На суше и на море - 1990

Юрий Юша
ВСТРЕЧИ С ПРИЗРАКОМ

Рассказ

Художник Е. Ксенофонтова　

Вскоре после выхода из Поронайска, где сдавали рыбу, — в самом горле залива Терпения — намотали на винт. Двигатель заглох, и сейнер «Оя» сразу потерял ход, застыл на водной глади, точно бросил якорь.

Тучный, медвежьего сложения старший механик Иван Прокопьевич Гайко, пыхтя, взобрался на неводную площадку и заглянул под корму.

— Трос навернулся. Крепко схватил. Вон просматривается справа от руля, — констатировал он.

Капитан «Ои» Петр Петрович Батманов, выглядевший против своего стар-меха тонким, щуплым и подвижным, тоже вскочил на верхотуру уложенного на площадке кошелькового невода, тоже заглянул вниз и, вторя Ивану Прокопьевичу, посетовал:

— Глубины тут малые, поднакидали наши рыбачки снастей всяких… Прошлой осенью «Обоянь» здесь так на винт мотанула, что пришлось в док тащить.

— Ну, дела… И погодка вдобавок ко всему нам подфартила, а, Петр Петрович?! — поеживаясь от промозглой мороси, витавшей в воздухе, словно пыль, поддал пессимизма Гайко.

— Да что «погодка»? В это время в Охотском море она, считай, всегда такая, — не поддержал настроения механика капитан, глянув на солнце, которое просматривалось сквозь водяную пыль бледной луной. — Давай-ка заводи лебедку, натянем трос потуже. и крутанем машиной — может, освободимся.

Подцепили натянувшийся трос гаком стрелы, и его удалось немного приподнять над водой. Он оказался верхней подборой сети с обрывками болтавшейся дели. Долго рвали подбору лебедкой и прокручивали толчками вперед и назад гребной вал — освободиться от троса не удавалось.

— Хватит, а то изуродуем ступицу, — невесело сказал механик.

— Пойти, что ль, одеваться, Иван Прокопьевич, в гидрокостюм? — обреченно спросил моторист Андрей Бондарев, молодой моряк, щеки которого вовсю горели румянцем даже в такой тусклый день, делавший все вокруг под стать себе серым и невзрачным.

— Иди, Андрей, готовься, делать нечего, — сочувственно согласился стар-мех. — Я пока приготовлю тебе победитовое зубило. Новенькое. Этот паршивый трос возьмет за милую душу.

Бондарев, прежде чем отправиться за гидрокостюмом и аквалангом, для порядку заглянул под корму и глубоко вздохнул. Море, перенявшее цвет сумрачных, хмурых небес, казалось свинцовым и особенно холодным. Однако назвался груздем, полезай в кузов.

Два года назад Бондарев, завершив свою службу во флоте, на подводной лодке, решил испытать рыбацкое счастье. Отдел кадров Управления тралового и сейнерного флота направил его мотористом на «Ою». Капитан Батманов, которому новичок вручил направление, порасспросил его о службе и особенно заинтересовался тем, что Андрей знал водолазное дело, умел пользоваться аквалангом. Повертев в руках предъявленное новым мотористом удостоверение аквалангиста, капитан загорелся — он тут же вызвал старшего механика и сказал:

— Как хочешь, Иван Прокопьевич, а чтобы к выходу в море на судне был акваланг — полный комплект снаряжения. Понял?

И вот теперь Андрей по необходимости спускался под воду: осматривал днище, руль, винт, иногда устранял зацепы сетей. Ассистировал ему всегда при одевании и спусках старший механик, а капитан нашел какой-то параграф в КЗоТе, по которому Бондареву немного приплачивали к зарплате за вторую профессию. Все были довольны капитанской затеей.

На палубе собрались почти все члены экипажа и доброжелательно, с уважением — Андрей всегда это чувствовал — глядели, как он закреплял акваланг на спине и надевал маску. Затем стармех привесил ему на капроновых петлях к левой кисти зубило, к правой — кувалдочку, а к поясу со свинцовыми грузами — остро отточенный нож в чехле. Иван Прокопьевич хотел также накинуть на торс аквалангиста страховочный линь, но Андрей горделиво глянул на него, на окружающих и отстранил линь рукой. Ему всегда претило работать под водой на поводке у стармеха.

Погрузившись на полтора-два метра, Бондарев придышался и, как он считал, очень удобно и ловко устроился. Один конец троса, намотанного в несколько шлагов на винт, свободно болтался, а другой был туго натянут, косо уходил в глубину и держал судно что тебе якорь-цепь. Аквалангист охватил тугой трос правой ногой внахлест и таким образом хорошо зафиксировал тело без помощи рук, которые были ему необходимы для работы.

Только он приладил зубило и замахнулся кувалдой, как вдруг какие-то бултыхание и всплески сзади привлекли его внимание и насторожили. Андрей оглянулся и всмотрелся вниз, по ходу троса. Там что-то колыхалось и потом замерло смутной тенью. Это что-то не давало ему покоя, и он, отцепившись от троса, скользнул вдоль него в глубину. Глаза Андрея уже привыкли к подводной сумеречности, и он различил, что это «что-то» было метровой сельдевой акулой, запутавшейся в дели. Близко почуяв акванавта, она снова вяло, видать, из последних сил трепыхнулась и затихла. Бондарев пристально вгляделся вдоль сетного полотна, свисавшего с троса. Он обнаружил «поймавшуюся», уже разбухшую и полуистлевшую рыбину. Судя по конфигурации головы, она была из породы лососевых.

Чуть дальше в глубине еще что-то маячило. Немного приспустившись, Андрей вздрогнул и почувствовал, как по его коже пробежали мурашки от ужаса — прямо на него пустыми глазницами глядел уже выбеленный водой и временем страшно оскалившийся череп. Не может быть, чтобы это был человек, подумал он, и, превозмогая поселившуюся в душе жуть, спустился еще ниже. Нет, с облегчением передохнул Бондарев, приглядевшись к позвонкам и конечностям, скорей всего это скелет тюленя, а может, молодого сивуча или котика…

Ладно, опомнился Андрей, умеряя разыгравшееся воображение, надо заниматься делом. Он подвсплыл и машинально уцепился рукой за трос. От этого сетное полотно заколыхалось — и заплясали в нем запутавшиеся рыбины, и жутко запаясничал внизу скелет, и стук костей донесся до слуха Андрея. В душу его снова закрались безотчетный страх, сомнение и подозрение чего-то злодейского, коварного. Но он постарался забыть о видении и вернулся к винту. Оседлал трос, охватив его внахлест правой ногой, и начал работать.

Удары кувалдочки по зубилу в воде были ослаблены, словно Андрей бил по войлочной прокладке, но победитовое острие хорошо перерубало более мягкие волокна троса — по одной-две проволочки от каждого удара упруго распадались. Это было кропотливое занятие: чтобы снять все петли с винта, требовалось перерубить трос во многих местах. Бондарев бил и бил без устали по зубилу и вскоре стал делать это почти автоматически, думая совершенно о другом. Из головы его не выходило жуткое видение — там, в глубине.

Он понимал, что это его одиночество под водой распаляло воображение, которое представляло действительность несколько в утрированном и мистифицированном виде. И в то же время только сейчас Андрей ясно и проникновенно осознал, насколько бездумные, легкомысленные деяния людей могут быть пагубны и ужасны для обитателей подводного мира. Он вспомнил, как на профсоюзном собрании управления в прошлом году какой-то ученый из НИИ рыболовства призывал промысловиков к тому, чтобы они ни в коем случае не выбрасывали в море никаких обрывков сетей. Он говорил несколько отвлеченно и, по понятиям рыбаков, неубедительно. Над ним начали откровенно подсмеиваться в зале, когда он вдруг назвал брошенные в море сети призраками. Андрей тоже тогда подумал, что ученый ввернул этот эпитет для красного словца, но вот теперь понял явственно, что свободно плавающая сеть — это в самом деле едва различимый, колышущийся призрак, встреча с которым в море гибельна для всего живого.

Причем эта ловушка действует безотказно и во все убыстряющемся темпе, подумал Бондарев и от этой волнующей мысли даже ударил по пальцу кувалдой, ведь запутавшаяся рыба начинает разлагаться и ее запахи привлекают других обитателей моря, которые тоже запутываются и тоже завлекают. И так без конца — получается некий автоматический жертвенник. Распалив свое воображение, Андрей мысленно добавил — и вечный! Если раньше хлопчатобумажные или пеньковые сети довольно быстро разбухали в воде, размочаливались и легко рвались и распадались, то капроновые нити — тонкие и крепкие, впивающиеся в рыбьи тела, как балалаечные струны, — сохраняются в морской воде многие десятилетия, если не столетия.

Да, я тоже выступлю на следующем профсоюзном собрании и расскажу как следует про этот призрак, твердо решил Бондарев, заканчивая работу.

Последний шлаг троса, упруго распрямившись и больно ударив Андрея по ноге, спал с винта. Молодой моряк внимательно осмотрел свою работу. Винт в основном был чист, лишь оставался короткий отрезок троса — полурасплющенный и намертво зажатый в гнезде вала, вырубить его простым зубилом не представлялось никакой возможности. Ходом, при первых же оборотах винта сам выскочит, решил довольный выполненной работой молодой моряк.

Можно было выныривать и не томить с нетерпением ожидающих Бондарева друзей и начальников. Однако он ни на секунду не забывал о том скелете — и его мучительно тянуло к нему, нестерпимо хотелось осмотреть его еще раз. Сплаваю, чтобы не оставалось никаких сомнений, подумал он себе в оправдание и решительно загреб ластами от судна.

Освобожденный трос отпружинил уже от кормы на безопасное расстояние, метров на десять. Андрей быстро достиг его и поплыл вдоль собирающейся широкими складками и призрачно колышущейся дели. Точно кисейный саван, отметил он в уме. Вот и сельдевая акула. Она уже никак не отреагировала на приближение человека. А вон стал отчетливо виден череп, снова вызывающий волнение в крови и пугающий пустыми глазницами. Андрей подплыл к нему и внимательно осмотрел разваливающийся и уже неполный скелет. Да, он в самом деле принадлежал какому-то ластоногому животному.

Довольный результатами осмотра и успокоившийся Бондарев снова проплыл вдоль дели, обнаружил еще несколько живых и полуживых рыбин вперемешку с многочисленными рыбьими скелетами, глянул наверх и увидел над головой, на тросе, большой, с две ладони, пенопластовый поплавок, показавшийся ему странно знакомым. Акванавт подвсплыл, взял поплавок в руку, повернул. Он состоял из двух частей — белой, слегка пожелтевшей от времени пластинки пенопласта и красной, скрепленных толстой алюминиевой проволокой. Этот поплавок Андрей сам крепил на тросе в прошлом году, когда всей командой оснащали ставную сетку. А рядом с ним должен быть кухтыль — стеклянный шар в сетке наподобие детского мячика, который я тоже сам ставил, вспомнил Бондарев и, проплыв вдоль троса метра четыре, действительно его обнаружил. Значит, точно, это наша сеть, утвердился он в своем открытии. Ее бросили прошлой осенью, но далековато отсюда, где-то в центре залива Терпения. Тогда начинался шторм, и кусок ставной сети — метров сто пятьдесят — оборвался. Тралмейстер — он сейчас не работает на «Ое», Андрей лишь вспомнил, что величали его по отчеству — Гаврилычем — сказал, мол, черт с ней, с сетью, — она старая, латка на латке, не жалко и потерять. И ушли тогда, сняв лишь концевой буй с фонарем-моргалкой. Тралмейстер тот сказал, дескать, утонет сетка без буйков, ее груза задавят. И вот где теперь, сдрейфовав, нашел пристанище этот призрак. В самом деле, груза сетку задавили, поплавки и кухтыли на поверхности не плавают — это-то и плохо, в этом коварство призрака и есть. В незаметности, таинстве и заключена его суть. Скрытый от глаз, он живет своей странной, неправедной жизнью. Надо сказать капитану, чтобы немедленно вытянули эту свою сеть на борт, решил Андрей. Он погрузился глубже, под трос, и проплыл еще вперед вдоль дели.

Собрался было повернуть назад, к судну, но заметил, что кто-то еще трепыхается в сетке. Этот кто-то, видимо, запутался здесь совсем недавно, так как был еще полон сил, и мощно, отчаянно забился и запенил воду, испугавшись приблизившегося к нему человека. Бондарев разглядел нерпу. Ее идеально круглые, как иллюминаторы, блестящие, темные и немигающие глаза были наполнены страхом и мольбой. Андрей умилился и стал мысленно уговаривать симпатичного зверька: «Ну что ты, глупая, бьешься? От этого сеть лишь туже сжимает твои ласты. Это пришло твое спасение, сейчас вот я тебя освобожу».

Аквалангист вынул из чехла нож и, стараясь не поранить беснующееся животное, стал аккуратно, расчетливо разрезать на тугом теле и ластах нерпы пленившие ее неподатливые нити. Кропотливо возился несколько минут. Наконец изнывающий от нехватки воздуха, притихший зверь был свободен. Андрей ободряюще, напутственно хлопнул ладонью по черной, круглой и тугой, словно автомобильная камера, спине — и нерпа взмыла вверх и в сторону, прочь от смертельных объятий коварного призрака.

И тут аквалангист услышал за своей спиной, над ухом, резкий металлический щелчок. Это сработало сигнальное устройство, предупредившее его о том, что воздуху в баллонах осталось не более чем на десять минут. Пора выходить на поверхность. Как раз успею доплыть до судна, подумал Андрей и, резко ударив ластами по воде, развернулся. Однако хорошего гребка ногами не получилось, ласты спружинили на дели. Ее медленно колышущаяся складка коварно подкралась сзади, легла на плечи и голову, как липкая паутина в осеннем лесу. Бондарев увидел, что стекло маски стало сетчатым, и вспотел от охватившего его волнения. Попытавшись силой выбраться из дели, он оказался вскоре спеленутым по рукам и ногам.

Не суетиться, приказал себе Андрей, надо спокойно оценить ситуацию и плавно, медленно действовать ножом. Основная масса сети уже сдрейфовала за спину, и пленник оказался в ее выпуклости, точно на дне мешка. Это облегчало задачу. Аквалангист спокойно переложил нож из правой руки в левую и распорол дель вдоль правого предплечья. Снова переложил нож и в образовавшуюся дыру просунул с ним всю руку. Затем поочередно освободил от сети голову, туловище и ноги. Вздохнул с облегчением и быстро всплыл на поверхность. Андрей снял с лица маску с загубником и, сильно, с ликованием в душе работая ластами, на спине поплыл к судну.

Бондарев иногда оглядывался через плечо назад, на «Ою», чтобы сориентироваться, видел на борту команду, с нетерпением его поджидавшую, и ликование его, вполне естественное после освобождения из плена, сменилось иного рода нервным напряжением — некоей смесью досады и злости на пережитый унизительный страх и вообще на всю эту неприятную историю. Нет в природе никаких других призраков и леденящих душу ужасов, думал он, кроме тех, что создали сами люди — по своей легкомысленности ли, лености ли, или преступной оплошности. Надо выдрать со дна эту сеть тотчас же, мысленно укреплял моряк свою решимость, с которой он обратится к капитану, ведь сами дель бросили — нам и исправлять ошибку.

— Где тебя носит? Я смотрю, винт чист, а тебя — нигде! Поплавать, что ли, решил? Нашел время, — встретил Андрея упреками старший механик, помогая ему взобраться на борт.

— Тебе бы так поплавать, Иван Прокопьевич! — с укоризной, многозначительно и громко выпалил моторист, возбужденно сверкая глазами.

— А что случилось? Ты, я вижу, не в себе, — сказал Гайко, с любопытством глядя на своего обычно невозмутимого подчиненного.

— Стоп! Стоп, машина! — возбужденно и неожиданно гневно, на удивление толпившихся на корме моряков, завопил Андрей на ходовой мостик капитану, заметив, что тот дал ход судну.

Капитан послушался, перевел ручку машинного телеграфа на «стоп» и, спустившись вниз, обратился к Андрею:

— Ну, в чем еще дело? Спешить нам надо в район лова, а ты — «Стоп, машина!» Что за проблема?

Андрей вдруг почувствовал, что перед лицом спокойного, подтянутого и деловитого Петра Петровича возбуждение и гнев его стали пропадать, улетучиваться из его души, словно туман от дуновения свежего ветра. Правда, образ сети-призрака продолжал гореть ярким пятном в его воображении, однако внутреннее чутье подсказывало, что он не сумеет передать словами весь тот трагизм ситуации, который он прочувствовал там — в глубине. Но все-таки он не сдавался, попытался убедить капитана и всех, кто еще остался на палубе и смотрел на него с некоторой долей любопытства. Если бы они увидели своими глазами то, что видел я, тогда не надо было бы тратить слов, тоскливо подумал Андрей, а вслух сказал упавшим голосом:

— Сеть там, Петр Петрович, наша, брошенная в прошлом году. Понимаете? Полотно метров сто пятьдесят хорошо заякорилось и стоит, — Бондарев смолк, подыскивая еще слова, и, подняв глаза заметил сочувствующие, но не обнадеживающие на поддержку улыбки на лицах своих товарищей.

— А откуда ты, Андрей, знаешь, что сеть наша? — с сомнением и недоумением в голосе спросил старший механик.

— По наплавам и кухтыЛям — я сам их подвязывал.

— Допустим. Но что из этого? — задал вопрос капитан.

— Необходимо поднять ее, Петр Петрович. Понимаете?.. Она вредит. Рыба, тюлени запутываются… Я нерпу одну освободил.

— Ха-ха-ха! При чем здесь нерпа? Бог с ней, с нерпой.

— И сам я чуть не запутался…

— А какая нелегкая тебя понесла от борта? Только промысловое дорогое время теряли. И технику безопасности нарушаете, — вдруг завелся капитан. — Иван Прокопьевич, почему страховочный линь на Бондареве не закрепили? Ведь еще в прошлый раз, когда он невод с зацепа снимал, я вас тоже предупреждал об этом. Смотрите, схлопочете оба по выговору. Зачем ты, Андрей, от борта невесть куда уплыл? Тебя лишь к винту послали. Что за самодеятельность?

— Так.. — Надо же было осмотреть… — запальчиво, но с запинками и неубедительно начал оправдываться незадачливый моряк.

— Это же сеть-призрак!.. — Ха-ха-ха! — развеселился Петр Петрович.. — Мистику мне тут разводите. Давай, Иван Прокопьевич, пускай движок — и полный вперед! На лов!

Потом капитан достал из портсигара беломорину, медленно, задумчиво постучал ею по крышке, не спеша прикурил и дружелюбно, доверительно сказал обескураженному, сердито насупившемуся Андрею:

— Я тебя понимаю, сынок, нерпу жалко и вообще негоже, конечно, море захламлять… Давай, мы вот как договоримся: я засеку это место на карте, и после лова, когда пойдем еще в Поронайск, времени будет побольше… выдернем сетку. Ты мне напомни… Но больше не своевольничай, без страховочного линя под воду спускаться запрещаю. Второго аквалангиста-то у нас пока нет. Мало ли что — под водой?

Сергей Вахрин
ИВАН КОЗЫРЕВСКИЙ

Художник А. Жукова

Во время войны между Россией и Польшей, в 1654 году, под Смоленском попал в русский плен Федор Иоаннович Козыревский и был сослан в Сибирь, на Лену. Здесь он, не дождавшись прощения, женился в 1667 году, а к 1674-му имел уже троих сыновей — Петра, Семена и Дмитрия. В этот год вызвали Федора Иоанновича в Москву и объявили, что ссылка его кончилась и он может возвращаться на свою родину, в Литву. Но годы, проведенные в России, уже сделали свое дело, и Федор Иоаннович не помышлял уже ни о каком другом крае — Сибирь стала родиной для него самого и его детей. И потому бил челом Федор Иоаннович перед царем Алексеем Михайловичем с просьбою оставить его в Сибири и взять на государеву службу. Царь по достоинству оценил этот поступок и поверстал Козыревского в казаки в чине сына боярского — то есть поставил его выше сотника. И с этой поры началась у Федора Иоанновича и его семьи беспокойная перекочевка от зимовья к зимовью, из острога в острог, с волока на волок — туда, куда назначали его якутские воеводы приказчиком — ответственным за сбор ясака в казну царя Алексея Михайловича. Жили они то на Вилюе и Алдане, то на Олекме, пока не был назначен Федор Иоаннович в верховья Лены на Чечуйский волок.

Вот здесь-то и обрушились на род Козыревских первые удары судьбы, и повисло проклятие над ними, переходя из поколения в поколение, пока не низверглась вся лавина этих несчастий, приписанных всему роду на столетия, на одного Ивана, внука Федора Иоанновича…

А началось все с того, что постоянная нехватка денег в семье подтолкнула Федора Иоанновича к мысли заняться кое-какой торговлей, в первую очередь казенным вином. И… проторговался казак — долг за ним скопился огромный по тем временам — 50 рублей — пятилетнее жалованье. Заплатить его было нечем. Над семьей нависла угроза долговой расправы. А тут еще и дети, выросшие при кабаке, пристрастились к чарке с хмельным. Особенно старший, Петр. Федор Иоаннович, в надежде, что семья облагоразумит сына, женил Петра. В 1690 году родился Иван… Но Петр не только не бросил пить сам, он пристрастил к вину и жену Анну. Через год родился у них еще один сын — но и он не внес особых перемен в жизнь своих родителей.

И тогда Федор Иоаннович решился на последнее средство — он бил челом якутскому воеводе, чтобы тот отпустил его по старости в монастырь, а на его место взял бы сына Петра. Бессилен оказался Федор Иоаннович перед пороком сына и теперь надеялся лишь на то, что суровая казачья служба исцелит Петра, вернет его к трезвой жизни…

Воевода внял просьбе Федора Козыревского и приказчиком Чечуйского волока стал Петр Федорович, а отец его постригся в монахи и стал теперь иноком Авраамием. Но это было все, что смог сделать Козыревский-старший, — остальное осталось по-прежнему. И продолжалось до 1695 года, пока на богомолье, в заимке Киренского Троицкого монастыря, в пьяной драке не убил Петр Федорович жену свою Анну и не бежал с малолетними детьми от суда и следствия в глухую тайгу верховий Лены…

Наступило страшное время для них всех — семья влачила жалкое, полуголодное существование. Петр был лишен чинов и исключен из казачьих списков — клеймо «убийца» было выжжено теперь на его имени, чести и совести… Вот тогда и началось прозрение Петра. Позднее, тяжелое, страшное…

А тем временем уже и до Москвы докатилась эта весть о грехопадении сына боярского Петра Федоровича. Из Сибирского приказа писали: «Буде явится, что он без причины ее убил и в том повинится, и за то его казнить самово смертью, велеть повесить в той же монастырской заимке, а буде по розыску явится, что он убил жену за какое воровство и его смертью не казнить, бить нещадно, что он, не бив челом, самовольно жену свою убил…»

Не выдержав таежного заточения, Козыревский пришел в Якутск с повинной. 2 июля 1700 года воевода Траурнихт начал производить расследование этого убийства, и свидетели единодушно показали, что во всем виновата была сама Анна, ее пьяное буйство и неистовство.

Третьего июля пытали Петра. А на следующий день был вынесен приговор — бить Петра Федоровича кнутом на торговой площади Якутска, а затем отпустить на свободу под ручательство казаков.

Что ожидало его теперь? Трудно сказать. Возможно, что он и сам этого не знал. А тут и подвернулся сотник Тимофей Кобелев, назначенный приказчиком Камчатки на смену Потапу Серюкову. Козыревские, известные грамотеи, были в чести у казаков, и потому с согласия Кобелева 28 июля 1700 года рождается под пером опального Петра Федоровича эта челобитная царю Петру, сыну покойного Алексея Михайловича.

«Великому государю, царю и великому князю Петру Алексеевичу всея великия и малыя и белыя Руси самодержцу бьет челом холоп твой, неверстанный казак Петрушка Козыревский. Милосердный великий государь, царь и великий князь Петр Алексеевич всея великия и малыя и белыя России самодержец, пожалей меня, холопа своего, вели, государь, меня в Якуцком поверстать в казачью службу на убылое место и послать меня послужить тебе, великому государю, на новую Камчатку реку. Великий государь царь, смилуйся».

Пока челобитная шла в Москву и возвращался ответ в Якутск, воевода Траурнихт на свой страх и риск принимает решение — не послать, а сослать Козыревских на Камчатку. Без всяких средств к существованию, ибо положенный казаку для похода аванс был конфискован у Петра воеводой для погашения старого долга Федора Иоанновича…

В сентябре 1700 года отряд сотника Тимофея Кобелева вышел в дальний путь на край земли, и лишь летом 1701 года пришли камчатские казаки в долину древней реки Уйкоаль, которая звалась теперь Камчаткою и где заложил в 1698 году атласовский казак Потап Серюков первое русское поселение на полуострове — Верхнекамчадальский, или Верхнекамчатский, острог.

Петру Федоровичу выпала немалая честь — он возводил укрепления второго острога — Нижнекамчатского, откуда шли казаки собирать ясак для царя по окрестным рекам и восточному побережью Камчатки. Он первым вышел и на реку Коль, которую затем сын Иван назовет в честь отца Козыревкой. И большая жизнь суждена была в будущем Нижнекамчатску. Но не узнал об этом Петр Федорович — в 1704 году он отправился сопровождать с приказчиком Зиновьевым государев ясак в Якутск, а на обратном пути «в Камчатку» вместе с новым приказчиком Федором Верхотуровым-Протопоповым, выйдя уже на восточное побережье Камчатки, узнали от местных коряков о небольших морских островах, богатых моржовыми кортами — лежбищами, и пошли в море открывать для России новые земли, и… не вернулись назад Верхотуров и Козыревский с товарищами. А острова те так с той поры и зовут на Камчатке Верхотуровыми…

После смерти Петра Козыревского камчатским приказчиком Василием Колесовым поверстан на «убылое» место пятнадцатилетний Иван, и в тот же год большой отряд казаков во главе с пятидесятником Ламаевым был послан приказчиком на юг Камчатки, в «Курильскую землицу». «Землица» эта занимала огромную часть полуострова — почти до реки Большой на западе и Авачинской губы на востоке. Населяли ее воинственные племена курилов — потомков двух народов: айнов и ительменов. Сами себя они называли «кура» — человек. В 1706 году одна из групп ламаевского отряда под командованием казака Михаила Наседкина вышла на Камчатский Нос — мыс Лопатку, — и отсюда увидели русские землепроходцы, что и дальше в море, на полдень от Носа, через «перелив» лежит неведомая земля.

Мы пока не знаем, но, может быть, был среди этих казаков и юный Иван Козыревский… Тогда многое можно было бы понять в его последующих поступках, даже то, что и по сей день еще не объяснено.

А в 1707 году приказчиком Камчатки становится Владимир Владимирович Атласов. Почти десять лет, со времени своего знаменитого похода, не был он больше на этой земле, присоединение которой к России обессмертило его имя и осыпало самого Атласова царскими милостями. Ему был жалован чин главного приказчика Камчатки и немалая по тем временам награда — набрать товаров на сто рублей. Сумма большая — если помните, то лишь половина ее превратила в кошмар жизнь целого семейства Козыревских на Чечуйском волоке. Столь же роковыми оказались эти деньги и для самого Атласова — он всласть погулял на них, возвращаясь в Якутск, пограбил со своей вольной ватажкой дощаники — баржи купеческие, так что после этого в Якутске не почести ожидали разбойного атамана, а суд да тюремные нары.

Спасло Владимира Владимировича лишь то, что привез он тогда с Камчатки в Москву настолько богатый ясак, что ни один из последующих камчатских приказчиков не в силах был перекрыть этих его «сороков»… А царь ждал от Камчатки многого — ведь шла Северная война, врастал в невские болота Санкт-Петербург, гремели пушки, и шли открывать для России ворота в Балтийское море русские полки… Царю необходимы были эти драгоценные меха, чтобы покупать, создавать, копить силушку немалую, богатырскую. А их давала только Сибирь. А потому так много надежд возлагал государь на Камчатку. Это-то и спасло Атласова от тюрьмы — ему велено было возвращаться «в Камчатку» и вину свою перед царем искупить службой верной, ясаком богатым, землями новыми… Но все это предоставлялось ему на самых жестких условиях. Вот читаем у Крашенинникова:

«… В помянутом же 1706 году Атласов освобожден из-под караулу и отправлен из Якутска на Камчатку прикащиком с теми же преимуществами, которые даны ему были в 1701 году, чтоб иметь ему полную власть над служилыми, и винных, смотря по делу, батогами и кнутом накапывать; а велено ему прежнюю свою вину, что учинил разбой, заслужить, и в приискивании вновь земель и неясашных людей оказать крайнюю ревность, обид и налогов никому не чинить, и против иноземцев не употреблять строгости, когда можно будет обойтись ласкою, в противном случае и смертная казнь ему предписана».

И в 1707 году появляется Атласов на Камчатке, чтобы в точности исполнить царский указ и заслужить прежнюю милость царя.

Но сделать это было непросто. Из первого камчатского похода Атласов действительно привез немало. Но ведь он и был первым — ему не налог платили, а дарили ительмены и курилм — коренные жители полуострова — шкурки соболей, лисиц, морских бобров в знак уважения и дружбы, доверия и мира. Местные жители до прихода Атласова никогда и не добывали Пушных зверей — потому что этот мех не представлял здесь никакой практической ценности — и дарили щедро, отдавая, может быть, все, что было запасено у них для украшений или что специально добыли для своего белого друга и его собратьев. Атласов прошел немало камчатских верст, и везде его встречали гостеприимно, с открытым сердцем и одаряли тоже от всей души… И возвращался с Камчатки Атласов, не отражая по пути нападений воинственных северных племен, и ни одна шкурка не была похищена. или отбита у него в тундре коряками или чукчами…

Но теперь времена были совсем не те, хоть и прошло с тех пор всего лишь каких-то десять лет.

Северная дорога была почти полностью перекрыта. Коряки, истребив отряд сына боярского Верхотурова-Протопопова в 1705 году; напали вслед за этим на отряд служилого Шелковникова, осадили Акланский острог и держали его в плотном кольце до следующего года, пока к чуть живым от голода акланцам не пришли на выручку казаки из Анадырской крепости.

Не была уже спокойной и сама Камчатка. Центральная ее часть — долина реки Камчатки, где Атласов и заключил в свое время договор о дружбе и вечном союзе С Россией с верховным вождем-тойоном Камчатки Иваром Азйдамом, — была по-прежнему мирной. Но совсем другая картина была на побережьях полуострова и на юге.

Авачинские камчадалы не признавали ничьей власти — ни Азйдама с Уйкоаль-реки, ни Петра… Курилы были то в дружбе с русскими, то нападали на отряды сборщиков ясака… На Западной Камчатке также один год не был похож на другой — если на Гыг-реке (с той поры и по сей день она зовется Воровской) жил разбойный, непокорный, бунтарский люд и казаки в здешних местах не столько о сборе ясака радели, сколько о сохранении «живота» своего, то на других реках казаков встречали где с почетом, где со страхом, но везде с миром…

Так что ситуация была очень даже не простая уже сама по себе, а тут еще царская воля! Поэтому приказчик нервничал, да и тюрьма якутская озлобила Атласова против людей достаточно. И потому, не разбираясь особо в тонкой политике камчатских казаков о замирении с воинственными курилами (а сам Атласов утверждал в свое время, что это самое воинственное племя Сибири) и проторении дороги к Носу для плавания к «незнаемой» земле за «переливами» и «приводу под высокую державную руку новых ясашных плательщиков», пошел Атласов на юг военным походом, чтобы напомнить курилам о былом и заставить подчиниться если не воле своей, то силе… Да, он перестал быть стратегом и дипломатом, думал лишь о том, как вернуть прежнее расположение к себе царя Петра и думного дьяка Винниуса из Сибирского приказа, а Камчатка не была уже прежней, и думать нужно было прежде всего об этом…

И закатилась в том походе былая слава Атласова-атамана. Не принес ничего хорошего ни русским, ни курилам тот поход — столкнулись между собой две силы, и четыре года не было больше между ними мира. И р каких новых землях могла пойти речь, когда русские не способны оказались удержаться даже на реке Большой — дважды за эти годы укреплялись они в Большерецком остроге и дважды сравнивали острог с землей курильские воины.

Так что не только прибавки ясачной не получил на Камчатке приказчик Атласов, но и «смуту великую» здесь посеял и настроил против себя не только камчадалов, но и казаков камчатских.

И не остановился на достигнутом — дело дошло до того, что казак Данила Беляев всенародно обвинил Атласова в присвоении им черно-бурой лисицы, которая по царскому указу принадлежала казне, — приказчик, рассвирепев, зарубил палашом казака.

Не в бровь, а в глаз было то обвинение — за 1707 год «скопил» Атласов 1200 соболей, 400 красных лисиц, 74 морских бобра…

Возненавидели на Камчатке Атласова крепко. Он отвечал всем тем же. А особенно почему-то невзлюбил молодого Ивана Козыреве кого — не раз в «смыках» (кандалах) его в казенке под караулом держал, порол до крови в непонятной звериной злобе своей. Что же хотел выбить-вытравить из непокорного отрока Атласов? Не мечту ли заветную о походе за «переливы», ту самую, что таил в себе и Атласов, надеясь заплатить царю открытием новых земель за все свои злодеяния и преступления, совершенные теперь уже на Камчатке.

Но неужели столь уж опасен был для Атласова какой-то мальчишка? Вполне возможно, даже очень опасен — ведь Козыревский был обучен грамоте. Может быть, это был единственный грамотный на весь полуостров, и через него, стало быть, проходили все бумаги, а значит, он мог знать и о царском указе и мог бы при случае разжечь казаков на смуту и поход… Атласов же придерживал острова про запас. Потому, видно, и прятал он в казенке от казаков несносного мальчишку-грамотея.

В конце 1707 года казаки, возмущенные правлением Атласова, сместили его с приказа, арестовали и посадили в тюрьму, но, обманув всех, тот бежит из Верхнекамчатского острога, где была приказная изба, в Нижнекамчатский и, затаившись, живет теперь здесь без власти и уважения. Приказчиком же был избран пятидесятник Ламаев, тот самый, который водил казаков в поход на курильские земли.

Но теперь путь на Камчатский Нос закрыт — курилы настроены были враждебно. Да и казаков не разжечь на этот поход — слишком уж рискованная затея. Нужно было ждать своего часа…

В 1710 году на Камчатку один за другим прибывают еще два приказчика. И себе же на погибель они, как и Атласов, были алчными, жестокими, творящими произвол и беззаконие. Что-то неописуемое происходило в это время на Камчатке — приказчики друг друга не признавали и ненавидели, каждый из них стремился набить свои собственные дорожные мешки дорогой пушниной и всячески помешать сделать то же самое другому, стравливали между собой камчатских оседлых (кто уже здесь и семьями обзавелся) и пришлых из Якутска казаков — для оседлых весь этот разбой приказчиков мог обернуться местью камчадалов, а пришлым терять было нечего — урвали побольше да ушли себе обратно в Якутск… Но в конце концов всеми этими сварами, стычками да науськиваниями подписали приказчики сами себе смертный приговор. В январе 1711 года верхнекамчатские казаки снова поднялись на бунт, приговорив всех троих ненавистных им приказчиков к смертной казни. Справив кровавую тризну в Верхнем остроге, они отправились в Нижний — за Атласовым.

И вот на этом их пути и встретился возвращающийся из Нижнекамчатска и ничего не знающий еще о бунте Иван Козыревский. Он тут же был арестован, ограблен, хорошенько избит за сопротивление и насильно захвачен бунтовщиками с собой в Нижний острог.

Тут-то ненависть Козыревского к Атласову перевесила на чаше весов, и обиды на верхнекамчатцев за грабеж и побои показались мелочью по сравнению с тем, что он может теперь сполна отомстить Атласову за все его прошлые злодеяния. Так Иван Козыревский примыкает к бунту, против своей воли подчиняясь неистовой силе того неподвластного ему рока, который управлял уже его судьбой и толкал на такие поступки, изменить которые никто уже был не в силе. И более того — нижнекамчатские события будут теперь разворачиваться по его, Козыревского плану: бунтовщики войдут в дом к Атласову с лжечелобитной, написанной Иваном, и, когда Владимир Владимирович возьмет ее в руки, чтобы прочесть, это и послужит сигналом для выбранного заранее палача…

Теперь никто не стоял уже на пути Ивана к его тайным замыслам. Обеспечена была и дальнейшая поддержка казаков: обагрив свои руки кровью, бунтари задумывались теперь о том, что их ждет за все это и ни последует ли указ царя о смертной казни для них самих за учиненный в Камчатке разбой. Тяжелые были эти мысли, и нетрудно было подсыпать на эти угли пороху. И потому все, кто был причастен к бунту, точно за соломинку, ухватились за этот давно вынашиваемый избранным ими есаулом Козыревским план замирения с курилами и похода за «переливы» к «незнаемым» землям.

Тогда же царю была сочинена и послана челобитная, в которой казаки уверяли, что приказчики камчатские убиты за то, что не позволяли казакам выполнить указ Петра об открытии новых земель за Камчатским Носом, и клялись, что не пожалеют сами живота своего и присоединят к владениям России эти острова.

1711 год. 26 сентября.

«Державнейший царь, государь милостивейший! В нынешнем 711 году, в Верхнем и в Нижнем в Камчадальских острогах, прежде бывшие прикащики от нас, рабов твоих, побиты, а за что они, прикащики, побиты, и в той своей страд-ничьей вине подали тебе, великому государю, за руками две челобитные в Верхнем Камчадальском остроге прикащику служилому человеку Алексею Александровых апреля в 12 день. И за такую свою страдничью вину пошли мы, раби твои, вышеписанного месяца из камчадальских острогов служить тебе, великому государю, на Большую реку, умирять изменников, которые в прошлом 707 и 710 годах тебе, великому государю, изменили и ясачное зимовье и острог на Большой реке сожгли, а твою, великого государя, сборную ясачную казну разграбили и прикащика со служилыми людьми побили…

…А в прошлом, государь, в 706 году, будучи в Камчадальских острогах, прика-щик Василий Колесов посылал в поход служилых людей в Курильскую землю для умирительства на немирных иноземцев. И будучи служилые люди в Курильской земле, от Курильского острогу видели за переливами землю по Пенжескому морю, на той земле не были, и, какие люди тамо прибывают и какую битву имеют и какими они промыслы промышляют, про то они в достаток, служилые люди, сказывать не знали. А в нынешнем, государь, в 711 году мы, раби твои, с Большой реки, августа с 1 числа, в ту Курильскую землю край Камчадальского Носу ходили, а где прежде служили люди у Курильского острогу были, и от того их места до самого краю Камчадальского Носа 2 дни ходу, и с того Носу мы, раби твои, в мелких судах и байдаром за переливами на море на островах были и до той земли доходили, где велено нам, рабам твоим, по твоему, великого государя, указу, проведать и дать той земле особый чертеж. И будучи мы, раби твои, за первым переливом на первом берегу, на усть Кудтугана реки, те курильские мужики, скопився в многолюдстве, дали с нами бой крупной. И к бою ратному тамошние курильские мужики досужи, и из всех иноземцев бойчивее, которые живут от Анадырского по Камчатскому Носу. И божиею помощью, у них, курильских мужиков, 10 человек побили, а иных многих испереранили и 3 карбаса морских у них отбили. И на том их острову соболей и лисиц не живет и бобрового промысла и привалу не бывает, и промышляют они нерпу, а одежду на себе имеют от нерпичьих кож и от птичьяго перья».

Но этого показалось мало, и в «отписку» лихо присочинили — проверь-ка, дескать: «А за другим переливом на другом острову, на Ясовилке реке, живут иноземцы езовитяне, и собралось их многое число, а бою с нами они не дали, а чрез толмач под твою высокосамодержавную руку ласкою и приветом призывали. А они, иноземцы, нам, рабам твоим, сказали, что мы здесь живучи ясаку платить никому не знаем, и прежде до сего с нас ясаку никто не бирывал, соболей и лисиц не промышляем, промышляем де мы бобровым промыслом в генваре месяце, а которые де у нас были до вашего прихода бобры, и те бобры испроданы иной земли иноземцам, которую де землю видите вы с нашего острова в полуденной стороне, и привозят де к нам железо и иные товары, кро-пивные ткани пестрые и ныне де у нас дать ясаку нечего, а впредь ясак тебе, великому государю, платить хотят ли, про то нам, рабам твоим, не сказали. И стояли против нас своим великим войском изоружены, на битву с нами были готовы. И мы, раби твои, стояли на той их земле двои сутки, а дать бою с ними за своим малолюдством и за скудостию пороховую не посмели и себе от них опа-сли. И с той их земли мы, раби твои, в новопостроенный земленой острог на Большую реку пришли сентября в 18 числе и тому, государь, учинили за руками чертеж. И ныне мы, раби твои, против твоего, великого государя, указу, каков был дан указ прежде бывшим при-кащиком и проведении в Курилской земле в Камчадальскому Носу на море за переливами землю проведали. А которых прошлого 710 году, мы, раби твои, Апонского государства жителей у немирных иноземцом на Жупановской реке по бобровому берегу отбили, и они сказывают, что де от вышеупомянутой дальней земли, которую землю в полуденной стороне видите на море близь де Матмайс-кого города и Апонского государства, и об том Матмайском и Апонском государстве радетельное свое тщание к службе твоей, великого государя, мы, раби твои, приложим и чрез дальнюю видимую землю проведать впредь обещаемся.

…Вашего величества нижайший раби служилые люди: Данило Яковлев сын Анцифоров, Иван Петров сын Козы-ревской…»

Но грехи земные цеплялись уже за Козыревского, точно колючие семена череды: на допросе одного из бунтарей-первопроходцев, Григория Переломова, появилась эта вот, тоже впоследствии роковая для Ивана Петровича, запись: «.. де он, Григорей, с убойцами своими со служилыми людми написали великому государю в челобитной своей и в чертеже, что были на другом морском острову, и то де они, Григорей с товарищи, написали в челобитной и в чертеже своем ложно» (Памятники Сибирской истории. Т. 2. С. 536).

Не были они на Парамушире — и весь сказ. Думали, что канет выдумка в Лету, но не получилось. Хотелось повторить поход летом 1712 года, покорить недоступные острова и дойти до «Апонского» государства, как царю своему в том клялись, но пошел зимой 712-го Данила Яковлевич Анциферов с большим отрядом большерецких казаков в поход на авачинских камчадалов, чтобы привести и этих непокорных «иноземцев» под «высокую руку» Петра, да заманили его с товарищами хитростью авачинцы и погубили всех до единого… Так что не с кем было Козыревскому идти на Курилы — большерецкому гарнизону самому бы удержаться здесь, на границе с «Курильской землицей».

А тут и приказчик Колесов прибыл на Камчатку из Якутска с наказом провести со всей строгостью следствие по камчатскому бунту и казнить «смертию» всех повинных в убийстве приказчиков. И открылась тогда вся правда о курильском походе. Но оценил по достоинству значимость этого землепроходческого подвига Василий Колесов. Сам он только что вернулся из Москвы, где был царем за службу верную, за ясак богатый, доставленный самолично Колесовым в столицу, за вести добрые о землях «незнаемых», лежащих в полуденной стороне от Камчатского Носа, жалован во дворяне по «московскому списку» и награжден щедро. А тут, на Камчатке, — пожалуйста! — курилы, от которых сам Колесов получил в 1706 году богатый ясак только после похода Ламаева, сейчас сами платят исправно. Чья заслуга? Есаула Козыревского «со товарищи». И острова те морские ими же и открыты, чертеж «учинен». Так что не казнить, а миловать нужно, награждать и продолжать начатое дело — дойти походом до «Апонско-го» государства, как то Козыревский и предлагает. А что до «смертоубийства», то приказчики покойные своекорыстия ради забыли о долге своем перед истекающей кровью и потом земле Русской, радея о своем богатстве, а не о казне государевой. И нахапали изрядно — при разделе их имущества каждому из 75 бунтовщиков выпало из той добычи по 60 соболей, 20 красных лисиц и по два бобра. Потому Колесов суд свой вершил так — приказал выдать ему для казни лишь тех, кто исполнял приговор и чьи руки потому были обагрены кровью. Тех он и казнил. А остальных, частью поротых, частью клейменных и штрафованных, послал с оштрафованным же Козы-ревским в новый поход на Курилы.

