Сказать, что писать олимпиаду было дискомфортно — значит ничего не сказать. Вы представляете НАСКОЛЬКО трудно вообще сконцентрироваться хотя бы на списывании у Роя в моей ситуации⁈
О, и это только начало! Будто специально, система образования решила подлить масла.
— Э-э, Михаэль Кайзер? — перед тем, как я бы зашёл в класс, меня остановил проверяющий.
— Да?
— Вы будете писать отдельно. Прошу за мной.
Дети, во всю бледные и вот-вот потеряющие сознание от нервов, с ужасом повернулись. Они смотрели на меня не как на выскочку, а как на бедолагу. Если ОНИ так волнуются, то в каком кошмаре окажусь я?
О, поверьте, дети… у меня вообще писец полный.
Ничего не остаётся, как вздохнуть, цыкнуть и пойти за дядькой в костюме.
Нервно. Плохо. Напряжно. Но… чёрт, не так ужасно, как десять минут назад. Ведь я был уверен, что здесь, сейчас, в этой ситуации, и вообще во всём грёбанном мире — я один.
Хах. Ну какой ребёнок! Чуть что — сразу максимализм. Но слава богу… мир не так плох, как кажется.
«Не дрейфить, не подавать вида!», — пытаюсь не хмуриться, — «Он наверняка следит. И если не напал, то не знает о нашей осведомлённости»
Мы в такой ситуации, что ЛЮБОЕ действие — риск. Хоть я иду один, хоть мы переговариваемся, хоть ищем его среди толпы. Террорист буквально здесь, и буквально готов превратить в мясо любого. Поэтому среди всех вариантов риска мы выбрали один — менять частоты и составить план.
И у нас получилось! Либо террорист не успевает ломать эфир при каждой смене ключа, либо просто слышал голос в моём ухе. Поэтому сейчас штаб молчит, и будет молчать дальше. Только перед атакой я что-либо услышу. Ну и в классе, да.
По пути в который я столкнулся с теми, кем сейчас точно не хотел.
— Кайзер⁈ — зеленоглазая девочка встретилась мне в коридоре.
«Естественно…», — выдохнул я.
Рядом с ней шли Теодоры, но матери не было. Видимо, та по делам, а Катю провожают.
Мальчик очень пристально смотрел на меня исподлобья, будто уже сейчас был готов накинуться и вспороть глотку кинжалом, который очень крепко сжимал! Но на него мне было плевать. Естественно, всё, о чём я сейчас думал… что мне, блин, неловко.
Мы с Катей встретились взглядами, оба нахмурились и отвели глаза. И повисло молчание. Чертовски неловкое, скажу я вам, молчание!
И что сказать? Чёрт! Именно в этом коридоре? Серьёзно⁈
Тик.
Тик.
Гра-а-а, снова этот стук! Судьба, я тебя ненавижу!
— Ну… — пробубнила Катя, — И что ты там пытался сказать?
— Когда?..
— Когда рот открыл и руку тянул. Квакал там… как всегда… — пробубнила девочка, а затем на меня зыркнула.
Чтоп, сто?
Ей интересно? Ей не плевать? Она… она типа что, сидела с Теодором, общалась, и тем не менее, ей всё ещё интересен Я⁈ Другой мальчик? Это… это как⁈ Я думал что всё! Что теперь они будут друг к другу приставать, дурачиться, а я ничего с этим не сделаю!
Но… это не так?
А для чего это всё было⁈ Аргх! Зачем было делать вид, что ей плевать, когда на самом деле нет⁈ Катя!
— Чё лыбишься… офигел?.., — клянусь, возвращаться на старые рельсы и ей тоже неловко.
— Катя, ты дура дурацкая.
— Что-о-о-о⁈ — девочка ахнула и распахнула глазки с длинными чёрными ресничками, — Ты ва-а-а-а-аще офигел⁈ И это ещё я… ты… э… а… — её клинило, — Ты ва-а-аще офигел⁈
Она едва не орала, и уже снова, как раньше, готова была вцепиться мне в шею.
