Глава одиннадцать

Солнце сияло над городом, словно огромный бриллиант. Джульетта вышла из автомобиля, вдыхая бодрящий морозный воздух. В Шанхае бывали такие дни, когда она не могла смотреть на солнце прямо, поскольку его блеск был слишком резким, в эти периоды оно будто бы было настолько переполнено собственным сиянием, что порадоваться ясному дню было едва ли возможно.

Особенно это чувствовалось здесь, в центре города. Строго говоря, это была территория Международного квартала, но Французский квартал находился недалеко, всего в нескольких улицах отсюда, и их юрисдикции накладывались одна на другую, так что Джульетте, как и здешним обитателям, было все равно, что между ними имелась граница, проходящая по проспекту Эдуарда VII. Поэтому они и начнут свою работу именно здесь, за пределами Французского квартала.

Джульетта нырнула в тень одного из зданий, обойдя его фасад. Здесь находились самые шикарные отели, но Джульетте совсем не хотелось болтать с экзальтированными иностранками, желающими испытать местную экзотику. Она быстро вышла в переулок и остановилась, собираясь с духом.

Он был одет в белый пиджак. Она никогда раньше не видела его в белом.

– Alors, quelle surprise te voir ici[17].

Рома повернулся на звук ее голоса, явно недовольный тем, что она изображает удивление. Он держал руки в карманах, и, возможно, ей это показалось, но она могла бы поклясться, что одна его рука дернулась, будто сжав оружие.

– А где же еще мне надо было ждать?

Джульетта только пожала плечами, не имея желания продолжать перепалку. Но ей не стало от этого легче, и это не стерло с лица Ромы сердитую гримасу. Когда он вынул руку из кармана, она почти что удивилась, увидев в ней карманные золотые часы, крышку которых он открыл, чтобы посмотреть на время.

Джульетта опоздала. Они договорились встретиться в полдень за Большим кинотеатром, поскольку пунктом их назначения был скаковой клуб для иностранцев. В этом клубе всегда бывало много народу, и особенно в эти часы, когда светские бездельники и работники посольств делали ставки так активно, словно это была их работа.

– У меня были дела, – сказала Джульетта, когда Рома убрал часы.

Рома двинулся в сторону ипподрома.

– Я не спрашивал, почему ты опоздала.

Джульетта вздрогнула, и ее обдало жаром. Но ничего, она это выдержит. Что такое небольшой приступ вредности? По крайней мере, он не пытается пристрелить ее.

– А ты не хочешь узнать, какие у меня были дела? – спросила Джульетта, стараясь угнаться за ним. – Я предлагаю тебе информацию на блюдечке, и что же, ты даже не хочешь взять ее? Я проверяла почтовые штемпели на письмах, Рома Монтеков. А тебе приходило в голову это сделать?

Рома оглянулся на нее, затем повернулся, как только Джульетта поравнялась с ним.

– С какой стати мне было это проверять?

– Штемпели могли быть подделаны, если на самом деле шантажист отправлял их не из Французского квартала.

– И что, они были подделаны?

Джульетта заморгала. Рома вдруг остановился, и Джульетта не сразу поняла, что он сделал это не потому, что был в восторге от их разговора, а просто потому, что ждал, когда можно будет перейти через дорогу.

Он сделал ей знак переходить.

– Нет, – наконец ответила она, когда они снова оказались на тротуаре. Здесь уже был слышен стук лошадиных копыт. – Они действительно были отправлены из различных почтовых отделений во Французском квартале.

Чего Джульетта не могла понять, так это для чего кому-то понадобилось брать на себя такой труд. Заставить говорить почтовые штемпели было труднее, чем заставить говорить людей… это она понимала. Никто не пошел бы на такую глупость, как наем посыльных для этих писем, потому что тогда Джульетта могла бы изловить их и с помощью пыток узнать, кто их послал. Но зачем было использовать почту? Разве нельзя было просто оставить эти послания где-нибудь в городе, чтобы их подобрал один из их людей и отнес господину Цаю? Впечатление было такое, будто шантажист хотел, чтобы Джульетта появилась во Французском квартале, именно поэтому почтовые штемпели на конвертах были такими говорящими.

Она не сказала этого вслух. Судя по всему, Роме не было до этого дела.

– Ты переоцениваешь этого шантажиста, – сказал он. – Они приходят из Французского квартала именно потому, что, как и следовало ожидать, тот, кому досталось наследие Пола, живет в этой части города. – Он вздохнул. – Ну все, мы на месте.

