НАПАСТЬ (сборник)

1

Стоя на своем месте, в шести шагах впереди шеренги солдат, Дермод краем глаза наблюдал за медленно приближающимся вездеходом. За рулем сидел усталого вида землянин в зеленом мундире стражника. На заднем сиденьи находились две большие гусеницы — теплокровные, кислорододышащие многоножки, покрытые чем-то похожим на мех, — обитающие на планете Келгия. Поскольку тела этих существ не требовали какой-либо одежды, знаки различия можно было прочитать прямо на их серебристом меху, соответственно раскрашенном.

«Так это и есть наши враги», — подумал Дермод.

Вездеход медленно и неумолимо двигался прямо на него. У Дермода пересохло во рту. Сейчас настанет самый важный момент, и Дермоид страстно желал, чтобы его поступок, который он должен будет совершить через несколько секунд, выглядел довольно убедительным. В сомкнутых шеренгах солдат также росло напряжение. Каждую минуту можно было ожидать взрыва неконтролируемой ненависти к офицерам-келгианам. Такой спектакль всегда происходил при выборах, подумал Дермод, чтобы убедить врага в неустрашимости духа этих ребят, бывших в действительности просто бандой свиней, ублюдков и недоделанных идиотов. Те, которым удастся убедить этих офицеров в своей силе, не будут выбраны для войны, поскольку враг, имея возможность выбора, всегда укажет на самых слабых противников.

Вездеход был уже так близко, что Дермод видел полосы пыли на прозрачном колпаке машины. «Сейчас, — подумал он, — а то будет поздно!»

В юные годы он был самым лучшим актером в драмкружке. И сейчас он был твердо уверен, что его лицо страшно побледнело и покрылось потом. Тело начало дрожать, зуб на зуб не попадал. Кульминационный момент всего этого представления он разыграл точно в ту минуту, когда вездеход поравнялся с ним. Тогда он медленно повалился на землю.

Его падение изумило неприятельских офицеров, так же как и его собственных солдат. Но уже через несколько секунд одинокие крики быстро перешли в общий вопль возмущения, и мир Дермода, видимый через щелки глаз с земли, превратился в вихрь пыли, топающих ног и нарастающего крика.

Дермод еще несколько секунд лежал посреди орущих и размахивающих руками солдат, потом поднялся и стал вместе со всеми ругать неприятеля нецензурными словами. Он хотел создать образ офицера, который терял сознание при виде неприятеля еще перед началом военных действий, но тут важно было не переборщить.

Через полчаса его вызвали в штаб лагеря и направили в кабинет, занятый офицером в зеленом мундире, который сидел за большим заваленным бумагами столом. Стражник молча указал ему на стул.

— Майор Дермод, — начал офицер, — вы выбраны для ведения боев в будущей войне. Ваш страх произвел на келгиан такое впечатление, что они выбрали вас, даже не заглядывая в ваше досье. Моей обязанностью является объяснить вам правила ведения этой будущей войны. А поскольку наш разговор будет содержать некоторые кровавые подробности, — тут он саркастически улыбнулся, — прошу избавить меня от хлопот и постараться не потерять сознание.

Когда до него дошло значение этих слов, Дермод вынужден был приложить немалые усилия, чтобы не выказать огромного возмущения и робости. Значит, удалось?

Он постарался изобразить выражение страха и ужаса, которое должно было появиться на лице у каждого обычного солдата земной армии после такого сообщения.

Район действия, объяснял стражник, будет обычным, и уже согласовано количество солдат, воюющих с обеих сторон. Пополнения при потерях как у землян, так и у келгиан, не будет. Постоянно будут поставляться только припасы, необходимые как для продолжения жизни, так и для ведения войны. Не предусматривается никакой медицинской помощи, кроме той, которую могут обеспечить себе сами солдаты.

Землянам будет позволено воевать винтовками и пистолетами с патронами химической детонации, а также ручными гранатами. Снаряжение келгиан будет таким же, с той только разницей, что патроны огнестрельного оружия будут у них оснащены разрывными пулями.

Дермод приподнялся на стуле, пытаясь протестовать. При мысли о том, что может сделать с человеком разрывная пуля, он ощутил неприятный спазм в желудке.

— Но… но…

— Мы пришли к выводу, — невозмутимо продолжал стражник, — что, поскольку телесная оболочка келгиан непрочна, необходимо выровнять этот недостаток видом оружия. Вы хотели что-то сказать, майор?

— Только то, что вы могли бы выбрать что-нибудь более, ну… более гуманное, что ли.

— Это слово не соответствует действительности, — холодно произнес офицер. — Если бы мы руководствовались гуманными соображениями, то даже ваша банда любителей подраться сначала бы подумала, а уже потом хваталась бы за оружие. У вас есть еще вопросы?

Дермод имел множество вопросов, но они выдали бы его с головой, если бы такой перепуганный и мерзкий человек, каким он старался выглядеть, начал вдруг их задавать. Но несмотря на это, он все же решил кое-что разузнать.

— На той планете есть обширные водные пространства, — начал он неуверенно. — Можете ли вы сказать…

— Будут ли проводиться военные действия на море? — закончил вопрос стражник. — Ответ будет таков: нет! Это будет чисто сухопутная война.

— А как будет с воздушной поддержкой?

— Никаких бомбардировщиков, да и истребителей тоже. Вы будете располагать только несколькими легкими разведывательными самолетами, если, конечно, найдутся дураки, которые на них будут согласны летать. Не будет также артиллерии, вообще никакого вида оружия дальнего действия. На этот раз мы проводим небольшую войну и намерены проследить, чтобы все было по правилам. У вас есть еще вопросы? Нет? До свидания!

Кипя от злости, Дермод покинул штаб, где каждый взгляд, брошенный на его мундир, выражал презрение, жалость или легкую насмешку. Он старался игнорировать это отношение к нему гордых и чванливых тиранов в зеленых мундирах стражи — но тем не менее в его душе всегда поднималось чувство гнева, ярости и бешенства. От удара по одной из этих ненавистных ему рож (весьма отчаянный поступок) его удерживала только мысль, что их дни уже сочтены.

Сегодня удался первый шаг смелого и далеко идущего плана — он был выбран на войну! Следующий шаг может оказаться более трудным, так как майор Дермод должен был еще выиграть эту войну. Тогда третий, самый последний, шаг окажется самым простым: лавину, если она уже сдвинулась, не остановишь…

Мощные вертолеты садились на поле, словно гигантские разозленные насекомые. Другие, уже стоящие на земле, выплевывали из своих внутренностей длинные плоские ящики с оружием. Их тут же подхватывал наземный персонал, проверял и складировал под бдительным холодным взглядом стражников, сверявших поступавшее количество оружия по накладным. Дермод едва сдерживал себя от бушевавшей внутри него ярости. Те, кто не участвовал в будущей войне, использовались для работ по подготовке и обеспечению Семнадцатой Земной Военной Экспедиции, в то время как те, кто шел в бой, получили отпуск, который должен был продолжаться вплоть до самого момента погрузки в корабли. Это создавало прекрасную иллюстрацию мерзкой добропорядочности, под прикрытием которой стражники делали свою грязную работу.

Честно и справедливо было бы возложить тяжесть приготовлений на плечи мужчин, идущих на войну, вместо того чтобы давать им недели три свободы. Свободы на то, чтобы поразмыслить о том, что их ждет впереди…

«Это не то, что в старые времена», — подумал Дермод, и в который раз его охватила давящая жалость к самому себе. Он попытался представить себе, что рев вертолетов — это грохот тысяч бомбардировщиков, заслоняющих небо, разукрашенное белыми шапками взрывов зенитной артиллерии… а может быть, это грозный рык артогня?

Его захватывала фантазия, и он пошел в своих мыслях еще дальше, продвигаясь назад во времени, в то полулегендарное прошлое, когда жизнь была буйной, бурливой и по-настоящему счастливой…

Потоки воздуха врывались в кабину через дырки, пробитые пулями в плексигласе фонаря, а залитые маслом очки затрудняли наблюдение за приборами его маленького истребителя. Но он отчетливо видел большую красную кнопку на ручке управления и различал растущий в прицеле силуэт вражеского бомбардировщика. Через мгновение он ясно увидел линии трассирующих снарядов, связывающих его самолет с самолетом врага. Огонь его пушек разрывал на клочки фюзеляж неприятеля. В стороны летели клочки обшивки, и внезапно яркая вспышка оранжевого клубка огня при взрыве бензобаков и боезапаса поставила последнюю точку на судьбе бомбардировщика.

Его маленький истребитель подбросило…

…Дермод схватился за поручень, стараясь не упасть с сиденья в командирской башенке тяжелого танка, и в то же время через грохот, пыль и смрад горячего масла отдавал приказы своему экипажу. Фонтаны земли и камней взлетали в небо вокруг его бронированной машины, удары пуль крупнокалиберного пулемета с пролетающего пикировщика грохотом отдавались в его голове, даже несмотря на надетый шлемофон…

…Дермод находился в боевой рубке рейдера, бьющего всеми своими орудиями в поддержку высаживающегося десанта…

«Те войны, — подумал он с ностальгией, — в них что-то было…»

Придя домой, он попытался вздремнуть, но сон не шел к нему. Он ощущал потребность в дружеской поддержке, в друге, с которым можно было бы переговорить о Планете, который бы еще раз заверил его, что то, что он намеревается сделать, является настоящим добром для огромного количества существ, наделенных разумом.

К сожалению, единственный человек, которого он мог бы назвать своим другом (правда, с большой натяжкой), был в это время на Келгии, выбирал для сражения самые трусливые экземпляры гусениц. Прибытия его на Землю можно было ожидать не раньше, чем через неделю…

Приняв внезапное решение, Дермод сменил мундир на гражданский комбинезон — он утопит свои сомнения и неуверенность в работе.

Он выбрался из лагеря и поехал в город, расположенный неподалеку. Наступил вечер, и на улице было полно гражданских — жадных до сенсаций галактов. Среди толп прогуливающихся нередко мелькали белые ремни солдат, свидетельствующие о том, что этим людям скоро необходимо будет отправляться на войну.

Дермод поставил машину на стоянку и двинулся в ближайший бар. Наливая себе виски из автомата с напитками, он оглядел помещение. Здесь была большая шумная группа солдат, расположившаяся за несколькими столиками, прямо посредине зала. Рядом с ними, за соседним столиком, сидел лейтенант, с уважением слушающий разглагольствования какого-то гражданского типа, донельзя толстого, который вливал в себя рюмку за рюмкой. Дермод невольно прислушался.

— …помню, как мы дрались с брелтианами несколько лет назад, — громко разглагольствовал толстяк. — Да, конечно, это был небольшой конфликт в сравнении с тем, что намечается сейчас, но несмотря на это нам тогда здорово дали по морде. Эти восьмирукие с Брелтии были такими большими и тяжелыми, что стража была вынуждена позволить им пользоваться антигравитационными поясами, для того чтобы обеспечить хоть какую-либо свободу действий в сравнении с нашей… и как ты думаешь, что эти подонки сделали? Они начали отдавать свои пояса другим. Те одевали два или три вместе, взлетали в воздух и бомбили нас сверху! Но мы бы у них все равно выиграли в той войне, если бы не эти проклятые стражники…

Глядя на ветерана брелтано-земного конфликта, Дермод пришел к выводу, что это один из тех типов, которым всегда удается во время войны прокантоваться где-то в тылу, разглагольствуя потом о своем героическом прошлом. Или это обычный осведомитель, так как его разговоры начали сводиться к тому, что Дермоду совсем перестало нравиться.

— Если хочешь знать, — громко шептал толстяк лейтенанту, — я на твоем месте нашел бы где-нибудь теплое местечко и переждал всю эту заваруху. — Он замолчал, придвинулся ближе и уже тише продолжал: — Я не должен был говорить это тебе, но если тебе не удастся устроиться в тылу и сделается слишком горячо, то можно попытаться сконтактироваться со стражей и…

— Я могу угостить вас, лейтенант, — прервал словоизлияния толстяка Дермод, бросая жетоны в автомат с напитками и набирая на пульте заказ. Толстяку же он резко сказал: — Я слышал, что вы тут болтали, и мне стыдно за вас. Лейтенант намерен воевать, а не сидеть с опущенными руками, правда, лейтенант? Если только остальные наши солдаты выглядят также мужественно и уверенно, то война не должна продлиться долго! — и добавил с бешенством: — А кто вы, собственно, такой? Тайный агент? Страж? Провокатор?

