Наше дело правое

ПРЕДИСЛОВИЕ

Я родилась в 1961 году.

Я родилась в 1961 году, потому что меня не убили до 1945 года.

Потому что мои родители — тогда еще дети — оказались в числе тех, кого удалось спасти, заслонить, отстоять ценой тысяч и тысяч жизней. Тех, кого не задавила чудовищная туша Второй мировой войны.

И это может сказать о себе любой из нас: и те, чьи рассказы вошли в этот сборник, и те, кто сейчас держит его в руках. Все мы — те, кого отстояли, и дети тех, кого защитили.

Об этом сейчас нередко забывают.

Об этом нельзя забывать.

Нельзя забывать о тех, кто уходил на фронт, зная, что наше дело правое, что враг будет разбит — потому что дело защиты Родины правое, а не разбить врага — это значит дать ему уничтожить не только настоящее, но и будущее. Нельзя забывать о тех, кто взял на себя тяжкий и страшный труд войны — и отстоял будущее. Отстоял наше право быть.

Великая Отечественная осталась в прошлом — а прошлое с каждым годом уходит от нас все дальше. А чем дальше прошлое — тем больше простор для измышлений и спекуляций. Для заблуждений и подтасовок. А зачастую для прямой лжи. И — как ни странно это звучит — для лжи при помощи правды.

Ведь были, действительно были и штрафбаты, и заградотряды, и лагеря. Как легко сказать, что только они и были. Не было подвига, не было сил и жизней, отданных ради победы… ну вот ну просто ну вот ну не было ничего, кроме штрафных рот и заградотрядов, — НИЧЕГО! Только мерзость и грязь. И те, кто сражался, — сражались не иначе как потому, что их эти заградотряды в спину подталкивали и деваться было некуда. Сплошная страна заградотрядов и рабов…

Но могут ли рабы побеждать?

А где же те люди, которые отдавали свои жизни, потому что умели отделять свою Родину и тех, кто в ней живет, от кровавой накипи на ней? Любить — даже вопреки?

Всех ли можно заставить сражаться из-под палки?

Были и лагеря, и штрафбаты, и заградотряды. И были люди, совершившие подвиг — вопреки всему этому.

Люди, защитившие будущее.

Как легко сказать такую привычную, такую успокоительную житейскую мудрость: «Ну, ведь в любом конфликте всегда все-таки виноваты обе стороны» — и тем самым уравнять захватчиков с защитниками, убитых с убийцами. Но те, кто пришли с оружием в руках, чтобы убивать и захватывать, не равны тем, кто встал с оружием в руках, чтобы защитить.

Дело защитника — правое.

Казалось бы — что можно противопоставить документальным свидетельствам?

Как легко, как ужасающе легко оказалось заставить эти свидетельства говорить так, как хочется слушателю, — отметая одно и сосредотачиваясь на другом!

И потому книга, которую вы держите в руках, — не документальная.

Это не сборник рассказов о Второй мировой, о 1812 годе. О Грюнвальде, Косовом поле, Куликовом поле, Реконкисте, Фермопилах…

Так о чем же эти повести и рассказы?

О том, что долг перед Родиной может оказаться и тяжек, и страшен, и неоднозначен.

О том, что он никому не позволит отсидеться в стороне.

О том, как гибнут, заслонив собой других.

О том, как любят — и идут сражаться за тех, кого любят.

О том, как остаются людьми даже в страшные минуты.

О том, как побеждают — зачастую ценой своей жизни.

О том, что защитить и спасти — это правое дело.

И потому — это все-таки книга рассказов о минувших войнах. Несмотря на то что написана она в жанрах фантастики и фэнтези. Несмотря на то что даже упоминаются земные войны не во всех произведениях.

Может быть, это книга отражений? Отражений минувших подвигов и трагедий в мирах фантастических, а то и почти сказочных — и в мирах, так похожих на наш. Это эхо раздается в разных мирах. В мирах, которые не были убиты — потому что еще до рождения на земле не были убиты мы, создавшие эти миры.