Рома и Джульетта подняли головы и посмотрели на центральное здание клуба. Он находился в западной части ипподрома с его трибунами и десятиэтажной башней. С трибун донесся многоголосый рев, значит, завершилась какая-то скачка, и в клубе тоже зашумели в ожидании нового раунда приема ставок.

Это было другое лицо города. Всякий раз, входя в какое-то заведение Международного квартала, Джульетта оставляла позади те части Шанхая, где смешивались преступления и вечеринки, и оказывалась в мире жемчуга и этикета. В мире правил и блестящих игр, в которые могут играть только те, кто свободно говорит на языках иностранцев. Один неверный ход – и тех, кому здесь не место, выставляли вон.

– Терпеть не могу это место, – прошептал Рома. Это внезапное признание удивило бы Джульетту, если бы она тоже не испытывала одновременно восхищения и отвращения от вида мраморных лестниц, дубового паркета и виднеющегося в открытых дверях зала для ставок, где стоял гвалт, сравнимый с ревом трибун.

Несмотря на то, о чем говорили его слова, Рома не мог отвести глаз от того, что предстало его взору.

– Я тоже, – тихо ответила Джульетта.

Возможно, когда-нибудь на месте этого клуба расположится исторический музей, в стенах которого сойдутся страдания и красота, которыми всегда жил Шанхай. Но пока, сегодня, это был клуб, и Роме и Джульетте надо было добраться до третьего этажа, где располагалась трибуна для его членов.

– Ты готова? – спросил Рома уже нормальным голосом, как будто предшествующий момент ей примерещился, и с неохотой предложил Джульетте свою руку.

Джульетта взяла ее, не дав ему передумать, и вцепилась в его рукав. Ее руки были затянуты в перчатки, но от этого соприкосновения ее все равно пробрала дрожь.

– Вчера в городе видели чудовище. На окраине, где бастовали рабочие. Они говорят, что оно было там.

Рома прочистил горло. И покачал головой, будто не желая это обсуждать, хотя именно из-за чудовищ они и явились сюда.

– Если никто не умер, то мне все равно, – пробормотал он. – Обыватели постоянно болтают, будто видели чудовище, хотя на самом деле это не так.

Джульетта оставила эту тему. На них почти тотчас начали бросать удивленные взгляды. Да, они не могли остаться незамеченными, ведь Рома Монтеков и Джульетта Цай были известны в городе, но Джульетта думала, что это случится не сразу. Французы в костюмах и их женщины в жемчужных колье поворачивали головы, глядя на них с нескрываемым любопытством.

– Ни от кого из них нам не будет никакой пользы, – чуть слышно пробормотал Рома. – Продолжай идти.

По мере того, как они поднимались, толпа редела. Они миновали боулинг на антресольном этаже. На втором этаже располагалась бильярдная, стук шаров смешивался с топотом копыт снаружи.

На третьем этаже находились стойка и перегородка, состоящая из панелей темного дерева и стекла, в ней была дверь, сейчас закрытая. В камине пылал огонь, и было так тепло, что Джульетта тут же вспотела под пальто, и ей пришлось расстегнуть несколько пуговиц, так что меховая отделка разошлась на груди.

– Здравствуйте, – сказала она, ожидая, когда женщина за стойкой поднимет голову. Судя по ее прическе, она была американкой. – Это стойка для членов клуба, не так ли?

Из-за дверей послышались взрывы смеха и звон бокалов, и Джульетта сразу же поняла, что не ошиблась. За дверями и правда собрались столпы общества Французского квартала. Кто-то здесь наверняка что-то знает о шантажисте. Надо только отыскать нужных людей.

– Вы члены клуба? – сухо спросила женщина за стойкой, лишь на миг подняв взгляд. У нее был выраженный американский акцент.

– Нет…

– Трибуна для китайцев находится снаружи.

Джульетта отпустила рукав Ромы. Он хотел было потянуть ее назад, но его рука повисла в воздухе, потому что она двинулась к стойке, стуча каблуками по паркетному полу. Приблизившись, она хлопнула по ней руками и, когда женщина снова подняла голову, глядя прямо на нее, подалась вперед.

– Попробуйте сказать это еще раз. Но сначала посмотрите на мое лицо.

Джульетта начала мысленно считать до трех. Один. Два…

– М-мисс Цай, – заикаясь, пролепетала женщина. – Я не видела вашего имени в списке гостей…

– Перестаньте болтать. – Джульетта показала на дверь. – И откройте ее.

