался благосклонностью Ллос, — произнес Джарлакс. — А Дзирт До'Урден, само собой, нет. Почему же тогда Дзирт победил?

Утегенталь с таким усилием наморщил лоб, что его красные горящие глаза почти скрылись за нависшими бровями, и Джарлакс поздравил себя с тем, что так умно подтолкнул его мышление в этом направлении. Выгородить Мать Бэнр — одно дело, другое — пошатнуть самые основы мировоззрения этого оболваненного религией раба.

— Все как-нибудь разрешится, — уверил его Джарлакс. — В Арах-Тинилите, в Академии, в часовнях всех Домов усиленно молятся Ллос.

— Эти молитвы остаются без ответа, — буркнул Утегенталь. — Ллос гневается на нас и не станет говорить с нами, пока не будут наказаны те, кто не оправдал ее доверия.

Может, эти молитвы даже не услышаны, подумал Джарлакс. В отличие от других дроу Мензоберранзана, традиционно недоверчиво относившихся ко всем, кроме собственного народа, Джарлакс был тесно связан с внешним миром. Поэтому он знал, что жрецы свирфского Блингденстоуна испытывают такие же трудности, магия и им перестала подчиняться. Наемник считал, что нечто произошло в самом Пантеоне и из-за этого появились разрывы в материи магии.

— Ллос здесь ни при чем, — храбро изрек он, и Утегенталь вытаращил глаза. Джарлакс же, понимая, что на карту поставлена вся структура Мензоберранзана и, вероятно, жизнь половины дроу города, продолжал гнуть свое. — Точнее, дело не только в Ллос. Когда вернешься в город, взгляни на Нарбондель, — сказал он. — Ведь даже сейчас, глубокой ночью, когда она уже должна остыть, колонна полыхает жаром. Она настолько горяча, что ни один дроу не может использовать инфразрение рядом с ней, если только не боится ослепнуть. А ведь за Нарбондель отвечает чародей, а не жрица, — продолжал Джарлакс, надеясь, что заронил какие-то проблески сомнения в умственный сумрак Утегенталя.

— Ты сомневаешься, что Ллос может повлиять на часы? — проворчал тот.

— Я сомневаюсь, что она станет это делать! — ядовито парировал Джарлакс. — Волшебство, заключенное в Нарбондели, не зависит от Ллос, оно всегда было вне ее подчинения. Прежние Архимаги, до Громфа, даже не поклонялись Паучьей Королеве! — Он чуть было не добавил, что и Громф-то не отличается большим рвением, но решил воздержаться. Незачем давать Второму Дому дополнительный повод думать, что Дом Бэнр в еще большей немилости у Ллос, чем они считали. — А еще подумай о феерических огнях, подсвечивающих строения, — продолжал Джарлакс. По тому, как насупил лоб Утегенталь, наемник понял, что теперь дикарь уже меньше злится, а больше соображает — само по себе необычное явление. — Они то мерцают, то вдруг затухают. А ведь это огни чародеев, а не жриц, и светятся они на всех дворцах, а не только на дворце Бэнров. Я говорю, дело не в нас и даже не в священном богослужении. Передай Матери Мез'Баррис, что при всем моем почтении я не думаю, будто Мать Бэнр повинна во всем происходящем, и не считаю, что война против Первого Дома позволит разрешить все трудности. По крайней мере до тех пор, пока Ллос сама не даст на это ясных указаний.

На лицо Утегенталя вернулось обычное хмурое выражение. Конечно, ведь он сбит с толку, подумал про себя Джарлакс. Умнейшие дроу Мензоберранзана, как и умнейшие свирфы Блингденстоуна, были растерянны, но ничто из того, что мог сказать Джарлакс, все равно не повлияло бы на этого воинственного дикаря, горящего желанием напасть на Дом Бэнр. Хотя наемник вовсе не ставил себе целью в чем-то убедить Утегенталя. Единственное, чего ему хотелось, — чтобы тот все правильно передал Матери Мез'Баррис по возвращении. То, что глава Дома Барризон дель'Армго послала к нему не последнего человека в Доме, оружейника и своего сожителя, говорило яснее ясного, что она не станет плести заговор против Дома Бэнр без помощи или, по крайней мере, одобрения Бреган Д'эрт.

— Я пошел, — объявил наконец Утегенталь. Из всего, что он произнес с той секунды, как вошел в комнату Джарлакса, это было самое приятное.

Наемник снял свою широкополую шляпу и, проведя руками по бритой голове, удобно откинулся в кресле. Он не мог даже предполагать, какой размах приобретут события. Может, в этом хаосе сама Ллос будет уничтожена? Что ж, это было бы не так уж и плохо.

Но все же он надеялся, как и сказал Утегенталю, что все вскоре как-нибудь прояснится и станет на свои места, поскольку знал, что просьбы о союзничестве в войне — а пока это были только просьбы — неизбежно повторятся и с каждым разом они будут настойчивее. Раньше или позже, но на Дом Бэнр нападут.

Джарлакс вспомнил о столкновении между Матерью Бэнр и Кьорл Одран, виденном им собственными глазами, которое произошло еще в самом начале, когда Мать Бэнр только собирала силы для похода на Мифрил Халл. Кьорл была главой Дома Облодра, третьего в иерархии Мензоберранзана, но, пожалуй, самого опасного. Тогда Бэнр, зная, что Ллос покровительствует ей, говорила с позиции власти. Она оскорбила Кьорл и Третий Дом, неприкрытыми угрозами заставив несговорчивую женщину вступить в союз.

Джарлакс не сомневался, что Кьорл никогда не забудет этого. Именно она могла подталкивать Мез'Баррис Армго к войне с Домом Бэнр.

Джарлакс обожал неразбериху, он процветал среди всеобщего хаоса, но то, что творилось сейчас, не на шутку его тревожило.

* * *

Вопреки догадкам наемника, который почти никогда не ошибался, Кьорл Одран вовсе не втравливала Мать Мез'Баррис в войну с Домом Бэнр. Как раз наоборот, она изо всех сил старалась предотвратить возможное столкновение и тайком встречалась с Матерями шести остальных правящих Домов рангом ниже Бэнр (не считая Геннитирон Тлаббар, Мать Четвертого Дома Фэн Тлаббар, которую Кьорл терпеть не могла и которой не доверяла). И дело было вовсе не в том, что Кьорл простила Матери Бэнр оскорбление или боялась странных событий. Ничуть не бывало!

Если бы Дом Облодра не располагал разветвленной сетью шпионов и разведчиков и если бы не существовало таких явных признаков, как мерцание феерических огней и неверное распределение тепла в Нарбондели, члены Третьего Дома могли бы и не заметить того, что случилось. Потому что сила Дома Облодра основывалась не на магии и не на молитвах служительниц Паучьей Королевы. Все в Облодре были псиониками. Их сила заключалась во внутренних способностях разума, и пока что неприятности Смутного Времени никак на них не отразились.

Однако Кьорл не могла допустить, чтобы это стало известно всему городу. Двадцать жриц по ее приказанию трудились над тем, чтобы псионические огни, симулировавшие феерическое пламя во дворце Третьего Дома, мигали, как и в остальных Домах. А перед Мез'Баррис и другими Матерями она старалась выглядеть не менее взволнованной и расстроенной, чем они.

Нужно было позаботиться о том, чтобы никто ни о чем не догадался, чтобы сами разговоры о заговоре прекратились. И вот когда Кьорл уверится, что странные фокусы, которые выкидывает магия, не чей-то дьявольский розыгрыш, ее семья нанесет решающий удар — самостоятельно. Сперва она отплатит Дому Фэн Тлаббар за все те годы, что ей приходилось наблюдать за их возвышением, а может, сразу ударит по этим мерзким Бэнрам.

Но в любом случае коварная Кьорл намеревалась воевать в одиночку.

* * *

Мать Бэнр сидела очень прямо в кресле посреди залитого светом факелов возвышения в центре большой дворцовой часовни. Ее дочь Сосумпту, хранительница этого святейшего для всех дроу места, сидела слева от нее, а Триль, старшая из ее дочерей и Мать-Хозяйка Академии, — справа. Все трое смотрели ввысь, на созданный Громфом иллюзорный образ. Он больше не менял обличье с дроу на паука, а застыл где-то в срединной фазе, и это казалось странно уместным, словно бы замерла сила, приведшая Дом Бэнр на вершины власти.

Там, вверху, быкоподобные рабы и гоблины продолжали трудиться над приведением купола в порядок, но Мать Бэнр уже не верила, что его починка хоть в малейшей мере будет способствовать прояснению странных и запутанных событий, происходивших в Мензоберранзане. Она понемногу склонялась к тому, что, как и говорил Джарлакс, причиной последних событий было нечто большее, чем срыв священного богослужения и побег отступника. Она начинала верить, что все творящееся в городе темных эльфов происходило и в остальном мире, и она не могла ни понять этого, ни исправить.

Но легче ей не становилось. Если другие семейства не согласны с ней, то попытаются принести ее в жертву ради того, чтобы вернуть все на свои места. Она мельком глянула на дочерей. У Сосумпту, в отличие от всех известных ей женщин-дроу, честолюбие, казалось, отсутствовало напрочь, и ее Бэнр не опасалась. Зато Триль была гораздо хитрее. Хотя она, казалось, всегда была довольна своей жизнью и высоким местом Хозяйки Академии, все прочили Триль место главы Первого Дома.

Триль была терпелива, как и ее мать, и расчетлива не меньше ее. Если бы она пришла к убеждению, что назрела необходимость сместить Мать Бэнр с ее трона и тем самым восстановить имя и репутацию Дома, она сделала бы это не колеблясь и без всякой жалости.

Вот почему Мать Бэнр вызвала ее из Академии и к тому же назначила встречу в часовне. Здесь хозяйкой была Сосумпту, здесь было святилище Ллос, и Триль не посмела бы предпринять что-либо в этом месте.

— Я намереваюсь потребовать от Академии обращение с призывом не разжигать в течение Смутного Времени междоусобиц, — нарушила относительную тишину Триль.

Ни одна из женщин Бэнр не обращала внимания на звон молотов и стоны рабов, работавших на покатой крыше в сотне футов над их головами. Даже когда быкоподобные чудовища разрывали и сбрасывали вниз ради забавы какого-нибудь гоблина, они как будто не видели этого.

Мать Бэнр глубоко вздохнула и задумалась над словами дочери и тем, что стояло за ними. Конечно, Триль добьется такого обращения. Академия оставалась основной силой, державшей Мензоберранзан в равновесии. Но почему Триль решила сказать ей об этом именно сейчас? Почему бы не подождать, пока обращение не будет обнародовано?

Мать Бэнр гадала, зачем Триль пытается обнадежить ее. Может, просто пытается сбить с толку?

В голове Матери Бэнр роились различные соображения, они крутились и сталкивались друг с другом, и ее состояние понемногу начинало напоминать паранойю. Разумом она понимала, что старание за каждым словом разглядеть какой-то тайный мотив, видеть врагов там, где их нет, даже принимать друзей за врагов неминуемо ведет к саморазрушению. Но она чувствовала, что отчаяние берет над ней верх. Еще несколько недель назад она была на вершине власти, она сплотила город, и по ее знаку все Дроу готовы были выйти на поверхность, выступить в поход против Мифрил Халла.

И как быстро все исчезло, словно растворилось в воздухе.

Но она не сдалась. Не затем Мать Бэнр прожила больше двух тысяч лет, чтобы сейчас опустить руки. И если Триль действительно замышляет захватить ее трон, то будь она проклята! Будь они все прокляты!

Старуха звучно хлопнула в ладоши, и перед глазами обеих дочерей предстал отвратительный урод ростом с человека, закутанный в роскошное малиновое одеяние. Его сизо-сиреневая голова напоминала осьминожью, только вокруг круглого зубастого рта шевелились тоненькие щупальца, а глаза были молочно-белые и без зрачков.

Дочери Бэнр хорошо знали иллитидов, или, как их еще называли, «прорицателей сознания». Эльвиддинвельп, или Метил, как его обычно называли, долгие годы был приближенным Матери Бэнр. Придя в себя от неожиданности, Сосумпту и Триль обернулись к матери, ожидая объяснений.