Тринадцатого апреля 1713 года на небольшом морском судне отряд из 55 служилых, 11 камчадалов и японца Сана, судно которого в 1710 году заброшено было штормом на Камчатку, отправился в море. Вот теперь и был покорен Пара-мушир, Онекотан, собраны первые сведения о других островах гряды, о Японии, составлен чертеж островов и привезен Василию Колесову подробный «доезд» (корабельный журнал), которым потом пользовались Миллер, Евреинов, Шестаков, Беринг, Крашенинников, Кириллов, Страленберг…

«Ученые не только проявили огромный интерес к материалам Козыревского, но и полностью доверяли им» (Дивин В. А. Русские мореплавания на Тихом океане в XVIII веке. М., 1971. С. 29). То есть Иван Петрович исправил допущенные им ошибки и более уже не повторял их.

Это было огромное открытие тех лет, и потому не было нужды преувеличивать его значимость — да и дело по бунту закончилось почти для каждого из них благополучно.

Но не знал, не догадывался, не подозревал и не предполагал Козыревский, что все еще для него только начинается и пойдут теперь годы, помеченные в календаре его великой судьбы черными метками того родового проклятия.

Жадность камчатских приказчиков была известна. И потому есть все основания сомневаться в том, что лейтмотивом камчатской трагедии была эта самая ненасытная жадность приказных людей. В те годы, как мы знаем, сибирская пушнина определяла во многом могущество Государства Российского, потому не мудрено, что именно она же, мягкая рухлядь, определяла в самой Сибири имущественные дела не только властвующих, но и всех остальных, живущих здесь. Поэтому мнение историка Окуня, который считает, что одной из причин камчатского бунта был протест казаков не против самого факта накопительства приказчиками мехов, а против несправедливого раздела этих «трофеев» между всеми, достаточно верное. Но тогда мотивы бунта видятся уже совсем под другим углом зрения. И нужно признать, что совсем не малую роль в этих событиях сыграли и эти «незнаемые» острова — то есть возможность списать самый тяжкий грех открытием и присоединением к России новых земель.

Мы не знаем, как сложились на Камчатке личные дела следующих после казненных приказчиков — Василия Севастьянова и Василия Колесова. Один был страшно перепуган бунтом и поспешил убраться с Камчатки подобру-поздорову, а второй был занят следственными делами, так как одновременно с делом Козыревского с товарищами он рассматривал еще одно — о самовольном захвате власти в Верхнекамчатске казаком Константином Киргизовым (кстати, смягчающих обстоятельств в деле Киргизова Колесов не обнаружил и приказал его казнить)…

Но на смену Колесову пришел Иван Енисейский, а он-то всего за год правления собрал для себя здесь преогромную дань: 6000 соболей (150 сороков), 1070 лисиц и 200 бобров. Чтобы представить все это, давайте сравним «трофеи» Енисейского с ясаком, доставленным в Москву Василием Колесовым, — тот привез Петру 88 сороков и 14 соболей (3534 штуки), 5 черно-бурых лисиц, около 900 сиводушек и простых лисиц, 93 морских бобра. Так что куда там царю Петру до Ивана Енисейского! И куда там подавно Владимиру Атласову, убитому якобы за. припрятанную чернобурку и награбленные 30 сороков соболей, четыре сотни лисиц и 74 морских бобра!.. Но ведь Енисейский ушел с Камчатки не только живым, но и в паре с «правдоискателем» Колесовым, который год еще жил на Камчатке, дожидаясь Енисейского, не рискуя пробиваться одним своим отрядом через опасную корякскую тундру. К слову сказать, я не думаю, что Енисейский любил делиться — что-то непохоже.

И совсем уж, казалось бы, нестерпимым был приказчик Алексей Петриловский, пришедший на Камчатку в 1715 году. Но и здесь до нового «смертоубийства» дело тоже не дошло. Почему? Наверное, потому, что грехи теперь покрывать было уже нечем. Так что, безусловно, Курильские острова сыграли в той печальной истории далеко не последнюю роль, особенно, конечно, в решении самого Ивана Петровича Козыревского о присоединении к отряду Анциферова. И потому это вот новое время на полуострове, без мятежей и бунтов, по-новому высвечивает и эту связь двух великих исторических фигур — Атласова и Козыревского, и то, что гордиев узел их противоречий был завязан все же на этих вот островах, и узел этот можно было только разрубить — иной развязки, по-видимому, не видел ни тот, ни другой. Впрочем, это уже другой сюжет.

Вернемся к приказчику Петриловскому. Он «процарствовал» два года, и каждый день его правления был подчинен одной только цели — скопить как можно больше пушнины. Петриловский не стеснялся в средствах: узнав, что отряд Колесова — Енисейского разгромлен в Аклане коряками, он выменивает у них часть отбитого ими у казаков ясака и присваивает его. В руках приказчика была и камчатская торговля. Цены он сразу вздул такие, что народ волком взвыл. За фунт табака, например, требовал 60 соболей — и попробуй откажись, не купи, когда есть указ царский…

Но и этого ему было мало — в своих мечтах он прибирал к рукам и мягкую рухлядь, накопленную на Камчатке старожилами казаками. Нужен был только повод. Но тот, кто ищет его, всегда найдет — и в числе самых первых жертв Петриловского оказался Козыревский. Петриловский обвиняет его в смерти трех камчатских приказчиков и начинает новое следствие по этому делу. И тщетно пытается доказать бывший есаул, что за участие в убийстве Атласова разбирался уже по его делу приказчик Колесов и снял вину за мореходческий подвиг, совершенный во славу России. Но Колесов был мертв. Да и наплевать было Петриловскому на то, оправдан или нет Козыревский, убивал тот или не убивал приказчиков. И на дыбе, и на правиле, и прижигая тело казака каленым железом, и срывая щипцами ногти с пальцев, он требовал только одного признания:

— Укажи, где твои потайные амбары с пушниной… После Енисейского ты оставался за приказчика, и, как нам известно, занимался ты здесь грабежом… Знаем, что привез ты и с тех полуденных островов…

И вслушивался, не слетит ли с запекшихся губ его жертвы желанное слово. Дождался-таки Петриловский — открыл Козыревский часть своих тайников. Но Петриловский и в мыслях не имел отпустить на свободу своего узника — знал незаурядные его способности разжигать людские сердца гневным и страстным словом своим. Боялся Петриловский, что и его может постичь участь тех, следствием по убийству которых он якобы занимался.

Но где-то дал промашку приказчик и не успел довести до конца задуманное — Козыревский дал обет постричься в монахи, и пришлось выпускать его на волю.

Так стал Иван Козыревский иноком Игнатием.

А Петриловский разорял уже других и скоро имел в своей собственности 5669 соболей, 1545 красных и 161 сиводушных лисиц, 169 выдр, 207 морских бобров и, кроме того, огромное количество меховых лоскутов и меховой одежды.

И главную долю всех этих богатств он «вымучил» из казаков, применяя кнуты, батоги, пытки, заковывая в кандалы и забивая в колодки, сажая в тюрьму…

Так что чувствовал себя Петриловский на Камчатке как рыба в воде и не очень-то боялся «охочих до бунтов» казаков-камчатцев. Это-то и странно… А впрочем — еще раз вспомним, что Курильские острова уже были открыты…

Но возмездие все же пришло. Правда, со стороны. В 1716 году на лодии «Восток» казачий пятидесятник Кузьма Соколов и мореход Никифор Тряска проторили дорогу из Охотска в Большерецкий острог по Охотскому морю. Узнав на Камчатке о всех злоупотреблениях пятидесятника Петриловского, Соколов сместил его с должности, посадил под караул, а имущество конфисковал в казну. На следующий год бывшего приказчика на лодии доставили в Охотск, а оттуда отправили на суд в Якутск.

Вероятно, не последнюю роль в этом смещении ненавистного Петриловского сыграл и инок Игнатий. Не случайно же, что в 1717 году он прибирает к своим рукам духовную власть над всей Камчаткой, собирает своих друзей по несчастью — насильно, как и он, постриженных в монахи, разоренных и доведенных до отчаяния Петриловским — и строит недалеко от Нижнекамчатска, на реке Ключевой у Горелой Сопки, Успенскую пустынь. Здесь монахи выращивают ячмень и рожь, в устье реки Камчатки, на островах, была устроена у них заимка и солеварня. Сам Козыревский в 1718 году получает от якутского архимандрита клобук и рясу, то есть утверждается духовным приказчиком Камчатки.

И потому он снова в центре всех событий, происходящих на полуострове.

А здесь многое изменилось с тех пор, как была открыта морская дорога на Камчатку. Во-первых, ясак теперь беспрепятственно поступал в казну. Во-вторых, наладилась регулярная доставка на Камчатку продовольствия и боеприпасов. В-третьих, приказчики менялись аккуратно в срок — с очередным приходом казенного судна из Охотска.

Казалось бы, все это должно было способствовать тому, чтобы поступление ясака из Большерецкого порта в Охотск год от года возрастало. Напротив, количество его резко упало. Оно и понятно — пушной зверь на Камчатке был уже основательно повыбит. Но якутскому воеводе до этого не было дела, и он слал на Камчатку приказчиков со все новыми и новыми инструкциями, полагая, что ясак уменьшается только из-за казачьего нерадения и воровства, а также из-за нежелания камчадалов платить царю пушной налог по «причине природной склонности к бунтам и разбоям». Потому-то в этих инструктивных наставлениях рекомендовалось проводить в отношении «инородцев» политику «кнута и пряника» — защищать от обид и разорения казачьего, с одной стороны, а с другой — «сыскивать в ясак захребетчиков и подростков».

То есть политика эта прежде всего была направлена против «домовитого», выражаясь языком Дона, камчатского казачества, против старожилов, против тех, кто породнился уже с местным населением. И эта политика, естественно, порождала свои плоды.

В 1718 году приказчиком одного из казачьих острогов был назначен Василий Качанов. Первое, что тот сделал, — выпустил на волю заложников-аманатов Купку и Киврю с реки Воровской, и они тотчас подняли и возглавили бунт… Затея стоила немалых жертв с обеих сторон, и потому приказчик был отстранен казаками от должности, сам посажен в аманатскую казенку и «мучен вилами».

Прибывший на место Качанова сотник Максим Лукашевский доносил в 1720 году в Якутск, что он живет «в великом сомнении для того, что они возмутители и «мятежники в указе великого государя не берегут», что казаки на Камчатке и прежде убивали прикащиков, мучили и арестовали Алексея Петриловского, мучили в 1719 году сына боярского Василия Качанова и едва не заморили его в аманатской казенке и что если возмутителей не переселить из Камчатки, то и впредь они будут отказывать прикащикам в повиновении и будет в службе великого государя всякое непоспешание…» (Андриевич В. К. История Сибири. Ч. 2. СПб., 1889. С. 113).

Как видите, очередная зацепочка за убийство Атласова. И читаем там же далее: «Лукашевский указывал на монаха Игнатия Козыревского как на ловкого коновода всех возмущений камчатских казаков. По его извету Козыревский был допрошен в 1720 году сотником Иваном Уваровским и отправлен затем в Якутск».

Академик Берг в своем труде «Открытие Камчатки и экспедиции Беринга» акцентирует внимание на причине очередного ареста Козыревского и нового следствия по забытому уже делу: «…в 1720 году мы его застаем в Большерецке… Здесь Игнатий, будучи на постоялом дворе, повздорил с одним служилым человеком, укорявшим его, что от него де и прежние приказчики на Камчатке убиты. На это монах Игнатий говорил такие возмутительные и похвальные (т. е. наглые) речи: «Которые де люди и цареубийцы, и те живут приставлены у государевых дел, а не великое дело, что на Камчатке прикащиков убивать». Отправляя за эта слова Игнатия за караулом в Якутск, закащик Камчатского наряду (так назывались управители, назначавшиеся по острогам приказчиками) Максим Лукашевский в своей отписке якутскому ландрату Ивану Ракитину прибавлял: «А от него монаха Игнатия на Камчатке в народе великое возмущение. Да и преж сего в убойстве прежних прикащи-ков Володимера Атласова, Петра Чирикова, Осипа Лилии а он монах Игнатий был первым, да и в отказе Алексея Петриловского и Василия Качанова от приказов возмутителем был он же, монах Игнатий Козыревский».

Добавим только, что и этот сотник Лукашевский за злоупотребления своей властью на Камчатке позже будет отдан под суд. Так что враги у Козыревского на Камчатке пока одни и те же.

Следствие было закончено в пользу Козыревского. Более того, в награду за курильский поход он получил 10 рублей — годовое казачье жалованье — и был определен строителем Покровского монастыря около Якутска (Слюнин Н. В. Охотско-Камчатский край. Т. 1. С. 27). Одно время Козыревский даже замещал архимандрита Феофана в монастыре — то есть был в чести.

Но в 1724 году вследствие ревизии сибирских дел, вызванной преступлениями Гагарина (бывшего губернатора Сибири. — С. В.), всплывает опять дело о камчатском восстании 1711 года. Козыревский был посажен под стражу, но бежал и подал якутской воеводской канцелярии челобитную, что он знает пути до Японского государства и просит отправить его по тому делу в Москву. В 1726 году в бытность Беринга в Якутске к нему явился монах Игнатий с чертежами и развил ему свои планы насчет Японии, но Беринг нашел их несостоятельными и даже отказал Козыревскому в его просьбе быть принятым в экспедицию. Затем предприимчивому монаху удалось в следующем году устроиться в партию казачьего головы Афанасия Шестакова, отправлявшегося на северо-восток Азии «для изыскания новых земель и призыву в подданство немирных иноземцев». Козыревскому было поручено плыть вниз по Лене и выйти в море для открытия земель против устья этой реки. В Якутске Игнатий построил за свой счет судно «Эверс» и на нем в августе 1728 года отправился вниз по Лене… Козыревский дошел на «Эверсе» до Сиктаха на Лене и здесь зазимовал, «Раньше историки ошибочно считали, что в 1728 году Козыревский до океана не дошел и зимовал в Сиктахе на Лене. Из новых свидетельств явствует, что до зимовки в Сиктахе «Эверс» побывал «на Северном море окиане». В январе 1729 года Игнатий вернулся в Якутск, и весной судно его изломало льдом», — так описывает этот период в жизни Козыревского академик Берг.

Период очень тяжелый, когда тень Атласова снова заслонила ему путь в полуденные страны, к «Апонскому» государству. И «Эверс», как указывают многие исследователи, снаряжался Козыревским для плавания через Северный Ледовитый океан в Тихий — на Камчатку, Курилы и в Японию… Но судно было отобрано у Козыревского и приписано к экспедиции как казенное. Тут еще незавершенное следствие, которое тоже неизвестно чем для него может кончиться… Так что период этот был очень даже тяжелый. И когда Игнатию стало окончательно ясно, что пути на Камчатку из Сибири у него нет, что сибирские власти не забудут и не простят ему камчатских бунтов, он отправляется в Москву, к императрице Анне Иоанновне, за поддержкой.

Его встретили с почетом — в «Санкт-Петербургских ведомостях» появляется даже сообщение о первооткрывателе Курильских островов. Ему оказываются милости и даже уже поговаривают о возможности экспедиции в Японию, об организации которой и хлопочет Игнатий.

Но… «он пожаловался на тобольского митрополита за то, что тот его послал в «Учрежский монастырь на безвыходное пребывание». Синод послал запрос в Тобольск. И оттуда… тобольский митрополит Антоний сообщил…» (Полевой Б. Первооткрыватели Курильских островов. С. 48).

Вот письмо Антония. Письмо-приговор.

«В указе ея императорского величества, каков от святейшаго правительствующаго Синода сего 1731 года июля 17 отправлен, а в Тобольску сентября 1 числа получен, ко мне нижеимянованному написано. По ея де императорского величества указу и по определению святейшаго правительствующаго Синода, велено о пришедшем в прошлом 1730 году в Москву из Камчадальской землицы монахе Игнатии Козыревском в доме моем справиться, не имеется ль до него, Козыревского, каких подозрительных дел и по тем не учинено ль ему когда какого публично на теле наказания, и в Москву он отпущен ли, и буде отпущен, откуда и зачем, и пашпорта он для проезда в Москву от меня требовал ли, и ему тот пашпорт дан ли, и в котором году, месяце и числе, и какова тот Козыревский состояния человек, и где в котором году пострижен, и кем и по какому указу, и, учиня б оную справку, прислать в святейший правительствующий Синод при доношении немедленно. И за означенной ея императорского величества указ благопочтенне ответствую.

На вопрос 1.

В прошлом 1724-м году по учиненным в Москве в бывшем Преображенском приказе привезенному в тот приказ из Якутска Троицкой церкви попу Семену Климовскому в важных делах распросах он, поп Климовский (как о том из того приказу марта 11 дня оного 1724 году в московскую синодального правления канцелярию доношением, а из той канцелярии того ж году от апреля 2 дня отправленным ко мне его блаженныя и вечно достойныя памяти императорского величества указом объявлено), во втором расспросе показал, знает де он неисправные церковные дела города Якутска Спасского монастыря за архимандритом Феофаном и за закащиком того ж монастыря монахом Игнатием Козыревским и о том де донесет он святейшему правительствующему Синоду. А в третьем рае-просе во оном же приказе на означенного Козыревского между других дел показывании объявил: как де он, Козыревский, был в казачьей службе и посылай был из Якутска на Камчатские остроги и в тех де острогах якутския казаки, в том числе и оной Козыревской, побили до смерти трех человек прикащиков, которые де посланы были из Якутска для сбору ясака, а имянно: Осипа Миронова (Миронова-Липина. — С. В.), Петра Чирикова, Володимера Отласова».

Удар был рассчитан точно. А чтобы Козыревский не смог отвести его, Антоний дополняет: была, дескать, челобитная от тех бунтовщиков, где они пытаются оправдаться и взвалить всю вину на убитых приказчиков, но грош цена той челобитной: «А в челобитной прочих (пришлых. — С. В.) казаков, которые в душе с оными Анциферовым и Козыревским не пошли и к бунту их не пристали, доказывается, что оне тех прикащиков убили нарядным делом и пожитки их все побрали и по себе разделили, а назывались де Анциферов атаманом, а Козыревский ясаулом. А тех убитых прикащиков оные, к бунту не приставшие, не токмо никаким неисправлением и разорением их не порекли, но и одобрили, что они в сборе в казну императорского величества ясаку и во всем деле своем были исправны и радетельны.

Да онеж де, бунтовщики, и у них служилых, которые к бунту их не пристали, наготовленные себе в путь для отвезения собранной императорского величества ясачной казны в Якутск кормовые запасы все пограбили, а судовые припасы, паруса и снасти драли и резали. А таким де своим бунтовством оную ясачную казну на Камчатке остановили».

И далее Антоний свидетельствует в том же духе против Игнатия: понес ли какое наказание за тот бунт Козыревский — «неизвестно»; отпускался ли в Москву — нет, уехал без спросу, без соизволения митрополита, без «пашпорту»; да и вел себя монах в якутских монастырях непристойно — таинственные присяги давал читать и переписывать, «изворовал» из венечных пошлинных денег пять рублей двадцать два алтына две деньги (обратите внимание, какая скрупулезная точность!) да из казны одной монастырской «сто и больше» и из другой «рублей на триста» (а здесь что-то очень уж приблизительно — видимо, приврал святой отец).

Митрополит, правда, вроде бы и признает, что в некоторых своих «винах» Козыревский оправдывается, но: «И хотя по означенным показаниям он, Козыревской, своеручно написанным ответствием приносил некакие и выправки, обаче без совершенного изеледования, верить ему в том невозможно, а совершенно изеледовать не допустил нижеявленный случай: понеже он, Козырев-ской, указом ея императорского величества от тобольской губернской канцелярии обязан в партии быть при вышепоказанном Шестакове показания ради новых землиц и морских островов и народов».

Лукав был Антоний. И письмо выдает, как он вил свои лисьи петли, стежки-дорожки: то митрополит каждую мелочь несколькими свидетельскими показаниями подкрепит, то вдруг обрушивает на голову Козыревского такой валун, что хоть сразу того в петлю и на погост: «А от других слышно о нем, что он, Козыревской, с отцом своим Петром в прошлых давних годех с Москвы сослан в Якутск в ссылку, и якобы чернил и бумаги им давать не велено».

Единственно, наверное, в подписи под этим письмом не солгал Антоний: «Святейшества вашего всегдайшний богомолец и слуга… недостойный митрополит Тобольский Антоний.

1731. Октобрия 1».

И началось пятое уже по счету расследование дела по участию Козыревского в убийстве трех камчатских приказчиков.

А потом посыпались приговоры. Синод лишил Козыревского «священства и монашества», передав после этого его дело в Юстиц-коллегию.

В январе 1732 года там было решено: «Растригу Козыревского казнить смертью». Затем внесена поправка: «…не чиня той экзекуции», передать дело в Сенат.

16 февраля 1732 года, уже в Сенате, смертный приговор подтвержден вторично.

Козыревский обращается с прошением о помиловании к императрице, в котором указывает на различные свои заслуги, в том числе и на присоединение им к России северных Курильских островов.

Ответа не поступило. Больного Козыревского содержали в подземной сырой камере бывшего Преображенского приказа в ручных и ножных кандалах как опасного государственного преступника. Все это ускорило трагическую развязку — 2(13) декабря 1734 года Иван Петрович Козыревский умер в тюрьме…

Так ушел из жизни этот человек. Но остались на карте открытые им Курильские острова — выстраданный всей жизнью дар Ивана Козыревского Российскому государству.

Владимир Устинюк
ЛАКРИЦА СРЕДИ БАРХАНОВ

Очерк

Фото автора

Самолет Як-40 взлетел с аэропорта Ашхабада и Взял курс на северо-восток. Внизу бескрайняя желтизна пустыни, гряды барханов с редкими жиденькими кустами саксаула, которую рассекала голубая нитка канала. К нему прижимаются озера, болота, похожие на мазутные пятна, а дальше раскинулась ослепительная белизна — соль. Соль земли в прямом смысле этого слова. Здешние земледельцы называют ее «белым ядом».

А ведь не так давно бытовало устоявшееся мнение: если дать Каракумам воду, из пустыни можно сделать цветущий сад. Для этого здесь все есть — и люди, и ресурсы. Вот только не хватает воды. И по мнению многих специалистов, она бы решила все проблемы. И еще говорили, что в пустыне родит не земля, а вода.

Наконец она пришла. Живительной стрелой пронзил пустыню на 1266 километров Каракумский канал. Он напоил жаждущие поля и сады. Только трудись! И люди работали, не жалея себя, однако ожидаемых результатов, несмотря ни на что, не получили. А виной тому была, как ни странно, опять вода. Только теперь уже ее излишек, от которого снова «хоть плачь». Я видел, как в селениях на берегу канала вода плескалась в подвалах домов, видел вышедшие из строя коммуникации, завалившиеся из-за просадки грунтов строения, гибнущие сады и виноградники. Они сохли в долинах, леками жаждавших влаги. Что же происходит? Многие поля, когда-то хорошо плодоносившие, сегодня уже пусты и мертвы — соль уничтожила их.

В науке есть такой термин — «антропогенное опустынивание». Проще говоря, речь идет об утрате почвой способности давать урожай в результате неумной, безответственной хозяйственной деятельности человека. С каждым годом все ближе поднимаются к поверхности грунтовые воды, вынося с собой соль. Уже сейчас нужно спасать около 300 тысяч гектаров орошаемых земель. Положение тревожное еще и потому, что республика, как считают специалисты, оказалась у той «красной черты», когда земли гибнет больше, чем ее ежегодно вводится. Лишь создание мошной коллекторно-дренажной системы, промывка земель помогут восстановить равновесие. Но перед учеными возник другой, не менее важный вопрос: куда сбрасывать дренажные воды? Единой точки зрения на этот счет пока нет. Одни предлагают строить самотечный коллектор до Каспия, не задумываясь о том, какими последствиями может обернуться для моря сброс дренажных вод. Другие, в том числе и директор Института пустынь Агаджан Бабаев, доказывают, что сбросовые воды лучше всего направлять по локальным коллекторам в громадные впадины Центральных Каракумов. В таких водохранилищах со сравнительно невысокой степенью минерализации воды можно бы наладить рыбоводство, а вокруг — возделывать кормовые культуры. А в дальнейшем, поставив возле впадин атомные опреснители, можно будет вообще полностью использовать эту воду.

Конечно, заманчивая идея. Но если учесть, что один гектар засоленной земли будет стоить не меньше пяти тысяч рублей…

— Опять соль! — прервал мои подсчеты рядом сидевший азербайджанец, приглашая кивком головы посмотреть в иллюминатор самолета.

Не верится, что в Каракумах, как и в Сахаре, археологами были обнаружены остатки богатейших цивилизаций, которые, скорее всего, прекратили свое существование из-за того, что не смогли противостоять натиску опустынивания… А есть ли гарантия, что здесь не повторится что-то похожее?

Мой спутник оказался ученым из Института ботаники Азербайджана. Рафаэль, как он представился, летел в Чарджоу, во Всесоюзное производственное объединение «Союзлакрица», за семенами. Я только тут обратил внимание на большой коричневый чемодан, стоявший возле него. О чудо-корне мне раньше доводилось слышать и читать, но то, что рассказал Рафаэль, для меня было неожиданным открытием.

— Ученые-ботаники Туркмении и Узбекистана, — начал он, — доказали своими экспериментами, что, если на засоленных почвах сперва сажать лакричный корень, а через три-четыре года, после сбора урожая, посеять хлопок, оказывается, можно полностью восстановить почву… И получать огромные прибыли. Впрочем, знаете, не стану я вам подробно рассказывать. Вы сами об этом услышите от ученых, которые за последние пять лет впервые завтра собираются в объединении на совещание. Будут обсуждать современное состояние и перспективы развития солодки в СССР… Вот и Амударья! — вдруг воскликнул он. — Между прочим, самая мутная река в мире. Говорят, чтобы очистить ее русло от песка и ила, потребовался бы железнодорожный состав длиной в сто тысяч километров. Его хватило бы, чтобы два раза обогнуть земной шар… А вообще-то река своенравна.

Внизу, в желтом мареве пустыни, зыбких песков и небольших аулов, ширью разлилась река. Она несла свои темно-коричневые, мутные воды. В бескрайнюю даль уходили каймой дикие заросли, похожие на камыш. Только, как я позже выяснил, это была лакрица…

Спустя два дня вместе с молодым, энергичным главным инженером объединения «Союзлакрица» Ягшимуратом Перемановым ранним утром я отправился на опытную станцию по выращиванию окультуренной в песчаных барханах лакрицы в поселок Ламбе, что расположился в пойме Амударьи, в семидесяти четырех километрах от Чарджоу. Шоссе, ровное как стол, бесконечно уносится по Каракумам за горизонт. По сторонам возникали оплывшие древние крепостные стены с замками, мечетями, боевыми башнями, но еще грозные и неприступные. А за ними шли хлопковые поля, на которых уже работали женщины в пестрых одеждах. Но вскоре оазис кончился, теперь мелькали за окнами «Жигуленка» лишь черно-бурые барханы, саксауловые рощицы, верблюжьи колючки да иногда любители их, сами верблюды, призраками застывшие на гребнях…

— Вот я и говорю, — сказал Ягшимурат, когда машина вырвалась на бескрайний простор, — еще не так давно ученые-ботаники занесли чудо-корень в Красную книгу. И спасли: научились все-таки выращивать. Правда, не везде он может расти. Это и понятно. Ему нужно много тепла и, наверное, еще какие-то особые, что ли, климатические условия. Так вот, значит, многие страны потерпели неудачу, когда пытались его выращивать. Ведь это дело выгодное. Надеялись хорошенько заработать на мировом рынке, где спрос и сейчас превышает предложение. Только в одной нашей стране в нем нуждаются более двадцати отраслей промышленности. Однако уже многие годы объединение, занятое добычей и переработкой этого сырья, удовлетворяет спрос только наполовину…

— В чем же дело? — поинтересовался я.

— Этот вопрос мы задаем себе больше десяти лет, — ответил Ягшимурат. — Кажется, нашли, где была зарыта собака. Тяжелые испытания пришлись на начало семидесятых годов. Так сказать, дремный период и нас не обошел стороной, а может, даже мы острее это ощутили. Короче говоря, естественные заросли лакрицы истощились жутко. Подсчитали — при ежегодной добыче в три тысячи тонн корня его запасов в пойме Амударьи дай бог если хватит на десять лет. А потом что? Вот тогда-то ученые-ботаники Туркмении и Узбекистана вместе с энтузиастами-практиками из «Союзла-крицы» начали проводить эксперименты по искусственному выращиванию растения в поймах Амударьи. Отведенные земли многих приводили в уныние. Мало кто верил в успех. А тут еще приехал один ответственный работник из министерства, увидел такое дело и категорически заявил, что, мол, это пляж и ничего тут расти не будет. Тут уж совсем доконал всех.

Известно, что специалистов-лакричников нигде не готовят в стране, — продолжал изливать свои беды главный инженер Переманов. — Разве только в объединении. Оно как бы замыкает на себе все. Поэтому все расчеты, проведенные многолетние опыты прибавили им сил и решимости заявить: «Здесь будет расти лакрица! Мы в этом убеждены!» — «А я вам, как агроном, заявляю — не будет!» — возражал министерский работник. Но жизнь показала, кто был прав. В самом деле, опровергая невероятные прогнозы всяких скептиков, чудо-корень всем назло взял рост, да какой еще!

Потом приезжали комиссия за комиссией, все проверяли, дотошно изучали, уточняли, удивлялись, руками разводили. В конце концов признали, что окультуривание лакрицы на песчаных землях можно и нужно. Действительно, стали собирать такие урожаи, что нам и не снилось. А главное, эксперимент показал, что разветвленная корневая система здорово скрепляет пески, задерживает их, способствует накоплению в них важных питательных веществ. Через три-четыре года песчаная почва становится практически пригодной для возделывания других культур…

Я слушал рассказ Переманова, а сам думал о том, что же это такое за корень. Почему уделяют ему столько внимания? Может, зря а?

Солодка по-гречески — «сладкий корень», а по-китайски — «ганьцао» — «сладкая трава». Это название не случайно. Дело в том, что зеленовато-желтого цвета корень содержит глицерризин, который в пятьдесят раз слаще сахара. Его приторно-сладкий вкус будет ощущаться, если даже одну чайную ложку экстракта развести в восьми ведрах воды. Об удивительных целебных достоинствах этого солнечного корня знали с древнейших времен. Так, к примеру, китайская медицина 2800 лет до н. э. применяла и широко использует сегодня солодку наравне с легендарным женьшенем. Ученые-фармакологи считают, что она сама лечит, а также помогает организму усвоить лекарства, активизирует их действие при лечении многих заболеваний. Среди них такие недуги, как туберкулез, астма, бронхит, диабет, заболевания глаз, кожи и даже лучевая болезнь. Кроме того, солодка обладает противовоспалительными свойствами, снижает жар, помогает при психических и половых заболеваниях. Месяц ежедневного употребления сорока граммов сока корня заживляет язву желудка, злокачественные опухоли… Одним словом, специалисты выяснили, что вещества, содержащиеся в ней, по своей структуре и действию близки к стероидным гормонам, которые вырабатываются в нашем организме. Именно эти гормоны обеспечивают устойчивость организма человека и животных к различным болезням.

Но оказывается, солнечный корень применяют не только в медицине. Его широко используют в различных областях народного хозяйства. Одной только пищевой промышленности страны ежегодно требуется четверть тысячи тонн корня и десять тонн экстракта. Солодка нужна для приготовления халвы и печенья, шоколадных конфет и жевательной резинки, тонизирующего напитка «Байкал», американских кока-колы и пепси-колы. Солодка также используется в качестве сырья в химической, текстильной и целлюлозно-бумажной промышленности и даже в металлургии. Незаменима она и в парфюмерии. Когда-то Клеопатра посылала из Египта на Аму своих гонцов за солнечным корнем, чтобы приготовить косметические мази и различные снадобья. В некоторых районах страны его употребляют при мочении яблок, клюквы, для подслащивания компотов, киселей.

Солодковый промысел в России зародился еще в конце прошлого века в Азербайджане. О богатейших зарослях лакрицы в долинах рек Куры и Аракса прослышали англо-американские предприниматели. Заключив договор, они спешно стали строить прессовальные заводы, заготавливать корень. Район заготовок быстро расширялся — от Уральской области до Чарджоу. Солнечный корень, заготовленный в долине Амударьи, отличался хорошими качествами и высоко ценился на мировом рынке. Поэтому неудивительно, что заготовки в некоторые периоды достигали трех миллионов пудов. Приисково-хищнические методы работы акционерного общества основывались на тяжелых условиях труда, а цены на сдаваемый корень были ничтожно низкими. Как правило, сезон заготовок начинался с ноября и длился до половины июня, то есть почти до самого цветения. Копка корня велась только вручную — кетменем. Несмотря на то что часть заготовки лакрицы погибала от морозов, добыча ее в зимний период не приостанавливалась, потери затем сполна компенсировались. Весь сладкий корень вывозился за границу…

— Все верно, — как бы угадав мои размышления, сказал Ягшимурат. — Дикуша еще до недавнего времени занимала необозримые площади и поражала своими огромными, казалось, неиссякаемыми запасами корня. Его брали, как бортники ягоду, не заботясь о восстановлении. Сегодня мы уже не только берем, но и отдаем. Конечно, не все так отлично получается, как хотелось бы. И все же кое-чего достигли.

Машина свернула с шоссе и выехала на проселочную дорогу, вдоль которой тянулись оросительные каналы, рукава — арна — Амударьи, густые камышовые заросли, за которыми сразу же начинались Каракумы. Такие огромные, жаркие, сухие, что берет оторопь. И их дыхание, власть я ничем не могу заглушить в себе. Но я стараюсь не думать об этом. А тем временем солнце уже нещадно накалило машину, и я с нетерпением поглядываю вперед с единственным желанием — скорее добраться до поселка Ламбе. Наконец показались его первые добротные кирпичные дома с виноградниками и садами.

— Эти дома появились где-то в середине шестидесятых, — немного погодя заметил Переманов. — А до этого лакричники жили в кибитках, камышовых домиках. И было-то всего в поселке одиннадцать семей. Теперь он здорово раздался. Молодежь возвращается из городов. Значит, все будет хорошо…

Вскоре остановились возле конторы лакричного хозяйства. Под раскидистым тутовым деревом на лавочке дремал седобородый аксакал. На вопрос, где начальство, старик неопределенно махнул рукой и сказал бодрым голосом:

— Где-то там, в поле… управляющий… Идите туда.

После короткого, отдыха мы пешком отправились на лакричные плантации. Едва оказались на окраине поселка, как перед нами возникли два сооружения, похожие на огромные теплицы, а рядом еще третье здание, точно ангар.

— Гелиосушилка, — перехватив мой вопросительный взгляд, пояснил Ягшимурат. — Своими силами разработали и поставили. Раньше мы мучились, приходилось в сыром виде отправлять корень на переработку, а сейчас горя не знаем. Работает исправно. Пока, к сожалению, она у нас одна всего-навсего. Размер ее — шестьдесят квадратных метров. Принцип работы довольно простой. Никаких внешних источников, только вентилятор работает на электроэнергии. Нагретый под стеклами- воздух он подает в специальную Камеру, где находится корень. С помощью лабораторных анализов определяем процент его влажности, а затем складируем в следующем помещении. Идем посмотрим.

Ягшимурат с трудом приоткрыл тяжелые железные ворота, и я очутился в огромном, наполненном золотистым летним полумраком помещении, увидел горы чудо-корня. Я почти с благоговением смотрел и вдыхал крепкий настой сена, укропа, речного ила и много других незнакомых мне запахов.

— Отсюда мы его отправляем на переработку в Чарджоу я Уральск, — пояснил Ягшимурат, когда мы покинули склад и поднимались на крутой бархан.

Едва оказались на песчаной гряде, как тут же перед нашим взором распахнулось большое поле, разделенное на ровные прямоугольные, ухоженные участки. На каждом из них, будто колосилась, густая солодка. Только на одной плантации была вспахана земля, на ней боронил трактор. За его работой наблюдал подтянутый, загорелый мужчина лет тридцати. Он садился на корточки, что-то замерял, затем записывая в блокнот. Увлекшись своим занятием, он не сразу заметил нас.

— Розамедов Джоракуяы — заведующий лакричным хозяйством, — представил его Переманов. — У него свыше тысячи гектаров окультуренной лакрицы. А дикушника и того больше… Слушай, Джоракулы, участники совещания приехали? Что-то мы с ними разминулись.

— Они давно уже здесь. Ушли к Амударье… Пойдем и мы. Я покажу, чем мы тут занимаемся. В нашем отделении — пять бригад. Четыре из них — кормодобывающие и одна — по сенозаготовке. В каждой бригаде есть свой агроном, гидрохимик, инженер, механик…

— Джоракулы, как у тебя с планом по заготовке сена? — перебил его Переманов.

— А что, собственно, с планом? — хмыкнул Розамедов. — Все в порядке. — Повернувшись ко мне, добавил: — Раньше мы просто не знали, что делать с этими «вершками» солодки, а сегодня буквально все идет в дело. Оказывается, если скосить растение в период созревания его плодов, то по своим питательным качествам оно ничуть не уступает клеверу…

— И не только, — вступил в. разговор Ягшимурат. — Из шрота — это отходы от производства лакричного экстракта — можно получать отличные кормовые дрожжи. Короче говоря, наука и практика сказала свое единодушное «да» в отношении лакрицы. Расчеты показали, что создание семи сырьевых хозяйств (пока действуют всего только два) позволило бы производить дополнительные тысячи тонн мяса в году…

Тем временем мы подошли к диким зарослям солодки. Сквозь голые стебли с узкими продолговатыми лепестками и набухшими округлыми семенами на венчиках струился свет. Здесь было тихо и свежо. Только небольшие барханы поодаль напоминали о- том, что это пустыня.

Я не удержался от соблазна и тут же попытался выдернуть одно крупное растение, чтобы взглянуть на его корень в естественном виде. Но все мои попытки оказались напрасными. Зря только изуродовал стебель.

— Голыми руками его не возьмешь, — со смехом заметил Ягшимурат. — Иногда корень достигает трех метров в длину, а его отростки уходят в землю на пятнадцать и больше метров. Вытащить его оттуда можно только с помощью техники…

— Давайте пройдем на поле, — предложил Розамедов, — посмотрим, как это делается.

И, не дожидаясь нашего согласия, он тотчас направился в сторону, откуда доносился гул работающего трактора. Мы последовали за ним. Через минуту-другую увидели наполовину вспаханное поле солодки, на краю которого стояло одно-единственное огромное, словно вековой дуб, дерево джугда. Неподалеку медленно двигался мощный трактор Т-130 с плантажным плугом, выворачивая землю. На ее поверхности, как будто ощетинившись, торчком стояли темно-коричневые корни. Следом шли девушки-выборщицы в пестрой одежде и парусиновых рукавицах, ловко подсекая оралом, похожим на серп, длинные подрезки корня и складывая их в небольшие кучки.

— Лакричное поле пашут не как попало, — пояснил Розамедов, — а строго по-научному. На любом участке пахать начинаем с середины и кругами идем до конца. Делаем так для того, чтобы после вспашки земля оставалась взрыхленной, вспушенной, и тогда отростки от оставшегося в земле корня легко пробиваются к свету. Как только чуть прорастут, мы смотрим, где надо произвести дополнительную посадку. Через год-полтора поле готово…

В последние годы, как заметил главный инженер Переманов, ученые совместно с производственниками объединения улучшили более шести тысяч гектаров естественных зарослей солодки. Поэтому основной сбор сырья по-прежнему идет с дикуши. Специалисты, знающие секреты выращивания солнечного корня, не считают, что будто бы он вовсе не нуждается в затратах в пойме Аму-дарьи и, подобно сорняку, неприхотлив. Но это не так. Потому что он, как и женьшень, нуждается во внимании и уходе. Многолетние наблюдения ученых показали, например, что перед посадкой необходимо на песок наносить тонкий слой земли — глинизация, а при создании оросительных систем также необходимо учитывать уровень грунтовых вод…

— Сейчас здесь работает комсомольско-молодежная бригада, — сказал Розамедов. — Одна из передовых. Постоянно перевыполняет норму. Труд их, конечно, тяжелый. Еще бы, за смену под палящим солнцем надо выбрать триста пятьдесят килограммов подрезки. Заработок в среднем — двести двадцать рублей… По-моему, у них обеденный перерыв, — после паузы добавил он. — Мы не помешаем им.

Девушки дружно оставили работу и поспешили в тень под дерево. Наверное, это было излюбленное место, здесь они спокойно могли укрыться от зноя, отдохнуть. Они о чем-то весело разговаривали, когда мы подошли к ним. Нас встретили, как своих старых знакомых, ничуть не удивились нашему внезапному появлению. Тут же стали наперебой приглашать к «столу». Стол — это разостланная скатерть на сене, на которой возвышались горки душистого лаваша и всякой зелени. К этому времени уже начала закипать вода на костре в двух высоких чугунных кувшинах.

— Настоящий чай выходит только из воды Амударьи, — хлопотала у костра самая юная выборщица, Махым Атмолова, — Нет, честное слово!

Зеленый чай действительно оказался отменным. Он здорово утолил жажду. Раньше я никак не мог к нему привыкнуть, теперь он мне казался божественным напитком в знойной пустыне.

— Тут только часть нашей бригады, — подливая в наши пиалы чай, продолжала со смехом Махым, — остальные, в основном одни женатые мужчины, работают на другом берегу реки. Ранним утром их туда отвозят на катере. А мы уж ближе к дому…

Она не договорила, смутилась. Все они были молодые, симпатичные, по вечерам занимались в художественной самодеятельности в клубе. А на прощанье не удержались, сказали, что у Махым очень красивый голос. Но оказывается, она не только поет и танцует, но и великолепно играет в шахматы. Не многие мужчины решаются сыграть с ней партию…

На обратном пути нам встретились ученые, принимавшие участие в совещании объединения «Союзлакрица». По правде говоря, среди них больше всех меня интересовал молодой, коренастый, энергичный ученый-ботаник из Ташкента Сейфулла Нигматов.

— Это редкостное растение еще не до конца изучено, — в раздумье сказал он, когда вернулись в поселок. — Ученые открывают все новые и новые в нем свойства… Еще будучи студентом Института ботаники, я часто задавал себе вопрос: отчего в тех местах, где растет солодка, никогда не бывает засоленности почвы? Я знал, что люцерна на небольшую величину понижает процент содержания соли в грунтовых водах, но чтобы лакрица… С тех пор прошло много времени. Мы уже научились выращивать солнечный корень в приоазисных песках — прямо на барханах. Надо сказать, что переселенец из речной поймы не только хорошо прижился в суровых условиях, но и накопил за шесть лет такой урожай, какого в дикорастущих зарослях надо ждать не меньше десяти лет. Исследования почвы опытного участка показали, что солодка может стать не только новой культурой, но и прекрасным мелиоратором приоазисных песков.

— Дело еще в том, — спустя несколько минут продолжил молодой ученый, — что она солеустойчива. Снижает уровень грунтовых вод. А раз так, значит, в Средней Азии можно освоить сотни тысяч гектаров приоазисных песков, уменьшить их засоленность, то есть сделать пригодными для хлопководческого севооборота… Такой эксперимент мы уже проводили. Он превзошел все ожидания. Так, к примеру, в 1974 году выкопали корень, который рос шесть лет. После чего посеяли хлопок, а затем опять солодку. Получился солодково-хлопковый севооборот. Мы собрали с гектара тридцать пять центнеров хлопка. Результат ощутимый, если сравнивать с такими убыточными хозяйствами, где берут всего-навсего три с половиной. Наши расчеты показали, что если ввести лакрицу в такой севооборот, то он будет давать до полутора миллионов рублей дохода. Но это еще не все.