Глаза женщины, и без того округлившиеся, быстро метнулись к двери, затем их взгляд переместился на Рому, и она вытаращила их еще больше. Какая-то темная часть души Джульетты порадовалась этому – она испытывала удовольствие всякий раз, когда кто-то произносил ее имя со страхом. Было приятно знать, какое впечатление она производит на людей, когда рядом стоит Рома. Когда-нибудь они будут править этим городом, не так ли? У каждого будет своя половина, своя империя. И сейчас они стояли здесь вдвоем, вместе.

Женщина торопливо открыла дверь. Проходя мимо нее, Джульетта изобразила хищную улыбку.

– Ты так ошарашила ее, что она еще три года будет оглядываться в страхе, – заметил Рома, зайдя в дверь. И проводил взглядом поднос с напитками.

– Мне все равно, ошарашила я ее или нет, – проворчала Джульетта. – Ведь другие китайцы в Шанхае не имеют подобных привилегий.

Рома взял с подноса бокал и сделал глоток. Мгновение казалось, что он скажет что-то еще, но, что бы это ни было, он явно передумал и только бросил:

– Давай приниматься за дело.

Весь следующий час они пожимали руки и обменивались любезностями. Иностранцы, приехавшие в город давно, любили называть себя шанхайлендерами, и хотя это слово вызывало у Джульетты тошноту, похоже, оно хорошо описывало людей в этом зале.

Как они смеют называть себя так. Джульетта крепко сжала кулаки, когда перед ней прошла парочка иностранцев. Как они смеют называть себя жителями этого города?! Будто не они приплыли сюда с пушками, заставив нас впустить их.

Но выбор невелик – надо называть их либо шанхайлендерами, либо империалистами, и вряд ли ее отцу понравится, если она начнет называть так торговцев и банкиров, собравшихся здесь. Так что ей придется это просто проглотить. Надо смеяться над дурацкими шутками этих шанхайлендеров, надеясь, что они сообщат ей какую-то информацию, когда она небрежно упомянет, что от помешательства в городе погибло еще несколько человек.

Но пока что никаких новых сведений не поступило. Пока что иностранцы проявляли интерес только к одному – почему Джульетта и Рома действуют заодно.

– Я думал, вы не ладите, – сказал один из них. – Меня предупредили, что, если я хочу вести дела в городе, мне придется выбрать одну из двух сторон, иначе мне не жить.

– Наши отцы велели нам объединиться, – объяснил Рома с такой любезной улыбкой, что иностранки, даже старые, начали млеть. – Перед нами встала настолько важная задача, что Белым цветам и Алой банде приходится сотрудничать, даже если ради этого надо… забыть про бизнес.

«Интересно, – подумала Джульетта, – не репетировал ли он эти слова?» Он произносил их так легко и гладко, что никто, кроме нее, не слышал горечи в его голосе. Иностранцы воспринимали только его непринужденную красоту и ровную речь. Джульетта же вслушивалась в смысл его слов. Их отцы велели им объединиться, но в остальном он останется далеко-далеко.

Она надеялась, что шантажист услышит об этом или, что было бы еще лучше, увидит их вместе в этот момент. Было бы хорошо, если бы он узнал, что они сотрудничают, и это вселило бы в него ужас. Раз Алая банда и Белые цветы объединили усилия, падение их общего врага – только вопрос времени.

– Не знаю, не знаю, может, мне стоило бы обидеться из-за того, что пришлось так долго ждать ваших приветствий.

Рома и Джульетта повернулись и воззрились на коротышку, который громко произнес эти слова. Он дотронулся до своей кепки, похожей на те, что носили мальчишки-продавцы газет, и Рома в ответ коснулся канотье, рядом с пыхтящим и краснолицым иностранцем он выглядел воплощением изысканности. Это был неравный бой. Джульетта посмотрела на двух женщин, сопровождающих иностранца, и поняла, что они тоже понимают это.

– Простите нас, – сказала она. Коротышка потянулся к ее руке, и она подала ее ему, после чего он поцеловал ее перчатку. – Если мы знакомы, вам придется напомнить мне ваше имя.

Мужчина на секунду сжал ее пальцы, но тут же отпустил их, и Джульетта поняла, что он отметил ее неуважительный выпад.