«Приветствую тебя, Триль, — прозвучал в голове старшей дочери телепатический посыл. — И конечно же, тебя, Сосумпту, в этом месте, которое ты имеешь честь хранить».

Обе женщины кивнули и сформулировали в уме ответные приветствия, прекрасно зная, что Метил прочитает их мысли прежде, чем будет сказано хоть слово.

— Дуры! — обругала обеих Мать Бэнр. Она вскочила с трона с искаженным от ярости лицом. — Как можно выжить в это неспокойное время, если две из моих ближайших советниц и командующих такие дуры?!

Сосумпту готова была сгореть со стыда, она даже прикрыла лицо широким рукавом своего богатого черно-фиолетового облачения.

Триль, более искушенная, чем ее младшая сестра, тоже в первый миг растерялась, но тут же поняла, что так рассердило ее мать.

— Иллитид не утратил своих способностей, — задумчиво произнесла она, и Сосумпту выглянула из-под руки.

— Ни в малейшей степени, — мрачно подтвердила Мать Бэнр.

— Но ведь тогда у нас есть преимущество, — осмелилась вставить Сосумпту. — Ведь Метил предан нам, — без обиняков добавила она. Прорицатель сознания в любом случае прочел бы ее сокровенные мысли, поэтому скрывать за полуправдой то, что думаешь, все равно было бесполезно. — А он — единственный иллитид в Мензоберранзане.

— Но не он один обладает такими способностями! — рявкнула на нее старуха и снова упала в кресло.

— Кьорл, — выдохнула Триль. — Если Метил не утратил своей силы…

— …то и члены Облодры тоже, — хмуро закончила за нее старшая Бэнр.

«Они полностью владеют своими возможностями, — мысленно подтвердил Метил. — Если бы подданные Кьорл ментально не управляли огнями дворца Облодры, они бы и не мигали».

— Это точно? — спросила Триль. В том, как вела себя магия, не было какой-либо последовательности, она выходила из-под контроля совершенно непредсказуемо. Возможно, что Метил просто пока еще не почувствовал этого на себе. И не исключено, что огни Дома Облодра, хоть и другого происхождения, все же подвержены хаосу, царящему во всем городе.

«Другие существа-псионики хорошо чувствуют проявления психических влияний, — уверенно заявил Метил. — Третий Дом полон сил».

— А Кьорл прикидывается, что это не так, — недобро добавила Мать Бэнр.

— Она хочет напасть неожиданно, — сказала Триль.

Мать Бэнр кивнула.

— Но ведь есть Метил? — с надеждой произнесла Сосумпту. — Он же обладает большой мощью.

— Метил — сильный соперник для Кьорл, — уверенно сказала Мать Бэнр, тогда как Эльвиддинвельп молчаливо внушал им то же самое. — Но ведь Кьорл не одна.

— А сколько их? — спросила Триль, на что старуха лишь пожала плечами.

«Много», — мысленно ответил Метил.

У Триль родилось подозрение, но, поскольку Метил все равно мог читать в ее мыслях как по писаному, она произнесла его вслух:

— А если Облодра действительно выступит против нас, чью сторону примет Метил?

В первое мгновение Мать Бэнр была потрясена подобной откровенностью, но сразу же поняла, что все равно нет никакой возможности сохранить подозрения в тайне.

— И не может ли он привести других иллитидов нам на помощь? — гнула свое Триль. — Ведь если с нами будет сотня иллитидов…

Метил хранил гробовое молчание, не передавая ни единой мысли, поэтому Бэнрам все стало ясно.

— Прорицателям сознания нет никакого дела до наших трудностей, — сказала Мать Бэнр. Это была правда, и все это знали. Старуха уже пыталась привлечь иллитидов к походу на Мифрил Халл, суля им богатства и вечную дружбу, но странных, живших по своим собственным законам осьминогоголовых существ это не интересовало. Мать Бэнр так и не поняла, что им нужно, несмотря на все те годы, что Метил был при ней. Единственное, чего она добилась, так это того, что Метил и два иллитида согласились участвовать в походе в обмен на то, что их маленькому пещерному сообществу отдадут в рабство сотню кобольдов и двадцать мужчин-дроу.

Говорить больше было не о чем. Дворцовую стражу уже привели в полную боевую готовность; все дроу молили Паучью Королеву о заступничестве. Дом Бэнр делал все возможное, чтобы предотвратить крушение, но, несмотря на это, Мать Бэнр не верила в успех. Кьорл уже несколько раз приходила к ней без предупреждения, беспрепятственно минуя магическую ограду и многочисленные ловушки. Мать Третьего Дома делала это только для того, чтобы подразнить соперницу. Правда, к тому времени, как она преодолевала все магические западни, у нее оставалось уже немного сил и она была не способна повредить Матери Бэнр. Но кто знает, что могла бы устроить Кьорл теперь, когда волшебные преграды не действовали? Разве могла Мать Бэнр противостоять псионическим силам без магии?

Похоже, что ее единственной защитой оставался Метил, которого она не понимала и которому не верила.

Возможности были невелики.

Глава 8 МАГИЧЕСКИЕ ПРОЯВЛЕНИЯ

Гвенвивар почувствовала боль, такую боль, какой она еще никогда в жизни не испытывала. А еще отчаяние, полное отчаяние. Гвенвивар была волшебным существом, воплощением жизненной силы зверя, которого на Материальном уровне называли пантерой. Ее существование полностью зависело от магии, именно благодаря ей она могла являться в грубый материальный мир на зов Дзирта и прежних хозяев.

Теперь волшебство стало неуправляемым; та тонкая материя, что соединяла магию во всем мире, образуя четкий и предсказуемый рисунок, порвалась.

Пантера была в отчаянии.

Гвенвивар слышала, как Дзирт без конца зовет ее. Дроу понял: что-то случилось; в его голосе были страх и растерянность. Сердцем, так чутко чувствовавшим четвероногого друга, Дзирт До'Урден понял, что вскоре потеряет пантеру навсегда.

Эта леденящая душу мысль на мгновение придала Гвенвивар надежду и решимость. Она сосредоточила все мысли на Дзирте и постаралась внушить ему, как больно будет ей, если она никогда больше не сможет прийти на зов своего любимого хозяина. Глухо рыча, с железным упорством, она с такой силой вдавила задние лапы в гладкий пол, что зацепилась несколькими когтями, но чудовищным порывом ветра ее снова сорвало с места.

Боль не остановила пантеру, по сравнению с плясавшими перед ней языками пламени и возможностью быть выброшенной из туннеля, с единственной дорожки на Материальный уровень к Дзирту, боль была ничто.

Кошка боролась изо всех сил, столько не выдержало бы ни одно живое существо. Но Гвенвивар хоть и не приблизилась к пролому, так же ни на дюйм не продвинулась назад, туда, откуда хозяин молил ее вернуться.

В конце концов, окончательно обессилев, Гвенвивар бросила скорбный, безнадежный взгляд через плечо. Все ее тело дрожало от страшного напряжения. Потом она сдалась, и ее понесло прямо к пылающей бреши.

* * *

Мать Бэнр нервно расхаживала по маленькой комнате, ожидая, что в любую минуту сюда ворвется стражник и доложит, что весь город восстал, считая именно ее повинной в постигших их бедах, и что дворец в осаде.

Еще совсем недавно Бэнр мечтала о завоеваниях, ощущала власть во всей полноте. Казалось, Мифрил Халл был уже у нее в руках, да и весь город готов был повиноваться любому ее приказу.

А теперь она боялась, что не сможет удержать даже свой собственный дворец, откуда Бэнры управляли городом больше пяти тысяч лет.

— Мифрил Халл! — выкрикнула старуха с такой злобой, как будто это далекое место было причиной крушения. Ее немощная грудь натужно вздымалась; тяжело дыша, она обеими руками сорвала с шеи цепочку. — Мифрил Халл! — еще раз гаркнула она, поднеся к лицу подвеску в виде кольца, выточенную из зуба Гэндалуга Боевого Топора, основателя клана.

Все дроу, даже самые приближенные к Матери Бэнр, считали, что Дзирт До'Урден был побудительной причиной завоевательного похода. Все думали, что ради его поимки Ллос благословила столь опасный рейд к самой поверхности.

На самом деле Дзирт являлся лишь частью большого замысла, а настоящим побудительным импульсом было это скромное кольцо. Внутри него томился страдающий дух Гэндалуга, хорошо знавшего Мифрил Халл и понимавшего клан Боевого Топора. Много веков назад Мать Бэнр сама захватила короля дворфов, и лишь по иронии судьбы беглец из Мензоберранзана прибился именно к клану Бренора, дав Матери Бэнр тот повод, которого она выжидала много-много лет.

Вне себя от ярости, старуха швырнула зуб в противоположную стену и тут же в страхе отпрянула назад, потому что кольцо взорвалось.

Старуха тупо смотрела в угол комнаты, где дым уже рассеялся, и перед ней предстал коленопреклоненный обнаженный дворф. Ее недоумению не было предела, она даже вскочила с кресла, потому что это был не дух, а сам Гэндалуг, из плоти и крови!

— Как ты смеешь сюда являться? — злобно взвизгнула старуха, старательно пряча страх. Она и раньше вызывала Гэндалуга в его прижизненном обличье из плена между Уровнями бытия, в котором он томился, но никогда еще он не был столь осязаемым, телесным и никогда не являлся голым. Теперь же одного взгляда на него было достаточно, чтобы Мать Бэнр поняла, что темницы больше не существует. Гэндалуг вернулся таким, каким был в ту самую минуту, когда она взяла его в плен, если не считать одежды.

Измученный старый дворф посмотрел на старуху, столько времени терзавшую его. Бэнр говорила на языке дроу, и он, конечно, не понял ни слова. Но это и не имело значения, потому что Гэндалуг ее не слушал. Слова были не нужны.

Постанывая при каждом движении, причинявшем боль, Гэндалуг с трудом разогнул спину, оперся на одну, потом на вторую ногу и уверенно встал. Он понял, что все изменилось. После долгих веков прозябания в серой пустоте, перемежавшейся пытками, Гэндалуг Боевой Топор наконец почувствовал, что вернулся в свое настоящее тело. Все время своего плена старик дворф существовал словно во сне, где живые и жуткие облики появлялись лишь тогда, когда эта старая мерзавка вызывала его, а потом снова следовала тягучая бесконечная пустота, где время, место, мысли превращались в ничто.

Но теперь… Теперь все было иначе, теперь Гэндалуг чувствовал, как хрустят и ноют его старые кости. И как это было прекрасно!

— Иди назад! — велела Бэнр на языке поверхности, на котором она всегда разговаривала со старым дворфом. — Возвращайся в свою тюрьму, пока я тебя не позову!

Гэндалуг осмотрелся, увидел лежащую на полу цепочку, на которой не было кольца.

— А я так не думаю, — возразил старик на устарелом диалекте с сильным акцентом и сделал шаг вперед.

Бэнр зло сощурилась и прошептала, вытащив тоненькую волшебную палочку:

— Да как ты смеешь?! — Она понимала, что иметь дело с дворфом опасно, поэтому не стала терять время, направила на него палочку и произнесла заклинание, которое должно было набросить на Гэндалуга путы и крепко держать.

Но ничего не произошло.

Гэндалуг, рыча, как голодный зверь, сделал еще шаг.

Холодный взгляд Бэнр метнулся в сторону, выдавая страх. Она привыкла целиком полагаться на магию, магией она защищала себя от врагов и уничтожала их. Она могла отразить нападение любого неприятеля, лично разгромить батальон закаленных дворфских солдат благодаря волшебным амулетам (с которыми она никогда не расставалась) и множеству известных ей заклинаний. Но без этих вещиц и заклинаний, которые перестали действовать, она была всего лишь жалкой слабой старушонкой.

Гэндалуга не остановил бы даже титан. Он не мог понять, какая сила вдруг вырвала его из заточения, но он был свободен и снова очутился в своем старом крепком теле, которого не чувствовал уже две тысячи лет.