Толстяк возмущенно запротестовал против такого заявления, но лейтенант, удивленный, что кто-то считает его мужественным, тоже приказал ему убираться прочь. Когда он увидел перед собой полную рюмку, то улыбнулся и сказал:

— Благодарю.

2

Лейтенант выглядел импозантно: на его высокой худой фигуре отлично сидел серо-бронзовый мундир Земных Вооруженных Сил, высокие сапоги блестели. В общем, на него приятно было смотреть. Только вот лицо немного подкачало и носило, мягко говоря, выражение глубокого беспокойства. Дермод снова пробормотал проклятия толстяку и, желая хотя бы отчасти исправить зло, причиненное его болтовней, громко сказал:

— Не обращайте внимания на то, что говорил этот тип. Мы будем воевать и обязательно выиграем эту войну! На этот раз все будет по-другому! Позвольте, лейтенант, поговорить с вами. Я не займу много времени, ведь вы наверняка торопитесь на свидание с какой-нибудь красоткой, и я не хотел бы быть причиной вашей задержки…

— У меня нет никакого свидания, — перебил Дермода лейтенант, — видите ли, сэр, я недавно женился, и она… я… — он смутился и замолчал, пытаясь овладеть собой. Дермод даже испугался, как бы этот юнец не разрыдался.

Он прекрасно представил себе ситуацию, в которой оказался лейтенант. Молодожен, призванный на войну, испуган; молодая жена в ужасе, она уговаривает его не ехать… Но он не может сделать этого! Они ссорятся, и он убегает из дома, пытаясь набраться храбрости из рюмки. «Никаких следов характера», — подумал Дермод с неприязнью. И с таким материалом он должен будет идти на войну!

Проклятые стражники!

Как она сама утверждала, стража руководствовалась благородной и возвышенной целью, согласно которой все представители разумных рас Галактики имели право на максимум свободы. Каждая личность имела право делать все, что ей вздумается, при условии, что она при этом не нарушала свободы остальных членов общества. И если две группы существ доводили спор до такой степени, что не могли разрешить его никаким другим способом, кроме войны, то, пожалуйста, стража разрешала им воевать! Но поскольку жизнь очень ценная вещь, и если кто-то хочет ее потерять, то пускай уже это будут особи самые малоценные. Такая цель достигалась благодаря специальному отбору с обеих спорящих сторон. Отбирались самые плохие солдаты из армии противника, при этом стража услужливо предоставляла обоим штабам полные психические досье на отобранных солдат. Короче говоря, это означало, что самые лучшие солдаты никогда не имели возможности участвовать в боевых действиях.

«Качества, которые являлись критериями отбора мужчин в армию, — думал Дермод с горечью, — были самые разные, от исторического патриотизма до обычного желания поносить мундир, что так помогало в любовных похождениях. Современный солдат был или моральным нулем, или психологически ненормальным».

Но лейтенанта было трудно обвинить в подобном, ведь в конце концов он все же был офицером. И Дермод решил помочь этому юнцу прийти в себя. Он спокойно игнорировал слезы, наворачивающиеся на глазах лейтенанта, и начал убежденно говорить о предстоящих военных операциях. И постепенно офицер перестал жалеть себя, начал вставлять свои комментарии и проявлять растущую заинтересованность. Может, даже чересчур большую, и это заставило Дермода насторожиться.

Прерывая Дермода неторопливым жестом руки, он сказал:

— Вы говорите, что эта война будет не похожа на все другие, в которых участвовали земляне, что вся кампания не превратится в обычную позорную беготню и смешной фарс, разыгрываемый на потеху стражи. Вы это утверждаете? Но позвольте вас спросить, откуда вам это известно? И кто вы на самом деле? — лейтенант замолчал, и его мутный от виски взгляд внезапно стал чистым и ясным. — Где-то я вас уже встречал, — продолжил он через мгновение. — И притом совсем недавно. Да, именно так! Вы… вы тот самый майор, который потерял сознание при виде этих келгиан!

Дермод замер. Плохо, очень плохо! Лейтенанту можно многое простить, но не отсутствие ума и наблюдательности. Да, рассказ о майоре, который сначала теряет сознание при виде врага, а потом ходит по кабакам в гражданской одежде и поднимает дух у солдат, наверняка быстро достигнет чужих ушей…

Ни малейшего подозрения не должно пасть на Великий План до тех пор, пока не начнется война. От этого зависело все! Лейтенанту необходимо было любой ценой заткнуть рот!

— Вы, вероятно, являетесь ответственным лицом, — продолжал лейтенант, — чтобы рассказывать об этом…

— Заткнись!

Дермод сказал это спокойно, но в его голосе ясно послышались властные нотки.

— Сиди тихо и слушай!

Надо было рисковать, другого выхода не было. Он вынужден будет кое-что рассказать, хотя бы для того, чтобы обеспечить молчание этого лейтенанта, чтобы тот не болтал направо и налево о таких, казалось бы, несущественных вещах, но которые, однако, достигнув чужих ушей, могли уничтожить весь его ПЛАН!

Поэтому Дермод тихо произнес:

— Я потерял сознание, точнее, притворился, что потерял сознание, специально. Ты можешь понять, зачем я это сделал? Я только прошу тебя, чтобы наш разговор остался в тайне, так как если стража пронюхает что-нибудь…

Он специально оборвал фразу.

Резкий той Дермода привел лейтенанта в чувство. Поэтому он сразу все понял:

— Так вы притворились, чтобы попасть на войну? Теперь понятно, — он с облегчением кивнул головой. И одновременно с первым правильным суждением он сделал еще один вывод, но уже неверный: — Судя сейчас по всему вашему поведению, у вас есть единомышленники!

— Угадал! — быстро сказал Дермод. — Но еще раз прошу вас сохранить все это в тайне. Может быть, еще рюмочку?

Лейтенант встал и выпрямился, гордый и задумчивый. Покачав головой, он произнес:

— Нет, благодарю. Лишняя рюмка виски может развязать мне язык, а кроме того — завтра утром будет тяжелой голова. А это мне, — его глаза подозрительно блеснули, словно он услышал далекие звуки фанфар, — ни к чему! Утром я должен быть в отличной форме. Поэтому я, пожалуй, двинусь домой. Спокойной ночи, сэр.

Его рука метнулась было вверх, чтобы отсалютовать, но он вовремя спохватился, кивнул и направился к выходу.

Дермод встал и пошел следом, ощущая приятное чувство от хорошо исполненного долга. Он позволил лейтенанту подумать, что на стороне землян есть еще такие, как он — боевые, храбрые солдаты, которые в любой сложной ситуации не потеряют присутствия духа и выпутаются из любого происшествия. Да, ему удалось успокоить этого испуганного мужчину в мундире и превратить труса в готового на все, полного боевого энтузиазма солдата!

Однако, когда Дермод вышел из бара, хорошее настроение покинуло его. Может быть этому способствовал вид стражника, рассекающего шумную, пеструю толпу, а может быть зрелище стольких галактов на улицах. Галакты земного происхождения, которых официально именовали Гражданами Галактики, часто посещали своих убогих сородичей, считая их в некотором роде чудаками, которые ведут опасную и романтическую жизнь. Сознание того, что большая часть земного населения в настоящее время состоит из безвольных и деградировавших особей, окатило Дермода стыдом и отвращением тем большим, что он сам принадлежал к ним.

Однако главной причиной его плохого настроения стало чувство, что он является маленьким, ничего не значащим человеком, пытающимся сдвинуть с места огромный камень.

И он должен был все время повторять себе, что этот камень можно и не сдвинуть, если не знать, куда толкать, что он так тонко сбалансирован, что даже небольшое усилие, приложенное соответствующим образом, заставит его покатиться.

Не только на Земле, а практически на всех других планетах Галактического Союза система построения общества была одна и та же. В самой основе общества находились недовольные, которым не нравились законы, которые не признавали этики и норм поведения, которые жили в колониях разной величины — от большого города до целой области, занимающей значительную часть континента. Колонисты были безмерно, почти фантастически горды собой и своим прошлым. Верили, что только они культивируют идеалы своей расы, и считали себя единственными и неповторимыми.

Что же касается Земли, которая ничем не отличалась от других планет, то более девяноста пяти процентов человечества составляли Граждане Галактики, которым было все равно, что творится в Галактике, которые жили жизнью непродуктивных, развращенных в прелестях жизни эстетов, которым было неинтересно, что происходит в Космосе и кто властвует в нем. Поэтому галактов на Земле и на всех других планетах он мог не принимать в расчет как реальную силу, способную расправиться со стражей.

Дермод с горечью усмехнулся: расправиться со стражей!.. Те, которые устанавливали Законы, отнюдь не были глупыми.

Галактов практически не контролировали, так как с их стороны не существовало опасности восстания. Зато в колониях стражей было больше чем достаточно. Колонии были источником неприятностей и потенциальными центрами бунтов во всей Галактике, о чем стража отлично знала, используя необходимые по ее представлениям средства безопасности. Дермод, однако, был уверен, что на этот раз даже стражники не совладают с развитием событий.

Он постарался пересилить свое плохое настроение. Зайдя в один из баров, он окинул помещение взглядом. Двое офицеров сидели за дальним столиком и о чем-то вполголоса спорили. Дермод подошел к ним и, наклонившись, спросил:

— Я могу угостить вас, коллеги?

Этим способом, да, впрочем, и многими другими, он в течение трех недель познакомился с большим числом своих солдат. Надо было признать, что особого восторга испытать не пришлось. Но так как он считал себя немного психологом, то уверовал, что разговоры с ними принесли определенную пользу. До того как произошел случай, который заставил его окончательно порвать с прежней жизнью, он учил историю и психологию в Галактическом университете.

…Поднимаясь вверх на небесно-голубых столбах ракетного выхлопа, двадцать семь тяжелых транспортов стражи, набитых солдатами и их снаряжением, покинули Землю. Десятью днями позже, во время которых Дермод уговорами и угрозами склонял своих офицеров к принятию его новой смелой концепции ведения войны, они приземлились на Военной Планете номер 3, которая была выбрана как наиболее подходящая для проведения войн между теплокровными, дышащими кислородом жителями Галактики. Но прошло еще два дня, прежде чем пустые корабли улетели, а сопровождавшие земную армию советники из стражи удалились на свою базу, расположенную в пятистах милях от лагеря землян. Только тогда Дермод, вздохнув, начал готовиться ко второму этапу своего Плана.

У него было, по крайней мере, четыре недели свободы действий. Это был период, который давался офицерам и солдатам для ознакомления с местностью, с оружием, в общем, для вхождения во что-то вроде боевого настроения. Либо наоборот: те, кто принимал всерьез пропагандистские речи советников, должны были принять решение о сдаче в плен. В конце этого четырехнедельного периода — Дермод знал об этом, — должны были прибыть психологи стражи, которые опять будут увещевать их, и только тогда, наконец, будет отдан приказ начать войну.

Во всяком случае, так это выглядело до сих пор…

3

В первый день, когда они стали свободны от присутствия стражи, Дермод решил провести инспекторский смотр своего войска.

Когда он шел вдоль шеренги солдат, то видел в их глазах только удивление и недоверие. Конечно, все помнили его как майора, который упал в обморок во время появления гусенниц, и чего это он вдруг появился с погонами полковника на плечах? И почему этот, так быстро растущий в звании командир, проводит инспекцию только с двумя офицерами, вместо того чтобы тащить за собой всю свою свиту? Почему, раз об этом уже говорится, на всем плацу не видно ни одного офицера?

Когда Дермод скомандовал «вольно» и поднялся на трибуну, выражение «он привлек всеобщее внимание собравшихся» было бы недостаточно точным. Несколько минут он молча стоял перед ними, разглядывая своих подчиненных, перекладывая микрофон из одной руки в другую. Но, наконец, нарушил тишину:

— Вы наверняка теряетесь в догадках, пытаясь понять, кто же я на самом деле, и будете в этом совершенно разочарованы, так как я не дам ответа на мучаюшую вас загадку. Я сейчас не буду удовлетворять ваше любопытство, офицеры займутся этим вечером. Достаточно будет, если я скажу, что некоторые сведения необходимо будет держать в секрете от стражников. Сейчас же я намерен вам рассказать о наших врагах, их физическом строении, об оружии, которым они будут владеть, об эффективных способах их поражения. Ознакомлю вас также с тактикой и стратегией, которые должны будут обеспечить нам победу в этой войне.

Не один рот раскрылся в недоумении от этих слов, смысл которых сводился только к одному — что можно достигнуть чего-то, недостижимого уже века…

Дермод сделал вид, что не замечает этого, и продолжал говорить дальше.