Меня часто спрашивают, куда, собственно, девается соль? Если до посадки солодки в одном литре воды содержалось от двух до трех процентов соли, то после — всего один процент. Это значит, что соль выдавливается экологическим прессом, она уходит вглубь. Остается чистый гумус. Правда, некоторые ученые предлагают сажать на солончаках такие растения, какие, наоборот, вбирают в себя соли. Но для этого потребуется не менее чем двести лет. А тут выгода кругом. И я убежден, что солодка рано или поздно сыграет свою роль в освоении пустынь и борьбе с засоленностью почвы…

А между тем прессованный корень и экстракт пользуются высоким спросом во многих странах СЭВ, а также в Японии, Англии, Голландии, Испании, Италии, Франции, Финляндии, ФРГ, США и других государствах. Значительные отчисления в результате экспорта этого ценного сырья получают в свое распоряжение республики, на землях которых растет солнечный корень.

Казалось бы, материальный интерес в развитии «невезучей» отрасли тут непременно должен сыграть свою стимулирующую роль. Увы. Только сейчас, в период перестройки, гласности, демократии, наметились какие-то реальные сдвиги.

— Посмотрите, каких только вывесок над нашим объединением не было за последние годы, — с грустью вступает в наш разговор генеральный директор ВАПО «Союзлакрица» В. С. Павлов. — Кто нас только не опекал! Минсельхоз СССР, хлопколубяная и табачная отрасли, «Союзпищетара» и даже валяльно-войлочное ведомство… И везде мы находились на положении пасынков.

В 1964 году была создана координационная постояннодействующая комиссия по лакричной отрасли, в состав которой входили видные ученые-фармацевты. Цель и задачи комиссии — координация всех. научно-исследовательских, опытно-экспериментальных и производственных проблем по солодке. До 1969 года она собиралась всего дважды, а затем прекратила свое существование. Владимир Сергеевич видит в этом различные причины. Одна из главных — это ведомственная разобщенность, а другая — организационные неурядицы…

Лакричный корень обрел вторую жизнь лишь в 1974 году, когда Совет Министров поручил Минсельхозу СССР, правительствам среднеазиатских республик и Казахстана организовать строительство семи лакрично-кормовых совхозов и восьми перерабатывающих предприятий. Ставилась задача в пять с половиной раз увеличить производство заготовок солнечного корня и довести его до ста десяти тысяч тонн в год.

Наконец-то лакричники воспрянули духом, поверили, что после этого все изменится. К сожалению, все благие пожелания, указания остались на бумаге или только в стадии проектирования. В настоящее время из пятнадцати объектов функционируют только два. Поэтому и годовое производство корня держится на уровне двадцати тысяч тонн. Специалисты считают, что, даже если лакричные хозяйства и будут введены в рекордно короткий срок, задание останется невыполненным. Дело в том, что солодка созревает не менее чем за пять лет.

— И все-таки я верю в здравый смысл, — убежденно сказал Владимир Сергеевич. — Сегодня мы здесь собрались именно для того, чтобы привлечь отраслевые научно-исследовательские, академические институты страны, ликвидировать дублирование одних и тех же работ и выработать решение по ускорению внедрения в практику научных разработок. Мне видится объединение «Союзлакрица» крупным центром переработки этого редкостного корня, который принесет краю известность и не меньшие доходы, чем, скажем, хлопок и каракуль.

Покидая поселок Ламбе, я посмотрел на Амударью. Солнце, огромный красный шар, коснулось воды и как бы стало вытекать в реку в точке своего соприкосновения с ним, отчего вода покрылась безбрежной алой скатертью, по которой медленно двигался, словно верблюд, силуэт громадной баржи, нагруженной чудо-корнем…

Станислав Старикович
РУКОКРЫЛЫЕ РАДЕТЕЛИ ЛЕСА

Очерк

Громадные сосны немного расступились, и справа от асфальтовой ленты подмосковного шоссе просматривался очень крутой спуск. Возле него желто-красный, бросающийся в глаза щит-указатель. Он предупреждает, что мы приехали на Звенигородскую биостанцию МГУ. Щит просит не разводить костры, не ставить палатки, не собирать ягоды и грибы, не рвать что-либо. Все правильно — биостанция не только место, где проходят практику студенты-естественники, но и исследовательский полигон, где работа идет и зимой. В общем многое здесь устроено как в заповеднике.

Стоят последние дни июля. Жарко. Включаю первую передачу, ставлю ногу на педаль тормоза, и машина, натужно ревя двигателем, несмотря на все эти предосторожности, набирая скорость, устремляется вниз. Но по-настоящему разогнаться она все-таки не смогла: круча плавно переходит в террасу Москвы-реки. Сосен здесь уже нет — кругом ели и березы.

Между двухэтажными и одноэтажными деревянными домиками, спрятавшимися среди деревьев и занятыми лабораториями, столовой и студенческими общежитиями, выруливаю в дальний угол, туда, где супруги Светлана Петровна Каменева и Константин Константинович Панютин вот уже много лет держат микрозоопарк. Они изучают повадки экзотических тенреков и лемуров, а также отечественных, вроде бы обычных, но до сих пор весьма загадочных летучих мышей. Здесь, пожалуй, единственное место в стране, где рукокрылые ночные летуны, служа науке, пользуются преимуществами полувольной жизни.

Таинственный ночной образ жизни, бесшумный полет — вот, пожалуй, и все, что о рукокрылых знают неспециалисты даже в наш просвещенный век. Правда, лет пятнадцать назад научно-популярную литературу захлестнула волна публикаций об эхолокаторах летучих мышей. Но и эти статьи и заметки мало что конкретного говорили об их жизни. А между тем даже названия зверьков зачастую прямо связаны с эхолокацией: подковоносы, гладконосы, листоносы… Причудливые мясистые выросты вокруг ноздрей как раз и нужны для того, чтобы фокусировать ультразвуковые сигналы. Гладконосые же рукокрылые, охотясь, испускают ультразвук изо рта.

До сих пор в учебниках и зоологических сводках сведения о ночных летунах самые общие, в основном об облике и строении. А ведь кроме приполярных районов и некоторых — океанических островов летучие мыши обитают везде — и там, где не ступала нога человека, и там, где миллионы ног топчут городские тротуары. Так, в Москве рукокрылые прижились не только в окраинных лесопарках, но и в укромных местах высотного здания МГУ. Весьма охотно они селятся в Ростове-на-Дону и других городах, особенно в Средней Азии.

На берегу реки Москвы, среди берез и елей биостанции, вернее, в том ее уголке, где стоит жилой домик Светланы Петровны Каменевой и Константина Константиновича Панютина, на стене висит необычный распорядок дня и ночи. В нем черным по белому написано, что завтрак приходится на 23 часа, а обед — на пять утра. Ничего не поделаешь: летучие мыши — зверьки ночные, и исследователям приходится приноравливать быт к периоду активности своих подопечных.

На протяжении нескольких ночей я задавал вопросы зоологам. Вот что они рассказали и о чем я прочитал в научных книгах.

Рукокрылые, обитающие в нашей стране, сплошь насекомоядные зверьки, а за рубежом, в особенности в Латинской Америке, кроме летучих мышей, питающихся насекомыми, рыбой или лягушками, есть и такие, кто пристрастился к нектару, плодам и даже крови сельскохозяйственных животных, причиняя тем самым громадный ущерб. Вампиры пьют кровь лошадей и крупного рогатого скота, что обессиливает животных. В слюнных железах вампиров содержится секрет, близкий к гирудину, выделяемому медицинскими пиявками. Он не дает сворачиваться крови и обезболивает укус. Надрезав острыми зубами кожу лошади или коровы, вампиры слизывают кровь. За 10–30 минут они нализываются до того, что тяжелеют на половину собственного веса и по этой причине не могут взлететь. Здесь их выручают сверхмощные почки, вероятно, лучшие среди почек млекопитающих. Почки вампира начинают выделять жидкость спустя 2–3 минуты после еды. И он, оставив в теле белки, жиры и углеводы чужой крови, мигом излив воду прочь, обретает способность к полету.

Молва о тропических вампирах, конечно, не была доброй. Да и вообще ко всем летучим мышам многие долгое время относились с опаской. Так, всего сто лет назад французский натуралист А. Туссенель высказывался весьма категорично: «Всеобщая неправильность и чудовищность, замеченные в организме летучей мыши, безобразные аномалии в устройстве чувств, допускающие гадкому животному слышать носом и видеть ушами, все это как будто нарочно приноровлено к тому, чтобы летучая мышь была символом душевного расстройства и безумия». К сожалению, и на Руси отношение к летучим мышам было скверным. Иное дело страны Востока — там их любили и уважали, считали символом счастья.

Массу впечатлений, порой неизвестных даже очень и очень маститым натуралистам, Панютину подарило восьмилетнее ночное выслеживание летучих мышей в Воронежском заповеднике. Он смог выработать в себе такое понимание мира рукокрылых, что, попав в безлесную Среднюю Азию, угадывал, в каких щелях под крышами зверьки станут жить, а где их искать бесполезно. Панютин шутил, что будто бы только через десять лет наблюдений за рукокрылыми в неволе он понял, как мало о них знает. Например, то, что когда-то в ночном лесу он расценивал лишь как любовную песнь самца, оказалось еще и боевым, предупреждающим кличем. Если песня не помогала и соперник или летучая мышь другого вида все же пытались забраться в дупло, разъяренный певец кусал непрошеного гостя. Но не клыками, а слабенькими передними резцами, чтобы не причинить тяжких телесных повреждений. Убедиться в этом просто: в искусственное убежище, откуда раздается любовно-боевая ария, просуньте палец. Зверек, не разбирая, кто именно пожаловал в гости, тут же укусит. Я проделал такой опыт — миниатюрный рыцарь не смог прокусить кожу, и палец не пострадал.

На биостанции стоит громадная вольера из капроновой сети. Над вольерой висит ультрафиолетовая лампа, которая, словно магнит, притягивает ночных насекомых. Под лампой — воронка, куда вентилятор засасывает прилетевших бабочек, комаров, жуков и переправляет их под сеть. Летучие мыши влетают сюда из убежищ, удачно имитирующих дупла, пещеру и чердак. Задние стенки убежищ — прозрачные и выходят в темное помещение. Сидя здесь, можно, не тревожа зверьков, подсмотреть их скрытую жизнь.

Спокойно сидишь на стуле. За спиной среди темных торжественных крон мерцают звезды. А перед тобой, за тонкой плексигласовой стенкой, копошатся крохотные мохнатые зверьки. Ползком они ловко протискиваются к выходу. Вот один выполз, нырнул вниз и начал мерять вольеру бесшумным завораживающим полетом.

Прошусь внутрь вольеры, думая, что это нехорошо. Но меня охотно пускают туда, предупредив, однако, чтобы вел себя тише воды, ниже травы. Неземной свет ультрафиолетовой лампы окрашивает все вокруг в фантастические тона. Когда вокруг скользят рукокрылые летуны, бесшумно поворачиваясь, бесшумно садясь на здоровенный засохший сук, бесшумно цепляясь коготками в капроновые ячейки стен, чувствуешь себя будто на другой планете. Ночных мотыльков они хватают так быстро, что и не уследишь. Оторваться от этого безмолвного зрелища нет никакой возможности. И, несмотря на то что давно царит ночь, спать не хочется ни капельки.

В вольере обычно живет 20–25 особей нескольких видов. Конечно, ночных насекомых, которых привлекает ловушка, маловато для прокорма этой компании. И летунам приходится наведываться к кормушке, куда насыпан так называемый мучной червь (личинки мучного хруща).

Если мы что-то проглотим, то тут же начинаем переваривать. Летучие же мыши поступают иначе. Вот вкратце, что пишет Г. К. Жарова в статье «Некоторые особенности пищеварения у летучих мышей», которая была напечатана в «Зоологическом журнале». После ночной охоты, когда рукокрылые спят, то есть днем, снизив температуру тела, ферменты в их желудке бездействуют, хотя он набит кормом, кишечник пуст, кислотность такая, что гидролиз белка идти не может. Вывод исследовательницы таков: при глубоком дневном сне у насекомоядных зверьков пищеварение задерживается на пять часов.

Примерно так же, но сложнее обстоит дело с секрецией молока, которым они выкармливают детенышей.

У летучих мышей много странного.

Так, человек через кожу отдает в воздух только 1,4 % углекислого газа от общего ее выделения организмом. А рукокрылые зверьки в основном с помощью перепонок крыльев избавляются от 10 % углекислого газа. Мы привыкли думать, будто можно обойтись одним сердцем. Ничуть не бывало! У многих животных есть добавочные сердца. Так, у насекомых они трудятся в основании усиков (антенн), на ногах и там, где к спинке прикреплены крылья. Нечто подобное есть и в перепончатом крыле летучей мыши — так называемая пульсирующая вена гонит кровь к настоящему сердцу.

Из 3500 видов млекопитающих земного шара более 900 — рукокрылые. То есть каждый четвертый «зверь» планеты — летает! Например, в оазисах Средней Азии обитает до двух тысяч этих существ на квадратном километре; их там больше, чем всех других млекопитающих, включая и самих создателей оазисов. Если в средней полосе в сумерках перед вами мелькнули одна-две летучие мыши, смело можете считать, что здесь на квадратном километре живет 50—100 этих зверьков, в свое время названных мышами по недоразумению. Ибо никакого отношения к грызунам они не имеют.

Мыши, как известно, портят растения, а наши насекомоядные рукокрылые зверьки не щадя живота своего, защищают зеленое покрывало Земли. Подсчеты К. К. Панютина свидетельствуют, что в центре европейской части страны их охота на насекомых-вредителей на 10 % ускоряет рост деревьев. Полезная деятельность ночных летунов дала основание принять законодательные положения, приравнивающие истребление этих радетелей леса к браконьерству. Но, увы, их все еще губят злые и безграмотные люди, в особенности подростки. И если вы узнаете о внушительных скоплениях летучих мышей в какой-то пещере или где-то на чердаке, либо о случаях массовой их гибели или встретите окольцованного зверька, пожалуйста, сообщите об этом в Комиссию по рукокрылым АН СССР (Москва, Ленинский проспект, 33).

Туда поступили, например, сведения о недоумении работников Центрального банка одной из среднеазиатских республик и жалобы сотрудников телеграфа города Воронежа. В начале осени в эти почтенные учреждения, вернее, в лампы под потолками набиваются сотни летучих мышей. Такое случается и в Западной Европе. Где-то их нежно выпроваживают, а где-то и безжалостно выносят на помойку ведрами. Обычно нашествия вызваны тем, что взрослые зверьки уже улетели к местам зимовок, а неопытные первогодки, собравшись ватагой, начинают кочевать, медленно, как бы нехотя продвигаясь поближе к зимним квартирам. Но вот чем именно их приманивает здание Воронежского телеграфа?

Зиму летучим мышам положено проводить в укромном месте. Лучше всего — в пещере, где температура около нуля (чтобы не хотелось есть) и достаточная влажность (чтобы не хотелось пить). Увы, в пещерах ныне беспокойно — то и дело шмыгают туристы. И приходится рукокрылым существам на зиму прятаться в заброшенную шахту, на чердак, в копну сена или даже в норы береговых ласточек.

В ласточкину нору много летучих мышей не влезет, а они страсть как любят компанию, и тем более холодную: в спячке их тельца остывают до двух градусов, дыхание и пульс в сотни раз реже, чем летом. Кстати, по части остывания и нагрева ни одному млекопитающему не под силу тягаться с летучими мышами — температура их тела без ущерба для здоровья может меняться от минус 7,5° до плюс 48,5°! Вот это да — разброс в 56°: то вроде бы ледышка, то почти как горячая сковородка!

Казалось бы, при такой выносливости плевать мышам на коммунальные услуги. Но среди этих существ есть почитатели двойных рам и центрального отопления. Не верите? Вот факт: более сорока лет с летучими мышами не было сладу в учебном корпусе химфака Ужгородского университета. Зоолог И. Туря-нин пишет, что работать в комнатах, где между рамами висели гирлянды рукокрылых зверьков, было неприятно. И вправду, запах аммиака, исходящий от зимующей тысячеголовой стаи, резкие крики, пока мыши не впали в спячку, вряд ли способствовали гладкому течению учебного процесса.

Насекомоядным зверькам шли навстречу, старались улучшить их жилищные условия. Спящих складывали в ящики и уносили в Другие дома, где условия для них были вроде бы получше. Но едва спадал мороз, мыши возвращались! Однажды их спровадили за 22 километра, но они вернулись и оттуда. Если бы так поступили с нами, нашли бы мы родную постель?

Вообще-то все рукокрылые очень привязаны к своим зимним квартирам. Наша самая большая колония веками обитает в одной из пещер Нагорного Карабаха. Здесь зимуют около 12 тысяч зверьков.

Летучие мыши, окольцованные в Воронежском заповеднике, во время сезонных миграций встречены на Кавказе, в Крыму и за границей. На лето они прилетают в те же дупла, на те же чердаки, где жили прежде. Но вот парадокс: у некоторых мигрирующих видов на летние квартиры, на свою настоящую родину возвращается лишь один самец на 20 самок, а у других, очень близких видов, вообще все крылатые мужчины остаются в курортных местах.

Что же влечет беременных самок из благодатных краев на Север? А вот что. В июне — июле, когда они выкармливают детенышей, насекомых, летающих ночью, здесь явно больше, чем там, где остались самцы. Именно обилие насекомых позволяет крошечной матери-самке нетопыря-карлика, весящей всего пять граммов (вес пятака) и родившей двух детенышей весом в один грамм (вес копейки), за четыре недели выкормить молоком обоих до 4,5 грамма.

В вольере под Звенигородом, наблюдая сквозь заднюю, прозрачную стенку убежищ, мы видели, как голодный детеныш, мать которого решила передохнуть в другом укрытии, подкарауливал чужих кормилиц. Он успевал вцепиться в сосок влетевшей самки и вместе с ней быстро семенил туда, где она оставила свое потомство. Родное дитя, убедившись, что место занято, спешило прильнуть к свободному соску. Выходит, что рукокрылые мамаши бескорыстно дают молоко всем двух-трехнедельным малышам.

И дело тут не только в доброте душевной, но и в физиологии. Количество образующегося у самок молока очень и очень велико для таких мелких созданий. И если его не отцедят дети, самке грозит мучительное воспаление молочных желез. И избежать его они готовы даже ценой риска.

Вот тому подтверждение. Однажды днем (!) во время съемок учебного фильма в Воронежском заповеднике Панютин поймал десяток самок, имевших трехнедельных малышей. Вечером их выпустили. Испуганные светом прожекторов, они куда-то улетели. С коробкой, в которой сидели их пищащие нелетные детеныши, Панютин полез на крышу бывшей церкви, из-под которой взял их днем. Но добраться до убежища летучих мышей не успел — был атакован мамашами. Достав горсть детенышей из коробки, открыл ладонь. Самки стали садиться на ладонь одна за другой. И едва детеныш успевал зацепиться, уносили его с собой.

Только после этого стало понятно наблюдение 1937 года, сделанное В. С. Лавровым. Он нашел самку лесного нетопыря, кормившую детеныша двухцветного кожана, по величине большего, чем она сама. Разбирая дневники Лаврова, погибшего во время войны, Константин Константинович выяснил, что за неделю до этого случая в этом же дупле Лавров отлавливал рукокрылых для кольцевания. Вероятно, при этом самка лесного нетопыря лишилась детеныша и усыновила двухцветного кожана, жившего рядом.

Наверное, уже ясно, сколь нежелательно тревожить летучих мышей в их жилищах. Особенно в июне и июле. Ведь обычно у них лишь по одному-два детеныша, рождаемых раз в год. Однако не менее опасно и беспокойство зимой, во время спячки. Насильственное пробуждение и поиски другого места — это громадные траты жира, накопленной летом энергии. В средней полосе примерно полгода теплится жизнь лишь за счет запасенной летом энергии жира. Зверек экономит изо всех сил. Если во время полета сердце делает 400–600 ударов в минуту, а температура тела около 40°, то в спячке — вялых 3–4 удара, а тело остывает до температуры подземелья или чердака. Скорость биохимических процессов падает в 100 раз! И если спячка протекает в тиши и спокойствии, износа организма почти нет.

Но и летом, днем, когда рукокрылые спят, тело остывает почти до температуры окружающей среды. Правда, самке такой отдых не приносит особых благ — ей надо вырабатывать молоко. Зато у ленивых самцов, проводящих в зимней спячке и дневном оцепенении девять десятых жизни, срок пребывания на белом свете больше, чем у подруг. Некоторые из них живут и по 30 лет. Однако настоящей активной жизни у них всего два-три года, столько же, сколько у прочих теплокровных созданий такого же размера.

Обитающие в нашей стране летающие зверьки безопасны. Даже рукокрылая великанша — гигантская вечерница (численность в РСФСР — 16–20 тыс.), кормящаяся жуками внушительного размера, например жуком-носорогом и жуком-оленем, весит лишь 50 граммов и вполне безобидна. Кстати, и гигантская вечерница, и эти жуки, к превеликому сожалению, ныне значатся в Красной книге СССР.

В отечественные Красные книги разного ранга внесены несколько видов летучих мышей. В основном те, которые особенно уязвимы при прямом воздействии человека. Но для некоторых хозяйственная деятельность оказалась благоприятной, даже ее издержки. В небрежно построенных кирпичных и панельных зданиях, представляющих для рукокрылых своего рода скалы, щели между панелями, кирпичами и над оконными коробками напоминают убежища в горах. Так, зазоры между бетонными плитами зданий одного из маслоэкстракционных заводов Краснодарского края стали для них любимой квартирой. А здание МГУ на Ленинских горах, богатое всякого рода «излишествами», один из перелетных видов — двухцветный кожан — начал использовать для зимовки. Трудно сказать, за что кожаны принимают высотный дом, но раньше они летали на Кавказ.

Еще будучи на студенческой практике в Воронежском заповеднике, С. П. Каменева в конце лета привезла в Москву нескольких рыжих вечерниц. О содержании летучих мышей в неволе тогда не было никаких публикаций. Она старалась угодить им, как могла, и зверьки, прожив в квартире больше года, были опять выпущены в заповеднике. Потом путем проб и ошибок, стоивших жизни нескольким питомцам, удалось выработать целую систему содержания рукокрылых в неволе. Этот опыт и стал той базой, на которую в 60-е годы опиралась жизнь подопытных существ в лаборатории бионики МГУ.

По научной литературе кочевало утверждение, будто подковоносы злобны и склонны к «каннибализму». Светлана Петровна доказала, что это не так. Анатомическое строение подковоносов таково, что если их держать в руке горизонтально, как других собратьев, то у них через несколько минут наступает жестокое кислородное голодание. И не мудрено, что, задыхаясь, зверьки начинают биться в руке и кусать все, что подвернется. Дело в том, что их жизнь течет либо в спящем положении вниз головой, либо в полете. Ребра у них неподвижны — они затягивают в себя воздух с помощью диафрагмы. В горизонтальном же положении обескровливались соответствующие мышцы, и подковонос попросту задыхался. Когда это стало ясно, пойманных зверьков начали сажать не в мешочки, а в капроновые или металлические сеточки, где они могли подвеситься вниз головой. И оказалось, что подковоносы милые и добродушные, смышленые существа, охотно идущие на контакт с человеком.

Пара этих симпатичных постояльцев дома у С. П. Каменевой облюбовала для подвешивания край одной из верхних книжных полок. Они быстро научились прилетать на свист и садиться на указательный палец руки, за что получали мучного червя.

Однажды вечером у нее в гостях был большой знаток мира рукокрылых Г. Н. Лихачев, который к тому времени уже более десяти лет изучал рукокрылых в Приокско-Террасном заповеднике. Однако с подковоносами дела не имел — те обитают в более южных районах страны. Закончив обсуждение зоологических новостей, муж Каменевой — Панютин привычным жестом вытянул руку и свистнул. Тут же подковонос сел на палец. И тут же Панютин возмутился: таким свистом он всегда звал другого подковоноса. Стряхнув с пальца незваного гостя, он повторил сигнал, и тогда прилетел тот, кто требовался. Это не только изумило Лихачева, но и разрушило его нелестные литературные представления об интеллекте подковоносов.

Подковоносов очень и очень интересовало человеческое лицо. Ночью, зависнув в воздухе в 15–20 сантиметрах над спящим человеком, они своим ультразвуковым локационным пучком то и дело тщательно «ощупывали» лицо, особенно закрытые веками глаза. Вероятно, движение глазных яблок в так называемой фазе быстрого сна интересовало их в первую очередь. Стоило крылатому зверьку заметить, что со стороны за ним кто-то следит или шевельнулся спящий, как подковонос тут же стыдливо мчался прочь, будто застали его за скверным занятием. А между тем при свете они преспокойно садились на лицо, цепляясь задними лапками за брови или даже за незаметные глазом морщинки.

Или вот такой факт. Не было случая, когда бы зверьки пытались укусить за лицо. А вот за палец кусали часто.

Как же истолковать столь разное отношение подковоносов к рукам и лицу?

Во всяком случае у звенигородских исследователей сложилось убеждение, будто для летунов руки и лицо кажутся разными существами. Такие крошечные зверьки, наверное, просто не могут представить себе, что есть «мышь», которая по размеру превосходит их в тысячи раз.

Кроме того, у подковоносов очень узкий локационный пучок, несущий информацию лишь о крошечной площади. Из небольших фрагментов они и складывают мозаику представлений о любом существе и предмете. Поэтому подковоносам весьма трудно обживать новое помещение. Когда им разрешили летать в прихожей, они целую неделю, выпорхнув туда на несколько секунд и обследовав маленький кусочек стены или шкафа, тут же возвращались в знакомую комнату. Лишь заложив в память «услышанное» с помощью локатора, снова летели в переднюю за новой порцией новостей. Но зато когда прихожая была обследована, стали вести себя там столь раскованно, что поймать их стало невозможным.

Значит, если эти зверьки, потревоженные человеком, станут переселяться на другой чердак или в другую пещеру, то, не зная досконально новой обители, долго будут беспомощны. Именно фрагментарное восприятие мира делает их очень ранимыми. Недаром в Западной Европе численность подковоносов за последние 30 лет сократилась в сотни раз, в основном из-за наплыва экскурсантов в пещеры.

Подавляющее число летучих мышей держать в неволе невозможно или крайне трудно. Дело не только в том, что нет полноценных заменителей живых насекомых, но и в том, что способы их поимки ночными летунами очень и очень разные. Приучить зверьков брать корм из кормушки отнюдь не просто. Так же не просто и следить за тем, чтобы подопытные не переедали и достаточно двигались, иначе они заболеют. При недостатке движения воспаляются и теряют эластичность летательные перепонки, на запястьях появляются опухоли.

В одной из зарубежных лабораторий сделали маленькую катапульту, которая выстреливала в воздух мучного червя. И летучие мыши стали охотиться за ним, словно за летящим насекомым. Скоростная киносъемка показала, что охотники пускали в ход крылья, хвостовую перепонку или неимоверно ловко хватали червя ртом. Человеческий глаз уследить за всем этим не в состоянии. Еще бы — когда выпустили дрозофил, то за час одна летучая мышь изловила 600 крохотных шустрых мушек! На обнаружение, преследование и поимку каждой тратилось в среднем лишь десять секунд!

В ненастье летучим мышам приходится «потуже затягивать пояса» — в плохую погоду почти нет летающих насекомых. И не примечательно ли, что в общем-то прожорливые зверьки легко переносят голод. В научной литературе описан вполне достоверный факт, когда невольная затворница, проголодав 18 дней, как ни в чем не бывало улетела на охоту и быстро восстановила свой крошечный вес.

«За двадцать три года работы с летучими мышами я убедился, что эти милые зверьки не бывают агрессивны!» У американца Мерлина Тэттла есть весомые основания для такого утверждения: двадцать три года — не шутка. Недавно Тэттла заинтересовали охотничьи повадки листоносов, летучих мышей, обитающих возле одного из панамских озер. Основное блюдо в их меню — лягушки, именуемые на местном наречии «тунгары».

Вообще-то ничего удивительного в том, что летучие мыши ловят водную живность, нет. Любопытны лишь детали. Так, долгое время зоологи ломали голову над охотой рыбоядных летучих мышей в тропиках Южной и Центральной Америки. Думали, будто рукокрылые рыболовы в качестве сачка пользуются перепонкой между лапами и хвостом. Мол, обнаружив добычу, зверек этим тралом выхватывает жертву из воды. Были и вовсе фантастические гипотезы, будто летучие мыши ныряют за рыбой и даже преследуют ее под водой. Реальная жизнь оказалась проще. На задних конечностях любителей рыбы есть длинные пальцы с острыми загнутыми коготками, очень похожие на маленькие багры. На кинопленке засвидетельствовано, как рыболовы опускали в воду лапки и, забагрив жертву, молниеносно перехватывали ее зубами.

Но вот как именно летучая мышь находит рыбу под водой? Эхолокация-то здесь вроде бы ни при чем. Ибо почти вся энергия звуковых волн на границе воздух — вода отражается от воды. Сила звуковой волны, отраженной от рыбки, вернется уменьшенной в миллион раз. Лишь недавно выяснилось, что рукокрылые замечают очень слабые колебания воды от плавников рыбы, плывущей близко к поверхности.

Тэттл же захотел выяснить, как летучие мыши находят и как отличают съедобных лягушек от ядовитых, обитающих на тех же болотах. Ведь здесь эхолокатор и вовсе ни при чем. То, что летающие зверьки реагируют на кваканье, то есть ловят лягушек на слух, подтвердили приборы ночного видения. Лягушки переставали квакать, едва в небе появлялись охотники, и, замолчав, спасали себе жизнь. Мыши, случалось, проносились в сантиметрах от примолкшей земноводной красавицы, вернее, красавца, потому что именно самцы оглашают свадебными песнями болота и канавы.

Вообще-то слуховой аппарат рукокрылых настроен на ультразвуковые частоты. Однако у летучих мышей, едящих лягушек, есть еще один пик чувствительности слуха в области низких частот — ниже 5 кГц. А именно в этом диапазоне кваканье тунгар раздается наиболее громко.

Мышей интересует не только настоящий лягушачий квак, но и его магнитофонная запись. Вот доказательство. Нескольких летунов выпустили в большую вольеру. Когда они успокоились и привыкли к сетке, начались эксперименты. Из замаскированных в углах вольеры динамиков по очереди или вперемешку неслись крики вкусных съедобных лягушек и ядовитых жаб.

«Мы с трудом сдержали крик ликования, — пишет Тэттл, — когда первая летучая мышь отправилась именно к тому динамику, из которого галдели лягушки, относящиеся, по разумению листоносов, к деликатесам. Зоологи меняли расположение динамиков, но летучие мыши, все как одна, торопились на зов только съедобных лягушек. Из следующей серии опытов узнали, что они различают лягушек не только по породам, но и по размерам. Во всяком случае магнитофонные записи кваканья слишком большой, с точки зрения летучих мышей, лягушки не вызывали энтузиазма охотников.

Не обошлось и без забавных происшествий. Когда динамики поставили не в вольере, а на берегу пруда, на первый же магнитофонный квак тут же явилась отважная летунья. Сперва она отгоняла соперниц, а затем решительно двинулась к динамику. Надо было видеть ее удивление, когда вместо обычной квакушки она обнаружила нечто металлическое.

И с ушами наших мышей не все просто — уши могут быть не только антеннами, но и просто ушами. Недавно зоологи А. И. Константинов и Б. В. Соколов получили неожиданный результат: летучие мыши по крайней мере двух отечественных семейств (гладконосы и кожаны) добывают пропитание (летящих насекомых), в основном полагаясь на обычный слух, а не на эхолокацию. Вот это да! Противоположно укоренившейся точке зрения.

Сие явление в науке помог открыть стеклянный цилиндр, куда на тонюсенькой проволочке подвешивали аппетитно жужжащее насекомое. Вот что пишут исследователи: «Цилиндр лишь ослаблял низкочастотные шумы, которые возникали при движении крыльев насекомого, но полностью исключал возможность эхолокационного обнаружения. Подковонос обнаруживал добычу с расстояния около трех метров, подлетал к цилиндру и пытался сбить насекомое ударом крыла по стеклу». Зрение тут ни при чем — поступали так и слепые подковоносы. Ну а учуять еду летучие мыши могут разве лишь в нескольких сантиметрах от носа, о трех метрах не может быть и речи. Пустой же цилиндр не интересовал ни слепых, ни зрячих рукокрылых.

Неужели и без эхолокатора летучие мыши были бы сыты? Вряд ли. Хотя гладконосые сперва именно с помощью обычного слуха узнают, что в нескольких метрах поодаль жужжит обед, зато потом включают локатор на всю мощь: локатор следит за виражами поживы. Кожаны, напротив, отключают локатор в момент преследования. Они гонятся за добычей, следя за ней быстро и замысловато двигающимися ушами. Это мудро — подковоносы ловят тех ночных насекомых, кто воспринимает ультразвук, кто услышав погоню, либо удирает во всю прыть, либо складывает крылья и шлепается на землю, где любой подковонос не страшен.

Хотите верьте, хотите нет, но кинопленка запечатлела, как подковоносы оставались ни с чем, если ночная бабочка, которую они почти догнали, к которой подлетели на 15–20 сантиметров, вдруг складывала крылья.

Уши — столь важный инструмент, что скороговоркой о них ничего не скажешь. К тому же совсем недавно появилась оригинальная концепция слуховой чувствительности животных.

Эта концепция опровергла ходячее мнение о том, будто острота слуха не зависит от величины животного, якобы слон и мышь могут слышать одинаково. Конечно, общего много, но и отличия разительны. И у слона, и у летучей мыши звук почти всегда достигает правого и левого уха за разное время и давит на перепонку с разной силой. Повернув голову, мышь и слон точно найдут источник звука, который может предвещать и неприятность, и радостное событие.

Но вот звуки-то они слышат разные. И самое важное тут — расстояние между ушами. Это не досужий вымысел, это экспериментально доказали американские исследователи. Отныне границы частотного диапазона, доступного восприятию того или иного животного, можно узнать по простенькой формуле, куда входят скорость звука и расстояние между ушами; чем ближе уши, тем выше воспринимаемая ими частота. Из подопытных животных 34 видов у слона было самое большое расстояние между ушами, и он слышал самые низкие звуки (слон слышал звуки частотой от 17 Гц до 12 кГц, собаки — до 44 кГц, крошечные летучие мыши — до 115 кГц!).

А что, если проверить границы слуха маленького слоненка и его крупной мамы? Какие звуки слышат капельные детеныши летучих мышей, ведь уши-то у них почти рядом?

А теперь опять заглянем в вольеру под Звенигородом. Длинноухая ночница, живущая в западных районах нашей страны и в Западной Европе, — редкая летучая мышь, и обстоятельно наблюдать за ней в природе еще никому не удалось. Да и в музейных коллекциях лишь несколько десятков экземпляров. А вот в вольере под Звенигородом держали пять таких зверьков. И выяснилось невероятное: длинноухие ночницы добывают пропитание не в воздухе, а собирают бабочек со сводов в начале пещер. Именно наблюдения в вольере позволили понять эту ключевую особенность в поведении длинноухой ночницы, и разрозненные до этого факты об экологии вида выстроились в логическую цепь.

У других, тоже редких летучих мышей удалось выявить иные, но столь же странные для науки особенности. Так, некоторые дальневосточные летучие мыши предпочитают ловить насекомых, бегая по земле. Полет им нужен только к местам кормежек. После того как узнали о том, что у трубконосов такая же структура шерсти, как и у ондатры, бобра и выхухоли, стало ясно, что это не что иное, как приспособление к полету под дождем. Значит, именно шерсть позволяет трубконосам выживать в тех местах, где по нескольку месяцев льют дожди…

Такого рода сведения, добытые при содержании летучих мышей в неволе, заставляют по-новому взглянуть не только на их экологию, но даже и на физиологию. А это в свою очередь дарит возможность обобщения данных разных дисциплин, позволяет обрисовать «синтетический» облик реальной жизни летучих мышей того или иного вида.

Прежде чем распрощаться с рукокрылыми, надо хоть немного поговорить о невзгодах в их жизни.

Представьте, что милые для многих людей скворцы ведут себя по отношению к рукокрылым просто по-хамски, не ставя их ни во что. Об этом хорошо написано в книге С. С. Мосияша «Летающие ночью». Если дупло, обжитое рукокрылым обитателем, приглянулось пернатому соседу, тот, не стесняясь, гонит хозяина прочь. Летучая мышь противиться не в силах — скворец больше, сильнее и вооружен клювом и когтями.

Если скворец подобен квартирному вору, то есть враги посерьезнее — совы, сычи, хорьки, куницы могут отнять жизнь. Обзавелись рукокрылые и захребетниками, причем общими с нашими: блохами и клопами. Клопы очень похожи на постельных. Специалисты полагают, что нас, ласточек и летучих мышей терзают одни и те же клопы еще с тех времен, когда человек жил в пещерах бок о бок с птицами и рукокрылыми. Вот так.

Светлана Петровна и Константин Константинович говорят, что любители довольно часто просят их дать летучих мышей на воспитание или сами раздобывают зверьков в природе в надежде подержать дома, чтобы щегольнуть перед знакомыми и друзьями. И если по современному законодательству это браконьерство, то с человеческой точки зрения — безнравственно, потому что приемыши обречены на быструю гибель. Исследователей же оправдывает только то, что накопленный ими опыт стал необходимым для науки. Благодаря навыку некоторые зверьки прожили у них более десяти лет. Но ранее десятки других заплатили за это своей жизнью…

Утро. Солнце уже вышло из-за леса, но еще не разъярилось. Светлана Петровна зовет меня на короткую прогулку к студенческим общежитиям. Говорит, что если стайки прилетевших из лесу вольных зверьков спрячутся на день вот под эту затененную крышу, то день будет жаркий, а если вот под эту, то скоро небо нахмурится, несмотря на иные утверждения бюро прогнозов. И еще не было случая, чтобы мыши ошиблись. Вот бы было хорошо, если б и сотрудники Гидрометцентра, прежде чем направить свой прогноз погоды на радио и телевидение, советовались с рукокрылыми радетелями леса.

Александр Чегодаев
«САД ЗНАНИЙ» ЯВАНСКОГО УЩЕЛЬЯ

Очерк

Фото автора

Сияющим солнцем морозного ноябрьского утра, желтизной и багрянцем листвы — в богатую осеннюю палитру как нельзя лучше вписывались дома из красноватого туфа — меня встретил город Ереван, современник Рима и Вавилона.

Столице Армении всегда есть что показать гостю. Но путь мой вел не на развалины Эребуни — всего, что осталось от некогда могущественного государства Урарту, не в хранилище древнейших книг Матенадаран, не в картинную галерею с богатой коллекцией живописи западноевропейской, русской, современной.

Обычный автобус затормозил у входа в ущелье, которое зовут здесь Аванским. Он был перекрыт массивными воротами — камень и толстые прутья, — а их венчали статуи двух гривастых, оскалившихся львов, выполненных «под Ассирию». За воротами в ущелье расположился Ереванский зоопарк.

Мне уже доводилось бывать здесь ранее, и потому бросались в глаза перемены: возрос видовой состав коллекции, сооружены новые вольеры и загоны.

Удачно оформленные щиты с рисунками и надписями дополняли экспозицию, как и предельно лаконичные, но содержащие емкую информацию таблички. На многих клетках, например с тайваньскими фазанами, на табличке красовался значок — кружок, а в нем косолапый черно-белый медведь. Иногда его называют бамбуковым медведем, но это вовсе не медведь, а гигантский енот, и правильное название — большая панда. Это редчайшее из млекопитающих знакомо борцам за охрану животного мира и неспроста стало символом Всемирного фонда охраны дикой природы. На других клетках панда была заключена в треугольник, на третьих красовались оба значка. Разобраться в этой нехитрой символике помог мне заместитель директора зоопарка по научной части Левон Шахиджанян. Ему недавно минуло всего сорок, но заботы и тревоги изрядно выбелили волнистую шевелюру.

Ереванский зоопарк, где он стал работать вскоре после окончания Ветеринарного института, сравнительно молод, он возник в 1940 г. Впервые идея о том, что зоопарк необходим столице Армении, зародилась в стенах того же Ветеринарного института в 1930 г. За эти десять лет неудавшуюся попытку создать зоопарк в Ереване предпринял Союз охотников Армении. Но наконец энергия носителей идеи (среди них первым был профессор-зоолог А. А. Саркисов) взяла верх, и в 1940 г. на сессии Верховного Совета Армянской ССР вопрос был решен в пользу будущего зоопарка. Строительство было начато в грозном для страны 1941 г. и возобновилось лишь после конца войны. Ядро зоопарка составила передвижная зоовыставка, эвакуированная цирковая «труппа». Сложная по рельефу местность (кроме Аванского зоопарк располагается на территории соседнего Бердадзорского ущелья) осваивалась и осваивается медленно — из 35 га площади задействовано пока 7.

Первым директором парка стал, естественно, уже упомянутый нами крупный ученый, доктор биологических наук, профессор А. А. Саркисов.

В прошлом здесь содержались животные, которых в ту пору нельзя было увидеть ни в одном зоопарке СССР, да и впоследствии в очень немногих: антилопа куду, аноа, лошадь Пржевальского, дымчатые леопарды, персидские львы.

Сейчас животных около тысячи, а видов 150. Хозяйство беспокойное, но Левон полон энтузиазма и проектов расширения «зоо». Он подумывает об экспозициях «зебры и фламинго», «остров гиббонов». Коллектив во главе с директором, биологом Джульеттой Акоповной Степанян, его чаяния полностью разделяет. У ереванцев налажены прочные связи с другими зоопарками страны, зоопарками ГДР и Чехословакии. «Без этого в нашем деле нельзя никак. Пусть всего лишь крупицы опыта накоплены, но обмениваться им надо — зоопарк не может и не должен вариться в собственном соку». Присматриваются в Ереване к достижениям других европейских зоопарков. Вот пример: в неволю попадают животные откуда угодно, а научно обоснованных рационов питания до недавнего времени нигде не было. Копировать природу нелепо, зачастую невозможно, иначе пришлось бы калана обеспечивать морскими ежами, панду и коалу — ростками бамбука и листьями эвкалипта, трубкозуба — термитами, а садового удава — живыми колибри. Так недолго и прогореть. О потребностях животных в неволе мы знаем пока еще мало. Разработать унифицированные зоопарковские рационы, содержащие необходимый набор витаминов и микроэлементов, смогли швейцарские зоологи — сотрудники Базельского зоопарка. Об этих рационах немало лестного сказал не нуждающийся в представлении Джеральд Даррелл. В Ереване освоили базельские рационы, и благодаря им животные стали лучше себя чувствовать, а многие виды — размножаться.

У Шахиджаняна два «конька»: пресмыкающиеся и хищники. К первым Левон питает слабость с детства. Бывают такие дети, и дотошные психологи даже подсчитали их процент — 0,02 %: когда их спрашивают: «Кто тебе в зоопарке больше всего понравился», — они отвечают безоговорочно: «Змеи». От банок с ужами и ящерицами на подоконнике Левон пришел к огромному акватеррариуму площадью 200 кв. м. Посетителей сюда пускают два раза в неделю — рептилии капризны, малейшие изменения в привычной среде могут спровоцировать у них отказ от пищи, длительную голодовку.

Под убаюкивающее журчание микрокомпрессоров «рыбьего царства» мы идем вдоль стекол, где среди причудливых нагромождений камней снуют, роясь в песке, ящерицы, ползают черепашки, лежат, свернувшись, ленивые змеи. Вот пара тигровых питонов с юго-востока Азии. Хотя аппетит питонов считают отменным, эти змеи постились более года и лишь недавно стали есть. Темные тигровые питоны — одни из самых крупных среди семейства удавов (до десяти метров), а королевские, которых в зоопарке целых три, — одни из самых мелких (всего лишь полтора). Но Шахиджанян гордится куда больше не этими экзотами, а невзрачными закавказскими удавчиками — так сказать, «карманное издание» гигантских сородичей. Удавчики в Ереванском зоопарке неоднократно размножались, причем размножались, как подчеркивает Левон, спариваясь в неволе.