Бэнр могла бы попытать и другие уловки, на которые пока не распространилось странное воздействие Смутного Времени, как, например, сумочку, набитую живыми пауками, послушными ее приказам. Но она не стала терять время, а вместо этого развернулась и бросилась к двери.

Дворф метнулся за ней одним прыжком, разом перелетев пятнадцать футов и встав между дверью и своей мучительницей.

Бэнр почувствовала такой удар кулаком в грудь, что у нее перехватило дыхание, а в следующее мгновение она оказалась в воздухе, над головой разъяренного дворфа.

Пролетев через всю комнату, она шмякнулась о стену и свалилась на пол.

— Я оторву тебе башку! — прошипел Гэндалуг, неотвратимо надвигаясь на нее.

Однако тут распахнулась дверь, и в комнату влетел Бергиньон. Гэндалуг круто обернулся к нему, а дроу выхватил оба меча. Пораженный странной картиной, — как мог дворф проникнуть в Мензоберранзан, да еще в личные покои его матери? — Бергиньон вскинул клинки, но старик уже успел схватить лезвия голыми руками.

Если бы действовало наложенное на оружие заклятие, руки дворфа были бы рассечены до кости. Даже и без этого металл глубоко вонзился в плоть.

Но Гэндалуг словно ничего не чувствовал. Он был крепче худощавого дроу и с силой развел руки Бергиньона в стороны. Потом нагнул голову и с размаху врезался лбом в кольчугу противника, тонкие колечки которой тоже ослабли без заклинания.

Гэндалуг продолжал наносить все новые и новые удары головой, и стоны Бергиньона постепенно превратились в беззвучные судорожные вдохи. Вскоре молодой Бэнр потерял сознание и не почувствовал, как старик вырвал клинки из его рук. И новым ударом, поскольку опоры у дроу больше не было, Гэндалуг сбил его с ног.

Не обращая внимания на глубокие порезы, дворф швырнул один меч в дальний угол комнаты, а другой ухватил покрепче и повернулся к Матери Бэнр, так и сидевшей у стены стараясь привести мысли в порядок.

— Что ж ты не улыбаешься? — издевательски поинтересовался дворф, наступая на нее. — Я хочу, чтобы на твоей гадкой роже была улыбка, когда я повыше подниму твою голову, чтобы показать всем!

Но следующий шаг стал для дворфского короля последним, поскольку перед ним вдруг возникло чудовище с осьминожьей головой, на которой угрожающе извивались щупальца.

Мощная волна ментальной энергии опрокинула Гэндалуга, и он чуть не выронил меч. Мыча, старик ожесточенно затряс головой, стараясь не потерять способности соображать.

Последовала еще одна волна энергии, затем третья. Если бы к ярости Гэндалуга не примешалась малая толика растерянности, он бы выдержал мощное нападение Метила. Но его гнев на секунду ослаб, и иллитид одержал над ним верх.

Дворфский король не слышал, как меч выпал из его руки, не слышал, как Мать Бэнр отозвала Метила и уже пришедшего в себя Бергиньона и приказала им не убивать его.

Бэнр была сильно напугана странными сюрпризами магии, которых она просто не в состоянии была понять. Неясно почему, но Гэндалуг снова жив, вновь оказался в своем теле и, очевидно, освободился от власти кольца. Однако даже страх не мог парализовать движений ее злобной душонки.

Все эти таинственные события не удержат Бэнр от расплаты за нанесенное оскорбление и за страх, испытанный ею. Она умела изощренно истязать плененные души, но это ее мастерство бледнело в сравнении с искусством мучить существа из плоти и крови.

* * *

— Гвенвивар! — упрямо продолжал звать Дзирт, крепко прижимая фигурку к груди, к самому сердцу, несмотря на то что она стала невыносимо горячей и плащ его уже начал дымиться, а пальцы немилосердно жгло.

Он решил ни за что не отпускать ее. Чувствуя, что скоро потеряет Гвенвивар навсегда, он решил держать статуэтку у сердца до самого конца, как солдат, обнимающий умирающего товарища.

Его оклики становились все тише и горестнее, потому что в горле стоял тугой комок. Теперь горели уже и пальцы, но Дзирт продолжал сжимать фигурку.

И тут вмешалась Кэтти-бри. Повинуясь внезапному отчаянному порыву, девушка, сама разрываясь от боли и горя, резко ухватила Дзирта за руку и выбила статуэтку на землю.

Сперва Дзирт испугался, но потом он почувствовал ярость и отчаяние, словно мать, которая видит, как опускают в могилу гробик ее ребенка. Едва статуэтка коснулась земли, Кэтти-бри выхватила Хазид'хи, занесла оружие над головой, и по краю зачарованного лезвия засветилась тончайшая красная полоска.

— Нет! — выкрикнул Дзирт, бросаясь на нее.

Но было уже поздно. Мысли Кэтти-бри спутались, голубые глаза наполнились слезами, но она собрала остатки мужества и предприняла последнюю отчаянную попытку, с размаху опустив меч. Хазид'хи разрубал камень, так случилось и на этот раз, именно в то мгновение, когда Гвенвивар втянуло в брешь.

Появилась вспышка, потом руку девушки пронзила острая пульсирующая боль, и ее швырнуло на землю. Дзирт бросился вперед, прикрывая рукой голову, как раз в тот момент, когда голова фигурки отлетела, выпустив в воздух целый сноп бушующего огня.

Через секунду пламя стихло и из разбитой статуэтки повалил густой сизый дым. Дзирт медленно выпрямился, Кэтти-бри пришла в себя, и оба уставились на стоявшую перед ними встрепанную Гвенвивар, у которой все еще дымилась шкура.

Дзирт упал на колени и обеими руками обнял пантеру. Они ползком двинулись к Кэтти-бри, все еще сидевшей на земле смеясь и плача, обессилев после мощного удара волшебной силы.

— Что ты сделала? — спросил ее дроу.

Девушка не сразу нашлась что ответить. Она так и не поняла, что случилось, когда Хазид'хи вонзился в волшебную фигурку. Она перевела взгляд на клинок, который больше не светился, на лезвии которого появились зазубрины.

— Похоже, угробила свой меч, — негромко ответила она.

* * *

Немногим позднее Дзирт опустился на постель в своей комнате на верхнем уровне Мифрил Халла, с тревогой глядя на пантеру. Гвенвивар вернулась, и чутьем он понимал, что, если бы Кэтти-бри не разрубила фигурку, кошке пришлось бы намного хуже.

Однако и так хорошего было мало. Пантера была страшно утомлена; растянувшись перед камином, она опустила голову и прикрыла глаза. Однако Дзирт понимал, что сон ей мало чем поможет. Гвенвивар была созданием Астрального уровня и могла по-настоящему восстанавливать силы только среди звезд. Несколько раз Дзирту приходилось удерживать пантеру в материальном мире довольно долго, но, проведя хотя бы на один день больше обычного срока, Гвенвивар бывала совершенно истощена.

Сейчас лучшие мастера Мифрил Халла, большие умельцы, внимательно изучали фигурку, пытаясь найти способ починить ее, а Бренор отправил посланника в Серебристую Луну, прося помощи у госпожи Аластриэль, самой могущественной волшебницы по эту сторону Великой пустыни Анаврок.

Дзирт гадал, сколько на все это уйдет времени и удастся ли вообще починить статуэтку. Сколько еще протянет Гвенвивар?

Тут в комнату без всякого предупреждения ворвалась Кэтти-бри. Достаточно было одного взгляда на ее лицо с высохшими полосками от слез, чтобы понять — что-то случилось. Дзирт соскочил с кровати и сделал шаг к очагу, где висели его сабли.

Но девушка преградила ему путь и заключила в такие крепкие объятия, что оба свалились на кровать.

— Как мне этого хотелось, — с жаром сказала она, вцепившись в Дзирта.

Дроу, ошалев от неожиданности, тоже обнял ее. Немного вывернувшись, он посмотрел в глаза девушки, пытаясь понять, в чем дело.

— Мы предназначены друг для друга, Дзирт До'Урден, — всхлипывая, произнесла Кэтти-бри. — С того дня, как мы впервые увиделись, я лишь о тебе и думаю.

Это было совсем нелепо. Дзирт попытался высвободиться, но осторожно, чтобы не обидеть девушку, однако она держала его очень сильно.

— Взгляни на меня, — плакала она. — Скажи, что ты чувствуешь то же самое!

Дзирт посмотрел на нее испытующим взглядом. Конечно, она ему не безразлична. Он действительно любил ее и даже пару раз представлял себе, как произойдет нечто подобное.

Но сейчас все было как-то дико, слишком неожиданно, без предупреждения. У него появилось смутное ощущение, что с ней что-то случилось, какой-то странный сбой, вроде того что повсеместно творилось с магическими предметами.

— А как же Вульфгар? — едва вымолвил он, поскольку Кэтти-бри так тесно прижалась к нему, что волосами совсем закрыла ему лицо. Бедный дроу вдыхал их сладкий запах и с трудом сопротивлялся непобедимому очарованию девушки, живому теплу ее сильного тела.

Кэтти-бри так резко откинула голову, как если бы он ударил ее:

— Кто?

Теперь оторопел Дзирт.

— Возьми меня! — взмолилась девушка.

Дзирт лишь молча вытаращил глаза.

— Владей мною! — кричала она.

— «Владей мною?» — чуть слышно повторил Дзирт.

— Сделай меня орудием твоего мастерства, — не умолкала она. — Молю тебя! Это мое предназначение, единственное, чего я жажду! — Вдруг она замолчала и отстранилась на расстояние вытянутой руки, глядя на Дзирта широко раскрытыми глазами, словно ее вдруг посетила какая-то неожиданная мысль. — Я лучше других, — лукаво добавила она.

«Каких таких других?» — хотел выкрикнуть Дзирт, но не в силах был произнести ни слова.

— Ведь и ты сам, — продолжала девушка, — лучше этой женщины, с которой я сейчас!

К этому моменту Дзирт уже почти взял себя в руки, но эти слова стали последней каплей. К черту деликатность, решил дроу, вывернулся, оттолкнув ее, высвободился из объятий, скатился с кровати и вскочил на ноги.

Кэтти-бри метнулась за ним, обвила руками его ноги и вновь вцепилась со всей силой.

— Не отвергай меня, любимый! — кричала она с таким жаром, что Гвенвивар даже приподняла голову и глухо зарычала. — Владей мной, умоляю тебя! Лишь в твоих руках я вновь обрету целостность!

Дзирт нагнулся, намереваясь обеими руками оторвать ее от себя, и тут заметил на бедре Кэтти-бри нечто, что заставило его остановиться, нечто невероятное, но зато все объяснявшее.

Он заметил меч, тот самый, что девушка принесла из Подземья, с навершием в виде головы единорога. Только сейчас там был не единорог. На его месте было лицо Кэтти-бри.

В мгновение ока Дзирт выхватил оружие из ножен и отскочил на пару шагов. На лезвии Хазид'хи вновь появилась, ослепительно сияя, багровая линия. Дзирт осторожно сделал еще шаг назад, опасаясь, что девушка снова бросится на него.

Но Кэтти-бри осталась на месте, стоя на полу на коленях. Она закинула голову назад, как в припадке неудержимого восторга, и выкрикнула:

— О да!

Дзирт воззрился на навершие и с немым изумлением смотрел, как лицо Кэтти-бри на нем снова сменилось головой единорога. Он чувствовал, что от оружия исходит удивительное тепло, словно их связывают почти любовные узы.

Тяжело дыша, Дзирт перевел взгляд на Кэтти-бри, которая выпрямилась и теперь недоуменно озиралась.

— Что это ты делаешь с моим мечом? — спокойно поинтересовалась она. Потом вновь растерянно обвела глазами комнату Дзирта. Ее взгляд настолько красноречиво говорил «И что это я здесь делаю?», что слов не потребовалось.

— Надо поговорить, — сказал Дзирт.