Я улыбнулся.
Так… мне нравится намного больше, чем никак. Истерящая, экспрессивная Катя мне нравится куда сильнее, чем грустная и молчаливая.
Ну… вернее не то, что нравится… а вернее… ам-м-м… короче идите в жопу.
— Я конечно всё понимаю, но вас сейчас исключат из олимпиады, — напомнил сопровождающий.
— А, ой, — опомнился я.
— Всё, болван, теряйся. Мне вообще пофиг на самом деле. Пф! — она фыркнула, состроила важную морду и пошла.
Ладно. Бабушка говорит, что порой нужно брать яйца в кулак. Поначалу я пытался это делать буквально, а потом понял, что это значит на самом деле.
И сейчас надо. Убивать я привык и могу. А теперь пора быть прямолинейным и смелым.
Спасибо, Теодор. Я адаптируюсь.
— И это… — выдыхаю, — Если бы дел не было, я бы тогда согласился. Я не против.
Т-т… т-т…
Т-тик.
Стрелка со скрипом сменила ритм.
У Кати задрожало лицо. Она со всей силы, со всей МОЩИ пыталась его удержать и не показать какое-то выражение.
— Д-да… да плевать мне! Болванище! — она зажмурилась и потопала ещё быстрее, — Гра-а-а, дебил-дебил!
Теодоры, провожающие даму, как и следует аристократам, её терпеливо ждали, что настроения им вообще не делало. Особенно у мелкого. Очевидно, что Катя ему нравится. Ещё с садика понятно. И попытавшись ухватить шанс, он снова всё упустил.
А может, шанса и не было?
Хмыкнув на Катину истерику, я шагаю вперёд, навстречу девочке. Есть ещё одно, что нужно сказать. Обязательно.
Как только мы равняемся с Катей, едва слышимо, почти незаметно…
— Срочно уходи отсюда, — шепчу я.
Она останавливается и поворачивается. Но я уже ничего не говорил, быстро шагая к классу.
Катя не дура. Она должна заметить смену тона, и что я сейчас не шучу.
Я на это надеюсь.
Первое время, когда я зашёл в класс, я очень нервничал, ожидая атаки террориста. Но вроде пронесло — либо не заметил, либо на Катю ему плевать.
— Михаэль, вы будете писать под пристальным наблюдением, потому что комиссия подозревает вас в списывании, — пояснили мне в классе, — Однако не переживайте — если вы пишите честно, мы извинимся. На результат это не повлияет.
— Уж надеюсь… — вздыхаю.
Здесь было четыре человека и две камеры. На меня смотрели со всех углов. Мда…
Я порой и забываю, что в школе у меня буквально половина власти, и все уже привыкли. А в реальном мире дети такими умными быть не должны, и моё поведение буквально капец какое подозрительное.
Впрочем, не проблема.
«Рой, делай»
«Есть»
— «Карапуз, заканчивай быстрее всех. Свидетели не нужны»
Я ничего не отвечаю, концентрируясь на олимпиаде. Сейчас важно не ошибаться, не медлить и не спешить. Будет странно, если я провожусь два часа.
«Перепроверяй, не опечатался ли я»
«Есть»
Вижу, как по листу с ответами пошло голографическое сканирование. Вот это я киборг, нафиг, помноженный на вечность. Симбиоз металла, мяса и кишок, в натуре.
— Готово, — выдыхаю через сорок минут.
Проверяющие нахмурились, переглянулись, и, изучив мой листок со всех сторон, кивнули.
— Благодарим. Вопросов, пока, не возникло, — сказал один, — Мы вас проводим.
Всё. Столько переживаний и подготовки, а олимпиада в итоге оказалась таким пустяком, что я о ней даже не вспомню.