Эхо звучит в разных мирах — и они откликаются и звенят. Они тоже хотят рассказать о том, что видели.

Они заговорили благодаря литературному конкурсу «Наше дело правое». Он был учрежден для того, чтобы они могли заговорить — и рассказать о доблести тех, кто защитил и защищает Родину, людей, жизнь…

Прежде всего этот сборник предназначен тем, для кого былые подвиги — дела, давно минувшие, тем, кто знает о них со слов бойкого телеведущего или из ненароком просмотренного, якобы основанного на реальных событиях фильма, где защитники такие же сволочи, как и агрессоры, а то и еще хуже.

Мы хотим рассказать вам о тех, кто с оружием в руках бесстрашно смотрел смерти в лицо. О наших дедушках и бабушках, о дальних предках, чьи имена забыты, но осталась спасенная ими жизнь. О тех, кто выстоял и победил. Не для себя и не ради себя.

Мы хотим сказать вам, да и себе тоже — нам нечего стыдиться своего прошлого! Мы можем гордиться им! У нас есть на это право!

А еще мы обязаны помнить правду и не прощать ложь. Споря о Ричарде Третьем и «Войне и мире», я не раз нарывалась в ответ на доводы о гениальности Шекспира и Толстого. Дескать, кому сейчас важно, кем был этот король и каковы были герои 1812 года. Главное — гениальность классиков и глубокая философия…

А вот и нет!!!

Ложь, особенно заведомая, конъюнктурная, есть и будет злом, кто бы ее ни произнес. И злом вдвойне будет ложь талантливая. Чем шире размах крыльев лживого гения, чем выше его полет, тем гуще тень, отбрасываемая им, и тем больше площадь этой самой тени. В такой тени трудно, подчас невозможно дышать, ибо подлостью и злом дышать невозможно, а брехней — противно. Вот она нас со всех сторон теперь и обволакивает. Как у речки Ипр, и мы дышим, а некоторые еще и с удовольствием и теоретически-художественным обоснованием.

А ведь это уже не якобы горбатый чужеземный король и не то, что было 200 лет назад, это по нашим дедам, а кое у кого и по отцам топчутся, поливают помоями, врут, подличают.

Интересно, говорите? Талантливо? Ну так на себя такой талант примерьте! Неважно, что ты не украл, не убил, не напился до свинского состояния, главное, тебя в таком виде изобразили. Талантливо.

Нравится?

Повесишь свой портрет в луже на стенку? Согласишься, что ты вор, убийца, дегенерат? Позволишь смаковать свой несуществующий позор — или все-таки набьешь талантливому художнику и его спонсорам морды?

Ах, набьешь? Ну тогда не аплодируй лжи и не прощай ее!

Кто-то сказал, что логика и знание истории не спасут. Можно сто тысяч раз опровергать лезущую в уши и глаза брехню, но телевизор свое возьмет. Особенно когда уйдут те, кто помнит, а ведь это время близится. Скоро некому будет встать и сказать: «Неправда это! Я тогда жил, воевал и снова жил. Не так все было!» Никто уже не скажет: «Слушайте, я расскажу вам…» Некому будет служить документальным подтверждением истины, некому будет живым словом сражаться против чудовищной лжи. Некому… некому… некому…

И тогда мы останемся одни.

Наедине с серым мифом.

Наедине с теми, кто передергивает и искажает факты в угоду той или иной конъюнктуре. Кто вольно или невольно кормит нас отравой. И не всегда эти люди бездарны. Но если шулер талантливо передергивает карты, а повар замечательно готовит бледные поганки под соусом — тем больше оснований дать им отпор.

Что мы можем этому противопоставить? Только свое слово. Только единение тех, кто думает иначе и не считает возможным отмолчаться.

Можно и нужно показывать во всей сомнительной красе «разоблачителей», создателей и культиваторов «серого мифа», объяснять, что и сколько они имеют с охаивания «этой страны», потому что Родины у этой публики нет и быть не может.