Глава 9 ВОЗМОЖНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ

Громфа и Триль Бэнр крайне редко можно было застать у их матери одновременно, и еще реже здесь же оказывались вместе Бергиньон, Сосумпту и две другие дочери, Бладен Керст и Квентель. Шестеро из семи собравшихся сидели в креслах, поставленных на центральном возвышении часовни, — все, кроме Бладен Керст. Напоминая дикого зверя в клетке, эта самая жестокая из женщин Первого Дома ходила кругами, нахмурив лоб и плотно сомкнув тонкие губы. Она была второй по старшинству дочерью после Триль и уже давно должна была покинуть материнский дом, заняв пост в Академии или возглавив свой собственный Дом. Но Мать Бэнр не позволяла ей этого, опасаясь, что ее совершенно невоздержанная, даже по меркам дроу, дочь опозорит Дом Бэнр.

Триль бросала презрительный взгляд на Бладен Керст всякий раз, как та проходила мимо нее. Она никогда не придавала сестре большого значения. Как и младшая сестра Вендес, убитая Дзиртом До'Урденом при побеге, Бладен Керст служила своей матери пыточным инструментом и ни на что боль шее не годилась. Никому, выше рядового солдата, она не представляла никакой угрозы.

А вот Квентель — совсем иное, и в промежутках между тем, как Бладен Керст проносилась мимо, Триль не сводила с нее внимательного, испытующего взгляда.

Квентель же смотрела ей в глаза с неприкрытой враждебностью. Она в короткое время прошла весь путь до верховной жрицы и была, как все знали, в большой милости у Ллос. Квентель ничуть не заблуждалась насчет шаткости своего положения: если бы не покровительство Ллос, Триль давно убрала бы ее с дороги. Квентель не делала никакой тайны из своих притязаний, главнейшим из которых было стать Матерью-Хозяйкой Арах-Тинилита, при том что Триль вовсе не собиралась оставлять этот пост.

— Сядь! — в конце концов рявкнула Мать Бэнр на надоевшую всем Бладен Керст. Один глаз старухи заплыл, на щеке, которой она приложилась к стене, красовалась большая ссадина. Подобные отметины были ей в новинку, да и остальные удивлялись, видя ее с изуродованным лицом. В другое время от ранений не осталось бы и следа, стоило лишь прибегнуть к исцеляющему заклинанию, но наступили новые времена.

Бладен Керст остановилась и тяжело уставилась на раны на лице матери. Они о многом говорили. Во-первых, власть Бэнр была не такой, как раньше, мать, как и все они, стала уязвима. Во-вторых, они еще усугубляли гневное выражение, не сходившее с лица крайне встревоженной старухи.

Бладен Керст благоразумно решила, что лучше не перечить, и уселась в указанное ей кресло. И сразу замолотила по полу тяжелым сапогом. Женщины-дроу таких почти никогда не носили, хотя ими было так удобно пинать мужчин.

Но никто больше не обращал на нее ни малейшего внимания. Все следили за суровым взглядом Матери Бэнр, обратившимся к Квентель.

— Сейчас не время для личных счетов, — спокойно и веско сказала Мать Бэнр.

Квентель широко распахнула глаза, словно не понимая, о чем речь.

— Я тебя предупредила, — припечатала старуха, которую невинный взгляд дочери ни на миг не ввел в заблуждение.

— Я тоже! — немедленно присоединилась Триль. Она никогда не перебивала мать, зная, что это чревато, но сейчас решила, что нужно раз и навсегда расставить все точки над «и» и что мать оценит ее поддержку. — Ты долгие годы считала, что покровительство Ллос охранит тебя. Но Ллос, хотя мы и не можем знать почему, покинула нас. Теперь тебя никто не защитит, сестренка, и тебе стоит поберечься больше, чем любому из присутствующих.

Квентель подалась вперед в своем кресле и даже выдавила из себя улыбку.

— Неужели ты сомневаешься, что Ллос вернется к нам, хотя мы обе знаем, что так и должно быть? — прошипела она. — И из-за чего бы она от нас отвернулась? — С этими словами она дерзко взглянула на свою мать, на что мало кто отваживался.

— Вовсе не из-за того, что ты думаешь! — оборвала ее Триль. Она и раньше подозревала, что Квентель попытается свалить всю вину на старую Бэнр. Смещение главы Дома было бы ей только выгодно и могло бы и в самом деле несколько восстановить престиж находящегося на грани падения семейства. По правде говоря, Триль и сама обдумывала возможность шагов в этом направлении, но отказалась, поскольку больше не верила, что происходившие вокруг странные события были как-то связаны с промахами матери. — Ллос отвернулась от всех Домов.

— И дело не в Ллос, — многозначительно добавил Громф, чьи магические способности, как известно, не зависели от богов и богинь.

— Довольно, — произнесла старуха Бэнр, поочередно оглядывая детей, которые замолкали под ее взглядом. — Мы не можем знать, что явилось причиной всех этих событий. А вот о чем следует задуматься, так это о том, как они могут нам повредить.

— Городу нужен пирадин, — высказалась Квентель, употребив слово, которым дроу обозначали козла отпущения. Она прямо посмотрела на свою мать, и та прекрасно поняла, кого она подразумевала.

— Дура! — выкрикнула старуха ей в лицо. — Думаешь, они удовольствуются только моим сердцем?

Квентель не нашлась что ответить на такой прямой вопрос.

— Для Домов рангом ниже никогда еще не было и никогда не будет лучшей возможности уничтожить наш Дом, — продолжала Бэнр, обращаясь теперь ко всем. — Если вы хотите сместить меня, то давайте действуйте, но знайте, что это не поможет вам предотвратить назревающий бунт. — Она раздраженно махнула рукой. — Скорее этим вы только окажете услугу нашим врагам. Благодаря мне мы связаны с Бреган Д'эрт, а ведь наши враги уже пытались склонить Джарлакса на свою сторону. Но Бэнр — это я, а не Триль и не Квентель. Не будь меня, вы бы уже дрались между собой за власть, науськивая друг против друга преданные вам отряды дворцовой стражи! И что бы вы делали, когда Кьорл Одран появилась бы на вашем дворе?

Ее речь подействовала наподобие холодного душа. Было уже известно, что Дом Облодра ничуть не утратил своей силы, и все Бэнры хорошо представляли себе, как ненавидели их в Третьем Доме.

— Теперь не время для сведения личных счетов, — повторила Мать Бэнр. — Пришла пора сплотиться и отвоевать свое положение.

Все, казалось, были вполне согласны с ней, за исключением Квентель. Обращаясь к Триль, заносчивая младшая сестра заметила:

— Молись, чтобы Ллос не обратила свой взгляд на меня прежде, чем на тебя.

Триль, казалось, это не тронуло.

— А ты молись, чтобы она вообще вернулась, — холодно ответила она, — иначе я оторву тебе голову и велю Громфу водрузить ее на Нарбондель. Пусть твои глаза светятся в разгар дня.

Квентель хотела было ответить, но Громф опередил ее.

— С удовольствием, дорогая сестренка, — обратился он к Триль. Они не испытывали друг к другу ни малейшей симпатии, но если к Триль Громф испытывал противоречивые чувства, то Квентель с ее наглыми притязаниями от души ненавидел.

Мгновенное согласие между двумя старшими отпрысками чудесным образом охладило пыл заносчивой младшей сестры, и Квентель до конца встречи больше не проронила ни слова.

— Может, теперь поговорим о Кьорл, представляющей опасность для всех нас? — саркастически поинтересовалась Мать Бэнр. Не услышав возражений (а если бы таковые последовали, она, скорее всего окончательно потеряв терпение, предала бы говорившего медленной смерти), старуха перешла к разговору о возможностях обороны дворца. Она сообщила, что Джарлаксу и его банде пока можно доверять, предупредив, однако, что он первый переметнется на сторону врага, если увидит, что Дом Бэнр сдает позиции. Триль заверила всех, что Академия пока верна им, а Бергиньон дал обнадеживающий отчет о состоянии дворцовой стражи.

Несмотря на столь приятные сведения и прекрасную репутацию дворцового гарнизона, разговор все же свелся к единственно возможному способу справиться с Кьорл и всем ее Домом. Первым об этом заикнулся Бергиньон, живо помнивший схватку с Гэндалугом.

— А что Метил? — спросил он. — И сотня иллитидов? Если бы они стали на нашу сторону, угроза со стороны Облодры ничего бы для нас не значила.

Остальных, казалось, очень воодушевила подобная возможность, но Мать Бэнр хорошо знала, что прорицатели сознания — ненадежные союзники.

— Метил до сих пор на нашей стороне, потому что знает, что мы — залог безопасности его народа. Дальше преданность Метила не простирается. Ведь иллитиды составляют меньше одной сотой населения Мензоберранзана. Если он решит, что Дом Облодра сильнее нас, то сразу уйдет. — И старуха горько усмехнулась. — Остальные иллитиды могут даже принять сторону Кьорл, — подумав, продолжала она. — Эта дрянь так похожа на них по природе своих способностей. Наверное, они прекрасно поймут друг друга.

— Может, не стоит говорить столь прямолинейно? — осторожно вмешалась Сосумпту. Она даже оглядела помост, как бы опасаясь, что Метил незримо присутствует здесь и слышит каждую их потаенную мысль.

— Это не имеет никакого значения, — просто ответила старая Бэнр. — Метил и так прекрасно знает все мои опасения. От иллитида ничего не скроешь.

— Тогда что же нам делать? — спросила Триль.

— Нужно собрать все силы, — решительно произнесла Бэнр. — Нужно отбросить страхи и нерешительность. И не делать ничего такого, что могло бы еще больше отдалить от нас Ллос. — Последние слова она произнесла, глядя на Квентель и Триль, и более пристально на Триль, которая, казалось, готова была воспользоваться тем, что Ллос больше не следит за ними, и избавиться от докучливой сестры.

— Нужно показать иллитидам, что власть над Мензоберранзаном по-прежнему принадлежит нам, — продолжала Бэнр. — Если они это увидят, то останутся с нами, им невыгодно будет, чтобы нападки Кьорл ослабили Дом Бэнр.

— Я иду в Сосер, — заявил Громф.

— А я в Арах-Тинилит, — решительно присоединилась Триль.

— Я не питаю никаких иллюзий по поводу дружеских привязанностей между моими соперниками, — сказал Громф. — Но полагаю, если пообещать им награду, когда все утрясется, среди них можно найти союзников.

— Учащимся запрещены какие бы то ни было контакты за стенами школы, — сообщила Триль. — Они, конечно, слышали о происходящем в общих чертах, но о том, что грозит Дому Бэнр, им ничего не известно. Они верны, пока пребывают в неведении.

Мать Бэнр кивнула обоим.

— А ты встретишься с представителями малых Домов из тех, что основаны нами, — обратилась она к Квентель, доверяя ей наиболее ответственное поручение. Власть Дома Бэнр в значительной степени опиралась на десяток малых Домов, во главе которых стояли знатные отпрыски Бэнров. Квентель, как никто, подходила для этого задания, поскольку более всех была в милости у Ллос.

По лицу дочери было видно, что ее удалось склонить на свою сторону — скорее благодаря угрозам Громфа и Триль, чем той подачкой, которая только что ей перепала.

Мать Бэнр прекрасно знала, что самый действенный способ положить конец соперничеству — это позволить и Триль, и Квентель сохранить лицо и чувствовать себя незаменимыми. В общем, встреча оказалась удачной и все силы Дома Бэнр теперь объединятся для обороны.

Но улыбка на губах Бэнр была довольно кислой. Она прекрасно представляла себе, на что способен Метил, и подозревала, что Кьорл ничуть ему не уступает. Пусть даже весь Дом Бэнр будет на страже, но достаточно ли этого без покровительства Ллос и чародейства Громфа?

* * *

Рядом с приемным залом Бренора на верхнем уровне Мифрил Халла было небольшое помещение, где король дворфов разместил ремесленников, занятых восстановлением фигурки пантеры. Там находились небольшая наковаленка и изящные инструменты, а также стояло множество кувшинчиков и сосудов с различными растворами и зельями.

Дзирта вызвали сюда, и теперь он сгорал от нетерпения. Он, само собой, приходил в мастерскую по десять раз на дню, без всякого приглашения, и каждый раз видел одно и то же: дворфов, сгрудившихся над по-прежнему разбитой статуэткой и задумчиво теребивших бороды. После того несчастья прошла уже целая неделя, Гвенвивар была так обессилена, что едва могла приподнять голову, и неподвижно лежала перед очагом в комнате Дзирта.

