Над бездной

14

Наверное, давно наступил день, а возможно, сейчас была ночь. Андрей не имел возможности отслеживать ход времени: в темнице герцога не было окон. С тех пор как возвели это строение, внутри утратили свою силу произвольно введенное людьми деление жизни на часы и минуты, равно как и вечная смена дня и ночи.

Единственным светом, который нерегулярно мерцал во тьме, был огонь чадящего факела где-то неподалеку от зарешеченного оконца в двери. Но это бывало редко, иногда на краткие мгновения, иногда на минуты. Андрей отказался от мысли найти какие-то закономерности в появлении и исчезновении света; и еще он перестал высчитывать, сколько времени провел здесь: получалось очень уж приблизительно — с ошибкой в несколько дней. Впрочем, это перестало его волновать: раз не было никакой возможности бежать отсюда, нечего было заниматься такими подсчетами.

А бежать было невозможно. Андрей сомневался, знает ли в точности Як Демадьяр, кого он заточил в тюрьму; герцог, видимо, был уверен, что речь идет об особо опасном преступнике. Андрея не просто бросили в самый глубокий и страшный карцер, ему сковали тяжелыми цепями руки и ноги, надели на шею железный воротник, прикованный к кольцу в стене. Цепь его была такой короткой, что Андрей не мог свободно сесть, не говоря уже о том, чтобы встать на ноги. У него давно притупилось чувство голода: за все время ему не дали ни крошки, ни глотка воды.

Спустя неизвестно какое время в дверном квадратном оконце возник мерцающий, скачущий свет. Однако на этот раз он не исчез, а, напротив, стал ярче; одновременно послышались чьи-то шаги. Возможно, это шел палач, который однажды уже приходил. Андрей не раз спрашивал себя, каким образом его казнят. Отсечение головы было самым желанным способом, но если отец Доменикус перед смертью сказал герцогу, что этот Деляну — колдун, то герцог, безусловно, велит применить более мучительный вид казни. Андрей слышал, что колдунов обычно сжигают и что это для них далеко не самая жестокая участь из всех возможных…

Он отогнал страшные мысли, выпрямился, насколько позволяли оковы, и обратил свое внимание на дверь, хотя предполагал, что посетители едва ли будут намного приятнее, чем его размышления о казни.

И он не ошибся. Загремел засов, и вскоре дверь открылась. Андрей зажмурился и скривил лицо, — привыкшие к темноте глаза не вынесли прямого факельного света. Две, а возможно, и три фигуры вошли в карцер. В первый момент он увидел лишь чьи-то расплывчатые очертания. Затем услышал ясный и очень гневный голос:

— Кто это сделал?

Андрей сквозь слезы, вызванные ярким светом, едва различил, кто перед ним. Глаза герцога извергали бешенство, но гнев относился явно к кому-то другому.

— Я приказал хорошо обращаться с арестованным! — возмутился Демадьяр. — Теперь посмотрите! Он скорее мертв, чем жив! И от него смердит!

— Просим прощения, господин, — пробормотал один из двух сопровождающих. — Но мы думали…

— Когда я хочу, чтобы вы думали, то велю вам это! — перебил герцог. — Сейчас ступай и принеси что-нибудь поесть этому человеку! И воду, и мыло! Я не хочу, чтобы от него пахло, как от козла!

Один из тюремщиков, пятясь, вышел, и Андрей мог слышать, как он со всех ног бросился наверх.

Демадьяр приказал второму сопровождающему:

— Оставь нас одних!

— Вы уверены, господин? — засомневался тот. — Он… опасен.

На лице герцога появилась презрительная гримаса.

— Думаешь, он вырвет из стены цепи или обратится вороном и выклюет мне глаза? — спросил он насмешливо. — Исчезни! Я позову тебя, если ты понадобишься!

Он протянул руку и потребовал дать ему факел, после чего второй тюремщик также поспешно исчез. Было видно, что герцог едва ли славился среди подчиненных долготерпением.

Демадьяр подошел ближе, однако остановился на некотором расстоянии, словно доверял цепям Андрея не так абсолютно, как только что утверждал. Он никак не мог справиться с факелом, перекладывая его из правой руки в перебинтованную чистой повязкой левую и стараясь держать выше, чтобы пламя не обжигало ему лицо.

— Я действительно сожалею, — сказал он. — Я не хотел, чтобы с вами так обращались, Деляну. Знаете, как говорится: если хочешь, чтобы что-то было сделано по-твоему, сделай это сам.

— Ваша забота обо мне трогает до слез, — отозвался Андрей. — Если бы я мог, то обнял бы вас.

— Не поймите меня неправильно, — засмеялся Демадьяр. — Мало удовольствия заключается в том, чтобы казнить полуживого человека.

Андрей молча слушал. То, что он хотел знать, герцог все равно ему не скажет.

— Для человека, который провел два дня без глотка воды да еще прикованным к стене, вы выглядите хорошо, — продолжал герцог.

Андрей почувствовал, что это было сказано не без задней мысли. Герцог точно не знал, кем является его пленник и зачем понадобилось трем золотым рыцарям и отцу Доменикусу обрушиваться на долину Борсы. Вряд ли они рассказали ему про это. Но герцог, очевидно, подозревал, что за Андреем есть какая-то тайна. Во всяком случае, он должен был чувствовать, что имеет дело не с простым трансильванским варваром.