Еще больше нужна правда. Правда архивных документов, фронтовых писем, воспоминаний, серьезных, объективных исторических исследований, и они, к счастью, имеются, но этого недостаточно.

Мы собрались здесь — такие разные — ради этой правды, ради того, чтобы Победа по-прежнему оставалась Победой, ради того, чтобы она по-прежнему была за нами.

Потому что удержать Победу зачастую трудней, чем победить, — любой полководец знает это. Потому что фашизм под видом политкорректности тонкой струйкой дыма медленно просачивается в культуру, заставляя сомневаться: а так ли все было? А правильно ли, что все это было именно так? А была ли Победа — Победой? А такое ли правое — Наше Дело? А есть ли разница между той и другой стороной? А если нет — правильную ли сторону мы все выбрали?

Вот поэтому мы и пришли сюда — писатели, издатели и все, кто создавал этот сборник. Вот поэтому мы и зовем вас — читателей. Зовем к себе. Потому что рано покидать окопы. Потому что призрачные вражеские танки, урча моторами псевдонаучных теорий и темнея свастикой клеветнических измышлений, опять штурмуют рубежи нашей памяти. И, кроме нас с вами, остановить их просто некому.

Какое старое, почти забытое слово — доблесть…

Нельзя его забывать.

Так о чем все-таки эта книга?

Открывает ее раздел «Заслон», названный по одноименному рассказу. Наверное, этот рассказ несколько озадачит читателей фэнтези, привычных к тому, что хорошие эльфы сражаются против плохих орков или троллей. Или — наоборот. В этом рассказе нет рас, плохих или хороших от природы, — и по ту и по другую сторону есть и эльфы, и тролли. Важно не то, кем ты родился, — а то, какой выбор ты сделал. И если твой выбор — встать в заслон, чтобы враг не прошел, это и есть самое главное. Потому что враг не должен пройти.

Враг не должен пройти — это помнят и герои рассказа «Кипрей». Что они могут сделать — ведь против них целая армия, а их так мало, да и кто они? Вчерашние мальчишки, пришедшие в заброшенную крепость отбыть скучную повинность и развлекающиеся, разыгрывая друг друга. Неумно, подчас жестоко. Их никто не берет в расчет, а они могут — встать заслоном. Отвоевать еще день… еще час… еще минуту… ту самую минуту, которой может не хватить, чтобы враг не прошел. И перед значимостью этой минуты меркнет все, что недавно казалось столь важным…

Открывая рассказ «Рубеж», мы попадаем в такую мирную, такую уютную жизнь, что мудрено поверить, что герои этого рассказа и в самом деле герои… но битвы бывают разными, а герои не обязательно облечены в сияющие доспехи. Они тоже стоят в заслоне, и цена победы неизменна — жизнь, отданная, чтобы не пропустить смерть. И еще они сохраняют в себе способность понять и поверить. Они простодушны и доверчивы, значит — глупы и бессильны перед умным и настойчивым злом? Только текут века, а зло так и не может пройти.

«Ала танцует». Танцует и в легенде, и в жизни — такой обычной, привычной, мирной… утраченной жизни. Утраченной — потому что в эту жизнь вошла война. И Ала танцует — потому что враг не должен пройти… Кто знает, каким был ее танец? Остались легенды, каждая из них в чем-то правдива, и каждая из них приукрашивает прошлое, превращая подвиг в изысканное чудо. Или, наоборот, принижает?

«Уходя, оглянись…» Оглянись на то, что оставляешь навсегда, — потому что ты уходишь, чтобы оно осталось, чтобы оно было, чтобы собой, своей жизнью заслонить все это от смерти. Оглянись — потому что ты совершил невозможное. Оглянись — потому что ты бросил себя под колеса войны — и заставил ее остановиться…

Ради жизни. Ради того, чтобы живые — были. Чтобы они могли жить, смеяться, любить…

Второй раздел сборника — о любви.