— Итак, в непосредственном контакте гусеница не имеет никаких шансов против любого из вас. Келгиане — это только большие бесформенные меховые мешки, наполненные кровью и другими физиологическими жидкостями, практически лишенные скелета. При любом ранении им требуется специальная медицинская помощь, иначе они быстро погибают. Мы же более стойкие, и поэтому стража, выравнивая шансы между нашими расами, вооружила их оружием с разрывными пулями. Однако я считаю, что несмотря на более худшее вооружение, мы все же имеем в борьбе с ними довольно хорошие шансы…

А вот это собравшимся не понравилось. Он отлично заметил, как они скривились в гримасе недовольства. Он напомнил им, что впереди их ждет ни мало ни много, а смерть…

Поэтому Дермод тут же поменял тему своего выступления на менее раздражающую, с горечью думая о других исторически известных полководцах, наставляющих своих воинов перед битвой: о Генрихе-V в Азинкорте, о Монгомери в Эль Аламейне, о Клавдии перед последней битвой, которая должна была положить у его ног всю Британию. Эти полководцы пробуждали такой воинственный запал, возбуждали такую любовь и преданность, что их подданные охотно отдавали свои жизни за них.

Но в теперешние времена уже не следовало говорить о каких-то идеалах, о смерти или славе. Сегодня нужно было обеспечить солдат всем необходимым и гарантировать им не только славу, но и безопасность!

— Предупреждаю вас, солдаты! — кричал Дермод. — Стратегия, которую я намерен проводить с этого момента, будет стоить не одной жизни, но это будут жизни врагов. И если речь идет о вашей и моей безопасности, то знайте, что я намерен сражаться в бою вместе с вами, а не сидеть в штабе и пользоваться своими привилегиями. Никто не может жить вечно, но, по крайней мере, можно попробовать! Да, вы будете в безопасности, — продолжал он, — но эта безопасность не заключается в уклонении от контактов с врагом, в бегстве или сдаче позиций. Она заключается в уничтожении противника до того, как он уничтожит нас — уничтожении быстром, результативном и при затрате минимальных усилий. Вы будете нападать на врага, когда он будет меньше всего ждать этого, когда он будет спать либо когда будет абсолютно убежден, что ему ничто не угрожает в округе на сотни миль. Вы должны вырастать перед ним из-под земли и убивать, убивать, убивать!

СМОТРИТЕ!!!

Он взмахнул рукой, и невидимые до сих пор офицеры вступили на плац, вызвав смех у солдат. Служа обычно примером в ношении формы, они шли сейчас тяжелым, не в ногу шагом, немного сгорбленные, покачивая головами. Они производили гротескное зрелище из-за своих выкрашенных в черный цвет лиц, бесформенной, какой-то серой одежды, которая заменяла великолепные, яркие мундиры, не говоря уже о сетках, закрывавших шлемы и украшенных пучками травы. Только оружие было вычищено и блестело.

Глядя на них, Дермод почувствовал удовлетворение. Его обращение к солдатам, во всяком случае до сего момента, не производило нужного впечатления. И только появление офицеров потрясло солдат, ошеломило их, заставило вникнуть в смысл сказанного Дермодом.

Люди в таких необычных одеждах повернули и бесшумно скользнули в заросли, мгновенно исчезнув с глаз. Смех в рядах солдат стих.

— Мне осталось сказать немного, — продолжил далее Дермод. — Не через месяц, не через неделю, а уже завтра вы начнете учиться становиться невидимыми, учиться убивать врага, самому оставаясь в живых. Свои выходные мундиры вы переделаете в маскировочную одежду. Перекрасите их так, чтобы в них нельзя было отличить вас от самого последнего клочка земли на этой проклятой планете. Словом, вы должны научиться искусству камуфляжа. А когда психолог стражи приедет, чтобы мешать нам своими ложными, ненужными и дефективными разговорами, мы будем уже на полдороге к победе, тем более что враг не надеется на быстрые акции с нашей стороны! В нашу пользу будет момент внезапности! Кроме того, ход ведения наших боевых действий будет абсолютно непохожим на все то, что происходило до сих пор. А если учесть, кроме всего, и наше физическое превосходство… Думаю, что сомнений в исходе битвы не может быть никаких!

Кто-то крикнул «ура», и все остальные подхватили этот крик. Дермод замолчал. Удивление и замешательство охватили его на мгновение, лишили дара речи. Каждое его слово было тщательно взвешено и принято как психологический стимул, но он никогда не надеялся на такую сильную и быструю реакцию. Он был доволен и одновременно чувствовал горечь за тех мужчин, которые так легко поддались нажиму. Когда крики пошли на убыль, он поднял руку и крикнул:

— Тихо!

Через мгновение наступила тишина, и Дермод продолжил:

— Собственно, должен вам заметить, что это чисто физическое превосходство менее всего важно. Вы должны забыть, что являетесь людьми, воюющими с гусеницами. На время войны вы должны похоронить всякие человеческие чувства и сантименты и стать безжалостными, холодными и искусными убийцами. С этого момента вы должны тренировать себя, а свою службу считать обязанностью, философией и образом жизни. Помните, что ни одна раса в Галактике не может сравниться с вами, так как профессия каждого из вас с этого момента — «солдат»! А крики «ура» оставьте на потом, когда выиграете войну. Разойдись!

Но солдаты остались в строю и стали орать без памяти.

Генерал Прентис ждал его в штабном кабинете. Сам он ничего не делал с тех пор, как покинул Землю, кроме разве что того, что присвоил Дермоду звание полковника. Но это было договорено ранее, чтобы Дермод мог стать самым старшим офицером в строю. Хотя генерал и мог похвастать недюжинным умом, но свое звание он получил благодаря политике. Именно он, заметив исключительные таланты Дермода, начертал перед ним первые штрихи Великого Плана.

Небрежно отвечая на приветствие, генерал сказал:

— Я слышал вашу речь, господин полковник, и это походило на то, что они практически ели с рук. — Он понимающе улыбнулся. — И что же дальше?

Дермод чувствовал себя не в своей тарелке, как это обычно бывало в присутствии этого маленького круглого человечка, который был политическим и военным руководителем всей негалактической части землян. Он бы чувствовал себя гораздо увереннее, если бы этот руководитель был слеплен из более твердого материала, но наверняка стража тщательно следила, чтобы никакая сильная личность не заняла, случаем, ответственный пост. Однако он желал, чтобы генерал был менее любезен со своими подчиненными, реже улыбался и вообще — вел себя более свойственно генералу!

Он быстро отбросил эти мысли как несправедливые и ответил:

— Сейчас нам необходимо одержать хоть какую победу. Ничего особенного, просто небольшая стычка между патрульными, но результат должен быть ошеломляющим, чтобы наши люди поверили, что они непобедимы. И если они поверят в это, то в самом деле будут непобедимы. Думаю, что если организовать…

— Звучит неплохо, — кивнул генерал, прерывая полковника.

Он встал, опять улыбнулся своей все понимающей улыбкой, похлопал Дермода по плечу и вышел. Дермод, который намеревался обговорить с ним дальнейшие планы, покачал головой осуждающе и запер дверь на ключ. И сел, чтобы спокойно все обдумать.

Военная планета номер 3 — никто никогда не придавал ей особого значения, чтобы присвоить название, — была единственной из нескольких обитаемых планет, задействованных стражей для разрешения конфликтов с применением силы. Другие имели условия пригодные для жизни существ, дышащих хлором, живущих под водой или даже существ, питающихся непосредственно солнечной энергией. И поскольку именно номер 3 была пригодна, хотя и не очень, для теплокровных существ, дышащих кислородом, то стража и отправила землян и келгиан сюда для ведения войны.

Планета ничего не могла предложить, кроме атмосферы. Единственный обширный континент в виде ромба был плоским, покрытым степью, разбавленной только кое-где лысыми низкими горами и изрытой небольшими оврагами, ярами и высохшими руслами рек. Несколько островков на остальной части планеты были уменьшенной копией континента. Густые широколиственные растения с желтыми прожилками скрывали землю. Но они были не в состоянии прокормить каких-либо крупных животных, за исключением маленьких, длиной в несколько сантиметров, и не были столь густыми, чтобы можно было спрятаться в них. Вот так выглядело поле боя.

Немногим более двухсот миль на восток располагалась база келгиан, а в пятистах милях на север находилась база стражи. Вся местность между ними была для Дермода белым пятном, совершенно неизвестным районом. Пока не будет точных карт и подробных фотографий этой территории, немногое можно сделать — это Дермод отлично понимал.

Придя к мысли, что без рекогносцировки он все равно ничего не придумает путного, Дермод решил больше не забивать себе сегодня ничем голову.

4

Ранним утром следующего дня начались учения. Построенные в четыре батальона по две тысячи человек, земляне тяжело замаршировали с базы. Четыре колонны постепенно разделились, направляясь в сторону намеченных оперативных районов боевых действий, исчезая в пыли, поднимаемой колесами грузовиков, замыкающих тылы колонн. Только тогда Дермод перестал следить за маршем и вернулся на базу, чтобы провести совещание с группой воздушной поддержки.

Она состояла из пилотов — лейтенантов Довлинга, Клифтона и Бриггса, а также тридцати человек обслуживающего персонала. Эти последние принадлежали к вспомогательным службам, которые были сформированы из мужчин, признанных Дермодом абсолютно непригодными к бою — это были смердяшие свиньи, в отличие от потенциально-храбрых свиней, которые только что прошли перед ним в походном строю. Трое лейтенантов числились у него в качестве специально подобранных свиней. Все трое принадлежали к тому типу людей, которые неохотно рвутся в бой; все они были когда-то владельцами вертолетов, поэтому не боялись высоты; все легко загорались и легко поддавались чужому влиянию. Лейтенант Клифтон, парень, которого Дермод встретил в баре в тот вечер, был весьма дисциплинирован и поэтому был назначен командиром группы.

— Садитесь, господа, — предложил походные стулья вошедшим офицерам Дермод. — Я не хотел бы задерживать вас более, чем это необходимо. Когда мы готовились к посадке, я приказал вам сделать снимки поверхности этой планеты, и хотя некоторые фотографии сделаны отлично, однако они дают только общее представление о континенте, на котором мы сейчас находимся. Сейчас необходимо выявить все подробности местности, на которой мы будем воевать, — каждую горку, перевал, дыру в земле или куст. Эти данные имеют фундаментальное значение. От них будет зависеть наша тактика, которая должна будет обеспечить нам минимальное количество потерь. Я приказываю вам делать съемку ранним утром или поздним вечером, когда длинные тени помогут нам расшифровать изображение.

Он замолчал, а через минуту продолжил более значимым тоном:

— Я хотел бы напомнить вам, господа, что это нелегкое и весьма нудное занятие, но вы ни в коей мере не должны забывать, что ваша тройка принадлежит к самым важным людям в нашей армии. От вашей работы будет зависеть вся наша стратегия! Прежде всего сделайте съемку местности, расположенной между нами и вражеской базой, но ни в коей мере не приближайтесь к врагу! У них не должно возникнуть подозрений, что мы уже начали действовать против них. Это все! — закончил Дермод, улыбаясь. — Я хотел бы, чтобы лейтенант Клифтон полетел со мной к нашим колоннам. Вы двое будете следовать за нами и своим умением управляться самолетом заставите солдат поверить в то, что вы — асы! Благодарю вас. Пошли!

Дермод слетал поочередно ко всем четырем батальонам, растянутым теперь на добрые три мили. Эти визиты не были необходимы, но Дермод обещал, что будет воевать вместе со своими подчиненными, и не хотел произвести плохое впечатление, оставаясь на базе даже во время учений. Тем временем сопровождающие его самолеты исполняли фигуры высшего пилотажа. Гипноленты, которые получили пилоты, дали им необходимые знания по пилотированию, но эти знания не давали умения, которое должно было появиться только после большого числа тренировок.

С высоты двух тысяч футов его войска выглядели импозантно. Каждая колонна имела три разведывательные машины — во главе и по бокам колонны — и двенадцать шарообразных транспортеров со снаряжением. Разведчики получили задание быть начеку, хотя на атаку врага вряд ли приходилось рассчитывать, но Дермод желал, чтобы его солдаты сразу приобретали необходимые навыки. Количество транспортеров было точно определено: они должны были обеспечить полное обслуживание без предоставления мест для лентяев, желающих прокатиться. Дермод хотел, чтобы каждый его солдат выработал в себе максимум умения и выдержки. Начались учения, и опытные инструкторы учили солдат, как надо правильно стрелять и бросать гранаты. Все это, конечно, приходилось делать пока с помощью макетов, но Дермод надеялся, что приобретение необходимых навыков не займет у его подчиненных много времени. Большое внимание Дермод уделял и обучению солдат маскировке. Ему пришла в голову идея, чтобы каждое подразделение выходило вперед и устраивало засаду на следовавшее сзади. Такая игра очень хорошо научила бы осторожности одних, а других — умению быстрой маскировки.

