Наблюдатель

Глава первая

В тот день я ехал в Грузию. Наконец-то вырвался в страну, которую видел только в ранней юности. И понятно же, что тогда, в юности, ни о каком культурном обогащении речи не шло, хотя нет, вру, шло. Я деревенский пацан научился различать марки вин и выпендриваться этим в своих компаниях. Мы же в деревне были людьми простыми и хлестали все, что горит, закусывали огурцом и запивали «болтанкой». Болтанка – это такой напиток, изготовленный из прошлогоднего варенья и воды (размешать, дать осесть, пить, стараясь не взболтнуть). Красота!

Поехал на автобусе. Дешевле. Первые полчаса честно пытался понять, почему люди, пять минут назад вошедшие в автобус, сразу начинают есть, торопливо разворачивая замотанных в фольгу кур и чистя вареные яйца, но вразумительного ответа не нашел, и оставив эту задачу Пелерману, откинул сидение и включил аудиокнигу. Нравилось мне это дело: послушать о вампирах да эльфах. Жанр Фэнтези был моим любимым, хотя книги его родоначальника Толкина я недолюбливал и отдавал предпочтение более современным авторам. В общем, первые сутки прошли нормально, я спал, слушал книги и выходил на санитарных остановках, быстро пил дрянной кофе и возвращался на свое место. А с утра, как только надел наушники… БАХ, а через доли секунды ближе БАБАХ. Вот так все и началось.

Хорошо, что я уехал. Плохо, что не уговорил на эту авантюру родных и друзей. Честно говоря, никого я и не звал, мне хотелось побыть одному. Свершилось, теперь я один. Ни родных, ни друзей. Может, кто-то где-то и остался, но без устойчивой, а в большинстве мест совсем отсутствующей связи ничего узнать было нельзя. Да я и не узнавал. Там вначале такое творилось, не до поисков, а потом стало еще хуже. Глобальная война на полное уничтожение. Только вот вояк осталось очень мало, большинство сгорело в ядерном пламени. Да и с меня какой воин, я же ребенок из девяностых. То есть из того времени, когда в космонавты уже не брали, из людей поперла вся, прежде тщательно скрываемая, ненависть, а в армии служить стало не модно. Вот я и не служил, а получил на руки военный билет, где черным по белому было написано «не годен». Но в современных реалиях освобождение от строевой помогло мне как бабе вареная сосиска, вроде и есть, но подходит только для того, чтобы съесть.

В общем, по порядку, после первых ударов я, реквизировав себе транспорт, а именно небольшой скутер, рванул в сторону гор. Думал, по ним точно бомбить нет смысла, найду какой-нибудь монастырь, наймусь на работу за еду и пересижу весь этот беспредел. Но как, оказалось, поехал я в сторону следующего удара. В общем, только выбрался на трассу… БАМ! Темнота и ничего не помню. Ну, наверняка взрывная волна, что же еще. Очнулся я в палатке полевого госпиталя, как не странно абсолютно здоровый и без повреждений. Вот так и попал на войну, а точнее к Бате.

Батя – это наш ротный. А состояла наша рота из хороших парней и девчонок, собранных из самых разных мест нашей необъятной планеты. Русская речь мешалась с английской, немецкой и другими мне незнакомыми – настоящий интернационал, мечта Маркса и Энгельса, только вот вел он не к коммунизму и светлому будущему, а в другие места, в те, откуда не возвращаются. Итак…

– Вась дай курнуть.

Василий, айтишник из Аджарии протянул мне вейп, и я затянулся сладковатым дымом. Мечтательно выдохнул.

– Эх, сейчас бы нормального табаку.

– Курение вредит здоровью, – поучительно проговорил Василий и укоризненно погрозил пальцем.

Он вообще хороший парень, только на прошлом прилете его немного контузило, и теперь он периодически забывал свое имя. А иногда по памяти цитировал «Войну и мир», хотя в минуты просветления утверждал, что не в школе, не тем более после нее не читал эту книгу, уж больно она толстая и нудная. Вполне вероятно, что следующим прилетом накроет и нас, а он парит вейп, считает, что так бережёт здоровье. ЗОЖевец – это диагноз, что с них возьмёшь.