Открывает его одноименный рассказ «Обличия любви». Они могут быть очень разными, эти обличил. И чтобы понять иные из них, нужно мужество… А собственно говоря — возможна ли вообще любовь, лишенная мужества, лишенная отваги? Если любишь, если твоего мужества довольно, чтобы узнать Любовь в любом облике, она даст тебе силу выстоять и победить там, где победить одному невозможно. Любовь — это не только то, за что сражаются. Она может сражаться и сама…

«Пока мы под сердцем любовь эту носим…» — мы не согласимся с подлостью и не сдадимся даже тогда, когда сдались все остальные. Именно она развеивает лживый морок соглашательства. Именно она называет предательство предательством. Пока мы под сердцем любовь эту носим, все ставя на карту, мы знаем, за что мы сражаемся, — и она не даст отступить, согнуться, предать.

И не даст отсидеться. Сказать себе «это не моя война». Как часто судьба ставит людей перед тем же выбором, что и героя рассказа «Гном». Моя ли это война? Пока мое сердце бьется, пока оно способно любить — моя. Один только миг — миг выбора, единственный и неповторимый…

«Есть только миг…». Тот самый, единственный. Что может любовь? Ничего — если замкнется в оболочку лихорадочной жажды счастья и только счастья для себя и только для себя, и гори все синим пламенем. Только в пламени этом сгорит и то, что было любовью. Что может любовь? Все — если способна отказаться даже от самой себя. Иногда для того, чтобы любовь осталась жива, она должна забыть о себе. Забыть — и пойти в бой за других. Потому что любовь всегда в бою, всегда в сражении с тем, что не есть она, ведь то, что не есть любовь, есть ненависть и смерть — в любых мирах и в любую эпоху.

Нужно ли называть по имени эпохи, о которых говорится в «Волчьем поле», повести, давшей название следующему разделу, разделу «исторического фэнтези»? Едва ли — они знакомы всем, кто хоть когда-то брал в руки учебник истории. Но все ли, отложив в сторону учебник, задумались о давно отгремевших битвах? О тех, кто просто хочет власти ценой лжи, ценой крови, ценой предательства, — и тех, кто выходит на бой, потому что иначе нельзя? И вместе с ними становятся те, кто прошел этой дорогой тысячелетия назад. Кто ушел, но остался. Знаменем. Памятью. Совестью. И о том, как прошлое подставляет плечо настоящему во имя будущего.

Чего ты хочешь, человек? Кто ты? За что сражаешься? Ответ на эти вопросы дают люди любой эпохи… нужно ли называть по имени Вечность?

А может, все-таки назвать вечность по имени, может, дать ей другое имя? «Сказание о том, как князь Милош судьбу испытывал» — о том, что имя Вечности неизменно. Можно переиграть судьбу заново, попытаться прожить другую жизнь… но судьба отступает побежденной, если и в этой другой жизни ты остаешься собой и не щадишь себя. Отдавшие себя побеждают судьбу. У судьбы много имен — а у Вечности только одно.

Каким оно будет, это имя? Какое имя может дать Вечности герой «Сказания о господаре Владе и Ордене Дракона»? Белизна ангельских крыл? Тьма преисподней? Алый ток живой крови? Где правда? Где ложь? Страшен и неоднозначен господарь Влад — страшен и неоднозначен его долг, страшна и неоднозначна эпоха, о которой вы прочитаете… какое имя вы дадите этой Вечности?

Долг. Всегда ли это однозначно и просто?

Следующий раздел сборника — именно о долге.

О солдатском долге повествует рассказ, давший название этому разделу, — «Солдат». О том, что долг не перестает существовать, даже если кто-то считает иначе. Твой долг солдата — это ты сам.

Что важнее — подвиг или долг? Что важнее — приказ или долг? Что важнее — великая цель или долг? «Восемь транспортов и танкер». История о том, как приказ все же был выполнен — и это стало подвигом. Но приказ был выполнен только потому, что был исполнен долг — полностью и до конца.