Ожидание просто изматывало.

Но сейчас Дзирта позвали. Он уже знал, что утром прибыл посланец из Серебристой Луны, и оставалось лишь надеяться, что Аластриэль предложила какое-то действенное средство.

Бренор следил за ним через открытую дверь своей приемной. Кивнув, он мотнул головой в сторону, и Дзирт бросился к двери в комнатку и распахнул ее, даже не постучав.

То, что открылось его глазам, было совершенно невероятно. Разбитая — увы! — фигурка лежала на маленьком круглом столике. Рядом стоял Реджис и ожесточенно толок в ступке что-то черное. С другой стороны стоял упитанный дворф, Бастер Брейсер, знаменитый мастер доспехов, тот самый, что изготовил кольчугу Дзирта еще в Долине Ледяного Ветра. Дроу даже не решился сейчас поприветствовать его, чтобы не отвлекать. Бастер стоял широко расставив ноги. Время от времени он делал глубокий вдох и снова замирал, а в руках он держал обернутые в тончайшую увлажненную материю… глаза.

Дзирт стоял и гадал, что здесь происходит, пока знакомый булькающий голос не вывел его из задумчивости.

— Приветствую тебя, герой с кожей цвета ночи! — радостно закричал невидимый чародей.

— Гаркл Гарпелл, это ты? — спросил Дзирт.

— А мог быть кто-то другой? — сухо заметил Реджис.

Дзирт молча согласился.

— Что происходит? — спросил он, обращаясь к хафлингу, поскольку понимал, что, какой бы ответ ни дал Гаркл, он только напустит еще больше тумана.

Реджис чуть взмахнул ступкой.

— Притирание из Серебристой Луны, — радостно пояснил он. — Гаркл наблюдает, чтобы все правильно смешали.

— Наблюдает, — весело вмешался маг, — означает, что они держат мои глаза прямо над миской!

Дзирт даже не нашел в себе сил улыбнуться, поскольку голова фигурки все еще лежала отдельно от тела.

Реджис же хихикнул, но скорее презрительно, чем весело.

— Уже, должно быть, готово, — сказал он. — Но я хотел, чтобы ты сам наложил его.

— У дроу такие ловкие пальцы! — встрял Гаркл.

— А сам-то ты где? — спросил Дзирт, которому от такого необычного соседства было не по себе.

Гаркл моргнул, и из ниоткуда на мгновение появились его веки.

— В Несме, — ответил он. — Скоро мы уже будем к северу от Торфяных болот.

— А там и в Мифрил Халле, где ты наконец вновь обретешь свои глаза, — добавил Дзирт.

— Я это предвижу! — громовым голосом выкрикнул Гаркл и расхохотался, но его опять никто не поддержал.

— Если он не прекратит, я брошу эти чертовы глаза на наковальню! — буркнул Бастер.

Реджис поставил ступку и вытащил крохотный металлический инструмент.

— Тебе потребуется немного состава, — сказал он, протягивая вещицу Дзирту. — Гаркл велел постараться, чтобы вещество не попало на сам скол.

— Это всего лишь клей, — вмешался голос мага. — Волшебные силы, заложенные в фигурке, сами должны спаять ее. Состав надо будет удалить через несколько дней. Если все получится как надо, статуэтка будет… — он на секунду умолк, подыскивая верное слово, — спасена.

— Если получится… — невольно повторил Дзирт. Он чуть помедлил, приноравливаясь к тонкому инструменту и убеждаясь, что ожоги на ладонях уже зажили и не помешают ему.

— Получится, — убежденно заверил Реджис.

Дзирт глубоко вздохнул и взял в руки кошачью головку. Он внимательно вгляделся в блестящие глаза, так хорошо передававшие проницательный взгляд настоящей Гвенвивар. Предельно осторожно, с почти материнской нежностью, Дзирт приложил головку к туловищу и приступил к трудоемкому делу — нанесению вязкого вещества по всей длине разлома.

Прошло более двух часов, прежде чем Дзирт и Реджис вышли из комнаты и попали в приемную Бренора, где тот беседовал с посланцем Серебристой Луны и еще несколькими дворфами.

Вид у короля был не слишком довольный, но от взгляда Дзирта не укрылось, что впервые после того, как начали твориться все эти странности, Бренор стал несколько спокойнее.

— Это не выходки дроу! — объявил дворфский король, едва Реджис и Дзирт показались в зале. — Если только эти проклятые дроу не обладают большей силой, чем только можно себе вообразить! Аластриэль говорит, что во всем мире творится то же самое.

— Госпожа Аластриэль, — с достоинством поправил стоявший рядом посланник, очень опрятный дворф с короткой аккуратной бородкой, одетый в свободное белое одеяние.

— Приветствую тебя, Фредегар, — обратился к нему Дзирт, узнав Фредегара Сокрушителя Скал, известного больше как Фред, любимого поэта и Советника госпожи Аластриэль. — Наконец-то тебе представился случай лично познакомиться со всеми чудесами Мифрил Халла.

— Если бы только время было другое, — мрачно ответил Фред. — Прошу покорно, скажи, как поживает Кэтти-бри?

— Неплохо, — ответил Дзирт. Вспомнив о девушке, сейчас ушедшей в Сэттлстоун, чтобы передать какие-то сведения от Бренора, дроу улыбнулся.

— Это не выходки дроу, — повторил Бренор с некоторым нажимом, давая понять, что сейчас не время и не место вести светские беседы.

Дзирт согласно кивнул — он и раньше убеждал короля, что темные эльфы в этом не повинны.

— Что бы это ни было, рубин Реджиса теперь совершенно бесполезен, — сказал он. Он поддел пальцем украшение, висевшее на груди хафлинга. — Сейчас он не более чем обычный, хотя и восхитительно красивый камень. Неведомая сила сразила Гвенвивар и даже добралась до Гарпеллов. Ни один из дроу не обладает такой мощью, иначе они давно уже завоевали бы поверхность.

— Что-то еще? — спросил Бренор.

— Предчувствие смуты витало в воздухе уже несколько недель, — вмешался Фред. — Хотя только в последние две недели все магические проявления стали столь опасны и непредсказуемы.

Бренор, никогда не питавший особого доверия к магии, только презрительно фыркнул.

— Ну вот и хорошо! — воскликнул он. — Этим дроу магия нужна больше, чем моему народу и ребятам из Сэттлстоуна. К черту всю эту магию, говорю я, и пусть приходят эти проклятые дроу! Вот тогда мы повеселимся!

При этих словах Тибблдорф Пвент подпрыгнул чуть не до потолка. Он кинулся вперед, встал между Бренором и Фредом и с размаху хлопнул чистенького дворфа немытой вонючей ладонью по спине. Мало что в мире могло урезонить взбудораженного берсерка, но взгляд Фреда, полный ужаса и негодования, несказанно удивил Пвента и неожиданно успокоил.

— В чем дело? — спросил берсерк.

— Если ты еще хоть раз дотронешься до меня, я проломлю тебе череп, — невозмутимо пообещал Фред, бывший чуть не вдвое меньше могучего Пвента, но по какой-то необъяснимой причине Пвент внял ему и отступил.

Дзирт, частенько бывавший в Серебристой Луне и хорошо знавший чистюлю Фреда, понимал, что больше десяти секунд в единоборстве с Тибблдорфом Пвентом Фред не выдержит — если только предметом столкновения не будет грязь. Сейчас же, когда Пвент заляпал белоснежные одежды маленького дворфа, Дзирт поставил бы все свои деньги на Фреда, не испытывая ни малейшего сомнения в исходе поединка.

Правда, Пвент никогда в жизни не совершил чего-нибудь против воли Бренора, а Бренор вовсе не хотел сложностей с посланцами, и уж тем более посланником-дворфом из дружественной Серебристой Луны. Все в зале посмеялись над возможностью странной схватки, чувствуя облегчение оттого, что непонятные события никак не связаны с таинственными темными эльфами.

Только у Дзирта До'Урдена камень лежал на сердце. Пока статуэтка не будет починена, пока волшебная сила не вернется к ней и бедняжка Гвенвивар не сможет отправиться на Астральный уровень, ничто не могло принести ему облегчения.

Глава 10 ТРЕТИЙ ДОМ

Нельзя сказать, что Джарлакс, всегда все предусматривающий, не ждал этого посещения, но его поразило, с какой легкостью Кьорл Одран проникла в их лагерь, проскользнула мимо стражи и прошла прямо сквозь стену его личных покоев. Он, отчаянно стараясь принять непринужденный вид, не сводил глаз со стены, через которую просачивался призрачный силуэт. Оказавшись в комнате, Кьорл приняла более вещественную и пугающую форму.

— Я давно уже жду тебя, — спокойно произнес Джарлакс.

— Разве так следует встречать Мать Дома? — спросила Кьорл.

Джарлакс чуть было не рассмеялся, но его остановил вид Кьорл. Слишком уж она уверена в себе, не ровен час, накажет или даже убьет, решил он. Кьорл, видимо, не понимала всей значимости Бреган Д'эрт, и это лишало Джарлакса, великого мистификатора и интригана, многих очков.

Он поднялся с удобного кресла, вышел из-за стола и отвесил глубокий поклон, сдернув с бритой макушки широкополую шляпу с гигантским плюмажем и шаркнув ею по полу.

— Приветствую тебя, Кьорл Одран, Мать Дома Облодра, Третьего Дома Мензоберранзана. Не часто мое жалкое жилище удостаивается…

— Хватит, — оборвала его Кьорл, и Джарлакс немедленно выпрямился и снова нахлобучил шляпу.

Не сводя с женщины немигающего взора, наемник опять опустился в кресло и удобно расположился в нем, с громким стуком водрузив обутые в сапоги ноги на стол.

Именно в этот момент Джарлакс почувствовал, как нечто внедряется в его мозг и словно бы прощупывает его потаенные мысли. Он мгновенно отбросил многочисленные проклятия, которые отпускал в эту минуту по поводу вышедшей из повиновения магии — потому что обычно волшебная повязка на глазу защищала его от подобных ментальных вторжений, — и прибег к собственной сообразительности. Он сосредоточил все мысли на Кьорл, представил ее без одежд и наполнил свое сознание настолько непристойными образами, что женщина, пришедшая по важному делу, вышла из себя.

— Я могла бы с тебя кожу живьем снять за такие мысли, — произнесла она.

— Какие мысли? — переспросил Джарлакс, делая вид, что задет за живое. — В таком случае мой разум для тебя закрыт, Мать Кьорл! Хоть я всего лишь мужчина, но вряд ли такое занятие можно одобрить. Ллос бы это не понравилось.

— К черту Ллос! — рявкнула Кьорл, и Джарлакс опешил от столь недвусмысленного святотатства. Ни для кого не было секретом, конечно, что Дом Облодра не числился среди наиболее религиозных семейств дроу, но они всегда по крайней мере симулировали благочестие.

Лицо Кьорл посуровело.

— Если бы Ллос стоила моих молитв, она бы знала, в чем заключается истинная власть, — сказала она. — Именно разум отделяет нас от низших. И порядок должен быть установлен в соответствии с силами разума.

Джарлакс ничего не ответил. У него не было ни малейшего желания вступать в дебаты со столь опасным и непредсказуемым врагом.

Кьорл не стала вдаваться в дальнейшие объяснения и взмахнула рукой, словно отметая эту тему. Она была чем-то раздражена или расстроена, Джарлакс ясно видел это, а раздражение этой особы могло обернуться для него неприятностями.

— Теперь Паучья Королева не властна ни над чем, — изрекла Кьорл. — И надо мной тоже. С сегодняшнего дня.

Джарлакс изобразил удивление.

— Но ведь для тебя это не новость, — проговорила она тоном обвинителя.

Так оно и было — Джарлакс только удивлялся, почему Облодра так долго выжидала, ведь другие Дома совершенно беззащитны, — но решил не сознаваться.

— И чью же сторону займет Бреган Д'эрт? — спросила Кьорл.