Это немаловажно — зачастую тот или иной зоопарк или частное лицо провозглашают, что им удалось добиться приплода от каких-нибудь пресмыкающихся. На деле же оказывается, что потомство получено от самки, оплодотворенной в природе еще до поимки. Конечно же это нельзя считать полноценным «размножением в неволе». Столь же успешно, как удавчики, плодятся в Ереванском террариуме носатые гадюки. Они вообще-то широко распространены в Южной Европе и Передней Азии, но подвид, встречающийся в пределах СССР, — закавказский — очень редок, он недаром «состоит» в Красной книге СССР и МСОП. Тут-то и прояснилось дело с пандами: если на табличке панда взята в кружок, то животное внесено в Красную книгу Международного союза охраны природы (МСОП), короче говоря, во всемирную; если в треугольник — то в Красную книгу СССР. Есть в коллекции виды и подвиды, занесенные в обе книги.

Но вернемся к змеям: они представлены в зоопарке богато — здесь есть почти все виды ядовитых змей, встречающиеся на территории нашей страны, среди них еще два «краснокнижных»: среднеазиатские кобры и малоазиатские гадюки, или гадюки Радде, уроженки Армении. С кобрами пока не везет, а гадюки Радде приплод — уже давали; хорошо размножаются в террариуме зоопарка эфы, щитомордники и гюрзы, чей яд охотно используют фармацевты. Есть и экзотические гостьи: прекрасные экземпляры техасских и зеленых гремучих змей, водяных мокасиновых, шумящих африканских гадюк. Вся эта братия, с виду столь ленивая, предельно опасна; недаром на террариумы наклеен еще и другой значок-предупреждение: череп со скрещенными костями.

Есть и два крокодила: китайский аллигатор и гребнистый крокодил. Эти ящеры — антиподы в крокодильем мире. Первый — карлик, не более полутора метров взрослая особь; среди вторых известны чудовища до десяти метров длиной! Отсюда и нравы: аллигатор-недоросль ест рыбу, лягушек, моллюсков; гребнистый топит и пожирает оленей и буйволов, охотится за людьми, может разнести в щепы рыбачью лодку, особенно опасен в период размножения. Они и в зоопарке верны себе: аллигатор незлобив, смирен; крокодил гребнистый свиреп и неукротим, хотя живет в неволе с младенчества — за потенциальную пищу он считает все, что падает к нему в бассейн, и всех, кто у его края появляется. Так же «контрастно» распределение этих видов по земному шару: если ареал гребнистого крокодила охватывает едва ли не половину восточного полушария, простираясь от Индии и Шри-Ланки по всей Южной Азии, охватывая даже Новую Гвинею, Австралию и острова Океании, то китайский аллигатор, как ясно из его названия, живет только в Китае, да и то лишь в нижнем течении реки Янцзы. Одно их сближает: оба они резко сократили свою численность в природе и угодили в Красную книгу. Ясно, что в худшем положении оказался аллигатор — слишком уязвима его популяция из-за ограниченности ареала.

После рептилий Левон повел меня к хищникам. Львы и пумы; ягуары и гиеновидная собака; скунсы и носухи… Привязанность к хищникам у Левона сравнительно недавняя. До того как он возглавил научный сектор зоопарка, ему довелось заведовать именно этим отделом, где было зверье самое разное — от львов до куниц. У хищных млекопитающих с рептилиями общего мало — разве что степень риска сохраняется при уходе. Однако звери способны на проявление симпатии к человеку, чего не скажешь о змеях, хотя есть любители фотографироваться с ними на шеях (до поры до времени), пытающиеся доказать обратное.

В этом отделе у Левона много искренних друзей и «крестников». Не одного малыша, покинутого нерадивыми матерями, выходил он в своей городской квартире. Черная пантера (ну конечно же кличут ее Багирой) так и льнет к нему с эдакой лаской. А свидание с огромным амурским тигром-самцом Диком всегда трогательно. Дик просовывает через прутья розовый нос, щурит свои янтарные глаза, подставляет для почесывания причудливо испещренный пятнами и полосами лоб. Пятна и полосы на лбу у тигра загадочным образом слагаются в иероглиф «ван» — «господин», за что и бьют поклоны зверю в странах Дальнего Востока. Приветствуя Левона, Дик издает странные звуки. Они совсем не соответствуют его грозному облику восточного владыки или демона — это серия коротких отрывистых выдохов. Так, по свидетельству замечательного писателя-натуралиста и несравненного знатока этих зверей Джима Корбетта, общаются тигры с себе подобными. Ничего странного, ведь Дик, прозрев, увидел подле себя не мать-тигрицу, а Левона и его домочадцев — он до сих пор «наивно почитает» их за своих близких. Наверное, так оно и есть. Товарищем Дика по играм стал Левонов сын Сурен, и память об этих играх осталась у Дика пожизненно — это… половина правого уха. Другую половину откусил маленький Сурик, когда ему было три года, а Дику шесть месяцев: они с тигренком, кажется, не поделили мяч. Но Дик незлопамятен и поныне полон доброжелательности к людям, особенно к тем, кто его поставил на четыре когтистые лапы.

Разведение амурских тигров — дело очень нужное. Обеспечивая самих себя и другие зоопарки животными, родившимися в неволе, мы избавляемся от необходимости отлавливать их в дальневосточной тайге, способствуем росту и сохранению природной популяции.

Хороша здесь коллекция медведей: барибалы из Северной Америки, лохматый медведь-губач из Индии, маленькие, с мордами мопсов, бируанги Малайского архипелага, гималайские, с белым треугольником на груди, белый медведь, ну и конечно же герои русского фольклора и цирковой арены — бурые медведи. Среди них в отдельном загоне, не отличимом от их природных местообитаний — с нагромождениями валунов и горной речкой, что журчит по камням, — живет четверка медведей особенных. Они более мелки, чем их российские собратья, и шерсть у них палевая — это так называемые сирийские медведи родом из Армении. Они тоже оказались в Красной книге — систематическое их положение не выяснено до конца, а ведь уже есть немало примеров, когда животные исчезали раньше, чем мы успевали разобраться в их систематике и накопить знания по их биологии.

Сирийские медведи чувствуют себя «как дома»: спят, развалясь на солнышке, подставив мохнатое брюхо нежарким лучам, роются под камнями, переворачивая их длинными когтями в поисках съестного, портят впечатление дикой жизни, лишь когда начинают выпрашивать у посетителей подачку, как и все медведи во всех зоопарках мира.

В том же отделе Левон показывает мне предмет особой гордости — родившегося в неволе южноамериканского дикого кота оцелота и его родителей. Родители недовольно фыркают при знакомстве, а оцелотик, выпущенный в просторную вольеру, начинает носиться по нему как угорелый и тут же ставит метки по углам, задирая хвост. Сибирские рыси тоже принесли потомство — хотя кошки эти не редкие, рысятами может похвастаться не каждый зоопарк, их содержащий.

В такой же большой дружбе, как с тиграми и пантерой, Левон с гиенами, хотя на них столько наговорено, что у большинства людей они вызывают эмоции негативные. Полосатых гиен в Ереванском зоопарке три пары, а потомством их обеспечены едва ли не все зоопарки Союза, заинтересованные в этом. Звуки приветствия полосатой гиены — жалобное похныкивание, совсем как у грудного младенца, — тоже не вяжутся с ее обликом зверя, способного разгрызть трубчатую кость и панцирь черепахи. Этот вид удостоился занесения в столь часто упоминаемый нами источник, поскольку сохранился в наших Закавказских и Среднеазиатских республиках в очень малом количестве. Показанный мне в зоопарке Еревана мелкий хищник, пестрый хорек-перевязка, также занесен в Красную книгу, это редкий и скрытный зверек, на мордочку которого словно бы надета черная маска.

К вольере с закавказскими каменными куропатками, которые здесь хорошо разводятся, примыкают такие же «семейные» вольеры филинов, степных орлов, дикобразов. Степные орлы тоже в Красной книге СССР, так же как и винторогие козлы, уриалы, куланы. Отрадно, очень отрадно видеть, что все перечисленные животные в Ереванском зоопарке благоденствуют, и первый показатель их благоденствия — потомство. На пруду поодаль розовые пеликаны, а в отдельном павильоне карибские фламинго. Наших фламинго в Ереване нет, и Левону остается пока только мечтать о них. А мечтать стоит — карибские фламинго уже делали робкие попытки к размножению. У этих птиц сложные гнезда, они похожи на цилиндры из ила, в углубления которых откладываются яйца, и самка их высиживает, примостившись на такой «печной трубе». В вольере попросту не нашлось нужного материала для сооружения гнезда, оттого дело не сладилось.

Пришлось заняться и редкими копытными, и налицо результат: размножаются исчезающие безоаровые козлы. Ереванский зоопарк — единственное место в СССР, не считая гор Малого Кавказа, где можно увидеть безоаровых козлят. Численность безоарового козла сократилась из-за людских предрассудков. Он обитал ранее на юго-востоке Европейского континента и в Передней Азии — и всюду считалось, что некая мифическая субстанция из его желудка «безоар» — отсюда и название зверя — может служить талисманом. Суеверие глупейшее, но козлов осталось немного. Это далеко не единственные животные, заплатившие жизнью за суеверия, предрассудки, прихоти моды. «Ты видел у нас тигра и аллигатора из Китая — на родине их почти истребили, веруя, что зола из костей тигра дает человеку звериную жизнестойкость, а из частей тела аллигатора можно состряпать препарат, способствующий плодовитости. Полосатую гиену выбили в Марокко и Алжире, поскольку волос ее использовался для ворожбы, а мозг — в знахарстве».

Между тем безоаровому козлу люди многим обязаны — он слывет единственным диким предком домашней козы. А в происхождении овцы сыграл немалую роль сосед безоарового козла по зоопарку и по ареалу — закавказский подвид горного барана, или арменийский муфлон. В Ереване живет прекрасный чистокровный самец этого подвида в единственном числе. Но Левон надеется через несколько лет обзавестись стадом — есть возможность получить самок из заповедника. В природе этих баранов осталось не более 600…

На другой день я оказался свидетелем прибытия новоселов в зоопарк, с утра и до позднего вечера Левон носился на товарную станцию, привозил ящики с животными — каждый зверь в отдельном ящике. В Ереван прибыли бизоны, яки, буйволы, антилопы. Ящики, если не мешали деревья, поднимали автокраном и осторожно ставили прямиком в вольеру, а там, где были помехи, приходилось тащить на руках и вталкивать в загоны. В этих ящиках животные могут только стоять и лежать — свободного пространства там почти нет, иначе нервные антилопы покалечатся, а агрессивные быки разнесут свою временную тюрьму. Через выпиленные отверстия им в пути предлагают еду и питье. Выгрузка и вселение антилоп, яков и бизонов прошли напряженно, но успешно. Сложнее всего пришлось с буйволами. Вначале подтащили ящик с буйволицей, но вход в отведенный им загон шел под уклон, получался перекос. К тому же из соображений безопасности открывать ящик надо было стоя на его крыше, и несколько метров пути от ящика до двери загона отгородили временной решеткой. Буйволица вырвалась так стремительно, что я успел разглядеть лишь ее мелькнувший огузок. Настал черед самца — ящик вскрывал сотрудник зоопарка, а буйвол изнутри помогал ему лбом и рогами, ящик ходил ходуном, его прямо-таки распирало запертое внутри и спрессованное бешенство — вот высунулась рогатая голова, и, окинув взглядом нас, подпиравших решетку всего лишь руками, бык ринулся в загон. Такова магия хлипкой преграды для зоопарковского животного. Перво-наперво буйвол с ходу протаранил лбом столб, подпирающий навес. То ли удар отрезвил его (вряд ли чей-нибудь череп выдержал бы такой удар) — у буйвола расцвела на утолщенных основаниях рогов, закрывающих лоб, кровавая ссадина, то ли смирила встреча с разлученной подругой, но он вдруг застыл как вкопанный, лишь струи пара вырывались из ноздрей. Ранее я никогда не видел этих зверей живьем, кроме как в кино, но хорошо помнил из читанных в детстве записок Джона Хантера: каффрский буйвол входит в пятерку наиболее опасных для человека животных Африки. Его закрытый рогами, как забралом, лоб берет лишь пуля тяжелых крупнокалиберных ружей. Вспомнил и Эрнеста Хемингуэя: «…старый самец выскочил тогда из кустарника, качаясь как пьяный, и я разглядывал его рога, бугристый лоб, вытянутую вперед морду, маленькие глазки, видел, как на серой шее под редкой шерстью перекатываются мускулы и комки жира, в нем чувствовалась могучая сила и ярость, и я глядел на него с восхищением и даже некоторым почтением…»[24]

Мы все, человек тридцать, смотрели на него, испытывая те же чувства, хоть нас отделяла преграда и это было не на зеленых холмах Африки, а в Ереване. Для того и зоопарк городу — здесь сможешь ощутить трепет и волнение, умиление и восторг перед лицом дикой жизни, если тебе недоступно ощутить их в природе.

Зоопарки. Каждый раз, попадая сюда, мы совершаем путешествие не только по земному шару. Это путешествие в страну своего детства, к истокам мировосприятия. А каковы были истоки самих зоопарков, когда они стали нужны людям, и нужны ли они им сейчас?

Говорят, их некогда называли «садами знаний», но мы к этому еще вернемся. Ереванский зоопарк уместнее было бы назвать садом, заставляющим задуматься. После двух дней, там проведенных, после бесед с Левоном и Джульеттой Акоповной Степанян в те урывки времени, что они смогли мне уделить, я много раз возвращался в мыслях к этой поездке.

Если рассмотреть все многообразные формы взаимоотношений человека с дикой природой и животными на протяжении истории, то их можно условно разделить на две. Одна имела место в древнейших очагах человеческой культуры — в Средиземноморье, Передней Азии, Китае, Индии. Здесь наступление человека на природу началось тысячелетия назад, и, хотя оно носило не менее неумолимый характер, чем сейчас, темп этого наступления, обусловленный техническим уровнем древних цивилизаций, был замедленным. Обезлесение горных склонов, эрозия почвы — вот то, что осталось на «поле боя» в этих регионах на сей день. Обычно животные в такой ситуации успевают приспособиться, перестроить структуру своего ареала, освоить новые местообитания — вымирают наиболее специализированные или слишком уж излюбленные объекты охоты. Потому-то за несколько тысячелетий до начала XIX в. все названные области Земли потеряли лишь по нескольку видов крупных животных.

На другом полюсе — «взрывной» темп уничтожения, «блицкриг», объявленный природе, начавшийся лет двести назад. Он вспыхивал там, где уже достаточно оснащенный homo sapiens дорывался до нетронутых природных богатств и вел себя ненамного разумнее саранчи на посевах. Последствия этого «блицкрига» испытали на себе бизоньи стада в Америке, стада травоядных — от слонов до мелких антилоп в Тропической Африке. Итоги его — многочисленные, пухнущие как на дрожжах Красные книги и конвенции. Армянское нагорье было одним из очагов возникновения цивилизации, а существовавшее здесь с начала IX в. до н. э. государство Урарту — первым государством на территории СССР. Как показывают раскопки, урарты содержали непомерное количество скота, они успели свести леса вокруг озера Севан, охотились на безоаровых козлов, арменийских муфлонов и других копытных.

Пресс охоты в прошлом, несмотря на то что знать любила ею тешиться, был все же не так велик — охотились единицы, а не каждый желающий. Вот что говорит летописец, свидетельствующий о правлении царя Артавазда из династии Аршакидов, воевавшего с легионами Помпея: «Он весь был предан яствам и питию: бродил, блуждал по болотам, по чаще тростников, по крутизнам, охотясь на куланов и кабанов»; а средневековый путешественник Барбаро видел у одного из армянских князей в 1474 г. при дворе более сотни ручных гепардов, натасканных для охоты.

Гепарды и куланы исчезли в Армении еще в доисторическую эпоху, а с ними заодно зубр, тур, дикая лошадь и лев. Все это итог более чем трехтысячелетнего хозяйствования человека, но стоило ему оказаться помноженным на хищничество последних двух веков, как к семи видам в Армении добавились сразу три: тигр, серна и джейран, хотя в соседних республиках тигр исчез недавно, так сказать, «на глазах», а джейран и серна дожили до сих пор. Лавина промысла дичи, обрушившаяся за последние полтора века на окраины России, не уступала той, о которой любят писать популяризаторы, воскрешая призрак Буффало Билла. Однако даже это было не столь пагубно, как хозяйственное освоение территории. Поэтому нет ничего удивительного, что, листая первое издание Красной книги СССР, мы обнаруживаем: из 63 видов и подвидов занесенных туда птиц 27 отмечены в Закавказье, из 62 млекопитающих 15 родом из Закавказья. Во втором издании неуклонно выросли цифры и те и другие. Закавказские амфибии и рептилии составляют почти половину занесенных в Красную книгу СССР, хотя большинство из них свели никак не охотники.

Процесс пополнения Красной книги необратим; если уж быть оптимистами, обратим лишь в единичных случаях: вместо одного-двух видов, исключенных из списка при новой редакции, человечество будет вносить в нее десятки новых. И самые завзятые природоборцы навряд ли представляют себе стада возрожденных тарпанов на полях Украины и тьму бизонов в распаханных прериях Америки. Времена, когда, пользуясь строкой Редьярда Киплинга, «…лось ревел там, где Париж ревет теперь…», не вернутся, они канули в небытие, и не стоит об этом сожалеть. Всякие же околонаучные разглагольствования о примирении животных и человека путем насильственного вселения их в города и предоставления им там полной свободы пока что остаются блажью — для этого пригодны очень немногие виды и очень немногие города.

Поэтому генеральная стратегия — охрана в природе, а охрана в неволе, разведение на фермах, в питомниках, зоопарках — лишь резерв. Этот резерв выступает на первый план там, где терпит крах генеральная стратегия. Так спасли оленя Давида, зубра, белого орикса, лошадь Пржевальского, гавайскую казарку. Питомники служили и служат подспорьем в спасении и охране бизона, редких видов оленей, антилоп, подвидов тигра, кулана, журавлей, фазанов, хищных птиц, некоторых крокодилов и черепах. Правда, у зоопарков цели несколько иные, нежели у питомников: им приходится считаться с тем, что первоочередная их задача — знакомить горожан с животным миром планеты, а для рядового посетителя куда интереснее лев, медведь, обезьяна, нежели какая-нибудь эндемичная землеройка или ящерица, к тому же еще и скрытная. Поэтому успехи зоопарков в разведении редких видов не так велики, как хотелось бы друзьям природы. Из 291 вида и подвида млекопитающих, внесенных во всемирную Красную книгу, в 836 зоопарках планеты содержалось 162 вида, а размножалось лишь 73. Так было в 1962 г. А к 1980 г. 97 видов и подвидов зверей, 88 — птиц, 37 — амфибий и рептилий из Красной книги размножались в неволе по меньшей мере единожды. Семь форм млекопитающих ныне представлены только зоопарковским поголовьем — в природе их уже нет… Весомым вкладом зоопарков в охрану фауны является хотя бы то, что они обеспечивают сами себя многими видами животных. Ностальгия по увеличивающемуся разрыву с природой, как и любая ностальгия, чаще принимает формы трогательные, иногда смешные и уродливо-болезненные. Это и домашние зоопарки, и отдельные животные в домах, содержать которых их владельцам не под силу, и гигантская тяга к познанию животного мира, хотя бы теоретическому. Ее показатель — рост зоопарков и рост числа посетителей (за 30 лет количество зоопарков выросло втрое, а число посетителей — в 10 раз).

Возникли они в эпоху детства человеческого рода, и в тогдашних зоопарках разыгрывались самые фантастические побоища и поединки. Из книг мы узнаем: один из первых зоопарков существовал в Древнем Китае еще в 1150 г. до н. э., и его величали «садом знаний», но о том, кто получал знания в этом саду и какие это были знания, книги обычно молчат. Но вот что сказано в китайском манускрипте той поры: в Нанкинском «саду знаний»… лишь за одну охоту было убито 22 тигра, 2 дикие кошки, 18 барсуков, 5236 благородных оленей и 3508 пятнистых, 721 як, 12 носорогов, 69 бурых медведей, 352 кабана, 16 лосей, 50 кабарог. Выходит, едва ли не единственным знанием, приобретаемым в таких садах императорами Ханьской династии, была практика в стрельбе из лука по живой мишени. Запад в этом отношении превзошел Восток. Здесь императоры предпочитали смотреть из безопасных лож, как гибли на аренах гладиаторы и звери, содержавшиеся в специальных «бестиариях» — зоопарках Древнего Рима. Не все, вероятно, представляют себе масштабы этих боен. Император Траян в честь своей победы над даками устроил в цирке сражение, где участвовали десять тысяч пленных даков с одной стороны и десять тысяч зверей с другой. Они свозились в «бестиарии» со всех окраин империи: от зубров и лосей из лесов Европы до слонов и носорогов из Африки. Ученые считают, что интенсивный вывоз для гладиаторских боев был одной из причин исчезновения слонов в Северной Африке — тех самых боевых слонов, что несли на своих спинах воинов Ганнибала и Пирра, тех, что более способствовали поражениям своих хозяев, чем их победам. Та же участь постигла и берберийского льва. Правда, темногривые великаны пережили слонов в Северной Африке, хотя тоже были излюбленными объектами кровавых цирковых забав.

И тем не менее в эти жестокие для людей и зверей века закладывались основы содержания диких животных в неволе и ухода за ними. Кстати, по своему размаху римские «бестиарии» не превзойдены до сих пор ни одним из современных зоопарков. В отдельных случаях животные доживали там до преклонного возраста. Так, бегемот у императора Августа прожил четыре десятка лет.

Неизвестно, были ли зоопарки на прародине Армении — в Урарту, но в соседней Ассирии они возникли ненамного позднее, чем в Китае. Ассирийский царь Тиглатпаласар I не без гордости повелел записать (запись дошла сквозь века до нас) о том, что он «собирал стадами… газелей, оленей, горных козлов, антилоп и считал их, как считают стада овец», а также о том, что он «поймал живьем четырех слонов». Отловом и содержанием зверей люди стали заниматься с момента своего становления. Тогда животных не делили на продуктивных и непродуктивных (продуктивным могло стать любое из них), они содержались как запас мяса на случай долгого невезения на охоте. До сих пор у некоторых народов Африки дикие животные обозначаются словом «ньяма» — мясо. Вторично отношение к дичи как предмету забавы, потехи, оно воплотилось в красноречивом английском «гейм» — это и «дичь», и «игра». Правда, путешественники пишут, что индейцы Амазонки, влачащие жизнь суровую и убогую, держат в своих хижинах огромное количество животных вроде бы никчемных, и обилие их зачастую просто поражает.

В конце прошлого века на Суматре и Калимантане ловил животных для зоопарков предприимчивый американец Чарльз Майер. Как и все звероловы, он опирался в первую очередь на помощь коренного населения — даяков. Старый вождь спросил у Майера, для чего он ловит в джунглях, рискуя жизнью и здоровьем, слонов и носорогов, тигров и леопардов, орангутанов и крокодилов, хлопочет с ними и для чего их потом везут за тридевять земель.

Майер объяснил, как мог: в далеких, непостижимо далеких Европе и Америке мужчины, женщины и дети приходят посмотреть на невиданных доселе зверей и получают от этого удовольствие. Старый даяк долго думал, потом резюмировал: «Ну что ж, я объявлю людям племени, что у вас, белых, таким способом принято лечить глаза».

В какой-то мере этот старик оказался провидцем. Если глаза — отражение души, то сейчас, как никогда ранее, мы лечим глаза и души, уставшие от скоплений домов-муравейников, стад автомашин, лесов заводских труб и антенн, серого асфальта и бетона под ногами и такого же серого неба, глядя на животных, траву, цветы, еще не замутненные (остались ли такие?) озера и родники.

Они нужны всем нам, эти дикие животные, и были нужны всегда. Среди зевак-бюргеров средневековых городов, приходивших поглазеть на зверей из заморских стран, были ученые-натуралисты; были также, и в доказательство они оставили нам свои пережившие века работы, Рембрандт и Дюрер, Рубенс и Пизанелло. Фантастическое обличье носорога, тяжелая грация льва и легкий склад гепарда, грузная морщинистая фактура слона… Персидский миниатюрист Мансур, невзирая на строгий запрет ислама рисовать животных и людей, запечатлел удивительную лошадь тигровой масти — зебру.

Их живые прообразы не менее ценны для людей, чем творения человеческого гения. Последние мы бережно храним — носорог, нарисованный Дюрером, может пережить живого индийского носорога, рукописи Матенадарана — леопарда и муфлонов Армении, где они упомянуты среди прочих достояний армянской земли. Это не преувеличение. В национальной галерее Лондона хранится картина венецианского художника Пьетро Лонги «Носорог». Картине суждена долгая жизнь, а изображенного на ней яванского носорога в природе практически нет.

Чтобы сохранить животных, во всем мире работает множество людей: от глав государств до подростков, ученых и писателей, священников и кинозвезд. В их рядах и сотрудники зоопарков нашей страны, в том числе и Ереванского.

В. Борейко
ИДУЩИЙ ВТОРЫМ

Очерк

Художник Е. Ксенофонтова　

Люди этого склада не стали знаменитыми учеными. Хотя могли ими стать. Они не сделали замечательных открытий. А могли сделать. Во все времена великие догадки человеческого гения должны попасть на благодатную почву. Идущие вторыми обязаны сделать их реальными, земными. Иначе творения даже самых гениальных умов долгое время могут считаться недосягаемыми прожектами.

Идея защиты отечественных памятников природы, рожденная в России в начале века петербургским академиком И. П. Бородиным и московским профессором Г. А. Кожевниковым, наверное, долго еще витала бы в облаках, не будь у нее таких горячих поборников, как Михаил Розанов.

— Значит, ты, Мартино, уверен, что довезешь меня до Симферополя на этом тарантасе?

Нет, этот длинный Розанов явно перегибал палку. Мартино от досады с силой пнул по колесу. Что он, зря полгода ремонтировал этот трофейный «фиат»? Каждый вечер, когда спина и плечи невыносимо ныли от тяжелой работы (люди заповедника заготавливали стройматериалы и строили все сами), он залезал под автомобиль и с невиданным упорством копался там по 2–3 внеурочных часа. И вот теперь, когда уже все позади — шутка ли, можно спокойно махнуть в Симферополь и обратно, — над ним начинают издеваться.

Да еще кто — Мишка Розанов, его лучший друг и соратник.

— А кто слишком умный, может отправляться пешком. — Володя Мартино громко хлопнул дверцей, натянул очки и превратился в этакого автокентавра, совершенно слившись с машиной.

— Ладно, ладно, не дуйся. На сердитых воду возят. — Розанов вынул наган, протер патронник, еще раз пересмотрел папку с бумагами (он вез их в лесное управление) и сел рядом с Мартино. — Едем, что ли?

Михаил Розанов был направлен в Крым Российской Академией наук еще в 1917 г. в качестве помощника директора Крымского заповедного парка, возникшего после ликвидации царской охоты в Козьмо-Домианской горной котловине. А с 30 июля 1923 г. стал главным уполномоченным по делам охраны природы Крыма и одновременно первым директором Крымского государственного заповедника.

Розанов активно занялся строительством усадьбы заповедника (почти все прежние постройки были сожжены или разрушены) и борьбой с разгулявшимся было браконьерством.

Он был невероятно силен, этот долговязый брюнет. «Полтора панича» — так уважительно прозвали Розанова местные браконьеры-татары. Однажды, во время очередного обезоруживания пойманных браконьеров, один молодой татарин, не в состоянии дотянуться до физиономии своего двухметрового врага, полез на Розанова, как на фонарный столб, пока не был сбит мощным ударом тяжелого кулачища.

Браконьеры смириться не могли. Распоясанные войной и разрухой, они привыкли стрелять в высокогорных крымских лесах все и когда угодно.

Благо было оружие. Его после войны оставалось в достатке: русские винтовки, английские карабины, французские и немецкие маузеры.

Браконьеры представляли большую опасность. Чувствовали силу. Не раз и не два подкидывали в заповедник письма: «Убирайтесь из леса», «Пули и штыка хватит на всех», стреляли по ночам в сторону центральной усадьбы. Особенно злобствовали жители соседнего села Саблы.

…Первая пуля, противно визжа, расплющилась о капот. Вторая разбила лобовое стекло.

— Сабловцы! Скорей за гряду, — крикнул Розанов, на ходу выхватывая наган. Двое красноармейцев (их подобрали по пути) уже стреляли по прыгающим на горе фигуркам. Нападавшие явно не ожидали, что в автомобиле окажутся четверо вооруженных людей, и, пальнув еще несколько раз для острастки, убрались восвояси. Все обошлось благополучно, не считая Розанова, которому сильно посекло щеку битым стеклом.

Настоящим Главнаука Наркомпроса удостоверяет, что Михаил Павлович Розанов, являясь организатором Крымского гос. заповедника, состоял на службе Главнауки уполномоченным по делам охраны природы Крыма и заведующим, а затем директором Крымского государственного заповедника и его лесной биостанции с 1 июня 1922 г. по 1 февраля 1925 г.

Во время вышеназванной службы проявил себя энергичным, хорошо подготовленным работником по вопросам охраны природы и организации заповедников.

Начальник Главнауки Ф. Н. Петров

У Михаила Розанова были интересные родители. Мать, Лариса Ивановна, родилась в семье полтавского помещика. Увлекшись идеями народничества, она тайком от отца сбежала в Москву. Хотела выучиться на фельдшера, чтобы приносить пользу народу. Для поступления в медицинское училище ей был необходим отдельный паспорт, и для этого она вступает в фиктивный брак со студентом-медиком Павлом Розановым. Два года спустя, закончив училище при Марьинской больнице и получив звание «повивальной бабки», Лариса уже не настаивала на расторжении брака. К Розановым пришла любовь. Вскоре супругов Розановых арестовывают за участие в «Народной воле» и заключают в Бутырскую тюрьму. Старшая сестра Миши Розанова родилась там, в Бутырке.

Сам Михаил родился в Ялте 31 декабря 1891 г. Его отец к тому времени был известным врачом в городе, основоположником городской общественной медицины. По словам крымского врача и писателя Сергея Яковлевича Елпатьевского, Ялта благодаря П. П. Розанову в санитарном отношении, несмотря на недостаток воды, стала одним из самых благополучных русских городов.

— Без Павла Петровича нельзя, — убежденно говорил А. П. Чехов, когда надо было участвовать в организации какого-нибудь общественно полезного дела.

В 1897 г. во время первого приезда в Ялту Максима Горького, больного туберкулезом легких, П. П. Розанов помог ему организовать лечение. С тех пор между ними установились прочные дружеские связи. В доме Розановых бывали Куприн, Вересаев, Волошин, Скиталец. На семейных вечерах пел Федор Шаляпин.

Обычно мягкий и добрый, Розанов порой становился строгим, резким, или, как иногда говорили, «грубым доктором Розановым». Этого требовала от него тяжелая врачебная практика, натянутые отношения с властями. После последнего ареста и заключения в тюрьму «Кресты» в Петербурге у него открылся туберкулезный процесс. После освобождения в Ялту ему возвратиться не разрешили. Розановы переехали в Симферополь. Там Павел Петрович и умер от легочного кровотечения на своем посту, во время заседания городской санитарной комиссии.

В Симферополе семья Розановых сошлась с опальной семьей Гунали, близкими родственниками Софьи Перовской. Особенно подружились мальчики. Высокий чернявый Михаил Розанов и светловолосый крепыш Саша Гунали. Дружба прошла через всю их жизнь.

Предложение создать заповедник на землях бывшей великокняжеской «Кубанской охоты» было высказано русскими учеными еще в 1910 г.

Стремясь сохранить уникальный уголок дикой природы, а главное, последних зубров, Кубано-Черноморский ревком принимает 3 декабря 1920 г. постановление о создании Кубанского высокогорного заповедника. Принимает, несмотря на громыхавшую кругом гражданскую войну. Но уже окончательно Кавказский заповедник был утвержден 21 мая 1924 г. специальным постановлением Совнаркома РСФСР.

Вскоре туда приехал Гунали, а за ним и Розанов. Главнаукой РСФСР им было поручено выяснить, остались ли еще на Кавказе зубры.

Экспедиция двинулась по самым труднодоступным местам: хребтам Мастакан, Бзыке, долине Местыка, вдоль речки Холодной. Осень красива везде, и на Кавказе особенно. В буковых лесах — листопад. От громкого шороха, казалось, глохли уши.

Пятым в экспедиции шел Седун, высокий, благообразный, с аккуратно стриженной седовласой бородой. Даниил Фомич был потомственным егерем. Родился он в белорусском селении Белая Вежа. В 1913 г. его, как опытного охотоведа, пригласили в Крым. Став директором Крымского заповедника, Розанов сразу же назначил его старшим егерем. В заповеднике Седун быстро стал самой популярной личностью, особенно среди мальчишек и браконьеров. Первые его боготворили. Мастер на все руки, он лепил им из глины, вырезал из дерева массу различных гудочков, свистков, пищалок и «чижиков». Ребята ни дня не могли прожить без дяди Дани. На браконьеров у него был особый нюх. Редко кто из них уходил от погони, когда рейд возглавлял Седун. Между прочим, в молодости, еще в Беловежской Пуще, он сам слыл дерзким, неуловимым браконьером. Затем покаялся. О его честности и неподкупности ходили легенды. Рассказывают, в голодном восемнадцатом он и вся его семья сидели на одной барсучатине.

Вот глупый старик, удивлялись соседи, нет чтоб оленя застрелить…

Седун был единственным членом экспедиции, кто хорошо знал зубра. Видел его «живьем» в Белой Веже, помнил следы. Поэтому Розанов и Гунали срочно вызвали его на время из Крымского заповедника. Была и вторая причина — крепко они привязались к нему еще там, на солнечной крымской яйле.

Самого зубра, учил Седун, видеть не обязательно. Очень осторожен. Достаточно найти характерные погрызы лыка на деревьях или свежие следы на солонцах. Но увы. Экспедиция возвратилась с пустыми руками. Кавказский зубр, как подвид легендарного животного, в 1927 г. уже не существовал на Земле. Был выбит человеком полностью.

Экспедиция за зубрами была последней экспедицией Седуна. Возвращаясь в Крым, он был убит браконьерами. Под рождество устроил засаду и взял на «горячем» троих. Не впервой приходилось. Но вскинуть ружье не успел. Картечь подло стукнула сзади, в спину.

Похоронили его заповедненские с почестями, под старой раскидистой елью.

Ненамного пережила мужа жена Седуна и его дочка Настя. В 1942 г. фашисты заподозрили их в связи с партизанами и живыми сожгли в избе.

Бывая в Москве, Розанов с головой окунался в создание структуры органов охраны природы. Он горячо поддерживает идею московского охотоведа Франца Шиллингера об организации общества охраны природы и вместе с пятью другими учеными и общественными деятелями 3 декабря 1924 г. становится одним из членов-учредителей Всероссийского общества охраны природы. С 1926 г. — он член президиума Комитета по охране природы при Нарком-просе РСФСР, участвует в работе Бюро Съезда по изучению производительных сил при Госплане СССР (ученый секретарь секции охраны природы). В январе 1933 г. соратник Ленина, член Президиума ВЦИК Петр Гермогенович Смидович открывает в Москве I Всесоюзный съезд по охране природы. В нем участвует и Розанов.

У каждой человеческой жизни есть характерные отметки. Розанов вехами своей жизни считал созданные им заповедники. Обоснований на их организацию хватало всегда. Нужны были люди, которые бы эти заповедники «пробивали». Выбор местности, подготовка документации, ее согласование и утверждение требовали высочайшего напряжения человеческой мысли, души и сердца. Не каждый мог выдержать эту чудовищную нагрузку. К сорока годам в «активе» Михаила Павловича уже была болезнь сердца и созданные Крымский и Кавказский заповедники. Позже он принимает участие в организации Черноморского, Дарвинского, Кроноцкого, исследует перспективные территории на Памире, в Каракумах, на Чукотке, Камчатке, Таймыре.

Бадхыз был последним у Розанова. Организован этот заповедник буквально перед войной, в 1941 г. В 1943 г. Розанова приглашают в Институт эволюционной морфологии АН СССР.

Иногда, когда выпадала свободная минутка, Михаил Павлович писал научные статьи. Многие из них потом были признаны фундаментальными. Как, например, «Материалы по млекопитающим Крыма». На нее до сих пор ссылаются авторитеты. В 1946 г. ВАК присваивает Розанову степень кандидата биологических наук без защиты диссертации. В 1947 г. Михаилу Павловичу удается вырваться в Крым. Его всегда тянуло сюда. И вот наконец вновь посчастливилось. Розанов исследует уникальные природные объекты полуострова. Подготавливает решение Крымского облисполкома по охране природы. С 1947 г. 33 интереснейших памятника природы, в том числе водопад Кизыл-Коба, пещеры Четыр-Дага, ледяная пещера «Бузлу-Коба», пещера «Киик-Коба» с остатками вымершей фауны стали охраняться законом.

Когда человек начинает стареть, в каком возрасте к нему подкрадывается старость? В тридцать лет, в пятьдесят, в восемьдесят? Каковы ее приметы — седина на висках, инсульт, первый инфаркт? А может, физиологическое старение не предполагает старения духовного? Или, наоборот, желание обойти острый угол, лишний раз перестраховаться, спрятаться от назревших проблем за отписками и циркулярами и есть характерные черты старика?

Старость как болезнь. Слабых духом она поражает и в тридцать, сильных не может побороть никогда.

Шел 1952 год. Постоянные боли в сердце вынудили Розанова выйти на пенсию, но не смогли заставить бросить любимое дело. В его знаниях, колоссальном опыте, бойцовском характере ох как нуждалась в то время поредевшая за войну дружина защитников природы.

В 1957 г. его постигает тяжелый удар. Детище Розанова — Крымский заповедник — реорганизовывается в заповедноохотничье хозяйство. Переживания дают о себе знать: Михаил Павлович попадает в больницу с инфарктом.

Начало шестидесятых годов ознаменовывается большим прогрессом в деле охраны природы. Во всех союзных республиках принимаются законы по охране природы, создаются природоохранные комиссии при Академии наук и общества охраны природы, организовываются новые заповедники.

Взоры Розанова обращены к Крыму. Не раз и не два за свой счет приезжает Михаил Павлович в Симферополь, подготавливает материалы об охране новых уникальных объектов природы, поднимает вопрос о возвращении Крымскому заповедно-охотничьему хозяйству статуса заповедника.

— Решение ошибочное, — убеждает во всех инстанциях Розанов. — Заповедник не может и не должен быть одновременно охотничьим хозяйством. Даже в самом названии уже скрыто противоречие.

Неутомимый природоохранник находит поддержку в Крымском облисполкоме, его доклад с сочувствием встречен на научной конференции по охране природы, проходившей в 1963 г. в Никитском ботаническом саду. В ялтинской газете в день открытия конференции публикуется статья Розанова «Это заставляет бить тревогу», посвященная этой же проблеме.

«Итак, сплошная рубка леса, лесопильный завод, охота с прожектором… Что же осталось от заповедности? По существу ничего, — писал в газете Розанов. — Ведь охотничье хозяйство переведено на хозрасчет, а это означает — чем больше будет вырублено, тем лучше…

Так происходит, но так дальше ни в коем случае не может продолжаться…

Ясно одно: мы должны не только сохранить все богатство чудесной крымской природы, но и приумножить их. А раз так, надо вести беспощадный бой с теми, кто посягает на эти богатства неразумно или злонамеренно».

Казалось, осталось совсем немного: проект решения о вторичном создании Крымского заповедника подготовлен, находится на согласовании, Московское общество испытателей выступило с ходатайством в Академии наук Украины о научной поддержке заповедника. Все бумаги проходили через Михаила Павловича. Любое непонимание, бюрократическую отписку, любую преграду на пути к созданию заповедника он воспринимал как личную неудачу, как личное горе. И сердце не выдержало вновь. На этот раз ничего сделать не удалось. Михаила Павловича не стало 4 ноября 1966 г.

Когда гаснут звезды, свет их льется еще миллионы лет. Когда уходят люди — на земле остаются плоды их труда. Розанов оставил после себя шесть заповедников. И нам всем надо оценить важность этого.

Виктор Рощаховский
КОГДА «МАРШИРУЮТ» КРАБЫ

В Индийском океане, приблизительно в 360 км южнее Явы, лежит остров Рождества, принадлежащий Австралии. Остров площадью всего в 156 кв. км, три четверти поверхности которого покрывают тропические леса, берега изрезаны, обрываются к морю известняковыми террасами, изобилуют тесами. На острове живет около 2000 человек — китайцев, малайцев, европейцев. Многие из них заняты на фосфатных разработках.

Остров Рождества принадлежит к наиболее крупным в мире заповедникам редких птиц (восемь видов пернатых водятся только тут). Однако не менее интересны и его сухопутные крабы. Обитает здесь 15 видов крабов, в том числе такой сухопутный гигант, как «кокосовый вор». Вес отдельных экземпляров этого вида достигает трех килограммов. Меньше по весу, но гораздо многочисленнее — сухопутный красный краб, популяция которого на острове достигает невероятного количества в 120 млн. экземпляров. Эти сравнительно небольшие светло-красные существа являются отличными санитарами, и благодаря им в джунглях острова царит образцовая чистота. Они старательно поедают опавшие листья, засохшие цветы, плоды. Но они отнюдь не вегетарианцы — крабы уничтожают падаль, насекомых, улиток. Живут в земляных норках. Максимальный размер панциря — 10–12 см.

В конце года, когда наступает сезон дождей, красные крабы начинают свой ежегодный марш, продиктованный инстинктом продолжения рода, марш из лесов, с горного плато, вниз, к морю. Этот поток живых существ в такие дни напоминает мощный вал наводнения.

Марш крабов к морю длится от 9 до 18 дней (они движутся по утрам и ближе к вечеру), и в это время островитяне чувствуют себя как в осаде. Крабы наводняют дороги, дворы и сады, заползают на террасы, в сараи и гаражи. Пробираются сквозь загородки, через рельсы железной дороги, а случись встретиться им на пути металлическая сетка, проберутся и через нее. Жители плотно закрывают двери и окна, и тем не менее находят непрошеных гостей в чуланах, в шкафах и туалетах, на сиденьях автомобилей и даже в собственных постелях. Но это не озорство, просто они заблудились. Все это им не проходит даром — при ежегодном марше к морю гибнет до миллиона особей. Но это не отражается на популяции, так как на свет появится по меньшей мере несколько десятков миллионов «крабенят».

А вот как выглядит миграция крабов. Вниз по склонам к морю спускаются прежде всего взрослые самцы и затем крупные самки — «матроны», возраст которых иногда достигает 10–12 лет. После них в путь пускаются молодые самочки — «невесты» и «молодухи», составляющие большую часть участников похода. Завершает шествие молодняк.

Самцы и большие самки добираются к морю за пять — семь дней, маленькие самочки — на несколько дней больше. В эти дни морские берега острова становятся красными от скопившихся здесь крабов. Они то и дело окунаются в воду, чтобы восстановить в организме влагу и соли, потерянные в дни изнурительного шествия.

Вскоре после прибытия самцы начинают строить гнезда для своих избранниц, и тут между ними начинаются схватки за «удобные квартиры». Вскоре после свидания самцы отправляются в обратный путь, а самки через 12 дней отложат в воде около ста тысяч икринок каждая. Из них спустя 25 дней появляются мальки. Когда панцирь «крабенят» достигнет примерно 5 мм, они выходят из воды и, ведомые инстинктом, отправляются в глубь острова. На первой стадии — в воде и на берегу — гибнет огромное количество маленьких крабов, которые становятся лакомой добычей для рыб, птиц, да и других видов крабов.