– О нет, мы с вами незнакомы, мисс Цай. Вы можете называть меня Робертом Клиффордом. – Он смотрел то на нее, то на Рому, затем показал на двух женщин рядом с ним. – Мы вели приятную беседу, но тут нами овладело любопытство. Вот я и подумал – почему бы не спросить? Заявления на членство в нашем клубе обычно проходят через меня, но вашего заявления я не видел. Так что… – Роберт Клиффорд поднял руки и, взмахнув ими, показал на всех собравшихся. – Интересно, когда в наш клуб начали пускать гангстеров?

Ага, вот оно что.

Джульетта улыбнулась в ответ и крепко сжала зубы. Тон краснолицего коротышки был жизнерадостным и бодрым, но слово «гангстеров» он произнес с насмешкой, будто вместо этого хотел сказать «китайцев и русских». Он явно был куда нахальнее, чем та американка за стойкой, и воображал, будто может войти с ними в прямую конфронтацию и одержать победу.

Джульетта подалась вперед и вынула носовой платок из кармана Роберта Клиффорда. Она подняла его к свету, рассматривая качество ткани.

Она сделала знак Роме последовать ее примеру и, повернувшись к нему, одними губами произнесла:

Он англичанин? – Две женщины рядом с ним явно были француженками, судя по их костюмам от Коко Шанель. Но в мужской моде Джульетта ориентировалась не так хорошо, а определить акцент было не очень-то легко, богатые люди учили европейские языки и легко говорили на них.

– Да, – одними губами ответил Рома.

Джульетта беззаботно рассмеялась и резко засунула платок обратно в карман коротышки. После она дернула кепку так, что она чуть не слетела с его головы, затем повернулась к двум женщинам и сказала по-французски:

– Mon Dieu[18], когда в город начали пускать английских мальчишек – продавцов газет? Maman[19] зовет его домой на обед.

Женщины захохотали, и Роберт Клиффорд нахмурился, не разобрав сказанного. Его руки взлетели к кепке и поправили ее. По его лицу стекла капля пота.

– Полно, Джульетта, – вставил Рома, будто коря ее, но он тоже перешел на французский, так что она понимала – он подыгрывает ей. – Не стоит ожидать от него многого. Должно быть, продажа газет утомила его. Возможно, бедняге нужна салфетка, чтобы вытереть пот.

Судя по выражению его лица, он что-то понял. Serviette[20]. Он быстро вытер лицо еще раз. Здесь было слишком жарко. Его костюм был дорогим, а ткань – плотной, чтобы защитить хозяина от местного холода.

– Простите, мне надо выйти, – сквозь зубы произнес он и, развернувшись, направился в ванную комнату.

– Я думала, он никогда не уйдет, – заметила одна из женщин, заметно расслабившись и поправив пояс своих расклешенных брюк. – Он только и знает, что болтать о финансах, лошадях и чудовищах.

Рома и Джульетта переглянулись, постаравшись придать своим лицам самое бесстрастное выражение – но каждый из них знал, что таится за напускным безразличием. Возможно, они наконец смогут что-то узнать.

Джульетта протянула руку.

– Кажется, я не имела удовольствия…

– Жизель Фаброн, – сказала женщина в брюках, уверенно пожав ее. – А мою подругу зовут Эрнестина де Донадье.

– Enchanté[21], – чопорно произнесла Эрнестина.

Рома и Джульетта учтиво представились. Они хорошо разбирались в этих играх.

– Разумеется, мы знаем, кто вы, – ответила Жизель. – Джульетта. Прелестное имя. Мои родители чуть было не назвали меня так.

Джульетта прижала руки к груди, изобразив изумление.

– О, полно, ведь Жизель такое красивое имя! – Говоря, она ткнула носком ботинка в лодыжку Ромы.

Он сразу же уловил ее намек и сделал вид, будто оглядывается по сторонам.

– Странно – кажется, Роберт Клиффорд оставил нас?

Эрнестина сморщила нос и небрежно пригладила свои короткие волосы.

– Возможно, он забрел на трибуны для членов нашего клуба. По-моему, он сделал несколько крупных ставок, пока мы находились внизу.

– В самом деле? – отозвался Рома. – Может, он нашел другого собеседника, чтобы обсудить такую интересную тему, как чудовища?

Женщины захихикали, и Джульетта чуть было одобрительно не похлопала Рому по плечу.

– Стыд и срам! – воскликнула она, изобразив неодобрение. – Разве ты не слышал, что город опять бурлит?

Рома сделал вид, будто задумался.