— Мы, Деляну, трудные люди, — ответил Андрей. — Нас не так-то просто убить.

— Я слышал об этом. — Герцог пожал плечами. Факел в его руке подрагивал, и на стене получался замысловатый танец из красных отсветов. — Но я сделаю все, что в моих силах.

— Почему? — спокойно спросил Андрей.

— Почему я прикажу вас казнить? — Демадьяр заморгал, будто его действительно удивил вопрос, но при этом почему-то засмеялся. — Все-таки вы пытались ограбить меня, Деляну. И убили моего солдата. — Он посмотрел на свою перевязанную руку и прибавил с сожалением: — Это был хороший человек. Непросто будет найти ему замену. Надежных людей сегодня вообще мало.

— Вы любите такие игры или есть более серьезная причина, почему вы ранили сами себя и убили собственного солдата?

Демадьяр попытался скрыть смущение, но от Андрея не ускользнул быстрый, почти испуганный взгляд, который тот бросил на дверь, прежде чем ответить.

— Если и есть причина, — сказал он, — то с моей стороны было бы не очень умно выдавать ее вам. Не правда ли?

«Значит, причина существует», — подумал Андрей; он даже догадывался, какого она свойства, хотя точно сформулировать ее не мог.

— Зачем же вы тогда пришли, герцог? — спросил он, не скрывая насмешки. — Только для того, чтобы убедиться, как мне плохо?

— Вообще-то вам не на что жаловаться, Деляну, — ответил герцог. — А пришел я для того, чтобы известить вас, что процесс начнется через два часа.

— Мой… процесс?

— Вы действительно плохого мнения обо мне, — вздохнул Демадьяр. — Разумеется, мы проведем честный процесс.

— Догадываюсь, что под вашим председательством. И приговор, конечно, уже вынесен.

— Само собой разумеется, — сухо ответил Демадьяр и указал на раненую руку. — Уже за одно только нападение на герцога Констанцы вам уготована смерть, Деляну. Я не смог бы спасти вас, если бы даже хотел. Есть законы, придерживаться которых должен и я.

— Какая жалость.

Демадьяр не утратил спокойствия из-за саркастических замечаний Андрея.

— Несмотря на это, я здесь, чтобы сделать вам предложение, — продолжал он. — Вы умрете, но от вас зависит, будет ли это быстрая и безболезненная смерть или ваше умирание растянется на часы, а то и на дни.

— Я выбираю дни, — попытался спровоцировать Андрей своего собеседника. — Я, знаете ли, жаден до удовольствий.

— Вы сами не знаете, что говорите, — серьезно возразил герцог. — Мой палач — мастер своего дела. Это он получит удовольствие.

— Чего вы хотите? — спросил Андрей.

Он не был трусом, но и сумасшедшим тоже не был.

— Узнать одну вещь. Отец Доменикус — кто он?

— Боюсь, я… не понимаю вас.

— Не изображайте из себя дурака. — Видно было, что Демадьяр всерьез сердится. — Вы отлично знаете, что я имею в виду. Доменикус был не обычным инквизитором. Рука Рима, как правило, нас не достает; мы поддерживаем связи с отцами Византийской церкви и патриархами Константинополя, чьи отношения с Ватиканом, так сказать, несколько напряженные. Инквизиция должна представить нашему во всех отношениях достойному королю очень убедительные доводы, чтобы появиться здесь и уничтожать людей.

— По всей видимости, отцу Доменикусу это было разрешено, — сказал Андрей.

— Да, и я спрашиваю себя почему. Что такого особенного происходит в одной трансильванской долине, что король позволил уничтожить целую деревню?

— Этого я не знаю, — ответил Андрей честно. И добавил, помолчав: — Возможно, и он этого не знал.

Герцог в задумчивости покачал головой:

— Об этом я тоже думал, но бумаги инквизитора в порядке. Более того, я не могу доказать этого, но подозреваю, что имелось прямое задание Ватикана. А тот факт, что они прибыли сюда незадолго до вас, говорит о том, что они вас ждали. И все это ради того, чтобы убить мужчину и мальчика. Довольно необычный предлог, не правда ли, Деляну?

— Эту работу вы возьмете на себя, я правильно вас понял? — спросил Андрей. — Но почему я должен помогать вам, даже если бы мог это сделать? Смерти я не боюсь. А боль проходит.

— А если я дам вам слово оставить мальчика в живых?

— Фредерика? — Андрею не до конца удалось скрыть ужас в своем голосе. — Вы поймали его?

— А чего вы ожидали? — спросил Демадьяр с искренним удивлением. — Его и тех двух глупцов, которые думали, что меня можно ограбить. Скажите, с какой целью инквизитор на самом деле прибыл в Трансильванию, и мальчишка останется живым.

— Он убил Доменикуса, — напомнил Андрей.

— И что? — Демадьяр сделал пренебрежительный жест рукой. — Он сослужил мне хорошую службу. Итак? Что составляет великую тайну долины Борсы?

— Этого я не знаю, — ответил Андрей.

Лицо Демадьяра омрачилось.

— Сожалею. В таком случае я больше ничего не могу для вас сделать.

Он посмотрел на Андрея, не скрывая, что уже не надеется на раскаяние пленника и как он разочарован, что такого раскаяния не случилось. С этой миной на лице он покинул карцер, не сказав больше ни слова.

Андрей остался один в темноте. Возможно, только что он сделал последнюю в своей жизни ошибку.