При их обратном марше снова наступают тяжкие испытания для островитян. Но и «крабенята» тоже несут большие потери — только под колесами автомобилей и поездов гибнет до миллиона особей.

По непонятной до сих пор причине есть годы, когда на острове не появляются новорожденные крабы. Но для «баланса» это не страшно — на следующий год новые полчища «крабенят» снова двинутся от моря в джунгли.

А. Альбов
СЛОВО НА МОРСКОЙ КАРТЕ

Художник О. Чарнолусская　

Отшумела эпоха великих географических открытий, ушли в прошлое плавания отважных первооткрывателей. Открыты все существующие острова и «закрыты» острова, появившиеся на морских картах в результате ошибок древних мореплавателей и картографов[25]. С выходом человека в космос исчезла последняя возможность открыть хотя бы крохотный островок даже в тех районах океана, которые и сейчас еще посещаются судами и самолетами раз в десятилетие.

Новые географические названия появляются разве что на картах подводного рельефа океана, да и там все крупные хребты и котловины уже названы.

Казалось бы, можно закрыть Атлас морских карт, вздохнув спокойно. Однако, сделав так, мы поступим опрометчиво. Перефразируя слова известного русского географа XIX в. В. И. Надеждина, можно сказать: «Океан есть книга, где история человеческая записана в географических названиях». Эту книгу и сейчас еще нельзя считать прочитанной до конца. Увидев на карте то или иное название, мы редко задумываемся над тем, кто, когда и при каких обстоятельствах назвал так море, реку, остров, порт или гавань. Между тем эти названия могут подчас рассказать больше о морской истории человечества, чем пухлые тома научных трактатов. Перелистаем лишь некоторые страницы этой книги.

Названия на картах лишь сейчас поражают нас пестротой и разнообразием. Древние племена и народы, селившиеся в основном по берегам рек и морей, географических названий не выдумывали. Они называли гору горой, реку — рекой, остров — островом, а пролив — проливом. Такие имена на картах дошли и до наших дней: Олимп на языке догреческого населения Балканского полуострова означал просто «гора», да и название самих Балкан произошло от турецкого «balkan» — гора, как и Пиренеев от баскского «руrеn» — гора, а Сахара — по-арабски «пустыня».

То же можно сказать и о большинстве крупнейших рек мира: Енисей (по-тунгусски «еннеси»), Лена (по-эвенски «елюенэ»), Обь (из иранского «аб»), Сена (из галльского «seguana»), Нигер (из берберского «ghir»), Ориноко — все это означает или означало на местных языках и наречиях «река» или «вода». Замбези на языке южноафриканских племен, а Миссисипи на языке индейцев означают «большая, великая река». Кама по-удмуртски — «длинная», а Темза (из кельтского «tarn») — «широкая река».

Многие народы давали своим рекам поэтические названия: Инд на санскрите означает «отец рек», Янцзы по-китайски — «сын океана», р. Парагвай, давшая название латиноамериканской стране, на языке местных индейцев означает «источник моря», Ниагара — «гром потоков», а Амазонка (искаженное европейцами «амазуну») — «бурный натиск водяных туч». Иногда рекам и озерам давали, наоборот, более чем прозаические имена. Например, Миссури у индейцев означает «илистая река», озеро Виннипег в Канаде — «грязная вода»[26].

Бельт (название двух проливов между Датскими островами) по-кельтски означало просто «вода, море». Имя древнего города Алжир, основанного на четырех островах (в настоящее время соединены с материком дамбами), происходит от арабского Эль-Джезаир — «острова». Имя полуострова Ямал на языке ненцев означает «конец земли».

Такая простая система названий вполне устраивала людей, пока они не стали совершать дальних морских плаваний и не усвоили, что кроме их родной реки есть и другие реки, кроме их моря — другие моря и что полуостров — вовсе не конец земли. Это потребовало некоторого усложнения системы географических названий.

Чаще всего незнакомым морям, заливам и островам давали названия по имени племен и народов, населявших их берега: Ионическое море (греческое племя ионян), о. Сицилия (древнее название Сикания, по имени жителей острова — сикулов), о. Сардиния (народ сарды), Бискайский залив (Бискайя — страна басков), Лигурийское море (лигурийцы), Тирренское море (тирренцы), Оманский залив (Оман — страна оманитов), Венеция (венеты), Дания (готское племя датчан), Ирландия (в переводе — «страна иров»), Бенгальский залив (от «bangala» — жилище народа банга, отсюда и «бунгало»), Каспийское море (народ каспи)[27]. По имени индейских племен названы Карибское море, река и город Оттава, страна Гвиана и др.

По мере того как каждый народ накапливал сведения о «заморских» землях, им также приходилось давать названия. Так, древние греки назвали Азией сначала одну из своих провинций, находящихся к востоку от Эгейского моря. Однако само это слово эллины заимствовали или у ассирийцев («асцу» — восход солнца), или оно из санскрита, где «ушас» означало «рассвет, заря». Даже позднее, в средние века, византийцы Малую Азию называли Анатолией (от греческого «anatole» — восход, утро).

Африку греки называли Ливией. Это название скорее всего произошло от греческого «liba» — юго-западный ветер (и влага, так как он приносил в Грецию дождь). Так что по сути греки называли все южное побережье Средиземноморья просто «юго-западной стороной». Столетия спустя арабы с Аравийского полуострова стали называть эту же территорию Магриб, что значит «запад».

Зато самой Европе название дали финикийцы (от «ereb» или «irib» — мрак, запад). Именно там, в Европе (по отношению к Передней Азии), для финикийцев заходило солнце. В греческой передаче это слово зазвучало как Эуропе и через известный мифологический сюжет попало во все европейские языки.

Так начала складываться новая система географических названий, в основу которой легли страны света — север, юг, восток, запад. Как бы ее продолжением стало и название четвертого материка — Австралии (от лат. «australis» — южный).

На современной карте можно найти сотни названий морей и рек, означающих на разных языках «черное», «белое» и десятки других «цветов». Полагают, что в древности существовала система цветового обозначения стран света, согласно которой северные объекты назывались черными, южные — красными, западные — белыми, а восточные — голубыми. Это объясняет происхождение таких названий, как Черное море, Красное море (название им дали арабы), Голубой Нил, Белый Нил. Возможно, что у разных народов существовали различные системы цветового обозначения стран света.

С освоением морей стали появляться рыбные и торговые порты, что сразу отразилось и на их названиях. Первыми начали заниматься активным рыболовством вдали от берегов и освоили засолку рыбы для ее хранения и транспортировки финикийцы. Вот почему один из трех центральных городов древних финикийцев назывался Сидон, что означало «рыба» или «рыбная ловля». Название порта Малага на юге Испании означало некогда «заведение для соления рыбы», а французского порта Бордо (изменение древнеримского или древнеиберийского Бурдигала) — «рыбные промыслы». Рыбинск возник в XII в. сначала как рыбачий поселок на Волге, затем стал приписанной к царскому двору Рыбной слободой, которую назвали Рыбиньск. Название крымского города Балаклава по-турецки означает «рыбный садок» (от «балык» — рыба). Имя озера Байкал происходит от якутского «бай» — богатый и «кул» — озеро (озеро, богатое рыбой).

Первые поселения людей на морских берегах, превратившиеся затем в крупнейшие города и порты, возникали обычно в устьях рек, в местах удобных бродов, и это также нашло отражение на картах. Город-порт Генуя на севере Италии (по-итальянски Genova), как и Женева, означает «устье». Имя города Плимут на юго-западе Англии берет начало от названия реки Плим (Plym) и слова «mouth» — устье, а название города Портсмут на берегу Ла-Манша прямо говорит о том, что это «порт в устье». Название испанского порта Бильбао происходит от баскского «bel vao» — «прекрасный брод», а двух городов Франкфурт дословно означает «франкский брод».

С развитием мореплавания на картах обозначилась целая сеть защищенных высокими берегами бухт[28], которые после оборудования причальными сооружениями превращались в удобные для стоянки судов гавани[29]. Названия бухтам и гаваням первоначально давались по той же примитивной схеме: гавань называли «гаванью», а бухту — «бухтой». Так на морской карте появились названия Копенгаген (латинское название этого города Гафний означало «гавань»), Гавр (по-французски «le havre» — гавань), Коломбо (по-сингалезски «гавань»), Рейкьявик (от исландского «reykia» — дымить и «vie» — бухта; вблизи города много горячих ключей), Киль (по-немецки «kiel» — клин; «узкая клиновидная бухта»), Шанхай (по-китайски буквально «город впереди моря», то есть «гавань»). Такие названия получали не только морские, но и речные гавани: Гринвич на языке древних обитателей Британского острова означает «зеленая бухта», а Бендеры, речной порт на Днестре, на тюркских языках — «гавань».

Прибрежные города в Нидерландах потребовалось защищать от натиска морской стихии дамбами, и это тотчас отразилось на карте: названия Амстердам и Роттердам образовались от имен рек Амстел и Ротте, на которых эти города стоят, и голландского «dam» — плотина. Потребности судоходства не могли обеспечиваться без судостроения, и на карте появляется Антверпен (от немецкого «an der Werft» — у верфи). Польский город Лодзь прямо содержит в своем названии общеславянское «лодья». В названии города Анкара ученые усматривают связь с греческим «ankyra» — якорь.

Судоходство никогда не существовало само по себе. С момента возникновения оно всегда было подчинено вполне определенной цели: перевозить товары (или сырье) из одного места, где их много, в другое, где их мало. Эти товары также оставили свой след на морской карте.

Древние греки вывозили медь с острова Кипр, и догреческое название этого острова стало нарицательным для меди (греч. «kypros», лат. «cuprum»). Название же самому острову дано неизвестным народом, возможно, по дереву кипарис (лат. «curessus»), которым он некогда изобиловал. Мраморное море греки называли Пропонтидой, то есть «преддверием Понта» (Черного моря). В средние века итальянцы назвали его Маг di Marmara — Мраморным за добычу на одноименном острове этого моря мрамора, в котором во все века так нуждался Рим.

По этим же причинам юго-западное побережье Индостана арабы назвали Малабарским (буквально — «перцовое») берегом. Отсюда они вывозили в Европу перец и пряности. Южная оконечность Индокитая получила название Малакка от распространенного здесь молочайного растения (на санскрите — «malakka»). Отсюда вывозили и золото — в таких масштабах, что Птолемей и другие древние географы не побоялись назвать полуостров Золотым Херсонесом (по-гречески «chersonnesos» — полуостров). Посредничество арабов в торговле пряностями не устраивало европейцев, они стали искать морские пути в Индию, прежде всего вокруг Африки. Португалец Диаш, первым достигший в 1488 г. южной оконечности Африки, назвал этот мыс мысом Бурь, но король Португалии Жуан II переименовал его в мыс Доброй Надежды (то есть надежды достигнуть отсюда морем Индии).

Стремление найти пути в Индию с ее легендарными богатствами постепенно сменяется жаждой поиска новых, еще не открытых земель, которые монархи мечтают присоединить к своей короне. Короли Испании и Португалии при посредничестве папы римского даже делят между собой эти неоткрытые земли заранее, так сказать, впрок. Решающим событием в этих поисках стало, конечно, открытие Нового Света. В эту славную эпоху, когда одно открытие следовало за другим так быстро, что им уже перестали удивляться, на морской карте появились десятки новых названий, начинающихся со слова «новый», прежде всего острова и архипелаги: Новая Гвинея, Новые Гебриды, Новая Зеландия, Новая Каледония, Новая Шотландия, Ньюфаундленд (буквально — «новый открытый остров») и др.

С этих пор морская торговля (вперемежку с прямым грабежом) становится инструментом колониальной политики наиболее развитых морских держав, и на карте по-детски наивные названия типа мыс Доброй Надежды сменяются более прозрачными, почти неприкрыто выражающими стремление к обогащению за счет туземных народов. В Африке появляются такие названия прибрежных территорий, как Берег Слоновой Кости, Невольничий берег.

Миф о церемонии «вступления в должность» вождей в одном из индейских племен Америки, во время которой новый вождь, обмазанный золотым песком, смывает его с себя в озере (по-испански «El Hombre Darado» — «позолоченный человек»), настолько овладел умами европейцев, что вскоре превратился в легендарную El Dorado — «золотую страну», поиском которой занимались тысячи золотоискателей. Правда, Эльдорадо так и не нашла своего места на карте, зато на ней появились такие имена, как Пуэрто-Рико (по-испански «богатый порт»), Коста-Рика — «богатый берег».

Существовали и более простые способы давать названия новым землям и закладываемым на них городам, не требовавшие от первооткрывателей и основателей напряженной работы мысли. Еще в глубокой древности называли города и страны в честь богов. Египет получил свое древнее название Гака-Пта (буквально — «дом бога Пта») в честь своего небесного покровителя, Мальту финикийцы назвали так в честь богини Мелиты, финикийской Венеры, порт Марсель, основанный финикийцами в VI в. до н. э., стал затем греческой колонией Массалия (переделка финикийского «марс-эль» — «гавань бога»), Ницца названа в честь греческой богини победы Никеи, Ормузский пролив — в честь персидского бога света Ормузда, порт Мадрас — в честь индусского бога подземного царства Манды, а Калькутта — в честь богини Кали, Мексика — в честь бога войны ацтеков Мехитли.

Европейские мореплаватели, которым в Новом Свете пришлось давать огромное количество новых названий, часто пользовались этой древней традицией. Стоило вспомнить, в день какого святого совершено открытие, — и название готово. Такой подход хорошо согласовывался с политикой католической церкви, старавшейся убеждением или силой привести новые народы в лоно церкви. Так появляются десятки городов и портов, названия которых начинались с Санта- или Сан- (святой). Так получил название и полуостров Флорида, открытый в 1513 г. испанцем де Леоном в вербное воскресенье, которое по-испански называется Pascua Florida — «цветущая неделя» (от «floridez» — цветущий).

Сальвадор по-испански значит «спаситель». После завоевания Сальвадора испанцы на месте разрушенной индейской столицы основали в 1525 г. город, как бы в насмешку названный Сан-Сальвадор (святой спаситель). Порт Буэнос-Айрес в устье Ла-Платы его основатель де Мендоза назвал сначала так: Сиудад-де-ла-Сантиссима-Тринидад-и-Пуэрто-де-Нуэстра-Сеньора-де-Буэнос-Айрес, что в переводе на русский язык означало «город святейшей троицы и порт нашей владычицы богородицы добрых ветров». Через два-три столетия это имя сократилось до двух слов — Буэнос-Айрес, что стало означать просто «хороший воздух», а теперь торопливые янки сжимают его и до одного слова — Байрес. Остров Пасхи был открыт голландским мореплавателем Роггевеном в 1722 г., в день празднования пасхи, отчего и получил свое название.

Существовала традиция называть города в честь святых и у нас, в России. Вспомним хотя бы Санкт-Петербург или город корабелов Николаев, заложенный князем Потемкиным в память штурма Очакова, происходившего 6 декабря 1788 г., в день святого Николая, откуда и название города.

На карте Средиземного моря, колыбели европейской цивилизации, можно найти немало названий, данных древними в честь своих царей и выдающихся полководцев. Это и порт Александрия, названный в честь Александра Великого[30], и пролив Дарданеллы, получивший имя в честь царя Дарданы, основателя династии Дарданилов, правителей великой Трои, и другой пролив — Гибралтар (от араб. Джебедь-аль-Тарик), названный арабскими воинами в честь своего полководца Тарика, переправившегося здесь во главе многотысячной армии из Африки на территорию Испании. Испанский порт Барселона назван по имени основателя — карфагенского полководца Барку[31].

Поэтому нет ничего удивительного, что венценосцы той эпохи и их фавориты не очень возражали, когда их именами стали называть открытые земли.

Филиппины, открытые Магелланом в 1521 г. и названные им островами Святого Лазаря, с 1553 г. стали носить имя испанского короля Филиппа II. Нью-Йорк, один из крупнейших портов Восточного побережья США, был основан в начале XVII в. голландцами и назван Новым Амстердамом. После завоевания англичанами в конце XVII в. он был переименован в честь герцога Джеймса Йорка, впоследствии короля Англии Якова II.

Так на карте появились Земля Франца-Иосифа в Северном Ледовитом океане, порт Виктория в Канаде, острова Александра (великого князя А. Н. Романова) и Аракчеева в Тихом океане, Земля Виктории и Земля Александра I в Антарктиде и многие другие.

Сами первооткрыватели также были не прочь закрепить свое имя на морской карте, однако делать это им приходилось с осторожностью. Бухту Сан-Франциско, где впоследствии вырос крупный порт с тем же названием, открыл в 1580 г. известный английский пират и капер Френсис Дрейк. Однако он не решился назвать ее своим именем и дал бухте имя твоего святого покровителя (Френсис и есть Франциско). Иногда острова называли не именем, а чином первооткрывателя. Так на карте появились Амирантские острова, открытые Васко да Гамой и названные в его честь островами Адмирала, а также Командорские острова, открытые командором Витусом Берингом. Лишь позже люди стали без боязни называть новые земли, острова и проливы именами их первооткрывателей, и таких названий на морской карте осталось великое множество, гораздо больше, чем святых и монарших имен.

Путь познания всегда был нелегким, сопряженным со многими ошибками. Не просто было и древним мореплавателям познавать океан. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на морской карте появились и навсегда закрепились многие ошибочные названия, в основу которых легли неправильные географические представления первооткрывателей, ошибки картографов, а также недоразумения из-за языкового барьера при контактах с местным населением. Вот лишь несколько таких примеров.

Названия островов Исландия и Гренландия всегда вызывали недоумение любопытных: как случилось, что остров, обычно не покрытый льдом, назвали Исландия (Ледяная земля), а суровую ледяную пустыню — Гренландией (Зеленой землей)? Что касается Исландии, то ее скорее всего назвал так викинг Флоки, открывший остров (возможно, повторно) в 870-е годы и обративший внимание на прибитый к берегу паковый лед (редкий, но возможный случай).

Название же Гренландии, самого большого острова на Земле, часто объясняют тем, что викинг Эйрик Рауди (Рыжий), открывший эту землю, хотел привлечь этим к ней перспективных колонистов. Однако эта версия сомнительна, так как слово Гренландия существовало и до открытия острова. Еще Плутарх в I в. н. э. упоминал со слов римского служащего, прожившего несколько лет в Британии, об острове, который лежал на западе и назывался что-то вроде Кронос. Это название хорошо сочеталось с греко-римской мифологией, согласно которой Крон, развенчанный отец Зевса, лежит, скованный вечным сном, на одном из западных островов. Так на римских картах появился остров Cronia в Атлантике. Средневековые германские географы изменили на свой лад суффикс названия и, скорее всего случайно, подставили вместо «С» более свойственную их языку «G». Получилась цепочка изменений: Cronia — Cronland — Gronland. То, что новая форма стала означать «зеленая земля», было простым совпадением, и постепенно вера в существование острова Гренландия прочно укоренилась. Когда же Рауди открыл новую землю, он просто предположил, что это и есть Гренландия.

Название порта Рио-де-Жанейро начинается со слова «рио» — река, хотя никаких рек поблизости нет. Секрет этой ошибки прост. Америго Веспуччи, открыв в 1501 г. узкий вход в залив, принял его за устье большой реки, а так как открытие произошло 1 января, к слову «рио» он добавил де-Жанейро — «январь».

Название порта Монтевидео дословно означает «вижу гору». Согласно легенде, это восклицание (monte video) принадлежит одному из матросов или монаху-миссионеру, который первым увидел с корабля Магеллана землю, а точнее — гору (впоследствии названа Сьерро). Это, конечно, всего лишь легенда. Объясняется такое название скорее всего ошибкой картографов. Первые мореплаватели, достигшие Америки, составляли довольно примитивные карты. Чтобы не ломать себе голову, давая названия возвышенностям, они обозначали их римскими цифрами: I, II, III, IV и т. д., считая с запада или с востока. Гора Сьерро была обозначена номером VI, а запись на карте имела вид: MONTE VI DEO (monte VI de oeste), то есть «шестая гора с востока». В результате прочтения неизвестным картографом цифры VI как «vi» и было получено название Монтевидео.

Стремление европейцев к вожделенному золоту и серебру подчас заставляло их принимать желаемое за действительное. Так, Коста-Рика открыта в 1502 г. Колумбом, который полагал, что это легендарный Птолемеев Золотой Херсо-нес на Малакке. Обилие у туземцев золотых украшений утвердило его в этом заблуждении, и он назвал открытую землю «богатым берегом».

Аргентина открыта в 1526 г. и названа «страной серебра» (от лат. «argenturn» — серебро) Себастьяном Каботом, который в устье Ла-Платы выменял у туземцев товары на серебро, в действительности привезенное ими откуда-то с запада.

Распространено убеждение, что сам материк Америка назван так лотарингским картографом Вальдземюллером в честь Америго Веспуччи, участника нескольких экспедиций к берегам Америки. Но почему «Америка», а не «Веспуччия»? Первыми именами называли земли только в честь коронованных особ. Существует другая версия, согласно которой название материка произошло от имени индейского племени амерриков, еще в XIX в. проживавшего у озера Никарагуа. В 1502 г. Колумб достиг Никарагуанского побережья. Во время обмена с индейцами испанцы спрашивали, откуда у них золото. Аборигены показывали на запад и говорили: «Америкос», имея в виду тех, кто продавал им золото.

Сейчас каждый школьник знает, что австралийское животное кенгуру получило такое название в результате неправильно понятого англичанами ответа на вопрос: что это за животное? На языке австралийцев «кенгуру» означало всего лишь «не понимаю». Однако мало кому известно, что та же участь постигла и остров Кенгуру вблизи Австралии. Он назван так не из уважения к сумчатому животному, это опять-таки «я вас не понимаю» на языке туземцев.

Переспрос местных жителей «не понял, в чем дело, что ты говоришь?» лежит в основе названия Алеутских островов (алеуты) и полуострова Юкатан (индейцы майя). Название Папуа (залив в Коралловом море и территория на острове Новая Гвинея) объясняется так: когда местных жителей жестами спрашивали, как их зовут, те отвечали «papua», что значит «темно-коричневый» (отсюда и «папуасы»). Название Канада происходит от индейского «kanata» — селение.

Европейцы, открывшие страну, сочли это слово ее названием.

Ошибки от взаимного непонимания людей, говорящих на разных языках, имели место и между соседними народами. Следствием такой ошибки стало, например, название города и порта Стамбула в проливе Босфор. В 1453 г. турки завоевали богатый греческий город Константинополь. Они редко слышали от греков его название, зато часто слышали слова «eis ten poli», что по-гречески значит «в город». Турки приняли их за название города и стали называть его Истам-боли (Стамбул).

Любопытно, что не только в названиях портов могут крыться ошибки, но и, наоборот, сами они могут стать источником курьезных недоразумений даже уже в нашем веке. Название порта Касабланка на африканском побережье Атлантического океана по-испански значит «белый дом». Во время второй мировой войны немецкой разведке в Испании стало известно о предстоящей встрече в этом городе президента США Рузвельта с премьер-министром Англии Черчиллем, о чем она поспешила сообщить в Берлин. Однако там название порта перевели дословно — «Белый дом». В таком виде информацию получили нацистские верхи, посчитавшие, естественно, что британский премьер собирается с визитом в Вашингтон. Этот промах разведслужбы имел серьезный отголосок в окружении Гитлера. Как тут не скажешь, что от великого до смешного действительно один шаг, даже на карте!

Мы перелистали несколько страниц великой книги, лишь приоткрыв завесу тайны происхождения названий на морской карте. Истоки многих названий, к сожалению, уже безвозвратно забыты людьми. Поэтому нельзя допустить, чтобы человечество предало забвению то, что известно, ведь это — его история, застывшие на карте мгновения прошлого.

Анатолий Островерхов
ПОНТИЙСКИЕ ОЛИМПИАДЫ

Фото автора

Олимпийские игры были удивительнейшим социальным и спортивным феноменом древности. Однако мало кто знает, что в античное время в древнегреческих городах, располагавшихся на северных берегах Черного моря, — Ольвии, Херсонесе, Пантикапее, Танаисе и многих других — весьма часто проводились спортивные состязания — агоны, а припонтийские эллины привозили из Эллады выигранные ими почетные призы. Наиболее известными играми были Олимпийские, Пифийские, Панафинейские, Немейские и др.

Физическое воспитание и спорт были неотъемлемым атрибутом культурной и религиозной жизни эллинов. Вершиной спортивной жизни греков являлись Олимпийские игры. Впервые состоявшиеся в 776 г. до н. э., они стали проводиться регулярно раз в четыре года, вплоть до 394 г. н. э. Участие в этих играх представителей почти всех древнеэллинских государств, разбросанных на огромных пространствах известной тогда ойкумены, символизировало единство происхождения и культуры греков. Эллины придавали им столь большое значение, что на период проведения Игр прекращались все войны, а слава о знаменитых атлетах на протяжении многих столетий сохранялась в памяти потомков. В общегреческих масштабах отсчет времени также велся по Олимпиадам.

Любовь к занятиям спортом колонисты привезли и на Северное Причерноморье. Об этом красноречиво свидетельствуют как письменные документы, так и археологические находки. Особенно много данных сохранилось о развитии спорта и об устройстве различного рода спортивных состязаний в Ольвии, Херсонесе Таврическом, Пантикапее и ряде других городов.

Как и в метрополии, в северопонтииских городах строились специальные здания, в которых проводились тренировки и соревнования — палестры и гимнасии. В крупных городах их было несколько. По сообщению известного древнегреческого путешественника и писателя Павсания, жившего во II в. н. э., для населенных пунктов, претендовавших на звание города, считалось обязательным наличие в них гимнасия и театра.

Палестры (от слова «пале» — борьба) считались школой первой ступени. В нее отдавали мальчиков 6–7 лет, где на протяжении трех лет они занимались играми и физическими упражнениями. Здесь же учеников знакомили с музыкой, эпосом, лирической поэзией, но в первую очередь учили читать и писать…

В 14–16 лет юноши переходили в гимнасии (от слова «гюмнос» — раздетый). Дело в том, что спортсмены соревновались и тренировались без одежды. В гимнасиях молодежь занималась борьбой, прыжками, метанием диска, копья и другими видами спорта. Существовали государственные и частные гимнасии.

Как свидетельствуют письменные и археологические источники, гимнасии существовали в Ольвии, Херсонесе, Пантикапее, Фанагории и, возможно, в других городах Северного Причерноморья. О существовании гимнасия в Ольвии сообщает надпись на мраморной плите, датируемая концом II — началом III в. н. э. В ней говорится, что ольвиополиты, задумав строить гимнасии за общественный счет, поручили управлять строительством известному деятелю, почетному гражданину 18 государств, Феоклу, сыну Сатира. За постройку гимнасия и иные заслуги народ и совет города постановили наградить Феокла золотым венком, а его изображение на щите поставить в гимнасии, постройкой которого он руководил.

Достоверность древней надписи была подтверждена археологическими раскопками. Дом гимнасия того времени был недавно исследован киевскими археологами. Лучше всего сохранились небольшие помещения, полы которых были выложены каменными плитами. В полы были вмонтированы приемники для воды. Здесь же были открыты остатки отопительной системы и керамические водопроводные трубы. Вероятно, помещения предназначались для купания спортсменов после тренировок и состязаний.

Руководство гимнасиями поручалось особым должностным лицам — гимнасиархам. Существование таких должностей во многих северопонтийских городах подтверждается значительным количеством письменных источников. Должность гимнасиарха считалась почетной и приравнивалась к самым высоким должностям в государстве. Так, в Херсонесе одно время гимнасиархом был некий Агасикл, сын Ктесия, заслуги которого особо ярко проявились в области военного искусства. Он долгое время занимал пост высшего военного руководителя — стратега.

В работе палестр и гимнасиев обслуживало значительное количество непосредственных воспитателей и тренеров. Среди них первое место занимали педо-трибы и педонимы (от слова «пайлос» — дети). Подготовкой спортсменов, готовившихся к соревнованиям, руководили особые тренеры — гимнасты. За проведением самих соревнований следили агонофеты.

Люди, занимавшие вышеназванные должности, должны были обладать незаурядными педагогическими способностями и пройти специальную подготовку. В Милете и ионийских колониях Северного Понта (к ним относятся почти все крупные, за исключением Херсонеса Таврического, города) педагоги избирались народным собранием. Тот, кто желал занять эту должность, должен был записаться с 15 по 20 число месяца артемисия (вторая половина последнего месяца года) в специальной комиссии. После этого имена кандидатов вывешивались на городской площади.

Избрание педагогов происходило в торжественной обстановке: в присутствии жрецов и лиц, пожертвовавших деньги на содержание школы. Голосование производилось открыто, поднятием руки (так называемая хайропия). Претендент давал клятву в том, что он приложит все усилия, чтобы достойно воспитать своих подопечных, и в том, что его избрание не связано с протекцией влиятельных друзей или знакомых.

Педотрибы, гимнасты и агонофеты окружались особой любовью и вниманием. Так, в одной надписи из Пантикапея рассказывается, что в этом городе большим уважением пользовался педотриб Фарнак. Он был приглашен в столицу Боспорского государства из Синопы — города на южном побережье Черного моря. Несмотря на то что Фарнак, как иностранец, не пользовался никакими гражданскими правами в Пантикапее, тем не менее после своей смерти он был похоронен с особыми почестями на боспорской земле. В надписи патетически сообщается, что народ «оплакивал его тщетными слезами».

Первым педотрибом и педонимом легенды называют мудрого кентавра Хирона. Именно он на горе Пелионе научил атлетике юных Ахилла, Кастора, Полидевка, Амфиарарая и многих других прославленных героев эллинской мифологии и эпоса — тех, кто позже принял участие в Троянской войне и плавал на корабле «Арго» за золотым руном.

Образ Хирона был широко известен северопричерноморским грекам, особенно олвиополитам. Ведь нельзя забывать, что Ахилл был особенно почитаемым героем в Борисфене (Борисфен — неофициальное название Ольвийского государства. — А. О.). Отсюда почитание этого мифического полуживотного-получеловека проникло к скифам. В связи с этим нельзя не вспомнить недавнюю находку в одном из богатых скифских курганов Херсонщины IV в. до н. э. Изображение Хирона, нанесенное бурой краской, в так называемом беглом стиле было помещено на редкостной линзовидной прозрачной стеклянной пластине, состоящей из двух половинок. На второй половинке был изображен грифон. Вещь уникальная не только для Скифии, но и для всего античного мира в целом!

Покровителями игр, палестр, гимнасиев, а также молодых атлетов считались Гермес и Геракл. В Ольвии к ним присоединили еще и Ахилла. В честь этих богов и героев по распоряжению гимнасиархов часто составлялись и высекались в мраморе хвалебные гимны, которые затем выставлялись в спортивных сооружениях или вблизи их. В гимнах часто указывались имена победителей в различного рода соревнованиях. В гимнасиях и палестрах обязательно стояли гермы — столбы, увенчанные головой Гермеса. Перед началом соревнований богам приносились жертвоприношения, их именами клялись в соблюдении честности при проведении соревнований, верности своей родине.

В гимнасиях занимались различными видами спорта. Самыми распространенными из них были пятиборье (пентатлон), которое включало в себя борьбу, бег, прыжки, метание копья и диска. Здесь же соревновались в кулачном бою, стрельбе из лука, верховой езде и плаванье. Многие из этих видов соревнований, немного видоизменившись, дошли до наших дней. Чтобы стать победителем в пентатлоне, достаточно было выиграть состязание в одном из видов спорта, а не во всех пяти. За победу в каждом из них определялся победитель и выдавались призы. Соревнования проводились по возрастным группам.

Распространенным видом спорта являлись прыжки. Пятиборцы прыгали не с разбега, а с места, со специального невысокого каменного возвышения — так называемого батера. Соревнования обязательно проходили под аккомпанемент флейты. Место для прыжков называлось «скамма» — заполненная морским песком длинная узкая яма длиной 15,25 м. В прыжках эллины соревновались, держа в руке своеобразные металлические или каменные гантели. Павсаний описывает их так: «Эти гири имеют такой вид: посредине они несколько напоминают удлиненный диск. Он сделан так, что через него можно просунуть пальцы рук так же, как и сквозь ручки щита». В момент отталкивания и полета прыгун выбрасывал руки с гантелями вперед, а затем энергично отводил их назад. В полете, вероятно, делались волнообразные движения всем телом, а гантели еще раз выносились вперед и вновь поворачивались за спину. Во время приземления гантели, очевидно, вновь выбрасывались назад.

Указания на существование этого вида спорта в причерноморских колониях имеются в посвятительных надписях. В одной из них, найденной в Ольвии, говорится, что некий Евресевий, сын Адоя, когда был архонтом, одержал победу в прыжках и беге. В другом документе сообщается, что «Адой, сын Дельфа, будучи архонтом, победил в борьбе и прыжках». Ученые полагают, что Евресевий, упоминаемый в первом документе, был сыном Адоя, имя которого мы встречаем на второй надписи.

К сожалению, надписи ничего не сообщают о рекордах, установленных причерноморскими прыгунами. Но если верить некоторым источникам, то в Элладе отдельные спортсмены одолели пятнадцатиметровую отметку. Около 500 г. до н. э. на 70-х Олимпийских играх Файл из Кротона прыгнул на 55 дельфийских стоп, то есть… на 16,31 м. А спартанец Эхлон еще дальше — на 16,66 м. С точки зрения здравого смысла это невозможно. Ведь любой из этих прыжков почти вдвое превышает современный мировой рекорд. Поэтому историки античного спорта считают, что при подсчете слагались вместе результаты трех прыжков, и сумму объявляли как окончательный результат. Советский писатель Юрий Шанин полагает, что греческие атлеты владели какими-то техническими секретами, неизвестными современным спортсменам. Ведь об этих достижениях сообщают такие авторитеты, как Геродот, Павсаний и Феофраст. Последний, например, пишет: «Этот муж пролетел над скаммой от начала до конца и, упав на твердую каменистую землю, сломал левую ногу». Но попытка ленинградских спортсменов, пытавшихся в конце 30-х годов прыгать по советам древних, ни к чему не привела. Результаты оказались даже ниже обыкновенных. Таким образом, секреты эллинских прыгунов для нас, людей XX в., остаются пока за семью печатями.

Другим популярным видом соревнований был бег. Он подразделялся на простой, с дистанцией в один стадий, двойной — два стадия и продолжительный — на расстояние 7,12,20 и 24 стадия. Следует, однако, отметить, что в разное время и в разных местах стадий не был одинаковым. По традиции, стадий равнялся 600 ступням жреца. Поскольку же понятие «ступня» относительное и у каждого индивидуума ее длина разная, то и длина стадия колебалась от 175 до 192 м. Наибольший же стадий был в Олимпии. Согласно легендам, его вымерял сам Геракл. Параллельно с этой мерой существовал еще и «большой стадий», который равнялся приблизительно 950 м. Им измерялись расстояния для всадников и некоторые стайерские дистанции.

Обычно все спортсмены, соревновавшиеся в беге, выступали нагими. Эта традиция связывается с одним из олимпийских преданий. Случай произошел на XV Олимпиаде (720 г. до н. э.). Однажды во время соревнований некий юноша по имени Орсипп в разгар соревнований утерял свою набедренную повязку, но продолжал бег и пришел к финишу первым. С тех пор атлеты начали выступать совершенно раздетыми.

Бег широко практиковался в спортивной жизни северопричерноморских греков. Так, на одном из пьедесталов, найденных в Ольвии, датируемом III в. до н. э. и служившем основанием для статуи атлета, победившего в беге, имеется надпись, из которой мы узнаем, что эту статую поставил гимнасиарх, некий Никодром, сын Дионисия, своему сыну, также Дионисию. Эта находка свидетельствует, что в Ольвии, как и в Олимпии, а также в других местах Эллады существовал обычай ставить статуи спортсменам.

Другая ольвийская надпись, но относящаяся уже ко II–III вв. н. э., найденная на берегах Тилигульского лимана, высечена на мраморе в честь агоранома Дуарага, сына Тиртага. Она свидетельствует о его победе в беге. Другая подобная надпись подтверждает победу Саллия, сына Антидонта.

Материалы, происходящие из Херсонеса, указывают на существование в этом городе соревнований в двойном беге — диаулосе. В программу Олимпийских игр они были включены во время XIV Олимпиады (724 г. до н. э.). Здесь одна из надписей сообщает, что некий Диокл оказался победителем одновременно как в простом, так и в двойном беге.

Соревнования в продолжительном беге засвидетельствованы для Горгиппии — города, располагавшегося на месте современной Анапы. Там была найдена надпись со списком победителей в агонах. Запись велась в хронологическом порядке, как предполагают исследователи, с момента учреждения каждого из видов состязаний в этом городе. Из 225 победителей, отмеченных в списке, 51 оказался чемпионом в беге на длинные дистанции.

Соревнования в стайерском беге требовали от спортсменов большой выносливости. Ведь сойти с дистанции, не добежав до финиша, как и в наши дни, считалось большим позором. Павсаний рассказывал о спартанце Ладе, который якобы во время бега даже не оставлял следов на песке. Соревнуясь в Олимпии на длинной дистанции, он вдруг почувствовал себя плохо и чуть было не потерял сознание на беговой дорожке. Но атлет пересилил себя. И на финише он был первым. Однако по дороге к себе на родину он занемог и умер. Знаменитый древнегреческий скульптор Мирон изваял статую Лада, на пьедестале которой были помещены автобиографические данные об известном чемпионе. Статуя была установлена в Олимпии и, возможно, дожила бы до наших дней, если бы не погибла от рук фанатичных христиан, боровшихся с пережитками язычества.

Как уже говорилось, в спортивных состязаниях принимали участие не только юноши и взрослые, но и дети. Так, Дамиск из Мессении одержал победу на Олимпийских играх в двенадцатилетнем возрасте. А надпись на пьедестале статуи Полимнестора из Милета, победителя в беге, сообщает, что он не только легко догонял коз, но и заяц не мог от него удрать. Соревнования детей практиковались и в Ольвии. Так, на одном из ольвийских барельефов, хранящихся в Одесском археологическом музее АН УССР, помещено изображение четырех мальчиков. Двое из них сидят и судят, а третий берет пальмовую ветвь и вручает четвертому — победителю.

При состязаниях в беге старт и финиш обычно отмечались каменными столбиками или просто проведенной на земле чертой. Стартовали спортсмены со специальных каменных плит, которые имели углубления для ног. Старт в то время был только высоким. Одновременно стартовали четыре бегуна, интервал между которыми был около 1,25 м. В беге на 1 стадий спортсмены заканчивали свое соревнование на стороне, противоположной той, где они его начинали. В других случаях старт и финиш находились в одном месте. Пробежав 1 стадий, бегуны поворачивались вокруг своего столбика и бежали вновь к старту. Поворот всегда делался против хода часовой стрелки. Сигнал к старту подавался криком судьи или звуком трубы. Для поддержания порядка на играх и в гимнасиях употреблялись длинные раздвоенные шесты. Их изображения часто помещаются на античных вазах.

Об абсолютной скорости античных бегунов нельзя сказать что-нибудь определенное. Ведь клепситра — водяные часы — мерило времени весьма относительное. Важно было прийти к финишу первым. Для этого спринтеры делились на забеги. Победители забегов выходили в четвертьфинал, полуфинал и финал. Все же ученым удалось подсчитать, что 12 «больших стадий» древнегреческие атлеты преодолевали в среднем за 36 мин., 20 — за час и 24 — за 1 час 12 мин. Для примера: победитель XXII Олимпиады Тисандр из Ксанфа за час преодолел 20 «больших стадий», или 19,2 км. Чтобы выполнить норму мастера спорта СССР, необходимо за час пробежать 18,6 км.

Еще большей популярностью в среде северопонтийских греков пользовались борьба и кулачный бой — самые древние виды соревнований не только у эллинов, но и у многих других народов мира. О существовании в Ольвии этого вида состязаний свидетельствует уже упоминаемый ранее декрет в честь архонта Адоя, сына Дельфа. Этот знатный спортсмен одержал победу одновременно в прыжках и борьбе. О состязаниях в борьбе сообщают и отрывки агонистических списков из Херсонеса. В одном из них, в частности, сообщается, что один и тот же атлет Критобул оказался победителем в борьбе и кулачном бою — родственных между собой соревнованиях. Примечательно, что на Олимпийских играх спортсмены, одержавшие одновременно две победы в этих состязаниях, назывались «наследниками Геракла».

Выступления борцов проходили на специальных площадках со вспаханной землей, которая помимо всего сверху покрывалась песком. Перед состязаниями спортсмен должен был растереть свое тело оливковым маслом, хранившимся в особой формы сосудах — лекифах. Это масло, вырабатывавшееся из плодов оливковых деревьев, не привившихся на северных берегах Черного моря из-за своей теплолюбивости, завозилось из Средиземноморья. Смазывание тела оливковым маслом усиливало гибкость кожи и уменьшало потери сил от потовыделения. После умащения оно посыпалось особым песком. Это придавало коже шероховатость и большую сцепку с телом рукам борющихся. Для еще большей эластичности иногда тело покрывалось еще и грязью. После окончания тренировок или состязаний атлеты счищали с себя грязь и песок особыми инструментами — стриглями. Находки лекифов и стриглей в античных городах Северного Причерноморья весьма часты. Это одно из самых ярких показателей массовости спорта в северопонтийских колониях. Интересно, что лекифы не являются чем-то исключительным и в скифских могилах. Хотя в ряде случаев здесь они имели иное функциональное назначение, но совершенно ясно, что скифы, особенно знать, среди других элементов античной культуры переняли и любовь к некоторым видам спорта, которые были завезены эллинами из метрополии.

В античную эпоху еще не существовало деления борцов на весовые категории. Имелись лишь возрастные группы. Пары определялись жребием. Перед началом соревнований участники подходили к амфорам, в которых лежали белые камни или бронзовые жетоны. На каждом из них была обозначена буква греческого алфавита. Жетонов с одинаковой буквой было два. Спортсмены, вытянувшие одинаковые жетоны, становились партнерами.

Боролись атлеты лишь стоя. Время каждой встречи не ограничивалось. Концом соревнования считалась лишь окончательная победа одного из спортсменов. Атлеты имели право применять подножки и обманные движения, различные захваты и другие приемы. Однако были запрещены болевые и опасные приемы. Для полной победы необходимо было трижды положить противника на землю.

Помимо надписей, происходящих из различных городов Северного Понта, о распространении этого вида спорта свидетельствуют терракотовые статуэтки. Особенно интересными являются изображения, найденные в одном из погребений кургана Большая Близница, раскопанного на Таманском полуострове в 1869 г. Там одна из статуэток изображает рукопашную схватку двух молодых людей. Один из них успел стать за спину своему противнику. Он схватил его сзади обеими руками и пытается приподнять вверх, а защищающийся старается освободиться от захвата. Стиль борьбы привлекает зрителя своей экспрессивностью и реалистичностью.

Вторая фигурка изображает нагого кулачного бойца. На его голове изображен голубой венок с длинными лентами.

Очевидно, перед нами победитель. Он утомлен боем и сидит на земле в согнутом положении. Художник правдиво изобразил характерные для кулачных бойцов разбитые уши и раздувшийся нос.

Шел 1913 год. Известный русский археолог Н. И. Веселовский заканчивал раскопки большого кургана у станицы Елисаветовской. И снова сенсация. Среди других впечатляющих находок — панафинейская амфора VI в. до н. э. Исследователей привлекло изображение на ней. На лицевой стороне художник поместил Афину Палладу с копьем и щитом. Рядом помещалась надпись: «Из наград в Афинах». По второму рисунку на вазе нетрудно догадаться, победителю какого вида спорта она была вручена. Здесь представлена сцена кулачного боя. Один из атлетов уже побежден. Другой стоит над ним с поднятым вверх кулаком. У обоих спортсменов на руках ремни. Недалеко от сражающихся стоит судья и очередной боец.