Дермод наблюдал за ходом обучения до тех пор, пока подразделения не скрылись за горизонтом, а потом повернул на базу.

Тотчас же после возвращения он позвонил генералу, так как его неотступно преследовала одна мысль:

— Господин генерал, нам приданы, как известно, три самолета, а что же досталось гусеницам?

— Откуда я могу такое знать? — улыбнулся его собеседник. — По всей видимости, это должны быть зенитные орудия. А почему это вас беспокоит, полковник?

— Потому что от этого будет зависеть жизнь моих подчиненных, — огрызнулся Дермод и отключился.

Он был зол на такое легкомысленное отношение к делу. Неужели генерал не понимает, что зенитные орудия могут также хорошо стрелять и по наземным целям!

«Но это не могли быть зенитные орудия, — говорил он себе, — это было бы слишком простым решением вопроса для стражи». Одно только немного успокаивало его. Ведь если им не сказали, что получили келгиане в противовес их самолетам, то, наверняка, эти гусеницы не знают, что у людей они есть. Тем не менее, когда вечером он лег в постель, то долго не мог заснуть и лежал, размышляя, какие неожиданности еще ждут их. Этот вопрос не давал ему покоя.

Двумя днями позже Клифтон вернулся из полета чрезвычайно возбужденным. Когда Дермод немного успокоил его, то лейтенант доложил, что видел колонну врага, выходящую из лагеря. Они направлялись в сторону землян. Он был слишком далеко, чтобы точно определить их количество и состав, но…

Дермод резко прервал его, не скрывая злости:

— У вас был приказ не приближаться к их лагерю!

Ожидание похвалы сменилось растущим недоумением. Клифтон начал объяснять:

— Это была штурманская ошибка, господин полковник. И все время я держался от них на восток, маскируясь в блеске солнца. А восходящие потоки помогали мне держаться в воздухе с выключенными двигателями, поэтому меня даже не слышали.

— Как близко вы подлетели к ним?

— На шесть-семь миль.

Было весьма маловероятно заметить с расстояния в шесть миль в блеске солнца бесшумно парящую машину. Дермод представил себе лейтенанта, который управляет самолетом, пытаясь удержать его против солнца, одновременно наблюдая за противником в бинокль, и гнев оставил его. Клифтон проявил определенную ловкость и инициативу. Но выглядел он сейчас словно преступник перед казнью, поэтому Дермод рассмеялся и сказал:

— Вобщем-то я не отдам вас под суд, лейтенант. Но если еще раз вы что-нибудь учудите без приказа!.. А пока что я объявляю вам благодарность. Вы смогли воспользоваться своим серым веществом и обернули ошибку в управлении самолетом в свою пользу. Это мне нравится. Вы смогли бы сделать такое еще раз?

Клифтон с готовностью кивнул головой.

— Район там гористый, и перед сумерками всегда появляются восходящие потоки.

— Ну и хорошо. Значит, ежедневно в это время вы будете проводить наблюдательные полеты и докладывать о продвижении врага. Но, — добавил он тут же с нажимом, — если возникнет хотя бы малейший риск быть обнаруженным, необходимо тотчас же ретироваться. Понятно? Можете быть свободными, Клифтон.

Когда лейтенант вышел, Дермод погрузился в размышления. Значит гусеницы двинули колонну, количество и состав которой неизвестны.

В каждой современной армии был определенный процент солдат, которые ни к чему не были годны, но ко всему они еще оказывали вредное влияние на других, словно гнилые яблоки в ящике с хорошими плодами. В то время как проводились занятия и тренировки, таких солдат обычно направляли на разные работы, например, на сбор оружия, оставшегося от прошлых сражений. Очень много таких никчемных солдат дезертировали, но командиры считали это невесть какой потерей. Дермод поступил наоборот и держал гнилые яблоки на базе, а лучших солдат послал в район старых боевых действий, где они, со всей очевидностью, должны были встретиться с наихудшими солдатами врага.

На следующее утро после очередного рапорта Клифтона Дермод направил первый и второй батальоны на юг, чтобы отрезать противнику отход, хотя подчиненные и не знали о продвижении врага.

Учения проходили беспрерывно. На третий день, когда мускулы и кости начали протестовать против таких больших нагрузок, тренировки потеряли свою привлекательность как новая интересная игра. Между четвертым и шестым днями появились первые признаки муштры: солдаты стали быстрее реагировать на приказы, были более стойки и более уверенны в себе, но одновременно так страдали и устали, что были близки к тому, чтобы устроить бунт.

Однако Дермод не давал им передышки. Когда солдаты из третьего батальона нашли ящики со старыми саперными лопатами, он начал учить их окапываться, и солдаты были рады разнообразию; не очень-то жаловались на такую дополнительную нагрузку.

Водителям разведывательных машин было лучше всего до тех пор, пока один из них не нашел полузасыпанную разбитую цистерну, оставшуюся с каких-то прошлых боев. Дермод приказал разрезать ее и обить листами кабины разведчиков, сделав таким образом их пуленепробиваемыми. Однако в машинах было настоящее пекло, особенно в полдень. Водители почувствовали себя увереннее и выполняли свои маневры более четко, но их раздирала злость, как и всю армию, из-за жары и усталости.

На девятый день все так устали и изнервничались, что, казалось, достаточно искры, чтобы вспыхнул бунт. Но на это Дермод приготовил им стычку с врагом…

5

На первый взгляд весь план отличался такой классической простотой, что Дермод чувствовал себя немного пристыженным. Вот уже шесть дней он держал колонну гусениц под таким пристальным наблюдением, что в любое время мог сказать направление и расстояние, которое преодолел враг, с точностью до нескольких миль и пары градусов. Он знал не только намерения врага, но и каждый холм, овраг и потенциально пригодный для засады кустик в районе, который он выбрал для первого удара. Ловушку, которую он поставил (где скрывались солдаты второго батальона в зарослях по обе стороны долины, по которой должна была пройти колонна врага), была не очень удачная, но момент внезапности и численное преимущество его людей давали много шансов.

Чтобы получить полную уверенность, что враг пройдет именно здесь, а не по перевалу на юге или по высохшему руслу реки, ловушка должна была привлечь их.

Дермод долго думал над тем, что же может сыграть роль сыра в ловушке для мышки. Все зависело от проведения этой первой атаки. В конце концов он решил, что единственный, кто сможет это сделать в сложившейся ситуации, это он сам.

И именно поэтому, на девятый день, спустя два часа после выезда с базы, перед полуднем он неподвижно лежал в кустах вместе с сержантом-водителем замаскированного вездехода и наблюдал за приближающейся колонной гусениц. Сержант по фамилии Девис всякий раз шепотом высказывал критические замечания: келгиане напоминают больших мерзких слизняков, и что кожа покрывается у него мурашками, когда он видит согнутые в крючок их спины, и как такие медлительные, неловкие и вообще омерзительные существа могут мериться силой с людьми, это превосходит его, сержантское, воображение.

Дермод слушал его, не прерывая, видя, что Девис болтает просто из-за страха. С расстояния в двести ярдов колонна, которая раньше напоминала ленивую реку, начала проясняться, выделяя отдельных личностей, покрытых серебристым мехом, а низкий странный шум, который производили существа, передвигающиеся на брюхе, был слышен уже довольно хорошо, так, что волосы становились дыбом. И только тогда Дермод сказал:

— А теперь, Девис, бегом к машине!

Вместе с Дермодом, расположившимся в кресле наблюдателя, Девис выехал на полной скорости на открытое пространство, показавшись неприятелю на глаза. Он на мгновение задержался, показывая, что застигнут врасплох видом келгиан, потом резко развернулся и направился в сторону долины, где Дермод расположил засаду.

Выглянув через пару секунд в смотровую щель, Дермод надеялся увидеть гусениц, повернувших за случайно появившейся разведывательной машиной землян. Но келгиане были испуганы и растеряны. Вместо того чтобы броситься в погоню, они впали в панику, начав крутиться на месте, сбиваться в группы, а некоторые даже повернули назад.

Дермод замер.

— Выходи, быстро! — приказал он. — Ложись под машину и делай вид, что ремонтируешь ходовую часть. Или, еще лучше, — добавил он, когда Девис спрыгнул на землю, — облей вон те кусты соляркой и подожги…

Уже через несколько десятков секунд келгиан не было видно из-за клубов густого черного дыма. Девис не пожалел горючего. И только сейчас келгиане поняли, что земляне оказались в безвыходной ситуации. Начали свистеть пули. Две из них попали в кабину, вырвав два куска металла.

— В машину! — скомандовал Дермод. Но сержант не дожидался приказа, он сидел уже за рулем, и если бы Дермод опоздал хотя бы на секунду, он уехал бы без него.

Разрывные пули свистели вокруг, осыпая машину градом осколков от камней. Но хуже всего были попадания — грохот ударов разрывных пуль по броне кабины раскалывал голову Дермода на части. Машина подпрыгивала, и он трясся в кресле, как марионетка. Дышать становилось все труднее, так как воздух пропитывался парами горючего, вытекающего из пробитого где-то топливопровода.

Какой-то трезвой и объективной частью своего разума он удивлялся, как мог оказаться таким глупцом, чтобы считать что-то подобное интересным приключением, но одновременно спихивал ногу Девиса с акселератора, чтобы они не очень опережали врага. Сержант должен был держаться вне досягаемости гранат противника и вести машину таким образом, чтобы враг смог увероваться в мысли, что земляне в панике бегут. Будучи в этот момент в самой настоящей панике, Девис пренебрегал первой частью приказа, подсознательно выполняя весьма тщательно вторую его часть. И так продолжалось это спихивание ног до тех пор, пока не показались склоны долины.

Дермод неоднократно подчеркивал, что вся колонна врага должна оказаться в долине, и только тогда надо захлопывать ловушку. Сейчас он пожалел, что так настаивал на этом.

Град пуль бил и разрывал броню кабины, и можно было легко догадаться, что произойдет, если пуля попадет в незащищенную часть вездехода. Вонь от паров топлива была такой сильной, что забивала легкие тяжелым удушливым туманом. Вдруг раздался резкий скрежет.

Что-то металлическое заскрежетало о спинку сиденья Дермода, резкий толчок отбросил его назад и одновременно огненный всплеск стеганул по щеке. Дермод едва успел отупевшим мозгом зарегистрировать вид огромной зияющей дыры в борту. Вездеход затрясся, коробка передач рассыпалась, и машина встала как вкопанная.

Девис начал дергать ручку дверцы и что-то орать от страха. Дермод крикнул, чтобы он сидел на месте, но из-за грохота не услышал собственного голоса, поэтому он схватил сержанта за плечо. Но в этот момент тот уже распахнул дверцу. Разрывная пуля попала прямо в переносицу сержанта, превращая голову в кровавое месиво и разбрызгивая мозг по кабине. Дермод перегнулся через обмякшее тело солдата и захлопнул дверцу.

Внутри кабины стало жарко, и это несмотря на то, что поток прохладного воздуха врывался через дыру в обшивке. Дермод почувствовал, как жжет ступни пол, начавший раскаляться, через лопнувшие швы в днище начало пробиваться пламя. Он должен был немедленно выбираться отсюда, рискуя нарваться на пулю, иначе имеет шанс сгореть здесь живьем. Чисто автоматически его рука начала дергать за ручку дверцы. В какой-то момент сердце его замерло — дверца не поддавалась, но потом что-то щелкнуло, и он кубарем выкатился на землю, пытаясь отползти как можно дальше от горящей машины.

Через мгновение взорвались баки с горючим, и вездеход с грохотом взлетел на воздух.

Когда он отполз на безопасное расстояние от жарких языков пламени, до него донесся новый звук: рев двух тысяч винтовок, которые почти одновременно начали свою работу. Он лежал без движения до тех пор, пока выстрелы не затихли, и только тогда медленно перевернулся на спину и осторожно сел.

Мяукающие звуки, которые не могли издавать человеческие глотки, еще долго звучали в наступившей тишине.