– Да, конечно. Но я считал, что на сей раз дело не в чудовище. А в том, что этими существами командует какой-то кукловод.

– О, полно. – Жизель небрежно махнула рукой. – Разве все происходит не точно как прежде? Все дело в мошенниках, которые только и думают, чтобы нажиться.

Джульетта склонила голову набок. Говоря о «мошенниках», Жизель наверняка имела в виду Ларкспура и его вакцину; она имела в виду Пола Декстера, продававшего подделку, хотя у него было и настоящее лекарство. Вот только Ларкспура, расхваливающего свою вакцину на улицах, больше не было. Так о чем же она толковала?

– Да, – сказала Джульетта, пытаясь скрыть свое недоумение. – Но, пожалуй, теперь они ведут себя тише.

– Тише? – удивленно повторила Эрнестина. – Да они подсовывали свою рекламу мне под дверь всю неделю. Только этим утром… – Она похлопала себя по карманам, и ее глаза вспыхнули, когда послышался хруст. – Да, вот она.

Она достала из кармана листовку, напечатанную на дешевой тонкой бумаге. Рома взял ее, наморщив лоб, и Джульетта прочла текст.

Он был написан на французском, но изобиловал ошибками. Впрочем, смысл был ясен.

«ЭПИДЕМИЯ ПОМЕШАТЕЛЬСТВА ВЕРНУЛАСЬ! ВАКЦИНИРУЙСЯ!»

В нижней части рекламки был напечатан адрес – как и в прошлый раз. Только на этот раз вакцинироваться предлагалось не в Шанхае, а в Гуньшане, городе, находящемся в другой провинции. Хотя благодаря железной дороге поездка туда была относительно короткой, это означало, что надо покинуть Шанхай, где все знакомо, и оказаться на территории других банд, где хозяйничают незнакомые гангстеры, политики и военные и где власть постоянно переходит из рук в руки.

Неважно. Это лучше, чем ничего.

– Можно, мы возьмем эту рекламку? – спросила Джульетта и улыбнулась.

* * *

Больше во время своего пребывания в клубе они не узнали ничего важного, и Рома предложил удалиться до наступления темноты. Джульетта продолжала думать о рекламке, пока они выходили с ипподрома и возвращались на Нанкин-роуд. Здесь их опять окружил городской шум – вместо топота копыт вокруг слышались лязг трамваев и гудки клаксонов. Джульетта почти расслабилась.

Почти.

– Почему он рекламирует свою вакцину только по-французски? – задумчиво спросила она. – Больше я не видела таких листовок. Странно, что он рассовывает их только под двери жилых домов.

– Подумай сама, – сказал Рома. Теперь, когда им не надо было играть на публику, он опять заговорил холодно и сухо. – Шантажист требует денег у нас, давая понять, что, если мы не заплатим ему, пострадают только наши люди. – Он посмотрел на нее и тут же отвел взгляд, будто ему было противно. – Но иностранцам это, похоже, невдомек. Так он одним выстрелом убивает двух зайцев – сеет панику среди иностранцев, чтобы получить их деньги, и дает гангстерам понять, что они могут умереть, если не подчинятся.

Джульетта сжала губы в тонкую линию. Значит, это что-то вроде второго Ларкспура. Только тот, кто стоит за этим теперь, действует умнее. Вряд ли у кого-то из китайцев или русских найдется достаточно денег, чтобы заплатить за вакцину, так зачем зря тратить время?

Рома что-то тихо пробормотал, будто подслушав ее мысли.

– Что? – спросила она.

– Я хочу сказать, что… – Рома вдруг остановился. Идущие за ним прохожие начали обходить его, бросая сердитые взгляды, но их злость тут же сменялась страхом, когда они узнавали его, а страх смешивался с изумлением, когда рядом они замечали Джульетту. Однако оба наследника не обращали внимания на взгляды. Они давно привыкли к ним, хотя теперь любопытство обывателей возросло в десять раз.

– Мы все время упираемся в одно и то же. – Рома смял рекламку так резко, что тонкая бумага начала рваться. – Следуем за зацепками и в конце концов оказываемся там же, где начинали. Мы расспрашивали людей во Французском квартале, теперь все дороги ведут нас туда, где происходит вакцинация, но я уверен, что в финале мы снова вернемся во Французский квартал. Я уже это вижу. Если бы можно было срезать путь и сразу оказаться в конце.