«Бой над Прохоровкой». Знакомое имя, иное время, иная реальность. Будущее, о котором не хочется думать, но не думать нельзя. Будущее, в котором история повторяется. И пусть не танки утюжат землю — флаеры рвут в клочья небо над Прохоровкой, но по-прежнему надо исполнить свой долг — продержаться, выстоять, не отступить. Потому что отступать по-прежнему некуда… И звенят в небе новой войны песни ТОЙ, единственной. И под них и с ними свершается невозможное. Это не «Вторая, поющая» из «Стариков», это их праправнуки, сгорая заживо, защищают родное небо, но врагам по-прежнему не пройти.

Рассказ «Счастливчик» вряд ли оставит кого-то равнодушным. Долго ли еще «командирские» часы будут отмерять время твоей удачи, лейтенант? Столько, сколько нужно, чтобы исполнить свой долг до конца. Долг русского моряка.

Это в сказках доспехи всегда непробиваемы, а меч-кладенец крушит врагов, не ломаясь. В реальной жизни летать нередко приходится на том, что подлежит списанию, а стрелять из того, что стрелять уже не может. Но долг не спрашивает, выдали ли тебе на складе сказочный меч. «8 минут». Всего восемь минут, чтобы исполнить свой долг — без сказочного артефакта. Просто потому, что он должен быть исполнен.

Потому что иначе нельзя.

Именно этот выбор и совершает герой рассказа «Дожить до победы», чье название дано следующему разделу. Выбор — остаться человеком и делать то, что должно, — потому что иначе нельзя. Что изменится от того, что один человек сделал свой выбор? Может быть, и ничего — потому что человек не изменил себе и своему внутреннему долгу. Может быть, именно его выбор встанет на пути лавины, которая изменит все — изменила бы страшно и непоправимо.

Не изменить себе, не изменить тому, что делает тебя человеком. Нет ни Бога, ни черта, которые помогли бы героям рассказа «Старшина» сделать свой выбор. Тот самый, единственно верный. Сделать выбор им помогает совсем, совсем другое…

И выбор не всегда доводится делать с винтовкой в руке, и не всегда перед тобой линия фронта. Не все сражения ведутся на войне — иные продолжаются в мирное время. Но если сдаться, отступить… как долго оно останется мирным? Отступить и солгать — или сказать правду, даже если ее не хотят слышать, еще и еще раз — чего бы это тебе ни стоило… Не всякий бой ведется с оружием в руке, но все-таки это бой. И герои рассказа «Черный снег» встают насмерть. Это не «Бабочка» Брэдбери, не случайность, не ошибка — это закон мироздания. Выбор, сделанный каждым из нас, падает на одни весы. То, что обитатели «хаты с краю» презрительно заклеймят как «донкихотство» и глупость, спустя годы спасет их детей. Впрочем, они этого не узнают. И «донкихоты» не узнают, но им это и не важно. Они выбрали. Они дали шанс всем.

В рассказе «Священное право на жизнь» мы видим мир, который очень успешно притворяется безопасным. Именно из этого мира приходят завоеватели — так уверенные, что их право на жизнь священно. Приходят в отсталый мирок, которому, казалось бы, нечего им противопоставить. Что могут копья и мечи против космодесантников с бластерами? Что могут старик, двое воинов и мальчишка против напичканных смертью бронированных чудищ?

Казалось бы, ничего, но у них есть свое священное право. Право отдать свою жизнь ради того, чтобы остановить врага. Защитить, отстоять, спасти. Тысячи дорвавшихся до натурального кислорода колонизаторов и четверка безумцев? Смешно… Только кто будет смеяться последним? И будет ли?

Сборник, который вы сейчас открыли, неоднороден. В него вошли как дебютные рассказы и повести, так и произведения известных авторов, но их объединяет одно. Все они — о подвиге тех, кто взял в руки оружие, чтобы защитить свой дом, свою страну, свой мир. Или чужой, но ставший в этот миг своим. И пусть.