Тела гусениц всей колонны лежали, словно кучи бесформенных мешков, из которых вытекала светло-розовая краска — кровь келгиан имела невероятно пастельный оттенок по сравнению с человеческой кровью. Их окружила возбужденная группка его солдат. «Нужно приказать похоронить всех погибших — и своих, и келгиан, — подумал Дермод. — Затем нужно будет заняться транспортом врага — машины необходимо будет переоборудовать для нужд его солдат. И, наконец, самое важное — научить солдат пользоваться оружием келгиан. И все это необходимо делать в строжайшей тайне — стража не должна узнать, что здесь происходило!»

Одновременно он ощутил отвращение к содеянному. Он мечтал только о том, чтобы как можно быстрее уйти отсюда и не видеть головы сержанта. Он хотел вернуться на базу, окружить себя книжками и картами и углубиться в теоретические проблемы войны, так как ее практическая сторона оказалась менее привлекательной, нежели он мог подумать. Однако нужно все же выполнять свои обязанности, сказал он себе, поднимаясь на ноги и удаляясь от горящей машины — он должен выиграть эту войну!

Победители из второго батальона замаршировали на базу, куда через несколько дней вернулись и другие подразделения. Теперь Дермод приказал солдатам надеть их старые серо-бронзовые мундиры вместо новой амуниции — в любой день ожидали приезда психолога стражи, и Дермод не хотел, чтобы тот заметил что-либо необычное.

У стражников был острый ум и наметанный глаз. К тому же происходило так много необычного, что Дермод боялся, как бы что не упустить из виду, что могло бы возбудить интерес психолога.

Но то, чего он боялся, — случилось. Психолог заметил что-то необычное, что-то весьма странное в лагере землян. Он ворвался красный от гнева в штабной кабинет, где находились генерал, полковник Симонс из службы тыла и Дермод. Из слов стражника Дермод понял, что тот как раз заканчивал читать лекцию солдатам, как обычно втолковывая глупости о своей благотворительной организации, которая одновременно является проводником идеи о максимальной свободе личности, что проявляется в позволении им воевать, если они в самом деле хотят этого. Но вместе с тем стража испытывает ужасную озабоченность при мысли о том, что так много холодных людей, не протестуя, идут на смерть. Долго и подробно, как только умеет делать психолог стражи, он размышлял вслух о видах смерти, которые могут настичь их, если они будут упираться в своем безумии. Он взывал к их разуму, чтобы они предприняли трезвые шаги и весело жили, вместо того чтобы умирать в муках.

Как обычно четверть присутствующих должна была сбежать от этой болтовни, остальные тут же подавали заявления об отправке домой.

Но здесь его никто не слушал. А когда он попытался переговорить с некоторыми солдатами отдельно, они начали смеяться ему в лицо.

Дермод едва сдержал проклятия. Он неоднократно говорил всем, как надо вести себя в присутствии психолога. Но батальоны уже вкусили крови и носились по лагерю, как петухи, а ребята из других батальонов просили Дермода, чтобы он повел и их в бой за славой. Во всем лагере трудно было найти человека, похожего на свинью. Но могли бы, по крайней мере, выказать побольше мудрости, со злостью подумал Дермод, слушая тираду стражника.

— И вообще, что здесь происходит? — рычал психолог. — Эти люди стали фанатиками! Это самое подходящее слово! Мне это не нравится, наша политика не предполагает…

— Вы приехали к нам очень поздно, — прервал его генерал, — наверняка вы вначале были у гусениц. Скольких вам удалось склонить к пацифизму?

— Из наших людей никто не дезертирует! — выкрикнул полковник Симонс. — А это означает, что мы начинаем войну с численным преимуществом! Мы раздолбаем этих мохнатых в пух и прах!

Симонс был снабженцем и, как всякий интендант, он панически боялся военных действий. Сейчас в их преддверии он стал очень нервным — панически реагировал на резкий крик, не мог спать без света в комнате и никогда не удалялся далеко от базы. Но и его охватила военная лихорадка, носившаяся в земном лагере. Дермод замер. Симонс, так же как и генерал, имел четкие инструкции, как вести себя со стражником — нужно ползать перед ним на брюхе, лизать сапоги, быть готовым к услугам и исполнению любых его желаний, чтобы как можно быстрее этот психолог убирался отсюда вон и оставил их в покое. А они провоцировали его!!!

И своей глупой, безрассудной недалекостью ставили под угрозу весь план!

Дермод буркнул что-то, и генерал вышел. В приемной он застал Клифтона и двух младших офицеров. Он рассказал им, что нужно сделать, и подождал десять минут, чтобы они пришли в себя от удивления и могли выполнить приказ. Может быть, эти меры предосторожности окажутся ненужными, но, судя по тому как развивались события в кабинете… Он потряс головой и вернулся в кабинет.

— …кто-то забил этим людям головы фальшивым героизмом! — в голосе стражника гнев мешался с раздражением. — Посмотрим, что произойдет с этими иллюзиями, когда они попробуют разрывных пуль келгиан и…

— Мы утрем им носы! — вновь заорал Симонс — Уже один раз мы добрались до них и показали…

— Симонс! — не выдержал Дермод и одернул полковника. — Сейчас же заткни пасть!

Стражник вздрогнул и ошеломленно посмотрел на Дермода. Потом встал и спокойным голосом произнес:

— Это мне не нравится, господа. Из неосторожно произнесенных слов полковника я понял, что у вас уже было сражение с келгианами, о котором мы не знаем. Судя по всему, так и было, учитывая настроения ваших солдат. И еще одно! До сих пор я не слышал о такой армии, где майор может кричать на полковника. А отсюда следует только один вывод — пока я не выясню всего до конца, военные действия прекращаются. Как только я вернусь в наш базовый лагерь, за вами будет выслан транспорт.

Генерал и Симонс начали протестовать, перебивая друг друга, с побелевшими лицами, мучаясь от мысли, до чего их довели длинные языки. Дермод, довольный, наблюдал, как они копошатся в собственном дерьме. Генерал кричал:

— Этого нельзя делать! Условия таковы, что если вам не удастся отговорить от участия в бою определенного процента солдат, то война будет продолжаться без вмешательства стражи до тех пор, пока обе армии не решат, что…

— То, что я здесь увидел, — прервал его стражник, — имеет все признаки отлично спланированного действия, поэтому правила не в счет! Мы их установили, мы их можем и отменить! Прощайте, господа!

Дермод, предполагавший такой поворот событий, нажал локтем кнопку звонка. Потом встал и широко раскрыл двери перед стражником. И заулыбался, когда психолог остановился как вкопанный.

— Что все это значит? — через мгновение стражник пришел в себя.

Дермод аккуратно затворил дверь, оставив за нею шестерку грозных солдат в полной боевой экипировке и с оружием, нацеленным прямо в грудь стражнику, и озабоченно проговорил:

— До сих пор я этого никогда не делал и поэтому не знал точной формулировки, но могу сказать, что вы арестованы. Сдайте оружие!

Стражник странно ухмыльнулся. Показывая на табличку, прикрепленную на нагрудном кармане мундира, он изрек:

— Врачи и психологи не носят оружие, разве что для защиты от существ, лишенных разума. — Окинув взглядом весь лагерь и всех присутствующих, он саркастически добавил: — Как видно, я ошибся.

Генерал и полковник от изумления проглотили языки при виде солдат. Дермод вышел из кабинета, оставив их без объяснений, следуя за охраной, сопровождавшей психолога.

Когда они проходили мимо плаца, вертолет стражника — для них бесполезный, так как не было гипнолент, — как раз оттаскивали в сторону, чтобы дать самолету Клифтона возможность взлететь.

Утром следующего дня Земной Экспедиционный Корпус двинулся в бой.

6

Дермод кратко проинформировал солдат о состоянии дел. Он рассказал, что второй батальон достиг результатов, потому что оказался ближе других к колонне врага. Эта победа могла достаться любому из четырех батальонов. Все прошли одинаковое обучение, и сейчас каждый солдат может с честью выйти победителем из противоборства с противником.

У него не было намерения звать их в бой, прикрываясь разными демагогическими лозунгами. Он и так был уверен, что они рады исполнить свой долг не только перед обитателями Земли — единственными хранящими в своей памяти традиции эпохи пионеров космической эпохи, но, прежде всего, они являются потомками расы самых великих воинов в Галактике.

Он добавил, что до сих пор единственной жертвой оказался геройский сержант Девис. Но если они будут следовать инструкциям и сохранять спокойствие в опасных ситуациях, то очень может быть, что жертв больше и не будет, во всяком случае, он, Дермод, очень надеется на это. Закончил он строгим предупреждением, что если какой-то горячий идиот из-за своей глупости начнет стрелять, то он задушит его голыми руками.

Они двинулись в поход с песней на устах, а Дермод сел в самолет и с лейтенантом Бриггсом отправился проверять выдвинутых вперед разведчиков. Клифтон еще не вернулся, и сейчас, когда тень их самолета скользила по походным колоннам солдат, Дермод не переставал задавать себе один и тот же вопрос — увидятся ли они еще когда-нибудь? У Клифтона было весьма важное поручение, и если бы он погиб по дороге к базе стражи, Дермод не знал бы, что делать дальше. Когда Бриггс приземлился рядом с разведывательным вездеходом, никто во всей его армии не догадывался даже, как неуверенно чувствует себя командир.

Дермод забрался в кузов и постучал по кабине, давая понять водителю, что можно ехать. Вездеход внезапно рванулся вперед с такой силой, что Дермод рухнул на сиденье рядом со стражником. Он решил взять психолога с собой, чтобы не рисковать, оставляя его одного в лагере, где врач легко смог бы убедить какого-нибудь легковерного солдата выпустить его. Сейчас стражник наблюдал за всем происходящим с холодным, почти научным интересом. У него было отсутствующее выражение лица, словно он уже начал что-то писать в своем уме, излагая происходящие события.

Внезапно психолог подал голос.

— Как вы это сделали, господин майор, то есть, полковник? — тут же поправился он, саркастически улыбнувшись. — Я слышал, что говорят о вас ваши солдаты. Вы для них легендарная личность. Меня также интересует то великое сражение, которое вам удалось выиграть.

— Это было совсем не великое сражение, — раздраженно бросил Дермод.

Он был странно недоволен собой и беспокоился о судьбе Клифтона. Кроме того, нужно было опасаться последствий последних событий, могущих разрушить Великий План. Этот идиот генерал вел себя, как напуганная старая баба, и ничем не помогал ему. Арест стражника, единственное, что оставалось делать Дермоду в той ситуации, страшно испугал генерала Прентиса. Несмотря на все заверения Дермода, этот генералишка дрожал как осиновый лист. Было тут от чего нервничать, но все же Дермод старался владеть собой и говорить тихо. Он сказал:

— Мы превышали их в численности почти в шесть раз и напали внезапно. Это была победа, а не битва.

— Вы вправе называть это, как вам будет угодно, — ответил стражник. — Меня интересуют, главным образом, жертвы. В колонне, которая попала в ловушку, было, как я узнал, двести пятьдесят три личности. Каков процент убитых и где пленные?

— Пленных нет.

— Что? Вы убили их всех?

Дермод кивнул головой.

Весь остальной день стражник молчал. Он был бледным, плохо выглядел и старался сидеть как можно дальше от Дермода. Следующие четыре дня он также не разговаривал с полковником. Во время этих четырех дней Бриггс и Довлинг беспрерывно вели наблюдение с воздуха за лагерем келгиан. Они докладывали, что силы противника распределены по группам в пятьсот единиц на холмах вблизи лагеря, где они занимаются воинской учебой. Кроме факта, что на другой день вечером враг поджег большой участок, заросший кустарником, видимо из-за неосторожного обращения с оружием, донесения не содержали ничего необычного.

Именно в тот же вечер Дермод решил, что нет смысла больше скрывать от врага наличие у них самолетов, и Давлинг вернулся из полета с двумя дырками в крыльях. Он рассказывал с побелевшим от страха лицом, что если бы пули попали в двигатель, он мог погибнуть бы. Присутствовавший при этом Бриггс подтвердил его слова. И оба они тут же наотрез отказались летать в разведку.

Дермод битых три часа доказывал им, убеждал их, пока они не согласились — при условии летать вне досягаемости келгианского оружия. Поэтому донесения потекли опять рекой, и Дермоду вскоре стало ясно, что враг интенсивно готовится к войне, но тайна оружия, которое они получили от стражи в противовес их самолетам, так и осталась нераскрытой. Клифтона все не было…

Все его планы и тщательно обдуманные действия могли рассыпаться в прах, если Клифтон не вернется. Но он и дальше продолжал следовать тому, что задумал; каждую минуту понимая, что может налететь военный флот стражи и уничтожить все в мгновение ока.