К скифам амфора попала, скорее всего, косвенным путем. Ведь на общеэллинские соревнования, какими являлись и Панафинеи, допускались только свободнорожденные греки, полноправное гражданство которых доказывалось документально. Вероятно, амфора принадлежала ранее одному из граждан Боспорского государства. Этот сосуд, как и другие источники, свидетельствует о популярности в среде северопонтийских греков соревнований в кулачных боях — панкратиях. Ведь для того, чтобы ехать на ответственные соревнования в Элладу да еще и выиграть там приз, необходимо было у себя дома пройти хороший курс обучения и выиграть не один бой у своих, не менее славолюбивых земляков.

Панкратии впервые были введены в программу Олимпийских игр в 668 г. до н. э. Однако на территории Греции эти соревнования были известны еще в начале 2-го тысячелетия до н. э. Покровителем кулачных бойцов считался Аполлон, одним из эпитетов которого был «пьюктес», что в переводе с древнегреческого означает «кулачный боец». Основные правила кулачных боев были разработаны неким Ономастом из Смирны, который одновременно являлся и первым олимпийским победителем в этом виде спорта. Здесь, как и в борьбе, не существовало разделения на весовые категории, поэтому большое значение придавалось ловкости спортсмена и его умению вести бой. Спортсмены обматывали руки мягкими эластичными ремнями, которые прикрывали все пальцы, кроме большого. По олимпийским правилам разрешалось бить только в голову и лицо. Поэтому кулачные бойцы часто выступали в кожаных или даже металлических шлемах.

Одним из наиболее известных кулачных бойцов древности был Пейседор. Древние авторы передают интересную легенду о Пейседоре и его матери Каллипатере (другое имя — Ференика).

Согласно этому преданию, Каллипатера сама готовила сына к соревнованиям и потому была уверена в его победе в приближающейся очередной Олимпиаде. Она во что бы то ни стало захотела увидеть триумф своего сына. Но по древним обычаям женщинам под страхом смерти не разрешалось входить на территорию долины Алфея. Исключение составляла лишь жрица богини Деметры, которая наблюдала соревнования со специально сооруженного для нее мраморного трона. Ференика все же рискнула нарушить закон. Она, переодевшись мужчиной, прошла на стадион и растворилась в толпе. Когда же Пейседор победил, не выдержало сердце любящей матери. Забыв о грозящей ей смертельной опасности, она кинулась на поле стадиона, чтобы поздравить сына. Обман был раскрыт…

По закону Каллипатеру необходимо было скинуть со скалы в пропасть. Но на этот раз судьи смилостивились. Ведь Ференика была не только матерью олимпийского победителя, но еще и дочерью и сестрой других олимпийских чемпионов.

Каллипатеру помиловали. Но чтобы в будущем никто из женщин не пытался нарушить закон, все педотрибы должны были стоять во время соревнований раздетыми и в специально отведенных для этого местах.

Северопричерноморским грекам приходилось уделять больше внимания военным видам спорта, чем эллинам, проживавшим в метрополии. Ведь первые находились в постоянном соседстве с воинственными кочевниками, сначала скифами, а затем сарматами. Весьма непродолжительные мирные периоды сменялись длительными военными конфликтами. Поэтому в ряде античных городов на северных берегах Понта, например в Ольвии и Херсонесе, ежегодно проводились военные соревнования, посвященные переходу юношей в разряд полноправных граждан. Эти соревнования назывались «Готовность мужей к бою». В этих играх все максимально напоминало реальные боевые действия. Во время этих игр эфебами, переходящими в мужи, давалась клятва на преданность своему отечеству. К сожалению, полные тексты для античных городов нашего Юга пока не засвидетельствованы. Но в Афинах IV в. до н. э. эта клятва звучала так: «…я не наложу позора на священное оружие и никогда не покину своего товарища в битве, где бы я ни стоял. Я буду сражаться за моих богов и за мой очаг и оставляю после себя отечество не умаленным, но более могущественным и сильным. И сам и вместе со всеми я буду разумно повиноваться всем правящим и разумно подчиняться законам, как ныне действующим, так и тем, которые будут действовать в будущем. Я не допущу нарушения их и буду сражаться за них и один и со всеми. Я буду чтить отечественные святыни. Да будут свидетелями клятвы боги… границы моего отечества, пшеничные и ячменные поля, виноградники, оливки и фиги!»

Аристократическими видами спорта были метание копья и диска — ими занимались даже стратеги и архонты. Несколько надписей об их участии в вышеназванных соревнованиях найдено в Ольвии и на острове Березань. Так, березанская надпись III в. н. э. сообщает, что некий «Леонид, сын Ахилла, победил в метании копья». Победу в состязании по метанию копья-дротика отмечает и херсонесский список победителей в агонах.

Древние греки практиковали копьеметание в цель и на дальность. В качестве мишеней чаще всего служили боевые щиты. Рисунки на древних вазах свидетельствуют, что эллины бросали копье и дротик с разбега, не переступая при этом стартовой линии, под обязательный аккомпанемент флейты.

Как уже говорилось, пятиборье включало и метание диска. Когда-то диски имели военное назначение. Они использовались при осаде городов как своеобразные письма, на которых осаждающие излагали свои условия капитуляции и перебрасывали их затем через крепостные стены в стан врага. У греков было два вида состязаний с диском: в высоту и в длину. При метании диска ввысь выигрывал тот, чей диск падал на землю последним. Античные диски в зависимости от возрастной группы, среди которой проводились состязания, весили 3; 3,5; 4,5; 5 и 7 кг. Все современные диски, без скидки на возрастную группу, весят 2 кг. Делали их из камня, бронзы, железа и даже олова. Поверхность диска специально протиралась песком, чтобы была шероховатой. Так было удобнее удерживать его во время броска. Диаметр дисков колебался от 13 до 33 см, а толщина в среднем была 14 мм. Диски хранились в специальных мешках. Метали диск с небольшого возвышения. Снаряд клали на кисть правой руки, слегка поддерживая его левой рукой. Затем, отклоняясь вправо и назад, спортсмен делал несколько маховых движений и бросал диск. Момент перед броском великолепно передан во всемирно известной работе «Дискобол» древнегреческого скульптора Мирона.

Наличие дискоболов в Ольвии подтверждает надпись, в которой говорится, что победу в состязании с копьем и диском одержал некий Пурфей, сын Пурфея. Однако лаконичность этого текста лишает нас возможности узнать, какие конкретные результаты ольвийских дискоболов приносили им победу. Древние авторы сообщают несколько результатов, которых достигли эллины при метании диска. Так, по сообщению римского поэта Публия Палия Стация, уже упоминавшийся выше Файл метнул диск на 38,31 м, а пятиборец Флегий перекинул диск через реку Алфей, ширина которой колеблется от 50 до 60 м.

Метание диска требовало определенных навыков и соблюдения техники безопасности. Нарушение элементарных правил могло привести к трагическим последствиям, как это отражено в мифе об Аполлоне и Гиацинте. Согласно преданию, Аполлон занимался дискометанием со своим любимцем Гиацинтом, сыном царя Спарты. Одно из метаний оказалось неудачным. Диск попал в юношу и смертельно его ранил. Опечаленный Аполлон горько оплакивал гибель своего любимого, но, увы, смертного друга. В память об этом событии он превратил его в прекрасный цветок гиацинт, который с тех пор является символом печали.

Соседство со Скифией сказалось в распространении среди припонтийских греков видов спорта, позаимствованных у местного населения. Одним из них была стрельба из скифского лука. Хотя в Элладе и знали лук, но скифский отличался особым устройством, считался более совершенным. Попутно заметим, что как вид спортивных состязаний стрельба из лука на основных общегреческих соревнованиях вообще не практиковалась.

В Ольвии и других эллинских колониях постоянно и в больших количествах находят наконечники стрел скифских типов. Известны и находки бронзовых моделей скифского лука в греческих погребениях Ольвийского некрополя (город мертвых. — А. О.). Однако самым ярким документом является надпись IV в. до н. э. на мраморной плите, хранящейся в настоящее время в Одесском археологическом музее АН УССР. Она сообщает, что Анаксагор, сын Демогора, пустил стрелу на 282 оргии (521 м). Это действительно выдающееся достижение, которому может позавидовать любой современный спортсмен. Ведь нормальный полет стрелы равняется 100–150 м, а рекорд прославленного средневекового стрелка Мурада Газиза был около 360 м.

Основателем соревнований по стрельбе из скифского лука в Ольвии считался Таргитай — младший сын Геракла и дочери бога реки Борисфена (древнегреческое название р. Днепр. — А. О.) — Скиф. Эти соревнования связывались с легендой о происхождении скифов и считались священными. В одно время на ольвийских монетах V в. до н. э. с именем EMINAKO появляется герой, пытающийся натянуть тетиву лука. Исследователи усматривают в нем Скифа.

Северопричерноморские греки не только копировали виды спортивных состязаний, бытовавших в метрополии, но и зачастую являлись творцами новых видов спорта. Таким видом агонистики, например, была анкиломахия. Ученые полагают, что так называлось метание шара с петлей. Сначала этот снаряд делали из дерева, а позже — из металла.

Вероятно, этот снаряд походил на молот, которым пользуются современные атлеты-метальщики. Особое распространение анкиломахия приобрела в Херсонесе, о чем сообщают письменные источники. А в «Агонистическом каталоге» из Горгиппии указывается вид спорта — эвксия. В этом виде состязаний в Горгиппии одержали победу 57 спортсменов. Что представляли собой эти соревнования, до сих пор не ясно. Видный советский антиковед и скифолог С. А. Семенов-Зусер предполагал, что он состоял из особого искусства показать ловкость и гибкость физически развитого тела, то есть имел общие черты с современной гимнастикой.

Широкое развитие спорта в античных городах Юга нашей страны позволяло северопричерноморским грекам участвовать и одерживать победы в общеэллинских соревнованиях. Хотя об их победах в Олимпийских играх нам пока ничего не известно, но зато в Панафинейских они принимали самое деятельное участие. Согласно легендам, Панафинейские игры еще в доисторические времена основал царь Афин, мудрый Эрихтоний, который сам принимал в них участие. Павсаний передает несколько иную версию. Согласно преданию, Панафинеи основал известный древнегреческий герой Тесей: «Эти празднества раньше назывались Афинеи, а Панафинеями они стали называться во времена Тесея, когда их отпраздновали все афиняне, объединившиеся в один город». Победителям в Панафинейских играх выдавалась красиво расписанная амфора, получившая название панафинейской. Последняя наполнялась оливковым маслом. На тулове таких амфор обычно изображались Афина — покровительница города и тот вид состязаний, в котором награжденный одержал победу. Подобные изделия выпускались в ограниченном количестве и не являлись предметом торговли. Поэтому находки панафинейских амфор в некрополях древнегреческих городов почти неопровержимо свидетельствуют об участии их граждан в этих Играх и одержанных ими победах.

В 1879 г. на мысе Ак-Бурун, близ Керчи, было открыто богатое греческое погребение IV в. до н. э. В погребении кроме чешуйчатого панциря, железного меча, золотого пилоса, венка и монеты с изображением Александра Македонского находилась панафинейская амфора. На ее лицевой стороне была изображена Афина, а на обратной — три нагие безбородые мужские фигуры, состязающиеся в беге. Очевидно, знатный боспорянин, скорее всего воин, в свои молодые годы был хорошим бегуном, был послан на Панафинейские игры, одержал на них победу и получил приз, которым очень дорожил. Победителю в беге была вручена подобная амфора, найденная в Ольвийском некрополе.

Соревнования в античных городах Северного Причерноморья носили общегосударственный характер. Они были приблизительно такими же, как и подобные празднества в честь богов и героев на территории Эллады. Так, основателем Олимпийских игр считался сам Зевс. Он организовал их будто бы в честь победы над своим отцом — Кроносом. В других версиях эта заслуга приписывается Гераклу Идейскому, или Пелопу, — сыну малоазийского царя Тантала.

Вот краткое изложение этого мифа. Царю Элиды, могущественному Эно-маю, было предсказано, что он погибнет от руки своего зятя. Поэтому каждому, кто сватался к его дочери — прекрасной Гипподамии, он предлагал соревноваться на колесницах. В случае поражения кандидат в женихи подвергался казни. Кони же у Эномая были подарком самого бога войны Арея и не имели себе равных. Уже бесславно погибло 13 женихов… Четырнадцатым оказался Пелоп. Обманным путем ему удалось одержать победу, в результате которой Эномай погиб, а Пелоп в честь этой победы учредил в долине Алфея самые популярные соревнования древности.

Внук Пелопа — Геракл Младший — также причастен к возобновлению Олимпийских игр. Согласно мифам, Геракл, совершив свои знаменитые 12 подвигов и свергнув вероломного царя Авгия, в память о своем легендарном деде возобновил в Олимпии уже забытые к тому времени игры. Сам Геракл соревновался якобы здесь в борьбе и победил всех своих соперников.

Возникновение циклов о Геракле ученые датируют XIII в. до н. э. Поэтому 776 г. до н. э., когда на мраморной доске было впервые зафиксировано имя победителя-бегуна, элидского повара Коройба, нельзя считать днем рождения Олимпийских игр. 776 г. до н. э. лишь знаменует начало их календаризации.

Учреждение Истмийских игр приписывается Сизифу, а по другой версии — Тезею.

В знак почитания Ахилла в Ольвии, на Тендровской косе, также были организованы Игры в его честь с разного рода соревнованиями. Их организация также приписывается самому Ахиллу. Так, Помпоний Мела, римский географ, который жил в I в. н. э., сообщает, что первые соревнования на Тендре организовал сам Ахилл. Он пишет: «Существует предание о том, что Ахилл, войдя на Понт с готовым к войне флотом, отметил свой успех состязаниями и играми и что во время передышки между боями он и его товарищи упражнялись здесь в беге». Согласно декрету в честь ольвийского гражданина Никерата, конные ристалища на Ахилловом беге (античное название Тендровской косы. — А. О.) были организованы по совету Дельфийского оракула. Таким образом, Игры, которые можно назвать Ахиллеями, носили явно военный оттенок, и их основание было санкционировано жрецами главного общегреческого храма.

Сообщения письменных источников о проведении на Тендре конных ристалищ подтверждаются археологическими находками. В 1824 г. русский морской офицер капитан Критский был направлен на Тендровскую косу для проведения астрономических наблюдений и руководства строительством маяка. Тут ему на глаза случайно попался жертвенник — место, где эллины приносили жертвы Ахиллу. Тут нашли также много монет и обломков мраморных и известняковых плит с барельефными изображениями, а также сосуды с надписями в честь героя. Все эти находки попали в Одессу и быстро разошлись по рукам. Лишь часть из них успел описать и зарисовать И. П. Бларамбер — первый директор Одесского археологического музея (до революции — Одесский музей истории и древности).

В соревнованиях в честь Ахилла принимали участие не только ольвиополиты, но и жители других государств, в том числе и представители Средиземноморья. В 1903 г. во время раскопок близ Милета (город на восточном побережье Средиземного моря. — А. О.) нашли надпись, которая передавала содержание договора между Милетом и Ольвией. Этот договор заключили по инициативе Милета, который в VI в. до н. э. основал Ольвию. Он содержал перечисление привилегий, которые милетяне получали в Ольвии. В частности, они имели право участвовать в ольвийских агонах. Постепенное угасание жизни в древнегреческих городах на северных берегах Понта и распространение христианства привели к отмиранию священных спортивных празднеств. В 394 г. н. э. император Феодосии I упразднил знаменитые Олимпиады. К этому времени прекратили существование и агоны в других местах древнего мира. Но на Тендре, где проводились Ахилл ей, Ахилл почитался и в V в. Об этом свидетельствуют, в частности, находки на месте святилища монет того времени. Когда же конкретно перестали проводиться Ахиллеи — ответить трудно.

Прошли многие столетия, прежде чем вновь были возобновлены Олимпийские игры, символизирующие единство всего человечества.

Владимир Рубцов Кунгарма Кодио
ДИАЛОГ О ДАЛЕКИХ МИРАХ

Художник И. Коман　

Справка: догоны — западноафриканский народ, живущий в основном на территории республики Мали. Проживая в труднодоступном районе и активно сопротивляясь как исламизации со стороны мусульманских правителей древнего Мали, так и обращению в христианство со стороны французских колонизаторов, догоны до самого последнего времени сохраняли в относительно нетронутом виде многие свои верования и обычаи. Многослойная система мифов (самые тайные из них — так называемое «ясное слово») содержит неожиданно точные и детальные сведения о космосе, имеющие определенные параллели в современной астрономической картине мира. Так, например, догоны делят все небесные тела на звезды (толо), планеты (толо таназе) и спутники (толо гонозе). Весь звездный мир подразделяется на две системы — «внешнюю» и «внутреннюю». Внешняя образует «спиральный звездный мир» — Йалу уло, который можно наблюдать на небе в виде Млечного Пути. Таких «спиральных звездных миров» во Вселенной бесконечно много, а сама Вселенная — «бесконечна, но измерима».

«Внутренняя» система звезд, непосредственно участвующая, по мнению догонов, в жизни и развитии людей на Земле, включает в себя созвездие Ориона, Плеяды, гамму Малого Пса, Процион и ряд других звезд. Центром ее является Сириус, именуемый «пупом мира». Эта звезда считается тройной, главный компонент именуется Сиги толо, а спутники его — По толо и Эмме йа толо. Весьма загадочен тот факт, что характеристики звезды По ни в чем существенном не отличаются от характеристик Сириуса В, определенных относительно недавно и с помощью весьма совершенных приборов. (Подробное изложение астрономических знаний догонов см. «На суше и на море». М., 1978, с. 408–418.)

К. К. Я прочитал статью, о которой Вы говорите, и очень рад тому, что в вашей стране культуре догонов уделяется большое внимание. Признаюсь, это было для меня неожиданностью. Хотя достижения африканских культур и были за последние десятилетия признаны во всем мире, но скорее с точки зрения художественной, как образец весьма своеобразного искусства. Вас же, если я не ошибаюсь, интересует прежде всего «истинностный» аспект догонской мифологии, те странные совпадения с научными данными, которые можно найти в ее эзотерическом слое…

В. Р. Да, это именно так. Правда, я не думаю, что эти «совпадения» можно рассматривать вне их мифологического контекста. Они потому и загадочны, что неотделимы от него, «вплавлены» в более или менее «нормальный» цикл космогонических мифов. Но ведь наука и мифология — это не просто разные сведения о мире; скорее — разные подходы к миру, несводимые друг к другу…

К. К. И как Вы объясняете столь необычное сочетание двух уровней мировоззрения в единой системе?

В. Р. Может быть, даже более чем двух… Что же касается объяснения, то его еще нет, есть только гипотезы. Из них наиболее перспективной кажется мне гипотеза палеоконтакта или — если пользоваться более современным и более точным термином — палеовизита. Не конкретизируя пока обстоятельств этого события, гипотеза палеовизита относит истоки астрономических знаний Вашего народа к древнему посещению Земли инопланетной экспедицией. Проблема поиска следов таких посещений серьезно разрабатывается сейчас в научной литературе (к примеру, в Трудах XIV Чтений К. Э. Циолковского); но пока трудно утверждать что-либо определенное в отношении реальности палеовизитов. Сегодня это не более чем гипотеза. Но астрономические знания Вашего народа, на мой взгляд, один из весомых доводов в ее пользу.

К. К. Не могу с Вами согласиться. Вы, мне кажется, делаете слишком поспешные выводы без достаточных на то оснований. Описанные в работах Марселя Гриоля и Жермены Дитерлен сведения о звездах и планетах — знания действительно тайные, доступные отнюдь не каждому догону. Профессору Гриолю они были открыты по решению нашего Совета патриархов только после того, как Совет взвесил все возможные последствия этого шага. Не случайно после кончины Гриоля в 1956 году ему — первому из европейцев были оказаны все положенные посвященному почести. Но я не думаю, что истоки «ясного слова» находятся в космосе. Даже если и допустить, что разумная жизнь где-то вне Земли существует, маловероятно, что нашу планету уже смогли обнаружить. Слишком огромны пространства Вселенной, и слишком ограничены возможности техники, по-видимому, не только земной.

Мне думается, что в давние времена наши предки могли наблюдать небесные светила через инструменты, сохранившиеся, возможно, от древних цивилизаций Северной Африки. В том же Древнем Египте корпорация жрецов знала и умела немало такого, что она скрывала и от народа, и от светской власти… Если же гипотеза о таких инструментах покажется Вам безосновательной, то проще всего, я думаю, предположить, что от египтян сохранились сами знания. Жрецы, тысячелетиями наблюдавшие за небом, могли постичь многие его тайны, а гибель жреческой корпорации не обязательно означала исчезновение этих знаний.

В. Р. Что ж, профессор Жермена Дитерлен, изучающая культуру догонов уже не первое десятилетие, также, подобно Вам, не верит, что Землю могли посещать инопланетные экспедиции. По ее мнению, невозможно преодолеть межзвездные расстояния, а значит, истоки «догонской астрономии» надо искать не в космосе, а на Земле.

Действительно, о существовании и возможностях внеземных цивилизаций нам пока ничего не известно. Более того — многолетние поиски радиосигналов из космоса оказались на сегодняшний день безуспешными, как и попытки обнаружить проявления астроинженерной деятельности внеземных цивилизаций. Расчеты показывают, что уже первая возникшая в Галактике цивилизация в состоянии за относительно короткий срок (порядка десятков миллионов лет) изучить и освоить с помощью кибернетических межзвездных зондов всю Галактику. Но тогда эти зонды появились бы и в Солнечной системе… Почему же мы не наблюдаем следов таких посещений?

Один из возможных ответов на этот вопрос — потому что наша цивилизация первая и единственная в Галактике. К нему склоняются даже некоторые ученые, внесшие значительный вклад в разработку проблемы ВЦ. При этом они избегают какого-либо конкретного анализа потенциально возможных следов палеовизитов и ограничиваются общим утверждением об их отсутствии. «Имеющиеся данные наук о Земле… — писал И. С. Шкловский, — исключают возможность посещения или колонизации нашей планеты представителями каких бы то ни было внеземных цивилизаций». В таком подходе легко заметить своеобразный логический круг: вывод об отсутствии ВЦ делается, в частности, на основе отсутствия следов палеовизитов, но последнее утверждение принимается как «очевидное». Между тем для серьезного поиска следов древних космических посещений необходимо было бы разработать соответствующую методику, объединяющую в себе опыт исторических исследований с современными представлениями о характеристиках внеземных цивилизаций (см.: Труды XIV Чтений К. Э. Циолковского, секция К. Э. Циолковский и философские проблемы освоения космоса. М., 1980. С. 31), и применить эту методику к значительной части известных на сегодня исторических источников. Только после этого мы могли бы сделать обоснованные выводы о реальности (или нереальности) палеовизитов.

Я полагаю, что наиболее перспективными источниками являются, с этой точки зрения, эзотерические мифы Вашего народа.

К. К. В одном Вы, без сомнения, правы: чтобы найти — надо искать, а чтобы искать нечто новое — необходима и новая методика поиска. Но я сейчас думаю о другом… История порой бывает парадоксальна. Сотни лет мы, догоны, тщательно сохраняли свою самобытность, отвергая любые влияния извне. Когда было невозможно противостоять силе силой, мы противостояли ей упорством. Я мог бы познакомить Вас с моими друзьями, один из которых по вероисповеданию мусульманин, а второй — христианин, но на самом деле оба они, — догоны, и только догоны. Патриархи наших деревень и сегодня сохраняют свое влияние; Общество масок организует религиозные церемонии и празднества, во время которых на тайном языке сиги излагаются в том или ином варианте предания о творении Вселенной и истории человеческого рода… Вероятно, только так, изолировавшись, можно было сохранить столь заинтересовавшие Вас знания. Но нам, тем из догонов, кто решился и смог выйти в «большой мир», порой трудно сочетать в себе традиционную картину мира с новой, научной. И вот я думаю: не явится ли «ясное слово» независимо от его земных или внеземных истоков тем мостом, который соединит эти две культуры, причем не на началах подчинения одной из них другой, а на началах равноправия?..

В. Р. Мысль неожиданная и действительно парадоксальная — поскольку именно «ясное слово» тщательно охранялось в течение столетий сложнейшей системой запретов и посвящений. Вполне возможно, что Вы правы и «астрономии догонов» суждено стать одним из ключей к взаимопониманию (или хотя бы взаимоуважению) науки и мифологии. Будет вдвойне примечательно, если при этом удастся доказать ее внеземное происхождение.

К. К. Судя по Вашим интонациям, Вы и сами не вполне уверены в этом…

В. Р. Просто я полагаю, что видеть слабые стороны той или иной гипотезы — значит способствовать ее усилению. Сомнений в отношении «палеовизитной» природы «астрономии догонов» высказано немало. Наиболее детально изложил их в своей книге «Послания со звезд» английский журналист Иэн Ридпас. По его мнению, в астрономических знаниях догонов есть либо то, что мы уже знаем, либо заведомо неверные сведения. Так, у Юпитера — не четыре спутника, а значительно больше; Сириус В — не самая маленькая и тяжелая звезда (нейтронные звезды значительно меньше и плотнее); наконец, Сириуса С просто не существует. Ридпас подчеркивает, что, несмотря на свою изолированность, догоны все же общались с внешним миром: с 1907 года в районе их обитания существовали французские школы, а в 20-х годах там развернули активную деятельность католические миссионеры. Основной его вывод — знания эти имеют недавнее происхождение и являются «прививкой» заимствованных у европейцев сведений к уже существовавшей мифологии.

К. К. Насколько я могу судить, Иэн Ридпас заблуждается. Общение и заимствование — отнюдь не одно и то же. Да и общение было поверхностным и вынужденным, порой заставлявшим отталкивать даже то, что могло быть принято без особого ущерба для нашей самобытности. Четыре последовательных уровня посвящения — «от слова лица» до «ясного слова» — ставят надежный заслон для посторонних влияний на охраняемые знания. Что же касается строения системы Сириуса, мне трудно судить, существует ли там «на самом деле» еще одна звезда. Но знания об этой системе лежат в основе вычисления периода между двумя праздниками сиги — церемонии обновления мира, отмечаемой каждые 60 лет по крайней мере в течение уже семи столетий.

В. Р. Да, в статье М. Гриоля и Ж. Дитерлен «Суданская система Сириуса» упоминается о последовательности из двенадцати масок, сохранившихся от этих церемоний. Там же говорится и о других культовых объектах, общее число которых должно составлять 24, что соответствует интервалу в 1440 лет…

К. К. Учтите также и то, что сведения, сообщенные французским исследователям, вовсе не исчерпывают «ясного слова». Многое пока остается скрытым, а кое-что изложено не полностью. И в любом случае — бессмысленно было бы посвящать европейцев в знания, заимствованные у них же.

В. Р. Кроме того, возможность существования еще одной звезды в системе Сириуса вовсе не опровергнута. Недавно французские астрономы, изучив 28 визуально-двойных звезд, обнаружили, что орбита Сириуса В испытывает возмущения с периодом около шести лет. С вероятностью в 90 % причиной этих возмущений является некоторый объект весьма значительной массы (5—15 % от массы Солнца). Но факт существования этого объекта (Эмме йа толо, или Сириуса С) был известен посвященным в «ясное слово» много лет назад.

К. К. По-видимому, бесспорно, что астрономия «ясного слова» не заимствована у европейцев. Но во всем сказанном нет ничего, что подтвердило бы Ваше мнение о внеземном происхождении этих знаний. Да, они действительно древние — но зачем обращаться к гипотезе о палеовизите, если в истории земной цивилизации существовало немало культур, которые, мне кажется, в принципе могли изобрести телескоп…

В. Р. И Вы думаете, этого было бы достаточно? С помощью телескопа можно увидеть слабую звездочку возле Сириуса, но для понимания ее природы необходимо знать хотя бы о законе всемирного тяготения. Чувственные данные сами по себе не выстраиваются в модель мира; для этого они должны быть интерпретированы в определенной системе понятий. И если бы даже в распоряжении Ваших предков оказался созданный в древности телескоп или — в соответствии с гипотезой харьковского астронома В. Васильева — естественный телескоп с жидким зеркалом, это само по себе не позволило бы им сделать правильные выводы о строении Вселенной. Научные теории не строятся посредством простого обобщения опытных фактов, но возникают более сложным дедуктивно-индуктивным путем, в котором существенную роль играет замена более поздней теоретической схемой схемы более ранней. Возможность укоренения новой теории непосредственно связана с наличием ее «предыдущего аналога», который она смогла бы включить в себя как некоторый частный случай (пример — физические картины мира по Эйнштейну и по Ньютону) или от которого она могла бы непосредственно «оттолкнуться» (системы Коперника и Птолемея). Но вряд ли эйнштейновская физика может включить в себя физику Аристотеля (или даже «оттолкнуться» от нее).

Равным образом астрономиям Галилея и Кеплера нечего делать с тотемизмом.

К. К. Чем же в таком случае определяется та понятийная «система координат», которая преобразует чувственные данные в картину реальности?

В. Р. В конечном счете — уровнем развития производительных сил общества. Человеческое познание движется вперед, направляемое преобразовательной деятельностью, общественной практикой; уже поэтому крайне трудно перенести теорию, возникшую на почве развитого общества, в общество менее развитое. С другой стороны, по-видимому, возможно добиться ассимиляции «иной», значительно более сложной и адекватной картины мира именно таким образом, как это произошло у Вашего народа — в форме тайных знаний, существующих параллельно с более простым (но так же выполняющим определенные общекультурные функции) экзотерическим мировоззрением.

К. К. Вы хотите сказать, что в этой «простой» системе понятий данные астрономических наблюдений просто не удалось бы интерпретировать?

В. Р. Во всяком случае — интерпретировать правильно. И суть проблемы не в том лишь, что «посвященные» из Общества масок знают о Сириусе больше, чем европейские астрономы. Суть ее скорее в том, что «ясное слово» представляет собой картину мира, в рамках которой находят себе место такие понятия, как «символ», «пространство», «время», «Вселенная», «звезда», «планета», «спутник». Глубокий уровень понимания природной реальности — вот что отличает эзотерическую мифологию вашего народа. Вы помните, как изображается на стенах святилищ планета Сатурн?

К. К. Прекрасно помню. Две концентрические окружности: первая обозначает саму планету, а вторая — ее кольцо.

В. Р. Вот именно. Но в таком ракурсе Сатурн никогда не бывает виден с Земли. Кстати, в древности Сатурн иногда изображали в виде человеческого глаза. Не исключено, что таким образом также фиксировалось наличие кольца у этой планеты — но именно в плане «визуального впечатления», «наблюдения без понимания». Для этого достаточно самого простого телескопа; изобразить же кольцо в плоскости — значит выйти за рамки непосредственно наблюдаемого.

К. К. И выйти достаточно далеко… Но не кажется ли Вам, что, говоря о внеземных цивилизациях, мы еще дальше выходим за эти рамки?

В. Р. Без этого наука просто невозможна. Другое дело — в каком направлении мы при этом движемся. Мне трудно допустить, что древние астрономы могли узнать о существовании не только второго спутника Сириуса, но и его планет или что им удалось зафиксировать продолжительность взрыва Сириуса В, в результате которого он превратился в белый карлик. Помните — звезда По взорвалась «на первом году жизни людей на Земле»?.. В этот момент яркость ее была велика, но в течение 240 лет постепенно уменьшалась до полного ослабления. Едва ли гипотеза палеовизита является в данном случае единственно возможным объяснением, но, бесспорно, наиболее логичным.

К. К. В том смысле, что она сводит воедино все известные Вам аспекты «ясного слова»?

В. Р. Я бы сказал осторожнее: может свести. Расчет на быстрое решение проблемы, по-видимому, иллюзорен. Слишком много здесь неясного. К примеру, остается пока открытым вопрос об адекватности передачи категориальной системы «ясного слова» в работах французских исследователей…

К. К. Я, как лингвист, берусь утверждать, что она передана достаточно точно. Или — если опять-таки прибегнуть к более осторожным выражениям, — что с обеих сторон было сделано для этого все возможное. С конкретными сведениями ситуация немного иная — но там дело не в лингвистических трудностях. Разумеется, какие-то отдельные ошибки всегда возможны… Однако было бы значительно большей ошибкой списывать за их счет то, что не укладывается в предлагаемые объяснения.

В. Р. Тем более что непроизвольная модернизация «ясного слова» — лишь одна из возможных форм его искажения. Наша интерпретация «астрономии догонов» — это интерпретация с точки зрения современной науки; но если в истоках «ясного слова» действительно лежал палеовизит — оно должно содержать и что-то большее.

К. К. Справедливо. Но не кажется ли Вам, что гипотеза палеовизита как бы замыкает круг Вашего исследования? Не поймите меня превратно: я не собираюсь просто отбрасывать ее… Но сравните: предположение о древнем источнике знаний «ясного слова» ведет нас в глубь истории и говорит: вы знаете о ней мало, ищите внимательнее, посмотрите на свое прошлое по-новому. Куда ведет нас предположение о палеовизите? Посещение из космоса — событие, насколько я понимаю, случайное. Что изменится в знаниях человечества о мире и о его положении в мире, даже если удастся эту гипотезу подтвердить?

В. Р. Я мог бы сказать: мы убедимся, что внеземные цивилизации существуют и что межзвездные полеты действительно возможны; но я понимаю, что Вас интересует не совсем этот аспект. Что ж, давайте несколько «развернем» гипотезу о палеовизите и посмотрим, каковы ее возможные следствия. Хочу только предупредить: то, о чем я буду говорить дальше, — построения скорее научно-фантастические, чем научные. Но и не просто фантастические…

«Контактные» мотивы «ясного слова» можно разделить на две группы — космические странствия Бледного Лиса Ого, последнее из которых завершилось его высадкой на Землю, и история «ковчега Номмо», доставившего на Землю предков людей. В общих чертах эти события были описаны в нашем альманахе за 1978 год, с. 417–418. Чтобы не повторяться, напомним только, что Ого в догонской мифологии символизирует засуху, беспорядок, тьму, а Номмо — влагу, порядок, свет. Первые разумные существа, возникшие на ранней стадии развития Вселенной, они едины и противоположны, как две стороны любого явления.

Если понимать миф буквально, следовало бы признать, что речь здесь идет не об инопланетной цивилизации, сущностно не отличающейся от цивилизации земной (и лишь превышающей ее по уровню развития), а скорее о «параллельной эволюции», в процессе которой возникли разумные существа «совсем иного», негоминоидного типа. Советский философ Е. Т. Фаддеев, разработавший концепцию «ряда развития», обратил внимание на то, что последовательность ступеней этого ряда (дозвездная — звездная — планетная — биологическая — социальная), по данным современной науки, строго однозначна. Жизнь возникает на планетах, а социум зарождается «внутри» биосферы. С этой точки зрения, допущение «параллельных эволюции» как минимум излишне; но чисто гипотетически его можно было бы сохранить. Трудность здесь в другом. Любые обоснованные теоретические построения в области проблемы ВЦ должны базироваться на эмпирических знаниях о земной цивилизации — единственном известном нам «представителе» цивилизаций космических. Но таким способом о «параллельной эволюции» мы ничего не узнаем. Даже более «слабое» допущение амфибийной природы Номмо, которое сделал Роберт Темпль в книге «Тайна Сириуса» (Лондон, 1976), сильно осложняет построение теоретической модели предполагаемого палеовизита.

И все же некоторые предположения 0 характеристиках и возможностях внеземной цивилизации мы можем сделать и в данном случае. Межзвездные перелеты со скоростями, близкими к скорости света, требуют огромных энергетических затрат. Так, для того чтобы разогнать массу в 1000 тонн до скорости 99,99 % от световой, необходимо потратить 10³² эрг энергии (для сравнения: чтобы просто вывести аналогичную массу в космос, нужно лишь 6 10²⁰ эрг). Исследователи проблемы ВЦ широко пользуются «энергетической» классификацией гипотетических внеземных цивилизаций, которую предложил член-корреспондент АН СССР Н. С. Кардашев: цивилизация I типа (аналогичная земной) производит 4*10¹⁹ эрг/с; цивилизация II типа — 4*10³³ эрг/с (мощность излучения Солнца); III типа — 4*10⁴⁴ эрг/с (общая мощность излучения всех звезд Галактики). Легко видеть, что земная цивилизация смогла бы выработать энергию, необходимую для запуска тысячетонного межзвездного зонда, лишь за 80 тыс. лет. Иными словами, «настоящие» межзвездные полеты (с релятивистскими скоростями) для нее недоступны. Напротив, для цивилизации II (и тем более III) типа «энергетическая стоимость» таких полетов близка к нулю.

Большие энергетические возможности не только облегчают межзвездные перелеты, но и позволяют осуществлять преобразовательную деятельность в «астроинженерных» масштабах — управлять физическими процессами на звездном и даже галактическом уровнях. На этом допущении базируется предложенная Н. С. Кардашевым «эволюционная» концепция поиска внеземных цивилизаций, согласно которой поиск следует вести среди «наиболее мощных (и часто наиболее далеких) известных источников излучения во Вселенной». В том же русле лежит предположение, сделанное недавно известным советским ученым, доктором филологических наук В. В. Ивановым, о связи между возникновением вида гомо сапиенс и вспышкой Сверхновой звезды около 50 тыс. лет назад на расстоянии 30 парсек от Солнца. Как полагает В. В. Иванов, можно ставить вопрос об искусственной природе этой Сверхновой (см.: Иванов Вяч. Вс. История славянских и балканских названий металлов. М., 1983. С. 161).

Обратимся теперь к истории системы Сириуса. В ней много неясного. Общепринято в астрофизике, что белый карлик возникает из красного гиганта в процессе потери массы последним. Этот процесс сопровождается образованием планетарной туманности, которая постепенно рассеивается в пространстве. В кратных системах ход событий усложняется за счет возможного обмена массой между компонентами. Сириус В, таким образом, был некогда красным гигантом с массой, заметно превышавшей массу Сириуса А (за счет чего он и эволюционировал быстрее). Когда же он стал белым карликом?

Астрофизические данные говорят о том, что возраст Сириуса В как белого карлика — от 30 до 100 млн лет, но эта оценка может оказаться и завышенной. Первоначальная орбита спутника Сириуса была, скорее всего, круговой; современная же его орбита представляет собой сильно вытянутый эллипс. Это говорит о каких-то значительных пертурбациях, сопровождавших процесс потери массы красным гигантом. Рассеялось ли потерянное вещество в космосе или оказалось захваченным Сириусом А, также зависит от первоначальных параметров орбиты. Ситуация усложняется еще больше, если допустить существование в этой системе второго спутника.

Столь же неопределенны свидетельства исторического характера. Правда, есть основания утверждать, что на рубеже нашей эры Сириус выглядел не бело-голубоватым, как сейчас, а красным (см.: На суше и на море. М., 1978. С. 408). Но это само по себе не значит, что две тысячи лет назад Сириус В еще не вышел из стадии красного гиганта. Не исключено, как это предположили итальянские астрономы Ф. Д'Антона и И. Мазителли, что речь идет лишь о временном изменении цвета системы, связанном с нестабильностью внешних слоев Сириуса В (так называемая «фаза красного псевдогиганта»).

Кроме того, материалы, собранные Р. Темплем в его книге «Тайна Сириуса», наводят на мысль, что астрономические знания догонов заимствованы из традиции, которая была общей для культурного мира Средиземноморья 5–6 тыс. лет назад. В этом выводе можно было бы усомниться; но вот пример из несколько иной области. Древнеиранское название Сириуса — Тиштрйа — буквально значит «относящийся к созвездию из трех светил» и восходит к аналогичному общеиндоевропейскому термину. Обычная интерпретация этого термина предполагает ссылку на три звезды «пояса Ориона» — но, возможно, было бы правильнее видеть здесь отражение знаний о тройственности Сириуса. Тот же смысл несет в себе древнеиндийское наименование этой звезды — Тишья.

Другое широко распространенное древнее название Сириуса — Пес, Собака. Культ пса-волка также имел общеиндоевропейское распространение. К примеру, мотив змееборства в славянской мифологии вырос из более древнего мотива поединка героя-кузнеца с чудовищным Псом. В. В. Иванов, подробно проанализировавший этот миф, обращает внимание на его «небесный» аспект. «…На всей территории Евразии, — пишет он в одной из статей, — указанный мифологический комплекс связан одновременно с Большой Медведицей, как колесницей, и звездой около нее, как собакой, опасной для мироздания, а также и с кузнецами…»

Важная роль кузнеца в эзотерической мифологии догонов известна и, хотя Сириус находится — на небосводе — далеко от Большой Медведицы, он, однако, принадлежит к тому же звездному скоплению.

Не исключено, таким образом, что в основе мифа о небесном Псе, опасном для Большой Медведицы и для мироздания в целом, лежит некоторое событие из истории системы Сириуса. Таким событием могло стать искусственное, астроинженерное вмешательство в эволюцию этой системы, предпринятое, по-видимому, с целью предотвратить взрыв Сириуса В как Сверхновой звезды. В процессе сброса красным гигантом «излишков» вещества оставшееся ядро вполне могло сохранить массу, превышающую критическое значение в 1,2–1,4 массы Солнца. Еще и в настоящее время Сириус В отличается большей массой, чем другие белые карлики (она составляет около 1,05 солнечной). Превышение этого значения ведет к тому, что вместо более или менее «спокойного» превращения ядра в белый карлик происходит его катастрофическое сжатие и вспышка Сверхновой. В результате образуется нейтронная звезда, а в окружающее пространство выбрасываются мощные потоки вещества и излучения.

Вспышка Сверхновой на столь незначительном по космическим масштабам расстоянии от Солнечной системы вполне могла оказать губительное воздействие на земную биосферу. И если можно допустить возможность стимулирующего воздействия на эволюцию с помощью искусственной Сверхновой, то не исключено и вмешательство сверхцивилизации для предотвращения взрыва естественной Сверхновой. Во всяком случае 240 лет повышенной яркости По толо очень напоминают «медленную разрядку» этой космической мины.

К. К. То, о чем Вы говорите, выглядит значительно фантастичнее простого предположения о палеовизите. Но на мой вопрос Вы ответили — хотя и в довольно неожиданном ракурсе. Остается лишь доказать, что палеовизит действительно имел место…

В. Р. Да, и здесь открываются два основных направления исследований. Во-первых, детальное изучение системы Сириуса, поиск второго спутника и его планет. Во-вторых, уточнение содержания «ясного слова», его анализ и интерпретация. «Астроинженерные» построения также заслуживают проверки, но это уже более отдаленная перспектива. Не исключены и активные радиоэксперименты по поиску внеземных цивилизаций или следов их деятельности близ Сириуса и других звезд, «выделенных» в эзотерической мифологии Вашего народа.

К. К. Мне кажется, что подтвердить или опровергнуть гипотезу о палеовизите можно и на Земле. Вы, конечно, знаете, что французские этнологи спрашивали у наших патриархов, каким образом можно увидеть спутник Сириуса. Те ответили: при его взрыве… или из некой пещеры, в которую ученые так до сих пор и не попали. В пещере, по словам патриархов, есть и другие «основательные доказательства». Доказательства чего именно и какие — тоже пока не сообщается.

В. Р. Здесь уже я скажу: чересчур фантастично! Хотя, если этого не бояться, можно вспомнить и о «ковчеге Ном-мо», который, возможно, остался на Земле. Посвященные утверждают, что не все содержимое ковчега оказалось доступно людям после его приземления; «остальное станет известно позже и изменит мир».

К. К. Это понятно — ведь система Сириуса рассматривается в нашей традиции как общее достояние всех людей. Я хочу еще раз подчеркнуть, что тайный характер «ясного слова» был необходим прежде всего, чтобы сохранить его неизменным в течение многих столетий. Тайна — не самоцель. Посвятив Марселя Гриоля в эти знания, мы прошли свою половину пути; серьезно обсуждая их содержание, вы идете по своей половине.

В. Р. Но у науки — свои законы… Ученый выдвигает гипотезы и проверяет их на эмпирическом материале. Сегодня нельзя исключить ни гипотезу о древнем, но вполне земном происхождении знаний о Сириусе, ни даже гипотезу о современном источнике этого заимствования. Та гипотеза, которая сможет предсказать что-либо новое и обнаружить это новое, выйдет в конечном итоге на первое место. Но здесь та же трудность, что и в проблеме ВЦ: исследуемый объект «субъективен»; он заинтересован скорее в общении, чем в объективном изучении.