Джарлакс понял: все равно, какой ответ дать, поскольку Кьорл, очевидно, собиралась указать ему, какую позицию занять.

— Победителей, — наконец беззаботно произнес он с загадочным видом.

Кьорл усмехнулась, отдавая должное его изворотливости.

— Победительницей буду я, — заверила она его. — Все закончится очень быстро, прямо сегодня, ценой очень немногих жизней.

Джарлакса последнее заявление озадачило. В Доме Облодра никогда не было принято ценить жизнь, будь то дроу или кто-то еще. Третий Дом был столь малочисленным в основном благодаря тому, что члены этого дикого семейства гибли приблизительно с той же частотой, что и рождались. Широко была известна игра, в которую принято было у них играть, — ставки в ней были непомерно высоки, а называлась она, по какой-то странной иронии, Халесс, что обозначало на языке дроу «доверие». Над самым глубоким участком бездонной расщелины Клорифты повисал и шар мрака и магическое безмолвие. Соревнующиеся темные эльфы должны были висеть внутри шара при помощи силы левитации. Невозможно было что-либо увидеть и услышать в шаре, так что рассчитывать приходилось исключительно на храбрость.

Тот, кто первым выпадал из темной сферы на твердую землю, считался проигравшим, так что смысл заключался в том, чтобы удержаться внутри до последней доли секунды, пока действовало заклинание левитации.

Но чаще всего оба упрямых игрока оставались внутри чересчур долго, и оба падали в пропасть.

И вот теперь не знающая пощады Кьорл, живое воплощение коварства, пытается уверить его, что потери дроу будут очень незначительными. Джарлакс невольно спросил себя, по чьим же меркам, потому что Кьорл вполне могла перебить половину населения города к концу дня.

Но от наемника все равно ничего не зависело. И он, и Бреган Д'эрт в той же мере полагались на волшебство, как и все остальные темные эльфы, а теперь, когда магия отказывалась служить, он был не в состоянии воспрепятствовать Кьорл входить в его личную комнату — и даже в свои сокровенные мысли!

— Сегодня, — хмуро повторила Кьорл. — А когда все будет кончено, я вызову тебя, и ты явишься.

Джарлакс не стал отвечать — в этом все равно не было нужды, потому что Кьорл снова проникла в его разум. Он ненавидел ее, он ненавидел то, что она собиралась сделать, но Джарлакс всегда отличался умением мыслить здраво, и, если все пойдет так, как предсказывала она, он действительно явится на ее зов.

Она улыбнулась, потом контуры ее фигуры расплылись, и она, как призрак, просто ушла через каменную стену.

Джарлакс откинулся на спинку кресла, нервно барабаня пальцами по столу. Никогда еще не доводилось ему чувствовать себя столь беззащитным и так связанным по рукам и ногам. Он мог бы, конечно, переговорить с Матерью Бэнр, но какой в этом толк? Даже Первый Дом, самый большой и надменный, не мог бы оказать сопротивление Кьорл, ведь у нее сила, а у них — нет. Похоже, Матери Бэнр вскоре не будет в живых, как, в общем-то, и всего ее семейства, и куда тогда деваться наемнику?

Скрываться он, конечно, не станет. Он пойдет к Кьорл.

Джарлакс понимал, почему она посетила его и почему для нее было так важно переманить его к себе, даже несмотря на то, что она, казалось, восторжествовала. Он и его банда были единственными дроу, имевшими какие-то выходы за пределы Мензоберранзана, а для той, что намеревалась стать Матерью Первого Дома — хотя в последнее тысячелетие никто не вынашивал таких планов, — это было важно.

Джарлакс продолжал барабанить пальцами по столу. Может, настало время перемен? Но он сразу же отмел столь ободряющее предположение, поскольку, даже окажись он прав, перемены были бы отнюдь не к лучшему. Очевидно, сама Кьорл считала, что сбои в магии временны, иначе она не была бы столь заинтересована в том, чтобы привлечь к себе Бреган Д'эрт.

Джарлаксу оставалось только молиться, чтобы она оказалась права, особенно в том случае, если ее нападение удастся (а у наемника не было оснований в этом сомневаться). Он понимал, что, если Первая Мать Кьорл, которую он ненавидел больше всех дроу, будет по собственной прихоти вторгаться в его мысли, долго ему не протянуть.

* * *

Для дроу она была слишком прекрасна; кто бы ни взглянул на нее, мужчина или женщина, любому она показалась бы воплощенным совершенством. И эта необычайная красота одна хранила ее от копий и арбалетов дворцовой стражи Бэнр. Бергиньон же, едва завидев ее, пригласил во дворец.

Волшебное ограждение не действовало, а ворот, в обычном понимании этого слова, в ограде дворца Бэнров не было. Раньше паутина ограды по приказу расступалась и скручивалась наружу, образуя довольно большое отверстие, но теперь Бергиньону пришлось просить гостью забираться через верх.

Она ни слова не сказала и просто подошла к ограждению. И паутина свернулась, образовав проход, словно все остатки волшебных сил, заключенные в ней, всколыхнулись перед лицом этого существа, телесного воплощения божества, сотворившего ее.

Бергиньон шел впереди, хотя и был совершенно уверен, что эта женщина не нуждается в провожатых. Он понял, что она направляется к часовне, — а куда же еще? — поэтому велел нескольким солдатам разыскать мать.

За дверями в часовню их встретила Сосумпту, поскольку эта святыня была в ее ведении. Она хотела было преградить им путь, но тотчас же спохватилась.

Бергиньон никогда не видел свою богобоязненную сестру в таком замешательстве, она чуть было рот не открыла от изумления. Потом отступила и грохнулась на колени.

Прекрасная женщина-дроу прошла мимо, не обронив ни слова. Потом она круто обернулась — Сосумпту вздрогнула — и гневно взглянула на Бергиньона, шедшего за ней.

— Ты всего лишь мужчина, — шепнула ему сестра. — Покинь это священное место.

Бергиньон был настолько потрясен, что даже не стал отвечать, он, пожалуй, даже не смог бы в этот момент отдать себе отчет в своих чувствах. Не смея повернуться спиной, он попятился, беспрерывно отвешивая нелепые поклоны, вышел из часовни и вернулся во двор.

Там уже были Бладен Керст и Квентель, но остальных любопытных, собравшихся, когда прошел странный слух, они почли за лучшее разогнать.

— Возвращайся на свой пост! — прошипела Бладен Керст брату. — Ничего не случилось!

И он понял, что это приказ.

— Ничего не случилось, — послушно повторил Бергиньон. Позже, когда команда эта повторялась всеми, он понял, насколько она разумна. Бергиньон был уверен, что их посетила либо сама Ллос, либо одна из ее ближайших прислужниц. Солдаты тоже догадывались и будут шепотом передавать это друг другу, но нужно, чтобы враги ничего не узнали!

Бергиньон прошел по двору и передал дальше приказ: «Ничего не случилось». Он занял точку, с которой хорошо просматривалась часовня, и поразился, что обе его честолюбивые сестрицы так и не осмелились войти внутрь и по-прежнему беспокойно вышагивают перед входом.

Сосумпту тоже вышла и присоединилась к ним. Когда Мать Бэнр поспешно прошла мимо них, они не обменялись ни словом, ни знаком. Она миновала дочерей, нырнула в дверь, и хождение перед входом возобновилось.

Внутри Мать Бэнр нашла одновременно и ответ на свои отчаянные молитвы, и воплощение ночных кошмаров. Она сразу поняла, кто сидит перед ней на центральном возвышении часовни.

— Если все это из-за меня, то я готова принести себя… — начала она, запинаясь и падая на колени.

— Ваэл! (Дура!) — оборвала ее излияния воплощенная богиня, и Бэнр от стыда прикрыла ладонями лицо. — Усстансаргх ваэл! (Высокомерная дура!) — закричала прекрасная женщина.

Старуха Бэнр затряслась всем телом и на секунду подумала, что это еще хуже ее самых сильных страхов: божество снизошло к ней, чтобы она умерла со стыда. В мозгу тут же пронеслась картинка, как ее истерзанное тело волокут по улицам Мензоберранзана, — жалкое зрелище падения самой могущественной из дроу.

Но внезапно Мать Бэнр сообразила, что именно за такие мысли стоящее перед ней исключительное существо сейчас и обругало ее. Она отважилась поднять на нее глаза.

— Не надо слишком много о себе воображать, — спокойно сказала богиня.

Мать Бэнр облегченно вздохнула. Оказывается, дело не в ней! Все эти злые шутки с магией и молчание в ответ на молитвы не имели к ней никакого отношения, не имели отношения вообще ни к кому из смертных!

— Кьорл допустила ошибку, — продолжала прекрасная женщина, тем самым напоминая ей, что, хоть все эти ужасные события с ней и не связаны, их последствия ее, безусловно, коснутся.

— Она имела наглость думать, что может победить без твоей помощи, — высказалась Бэнр, но божество, к ее изумлению, состроило презрительную гримасу.

— Да она может уничтожить тебя одной-единственной мыслью!

Старуха содрогнулась и еще ниже склонила голову.

— Но ее ошибка в том, что она слишком медлит, — говорила богиня. — Она не стала наносить решающий удар сразу и сейчас; когда она наконец посчитала, что все козыри у нее на руках, то еще больше оттянула время нападения, поддавшись личной ненависти.

— Но теперь сила на нашей стороне! — воскликнула Мать Бэнр. — Ведь ты вернулась.

— Ну что за дура! — с отчаянием в голосе вскрикнула богиня. — А ты думала, что я не вернусь?

Мать Бэнр растянулась ничком на полу, готовая обратиться в прах.

— Смутное Время закончится, — помолчав, продолжала богиня уже спокойно. — И ты поймешь, что нужно делать, когда все пойдет так, как нужно.

Бэнр отважилась на мгновение взглянуть на прекрасную женщину и увидела, что та пристально смотрит на нее, прищурив глаза.

— Или ты думаешь, что я настолько слаба?

На лице старухи появилось совершенно искреннее выражение крайнего ужаса, и она мелко затрясла головой, не желая признавать, что вера в ней пошатнулась.

Она вновь растянулась на полу в полном самоуничижении и начала бормотать молитвы. Очнулась она лишь оттого, что у самой ее головы стукнулось в пол что-то тяжелое. Она посмотрела и увидела лежащий рядом кусок серы.

— Ты должна отвадить Кьорл на время, — объяснила богиня. — Собери Матерей Домов, старшую дочь и сына в зале собраний. Разведите огонь, и пусть те, кто за меня, пройдут через него на твою сторону. Вместе мы покажем Кьорл, что значит истинная власть!

Поняв, что Ллос по-прежнему благосклонна к ней и доверила ей главную роль в этот решительный час, старая матрона просияла улыбкой. Хоть Ллос и дала понять, что сама по себе старуха ничто, это было не важно. Паучья Королева вернется, и слава Бэнров снова воссияет.

К тому времени как старуха набралась смелости, чтобы подняться с пола, прекрасная женщина-дроу уже покинула часовню. Она прошла по двору, и никто не встал у нее на пути, миновала ограду и исчезла во мраке города.

* * *

Едва до Геннитирон Тлаббар, Матери Четвертого Дома Мензоберранзана Фэн Тлаббар, дошли страшные слухи о том, что загадочные псионические способности Дома Облодра не пострадали от странного предательства магии, она поняла, что жизнь ее висит на волоске. Кьорл Одран ненавидела высокую изящную Геннитирон больше всех, поскольку Геннитирон никогда не скрывала, что считает Дом Фэн Тлаббар, а не Облодру достойным занимать третье место в иерархии города.

Гарнизон из восьмисот солдат почти вдвое превосходил силы Дома Облодра, и Геннитирон удерживали от нападения лишь странные способности, присущие Кьорл и ее подчиненным.

Теперь же, когда все волшебные силы отказывались служить, обладание этими способностями почти равнялось всемогуществу!

Все это время Геннитирон оставалась в дворцовой часовне, довольно маленькой комнате на самом верху центрального сталагмита. На алтаре горела единственная свеча, отбрасывая, по меркам земного мира, слабый свет, но для темных эльфов, привычных к мраку, она сияла, как маяк. Немного света падало и из окна, обращенного на запад, поскольку неудержимое свечение Нарбондели было различимо даже через полгорода.