Он начинал постепенно ненавидеть генерала за то, что тот оказался таким плаксой и трусом. Прентис все время приказывал ему отправить стражника в лагерь, видимо для того, чтобы заключить с ним какую-то сделку. Он также начал ненавидеть и себя за ту роль, которую он отвел себе в этой великой и почетной миссии — освобождении Галактики от тирании стражи, так как ощущал, что большая часть его соплеменников чересчур апатична и не желает этого.

В таком состоянии духа Дермод сам уже не знал, ищет ли он опоры или мальчика для битья, когда на пятый день стражник решил заговорить с ним почти с того же самого места, на котором он замолчал ранее.

— Вы должны знать, господин полковник, что мы, стража, много путешествуем. С нашей, может быть, особой точки зрения все разумные расы равны между собой, поэтому смерть такого количества келгиан волнует меня так же, как и уничтожение такого же количества землян. Почему вы посчитали необходимым убить их всех, и намерены ли вы поступить таким же образом еще раз, и как после всего этого вы можете спокойно спать?

— Отвечая с конца, скажу, что это не ваше дело, — устало ответил Дермод. — На второй вопрос могу ответить, что я намереваюсь атаковать противника еще раз. И, наконец, я не хотел их всех уничтожать, но так было нужно. Безопаснее. И, кроме всего, я не мог удержать…

— Знаю, знаю, — прервал его стражник. — Я уже знаю, что произошло с вездеходом, вами и Девисом. Однако вы могли бы отдать приказ брать пленных, вместо того чтобы уничтожать более двух сотен разумных существ!

— Не мог! — буркнул Дермод со злостью. — Поставьте себя, хотя бы на мгновение, на мое место. Организовав эту засаду, я мог бы решить не уничтожать всех врагов, а только тех, кто будет сопротивляться. Я мог отдать приказ испуганных брать в плен, это так. Но вы же должны знать, что нам запрещено пользоваться радиостанциями. Так вот, представьте себе — некоторые гусеницы, попав в плен, не поняли бы, что происходит, и начали бы впадать в панику, раня и убивая при этом моих солдат. Я не мог позволить им это, так как при больших потерях солдат охватывает страх. Единственный способ сделать из этих свиней настоящих солдат — это научить их воевать с чувством полной безопасности. А это, к сожалению, означает невозможность пленения врага.

— Несомненно, у вас свои проблемы, — сказал стражник тоном, полным ироничного сочувствия.

Несколько минут он молчал, машина тряслась и подскакивала, пересекая русло высохшей реки и въезжая в заросли кустарников. Потом он спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, что делаете, полковник?

Дермод вздохнул:

— Да. Я учу и организовываю людей, у которых отсутствуют такие моральные качества, как отвага, самодисциплина, тому, чтобы они полюбили убийство. Как вы знаете, ловкие и смелые садисты-убийцы выходят именно из таких свиней-разгильдяев.

— Вы, наверное, очень гордитесь собой, — печально произнес стражник. — Оттого, что смогли достичь столького?

Дермод пристально посмотрел на него, а потом спросил:

— А как вы думаете?

Стражник нахмурился.

— Еще пару минут назад я сказал бы, что это именно так. Но сейчас я уже не знаю, что и сказать… — он замолчал и больше не отзывался.

7

Два дня спустя армия Дермода форсировала склон поднимающегося кольца гор, окружающих лагерь келгиан, — по плану она должна была утром следующего дня атаковать врага и уничтожить значительную часть его сил. Сейчас Дермод вынужден был руководить всей операцией с земли, так как рельеф местности не позволял им лететь прямо в лагерь, поэтому контакт с генералом поддерживался вездеходами почти с двухдневным опозданием. Это не имело особенного значения, если бы Прентис не переставал терроризировать его из-за ареста стражника и ничем более не помогал. Известий от Клифтона все еще не было.

После обеда Дермод сказал:

— Если бы вы сообщили мне, что дали гусеницам для уравновешивания наших самолетов, то мы, изменив стратегию, могли бы избежать многих жертв.

— Людей или келгиан? — язвительно поинтересовался психолог.

— Людей конечно!

Стражник покачал головой и показал на марширующих в такт строевой песни солдат. В боевом снаряжении мужчины с раскрасневшимися лицами были обвешаны гранатами и винтовками, многие из которых имели странные приклады, приспособленные к строению тел гусениц. Каждое движение солдат свидетельствовало о их большой уверенности в себе и о большом желании идти в бой.

— Посмотрите на них, — произнес стражник, — один лучше другого. Герои. А вернее сказать, истеричные индивидуумы, охваченные иллюзией собственного сумасшествия. Несколько кровавых жертв — и только тогда они вернутся в реальность нашего мира. Поэтому я не скажу вам, что имеют келгиане в запасе. Я рассчитываю на то, что когда истерический героизм наткнется на отчаяние существ, припертых к стенке, владеющих вдобавок неизвестным оружием, война быстро закончится.

— Вы рассчитываете на очень многое, — со злостью выпалил Дермод.

— Нет, — улыбнулся психолог. — Только на суд.

— Ну, хорошо, — разозлился Дермод. — Я расскажу вам кое-что о моих планах на завтра, чтобы вы не были очень разочарованы, когда это ваше судилище наступит… — и он описал психологу длинную долину, расположенную в пятнадцати милях отсюда, тянущуюся с севера на юг. Воздушная разведка обнаружила там три группы гусениц: две небольшие и одну численностью примерно в девятьсот особей. Горная местность позволит ему незаметно подойти достаточно близко, чтобы получить момент внезапности.

После полудня он позволил людям отдыхать до вечера, а вечером приказал выходить на позиции.

Солдаты первого и третьего батальона занимают позиции на северной стороне долины и с рассветом должны начать наступление. Они должны будут разгромить первую группировку врага, состоящую из двухсот гусениц, и маршем продвигаться в глубь долины. Можно было бы предположить, что бегущий враг вольется во вторую группу келгиан, увеличив тем самым ее численность. Но и она должна быть разгромлена. Остается третья группа врага, но и она должна быть отброшена к южному выходу из долины, где в скалах их встретит массированный огонь второго батальона.

Для полной уверенности высоко в горах будет находиться вдоль всей долины четвертый батальон, который должен будет уничтожать всех тех, кто попытается подняться в горы. Четвертый батальон также займется возможной охраной, которую неприятель мог расположить на склонах долины, хотя Дермод был на все сто процентов уверен, что никакой охраны там и в помине нет, так как келгиане не были еще готовы к боям и надеялись встретиться с землянами через пару недель.

— Только третья, самая большая группа врага может оказать нам сопротивление, — закончил Дермод. — Но если это те, кто игрался с огнем и поджег кустарник, то у нас не будет хлопот с этой глупой и придурочной бандой.

— Наверное, — пожал плечами стражник.

Дермод пристально посмотрел на психолога. Тон его ответа был сухим и бесцветным, а лицо ничего не выражало. Или он, Дермод, сказал что-то важное, и сейчас этот индюк старается скрыть свои чувства от него? Или же демонстрирует такую реакцию на рассказ, чтобы лишить его уверенности в себе и склонить к изменению Плана? Скорее, последнее, решил Дермод.

— Конечно, не все будут уничтожены, — сказал он, пытаясь попасть в уязвимое место стражника. — Я надеюсь, что некоторые будут в панике бежать с поля боя и сеять страх среди оставшихся, тем самым облегчая нам достижение победы в последующих сражениях.

Стражник некоторое время сидел молча, а потом произнес:

— Калгия — это высоко цивилизованная, культурная, с хорошо развитой техникой и наукой планета, население которой состоит на девяносто семь процентов из Граждан Галактики. Те, с которыми вы воюете, это, конечно же, только келгианский аналог вас самих, но они чувствуют и мыслят так же, как и вы. Например, их система брака и семейных отношений точно такая же, как и у вас, и если присмотреться, то особой разницы между вами не существует. И вас не корежит от того, что вы лишаете жизни разумные существа?

Дермод развел руками:

— Война — это не забава.

— Значит, это наконец-то вы признаете? — саркастически бросил стражник. — А вы всегда так думали? Или, может быть, раньше у вас в голове был всякий вздор о этаком романтическом приключении?

Дермод безмолвствовал.

— Вы неординарный и талантливый человек, полковник Дермод, — продолжал стражник. — По правде говоря, можно было подумать, что вы не тот, за кого себя выдаете. Что каким-то образом вам удалось подделаться под настоящего Дермода…

Дермод мысленно перенесся в то мгновение, когда пассажирский лайнер, теряя высоту из-за взрыва в одном из двигателей, падал в океан. В кресле рядом с ним сидел маленький испуганный паренек, которого звали Джонабан Дермод и который еще несколько часов назад восторженно рассказывал о своем поступлении в офицерскую школу. Он погиб во время посадки на воду, и по какой-то причине, может быть желая известить семью погибшего, он снял с него идентификационный жетон. А когда оказалось, что у погибшего нет ни семьи, ни близких, а из уцелевших никто не знал его раньше, он присвоил себе его личность вместе с жетоном. Сейчас он ощущал беспокойство оттого, что психолог почти раскрыл его тайну.

Однако он теперь понял, что это не делает погоды. Он зашел в своих планах слишком далеко.

— Теперь я вижу, что прав в своих предположениях, — сказал стражник, внимательно следя за реакцией Дермода. — Ваши таланты говорят о том, что вы когда-то были способным, хотя и ленивым, студентом, готовящимся получить звание Гражданина Галактики. Да, скорее всего вас замучили эти сухие и трудные для запоминания лекции по истории других миров, социологии и этике, ведь только познав эти предметы, можно понять другие расы и научиться с ними мирно сотрудничать. И вы отбросили все это, наверняка углубились в изучение прошлого Земли. Будучи студентом, вы имели доступ к хроникам и запрещенным книгам, и вместо того чтобы правильно оценить написанное там, вы начали жить прошлым, строить планы, опираясь на него, и так далее. На обычного колониста эти сведения, почерпнутые из книг и хроник, наверняка не повлияли бы. Но вы были кандидатом в Гражданина Галактики, который на занятиях по психологии и социологии приобрел опасные знания, помогающие управлять толпой. Как можно предположить, все прочитанное пробудило у вас романтические чувства, да, скорее это так и было. Но сейчас, когда вы убедились, что убийство цивилизованных существ не является ни необходимым, ни романтичным, почему бы вам не проявить свой интеллект и не отменить все то, что вы задумали?

Дермод ощутил, что начинает колебаться. Он задал себе вопрос — во имя чего он обрекает себя на физическую опасность и все большее нервное напряжение, стараясь любой ценой спасти План? Генерал получил под зад и охотно бросил бы все это. Из слов стражника следовало, что отмена приказа — это единственно правильный и логичный шаг. Но он тут же вспомнил, что это говорил психолог, а известно, что психолог кого хочешь может уговорить.

— Вы только теряете время, сэр, — сказал он, вставая с сиденья и приказывая остановить колонну. Наступила тишина, нарушаемая лишь негромким говором солдат, готовящихся к отдыху, и в этой тишине голос стражника прозвучал неестественно громко:

— Но почему?…

— А потому, что все, что вы сейчас тут наговорили — это ерунда! — рассмеялся Дермод. — Вы… вся стража — это банда тиранов, которая…

— Тиранов? — взорвался психолог. — Но ты же свободен, человек! У вас теперь больше СВОБОДЫ, чем когда-либо в истории! Вы можете делать все, что пожелаете. Если кто-то хочет быстренько отправиться в пекло, то милости просим, мы даже поможем, но при условии, что он не потащит за собой еще кого-то, кто этого не хочет. Вот этого мы не можем допустить!

— А что происходит, когда мы желаем воевать? — спросил Дермод. — Инспекторы врага допускают к битве только самых слабых. Психологи стражи взывают потом к их морали, и все превращается в жалкий фарс, в котором мы становимся выставленными на посмешище. И это вы называете свободой?

— Однако вы должны признать, что мы тщательно придерживаемся правил игры, — заметил стражник. — Кроме этого, раз уж не удается избежать войн, мы разрешаем их, добиваясь при этом следующего: мы стремимся к тому, чтобы погибало как можно меньше разумных существ, и страхом или убеждением учим желающих воевать разуму. Ничто так не возвращает здравый рассудок и ощущение реальности, как угроза смерти, особенно в непривычных условиях.