Он встретился с ней взглядом и на этот раз не отвел глаз. И в этот момент Джульетта поняла, что они вспоминают одни и те же события, произошедшие несколько месяцев назад. Кабинет Чжана Готао. Адрес, по которому Ларкспур прививал людей своей вакциной. «Мантуя».

Джульетта заморгала, пытаясь избавиться от этих воспоминаний, но они не отпускали ее.

– Если бы все было так просто, – тихо сказала она, – нас не отрядили бы заниматься этим делом.

Она думала, что заслужит хотя бы короткое согласие, но Рома сохранил каменное выражение лица. Он просто отвел глаза и посмотрел на часы.

– Мы продолжим завтра, – обронил он.

И пошел прочь.

Джульетта продолжала стоять на тротуаре, пока не стряхнула с себя ступор. И, не дав себе возможности передумать, бросилась догонять его, расталкивая тех, кто разглядывал витрины. На Нанкин-роуд всегда было много народу, и холод не заставил их разойтись. Дыхание Джульетты, превращаясь в облачка в конденсата, окутало ее, и она едва не потеряла Рому из виду. Он свернул на более узкую улицу, и она торопливо последовала за ним, протиснувшись мимо гуляющей пары.

– Рома, – позвала она и, сдернув перчатку, сжала его запястье. – Рома!

Он резко повернулся и уставился на ее руку с таким видом, будто это был оголенный провод.

Джульетта с усилием сглотнула.

– Как бы там ни было, просто знай… что мне жаль.

– С какой стати? – сразу же отозвался он, как будто только и ждал этих слов. – Ты просто отплатила мне той же монетой. Мы с тобой олицетворяем кровную вражду, так почему бы нам не насладиться всеми этими смертями и несчастьями…

– Перестань, – резко сказала она. Ее била дрожь. Она начала дрожать незаметно для себя самой и не знала, вызвано ли это ее злостью на Рому или гневом от обвинения, которое он бросил ей.

Он хмыкнул, будто не веря своим ушам.

– С чего такая бурная реакция? – резко спросил он и смерил ее взглядом, будто оценивая ее еле сдерживаемое возмущение. – Все это было для тебя всего лишь игрой. Я ничего для тебя не значу. И Маршалл ничего для тебя не значил.

Это была проверка. Он провоцировал ее. Пока Рома оставался Ромой, часть его не могла до конца поверить, что Джульетта предала его, и он был прав, но он не мог этого знать. Она не могла вести себя как глупая девчонка – хотя на самом деле она была именно глупой девчонкой и хотела ею быть, – ей надо было держать себя в руках. Все, что происходило между ними, было чем-то большим, чем они сами, большим, чем двое детей, пытающихся вести войну голыми руками.

Джульетта изобразила бесстрастие, подавив чувства, сдавливавшие ей горло.

– Насколько я поняла, ты хочешь отомстить, – сказала она спокойно и почти устало. – Но отложи это до того времени, когда наш город будет в безопасности. Я всего лишь то, чем он сделал меня. Если мы должны сотрудничать, ты не можешь вот так ненавидеть меня. Ведь тогда пострадают наши люди.

«Не веди себя так со мной, – хотела сказать она. – Мне невыносимо видеть тебя таким. Это сломает меня быстрее, чем это мог бы сделать наш город, если бы он попытался нас погубить».

Рома рывком высвободил свое запястье. И, устремив на нее холодный взгляд, скрывающий и обнажающий все, бросил:

– Я знаю, – и пошел прочь. Это не было прощением, до этого было далеко. Но в этом не было и открытой ненависти.

Джульетта повернулась и пошла в другую сторону; в ушах у нее звенело. В последние несколько месяцев она могла бы подумать, будто живет во сне, если бы не эта тяжесть в груди. Она приложила к сердцу руку, будто затем, чтобы вырвать из него чувство нежности и негасимой любви, которое цвело в ее груди подобно неистребимому вьюнку, опутывая все ее существо.

Она не могла поддаться этому чувству, не могла позволить, чтобы оно охватило ее всю. Она была сделана из камня, она была лишена чувств – и оставалась такой всегда.

Она потерла глаза. Когда ее зрение снова прояснилось, на Нанкин-роуд было уже темно и только неоновые вывески, мерцая, омывали ее красным светом.

– У бурных чувств неистовый конец[22], – пробормотала Джульетта, говоря сама с собой. Она задрала голову и посмотрела на облака, подставив лицо дующему с Бунда соленому морскому ветерку. – Ты всегда это знала.

Загрузка...