И на этом моменте сердце забилось быстрее. Чёрт. Буду честен, я хотел писать как можно дольше. Ведь сидя здесь — я отсрочиваю то, что будет дальше. Я не хочу туда. Не хочу в этом вариться! Да не будь этого грёбанного террориста, я бы сейчас счастливый пошёл домой, ждать наград и веселиться!
Но покой нам только снится.
— Всё в порядке, Михаэль? — спросил мужчина.
Мне страшно. Я не хочу идти. Я хочу домой! Но… но!..
Хочешь мира — будь готов стать сыном войны.
Я готов.
— Да. Пойдёмте, — я выдыхаю, слезаю со стула, и мы выходим из класса.
Коридор пуст. Не слышу ни одного голоса, ни одного шума. Все заняты, все пишут олимпиаду, и ходить здесь просто запрещено.
Я иду. Волнение колотит в висках, грудь тянет. Что меня ждёт? Когда? В коридоре? Он нападёт сразу? Он оставит знак, когда и где его найти? Или он…
— Бум, — слышу я голос.
Я поворачиваюсь и вижу, как с одного из классов выходит парень! Он касается сопровождающего, просто хлопает его по спине, и тело мужчины тут же начинает выворачиваться и деформироваться! Он даже не успевает завопить, как хребет вырывается из спины, рёбра выскакивают в стороны, и конечности удлиняются и пухнут!
Быстро, почти за мгновение, он превращается в демоническое чудовище, источающее невыносимый запах серы!
Я видел это. Своими глазами. Прямо передо мной!
Адреналин подскочил ТАК, что я даже не дёрнулся. Я снова испытал такой УЖАС, что снова рубануло все эмоции.
Это… чё за…
— Тише-тише, — улыбнулся парень, — Не советую орать. Но ты, вроде, и не собирался.
Одно касание. Всего одно! ОДНО КАСАНИЕ!
Он реально мог меня убить. Превратить в чудище. Меня, и всех вокруг, до кого дотянется!
Господи…
Как же хорошо, что мне отключило эмоции.
— Камеры нас не видят, и сюда вряд ли кто пойдёт. Ты весьма умный парень, написал очень быстро, ха-ха! — хохотнул он, — Ну, давай знакомиться, братец. Для начала — наушник, — протягивает он ладонь, — Иначе твоих друзей я догоню быстрее, чем прибежит подмога. Как там? М-м… Максим, верно? Кабинет сто двенадцать, над нами.
Я его оглядел. Его внешность постепенно менялась с фальшивой на ту, что я видел в Архиве. Черные волосы, острое лицо, несколько родинок и алые глаза.
И я должен сказать… чёрт, мы реально похожи.
— Тц, — выдыхаю, снимаю наушник и протягиваю ему.
Он сжимает ладонь и крошит устройство, превращая его в песок. Фигово.
Всё сильно усложняется. И этим, и его упоминанием МОЕГО ДРУГА! ПОГАНАЯ ТЫ ТВАРЬ!
— С чего ты взял?.., — пробормотал я, — Мы не братья.
— Демономания тебя звала. А зовёт она лишь отродья Люцифера, несущих ген этой падали, — его улыбка дёрнулась.
Да ладно…
Ой, да ладно! Так ПОЭТОМУ я вляпался во всю это⁈
Да я не твой брат! Как и не сын Люцифера! Он сам мне ген передал! Аргх! Да что за тупейшее совпадение, ну почему всё это происходит именно со мной⁈ Ну как так⁈
Ну теперь, зато, всё понятно. Особенно почему мы похожи.
— И что дальше?.., — напрягаюсь.
— А я… хах, я не знаю! — расправляет руки террорист.
— Чё?..
— Я… у меня никогда не было семьи. Мать погибла, отец отсветился только сейчас, когда что-то понадобилось. У меня с детства была сила, но… не семья. Никого у меня не было. Ни-ко-го, — прошептал он.
Я нахмурился.