К. К. Не думаю, что это трудность; при условии взаимопонимания возможности даже расширяются. Этнология — это не физика, и если Вы занимаетесь проблемой контакта с иными существами во Вселенной, то было бы странно не обращать внимания на необходимость контактов между различными земными культурами..

В. Р. Другими словами, на такой контакт можно надеяться?

К. К. Только надеяться? А что же тогда представляет собой наша беседа? Разве это не продолжающееся общение представителей двух культур.

Феликс Зинько
ПО СЛЕДАМ КОЛУМБА

Художник Н. Абакумов　

Ни один из великих путешественников не вызывает столько споров, сколько Колумб.

Спорят о месте его рождения, национальности, биографии, количестве и размерах его кораблей, о месте его первой высадки на американской земле, даже о месте его захоронения идет непрекращающийся спор. И, самое главное, спорят о значении плаваний Колумба, их роли в историческом процессе.

Мне не раз доводилось посещать «Колумбовы места». Об этом я и хочу рассказать.

В Генуе, на площади Данте, рядом с древними воротами Св. Андрея стоит покосившийся домик в два окна. Полтысячи лет назад здесь стоял Каса-ди-Оливелла, который принадлежал Доменико Коломбо, ткачу-шерстянику, одновременно торговавшему вином и сыром. Он был женат на Сусанне Фонтанаросса, дочери ткача из Бизанго. В доме находилась мастерская, где ткали купленную у окрестных крестьян шерсть, и тут же лавка. Вот в этом доме и родился первенец Христофоро. На доме медная доска, установленная в 1887 г., гласит: «Ни один родительский дом не может быть так почитаем, как этот. Здесь провел Христофор Колумб детство и раннюю юность». Итак, генуэзец, следовательно, итальянец.

Однако до сих пор 14 городов в разных странах спорят о месте рождения Колумба, и каждый претендует на приоритет. Вполне наукообразные трактаты уверяют нас, что он был немцем, англичанином, португальцем, армянином, корсиканцем, баском. Недавно выдвинута версия, что он был норвежцем. Иные считают, что до своих знаменитых открытий он успел побыть грозным корсаром, наводившим ужас на все Средиземноморье. Действительно, был такой капер французского короля Людовика XI, получивший от него разрешение грабить любые суда, кроме французских. Звали его вице-адмирал Гуйллам де Касано. Часто он брал псевдоним Колон. Именно так звучит по-испански имя Колумба. И много лет плавал с ним племянник Христофор. Такой вот ход рассуждений…

Мало, очень мало достоверного осталось нам о Колумбе. Даже ни одного прижизненного изображения, если не считать бронзовой медали, отчеканенной в 1506 г. И потому сколько художников писали его, столько различных портретов мы и имеем. И лысым мы его видели, и с густыми, падающими на плечи волосами, и бритым, и с бородой. Словесный портрет, правда, оставил нам Лас Касас: «Ростом он был выше среднего, лицо имел длинное и внушающее уважение, нос — орлиный, глаза — голубые, кожу лица — розовую. Борода и волосы его на голове в молодости были рыжеватые, но в трудах скоро поседели… Его воздержанность была искренняя… Он был скромен, манеру говорить имел сдержанную». Овьедо-и-Вальдос добавлял к этому портрету: «Он был любезный, когда ему так нравилось, но раздражительный и гневный, когда его разозлишь». Что говорить о портрете, когда даже точная дата рождения Колумба нам известна весьма приблизительно: то ли 25 августа 1451 г., то ли 31 октября!

Плавать Колумб стал с 14 лет юнгой в Портофину, а затем и на Корсику. В 1473 г. он поступил на службу во флот Рене Анжуйского, затем через год нанялся на суда торговых домов «Негро» и «Чентуриони» и плавал в Марсель, Тунис, Хиос. 31 мая 1476 г. он был на одном из кораблей, атакованных французскими каперами. Корабль погиб, а Колумб выбрался на берег у португальского порта Лагуш, совсем рядом с косой Сагриш, где Генрих Мореплаватель уже основал свою Навигацкую школу.

В 1477 г. Колумб завербовался в состав скандинавско-португальской экспедиции, которую возглавлял Енс Скульп. Они вышли из Бристоля на Гал-вей и Исландию, но очень похоже, что добрались и до Гренландии. Вот отрывок из записок Колумба: «В феврале 1477 года я плавал под парусами в сотне лье от острова Туле, в направлении к острову, южная часть которого расположена на 73°, а не на 63° широты, как поговаривают некоторые, и этот остров не вписывается внутри западных границ карты Птолемея, а расположен еще западнее. И тогда же к тому же острову, который по величине почти, как Англия, плыли с товарами англичане, в основном из Бристоля. И в некоторых местах приливы и отливы имеют перепады до 26 локтей. Так что верно то, что остров Туле, отмеченный Птолемеем, расположен как раз там, где он указывал, и современное название этого острова — Фрислянд». Похоже, очень похоже все это на Гренландию…

Может быть, во время этого путешествия и зародилась у молодого морехода мысль приплыть на острова Тихого океана «с другой стороны Земли»? Или она выкристаллизовалась позже, когда он женился на Фелиппе Перестрелло де Мониз, внучке итальянца Бартоломео Перестрелло, который, будучи на португальской морской службе, долго и упорно пробивался к мысу Бохадор. Потом он стал губернатором острова Порту-Санту, что рядом с Мадейрой. На чердаке дома, куда Колумб с женой переселился в 1479 г., — этот дом мне удалось увидеть во время одного из заходов на остров — оказался богатейший архив старинных карт-портуланов. Понятно, что Колумб целыми днями рылся в этих сокровищах. Однажды губернатору принесли куски очень толстого бамбука, найденные на западном берегу острова. Не было сомнения, что они принесены течениями и ветрами. А затем стало известно, что на один из Азорских островов волны выбросили два человеческих тела неизвестной расы. Так, может быть, сам Гольфстрим дал Колумбу доказательства существования земли на западе Атлантики?

Недавно испанский историк Хуан Мансадо-и-Мансадо нашел материалы о плавании некоего бискайца, который участвовал в португальском рейсе к берегам Гвинеи. Но шторм отнес корабль в Карибское море. Два года прожил этот бискаец среди индейцев на Гаити, а затем сумел вернуться на Мадейру, куда к тому времени переселился Колумб. Колумб дал ему приют в своем доме, что стоит над обрывом порта Фуншал, и в благодарность бискаец рассказал ему о ветрах и течениях в Атлантическом океане.

Между прочим, еще в XII в. в мавританских университетах, где учились и знатные испанцы, толковали о шарообразности Земли, ссылаясь на Аристотеля, который подсмотрел во время лунного затмения круглую форму тени. Во Дворце дожей в Венеции я видел глобус, созданный до Колумба монахом одного из монастырей. На нем уже есть очертания Нового Света. Более того, там нарисован кораблик в океане, нос которого направлен в сторону Америки. Известно, что Колумб переписывался с гениальным мыслителем Леонардо да Винчи, что сочинение Марко Поло было его настольной книгой. Словом, похоже, что Колумб знал, куда собирался плыть.

Но одного наития было мало. Живя на Мадейре, Колумб тщательно изучал северо-восточные пассаты, все особенности плавания западнее острова. В результате он стал непревзойденным знатоком ветров и течений в этом районе.

Правда, расчеты его были ошибочны. Он полагал, что на нашей планете есть лишь один большой океан, и занижал при этом размеры земного шара раз в пять. По свидетельству его спутников, Колумб говорил им, что до цели им придется плыть 800 испанских лиг (1 лига = 3 милям = 5,6 км). И именно такой оказалась длина пути по Хмурому морю, как называли тогда Атлантику. Но ведь на пути экспедиции встала Америка, а не Азия, как предполагал Колумб. А может быть, все было совсем не так, как мы ныне думаем? Может, великий мореплаватель отлично понимал, на что шел? А версией с уменьшением расстояний в пять раз он лишь морочил королей, чтобы уговорить их организовать экспедицию и не отпугнуть будущих соплавателей? Кто знает…

Но все это было потом…

А тогда Европа рвалась в Индию. Сокровища, награбленные на Востоке во время Крестовых походов, давно были проедены, прожиты, промотаны. Требовалось новое вливание.

Но путь в Индию накрепко закрыли венецианцы и турки-османы. Тогда португальский принц Генрих стал методично отправлять экспедицию за экспедицией вдоль западного побережья Африки, понуждая капитанов идти все дальше и дальше на юг, в поисках прохода на восток. Наконец в 1488 г. Бартоломео Диаш сумел обогнуть мыс Бурь, который с тех пор стал называться мысом Доброй Надежды. Приблизительно в это время Христофор Колумб и представил португальскому королю Жуану II свой первый проект достижения Индии с другой стороны Земли, плаванием на запад. Но Жуан предпочел синицу в руках журавлю в небе. Его капитаны готовы были ринуться на восток, по всему предполагаемому пути уже стояли крепкие португальские заставы, никого не пропускавшие мимо.

Тогда Колумб решил сыграть на этом обстоятельстве и повез свой план кастильским королям Фердинанду и Изабелле. И снова получил отказ. Не до того им было. Короли были заняты освобождением испанской земли от мавров. Шла реконкиста. Все приходит вовремя к тому, кто умеет ждать. 18 лет вынашивал Колумб свою идею, скитался от одного королевского двора к другому, выпрашивая корабли для своего путешествия, ни на минуту не теряя веры в свою мечту, в свое предназначение. Эта вера помогала ему жить.

…Однажды мы ехали из Малаги в Гранаду. Перевалив через отроги гор Кордильера-Бетика, наш автобус спустился в долину. Здесь мы увидели городок Санта-Фе, построенный во время осады Гранады, именно сюда пришел Колумб в лагерь Фердинанда и Изабеллы. Он пришел из соседнего монастыря Санта Мария де ла Рабида и принес рекомендательное письмо от настоятеля Хуана Переса, бывшего духовника королевы. Это и решило дело. А тут еще радость по поводу освобождения Гранады, после которого сам римский папа присвоил Фердинанду и Изабелле звание «Весьма Католических Величеств» (а до того они были всего лишь «высочествами»). Но при всем при том Колумб не был робким просителем. Он поставил королям условия. Потребовал звания адмирала и вице-короля всех открытых земель. И упорно стоял на своем. Его прогнали. Потом спохватились и вернули. И подписали с ним «капитуляцию», как тогда называли договор. Но можно считать, что их величества действительно капитулировали перед безродным моряком-бродягой. Впрочем, забегая вперед, надо сказать, что «христианнейшие» ничего не забыли и сумели все припомнить Колумбу, лишив его впоследствии всего достигнутого.

Так вот, согласно «капитуляции», городу Палосу-де-Могер, что лежал за Гибралтаром прямо с выходом на океан, приказано было снарядить две каравеллы для новоиспеченного «адмирала Моря-Океана». Скажем прямо: Палос был незавидный городишко, а выбор на него пал лишь потому, что жители как-то провинились перед Изабеллой, и снаряжение кораблей было для них чем-то вроде штрафа. Кстати, сегодня море отступило, и Палос стал сухопутным городом.

Королевская власть в то время была еще далеко не абсолютной. И горожане не торопились исполнить приказание. Тем более что из казны была ассигнована на экспедицию мизерная даже по тем временам сумма в 36 тыс. песет. А что эта экспедиция сулит — бог весть! Наконец нашлись два судовладельца, шкиперы Пинсоны — Мартин Алонсо и его брат Венсенте Яньес. Эти отчаянные храбрецы решились предоставить Колумбу свои каравеллы «Нинью» и «Пинту». Тогда объявился и третий судовладелец, баск Хуан де ла Коса, со своей караккой «Гальега». Все три судна носили имена весьма известных в Палосе веселых девиц. И Колумб переименовал «Гальегу», которую решил сделать своим флагманским судном, в «Санта-Марию». Под этим именем она и вошла в историю. Итак, это была каракка, а не каравелла, длиной 25 м, с осадкой 2 м, грузоподъемностью 120 т. Она несла на фоке и гроте прямые, а на бизани — косые паруса и могла в хороший ветер делать до 10 узлов. «Пинта» была 60-тонной каравеллой в 20 м длиной. «Нинья» — каравеллой-латиной. Правда, вскоре на Канарских островах ее переделали в каравеллу-редонду, поставив прямой парус на фоке.

Недавно итальянский историк Маринелла Бонвини-Мадзанти пришла к выводу, что первая экспедиция Колумба отправилась в путь на четырех кораблях. Она основывается на найденном в архиве Модены письме посланника неаполитанского короля в Барселоне, в котором сообщается: «Несколько дней тому назад вернулся Колумб, который в августе прошлого года отправился с четырьмя кораблями в плавание по Великому океану». Непонятна позиция серьезного историка. Не имея никаких новых сведений, кроме цифры «4», утверждать подобное! Не проще ли допустить, что Аннибале де Дженаро ошибся?

Сборы в путь были мучительны для Колумба. Каждую бочку с вином, каждый мешок муки, каждую бутыль с оливковым маслом приходилось буквально выдирать у «отцов города». Команды комплектовались из всякого сброда. Мало кто из уважающих себя моряков рвался отправиться в путешествие в неведомое. Пришлось королям объявить амнистию преступникам, которые согласятся плыть с Колумбом. «Помогла» и святая инквизиция — она освободила двух еретиков-болгар. Один из них — Драган Паламаров — вошел в команду «Пинты», имя другого нам неизвестно. Всего собралось 120 человек. На каждом судне был врач и не было священников. Наконец 3 августа 1492 г., после долгих молебнов, корабли смогли тронуться в путь.

Первой целью их были Канарские острова.

В Лас-Пальмасе, где мы — советские моряки чувствуем себя почти как дома, есть в квартале Вегета дом Колумба — музей, где собраны исторические документы, предметы быта моряков, старинное оружие. Это трехэтажный особняк с крохотными деревянными балкончиками над огромным подъездом, охраняемым двумя фигурами рыцарей на высоте второго этажа. Корабли экспедиции в том 1492 г. около месяца провели в гостеприимном порту, пополняя запасы и ремонтируя снасти, а адмирал жил в этом доме — резиденции военного губернатора. Осмотрев музей, мы долго бродили по старой колониальной части города, любуясь уменьшенными копиями материковых церквей и особняков, особым изгибом и резьбой Канарских балконов, старинной мозаикой цветных мостовых. И конечно же говорили и спорили о Колумбе.

— Ему по-настоящему повезло лишь раз в жизни, — сказал кто-то из нас, — когда короли подписали с ним «капитуляцию». Во всем же остальном он был классическим великим неудачником. Давайте вспомним бунт на борту, гибель многих кораблей, арест и суд, нищету, в которой он умер. Даже после смерти ему не везло!..

— Конечно, жизнь у него была не сахар, — сказал другой, — но у кого из великих она слаще? Увы, и сегодня хватает еще непризнанных гениев. Только после смерти история расставляет все и всех по своим полочкам.

Куда бы мы ни шли, все равно оказывались на набережной огромного порта. И здесь снова и снова приходила в голову мысль, что океаны и моря все-таки объединяют, а не разъединяют страны и континенты. Это блестяще доказал Колумб.

Через 36 дней после выхода из Лас-Пальмаса боцман «Санта-Марии» Хуан Кинтеро закричал: «Земля!» Это был островок Багамского архипелага, который Колумб тут же окрестил Сан-Сальвадором (Святым Спасителем). Долгое время так называли остров Уатлинг. Но вот солидный американский журнал «Нэшнл джиогрэфик» опубликовал статью своего заместителя главного редактора Джозефа Джаджа, который провел исследование с помощью ЭВМ и утверждает, что Колумб первым увидел другой островок — Самана-Кэй, в 65 милях к юго-востоку от Уатлинга. Если это так, то перед нами еще одно свидетельство того, что Колумб был выдающимся мореплавателем. Потому что островок окружен рифами, а прибрежные воды буквально «заминированы» коралловыми рифами. Даже сегодня, по мнению наших штурманов, требуется немалое искусство, чтобы провести судно к берегу. Мы во всяком случае на это не рискнули и высаживали пассажиров на ботах.

Вообще надо сказать, что весь Карибский бассейн наши суда исходили вдоль и поперек. Очень часто наши штурманы прокладывали курсы те же самые, что полтыщи лет тому прокладывал Колумб. Все эти годы нам ярко светили звезды Атлантики — на севере штурманы брали высоту Большой Медведицы, на юге — Южного Креста. Все, как при Колумбе. Мы шли буквально по его следам. Говорят, на море не остается следов. Это неверно! Следы остаются, остаются в памяти потомков, которые никогда не забудут мужества первооткрывателей.

Чем располагал Колумб для навигации? Компасом да ампольетой — получасовыми песочными часами. Коррекцию их делали раз в сутки — по солнечным часам. Была еще так называемая ноктуралия: смотрели через диоптр на Полярную звезду, а указатель направляли на ее самый яркий спутник — Кохаб, который совершал полный оборот за 24 часа. Таким способом можно было узнать время с точностью до 15 минут. Был у Колумба и квадрант, которым он мог пеленговать Солнце или звезду, а помощник в это время считывал показания отвеса со шкалы. Точнейшее определение, особенно когда палуба ходит ходуном под ногами! Даже астролябии у Колумба не было, хотя о наличии ее у арабов писал Раймон де Лулио еще в 1295 г. Не применялся и градшток, которым уже пользовались русские поморы. Скорость оценивали на глазок — лага не было. Неужели мало доказательств гениальности мореплавателя, который с таким оснащением четыре раза туда и обратно пересекал Атлантический океан?

Много раз мы бывали на Гаити, в этом «филиале ада на земле». Этот остров Колумб открыл вторым и назвал его Эспаньолой. Мог ли предположить великий мореплаватель, что в XX в. остров будет терзать кровавый клан Дювалье! Там, на Гаити, в рождественскую ночь 25 декабря 1492 г. «Санта-Мария» села на риф и была брошена. С помощью местных индейцев команда разобрала остов судна и построила форт «Новедад» («Рождество»). Затем Колумб отплыл на «Нинье» в Испанию, оставив на острове 39 человек. Через одиннадцать месяцев, вернувшись со второй экспедицией, Колумб не нашел ни людей, ни форта. И лишь недавно группа американских археологов из Флоридского университета раскопала у селения Гуанакарик «первое поселение европейцев в Новом Свете». Исследователи нашли черепки испанской посуды, зуб свиньи и косточки крыс — останки животных, впервые завезенных в Америку испанцами.

Когда мы заходим в Барселону, крупнейший порт Испании, первым нас встречает Колумб, вернее, памятник ему, возвышающийся на набережной на высоком мраморном столбе. А у подножия памятника пришвартована копия «Санта-Марии», и хвост туристов, желающих побывать на ее палубе, тянется по причалу. Полагаю, если бы Колумб восстал из гроба и увидел эту копию, он поди потерял бы дар речи. Потому что умудрились обвешать ее вместо плетеных кранцев автомобильными покрышками, словно старый портовый буксир. Однако все размерения каракки выдержаны, и, поднявшись на борт, можно отдаленно представить, как жили тогда моряки.

Представьте каюту адмирала на юте: небольшой закуток, куда даже я при своем отнюдь не богатырском росте вошел согнувшись. Стол, стул и деревянная морская койка корытцем — вот и вся обстановка. Но он хоть жил один. А матросы теснились в кубрике на баке размером метра три на четыре. Здесь же готовился раз в сутки «морской обед». В ящике с песком, в который был вкопан котел, разводили огонь древесным углем. Закладывали в котел солонину, наливали немного пресной воды и добавляли морской. До кипения похлебку не доводили. Приятного аппетита! В то же время в дневнике Колумба записано: «Мои каравеллы прекрасно оборудованы для путешествия, которое мы должны совершить». Многое зависит от настроя, не правда ли?

Любопытно, что на кораблях Колумба, впервые в истории флота, появились на обратном пути матросские койки-гамаки, которые можно было подвешивать в несколько ярусов и убирать на день. Это новшество было заимствовано у индейцев.

Рангоут судна легковат даже на взгляд, а такелаж и вовсе бутафорский. Нет, на таком судне через океан не пойдешь. И не дойдешь — вот что главное! Но он шел вперед без колебаний и поддерживал маловеров. Вот в чем было его мужество! «Успех, которого добился Колумб, — это победа творческой мысли, и, даже рассматривая его деяния только с этой точки зрения, Колумб далеко превосходит мореплавателей, которые обогнули южный мыс Африки», — писал Александр Гумбольдт. Вот почему само имя Колумба стало нарицательным для всякого первооткрывателя. Вспомним Ломоносова, писавшего о «Коломбах росских».

Сегодня выдвигается немало претендентов на «открытие Америки» в доколумбовы времена. Здесь и викинги, и ирландские монахи, и валлийцы, и финикийцы, и даже… японцы. Вполне вероятно, что кое-кто из них и побывал в Америке раньше Колумба. Так что с того? Ведь только Колумб «ввел Америку в обращение». И даже если он знал что-нибудь о своих предшественниках, то вряд ли это знание было достаточным и достоверным, чтобы умалить его подвиг.

Здесь мне хочется сделать несколько обширных выписок из статьи Тура Хейердала, опубликованной в норвежской газете «Афтенпостен». Дело в том, что я полностью солидарен с его выводами.

Хейердал начинает с того, что хорошо известно о существовании поселений викингов в Винланде с 1000 г. Об этом сложены были саги. «Сегодня, — пишет Тур Хейердал, — мы располагаем доказательствами, свидетельствующими о том, что саги основывались на реальных событиях, более того, у нас есть серьезные факты в подтверждение того, что Колумб строил свои расчеты об акватории Атлантического океана, полагаясь не на предположения, а на достоверные сведения о том, что по другую сторону океана существовало древнее поселение норвежцев-христиан. Много ли американцев, да, пожалуй, и норвежцев знают, что Лейв Эрикссон был вовсе не викингом-язычником, а свободным крестьянином-бондом, окрещенным королем Олавом Трюггвасоном в Нидаросе?.. Лейв Эрикссон, выполняя поручение короля, отправился распространять христианство, имея на борту своей ладьи одного католического священника и несколько христианских проповедников… Многим ли известно, что первый крест в Америке водрузил не Колумб, а воины Лейва Эрикссона?»

Зачем понадобились Туру Хейердалу эти утверждения? Вовсе не для того, чтобы прославить деяния католических проповедников. Далее он пишет: «Всем известно о тесных связях Колумба с католической церковью. И многие утверждают, что Колумб сам бывал в Исландии и там услышал о Гренландии и существовании Винланда. Многое говорит о том, что именно так оно и было, однако Колумбу вовсе не требовалось посещать Исландию, так как на его родине церковь располагала обо всем полной информацией.

В 1153 г. папа Андриан IV, будучи еще кардиналом, посетил Норвегию, чтобы вместе с королем Сигурдом назначить архиепископа, в ведение которого передавались все церкви Исландии и Гренландии. Уже в то время в Гренландии был постоянный епископ.

Переписка между папским престолом в Риме и отцами католической церкви в Гренландии продолжалась в XV в. В 1448 г. папа римский Николай V послал письмо двум епископам в Исландию, в котором просил оказать помощь церковной общине в Гренландии, потому что, как он писал, на колонию напали пираты, и из 17 тамошних церквей уцелело только девять…» Вот ведь, даже пираты туда добирались!

«В течение всего периода существования колонии древних норвежцев в Гренландии, — пишет далее Хейердал, — Ватикан не терял с ней контакта. Как утверждают историки, последнее послание папы римского, в котором упомянута колония на Гренландии, датируется 1492 г., когда Колумб только начинал свое первое путешествие через Атлантический океан. Он обнаружил землю именно там, где и рассчитывал ее найти… Было ли это случайностью? Мы окажем Христофору Колумбу весьма небольшую услугу, изобразив его искателем приключений, пустившимся в плавание, полагаясь лишь на удачу. Великий мореплаватель заслуживает всей полноты уважения и славы, которыми он может быть окружен, как мужественный путешественник, осуществивший глубокие и мудрые замыслы».

…Многое связано в Барселоне с Колумбом. Между 15 и 20 апреля 1493 г. к городу двигалась из Пал оса торжественная процессия. Впереди шли вооруженные матросы, за ними Колумб в пышном платье. Далее шествовали шесть индейцев, увешанных золотом, с копьями в руках и с попугаями на плечах. За ними вели целую-процессию мулов с поклажей золота, экзотического дерева, смол, чучел невиданных зверей и птиц. Вот здесь, в небольшом по нынешним меркам королевском дворце, что до сих пор стоит на крохотной площади Короля, за собором Св. Евлалии, Колумба принимали как равного, даже не позволили опуститься на колени, а посадили рядом. Впрочем, королевские милости были недолги. Уже через полтора месяца Колумбу снова предложили отправиться за океан искать золото, пряности и рабов. Пришлись по вкусу и заморские растения — картофель, кукуруза, помидоры, табак, удивили попугаи и индюки, в названиях которых увековечена ошибка Колумба.

Сравнительно недавно обнаружены счета экспедиции. Самому Колумбу заплатили всего 1600 песет, капитанам каравелл Пинсонам по 900 каждому, матросам же причиталось лишь по 12 песет в месяц. Словом, вместе с оснащением экспедиции открытие Америки стоило испанской короне около полумиллиона долларов на нынешние деньги. Зато в Испанию хлынул поток американского золота, обогащая страну, делая ее владычицей полумира. Но золото не принесло счастья народу Испании. Словно ушло в каменистую, скупую землю, растворилось в ней.

Во вторую экспедицию, 25 сентября 1493 г., Колумб уходил из Кадиса не на трех утлых суденышках, а во главе большой, хорошо оснащенной флотилии, состоявшей из 14 каравелл и трех коммерческих судов. Новый флагман снова назвали «Санта-Марией». Это была «нао», бывшая «Мария-Галанте» на 200 т. Были у него еще две «нао» — «Колина» и «Гальега» и верная «Нинья». 1500 человек оказались теперь под началом у генерал-капитана флота. Такое он получил звание. На этот раз, как видим, не было недостатка в охотниках — призрак американского золота манил за собой. Среди командиров флотилии мы видим Педро де Лас Касаса, Понсе де-Леона, Диего Веласкеса, Хуана де ла Коса и Алонсо Охеду — известных в будущем конкистадоров. Если в первое путешествие Колумб ограничился открытием лишь трех островов — Сан-Сальвадора, Гаити и Кубы, которую он назвал «самой прекрасной землей, какую видел», то во втором плавании были открыты Малые Антильские острова, Пуэрто-Рико, Ямайка. Путешествие продолжалось три года.

И снова жажда открытий гонит мореплавателя в океан. В 1498 г. под его командой выходит из Санлукара шесть кораблей. Среди них старенькая заслуженная «Пинта». Ей уже не суждено было возвратиться в Испанию. Через два года она затонула между островами Терке и Кайкос, к югу от Багамских островов. Недавно американские подводные искатели кладов Олин Фрик и Джон Каск обнаружили на дне останки «Пинты». Они подняли пушку, ядра и другие предметы со славной каравеллы. Исследовав все найденное, серьезные специалисты Смитсонианского института подтвердили, что найдена именно «Пинта».

Для четвертого плавания Колумб специально отобрал три небольших корабля, чтобы удобнее было лавировать в прибрежных водах с обширными коралловыми отмелями. Снова «Гальега» (так называли суда, построенные в Галисии), «Вискаина» и «Сантьяго-де-Палос». Сам Колумб назвал это путешествие — «путь высокого духа» (El alto Viaje). Он вышел из Севильи 9 мая 1502 г., но из-за противных ветров вынужден был зайти в Кадис. Оттуда отправились только через три дня. Зато потом было совершено рекордное по скорости плавание: за четыре дня достигли Канар и оттуда за 16 суток добрались до Антил. Господи, да мы сейчас, на современных могучих судах, при нынешнем уровне спутниковой навигации, тратим на этот переход десять суток!

Когда мы заходили на Ямайку, нас возили в бухту Кристобаль. Она названа в честь великого мореплавателя. Здесь во время четвертого путешествия Колумб снова потерпел кораблекрушение, он потерял свой 700-тонный флагман «Капитану». Мы осматривались вокруг. Все так же бились волны Атлантики, да несколько убогих рыбачьих хижин стояли на высоком берегу. Более года прожил Колумб со своими спутниками в точно таких вот хижинах на берегу этой самой бухты, которую они назвали Санта-Глория. Фактически местные индейцы держали испанцев в плену. Но Колумб перехитрил их. Он знал из календаря Региомонтаны о наступлении 29 февраля 1504 г. полного лунного затмения. И он «предсказал» его вождю племени тайное, объявив, что это — наказание бога за плохое обращение с белыми людьми. «Освободив» Луну, Колумб добился подчинения себе индейцев. Те помогли построить из остатков каравеллы небольшое судно, на котором испанцы 28 июля 1504 г. покинули остров. После смерти Колумба Ямайка была отдана его сыновьям как вицекоролевство.

Четыре раза пересекал Христофор Колумб Атлантический океан в обоих направлениях. Четыре путешествия Колумба изучают историки мореплавания. Но мало кто знает, что было и пятое путешествие великого морехода. Так сказать, загробное. При этом никакой мистики!

Дело в том, что полуслепой, полупарализованный после темницы «адмирал Моря-Океана» скончался в бедности в небольшом испанском городке Вальядолид. Местный хронист даже не счел необходимым занести это событие в свою летопись. Колумба похоронили более чем скромно в склепе францисканского монастыря. Правда, через три года его сын Диего Колон перенес гроб с прахом отца в склеп капеллы Св. Анны в монастыре Санта Мария де лас Куэвас близ Севильи. Но по завещанию самого Колумба через тридцать лет гроб пришлось вырыть и перевезти на остров Эспаньолу — Гаити. В Санто-Доминго, в соборе Св. Марии ла Менор, первом в Америке, что расположен на пересечении авениды Боливара и Индепенденсия, нам показали саркофаг Колумба.

Каково же было наше удивление, когда, придя в Гавану, мы увидели в кафедральном соборе склеп… Христофора Колумба. Что за оказия? Выяснилось, что, когда в 1795 г. Испания уступила Гаити Франции, гордые испанцы не могли допустить, чтобы прах первооткрывателя лежал в чужой земле. И адмирал Артисабель приказал перенести гроб Колумба в Гавану, на испанскую территорию. Правда, потом поползли слухи, что, мол, перевезли прах не Колумба, а его сына Диего. В 1877 г. была даже создана специальная комиссия, которая вскрыла саркофаг и удостоверила, что в Санто-Доминго покоятся останки именно великого мореплавателя. В ответ испанцы создали свою комиссию — от, Академии истории. И эта комиссия засвидетельствовала, что прах Колумба в Гаване. Этот спор продолжается и сегодня.

Но на этом дело не кончилось. Колумб снова пересек Атлантический океан и был похоронен в Севилье, в кафедральном соборе. Когда мы однажды приехали туда из Кадиса, нам показали в одном из притворов эту могилу. Четыре рыцаря в латах, работы скульптора Артуро Мелиды, держат на плечах гроб черного мрамора с надписью: «Здесь покоятся останки Христофора Колумба».

Как и в рождении своем, так и в захоронении Колумб до сих пор вызывает яростные споры. Если, как я уже говорил, 14 городов хотят быть родиной, то еще пять демонстрируют его могилы. Наверное, это очень символично, что даже после смерти Колумб был в непрерывном движении. Тело его в Европе, а сердце, согласно легенде, осталось в Гаване, в Америке. И это тоже символика — Колумб и сегодня связывает два континента.

Колумб был гениальным навигатором-самородком, моряком «милостию божьей». Он одним из первых догадался о магнитном склонении, он сумел предсказать тайфун в январе 1503 г., использовал лунное затмение. Да одно то, что он с имевшимися в его распоряжении навигационными приборами и картами сумел пройти всю Атлантику и вывести свои корабли точно по назначению, говорит о многом. Он писал сам о себе: «Сызмальства я вступил в море, дабы плавать в нем, и продолжаю сие и поныне. Искусство мореплавания склоняет тех, кто ему предан, к познанию тайн этого мира. И этому я отдаюсь сорок лет. Многое я видел в плаваниях и находился на корабле тогда, когда мог бы быть и на земле». Так может сказать только настоящий моряк!

…Однажды в Атлантическом океане мы встретили большую топсельную шхуну. Словно белая птица, летела она по волнам, распустив все паруса. Это было испанское учебное судно, названное именем славного моряка, первым обогнувшего земной шар, — «Хуан Себастьян Элькано». Ничего, казалось бы, особенного, немало таких судов пересекает океаны. Но мы знали, что командует этим кораблем Кристобаль Колон. Да-да, собственной персоной! И опять без всякой мистики! Адмирал-губернатор Индии, герцог Верагуа и маркиз Агилафуэнте — все эти высокие звания, заслуженные когда-то Колумбом, сохранялись за всеми его потомками. Капитан Кристобаль Колон — прямой потомок великого мореплавателя в семнадцатом колене. Он вел свой корабль по пути предка в Л ас-Пальмас, а оттуда в Санто-Доминго. Правда, затем он должен был пройти Панамским каналом и, совершив кругосветное плавание, вернуться через Суэц. Такое и не снилось Христофору Колумбу!

Марина Черкашина
«МАРИ РОЗ» ОТКРЫВАЕТ ТАЙНЫ

Весной 1970 г. английские аквалангисты, погрузившись в проливе Те-Солент, обнаружили шпангоуты огромного корабля. Зимние штормы обнажили останки судна, которое лежало на глубине 15 метров неподалеку от Портсмута. В проливе Те-Солент, где, по словам аквалангистов, вода напоминает чечевичную похлебку, потому что постоянные приливы и отливы поднимают со дна густую смесь ила и песка, затонуло и не обнаружено еще немало кораблей. Но аквалангистам-исследователям посчастливилось найти галион XVI в., гордость флота короля Генриха VIII, — первый военный корабль Северной Европы — «Мари Роз». Тайна гибели корабля ушла вместе с ним на дно на долгие четыреста с лишним лет.

В воскресенье 19 июля 1545 г. повелитель Англии король Генрих VIII стоял на берегу, неподалеку от своего замка в Портсмуте, главной военно-морской твердыне страны. Он пристально вглядывался в даль пролива, ожидая нападения французов.

Причиной войны послужила церковная реформа в Англии, а поводом к ней — отказ подчиниться римской католической церкви. Более того, главой англиканской церкви был объявлен сам английский король Генрих VIII.

Французский флот, подходивший к Портсмуту, чтобы проучить строптивого короля, насчитывал 235 вымпелов и 30 тысяч солдат. Генрих же мог выставить только 60 кораблей. В их числе была и тридцатипятилетняя «старушка» «Мари Роз», названная в честь сестры короля Марии Тюдор. Роза была символом династии.

Хотя французские корабли превосходили числом, британские суда были хорошо подготовлены к войне на море. Генрих VIII собрал лучших изобретателей и механиков со всей Европы, и те изготовили стальные и бронзовые пушки для прикрытия королевского флота с берега. Еще в 1536 г. линейный корабль «Мари Роз» был отремонтирован и перевооружен. На батарейных палубах поставили тяжелые бронзовые орудия.

В тот ясный июльский, почти безветренный день «Мари Роз» вышла из Портсмута во главе всего английского флота. Кроме обычного экипажа в 415 человек на корабле находились еще 235 лучников. При сближении с французскими кораблями они должны были обрушить град стрел на противника. Для защиты от французских ядер на корабле натянули сети, сплетенные из толстых канатов. Шестисоттонное судно просело в воду много глубже ватерлинии. Все было готово к бою: лучники заняли боевые посты на корме, пушки грозно выглядывали из портиков. «Мари Роз» ждала только порыва ветра, чтобы двинуться на врага. Но первое же дуновение привело галион к гибели.

Король видел, как подул легкий бриз и английские суда двинулись вперед. Неожиданно «Мари Роз» вышла из строя, пушки правого борта накренились к воде.

С ближнего корабля закричали:

— Что случилось?

Капитан «Мари Роз», вице-адмирал Джордж Карею, прокричал в ответ:

— У меня тут одни мошенники! Я не могу управлять кораблем!

Это последнее сообщение с галиона. Генрих VIII с ужасом наблюдал за погибающим кораблем, который все больше и больше накренялся на правый борт, и море стремительно заливало орудийные портики. С корабля доносились крики людей, запутавшихся в забортных сетях, как в силках. Король и свита отчетливо слышали вопли несчастных. Жена вице-адмирала Карею, состоявшая в свите Генриха, горестно вскрикнув, упала без чувств. Меньше чем за минуту «Мари Роз» исчезла с поверхности моря. Погибло около 700 человек. Спаслись лишь 30 счастливчиков, которые находились на орудийных площадках. Это была одна из крупнейших морских катастроф в истории Англии.

Причина гибели «Мари Роз» оставалась неизвестной свыше четырех веков. Французские моряки утверждали, что корабль был потоплен орудийным огнем с их кораблей, но доказательств тому не было. Не был прав и капитан Джордж Карею, считавший, что его матросы плохо управляют кораблем.

Позже младший брат Джорджа — Питер Карею рассказал, что команда была набрана из «последних» моряков во всей Англии. Между ними постоянно происходили стычки. Но даже самая образцовая дисциплина не могла предотвратить опрокидывание перегруженного судна. Чрезмерный вес тяжелой артиллерии и вооруженных солдат привел «Мари Роз» к трагическому концу.

Потеря «Мари Роз» не повлияла на исход сражения у Портсмута. После обмена залпами французские войска высадились на остров Уайт и попытались атаковать Английское побережье. Огонь береговой артиллерии отбил все атаки французов с моря. Потерпев неудачу у Портсмута, французы выместили свою досаду на маленьком острове Уайт — не оставили камня на камне от поселения англичан. И через несколько дней их корабли покинули пределы британских вод.

Генрих VIII приказал поднять корабль, но сделать это оказалось непросто. Для подъема галиона потребовалось:

«Первое: два самых больших блокшива, способных перемещаться по гавани; четыре самых больших плашкоута; пять самых больших тросов, которые только могут быть сделаны: десять больших буксирных тросов; десять новых кабестанов с двадцатью шкивами; пять-десять окованных железом блоков; пять дюжин балластных корзин; сорок фунтов жира; тридцать венецианских матросов и один венецианский плотник; шестьдесят английских матросов им в помощь; большое количество фалов различного диаметра».

Но толстый слой ила поглотил корабль, и все попытки поднять его с грунта оказались безуспешными.

Только в 1830 г. с корабля были сняты несколько пушек, а попытки извлечь «Мари Роз» из ее могилы и вовсе были оставлены.

Так бы она и осталась на дне пролива, если бы не энергия и старания журналиста, историка, аквалангиста и большого знатока морской старины Александра Мак-Ки. Еще в 1965 г. он организовал экспедицию по подводному поиску кораблей, затонувших у побережья Портсмута. К нему присоединилась археолог Маргарет Рул. Вдвоем они возглавили группу исследователей и около шести лет все свободные летние дни проводили в поисках солентских кораблей. Вначале они надеялись обнаружить любой затонувший старинный корабль. Но постепенно исследователи пришли к мысли, что надо искать именно «Мари Роз», так как этот корабль олицетворял начало военного судостроения во всей Северной Европе. Интерес к судну был велик и потому, что, уйдя глубоко в ил, оно должно было неплохо сохраниться. И наконец в 1970 г. подводные поисковые приборы — магнитометры и сонары — помогли обнаружить «Мари Роз» неподалеку от побережья.

К работе были привлечены аквалангисты. После тщательного исследования было установлено, что днище корабля осталось целым. Судно покоилось, накренившись на 60° в сторону правого борта. Именно этот борт, зарывшись в ил, прекрасно сохранился. Надстройки и левая сторона корпуса остались без защиты и в конце концов разрушились. С каждым отливом и приливом ил, проникая в самые дальние уголки уцелевшей конструкции, мало-помалу заполнил все трюмы. Он послужил надежной защитой от коррозии, окисления и гнилостных бактерий.

Корпус «Мари Роз» таил в себе множество разнообразных сокровищ. Фактически все, что ушло на дно вместе с кораблем, — оружие, инструменты и даже одежда — осталось в удивительно хорошем состоянии.

Работа по подъему этих сокровищ заняла несколько лет. Первые же находки были удивительны. У трапа лежали скелеты двух лучников. Один принадлежал человеку пожилому, крепкого телосложения, другой — более молодому. Между скелетами валялись остатки кожаной куртки. Видимо, оба пытались в момент гибели вскарабкаться по трапу, но из-за накренившейся на правый борт «Мари Роз» сделать это было невозможно.

Изучение скелета пожилого человека подтвердило, что он был профессиональным стрелком. Два его средних позвонка были растянуты и изогнуты влево, а кости левой руки менее развиты, чем правой. Вероятно, это был воин, который провел немало времени на стрельбищах и турнирах. В больших битвах на суше английские лучники всегда одерживали верх над своими французскими противниками. Французский летописец XVI в. признавал, что «англичане — лучшие лучники в мире».

Для историков оказалось новостью, что лучники Тюдоров сражались на море и после установки на кораблях тяжелой артиллерии. Многие ученые предполагают, что легкие стрелки находились на боевых судах в качестве десанта. Очевидно, лучники на пушечной палубе готовились к бою в тот момент, когда «Мари Роз» пошла ко дну.

Общее количество найденных на галионе стрел превышало 2500, подняли также и 139 больших луков. Благодаря двум кожаным перчаткам, обнаруженным в деревянном коробе между луками и стрелами, был открыт специфический вид стрельбы. Рукавицы использовались для зашиты рук, когда пускали огненные стрелы. Та кисть, которая держала лук, естественно, нуждалась в предохранении, поэтому обе перчатки оказались на левую руку.

В нижних палубах были обнаружены скелеты, лежащие на соломенных тюфяках. Что же могли делать там люди во время сражения? Ответ один — они были ранены. На боевой корабль вряд ли бы взяли больных членов команды. Люди, чьи останки находились в трюме, вероятнее всего, были ранены в начале боя. Они поспешили вниз, чтобы не подрывать боевой настрой товарищей своим жалким видом и криками. В морских сражениях заботились более о моральном духе, нежели о ранах. Даже адмирал Нельсон, смертельно раненный под Трафальгаром, был без церемоний спущен в кубрик, и когда его проносили по палубе, то лицо и регалии накрыли, чтобы команда не узнала своего умирающего командира, не потеряла отвагу и мужество.

Неподалеку от того места, где затонул корабль, аквалангисты нашли красивую бронзовую пушку, которая весила около двух тонн. Орудие было огромным и, видимо, после крена покатилось на тяжелом деревянном лафете вперед, проломило борт и упало в воду. Когда его подняли, то заметили на стволе вмятину от ядра малокалиберной пушки. Возникло предположение, что пушку вкатили именно перед сражением, чтобы усилить огневую мощь корабля, но с большим риском для его остойчивости.

Однажды аквалангисты подняли прекрасно сохранившийся сундучок с парикмахерскими и хирургическими инструментами. В XVI в. этими ремеслами занимался один человек, он был и лекарь, и брадобрей. Сундучок таил в себе сущий клад медицинских инструментов и аптекарских припасов. Его содержимое полностью уцелело. Мазь в маленькой коробочке еще хранила отпечатки пальцев корабельного лекаря, который прикасался к ней в последний раз 437 лет назад. Всего извлекли 64 предмета, включая склянки с микстурами, бритвы, оловянную чашку для кровопускания, ступку с пестиком, тарелочку для угля, которым прижигали раны, деревянную рукоятку к стальному лезвию, предназначенному, вероятно, для ампутаций. Большинство инструментов, несмотря на свою простоту, были в свое время достаточно эффективными. В лекарском сундучке хранился и большой деревянный молоток — инструмент анестезии. Перед болезненной операцией пациента оглушали, но били не по черепу, а по шлему. Медный шлем сильно вибрировал и приводил мозг в состояние оцепенения.

В сундучке также находился прибор, полностью изменивший представление о навигации в средние века. Это был прекрасный магнитный компас на кардановом подвесе в деревянном ящике — старейший из путеводных приборов, найденных в Северной Европе.