– На-ча-лось!

Васин крик вывел меня из задумчивости, но пока команда дошла до мозга, тело уже среагировало, и я шмякнулся на землю, впечатываясь мордой в грязь, а только потом прислушался. Да, началось. Бахнуло так, что сверху посыпалась земля. Потом еще раз, ближе, и еще, сейчас пойдут.

Проверил автомат, магазин полный, два в запасе. Удивительно, как быстро я, в прошлом любитель алкоголя и других «интересных» веществ, поклонник фантастики, выпускник педагогического ВУЗа по специальности психология, научился обращаться с этой железкой, а еще очень быстро бегать и прятаться. Хотя оно и понятно, тех, кто не смог приспособиться, мы хоронили в первую неделю.

Сегодня артиллерии было мало, вскоре пошла пехота, они пёрли под прикрытием пары российских автомобилей «Рысь» и нескольких разномастных американских джипов.

– Суки, зеленые, они-то откуда взялись? Ненавижу! – Вася сплюнул и, не разгибаясь, рванул по окопу к командующему. Батя был мужиком толковым и нас берёг. Но сегодня нас жали, сильно жали, а отступать некуда, за спиной горы, а за горами уже ничего. Быстро не уйдешь, можно конечно все бросить, и налегке рассредоточиться и потеряться среди валунов, но отступать команды не было, да мы и не собирались. Просто, зачем мы здесь, в этом забытом богом уголке, прижатые к горам? Какое стратегическое или иное значение имеет это место? Я не знал, да и не спрашивал, не моего ума дела. Над нами наверняка есть поумнее, вот пусть у них голова и болит, а мне некогда, мне нужно было выжить.

– Ахмат – сила, – за спиной раздались знакомые голоса и в окопы запрыгнули бородатые ребята, все как обычно в легких брониках, вооруженные АК-12 и опасным блеском в глазах.

– Сила, – согласился я, перезарядил автомат, приподнял его над насыпью и начал отрабатывать территорию, раз-два влево, раз-два вправо, раз-два прямо.

На той стороне стихло. Ахмед, сидящий рядом, приподнялся над насыпью. Тишина. Неужели ушли. Он встал во весь рост, потом зачем-то полез наверх и тут «щелк», тихонько так, как ветка хрустнула. Он пошатнулся и упал, но упал очень неудачно, почти всем телом на ту сторону, здесь только ноги, торчат и дергаются. Что дергаются это хорошо, плохо, если это в последний раз.

Я подобрался поближе.

– Жив?

Он что-то в ответ прохрипел. Жив.

Я хватил его за ноги и потянул, стараясь перетащить через насыпь. Не получилось, тяжёлый, сука. Пришлось немного привстать, чтобы был упор и… «щелк». Я даже не понял, что случилось. Лежу в окопе, сверху хрипит и подергивается друг Ахмед, мой левый глаз ничего не видит, а правый потихоньку затягивает белой дымкой и меня начинает подташнивать. А, так я же убит, умираю. Вот какая она смерть, больше похожа на тяжелое похмелье, но похмелий то я пережил не мало, а вот смерть… Это смерть. Глупые мысли, конечно, но все же я успел их подумать, а потом темнота избавила меня от дальнейших нелепых рассуждений.