Сами по себе часы Геннитирон не заботили, но их ненормальное сияние олицетворяло собой то, что творилось вокруг. Мать Дома Фэн Тлаббар была одной из самых фанатичных служительниц Ллос, все шестьсот лет своей жизни она была безраздельно предана Паучьей Королеве. Но вот настали трудные времена, а Ллос почему-то не откликалась на ее зов.

Она непрестанно напоминала себе, что нужно безоговорочно верить, становилась на колени и склонялась над платиновой тарелкой, знаменитым Блюдом Общения Фэн Тлаббар. Сейчас на нем лежало сердце последней жертвы, довольно видного мужчины, отданного в дар богине, которая не желала снисходить к отчаянным мольбам.

Внезапно сердце поднялось над залитой кровью тарелкой и зависло в воздухе, и Геннитирон вскочила.

— Наверное, жертва недостаточна, — послышался голос за спиной, голос, который она до смерти боялась услышать с самого начала Смутного Времени.

Геннитирон осталась стоять, не поворачиваясь к Кьорл Одран.

— Во дворце идет битва, — тоном утверждения произнесла она.

Кьорл лишь фыркнула. Силовой волной, вырвавшейся из ее ладони, она швырнула жертвоприношение через всю комнату.

Геннитирон негодующе обернулась. Она хотела закричать и обвинить Кьорл в святотатстве, но слова застряли в горле, потому что навстречу ей поплыло другое сердце.

— Жертва недостаточна, — спокойно изрекла Кьорл. — Попробуй предложить это сердце, оно принадлежит Финисей.

Услыхав имя второй по старшинству жрицы в ее Доме, сейчас, естественно, мертвой, Геннитирон подалась назад. Она удочерила Финисей, когда настоящая семья девушки, довольно незначительный Дом, была уничтожена соперничающим семейством. Дом этот не представлял собой ничего особенного — Геннитирон сейчас даже не помнила их родового имени, — но Финисей оказалась выдающейся женщиной. Она была сильной жрицей, непоколебимо преданной и даже, наверное, любившей свою приемную мать.

Когда истекавшее кровью сердце громко шлепнулось на платиновое блюдо, Геннитирон в ужасе отступила еще дальше.

— Молись Ллос, — велела Кьорл. Именно это Геннитирон и делала, причем без всякого напоминания. И думала о том, что, быть может, Кьорл допустила ошибку. Может, смерть Финисей как раз поможет ей, это будет достойная жертва, и Паучья Королева окажет помощь Дому Фэн Тлаббар.

Долгое время ничего не происходило, а потом Кьорл расхохоталась.

— Может, нам все же нужна более значительная жертва, — игриво предположила глава Дома Облодра.

Понять, кого она имела в виду, было несложно, поскольку единственной персоной во дворце рангом выше, чем покойная Финисей, оставалась Геннитирон.

Стараясь не выдать себя, с чрезвычайной осторожностью шевеля пальцами, она вытащила из ножен, скрытых складками затканного паучьим рисунком одеяния, острейший отравленный кинжал. Он назывался Голодный Зуб, и, будучи моложе, Геннитирон нередко с его помощью выпутывалась из подобных положений.

Но тогда, конечно, магия не давала сбоев, на волшебные силы еще можно было положиться, да и противники ее не были столь сильны. Кьорл прочла ее мысли и была готова к нападению, даже несмотря на то, что Геннитирон смотрела ей прямо в глаза, и Кьорл не могла видеть, как едва заметно двигалась рука противницы.

Геннитирон выкрикнула приказ, и почему-то волшебный предмет послушался, пулей выскочил из-под драпировок и полетел прямо в сердце ненавистной соперницы.

Он послушался! Геннитирон была вне себя от радости. Но ее радость тут же испарилась, поскольку клинок прошел сквозь бестелесную Кьорл Одран и застрял в противоположной стене в одном из гобеленов, украшавших помещение.

— Очень надеюсь, что отрава не попортит рисунок, — безмятежно произнесла Кьорл, стоявшая намного левее своего изображения.

Геннитирон круто развернулась и бросила ледяной взгляд на своего врага, так нагло издевавшегося над ней.

— Ты не можешь ни победить, ни обхитрить меня, — спокойно сказала Кьорл. — Ты не можешь даже скрыть от меня свои мысли. Война окончилась, даже не начавшись.

Геннитирон хотелось кричать, но она не могла вымолвить ни слова, как и бедная Финисей, чье сердце сейчас лежало перед ней на жертвенном блюде.

— Сколько же еще убитых нужно? — спросила Кьорл, и глава Фэн Тлаббар растерялась. Она с подозрением и одновременно с удивлением разглядывала Мать Дома Облодра.

— Мой Дом невелик, — пояснила та, и это было правдой, если только не брать в расчет тысячи и тысячи рабов-кобольдов, кишевших в туннелях на краю Клорифты, как раз под дворцом Облодры. — А мне нужны союзники, чтобы убрать с дороги эту мерзавку Бэнр и ее заносчивую семейку.

Геннитирон совершенно неосознанно облизнула пересохшие губы, увидев какой-то проблеск надежды.

— Тебе меня не победить, — небрежно произнесла Кьорл. — Но я, возможно, соглашусь на добровольную сдачу.

Надменную главу Третьего Дома такие слова, конечно же, задели.

— Или соглашение, если уж тебе так хочется, — поправилась Кьорл, по глазам догадавшись о чувствах Геннитирон. — Ни для кого не секрет, что я не в лучших отношениях с Паучьей Королевой.

Геннитирон переминалась с ноги на ногу, раздумывая, чем это может обернуться. Если она поможет Кьорл, которая отнюдь не пользовалась милостью Ллос, одолеть Бэнр, то каковы будут последствия для ее Дома, когда все, так или иначе, вернется на круги своя?

— Во всем, что сейчас творится, виновата Бэнр, — не преминула заметить глава Облодры, читая в мыслях Геннитирон, как в открытой книге. — Это из-за нее Паучья Королева оставила нас. Бэнр не в состоянии удержать единственного узника, не способна даже должным образом провести торжественное богослужение.

Геннитирон, которая, безусловно, отдавала предпочтение старой Бэнр перед Кьорл Одран, эти правдивые слова больно резанули. Ей очень хотелось возразить, но это означало бы ее собственную смерть и гибель ее Дома, поскольку перевес сейчас был на стороне Кьорл.

— Да, возможно, я соглашусь на добровольную сда… — хихикнула Одран, но не договорила. — Возможно, соглашение послужит нашей обоюдной выгоде, — поправилась она.

Геннитирон снова облизнула губы, не зная, на что решиться. Быстрый взгляд на еще теплое сердце Финисей не придал ей уверенности.

— Возможно, что так, — наконец произнесла она.

Кьорл кивнула, и снова на ее лице мелькнула та самая неуловимая улыбка, служившая, как было известно всему Мензоберранзану, верным признаком того, что она лжет.

Вопреки тому, что она знала, с кем имеет дело, вопреки тому, что ей было отлично известно, на что способна эта коварнейшая из женщин, Геннитирон тоже улыбнулась в ответ — слишком велик был соблазн.

— А может, и нет, — спокойно произнесла Кьорл, и невидимая, но вполне ощутимая сила — воля Кьорл — мощным ударом отбросила главу Фэн Тлаббар назад.

Геннитирон било и мотало, и она явственно услышала хруст собственных ребер. Она попыталась выкрикнуть проклятие Кьорл, воззвать к Ллос в последней, отчаянной молитве, но не в силах была произнести ни звука, даже вздохнуть, потому что незримая рука мертвой хваткой сжала ее горло.

Геннитирон еще несколько раз страшно дернулась, ее грудная клетка трещала от невероятного давления, распиравшего ее изнутри. Она отшатнулась назад и упала бы на пол, если бы Кьорл не удерживала железной невидимой рукой ее стройное тело.

— Как жаль, что сердца Финисей оказалось недостаточно, чтобы твоя жалкая Паучья Королева снизошла до тебя, — издевалась Кьорл, впервые позволяя себе подобное святотатство.

Геннитирон выпучила глаза, казалось, они вот-вот выскочат из глазниц. Она помимо воли выгнула спину, корчась от боли, а из горла вырывались странные глухие звуки. Женщина рвала собственную шею, пытаясь ухватить невидимую руку, но лишь до крови разодрала кожу.

Послышался последний ужасающе громкий хруст, и Геннитирон прекратила сопротивляться. Горло больше не давило, но легче ей не стало. Кьорл незримой рукой схватила ее за волосы и сильным рывком наклонила ее голову вперед, чтобы она увидела странную выпуклость у себя в груди, чуть левее середины.

Геннитирон от ужаса широко раскрыла глаза, глядя, как расходятся ее одежды и разрывается кожа. Из раны фонтаном хлынула кровь, и Геннитирон бессильно свалилась рядом с платиновым блюдом.

Последнее, что она увидела, — последний удар собственного сердца на жертвенном блюде.

— Может, теперь Ллос услышит этот зов, — обронила Кьорл, но Геннитирон ее уже не слышала.

Кьорл подошла к телу и взяла из кармана мертвой бутылочку с зельем: такие имели при себе все женщины Дома Фэн Тлаббар. Внутри было весьма сильнодействующее средство — или оно снова станет таковым, если магия вернется, — вызывавшее у мужчин-дроу готовность к безоговорочному служению. Наверняка в бутылочке главы Дома содержался самый мощный раствор, и Кьорл хотела опробовать его на главаре наемников.

Потом она подошла к стене и взяла себе Голодный Зуб.

Трофей победителя…

Бросив на мертвую соперницу последний взгляд, Кьорл, используя свои псионические способности, почти растаяла и стала похожа на призрак, способный проходить сквозь стены и мимо стражи хорошо укрепленного дворца. На ее губах играла улыбка превосходства, она непоколебимо веровала в свои силы, но, как и сказала Ллос Матери Бэнр, Одран все же допустила ошибку. Она пошла на поводу у личной ненависти и нанесла первый удар менее значительному противнику.

В то время как Кьорл просачивалась сквозь стены дворца Фэн Тлаббар, радуясь смерти своего самого ненавистного врага, Матери Бэнр и Мез'Баррис Армго, Триль и Громф Бэнры и главы Домов с Пятого по Восьмой собрались в тайной зале в отдаленной части плато К'елларц'орль, находившегося в середине гигантской пещеры, на котором были расположены дворцы виднейших семейств Мензоберранзана, включая, естественно, Дом Бэнр. Они собрались у жаровни в виде паука, установленной на небольшом столике в центре помещения. Все принесли с собой что-то очень ценное и легковоспламеняющееся, а Мать Бэнр держала в руках комок серы, данный ей воплощением божества.

Все знали, что это их единственное спасение, хотя никто об этом не говорил.

Глава 11 ПОСЛЕДНИЙ КОЗЫРЬ

Вообще-то Джарлаксу нравилось находиться между двух соперников, когда каждый пытался переманить его на свою сторону. Но на этот раз наемнику было не по себе. Иметь дело с Кьорл было неприятно в любом качестве — ни друга, ни уж тем более врага, а ко всему прочему в борьбу был втянут Первый Дом. Джарлакс же слишком много поставил на Мать Бэнр. Осмотрительный наемник надеялся, что Дом Бэнр будет править в Мензоберранзане до конца его жизни, как правил с его рождения и еще целое тысячелетие до того.

Джарлакс не испытывал никакой особенной симпатии к Первому Дому. Просто Бэнр была некой отправной точкой, единственным стабильным элементом в беспрестанных смещениях и перемещениях в городе темных эльфов, вечно боровшихся за власть.

Он-то думал, что так будет всегда, но теперь, поговорив с Кьорл, — о, как он ее ненавидел! — Джарлакс в этом усомнился.