— Но вот, я узнаю, что у меня есть брат. Ха! — он сел на корточки и с хищным интересом на меня смотрел, — Как ты жил? Какие силы открыл? Как попал в Архив? Я искреннее… хочу понять… — он сжимает кулак, — Семья — это каково? Может ты мне расскажешь? Может… мы с тобой поиграем в этот счастливый конструкт?
Знаете, что я в первую очередь подметил за это время?
Он не моргает.
Он смотрит на тебя неотрывно, прямо в глаза, не отводя взгляд, не моргая, и не меняя выражения лица. Он постоянно улыбается, обнажая клыки, пока его чудище рычит за твоей спиной.
И со своим опытом, побывав буквально в Аду я могу точно сказать — это психопат. И как брата он меня не видит.
Он в целом не видит людей. Они для него игрушки, без души и ценности, которых можно порвать и помучать. И я просто ему приглянулся, поэтому ещё жив.
«Если я прав… то я смогу дать ему реальность, которую он хочет»
— Семья? У меня не было семьи. Моя мать погибла, а отец… ты и сам знаешь, — процедил я.
Он вскинул брови.
— Да… да я знаю! Я понимаю! — закивал он, — И ты знал про отца⁈
— Недавно явился. Сказал найти книгу.
— И мне! Ха-ха, какой гандон, да⁈ — его улыбка росла, — И всё? И больше ничего⁈
— Нет…
Тихо. Не нервничать. Не дрожать. Не подавать виду. Он дьявол, потомок самого Люцифера, он увидит малейшие изменения, как вижу я!
— Мда. Не удивительно. Обоих сыновей на убой, — он со вздохом поднимается, — Впрочем, теперь нас двое! Теперь мы есть друг у друга! Вместе мы точно справимся!
— С чем?.., — ох, плохое предчувствие.
— Ну как? Мы убьём отца.
Твою-ж…
— Начав вторжение, мы откроем прямой коридор в его домен. Он нас пригласит, и, владея Демономанией, мы просто… бац, — щёлкает пальцами, — Сожжём его сучью душу.
Плохо. Плохо-плохо-плохо. Вторжение. Он планирует повторить вторжение тысячелетней давности!
— Один бы не факт, что справился, он теперь нас двое. Ха, ты и я! И мы… мы даже Бездну разделить сможем. Править с тобой! Вдвоём! Понимаешь⁈ А следом за Бездной — будет и мир. Вот это, брат… — он достаёт книгу, — Вот это позволяет властвовать над душами! Древний, очень сильный трактат. Даже Грехи могут склониться! — перешёл он на шепот, — Ты понимаешь, какая сила в НАШИХ руках, а? Твоих и моих! И как только мы…
— Вторжение?.., — повторил я, — И что, ты готов убить миллионы людей, убить детей, принести столько горя ради мечты убить Люцифера?
— Я должен жалеть мир, который меня отверг? — задрал он бровь, — Который НАС отверг⁈
— Но они ведь невиновны… — сжал я кулак, — Виновен Люцифер, виновны те, кто тебя обижал и ненавидел, но все они, эти дети — ничего не сделали.
Отродье Люцифера нахмурилось. Он внимательно меня осмотрел, будто под новым углом.
Плохо.
Ох, это очень плохо.
— Мне кажется я понял, — пробормотал он, — Родители. У тебя ведь они есть? У меня вот не было. И друзья. И та девчонка. Да. Наверняка. Ты… не познал боль. Ты ещё наивен, брат, — он хмурится ещё сильнее и вскидывает голову, — Но когда они умрут, ты быстро поймёшь. Твоя семья — это только я. Больше люди не нужны. Ты просто не понял. Да… да… — зашептал он, что-то выискивая глазами, — Я должен показать…
— Ч-что?.., — в груди стянуло.
— Тебя держат оковы. Тебя сдерживает мясо, принявшее тебя с рождения! Меня не сдерживало. И я… вижу суть. Да. И тебе, братец, тоже покажу, — он сжимает книгу, и его рука краснеет, — У тебя нет и не будет никого, кроме меня. И причина здесь проста — они сдохнут, а я нет. Ведь смертное мясо — просто пища. Знаешь такое?
Я говорил, что эмоции исчезли. Я был не прав.
Даже так, я смог вновь испытать ужас.
Ровно в этот же момент. Нео-Москва.
Возле часовни собралась группа людей в чёрных одеяниях. У каждого в ухе был наушник, а в руках — оружие.
Благодаря позавчерашней операции были схвачены одержимые, ещё не потерявшие память, но и не обратившиеся до конца. Кто-то погиб при допросе, но нескольких удалось расколоть. И многие догадки подтвердились.
И ещё — было раскрыто одно место.
— Приём, это Альфа. Все наготове. Часовня в кольце. Цель — ликвидация, — седовласый старик с аккуратной бородой, тот, что координировал Михаэля, стоял во главе отряда.
Отряд храмовников был готов.
— В голову не стрелять. За каждого не воскрешаемого — плюс десять лет на службе. Всем понятно? Я начинаю обратный отсчёт. Надели глушители. Бета — в обход, — махнул он, — Стрелять методично, чтоб ни одна падла не вышла из здания. Всех положить.
— Есть!
Альфа кивнул, повернулся на часовню с сотней одержимых внутри и махнул рукой.
— Начинаем.
Засверкали огни орудий. Вопль и рык обратившихся. Толпы искорёженных, отвратительных созданий толпой рванули на группу людей! Разрывались конечности, отлетали срезанные головы!
Группа тихой ликвидации, «Бета», обошла часовню со стороны, тихими и методичными ударами добивая остатки.
— «Докладываю. Найден сигил Люцифера. Спускаюсь в сеть подвалов»
Чётко. Выверенно. Методично. Основная ударная отвлекает, тихая добивает и хватает живьём.
— «Есть заложники. Шли на мясо уже обращённым».
— «Заложников безболезненно ликвидировать — потом воскресим. Не рискуем»
— «Принял»
Послышались тихие выстрелы с зачарованным глушителем.
Здесь не стрельнуть тактическим заклинанием, ведь для воскрешения нужна либо свежая душа, либо мозг. Но Храмовникам это не обязательно.
Все они собраны, чтобы не оставлять ни шанса при любой ситуации.
Мир словно провалился под землю. Я понимал, что он говорит, что хочет, и что дальше будет.
И в этот момент осознания, в момент сильнейшего ужаса и страха за всех, кого я люблю и ценю… я почувствовал вибрацию на ключице. Я мельком на неё смотрю, и вижу маленькую, практически незаметную…
Капельку крови.
«Рой, у нас есть раны?»
«Нет, это не наша кровь. И не этих чудовищ»
— Ч-что⁈ — Отродье резко вскидывает голову и смотрит куда-то в стену, далеко-далеко, — К-как они…
Понял.
Я крошу бабушкин амулет на шее и тут же открываю поры на левой руке, впитывая хоть крохи концентрированной энергии.
Апокалипсис смешивается с некротикой. Две негативные, разные по природе силы соединяются внутри моего пластичного тела, образуя нечто новое, нечто иное, но схожее. Образуя энергию…
Чистого Уничтожения.
— Да не брат ты мне, гнида дьяволожопая.
Ноль-четыре секунды. Таково окно для психического удара. И ради тебя, тварь, я в него попаду с первой попытки.
БАХ!
Багрово-чёрной рукой я рассекаю Отродье! Я вонзаю когти в его живот, напрягаю руку, и с силой психоза дёргаю её вверх! Когти проходят словно нож сквозь масло, не встречая никакого сопротивления его плоти!
— Кхх-х-х! — он харипел и пошатнулся.
Стоило ему попятиться, а когтям выйти из плоти, как разрез не закончился! Словно по памяти удара, словно обладая инерцией, рваная рана шла дальше по его телу ещё целую секунду!
Четыре сплошные линии порвали его тело, проходя от живота до плеча!
— КХА-А! — с его рта плеснулась кровь.