Дермод махнул рукой и произнес:

— Мы и нам подобные представители других рас — это преследуемое меньшинство, которое вы хотите во что бы то ни стало уничтожить, так как мы горды, упрямы и независимы — что является источником вашего постоянного раздражения!

— Вы глубоко заблуждаетесь! — воскликнул стражник. — Любой из вас может стать Гражданином Галактики при условии, что пройдет обучение и сможет без конфликтов жить с другими разумными существами!

— Большинство из нас считают, что овчинка выделки не стоит, — сухо возразил Дермод. И желая закончить дискуссию, вылез из машины и направился к солдатам. Однако стражник следовал за ним, не переставая говорить. Дермод вынужден был признать, что этого типа трудно переговорить.

— Большая часть галактов, живущих на Земле, конечно, деградируют, — откровенно признал стражник, — и поэтому самые ценные и умные земные граждане еще в молодости покидают планету. Оставшиеся же опускаются из поколения в поколение, заключая между собой браки. Но по крайней мере нет надобности следить за ними, так как они ни на что не способны. Хотя это можно сказать и в общем-то о всех Гражданах Галактики — при мысли о любой акции, даже полицейской, их начинает тошнить. Но все же некоторые личности поодиночке или же, объединившись в группу, выходят иногда на преступный путь, и необходимо предпринимать решительные шаги, чтобы поддержать порядок и спокойствие. Именно поэтому стража…

В этот момент Дермод остановился, чтобы переговорить с начальником службы тыла батальона о музыке, которая потребуется завтра для боя. Лейтенант с худым лицом был сторонником темы «Марса» из сюиты Хольста «Планеты», но Дермод с ним не соглашался, настаивая на чем-нибудь громком. Тогда лейтенант предложил «1812 год» Чайковского. Дермод сказал, что это уже лучше, но не совсем, так как колокола в их случае совсем не уместны. Нет ли Вагнера?

Стражник пользовался малейшей паузой, чтобы вставить свое слово, а когда Дермод двинулся дальше, перебрасываясь словами с лежащими в тени солдатами, его пленник пошел следом, комментируя свои же выводы. И все, что он говорил, было так логично, так убедительно, так точно подмечено, что Дермод начал нервничать.

Нынешняя война была вызвана тем, что у землян, не имеющих галактического гражданства, была отобрана торговая фактория на одной из планет. В принципе, признался стражник, только галакты должны иметь право контактировать с представителями других рас, но запрет межпланетных полетов означал бы нарушение основного принципа демократии, исповедуемого Стражей, право на торговлю было передано келгианским галактам. Земляне предложили келгианам торговлю на паях, но гусеницы посчитали, и, впрочем, справедливо, что земляне жадные и у них напрочь отсутствует торговая этика. Земляне проглотили обиду и обратились к своим келгианским аналогам. И начался взаимный товарообмен. Но ряд недоразумений, возникших попросту из-за незнания образа мышления партнеров, обмен резкими словами и определенное количество мошенничества привели к драке, в которой погибли и земляне, и келгиане. После этого возникли такие сложности, что обе стороны пожелали воевать, считая это единственно возможной развязкой конфликта. Стража исполнила их желание неохотно, так как очень высоко ценила жизнь любого разумного существа.

По его мнению, стража — это самоотверженная группа людей, без которой давно распалась бы вся галактическая цивилизация. В эту организацию входят только люди, так как только эта раса имеет внутреннюю твердость, которая позволяет ей делать неприятные вещи и даже творить зло во имя благородных дел. Некоторые действия стражи могут показаться грубыми и незаконными, но все же…

Дермоду смертельно надоели эти словоизлияния психолога.

— Сержант! — крикнул он, и сидящий недалеко солдат вскочил и подбежал к нему. — Охраняйте этого человека! — приказал Дермод, кивая на стражника, — но ни под каким видом не позволяйте ему говорить. Если он вас не послушается — стреляйте без предупреждения!

Когда стражника увели, Дермод обнаружил, что трясется от гнева. На душе было очень гадко. Он пошел в тень и прилег, чтобы отдохнуть до вечера, но заснуть никак не мог. Всякий раз, когда он старался выбросить из головы все подробности, связанные с предстоящими событиями, и закрывал глаза, перед его взором возникали скрюченные, растерзанные тела двухсот пятидесяти келгиан. В голову настойчиво лезла сумасшедшая мысль — а что бы он думал, если бы это были люди??? Конечно, его Великий План хорош, ничего нельзя сказать плохого о нем. И вполне вероятно, да что там вероятно, он выиграет войну! Но генерал есть генерал, и он опять начнет командовать! Какой бардак вновь начнется под руководством этой старой бабы?! И все это время не переставал звучать голос этого проклятого стражника, который просил, убеждал, настаивал. И Дермод никак не мог заставить его замолчать.

8

Перед рассветом Дермод со вторым батальоном заблокировал выход из долины. Немного впереди, надежно укрытые всеми видами маскировки, находились четыре специальных взвода, укомплектованные людьми, которые научились превосходно обращаться с оружием, взятым у врага, и Дермод надеялся, что их винтовки с разрывными пулями будут хорошим противовесом тому неизвестному оружию, которое прятали у себя келгиане.

За спиной Дермода долина расширялась, превращаясь в котлован с высокими, неприступными стенами, а затем вновь сужалась, превращаясь в еще одну долину, еще уже первой.

Дермод взял с собой стражника, который сейчас абсолютно никак не реагировал на то, что происходило. В течение трех часов он не проронил ни слова. В конце концов первым заговорил Дермод, просто так, чтобы убить время и ни о чем не думать.

— Еще одно, что мне не нравится, это ваше поведение, психолог, — сказал он. — Вечно вы брюзжите, чем-то недовольны. Вы что, никогда не улыбаетесь?

Мгновение казалось, что психолог лопнет от гнева, но он все же сдержал себя и усталым голосом произнес:

— Вы же знаете, сколько в Галактике несправедливого. И мы, стража, пока что не можем этого прекратить. Вот поэтому-то нас и гнетет тоска…

— Представляю себе, — рассмеялся Дермод.

— Нет, это невозможно представить, — возразил стражник, и на этом разговор закончился.

По мере того как рассветало, Дермод все чаще поглядывал на часы, прислушивался, не раздаются ли выстрелы со второго конца долины, где первый и третий батальоны должны были вскоре начать бой.

Но услышал он только шум самолета.

Превратившись в каменную статую, Дермод яростно оглядывал небо. Ведь он ясно и четко приказал Бриггсу и Давлингу, чтобы они держались как можно дальше от долины и вели наблюдение за гусеницами, расположенными лагерем в пятидесяти милях отсюда. А теперь один из этих глупцов внезапно решил появиться здесь в самый неподходящий для этого момент. Шум самолета стал сильнее, и тут же Дермод увидел его, заходящего на посадку. Один из этих кретинов решил здесь приземлиться!

И только мгновением позже он опознал самолет. Это был Клифтон!

На дне долины был маленький участок земли, усеянный небольшими валунами, и то, что Клифтон каким-то образом сумел увернуться от них, было похоже на чудо.

С выпущенными закрылками и включенными тормозами самолет быстро катился вперед еще ярдов пятьдесят, а затем случилась авария. Валяющийся на земле камень ударил по стойке шасси и оторвал ее. Самолет крутанулся вокруг оси и потерял вторую стойку. От удара обвалились оба крыла и вдобавок переломился фюзеляж возле хвоста. Фюзеляж с одним двигателем тащился по земле до тех пор, пока сила трения не остановила его.

— Черт побери! Что с тобой случилось? Ты добрался до стражи? Ты не ранен? — Дермод засыпал летчика потоком вопросов, помогая лейтенанту встать. — Ну, говори же!

Слегка оглушенный Клифтон начал докладывать: значительно облегчив самолет, он загрузил его добавочными баками с горючим, что и позволило ему преодолеть пятисотмильное расстояние до базы стражи.

Он рассказал там все точно так, как приказал ему Дермод, и стражники проглотили наживку, поверив всему, что он им сказал. Они дали ему даже часть своего снаряжения, радио и транслятор для психолога, который должен был оставаться у землян. Стражники страшно хвалили Клифтона, говоря какой он умный и проницательный.

Встречный ветер и перебои в работе двигателя на обратной дороге вынудили его приземлиться в двух днях пути от базы, и он вынужден был возвращаться за самолетом на грузовике с запчастями и горючим. Поэтому-то он так и задержался.

Прибыв в лагерь, Клифтон хотел было доложить генералу о своем возвращении, но тут узнал ошеломляющую новость. В лагере генерала не было! Офицерам удавалось пока скрывать это от Дермода, посылая ему приказы, подписанные будто бы его именем. Генерал же покинул лагерь уже около недели назад: через день после того, как уехал Дермод. И именно поэтому он, Клифтон, решил рискнуть своей шеей и приземлиться в долине на виду у гусениц. Что теперь они будут делать?

— На чем он уехал? — резко спросил Дермод.

— На одноместной разведывательной машине, — внезапно подал голос стражник, который молча стоял возле Дермода, слушая рапорт Клифтона. — Мы даем такие машины командующим воющих сторон в тайне от остальных на тот случай, если им надоедает воевать или дела начинают принимать слишком серьезный оборот и ни остается ничего другого, как задать драпака. Это очень плохо влияет на моральный дух солдат, что приводит к быстрому завершению войны…

— С генералом или без него, но мы все равно эту войну выиграем! — прервал психолога Дермод и обратился к Клифтону.

— Я разрешаю вам отдыхать, лейтенант. Поищите хорошее укрытие и не высовывайтесь. Сегодня предстоит жаркий денек.

И, обращаясь к стражнику, вежливо добавил:

— И вам кажется, что вы все предусмотрели, не так ли?

Ответ психолога заглушил рев огня, который, словно гром, накрыл долину.

Атака началась.

9

Несмотря на то, что отзвуки сражения долетали до него многократно усиленными отражением от стен долины, Дермод старался разделить и проанализировать характерные особенности разного вида оружия: короткий резкий хлопок винтовок землян, медленный взрыв гранаты и двойной звук оружия келгиан. Через несколько минут сила огня уменьшилась, впрочем, Дермод это и предполагал. Он только не ожидал, что стражник выберет этот момент для возобновления своих объяснений.

— Генерал впал в панику, когда вы арестовали меня, — кричал он. — И сейчас умыл руки, я даю вам голову на отсечение, что он собирается свалить всю вину на вас, полковник! Мы оба знаем, что вы можете без труда победить келгиан, зачем же убивать их тысячами, чтобы доказать такое? — А когда Дермод не прореагировал на эти слова, голос психолога приобрел дикую необузданную ярость. — Ты — кровожадная бестия… ты мясник… зверь!

— Моей целью не является резня келгиан! — сказал Дермод. — По правде говоря, я очень надеюсь, что многие из них сумеют убежать отсюда и рассказать, что здесь происходило. Поэтому, когда мы воспользуемся транслятором, который ваши коллеги прислали вам, и предложим им почетную капитуляцию, они наверняка будут страшно поражены этим и согласятся на наши условия без колебаний. Но это только первый шаг, важный для свершения Великого Плана!

Две тонкие струйки дыма поднялись из глубины долины и рассветились огнями: две сигнальные ракеты — оранжевая и голубая. Оранжевая после голубой означала, что враг атакует с неожиданной стороны, а наоборот — что у них имеется численное преимущество! Но обе ракеты вместе не означали ничего! Дермод, который точно знал позиции келгиан, начал склоняться к мысли, что кто-то из его солдат сделал это просто так, из-за возбуждения.

Причин для беспокойства пока что не было.

— Победы в этой войне, — продолжил он свою мысль, — должно хватить. Вот уже сотни лет никто ничем подобным не занимается, и сам факт того, что люди победили чужую расу в войне, контролируемой стражей, сильно поколеблет ваше положение. По всей Галактике чужаки скорее всего придут к мысли, что стражники, сами являясь людьми, помогли выиграть эту войну своим соплеменникам. В результате поднимется волна недовольства и восстаний, которая свергнет вашу тиранию. Может быть, в моем плане существует какая-нибудь ошибка, психолог?

Выражение лица стражника явно свидетельствовало, что никакой ошибки не было.

— Вы попали в наше самое уязвимое место, полковник, — наконец произнес психолог. — Поэтому-то мы иногда, даже когда и не нужно, строги к представителям нашей расы…

Выстрелы раздавались уже ближе, и в глубине долины Дермод заметил следы дыма.