Кьорл хотела видеть его среди своих союзников, скорее всего она желала сделать Бреган Д'эрт связующим звеном с миром за пределами Мензоберранзана. Они, конечно, могли исполнять эту роль, и исполнять отменно, но Джарлакс не был уверен, что он, у которого всегда имелся какой-нибудь тайный личный расчет, сможет надолго удержаться в милости у Кьорл. Раньше или позже, но она прочтет его тайные мысли и неминуемо отправит на тот свет, быстро заменив кем-нибудь другим.

Так всегда было в мире дроу.

* * *

Демон выглядел как невероятно огромная двуногая, похожая на собаку тварь с четырьмя чрезвычайно сильными руками, пара которых заканчивались мощными клешнями. Никто из охранников-дроу не знал, как он проник в пещеру, расположенную на самом краю Клорифты в какой-то сотне футов позади и пониже дворца Облодра, где находились тайные покои Джарлакса.

— Танар'ри! — шепотом и жестами передавалось по коридорам. Это слово существовало в языках всех Королевств и неизменно вызывало страх, потому что так назывались самые большие из порождений Бездны.

Как же не повезло двум стражникам, первым попавшимся на пути громадного чудовища пятнадцатифутового роста! Верные Бреган Д'эрт, черпая мужество в убеждении, что остальные их поддержат, они приказали великану остановиться, а когда тот не послушался, напали на него.

Если бы чары, наложенные на их оружие, по-прежнему действовали, они, быть может, и ранили бы тварь. Но, как и раньше, в материальном мире магия вела себя непредсказуемо. Танар'ри тоже не мог воспользоваться заклинаниями, но это существо, состоявшее из четырех тысяч фунтов сплошных мышц, не слишком-то нуждалось в чародействе.

Оба дроу были разорваны на части, и танар'ри двинулся дальше, разыскивая Джарлакса, как велел ему Эррту.

Он обнаружил главаря наемников, в окружении двадцати лучших солдат, за первым же поворотом. Несколько дроу выскочили вперед, чтобы защитить командира, но Джарлакс, который лучше их знал, на что способно чудовище, удержал их, поскольку вовсе не хотел зря разбрасываться жизнями подчиненных.

— Глабрезу, — почтительно произнес он, узнав, что за монстр перед ним.

Верхняя губа на собачьей морде презрительно изогнулась, и он, прищурившись, внимательно разглядывал Джарлакса, стараясь удостовериться, что это именно тот темный эльф, что ему нужен.

— Бэнр кок димре нохтеро, — прорычал он наконец и, не дожидаясь ответа, неуклюже развернулся и заковылял прочь, низко пригнувшись, чтобы не задевать макушкой за высокий свод.

И снова несколько отчаянных, но не слишком умных дроу бросились следом за ним, но Джарлакс и их остановил. Он широко улыбался, чего с ним не случалось уже много недель. Танар'ри говорил на языке низших уровней бытия, который Джарлакс превосходно понимал, и произнес он слова, которые наемник всей душой жаждал услышать.

Все солдаты, стоявшие вокруг, вопросительно смотрели на своего главаря. Они ничего не поняли и сгорали от нетерпения узнать, что же сказал танар'ри.

— Бэнр кок димре нохтеро, — повторил Джарлакс. — Дом Бэнр восторжествует.

И по его хитрой улыбке, довольному блеску в глазах и энергичному жесту солдаты поняли, что он очень рад предсказанию.

* * *

Зирит Ксорларрин, глава Пятого Дома, хорошо понимала всю важность этой встречи. Триль и Громф Бэнр были здесь лишь затем, чтобы занять два пустующих места у жаровни. Одно из них по праву принадлежало Кьорл, но, поскольку они сошлись вместе, чтобы ей помешать, она, само собой, не была приглашена.

Другое место, на котором сейчас сидел Громф, обычно занимала ближайшая подруга Зирит, Мать Геннитирон Тлаббар. Никто ничего не говорил, но Зирит сама поняла, что значит присутствие сына Бэнр и отсутствие самой Геннитирон.

Кьорл ненавидела Геннитирон, об этом знали все, так что Матерью Дома Фэн Тлаббар попросту пожертвовали ради того, чтобы отдалить нападение на Дом Бэнр. И те, кто сейчас окружал ее, и божество, которому они все поклонялись, без малейших сомнений дали погибнуть лучшей подруге Зирит.

Но эта мысль терзала ее совсем недолго, лишь до тех пор, пока она не поняла, что теперь на этом собрании она представляет Третий Дом. Если их совместные усилия увенчаются успехом и Кьорл и ее Дом потерпят поражение, тогда иерархия правящих Домов действительно претерпит изменения. Облодра будет уничтожена, оставив третью ступень незанятой, а поскольку Фэн Тлаббар уже, очевидно, лишился главы, похоже, что Дом Ксорларрин сразу же перескочит на вожделенное место.

Зирит Ксорларрин довольно улыбнулась. Вот и хорошо, что Геннитирон принесли в жертву.

Таков был мир дроу.

Громф положил в жаровню паучью маску, бесценную вещь, поскольку только с ее помощью и никак иначе можно было проникнуть сквозь волшебную ограду дворца Бэнр. Мигом взметнулось оранжево-зеленое буйное пламя.

Мез'Баррис кивнула Бэнр, и древняя старуха бросила тот кусок серы, что оставило ей божество.

Если бы даже сотня дворфов работала громадными мехами, вряд ли им удалось бы раздуть столь яростное пламя. Огненные языки поднялись разноцветным столбом, и в глазах тех, кто сидел вокруг него, светился восторг и торжество.

— И что здесь происходит? — послышался голос от двери. — Вы посмели созвать собрание, даже не уведомив Дом Облодра?

Мать Бэнр, сидевшая во главе стола, была обращена к Кьорл спиной. Она подняла руку, призывая успокоиться остальных. Очень медленно старуха обернулась лицом к той, кого не выносила, и они с ненавистью посмотрели друг другу в глаза.

— Палач не приглашает жертву на место казни, — невозмутимо сказала Бэнр. — Он либо доставляет ее туда, либо заманивает.

Остальных столь недвусмысленное заявление привело в замешательство. Если обходиться с Кьорл более уважительно… тогда в случае чего им, может, удалось бы спастись.

Но Мать Бэнр так не считала. Она верила в то, что их и ее единственной надеждой оставалась Паучья Королева, и всей душой полагалась на то, что божество не обмануло их.

Но когда первая волна психической энергии захлестнула Бэнр, у нее, как и у других, возникли некоторые сомнения в этом. Какое-то время она еще держалась на ногах, выказывая незаурядно сильную волю, но потом Кьорл пересилила и швырнула ее на стол. Бэнр почувствовала, как пол ушел из-под ее ног, словно бы громадная незримая рука схватила ее и теперь тащила в самое пламя.

— Насколько же действеннее будут ваши мольбы к Ллос, — ликуя, взвизгнула Кьорл, — когда в огонь полетит сама Мать Бэнр!

Остальные присутствующие, и в первую очередь Матери Домов, не знали, что делать. Мез'Баррис опустила голову и тихо пробормотала слова заклинания, моля Ллос услышать ее и избавить от всего этого.

Зирит и остальные не сводили глаз с огня. Божество велело им его развести, но почему же из пламени не появится танар'ри или другое могучее существо и не придет им на выручку?

* * *

В кишащей слизняками Бездне Эррту сидел на своем грибном троне и наслаждался тем, что видел. Даже наблюдая происходящее через то приспособление, что дала ему Ллос, большой танар'ри явственно чувствовал страх, владевший теми, кто собрался в зале заседаний, и почти что ощущал на своих губах горький вкус ненависти Кьорл Одран.

Кьорл определенно нравилась Эррту. Как она была похожа на него порочностью и злобностью сердца, беспощадная убийца, лишавшая жизни ради удовольствия, любительница интриг, заводившая их лишь ради наслаждения игрой! Большому танар'ри не терпелось увидеть, как Кьорл бросит свою соперницу в бушующее пламя.

Но Ллос дала ему вполне ясные указания, а обещанный ею дар был чересчур соблазнителен, чтобы упустить его. Удивительно, что ворота между уровнями раскрылись, причем широко, учитывая, что магия никому не повиновалась.

Эррту уже послал в качестве гонца одного танар'ри, громадного глабрезу, через меньшие ворота, но те, открытые самой богиней, были ненадежны и раскрылись на какие-то мгновения. Повторять его подвиг Эррту не хотелось, по крайней мере сейчас.

Однако, приняв в расчет, что магия стала совершенно непредсказуемой, демон ощутил прилив воодушевления. Что если прежние правила изгнания больше не действуют? Что если он сам может пройти через открывшиеся ворота и еще разок посетить Материальный уровень? Тогда ему уже не нужно будет подчиняться приказам Ллос; он сам сможет разыскать этого предателя До'Урдена, отомстить ему и вернуться в холодную Северную Землю, где его ждал легендарный хрустальный осколок!

Ворота были открыты. Эррту прошел в них.

И упал назад, обратно в Бездну, место своего столетнего изгнания.

Несколько демонов столпились вокруг большого танар'ри, почувствовав, что появилась лазейка, и бросились в ворота, но Эррту, разъяренный неудачей, рыча, не пустил их.

Пусть эта негодяйка Кьорл кинет любимую жрицу Ллос в огонь, мстительно подумал Эррту. Жертва будет принесена, ворота останутся открытыми, а быть может, и распахнутся еще шире.

Эррту тяготился изгнанием и терпеть не мог подчиняться кому-либо. Пусть Ллос подергается, пусть Бэнр поглотит огонь, и лишь тогда он выполнит то, что требовала Паучья Королева.

* * *

От смерти старуху Бэнр спасло неожиданное вмешательство иллитида Метила. Посетив Джарлакса, глабрезу отправился к нему и тоже передал предсказание о судьбе Дома Бэнр, и Метил, которого его народ считал своим послом среди темных эльфов, именно по этой причине остался на стороне победителей.

Волны психической энергии иллитида обезвредили натиск Кьорл, и Мать Бэнр упала на край стола.

Кьорл, не ожидавшая ничего подобного, изумленно раскрыла глаза, но тут Метил, до сей поры невидимо стоявший рядом со старухой, стал зримым.

«Подожди до конца, — громко раздался в мозгу осьминогоголового урода голос Одран. — Увидишь, кто победит, и тогда решай, с кем ты».

Метил так же мысленно заверил ее, что исход ему известен, но не это взволновало Кьорл, а громадное крыло, похожее на крыло летучей мыши, что вдруг показалось из самого пламени. Это был танар'ри, настоящий танар'ри!

Из огня выскочил еще один глабрезу и приземлился на пол между двумя женщинами. Кьорл попыталась выставить психический заслон, но она хорошо знала, что ей не под силу тягаться с таким существом.

Она заметила, что в языках яростно полыхающего огня проявляется еще один демон. Она вдруг поняла, что Ллос против нее! Похоже, что на зов Матери Бэнр решила явиться вся Бездна!

И Кьорл сделала единственно возможное в этом положении: она снова растворилась в воздухе и понеслась через весь город в свой дворец.

Сквозь распахнутые ворота продолжали вырываться чудища, их уже было больше сотни. Так продолжалось больше часа, и прислужники Эррту, а следовательно, и Ллос выходили на отчаянные призывы глав Домов и в диком восторге летели по городу, чтобы окружить дворец Облодра.

В зале на плато К'елларц'орль собравшиеся обменивались довольными улыбками и даже поздравляли друг друга. Божество сделало то, что обещало, и будущее верных поклонников Ллос вновь представало в восхитительно темном свете.

Из этих восьми лишь Громф улыбался не совсем искренне. Он, конечно, не желал победы Дома Облодра, но для него было мало радости в том, что вскоре все снова будет по-старому и он, несмотря на свои таланты и необыкновенное владение магическими силами, останется, как и раньше, всего лишь мужчиной.

Некоторое утешение принесло ему то, что не все жертвенные предметы, были уничтожены волшебным огнем. Бесценная паучья маска не пострадала. Громф взглянул на дверь, на глав Домов и на Триль, но они были так поглощены происходившим, что вовсе не замечали его.

Осторожно, стараясь не привлекать ничьего внимания, скупой колдун припрятал маску под пышным одеянием, а потом еще присвоил несколько наиболее ценных магических вещей высших Домов Мензоберранзана.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник