'- Но вот какой вопрос меня беспокоит, — продолжал неизвестный, — ежели бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?
— Сам человек и управляет, — поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос'.
— Виноват, — мягко отозвался неизвестный, — для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый, хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишён возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день? И, в самом деле, — тут неизвестный повернулся к Берлиозу, — вообразите, что вы, например, начнёте управлять, распоряжаться и другими и собою, вообще, так сказать, входить во вкус, и вдруг у вас… кхе… кхе… саркома лёгкого…
Тут иностранец сладко усмехнулся, как будто мысль о саркоме лёгкого доставила ему удовольствие.
— Да, саркома, — жмурясь, как кот, повторил он звучное слово, — и вот ваше управление закончилось! Ничья судьба, кроме своей собственной, вас более не интересует. Родные вам начинают лгать, вы, чуя неладное, бросаетесь к учёным врачам, затем к шарлатанам, а бывает, и к гадалкам. Как первое и второе, так и третье — совершенно бессмысленно, вы сами понимаете. И всё это кончается трагически: тот, кто ещё недавно полагал, что он чем-то управляет, оказывается вдруг лежащим неподвижно в деревянном ящике, и окружающие, понимая, что толку от лежащего нет более никакого, сжигают его в печи.
Тут иностранец прищурился на Берлиоза и продолжил:
— А бывает и ещё хуже: только что человек соберётся съездить в Кисловодск, пустяковое, казалось бы, дело, но и этого совершить не может, потому что неизвестно почему вдруг возьмёт — поскользнётся и попадёт под трамвай! Неужели вы скажете, что это он сам собою управил так? Не правильнее ли думать, что управился с ним кто-то совсем другой?
Берлиоз с великим вниманием слушал неприятный рассказ про саркому и трамвай, и какие-то тревожные мысли начали мучить его.
— Он не иностранец! Он не иностранец! — думал он, — он престранный субъект… Но позвольте, кто же он такой?
— Надо будет ему возразить так, — решил Берлиоз, — да, человек смертен, никто против этого и не спорит. А дело в том, что…
Однако он не успел выговорить этих слов, как заговорил иностранец:
— Да, человек смертен, но это было бы ещё полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чём фокус! И вообще не может сказать, что он будет делать в сегодняшний вечер.
— Ну, здесь уж есть преувеличение. Сегодняшний вечер мне известен более или менее точно. Само собой разумеется, что, если на Бронной мне свалится на голову кирпич…
— Кирпич ни с того ни с сего, — внушительно перебил неизвестный, — никому и никогда на голову не свалится. В частности же, уверяю вас, вам он ни в коем случае не угрожает. Вы умрете другой смертью.
— Может быть, вы знаете, какой именно? — с совершенно естественной иронией осведомился Берлиоз, вовлекаясь в какой-то действительно нелепый разговор, — и скажете мне?
— Охотно, — отозвался незнакомец.
Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде:
— Раз, два… Меркурий во втором доме… луна ушла… шесть — несчастье… вечер — семь… — и громко и радостно объявил, — вам отрежут голову!
Берлиоз, криво усмехнувшись, спросил:
— А кто именно? Враги? Интервенты?
— Нет, — ответил собеседник, — русская женщина, комсомолка…'
И ведь попал Берлиоз под трамвай, управляемый русской женщиной, комсомолкой. А перед этим Аннушка купила подсолнечное масло, и не только купила, но даже разлила…
А спустя несколько дней в нехорошей квартире состоялся другой не менее занятный разговор между тем же неизвестным господином — то ли иностранцем, то ли профессором, то ли шпионом, то ли магом… — и буфетчиком, материально пострадавшим из-за таинственных фокусов этого неизвестного. Впрочем, к тому времени читатели романа уже знали, что этого господина звали Воландом…
'- Вчера вы изволили фокусы делать…
— Я? — воскликнул в изумлении маг. — Помилосердствуйте. Мне это даже как-то не к лицу!
— Виноват, — сказал опешивший буфетчик, — да ведь… сеанс черной магии…
— Ах, ну да, ну да! Дорогой мой! Я открою вам тайну: я вовсе не артист, а просто мне хотелось повидать москвичей в массе, а удобнее всего это было сделать в театре. Ну вот моя свита, — он кивнул в сторону кота, — и устроила этот сеанс, я же лишь сидел и смотрел на москвичей. Но не меняйтесь в лице, а скажите, что же в связи с этим сеансом привело вас ко мне?
— Изволите ли видеть, в числе прочего бумажки слетели с потолка… — буфетчик понизил голос и конфузливо оглянулся, — ну, их все и похватали. И вот заходит ко мне в буфет человек, дает червонец, я сдачи ему восемь с полтиной… Потом другой, третий, четвертый… Я всё даю сдачи. А сегодня стал проверять кассу, глядь, а вместо денег — резаная бумага. На сто девять рублей наказали буфет.
— Ай-яй-яй! — воскликнул артист. — Да неужели ж они думали, что это настоящие деньги, а не бумажки? Я не допускаю мысли, чтобы они это сделали сознательно.
Буфетчик как-то криво и тоскливо оглянулся, но ничего не сказал.
— Неужели мошенники? — тревожно спросил у гостя маг. — Неужели среди Москвичей есть мошенники?
В ответ буфетчик так горько улыбнулся, что отпали все сомнения: да, среди Москвичей есть мошенники.
— Это низко! — Возмутился Воланд. — Вы человек бедный… Ведь вы — человек бедный?
Буфетчик втянул голову в плечи, так что стало видно, что он человек бедный.
— У вас сколько имеется сбережений?
Вопрос был задан участливым тоном, но всё-таки такой вопрос нельзя не признать неделикатным. Буфетчик замялся.
— Двести сорок девять тысяч рублей в пяти сберкассах, — отозвался из соседней комнаты треснувший голос, — и дома под полом двести золотых десяток.
Буфетчик как будто прикипел к своему табурету.
— Ну, конечно, это не сумма, — снисходительно сказал Воланд своему гостю, — хотя, впрочем, и она, собственно, вам не нужна. Вы когда умрете?
Тут уж буфетчик возмутился.
— Это никому не известно и никого не касается, — ответил он.
— Ну да, неизвестно, — послышался всё тот же дрянной голос из кабинета, — подумаешь, бином Ньютона! Умрёт он через девять месяцев, в феврале будущего года, от рака печени в клинике Первого МГУ, в четвертой палате'…
Вот и потомок инков колдун Педро тоже мог предсказывать не очень отдалённое будущее людей — как раз в пределах года. А кроме того, как я уже говорил чуть ранее, он мог снимать божью защиту с не самых лучших представителей племени, носящего гордое имя гомо сапиенс, также известное узкому кругу ограниченных людей, как человек разумный. И после этого, как меня заверил колдун, все их болезни обострятся, и уже никакие людские доктора не помогут. Примерно так всё и вышло…
Он проснулся непривычно рано. Снился какой-то странный сон, но вспомнить подробности не мог. Так бывает — кажется, что стоит ухватиться за эту тонкую ниточку, потянуть за неё, и вот он весь сон, как на ладони. Но нет, взгляд теряет и эту ниточку, а вместе с ней ускользает и сон.
Сэмюэл с досадой вздохнул и открыл глаза. Взгляд по привычке скользнул сначала по потолку спальни, потом по стенам, и вот уже его притянул робкий свет, исходящий от камина, в котором за ночь сгорели дрова, превратившись в тлеющие угли. Он хотел прикрыть веки, чтобы вздремнуть ещё хотя бы полчаса, но в этот миг его зрение уловило, что на полу перед камином лежит что-то светлое.
Сон окончательно пропал, мужчина сел в кровати, чиркнул спичкой и зажёг все три свечи в подсвечнике. Более яркий свет уже не оставлял сомнения — на полу перед камином лежал белый конверт. Да, в голове Сэмюэла мелькнули мысли о том, как это послание могло попасть в его закрытую изнутри спальню, и кто это мог сделать, но прагматичный мозг решил, что об этом он подумает позже, а пока нужно было действовать.
Конверт был незапечатанным, поэтому Сэмюэл легко извлёк из него лист бумаги, подошёл ближе к подсвечнику и начал читать.
— Я не здороваюсь с тобой, поскольку не желаю тебе здравия, — каллиграфическим почерком были написаны первые строки, — скоро ты умрёшь, что и не удивительно, ведь ты сам хотел смерти другого человека. А прочитав до конца это письмо, ты узнаешь точную дату и причину своей кончины…
Сэмюэл прочитал лишь начало письма и тут же отвёл взгляд от текста. Нет, дальше он читать не будет! Он и без того знал, что в письме написана сущая правда, он даже догадался, от кого пришло это послание, и понимал, что с этой минуты у него есть лишь один шанс для того, чтобы спасти свою жизнь.
Мужчина окинул спальню взглядом и принял окончательное решение. Лист бумаги, на котором каллиграфическим почерком было написано это письмо, он тут же бросил в камин, даже успел заметить, как почти перегоревшие за ночь дрова и превратившиеся в чуть мерцающий слабыми огоньками угли с удовольствием начали пожирать пергамент с таинственным текстом. Но внутренний голос подсказывал, что нужно торопиться, поэтому он отвернулся от камина и направился к платяному шкафу, где лежала давно припрятанная рабочая одежда истопника.
Боковым зрением Сэмюэл успел заметить какое-то странное движение в камине, но не придал этому значения, уже облачаясь пусть и не в новую, но вполне приличную одежду. Что ещё? Точно, парик! И, конечно же, заранее приготовленный для такого случая кошелёк с деньгами и корзина для дров! Мужчина глянул в зеркало — оттуда на него смотрел незнакомый человек.
И снова какой-то внутренний голос требовательно крикнул:
— Не теряй времени!
Спустя минуту из неприметной двери для прислуги вышел истопник с корзиной для дров, перешёл на другую сторону улицы и неспешной походкой отправился по своим делам. А буквально через двадцать секунд к главному крыльцу его дома подъехала неприметная карета, из неё вышли несколько человек в тёмных одеждах, один из них постучал в дверь, на пороге появился привратник, незваные гости бесцеремонно оттеснили его в сторону и быстро вошли в дом.
Сэмюэл в образе истопника, не сбавляя шага, но и не ускоряя движение, дабы не привлечь к себе внимания, наблюдал издалека за только что произошедшим событием у парадного подъезда своего родного дома. Незаметно для других редких прохожих в это раннее утро он перекрестился и вскоре свернул на соседнюю улицу, а через каких-то полчаса стоял на палубе только что отправившегося в сторону материка парома и с тоской смотрел на город, в который он вряд ли когда-либо вернётся…
— Господин генерал, вас желает видеть какой-то англичанин! — доложил дежурный офицер. — Я в очередной раз совершал обход с целью проверки службы часовых. Один из них указал мне на этого человека и сообщил, что тот на русском языке, хотя и с большим акцентом, заявил о своём желании срочно поговорить с дежурным офицером по очень важному делу. Я пообщался с этим господином, и он поведал мне, что обладает секретной информацией для нашего императора. Именно поэтому я счёл возможным побеспокоить вас, господин генерал.
— Вы правильно поступили, господин майор! — поблагодарил дежурного офицера генерал-лейтенант Черевин. — Препроводите этого англичанина в мой кабинет.
После разговора с бывшим министром правительства королевы Виктории Пётр Александрович не стал беспокоить императора, справедливо рассудив, что для начала лучше поговорить с гостем из будущего. А поскольку Сергея Николаевича было очень непросто найти в огромном Зимнем дворце, разве что иногда он сам подходил к Петру Александровичу и мог весело перекинуться с ним парой слов, генерал решительно направился в покои цесаревича, ибо знал наверняка, что Николай Александрович в любой момент каким-то только ему ведомым способом может позвать господина Лешанова, и тот появлялся невесть откуда, хотя многочисленные часовые докладывали своему главному начальнику, что мимо них этот человек не проходил.
Вот и в этот раз генерал Черевин явился к цесаревичу и объяснил цель своего визита. Нужно отдать должное Николаю Александровичу, что он не удивился, а наоборот попросил Пётра Александровича немедленно доставить в свой кабинет того самого английского министра.
— И пока вы, Пётр Александрович, займётесь этим делом, я постараюсь пригласить сюда же нашего друга Сергея Николаевича, — с улыбкой добавил цесаревич.
И действительно, прошло не более четверти часа, как англичанина под конвоем четверых крепких казаков доставили в кабинет наследника российского престола. И к удивлению генерала таинственный гость из будущего уже сидел в одном из кресел напротив цесаревича. Хотя перед этим часовой доложил своему начальнику, что в этот кабинет никто не заходил.
— Значит имеется какая-то потайная дверь, о которой даже мне неизвестно, — мысленно отметил генерал, и тут же сам себе примирительно сказал, — а оно тебе надо, знать все тайны императора и его сына?
— Ты прав, Пётр Александрович! — с улыбкой произнёс Сергей Николаевич, поднявшись с кресла и крепко пожав генералу руку. — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. Как тебе известно, это цитата из трагедии «Гамлет, принц датский», написанной английским драматургом Уильямом Шекспиром в 1601 году. Ну да ладно, сейчас предлагаю пообщаться с другим английским товарищем. И кстати, пусть конвойные подождут в коридоре, поверь, генерал, нам нечего опасаться каких-либо непредсказуемых выходок со стороны господина Сэмюэла.
И снова генералу показалось, как это уже не раз бывало при общении с Сергеем Николаевичем, что гость из будущего может читать его мысли. Впрочем, чему удивляться, наверное, в том самом будущем все такие. Но, конечно же, удивления Пётр Александрович не выказал, зато обратился к английскому то ли гостю, то ли пленному:
— Милейший, будьте любезны, объясните этим господам, вы в самом деле бросили высокий пост министра, который доверила вам королева Великобритании, лишь для того, чтобы довести до сведения императора России секретную информацию о готовящейся войне Великобритании и Турции против России? — повторил свой вопрос генерал Черевин, хотя несколько минут назад он уже говорил с англичанином и задавал тому такой же вопрос.
— И это тоже, господин генерал! — замялся бывший министр Британского правительства, всё ещё не будучи уверенным в том, стоит ли открывать этим людям свою душу и говорить им всю правду, хотя он уже знал, что перед ним сидит в кресле сам наследник российского престола Николай Александрович Романов, портрет которого он не раз видел. Конечно же, англичанин прекрасно знал, кто такой генерал Черевин.
— Поверьте, Сэм, если вы прямо сейчас поведаете нам всё, как на исповеди, то сидящие перед вами люди воспримут ваш рассказ с пониманием, глядишь, и поможем вам, чем сможем, — с улыбкой произнёс человек, которого Сэмюэл никогда не видел, но который, судя по всему, был запанибрата как с генералом Черевиным, так и с самим наследником престола.
И одежда этого человека показалась бывшему британскому министру очень странной. Вот сидит в кресле цесаревич Николай, на нём прекрасный мундир, застёгнутый на все пуговицы, имеются эполеты, аксельбанты, ордена, поперёк груди широкая лента. Возле стола стоит генерал-лейтенант Черевин, и он тоже одет в военный мундир с многочисленными регалиями. А вот сидящий в кресле напротив наследника престола неизвестный ему мужчина резко выделяется от них как выражением лица, так и нарядом.
Нет, это не мундир и даже не деловой костюм. В таком наряде хорошо, наверное, играть в гольф — свободная куртка, такие же удобные брюки. И никаких регалий! Но вместе с тем Самюэл был уверен в том, что и этот человек имеет самое непосредственное отношение к службе в тех или иных силовых структурах России. В отличие от внимательных и даже строгих глаз цесаревича и генерала Черевина, этот мужчина смотрел на английского незваного гостя лукавым взглядом и со снисходительной улыбкой на лице.
— Извините, я не знаю вашего имени, — по-русски, но с большим акцентом обратился Самюэл к этому странному мужчине, — но смею вас заверить, что прямо сейчас готов рассказать во всех подробностях, как о предстоящей войне, так и о том, что меня привело к вам.
— Валяйте! — весело махнул рукой загадочный русский, но тут же добавил на чистейшем английском языке, указывая рукой на цесаревича и генерала. — И будет лучше, если всё это вы поведаете нам на своём родном языке. Поверьте, мои друзья знают его не хуже вас или вашей королевы.
Совсем сбитый с толку Самюэл лишь кивнул в знак согласия и потом в течение четверти часа рассказывал им свою истории, не забыв поведать и о коварных планах королевы Виктории развязать с помощью Турции очередную войну в Чёрном море за Крым, а возможно, и за другие прилегающие к нему территории.
— Мы высоко ценим вашу откровенность, господин бывший министр бывшего правительства Великобритании! — торжественно заявил цесаревич. — И я постараюсь выпросить у своего отца прощения для вас. Да, нам и без этого рассказа известно, что 9 министров, включая вас, были посвящены в великую тайну — как убить императора России Александра Третьего. Более того, именно вы и ещё двое ваших коллег имели персональную ответственность за подготовку и свершение этого злодеяния. Вы-то сейчас стоите перед нами вполне себе в добром здравии, во всяком случае так кажется со стороны, хотя Сергей Николаевич утверждает, что в вашем организме развивается неизлечимая болезнь, которая и сведёт в могилу господина Самюэла через какие-то полгода.
Услышав последние слова, произнесённые наследником российского престола, наш гость побледнел, но тут уже я взял слово и постарался успокоить болезного:
— Не стоит так меняться в лице, Сэм! Если и не всё, то многое можно исправить в этом мире, впрочем, как и в других. Да, некоторое время назад колдун из племени инков снял с господина Самюэла так называемую божью защиту, и после этого имеющееся у вас небольшое, вроде бы, заболевание претерпело изменения, и теперь вы действительно больны смертельным недугом. Но спасибо тому же колдуну — он научил меня возвращать божью защиту, так что с сей минуты вам не грозит никакая болезнь, и скорее всего вы проживёте довольно долгую жизнь, учитывая, что из тех девяти министров вы были самым молодым. И конечно же, нам было очень интересно узнать о вашей предусмотрительности! Это надо же, заранее предвидеть подобное развитие событий, тайно вывезти большую часть денег и ценностей в другие страны Европы, и в самый последний момент сбежать от неминуемого ареста и последующей гибели. Ведь вас, как и двоих ваших коллег, ожидала мученическая смерть в пыточных подвалах вашей доброй, мягкой и пушистой королевы. Да-да, дорогой Сэмюэл, пока вы добирались в Россию, те двое в полной мере прочувствовали на себе любовь королевы Виктории. Одному повезло чуть больше — его сердце не выдержало пыток, и он покинул наш грешный мир в первый же час допроса с пристрастием. А вот другому посчастливилось меньше — он продержался почти трое суток, испытав на себе всю прелесть всевозможных пыточных инструментов и многолетний опыт палачей.
От услышанных слов, а тем более от непонятно откуда возникших в его сознании страшных сцен пыток (это я сделал доброе дело и ментально передал бывшему министру несколько завлекательных видеосюжетов) у Сэмюэла закружилась голова и он чуть было не потерял сознание, но весёлый и доброжелательный голос этого странного человека вернул его в реальность:
— Кстати, можете обращаться ко мне по-простому — Сергей Николаевич. Без всяких там мистер, сэр, господин или товарищ. И объясните, пожалуйста, моим друзьям, почему вы не стали читать до конца то самое послание?
— Я просто догадался, что там было написано дальше, — тихо произнёс бывший министр, — и решил не терять времени.
А потом Сэмюэл увидел, как человек, представившийся Сергеем Николаевичем, чуть наклонился, протянул руку в знакомый камин, которого здесь до сей поры не было, и выхватил из огня то самое письмо! Пальцами одной руки Сергей Николаевич держал наполовину сгоревший лист бумаги, пальцами другой руки небрежно сделал движение, напоминающее то, как человек смахивает с чистого листа бумаги, например, муравья, и в результате этих манипуляций в его руках оказалось абсолютно не повреждённое огнём письмо. И тут же камин исчез!
— Рукописи, да будет вам известно, не горят! — с улыбкой произнёс Сергей Николаевич и вручил Сэмюэлу лист бумаги, исписанный каллиграфическим почерком, добавив при этом. — Сейчас-то вы смело можете прочитать это послание целиком, ведь вам более ничего не грозит.
Бывший министр бывшего правительства Великобритании держал в дрожащей руке то самое письмо, которое когда-то сжёг в камине своего дома, но теперь на листе бумаги не было даже следа от огня. Зато тем же самым каллиграфическим почерком было написано:
'Я не здороваюсь с тобой, поскольку не желаю тебе здравия, скоро ты умрёшь, что и не удивительно, ведь ты сам хотел смерти другого человека. А прочитав до конца это письмо, ты узнаешь точную дату и причину своей смерти.
Ты умрёшь в страшных муках через шесть дней. Но если поступишь так, как тебе подсказывает интуиция, то проживёшь довольно долгую и интересную жизнь'.
— Наверное, вы правильно сделали, что заранее подготовили себе запасной вариант, — с улыбкой продолжил Сергей Николаевич, — и хорошо, что вы так и не обзавелись женой и детьми, а то сейчас бы им пришлось очень нелегко, как и семьям ваших бывших коллег, увы, уже усопших. Что же касается вашей дальнейшей судьбы, то я могу предложить вам заняться интересным делом — изучать древние архивы в Марокканской библиотеке Аль-Каравийин, одной из древнейших и действующих библиотек мира. Она была основана в 859 году и хранит манускрипты, возраст которых составляет более 12 веков!
Услышав эти слова, Сэмюэл вдохновился, с надеждой посмотрел на загадочного русского, а потом тихо произнёс:
— Скажу вам откровенно, уважаемый Сергей Николаевич, у меня с детства была тайная мечта — целыми днями сидеть в какой-нибудь старой библиотеке, перелистывать страницы старых манускриптов, чуть пахнущие вековой пылью, и читать, а ещё лучше расшифровывать то, что хотели сообщить своим потомкам учёные и мудрецы, жившие в те далёкие времена.
Конечно же, я не стал говорить бывшему министру британского правительства о том, что его мысли для меня, как открытая тетрадь, зато обратился к генералу Черевину с просьбой определить господина Сэмюэла в недавно построенный гостевой дом, предназначенный в том числе и для подобных незваных гостей.
— Мы знаем, что вы пока нигде не остановились на постой, потому что сразу по прибытии в столицу России отправились искать аудиенции нашего императора, дабы выразить ему своё почтение, покаяться в грехах и поведать о коварных планах недружественных нам государств, — произнёс цесаревич, — поэтому отдохните пару дней после дальней дороги, а за это время я испрошу у своего отца письмо за его подписью к султану Марокко Хассану Первому с просьбой допустить вас к изучению архивов библиотеки Аль-Каравийин.
Будущий работник с архивами в старейшей библиотеке мира пытался долго и нудно кланяться, словесно выражать свою нижайшую благодарность двум не самым последним мужам Российской империи, а также таинственному Сергею Николаевичу, но генерал решительно пресёк этот никому не нужный политес, вывел Сэма из кабинета цесаревича, отдал соответствующее распоряжение дежурному офицеру, и уже тот занялся вопросом обустройства английского вельможи на постой.
Спустя два дня я пришёл проведать Сэмюэла, чтобы вручить ему то самое письмо от императора России Александра Третьего султану Марокко Хассану Первому.
— Вот теперь, любезный Сэм, можете отправляться в далёкое путешествие. Как видите, обещанное письмо лежит в специальной кожаной шкатулке. Тут же найдёте несколько других важных бумаг, изучите их внимательно. На одной из них изложена ваша новая биография, и с сей минуты вы не подданный британской короны, а подданный Российской империи. В другой бумаге вы найдёте подробный маршрут вашего путешествия из Санкт-Петербурга до города Фес, в котором и находится та самая библиотека. Вкратце добавлю, что вам не придётся самому рыскать по Европе, а потом и по Африке, чтобы в итоге добраться до конечного пункта назначения, поскольку через несколько дней отшвартуется и уйдёт в те края наше торговое судно, вот на нём вы и отправитесь бороздить моря и океаны. Надеюсь, что господин Воронцов по достоинству оценит вполне комфортабельную каюту, а также сытную и здоровую корабельную пищу.