— Когда я вынужден был арестовать вас, психолог, — произнес Дермод, — вы, надеюсь, понимаете, для чего я это сделал, — то невольно даже подумал, что весь мой План провалится. Но лейтенант Клифтон полетел на вашу базу и наплел там, что вы замыслили одно очень деликатное дело и просили, чтобы вам не мешали. Я знал, что вас очень ценят ваши товарищи, психолог, и на этом строил свой расчет. Так и оказалось. Они передали вам свое благословение, посчитав Клифтона за одного из тех рассудительных типов, которые решили помочь им. Когда мы начнем конвоировать пленных, все станет на свои места. Келгиане ясно увидят, кто помог нам, так как заметят вас в моей штабной машине. Конечно, транслятор вы не получите, и пока ваши люди сориентируются, что же в самом деле произошло, будет уже поздно — никто им уже не поверит!

Дермод отвел взгляд от бессильно сжимающего кулаки стражника к видневшимся вдалеке отрядам противника, которые стали появляться из клубов поднимающегося дыма. Вот она — минута славы — победный конец наступит через несколько минут!

Но Дермод ощущал только злость, раздражение, неудовлетворенность и мучительные сомнения. Он очень хотел сейчас все это бросить ко всем чертям и оказаться дома. Но так ли это? — задал он сам себе вопрос. А чем он займет свои мысли, если сейчас смалодушничает. Разве не появится в его мыслях червячок сомнения в том, что он наделал?

10

Ракеты летели в небо и взрывались, пачкая чистую голубизну оранжевыми, зелеными и желтыми огнями. Их оказалось семь — их рисунок и очередность ничего не означали. Через мгновение в небе расцвели еще пять штук сигнальных ракет. Вытаскивая бинокль, Дермод убеждал себя, что это его люди решили устроить небольшой победный фейерверк.

А может быть, эти идиотские сигналы означают панику в стане врага?

Да, пока что все было хорошо. Беспокоиться не было причин.

Внезапно у Дермода перехватило дыхание. Где-то среди волнующейся массы гусениц появился сноп огня, лизнул край стены и двинулся дальше, оставляя за собой полосу горящей земли и клубы жирного дыма.

Огнеметы!

В тот момент, когда он узнал тайное оружие врага, он уже знал, что надо делать. Бросившись к своим солдатам, вооруженным винтовками с разрывными пулями, он сказал им, что огнеметы — это оружие с малым радиусом действия и не такое грозное, как выглядит внешне. Пуля летит дальше, поэтому они должны сконцентрировать свой огонь на огневиках — их легко узнать по баллонам на спине, а остальных предоставить другим солдатам.

Когда Дермод вернулся в свой окоп, келгианские пули уже взрыхляли землю вокруг него.

— Еще не стрелять! — крикнул он. — Подпустить поближе!

После этого, отдышавшись, он зло бросил стражнику:

— Вы вооружили их огнеметами, а еще говорите, что я кровожадный!

Дермод не стал слушать ответ, он был удивлен тем, что почувствовал испуг. Это был давящий тайный страх, что все идет не так как надо. Что все это преступно и нечеловечно. Если бы удалось как-нибудь отсюда выбраться и еще раз все обдумать! Но склоны долины очень круты, чтобы легко преодолеть их, а единственная дорога к отступлению шла через перевал, слишком узкий для массового отступления. Так или иначе, он бы потерял большую часть своих людей. От этой мысли он пришел в себя и вспомнил, что это все-таки его солдаты преследуют врага и что инициатива принадлежит ему.

— …это снаряжение не просто в обслуживании, — донесся до него голос стражника, — а у вас имеются самолеты. Мы думали, что келгиане не захотят воспользоваться этим оружием из-за опасности взрыва, а вы, узнав о наличии у них огнеметов, не захотите идти в бой и встретиться лицом к лицу. Даже герои не любят огня. Но все вышло иначе. Ваш пилот видел огнемет в действии, но доложил о нем как о случайном пожаре на полигоне. Келгиане, испугавшись, что земляне разгадают их тайну, перестали практиковаться в их обслуживании. Но сейчас, когда стало слишком жарко, они, как видите, включили их на полную мощность.

Дермод покачал головой, словно это движение помогало наполнить ее мыслями. Враг был уже в зоне действия оружия, но скрывался в дыму. Гусеницы вслепую перли в его ловушку. Их было очень много, а такого он не предусматривал. Ситуация могла выйти из-под контроля, и это начало его беспокоить. В своих расчетах он не принимал во внимание фактор живого разумного существа — им владело только ощущение игры в солдатиков. Сейчас нужно было время, чтобы он мог собраться с мыслями и оценить ситуацию, а вот этого-то как раз и не было! Но что-то нужно было делать, по крайней мере стараться что-то делать!

Поэтому, когда он раскрыл рот, из него вылетел только непонятный скрежет, заглушённый выстрелами. Дермод проглотил слюну и опять попробовал:

— Внимание, солдаты! Не стрел…

Его слова заглушил грохот первого залпа. Напряженные до предела солдаты, которые слышали выстрелы, доносящиеся из глубины долины, не поняли его приказа. Одновременно радиомашина включила на полную громкость «Полет Валькирии». Началась беспорядочная стрельба. Дермод выбрал эту музыку по трем причинам: чтобы заглушить грохот выстрелов, крики раненых и возбуждать солдат.

Он очень опасался, что раненых на этот раз будет немало.

Огонь второго батальона собирал обильный урожай: узкое дно долины было усеяно трупами врага, но гусеницы также ломились вперед, по телам павших. Передние падали, и по их трупам шли все новые и новые шеренги. Несмотря на истребительный огонь его солдат, гусеницы в панике ползли от расступающихся первого и третьего батальонов. А солдаты второго батальона, расположенные вдоль всей долины, не успевали уничтожать их.

Стражника рядом с ним стошнило. Дермод поддержал его и прошептал:

— Нужно с этим кончать! Помогите мне, в самолете Клифтона есть транслятор…

В этот момент глаза Дермода задержались на гусенице, которая с большим трудом переползла через трупы, на ее спине висел большой баллон, а в передних конечностях она держала шланг, кончавшийся соплом. Из сопла внезапно вырвался язык пламени, который поджег кусты в расположении окопа второго батальона. Выстрелы прекратились, и все заволокло дымом; Дермод закричал, чтобы бойцы не двигались с места, но его голосовые связки никак не могли соперничать с Вагнером, а кроме того, его бы и так не слушали.

Он увидел, как его солдаты поднялись и побежали. И в этот момент их накрыло озеро кипящего пламени, превращая разумных существ в живые факелы огня.

Гусеницы, появившись из дыма и все круша, навалились на позиции второго батальона, стараясь как можно скорее перейти во вторую долину.

Дермод уже ничем не мог остановить своих солдат, которые, как и келгиане, стремились через перевал. Его власть над подчиненными была утеряна — паническое бегство превратило их в стадо, несущееся за неведомыми вожаками.

— К самолету, быстро! — крикнул Дермод, дергая стражника за плечо. — Достанем транслятор. — Он не смотрел на психолога, все его внимание было сосредоточено на поисках оптимальной дорога среди валунов и клубов дыма.

В это время голова колонны гусениц успела докатиться до входа на перевал. Их огнеметчики, которые прокладывали колонне дорогу, оказались в середине, и в этот момент какая-то шальная пуля ударила в баллон с горючим. Раздался сильный взрыв, и жидкий огонь залил все вокруг в радиусе пятидесяти ярдов. Тотчас же взорвалось еще несколько баллонов, пожирая живые тела. И именно там, среди огня, был самолет Клифтона…

Долина превратилась в ад. Однако уцелевшие гусеницы ползли дальше, пытаясь взобраться на отвесные стены. Но строение их тел не позволяло совершать горные прогулки, они падали навзничь, но на их месте оказывались новые и новые смельчаки, пытающиеся выбраться из этого пекла.

Тогда и показались шествующие с триумфом ряды первого и третьего батальонов.

До этого мгновения все шло как по маслу — ни одна гусеница не остановила свое волнообразное движение и не огрызнулась огнем по наступающим цепям солдат.

Котловина быстро наполнялась телами. Яростный жар и жирный черный дым наполняли ее сверху. Дермод смотрел, как его люди стреляли по любой движущейся цели, едва видя что-либо в дыму и страшно кашляя из-за ядовитого смрада, носившегося в воздухе.

Над полем сражения раздавалась музыка Вагнера, зовущая солдат на новые подвиги. Правда, сейчас звук стал значительно слабее, так как почти все передатчики, скорее всего, были повреждены, но тот, что находился возле Дермода, старался вовсю. Кашляя и проклиная все на свете, Дермод стал искать его. Пули свистели рядом и буравили землю под ногами.

Когда они добрались до скрюченного человека с усилителем на спине, им хотелось рыдать от радости.

Дермод остановил запись и переключился на микрофон.

— Солдаты! Говорит полковник Дермод… — закричал он, и голос его разнесся над долиной. Но более он ничего не успел сказать. Шальная пуля разнесла усилитель вдребезги.

— Ваша речь немного запоздала, полковник, — горько пошутил стражник. — Так всегда бывает…

Его левая рука безвольно свисала в рукаве мундира, от которого сейчас остались одни лохмотья, лицо было в крови.

Дермод не смел смотреть ему в глаза.

— Надеюсь, полковник, вы сейчас довольны, — печально вымолвил психолог и склонил голову.

— Это вы во всем виноваты! — закричал Дермод. — Почему вы не сказали мне об огнеметах?

— Может быть, это и наша ошибка, — пожал плечами стражник. — Но что сделано, то сделано. К чему сейчас размахивать руками. Надеюсь, что и так понятно, что земляне сильнее келгиан? А раз так, то они выйдут из этого сражения победителями, что означает, что вы выиграли свою войну. Власть стражи скоро рухнет, и останется только наблюдать, как разваливается вся Галактическая цивилизация, разбиваясь на ряд враждебных группировок. Вы добились своего, полковник, и хранит вас Господь. И нас тоже.

Кроме чувства вины и отвращения к самому себе, Дермод подсознательно заметил, что стражник говорит не очень громко, но, однако, его отлично было слышно. Это странно, подумал он, и огляделся.

Выстрелы стихли. Стало тихо. Даже гусеницы перестали стрелять. Сквозь редеющий дым были видны группы людей и келгиан, судорожно сжимающих оружие и напряженно вглядывающихся в небо.

Дермод непроизвольно поднял голову. Над долиной повисли огромные звездолеты стражи, и при виде их он ощутил странное облегчение. Сейчас он не в силах был вымолвить ни слова. Одним ухом он СЛЫШАЛ, как стражник говорит о генерале Прентисе, который, испугавшись, рассказал все руководству стражи. Сообщение было передано на землю, и оттуда тотчас же были высланы корабли,

— Вас, наверное, интересует, что сделают с вами, — закончил стражник, — когда я расскажу всем о вашем Великом Плане?

Дермод покачал головой.

— Я надеюсь, что меня сразу расстреляют, — сказал он. И это было правдой. Он действительно думал над этой проблемой.

— Ну, так легко вам не отделаться, — покачал головой психолог, и в его голосе прозвучала нотка сочувствия. — Я могу сказать, что будет с вами. Видите ли, стража никогда не убивает, когда можно спасти.

Раздалась серия громких чавкающих звуков, и земля всюду покрылась влажными быстро испаряющимися пятнами.

Стражник одобрительно кивнул:

— Неплохо, они применили газовые бомбы. Нас усыпят, и не будет дополнительных жертв. А теперь, господин полковник, я расскажу вам, что вас ждет в дальнейшем. Прежде всего необходимо развязать конфликт, возникший здесь по вашей вине. И хотя наши корабли обладают достаточной силой, ваша помощь также не будет лишней. А потом… я должен сразу сказать вам, что остаток своей жизни вы проведете в попытках не допускать такие конфликты. Ваши старые друзья возненавидят вас, а галакты, по достоинству оценивая ваш труд, все же будут смотреть на вас, как на изгоя. Вы будете презираемы всеми разумными существами Галактики, — говорил стражник, и его слова долетали до Дермода как бы издалека, так как газ уже начал свою усыпляющую работу. — И вы, разозленный и взбешенный бессмысленной глупостью других существ, никогда не избавитесь от чувства вины за прошлые грехи. Объединив все это вместе, вы получите весьма милый человеческий характер.

Позже Дермод не мог вспомнить, заснул ли он первым или психолог все же опередил его. Он только запомнил короткий нервный стресс, который пережил после последних слов стражника, перед тем как потерять сознание:

— Ну что ж, люди другого и не ожидают от стражника…

_{Переводчик не указан.}