ТУ-ДУК! Слышу громкий стук сердца, и Отродье замирает! Буквально застывает!
Мелькает вспышка портала, и в конце коридора появляется храмовница в маске. Она наклоняется, принимает боевую стойку, сжимая рукоять, и…
Резко вытаскивает катану из ножен, разрезая воздух!
Едва заметный синий полумесяц следует от острия и прямо по коридору! Потолок и пол рассекаются, лампы искрят и отваливаются, а побелка сыпется на пути атаки!
И стоит полумесяцу пролететь мимо меня, как Отродье… разваливается вдоль тела. Словно два куска хлеба, словно тонкий кусок сыра. Его тело разваливается так, что я вижу строение его черепа, вижу срез его лёгких и сердца. Следом падает и его чудище.
Тут же, вслед за женщиной в маске, выбегает охрана и несколько храмовников! Я оборачиваюсь и вижу отца!
«Ха-а-а! Ха-а-а», — я тяжело дышу, словно сбрасывая всё напряжение, что испытывал в общении с этим психом!
— Почему… не регенерирует… — однако даже это его полностью не добило.
Я оборачиваюсь, и вижу как срез с ртом шевелился, а глаза смотрели прямо на меня.
Господи. Какой ужас. Мне это в кошмарах сниться будет.
— Некротика?.. Как ты… порезал… что ты… сделал… — цедило оно.
Половинки его тела пытаются срастись, но вот та рана, что нанёс я — отвергала восстановление, будто лишённая самого этого принципа. Будто «как раньше» и не было вовсе.
Будто я рассёк само понятие «целое».
Я дышал тяжело, сердце колотилось, и мне казалось, что от давления прыснет кровь из носа!
Боже… боже… боже!
ПОЛУЧИЛОСЬ! Одна секунда, у нас была одна грёбанная секунда, чтобы всё это провернуть!
Я слышу выстрел, и рука с книгой отлетает на другой конец коридора! Это вышел громила в доспехе.
— Сын! — кричит отец и бежит ко мне.
— В порядке, пап! Хорошо!
Я вижу, как меняется взгляд Отродья в ответ на эти слова. Недобро меняется. Очень.
— Итого около сотни обращённых, — вздыхает женщина в маске, пряча катану, — Ох, несладко тебе придётся, парень. Ох несладко.
— Вы… так думаете?.., — прохрипел он.
— Ага. И как ты ещё жив? Добейте, мозг оставьте.
Громила делает шаг, целится, и выстрелом разрывает остатки грудной клетки, из которых Отродье давило воздух!
Ну и правильно. Если он ТАК не умирает, то лучше сюрпризов от него не ждать, и шансов не давать. Лежит? Значит добиваем. Князев воскресит.
К нам начинают подходить храмовники, а я от греха подальше наоборот отходить.
Хмурюсь. Парень и впрямь обкис. Всё, труп. Глаза стеклянные, дыхания нет. Чем ему дышать? Только половинки мозга и остались. Но я…
Тик.
Тик.
Тик.
Тиканье. Слышите? Оно ровное.
Оглядываюсь.
— Тогда пакуем его. У мозга идеальный срез, Джекилл восстановит. Только тела не касайтесь, на всякий слу…
— А где… книга? — бормочу я, не находя в коридоре руки с Демономанией.
Все на меня поворачиваются. И тогда…
Мы слышим хруст.
— КРХА-А-А! — захрипел охранник в конце коридора.
Мы резко оборачиваемся и видим, как волосы мужчины стремительно чернеют, его лицо трещит, а голова дёргается в припадке!
Но он быстро заканчивается. И тогда звучит голос.
— Спасибо, что добили. Ох, а какая атака! Такая идеальная! – он хлопает охранника по спине, — ЖАЛЬ С ТАКИМ ВЫ ЕЩË НЕ СТАЛКИВАЛИСЬ, ХА-ХА!
И храмовник начинает выворачиваться, превращаясь в чудище.
Одно касание…