Что же меня уберегло от помещения в лазарет и пичканье какими-нибудь успокоительными? Видимо моя привычка ни чему не удивляться. Приобрел я ее, когда в свое время подрабатывал санитаром в нашей местной психушке. Именно в тот период своей юности я и завел тесные знакомства с грибами, коноплёй и алкоголем. После приобретенного там опыта у меня не то что белочка, но и летающая тарелка, появись она над моей головой, не вызвала бы бурных эмоций. Ну, может только пару печальных мыслей о предстоящей абстиненции. Да, вот так, моя суперспособность не удивляться и не реагировать на всё непонятное, пока я не разберусь. Но «ближе к телу», как говорил Мопассан. Очнулся я быстро, и как раз в тот прекрасный момент, когда наш фельдшер и его помощник не найдя у меня в голове выходного отверстия размышляли: вскрыть мне череп и извлечь пулю или просто написать заключение о смерти исходя из очевидных причин. Я приоткрыл глаза и удивился непонятному обзору, я же ещё не знал, что один прибор моего зрения поврежден. Но органов речи я не лишился, и при их помощи, не громко, но в очень невежливой форме сказал, что они могут друг другу вскрыть, куда им пойти и еще несколько слов про их беспородную мать, которая их произвела на свет, а потом попросил спирта. Не знаю, что их удивило больше, оживший я или мое желание выпить. После своей бурной юности я старался алкоголь и наркотики не употреблять, хватило «по гланды». Спирта они мне дали, да и сами употребили. Не часто у них оживают люди со свинцом в голове. Короче, пуля мне вошла в угол глаза, видимых повреждений не оставила и застряла где-то там внутри. Что грозило мне внезапной, это по словам нашего фельдшера, или мучительной смертью, это уже по словам его помощника. Глаз не вытек и почти не был поврежден внешне, ожег слизистой и громадная гематома. Ребята соорудили мне повязку, пропитанную чем-то вонючим и, сказав, что до свадьбы заживет, если вскорости не помру, вытолкали прочь, предложив правда еще выпить, от чего я благоразумно отказался. И вот в таком вот образе пирата карибского моря, я пошел докладываться Бате.

Едва выйдя на улицу, я их и увидел. Они висели в воздухе и напоминали, не знаю что напоминали, то ли предметы, то ли каких-то птиц… Я так вначале и подумал. Птицы. Еще мелькнула мысль про новое оружие. Когда ты на войне, про другое особо и не думаешь. И только подойдя достаточно близко к одному из них увидел, что это не оружие и не какой-то там предмет, а что-то живое и непонятное. Натурально так, в центре живой глаз, а вокруг много-много перьев или крыльев, я не разобрал, но оно ими не махало, а просто плавно передвигалось по воздуху. Вот в тот момент я и промолчал. Если ни у кого это не вызывает удивления, то почему я-то должен волноваться? Я посмотрел на нее, хрень пернатая посмотрела на меня, и я молча прошел мимо к офицерскому блиндажу. По дороге с присущим мне флегматизмом накидал в голове пару вариантов. Скорее всего, глюк, то есть галлюцинация, и тут или спирт оказал на меня такое влияние или, что, скорее всего, повреждение мозга. Все-таки у меня в нем кусок свинца застрял, и если от этого свинца я начал видеть плавающие по воздуху непонятные глаза, ну и пусть себе плавают, ведь они никому не мешают и никого не трогают.

Символически постучав, я сразу вошел. У нас все просто, если пришел, значит по делу, не было бы дела, то и не пришел бы. Батя сидел за столом и читал книгу. Его вид только укрепил мою теорию насчет повреждённого мозга, у Бати на рукаве была белая повязка. Нет у нас таких войск. По крайней мере, я о таких ничего на слышал. Синие, красные, голубые (и не только по названию) зеленые, розовые, да мало ли цветов, но я никогда не слышал о белых. Я перевел взгляд на свой рукав, так и есть, тоже белая, а до ранения была синяя. Ну, всё, кукуха поехала, плюс к белой повязке слева от головы комбата висела уже знакомая мне хрень с крыльями. Она плавно передвигалась по комнате, и казалось, не обращает на нас никакого внимания. И Батя тоже на нее не смотрел, а если вышестоящее начальство не видит проблемы, значит, ее нет. Некстати вспомнил анекдот.

– Товарищ лейтенант, а крокодилы летают?

– Нет, не летают.

– А комбат говорит, что летают.

– Но раз комбат говорит, что летают, то летают, но низенько-низенько.

Ротный обернулся на стук двери, посмотрел на меня и расхохотался.

– Кутузов, вылитый Кутузов, слышь, педагог, ты сейчас не педагог, ты генерал-фельдмаршал.

Педагогом меня звали из-за моей гражданской профессии педагог-психолог.