От ила очистили много карманных солнечных часов, видимо, они были тогда в ходу, как у нас сейчас наручные. Одно остроумное изобретение предназначалось явно для офицеров эпохи Тюдоров. Так называемые «пистолеты-защитники»: на стволы насаживались щитки из слоистой древесины и обтягивались кожей. Для прицела прорезалось небольшое отверстие. Оружие находилось в прекрасном состоянии.

Другие находки не принесли особых сюрпризов. В матросских сундучках лежали мотки лесок, поплавки и крючки. Свежая рыба пополняла запасы корабельной провизии, хотя по нормам того времени моряки на «Мари Роз» питались хорошо. В трюмах сохранились куски свинины, остатки оленины, говядины, баранины, скелеты рыб, горох в стручках, сливовые косточки, к одной из них прицепился дохлый клещ. Ну и конечно же отыскались в кладовых останки грызунов, непрошеных спутников мореплавателей — крыс.

Тем неожиданнее была находка скелета маленького лягушонка. Вряд ли его принесли сюда, чтобы приготовить блюдо; из такого малыша сделать это было бы трудно. Он мог быть чьим-нибудь любимцем или служить чем-то вроде компаса. Еще в XIX в. некоторые моряки верили, что упавшая в бочку с водой лягушка инстинктивно поплывет в сторону берега, будь он хоть за сотни миль. А может, лягушка была живым барометром: в шторм она уходила на дно бочки, а в хорошую погоду всплывала? И наконец, самая прозаическая догадка — дохлая лягушка была выловлена из бочки с питьевой водой.

За четыре года аквалангисты совершили 30 тысяч погружений и подняли более 17 тысяч экспонатов. Постепенно разобрали внутреннюю конструкцию корпуса, при этом каждая из частей была тщательно описана и зарисована.

Наконец наступил долгожданный день, когда «Мари Роз» покинула свою подводную могилу. Это произошло 11 октября 1982 г. В этот день прекрасный памятник средневекового судостроения при огромном стечении народа был торжественно перенесен на берег Портсмута, туда, где был когда-то построен.

Остатки корпуса поместили под крышу сухого дока. С помощью сложной системы трубок, опутавших судно сверху донизу, миниатюрные разбрызгиватели подают специальный химический состав на различные части корабля и таким образом консервируют его. Постоянная влажность в доке 95 процентов, она поддерживается такой, чтобы не рассыхались дубовые доски, из которых сделано судно. Когда будут закончены реставрационные работы, а произойдет это не раньше, чем через 10–15 лет с момента подъема, «Мари Роз» станет уникальным музеем морского быта XVI в.

Давид Эйдельман
«ПРОФЕССИИ» ГОЛУБЕЙ, «ПРОФЕССИИ» ТЮЛЕНЕЙ

Невыдуманные истории

Фото подобраны автором

Известно, что голубь — символ мира. Почтовые голуби — верные и надежные помощники человека. Они издавна служили превосходным и во многих случаях незаменимым средством связи.

Обмениваться информацией человек начал еще в каменном веке. Дым костров, сигнальные барабаны разносили на далекие расстояния спешные вести. Позже на конях, верблюдах, а то и просто по мощеным дорогам и караванным тропам торопились с новостями гонцы. Но как ускорить передачу важных сообщений? Над этой проблемой задумывались и древние. Вот тут-то и был призван на службу кроткий голубь, и служба эта затянулась на два тысячелетия.

Сначала голубей приписали к флоту: египтяне брали птиц в морские походы. Египетские мореплаватели, возвращаясь к родным берегам после долгих странствий, сообщали о своем прибытии с помощью почтовых голубей. Выпущенные в открытом море, далеко от берега, крылатые связисты уверенно находили дорогу к своей голубятне.

Газета «Киевлянин» в 1895 г. рассказывала в одном из номеров о применении голубиной почты на морских промыслах. Так, в некоторых странах рыболовецкие артели, отправляясь в море, брали с собой почтовых голубей. Как только сети оказывались полными добычи, шкипер пускал голубей с депешей, сообщающей о размерах улова и о том, какие породы рыб выловлены.

А недавно специалисты американской службы спасения на море решили использовать голубей для поиска потерпевших кораблекрушение. Этих птиц, обладающих острым зрением и способностью видеть на большие расстояния, обучают умению распознавать оранжевый цвет спасательных жилетов. А затем три голубя, каждый в своей подвесной системе, помещаются под колпак из плексигласа, который подвешивается снизу к фюзеляжу поискового вертолета.

Один голубь держит в поле зрения сектор в 120°. Увидев оранжевое пятно, он ударяет клювом в микровыключатель и… получает несколько зерен в качестве вознаграждения. А пилот теперь знает, в каком направлении вести поиски.

В конце прошлого века часто использовали почтовых голубей для связи на военно-морском флоте. У особо натренированных птиц скорость полета доходила до 60–80 км в час, а дальность — до 600 и даже 1000 км. Известен случай, когда во Франции один из голубей неоднократно доставлял почту из осажденного форта Бола, все средства связи которого были уничтожены артобстрелом. Этот голубь был даже награжден французским орденом за храбрость.

Поразительный случай произошел весной 1942 г. в Атлантике.

Английская подводная лодка, на которой была установлена уникальная аппаратура звуковой локации, вышла в море для ее испытания. Внезапно субмарина подверглась нападению фашистских самолетов. Экипаж успел лишь передать по радио на базу свои координаты. Спасаясь от глубинных бомб, она была вынуждена лечь на грунт. Самолеты отбомбились и ушли, однако подлодка всплыть не смогла — отказали поврежденные механизмы.

Связь на глубине не действовала, и экипаж парализованной субмарины ожидала неминуемая гибель. Хотя на базе получили радиограмму с координатами подлодки и немедленно отправили ей на помощь целую эскадру, корабли-спасатели вернулись ни с чем: подводные течения успели отнести лодку на 400 км от места погружения.

К счастью, на ней оказались почтовые голуби. Их поместили в специальную капсулу и через торпедный аппарат выбросили наверх.

На море бушевал шторм, и все же одна из птиц, преодолев сотни миль, принесла на базу новые координаты подлодки. Помощь пришла уже на вторые сутки, экипаж был спасен. А подвиг голубки правительство Великобритании отметило высшей военной наградой. Ей поставили бронзовый памятник и навечно зачислили в экипаж спасенной подводной лодки.

Развитие проводной и особенно радиосвязи постепенно вытеснило голубиную почту, и тем не менее в годы второй мировой войны «голубиные станции» были в армиях англичан, французов, японцев. Нередко использовали их и наши партизаны.

Любимой птицей моряков, бесспорно, является капский голубок. И не потому только, что он похож на сизого жителя европейских городов и напоминает о доме, но еще и потому, что предвещает близкий берег.

Бывает, что моряки берут с собой в дальние плавания голубей, бережно, с любовью ухаживают за своими питомцами.

В конце 1956 г. из Москвы в Ленинград привезли на дизель-электроход «Обь» четырех почтовых голубей. Под покровительством летчика авиаотряда птиц на «Оби» доставили в Антарктику, в поселок Мирный. Бортрадист Николай Соловьев, страстно увлекавшийся голубиным спортом в юности, взялся ухаживать за ними. Для голубей отвели специальную комнату, в корм по совету врача добавляли рыбий жир, песок. И голуби выжили в суровых условиях, освоились в необычной для них обстановке. Летом птицы находились на свободе, летали над Мирным, доставляли немало радости его жителям. Зимой — в апреле, мае и июне — голубей не выпускали и держали в домике. Все участники иностранных станций узнали о необычных полярных зимовщиках. Перед отплытием на родину семейство голубей пополнилось двумя птенцами. Вместе с летчиками авиаотряда они благополучно прибыли в Советский Союз и были подарены воспитанникам детского дома.

В ненастную погоду на суда в открытом море часто садятся почтовые голуби. Сообщения об этих пернатых гостях вызывают большой интерес у специалистов, занимающихся голубиным спортом, изучающих перелеты почтовых голубей.

19 июня 1969 г. в 140 милях от берегов Исландии две пары почтовых голубей спустились на мачты советского танкера. Несколько дней они гостили у моряков, принимали пищу по судовому расписанию, переждали шторм и туман и были выпущены на подходе к Гибралтару.

А это произошло в Ленинградском порту, на разъездном катере «Трансфлот». Капитан катера вышел на палубу и заметил сидящего на леерах голубя. Ничего удивительного — птиц в порту тысячи. Но этот голубь ведет себя как-то настороженно. Ба, да у него на ножке голубое кольцо. Не иначе — почтарь! Капитан осторожно поймал птицу. «Окольцованный?» — удивленно воскликнул матрос Виктор Папиашвили, вышедший на палубу, и вслух прочел надпись на кольце: «22908 Мальта-78».

Прибывшие в порт орнитологи сфотографировали пернатого гостя, сняли данные кольца и посоветовали отпустить его на волю. Как он попал в Ленинград? Если считать по прямой линии, то птица пролетела свыше пяти тысяч километров! А может быть, мальтиец «эмигрировал» на попутном судне и кочевал с судна на судно вокруг Европы или был привезен на одном из судов и выпущен в Ленинграде?

В 1986 г. о голубе-путешественнике рассказала газета «Дальневосточный моряк». Электрик Магаданского морского торгового порта П. Новицкий, проходя по территории порта, обратил внимание на голубя, сидевшего на кране. На лапке птицы был какой-то ярко-красный предмет.

После того как птицу поймали, оказалось: это — кольцо. А на нем надписи на английском языке и непонятные иероглифы. Рабочие передали кольцо в Институт биологических проблем Севера АН СССР. Специалисты выяснили: сизый голубь окольцован в Японии. Как очутился он за тысячи километров от места кольцевания, если обычно «сизари» ведут оседлую жизнь и далеко от привычных мест не улетают? По-видимому, птица залетела на судно, стоявшее в японском порту, а затем отправилась на корабле в далекое путешествие «зайцем»…

О смышлености тюленей известно давно. В цирках многих стран они выступают с акробатическими номерами, жонглируя всевозможными предметами… Неразлучным приятелем четырехлетнего английского мальчика стал взрослый тюлень. По команде тюлень делает стойки, подбрасывает мячики, целует ребенка в щеку. Тюлень так привык к своему милому дрессировщику, что попытки приручить его кем-либо другим остались тщетными.

А вот в годы первой мировой войны тюлени, оказывается, состояли даже на службе в британском королевском флоте. Дрессировщики обучали их разыскивать немецкие подводные лодки. Животных приучали получать пищу под звуки корабельного винта, и поэтому, выпущенные в воду, они искали немецкие субмарины, надеясь получить лакомство.

В начале 70-х годов в печати США часто стали появляться фотоснимки, свидетельствующие о том, что на базах военно-морского флота США проводится интенсивная дрессировка тюленей. Досужие журналисты даже утверждали, что после окончания срока обучения тюленей стали зачислять на действительную службу во флот для использования в противолодочных операциях. Остальные подробности, как отмечалось в сообщении военного ведомства США, «засекречены»…

Интерес Пентагона к тюленям не ослабевал и в последующие годы. В специальных лабораториях этого ведомства исследователи потратили немало времени, пытаясь выработать у тюленей условные рефлексы, приучая животных к военным действиям. Однако, как отмечалось в зарубежной прессе, положительных результатов опыты не дали. Тем не менее исследования, проведенные совсем недавно, согласно сообщениям той же прессы, подтвердили предположение, что от тюленей «можно ожидать эффективных действий в войне на море».

В начале 1987 г. газеты сообщили, что тюлень по кличке Стенли стал новым работником нью-йоркской полиции. Специально обученный, он обследует морское дно не ради собственного развлечения или розыска пищи. Тюлень принимает участие в поисках вещественных доказательств, главным образом оружия, выброшенного в воду преступником.

Что касается использования в мирных целях, то здесь прежде всего надо сказать о тюленях-спасателях. Еще в начале 70-х годов обитатель северных районов Балтики — серый тюлень, прозванный местными жителями Робби, стал часто появляться близ пляжей западногерманского курорта Травемюнде. Ему особенно нравились игры с купальщиками.

Робби играл с пловцами, когда раздались крики о помощи. Один из них поспешил на помощь тонущему. Тут же рядом оказался Робби, который нырнул под купальщиков и за считанные минуты доставил обоих пловцов на своей спине к берегу.

А совсем недавно мировую прессу облетело сообщение, что тюлени, которых обучает Джим Стаирс из Калифорнии, помогают спасателям. Кроме того, животные доставляют баллоны с кислородом и инструменты работающим под водой водолазам. Тюленей учат также выполнять задания по исследованию морского дна и помогать нефтеразведчикам при бурении скважин.

В редких случаях тюлень бывает воинственным. Известен такой случай. Геофизики производили на Северном Каспии гравиметрическую съемку. Прибыв в заданный район на теплоходе «Метеор», они опустили на дно моря треногу с площадкой. Не успел оператор установить прибор, как вблизи показался тюлень. Животное с ходу напало на человека с явным намерением свалить его с ног. Оператору пришлось обороняться, вооружившись прибором. Неизвестно, чем бы кончился этот поединок, если бы на помощь не подоспели люди со стоявшего неподалеку судна. Они оглушили баграми тюленя и втащили его на палубу.

Некоторое время спустя снова послышался испуганный голос работавшего в воде оператора, и только тогда на судне заметили, что тюленя на палубе нет. Оправившись от ударов, он подполз к борту и бросился в воду. Оказавшись в родной стихии, он с еще большей яростью набросился на своего недавнего противника. Пришлось снова утихомиривать воинственно настроенного обитателя моря.

Наблюдения за ластоногими и опыты, проведенные в биологических лабораториях, позволили установить, что тюлень способен проводить под водой около часа и опускаться на большую глубину. По данным журнала «Океанология», в морской биологической лаборатории ВМС США атлантический серый тюлень погружался на 73 м.

Знание биологических особенностей тюленей может иметь большой практический интерес. Подтверждением этому могут служить опыты с тюленями, проводимые близ берегов Антарктиды международной группой ученых. Их поразила та стремительная скорость, с которой тюлени всплывали на поверхность после очень глубоких погружений. Никаких признаков кессонной болезни, сердце бьется спокойно, дыхание равномерное. А ведь водолазам приходится подниматься вверх с вынужденными передышками. Эти «ступеньки» необходимы, чтобы легкие успели устранить из крови лишний азот.

А у тюленя на глубине 30 м насыщение крови азотом прекращается. Почему? Наблюдения, анализы и многочисленные перепроверки привели специалистов к убеждению, что животное умеет управлять своими легкими. При определенном давлении воды из мозга поступают нервные импульсы, и мышцы тут же сжимают легкие. Азот выделяется из альвеол и распределяется по организму, переходит из крови в жировой слой и мускульную ткань, так сказать, на временное хранение.

Эксперимент с тюленями проводили научные сотрудники Грузинского отделения Всесоюзного научно-исследовательского института морского рыбного хозяйства и океанографии.

С берегов Каспия на самолете были доставлены пять тюленей-серячков.

Малышей поселили в Батумском дельфинарии. Они прилежно «занимались» здесь, в тюленьей «школе».

Тюлени оказались не менее способными учениками, чем их знаменитые собратья — дельфины. Они быстро и основательно запоминали команды. Достаточно сказать, что на усвоение тюленями каждой команды-жеста ушло всего по два занятия. Тюлени по кличке Ласковый, Маг, Пеле, Ярый и Хохолок приобрели немало навыков. По команде человека тюлени хлопали плавниками, меняли направление движения, приносили различные предметы. По сигналу выходили с ними на сушу.

Среди обитателей тюленьего бассейна в морском аквариуме в Бостоне в 1981 г. внимание привлекал тюлень по кличке Гувер. Он мог произносить несколько фраз лучше и понятнее, чем натренированные попугаи. Дрессировщица П. Фиорелли открыла у животного способность имитировать человеческую речь, поощряя тюленя его любимой едой — сельдью. Она выучила его отчетливо произносить английские фразы: «Хэлло, как поживаешь?», «Иди сюда!»

Интересные данные наблюдений над тюленями опубликовали недавно финские ученые из университета в городе Йоэнсу. Для чего тюленям усы? Финские ученые в результате длительных исследований пришли к выводу, что тюлени ориентируются в воде с помощью своих усов, в каждом волоске которых имеется до тысячи нервных окончаний. Они служат не только рецепторами, но и как-то (как — это пока не выяснено) помогают тюленю определять курс. Как оказалось, усы тюленя так же точно реагируют на давление, глубину и звуки.

Еще несколько любопытных случаев. Водолазы экспедиционного отряда аварийно-спасательных работ Балтийского морского пароходства заделывали пробоину на поврежденном судне. К их удивлению, в полузатопленном машинном отделении оказался незваный гость — тюлень.

Поскольку должны были вестись сварочные работы, тюленя поймали и выпустили в Финский залив. Однако на следующий день он снова забрался на судно. Когда его пытались вновь прогнать из машинного отделения, тюлень «оказал сопротивление». Пришлось в присутствии нежданного визитера вести сварочные работы, резать металл кислородными горелками. Все это не испугало зверя. Напротив, он с любопытством наблюдал за происходящим в течение недели, а затем ушел в море.

В другой раз животное выступило в роли подводного «инспектора». Тюлень вынырнул у плавучего дока, по-хозяйски огляделся, фыркнул и вновь ушел под воду. Через некоторое время судостроители завода «Северная верфь» в Ленинграде вновь увидели усатую темную мордочку на водной поверхности.

Полутораметровый тюлень, по всему видно, зашел в заводскую бухту, где на судах у достроечных стенок кипит работа, для того чтобы поохотиться за рыбой. Свидетелями этой необычной сцены были многие заводчане. По их словам, через каждые 5–7 минут тюлень всплывал, затем вновь уходил под воду.

Известны случаи, когда тюлени выныривали вблизи лодки или катера, с интересом слушали доносившуюся оттуда музыку. Наблюдения показывают, что если тюлень не подвергается опасности, не испытывает страха, то он очень доверчиво относится к людям.

Бывает, что тюлени совершают настоящие «марафоны». Случалось, что тюлени заплывали в Эльбу. Поднявшись на несколько километров вверх по реке, они обычно разворачиваются и уплывают обратно в море. Но иногда отдельные животные продолжают упорно плыть дальше против течения. Еще в начале прошлого века было отмечено появление тюленей у границ Чехословакии, находящихся почти в сотне километров от устья реки. Не прекращают они свои многодневные путешествия в глубь Европы и в наши дни.

За последние десять лет тюлени четыре раза появлялись в Магдебурге (ГДР). Не так давно за одним из них здесь велись наблюдения в течение десяти недель, пока тот не повернул в обратный путь к морю.

И в заключение — об одном найденыше и его друзьях. Тюлененок погибал. Первым его увидел школьник Игорь Лесовой и попытался столкнуть в море. Потом позвал взрослых. Беспомощного найденыша взяла инженер В. Воронова. Тюлененок и в ванне плавать отказался. Зато с удовольствием выпил несколько литров молока и заснул на целые сутки. Воронова связалась с Рижским зоосадом: на следующий день тюлененок был доставлен туда самолетом.

У берегов Латвии появление тюленей — явление весьма редкое. Двухмесячный малыш, видимо, отбился от родителей.

Дина Виноградова
КРИПТОЗООЛОГИЯ — ЧТО ЭТО ТАКОЕ?

Времени прошло после первой попытки создания добровольного научного объединения (тогда это называлось Комиссией по изучению «снежного человека» при АН СССР) ровно три десятка лет. И вот в канун 1988 г. после долгого периода остракизма, осмеяния, а затем и умолчания энтузиасты-изыскатели получили юридический статус: регистрацию в Министерстве культуры, свой счет в банке, устав, права и обязанности, членские книжки и, наконец, наименование: «Объединение криптозоологов» Государственного Дарвиновского музея. Во главе Объединения — члены и почетные члены Международного общества криптозоологов, созданного в 1982 г. «отцом» криптозоологии, известным ученым Бернаром Эйвельмансом, его книга «По следам неизвестных животных» в кратком пересказе И. Акимушкина очень популярна в нашей стране.

«Крипто» по-гречески означает тайный, скрытый. Бернар Эйвельманс, прозванный Шерлоком Холмсом зоологии, определил криптозоологию как науку о неизвестных животных, как дело изучения и поиска животных, существование которых из-за отсутствия анатомических фрагментов еще не признано, и таких животных, о существовании которых ходит множество слухов, устных рассказов, легенд, мифов. Нам трудно поверить, но даже жираф существовал в качестве мифа. И совсем недавно из разряда мифических перешли в реальность гигантские варан и панда, пресноводный дельфин и камбоджийский бык. Изучение и поиск тайных объектов, деятельность, похожая на работу следователя, кропотливо собирающего улики, сопоставляющего показания очевидцев, — вот что такое криптозоология.

Те, кто достаточно долго и прочно занят проблемой. Но ежемесячно, вот уже двадцать лет, проводится семинар, на который приходят все интересующиеся. Задерживается и вовлекается в работу далеко не всякий, а тот, для кого загадка является стимулом к деятельности (неоплачиваемой, но трудо- и времяемкой). Для кого идти навстречу неизвестному — радость, охота, та, что пуще неволи.

Одним академиком однажды были сказаны хорошие слова: народное ополчение науки.

Переводчик по профессии и староста семинара знакомит с очередным выпуском журнала «Криптозоология», рассказывает о совместной работе с американским антропологом Гровером Кранцем, обнаружившим папиллярные узоры на гипсовом слепке со следа бигфута. Пересказывает содержание книги Кранца с фотографиями отпечатков кисти руки примата.

Представители экспедиционных групп докладывают о результатах поиска, о собранных у населения сведениях, о цепочках следов босых ног, часто заканчивающихся у водоемов и тут исчезающих. Мастер спорта по туризму, бывалый путешественник представляет собранные материалы по биологии медведя, знакомит с отпечатками его следов в тех случаях, когда они похожи на след человека.

Кандидат наук сообщает о том, что проверка массы свидетельских показаний на ЭВМ показала их почти стопроцентную достоверность.

Рабочий-термист демонстрирует туристское снаряжение собственной конструкции.

Ученый-физик делает обзор писем, присланных в газету после очередной публикации, и сообщает о результатах поездок в указанные информантами районы.

Журналист из Сибири повторил уже знакомое по сообщению из района Скалистых гор: в Забайкальской тайге в необжитом месте лежат сложенные стенкой неподъемные для человека камни. Местные жители говорят, что это дело рук искомого примата.

Студент из Иванова, дизайнер из Волгограда рассказывают о попытках привлечь гоминоида на специфический запах.

Математик из города Черновцы, альпинист, сообщает о наблюдениях за высокогорными лежками, непохожими на медвежьи, о больших не опознанных им следах.

Студент-биолог из Харькова (он заинтересовался проблемой еще школьником, а в армии проводил опрос среди солдат — представителей «глубинки») изучил изображения в старинных книгах обволошенного человека, замахивающегося всегда левой рукой. Он сопоставил особенности мозга и психики леворукого человека со всеми сообщениями о поведении гоминоида и сделал предположение о леворукости искомого существа. Были упомянуты им и народные приметы. Очень вероятно, что в старину крестьяне знали о его леворукости, и потому возникло поверье — при встрече с лешим надо запахнуться наоборот, налево, и сплюнуть через левое плечо. Мы далеко ушли от той логики донаучного мышления, но наши предки считали, что всякое действие надо ублажать подобным действием. Так, ритуал вызывания дождя заключался в том, что черную кошку (аналогия с черными тучами) бросали в реку (привлечь дождевую воду). До наших дней сохранилась подобная логика в полушуточных поверьях.

Идентичность гоминоида с низшими мифологическими персонажами в русском и мировом фольклоре гоминологи считают доказанной. Различные их наименования возникли в результате разных мест встречи — в лесу ли, в воде. Но обобщенное наименование нечистой силы (буквально: не чистый и сильный) — черт. Специалист по старорусскому языку так объясняет происхождение этого слова: «за чертой». То есть за чертой обитания человека. (Вспомним некоторые географические названия: Чертов лог, Черторыльский овраг.) Его изображения на лубочных картинках, описания в легендах, сказках и в пословицах («Все черти одной шерсти», «Бур черт, сер черт, а все один — бес»), его рост («С лешего вырос, а ума не вынес»), его крик, некоторые поступки, являющиеся сюжетом сказок, подтверждаются сообщениями современных информантов. И если наложить сведения из дописьменных и более поздних времен (уже в Библии есть о нем упоминание), его описания в эпосах, сказках и прочих источниках на сведения, собранные современными криптозоологами, то получается цельная картина животного, чьи анатомические фрагменты официально не изучены. Сквозь подобный монблан фактов прорисовывается и место его укрытия — обсуждалась на семинаре и эта гипотеза — его убежища, недоступного для человека. Это пещеры, подземные карстовые полости, путь в которые лежит через толщи воды рек, озер, болотных омутов («Все черти равны, все те же бобры», — гласит пословица, смысл которой по-другому нельзя понять). Вспомним в этой связи одно высказывание знаменитого историка религии Дж. Фрэзера, подытожившего богатый фольклор различных народов. Существует большой массив сказок с одинаковым сюжетом: из воды озера, реки выходит чудовище и берет в жены женщину. Под этим, несомненно, лежала какая-то реальность.

Установление факта длительного сосуществования гоминоида рядом с человеком высветит в другом виде историю многих религиозных поверий (подземное царство тьмы, ад, водяной и пр.), ритуальных действий (изгнание ведьм), этимологию языковых штампов (по типу: «черт унес»), происхождение пословиц, поговорок, сюжетов сказок и былин.

И наконец, главное: откроет что-то новое в неясной пока области происхождения человека. Но, повторим, гигантская эта задача под силу не единицам, а именно народному ополчению науки.

Георгий Пермяков
ПРОПАВШАЯ КАРТА

Художник А. Жукова

Летом 1900 г. из Петербурга в Хабаровск прибыл молодой офицер В. К. Арсеньев, впоследствии известный путешественник и писатель, книги которого переведены на многие языки. В Хабаровске, административном центре всего Дальнего Востока России, Владимир Клавдиевич пробыл недолго, однако успел всем сердцем полюбить этот город на берегу величественного Амура.

По недавно построенной Уссурийской железной дороге Арсеньев выехал к месту назначения — в крепость Владивосток, куда прибыл 17 августа.

Исследования природы Окраины, как называли в то время Дальний Восток, были давней мечтой Арсеньева. Любовь к географии, к путешествиям привил будущему первопроходцу Уссурийского края его отец — Клавдий Федорович. Не будучи человеком знатного происхождения (матерью его была крепостная крестьянка), но обладая недюжинным умом и выдающимися способностями, Клавдий Арсеньев сумел из самых низов общества подняться до поста начальника Московской окружной железной дороги, что уже говорит о многом. Прекрасно образованный, начитанный, Клавдий Федорович приучил к чтению и своих детей. Любимыми книгами в большой семье Арсеньевых были описания путешествий и географических открытий.

В этой связи, видимо, не случаен выбор профессии детьми Клавдия Федоровича — старший сын, Анатолий, стал капитаном дальнего плавания, Александр работал землеустроителем на Дальнем Востоке, Владимир стал знаменитым путешественником, да и работа самого отца, хоть и не прямо, была связана с путешествиями.

Огромную роль в судьбе молодого Арсеньева сыграл его дядя со стороны матери, Иоиль Егорович Кашлачев, естествоиспытатель, первый учитель будущего географа и писателя. В. К. Арсеньев впоследствии писал: «Если отец дал мне географическую канву, то брат матери, И. Е. Кашлачев, страстный любитель природы, указал, как по ней вышивать узоры».

Домашнее образование — это хорошо, но его, да и огромного желания стать путешественником, было недостаточно для практической реализации юношеской мечты. Наиболее действенным путем осуществления задуманного была военная служба. В те времена военные, как правило, не были узкими профессионалами, хотя и «службу знали», — это были высокообразованные, культурные люди. К слову, многие известные русские путешественники, географы были офицерами армии и флота.

В. К. Арсеньев поступает в Петербургское юнкерское училище. Здесь он слушает лекции знаменитого исследователя Восточной Сибири М. Е. Грум-Гржимайло, кроме того, посещает занятия в Петербургском университете. После окончания училища Арсеньева направляют в Польшу, где он несколько лет служит в полку под Варшавой. Только после этого благодаря содействию генерала Федорова двадцативосьмилетнего офицера царской армии Арсеньева переводят на Крайний Восток континента.

Намерение молодого офицера заняться изучением практически неисследованной природы Дальнего Востока (естественно, не в ущерб основным обязанностям) встретило понимание со стороны командира части, полковника Орлова. В первые годы своего пребывания на Окраине Арсеньеву, тогда начальнику конноохотничьей команды, удалось исследовать ближайшие окрестности Владивостока — Русский остров, долину Имана, побережье залива Посьета. Так что же: мечта исполнилась?

И да, и нет. Сам факт занятия любимым делом, конечно, не мог не радовать. Но размах, увы, был не тот. Арсеньев мечтал о глухих дебрях, совершенно не исследованных землях, о больших открытиях.

Русско-японская война, непродолжительная, но кровопролитная, стала серьезным испытанием профессиональных качеств офицера русской армии Арсеньева. В годы войны он стал командиром батальона разведки, так называемого Летучего отряда. За проявленные мужество, завидную выдержку и умелые действия Арсеньев был удостоен нескольких наград. Надо полагать, что проявить в полной мере свой талант боевого офицера ему помогли прекрасное знание местности и умение ориентироваться в сложных природных условиях Приморья.

Чувствительное поражение в войне заставило царское правительство уделить особое внимание как оборонному, так и экономическому развитию отсталого края. Хозяйственное освоение огромной территории, практически сплошь покрытой девственными лесами, чрезвычайно редко заселенной, было невозможно без проведения разнообразных научных и прикладных исследований. В начале XX в. на карте Дальнего Востока была масса «белых пятен». Можно сказать, весь Дальний Восток был огромным «белым пятном» на карте Российской империи. Поэтому в первую очередь были необходимы географические — первопроходческие — экспедиции «в глубь» Окраины, предварительное — рекогносцировочное — изучение богатейших природных ресурсов края. И перевод всего накопленного материала на язык карты — незаменимого помощника ученых и практиков. Дело было за людьми — умелыми организаторами и серьезными учеными.

В. К. Арсеньев привлек к себе внимание военного командования практически сразу после своего прибытия во Владивосток. Авторитет храброго и грамотного офицера, всесторонне образованного человека особенно вырос за годы войны. В 1906 г. Арсеньева с повышением переводят в штаб Приамурского военного округа. Так он снова оказался в полюбившемся ему Хабаровске.

Вскоре Арсеньев докладывает в штабе округа и в Географическом обществе подробный, тщательно продуманный многолетний план экспедиционных исследований Сихотэ-Алиня и побережья Японского моря. «Зеленую улицу» смелым начинаниям Арсеньева дал приамурский генерал-губернатор П. Ф. Унтербергер.

В том же году состоялась первая экспедиция на Сихотэ-Алинь. Так было положено начало целому ряду экспедиций, совершавшихся практически без перерыва из года в год и принесших Арсеньеву заслуженную славу первопроходца. Все полевые сезоны были довольно продолжительными и чрезвычайно трудными. Вот как писал о них сам Арсеньев одному из своих знакомых: «Четыре раза я погибал с голоду. Один раз съели кожу, другой раз набивали желудок морской капустой, ели ракушки. Последняя голодовка была самой ужасной. Она длилась двадцать один день. Вы помните мою любимую собаку Альпу — мы ее съели в припадке голода и этим спаслись от зверей (тигр и медведь). Глубокие снега едва не погубили весь отряд… Подряд семьдесят шесть дней мы шли на лыжах и тащили за собой нарты…» Даже для закаленных военных людей экспедиции эти были очень тяжелы. Позднее в своих лекциях Арсеньев назовет их «походами на грани смерти».

Что же касается результатов хотя бы трех первых экспедиций (1906–1910 гг.), то они по-настоящему поразительны. Так, в экспедиции 1906 г. хребет Сихотэ-Алинь был пересечен по четырем направлениям, была составлена подробная карта исследованного района с нанесением рельефа и всех населенных пунктов. Кроме того, велись постоянные метеорологические и фенологические наблюдения, описания рельефа, флоры и фауны, собирались коллекции мхов, водорослей, лишайников, шляпных грибов и грибов-паразитов. Значительная часть этих коллекций послужила хорошим подспорьем при создании атласов, таких, как «Флора Маньчжурии», изданный Петербургским ботаническим садом, или «Русский микологический гербарий», который готовил к выпуску В. Л. Комаров, будущий президент Академии наук СССР. Экспедиция собрала также множество образцов различных горных пород. Весь зоологический материал был отправлен в столицу, в Зоологический музей Академии наук.

Но и это было далеко не все. В маршрутах Арсеньев занимался археологическими раскопками старинных городищ и укреплений в районе залива Ольги. Найденные там предметы пополнили запасники Русского музея в Петербурге. Важное место в исследованиях занимало изучение особенностей жизни малых народов края — удэгейцев, орочей и других, описание их быта, обычаев, культуры.

Целью экспедиции 1907 г. было обследование горного района Сихотэ-Алиня между 45 и 47° с. ш. Работы продолжались семь месяцев и дали материал для написания «Краткого военно-географического и военно-статистического очерка Уссурийского края», опубликованного Арсеньевым в Хабаровске.

И наконец, задача экспедиции 1908–1910 гг. — всестороннее обследование той части Уссурийского края, которая протягивается с запада на восток от нижнего течения Амура до пролива Невельского. Частью этой экспедиции, продолжавшейся девятнадцать месяцев, было отыскание кратчайшего летнего пути от Хабаровска до Императорской (в наше время Советской) Гавани.

Насколько она была трудна, можно судить хотя бы по тому, что к ее окончанию в отряде Арсеньева осталось только три человека из шестнадцати, остальные выбыли по болезни и другим причинам.

Отчет об этой экседиции был помещен в газете «Приамурье» 10 апреля 1910 г., где имя Арсеньева ставилось в один ряд с именами Н. М. Пржевальского и П. К. Козлова.

Результаты экспедиционных исследований Окраины были грандиозны, однако теперь самым главным стало довести материалы пятилетней работы до сведения научной общественности страны и государственных мужей в столице. Осенью 1910 г. Арсеньев едет из Хабаровска в Петербург.

Специально для докладов и лекций в Петербурге Арсеньев вычертил и художественно оформил большую карту-панно. Младший брат Арсеньева, Александр, помогавший Владимиру Клавдиевичу в работе над картой, вспоминал, что это была красочная подробная карта Уссурийского края от Амура до границы с Кореей и Маньчжурией, а также Северного Сахалина. Карта была наклеена на светлый шелк, высота ее была около четырех метров, ширина — более двух с половиной.

Эта уникальная карта-картина была задумана Арсеньевым за несколько лет до поездки в столицу. Работа над ней продолжалась довольно долго. Сначала был создан большой цветной эскиз карты, собраны материалы из десятков и сотен книг, лоций, справочников. В работе были использованы сотни фотографий из Архива Переселенческого управления Приморья, из частных архивов. Но основная часть информации, нанесенной на карту, была результатом экспедиционной работы Арсеньева и его спутников.

Необходимо сказать, что Арсеньев не был по специальности ни топографом, ни геодезистом, однако умение делать все собственными руками, быстро выучиваться необходимому и природная смекалка дали возможность практически с ходу начать работать в поле с измерительными приборами, а талант чертежника и рисовальщика, помноженный на обширные географические познания, позволил стать блестящим картографом — профессионалом не по документам, а по сути. Свидетельство тому — изданные в Генштабе карты Уссурийского края, выполненные Арсеньевым, и, конечно, Большая демонстрационная карта Окраины.

На карту были нанесены горные цепи, речная сеть, включая даже самые небольшие водотоки, озера, типы леса. Значками были отмечены местообитания многочисленных представителей фауны края.

Особенный интерес представляла информация о коренных жителях края — удэгейцах, гольдах, орочах, изображенных на карте в ярких национальных одеждах, в окружении разнообразных предметов быта, символов религиозных верований и т. п. Карту украсили микромодели туземных лодок и национальных кустарных изделий.

Нашлось место на огромной «говорящей» карте и крестьянам-поселенцам — украинцам и русским. Пограничные казаки, амурские и уссурийские, сидели на ладных небольших лошадях местной породы. По лазурному Японскому морю шли русские суда и военные корабли. Яркий значок (золотой якорь с траурной каймой) в Императорской Гавани показывал место гибели знаменитого фрегата «Паллада», оставшегося в памяти многих поколений благодаря перу русского писателя И. А. Гончарова. Ярким голубым светом сияло озеро Ханка — «озеро Пржевальского», как называл его Арсеньев.

На карте были показаны все населенные пункты края — от малочисленных городов до самых малых деревушек, транспортные пути, места важнейших археологических раскопок.

Длинная золотая цепочка на карте показывала маршрут путешествия по Уссурийскому краю Н. М. Пржевальского. Позолоченные и серебряные нити и звездочки напоминали о дорогах и стоянках Пояркова, Хабарова, Муравьева-Амурского, великого русского писателя А. П. Чехова. Два андреевских флага у Николаевска-на-Амуре указывали, что здесь служили адмиралы Невельской и Макаров. Не забыл Арсеньев и заимку своего старшего друга и учителя Фридольфа Гека в Седими, юго-западнее Владивостока. Было указано и примерное местонахождение сокровища Дерсу Узала, проводника и большого друга Арсеньева. Сокровище это было тайной посадкой из десятка корней дикого чудо-корня — женьшеня.

Имена более чем ста исследователей, ученых, писателей, государственных деятелей были нанесены на Большую карту. Красные ленты маркировали маршруты самого Арсеньева.

Судя по описаниям восхищенных очевидцев, а среди них были люди, весьма искушенные в деле создания географических карт, крупные ученые, военачальники, карта Арсеньева была безупречной в научном отношении и совершенной с точки зрения технического исполнения. Более того, она была в полном смысле слова произведением искусства. Не случайно яркие и содержательные лекции В. К. Арсеньева, сопровождавшиеся демонстрацией Большой карты, быстро оказались в центре внимания научной, и не только научной, общественности. Билеты «на капитана Арсеньева-Уссурийского» достать было не легче, чем на концерты Шаляпина или Собинова.

Лекции не исчерпывались изложением научных фактов. Важное место в своих докладах Арсеньев отводил вопросам хозяйственного освоения и заселения далекого края. Каждую лекцию он неизменно заканчивал следующими словами: «Щедра Окраина России, но там мало людей. Дорогие русичи, приезжайте к нам». Призыв Арсеньева был услышан. Многие, главным образом студенты, побывавшие на этих лекциях, добровольно поехали работать в Хабаровск, Никольск, Николаевск-на-Амуре.

Спутник Н. М. Пржевальского, Петр Кузьмич Козлов, сам известный ученый, посещал практически все лекции Арсеньева. Покоритель бескрайних пустынь Монголии и заоблачных гор Тибета, первооткрыватель развалин древнего города Хара-Хото приравнивал экспедиции и открытия Арсеньева к походам Пояркова, Хабарова и Москвитина-Охотского.

Одну из лекций в Генштабе удостоил посещением и сам царь, неоднократно слушали Арсеньева представители верхних этажей власти. Однако штабс-капитану было совершенно не свойственно слепое чинопочитание, раболепие перед сиятельными сановниками и столичными генералами. П. К. Козлов говорил о нем: «Арсеньев — истинный, походный ученый, не паркетный шаркун».

Из Петербурга Арсеньев едет в Москву и продолжает читать лекции с тем же успехом. Большая карта и неведомый Дальний Восток снова в центре внимания.

В 1911 г. Владимир Клавдиевич со своей знаменитой картой возвращается в Хабаровск. Большая карта заняла видное место в экспозиции местного музея. Несколько раз карту пытались похитить. Автору неоднократно делали предложения продать ее за границу, особенно после поездки Арсеньева в Харбин в 1916 г.

Решение важнейших народнохозяйственных задач, вставших перед молодой Советской республикой, было невозможно без активизации научных изыскательских работ. Экспедиционная и научная деятельность Арсеньева продолжается. Из экспедиций послеоктябрьского периода выделяются Камчатская в 1918 г., Гижигинская в 1922-м, поездка на Командоры в 1923-м и поход по маршруту Сов. Гавань — Хабаровск в 1927-м. Как всегда, Арсеньев исполнял роль руководителя с величайшей ответственностью и пониманием. Так, он одним из первых поставил вопрос о запрещении сдавать в аренду американским и японским промышленникам наши тихоокеанские острова, именно он стал инициатором организации первых природных заповедников на Дальнем Востоке; он с неистощимой энергией занимался делом восстановления рыбных и зверовых промыслов на Командорских островах, экономике которых за время иностранной интервенции был нанесен огромный ущерб.

В 20-е годы Арсеньев с семьей живет во Владивостоке. Большая карта практически всегда сопровождает знаменитого путешественника — в его поездках в Москву, в Японию. Карта постоянно пополняется новыми сведениями, отражающими динамику хозяйственного развития края.

В сентябре 1930 г. Арсеньев скоропостижно скончался. Ему не было и шестидесяти. А вскоре бесследно пропадает Большая карта. Вполне возможно, сам Владимир Клавдиевич завещал свою карту этнографам либо подарил штабу округа. Не исключено, что Большая карта пылится в архивах бывшего Переселенческого управления или опять же бывшего Управления морскими зверопромыслами. Ведь в свое время Арсеньев работал в обоих учреждениях. Карта могла затеряться в Алма-Ате, где на частной квартире хранился архив Петра Бордакова, соратника Арсеньева, или в Одессе, куда была увезена — есть и такое предположение — старшим братом Анатолием, капитаном дальнего плавания.

Не секрет, что в последние годы жизни Владимир Клавдиевич попал под пристальное наблюдение НКВД. Причина? Его прошлое царского офицера. Тотальная шпиономания, начинавшая охватывать страну уже в конце 20-х годов, проявилась в закрытии многих документов, в том числе картографических, под предлогом защиты интересов государства. Возможно, здесь и кроются причины исчезновения Большой карты.

Будем надеяться, что карту Владимира Клавдиевича Арсеньева удастся найти.

Остается искать. Поиски Большой карты, если они увенчаются успехом, принесут пользу, и немалую.

Во-первых, карта содержит в концентрированном виде информацию о географии, этнографии и хозяйстве края в начале века. Вполне возможно, не вся эта информация дошла до нас в других источниках, кое-что могло быть утрачено.

Второе, и, пожалуй, более важное, обстоятельство. С уходом из жизни выдающихся географов конца XIX — начала XX в., таких, как П. П. и В. П. Семеновы-Тян-Шанские, Н. М. Пржевальский, В. К. Арсеньев, оказалось безвозвратно потерянным искусство географического описания. Перелистайте современные книги по географии, загляните в школьные учебники — вы не найдете там ни красивых описаний, ни легкости изложения, ни… впрочем, можно продолжать до бесконечности. Но ведь именно синтез научного мышления с художественным видением мира всегда был залогом постижения бесчисленных тайн бытия — ив физике, и в биологии, и в географии. Достаточно вспомнить скрипку Эйнштейна и картины Леонардо.

Могут возразить: наука сейчас не та.

Время одиночек-энциклопедистов, умудрявшихся одной рукой писать формулы, а другой держать кисть или смычок, давно прошло. В современном естествознании возобладали центробежные тенденции, расколовшие многие науки на бесконечное множество самостоятельных дисциплин.

Действительно, этот процесс не обошел стороной и географию. Однако интересы развития одной из самых древних наук требуют интеграции и координации действий. В этом смысле комплексные географические исследования — региональные, глобальные — единственный путь к достижению географией ее прежнего высокого авторитета и достойного места среди других наук.

Ю. Супруненко П. Супруненко
БЕЛУХА — «ЦАРИЦА СИБИРИ»

Фото Л. Денисова

Было бы непростительно не побывать еще в одном регионе с большим скоплением снега, сосредоточением горного льда. И таким его обилием, что вошел он в название знаменитых сибирских белков, что дал имя и одной из примечательных больших вершин. Кто попадал на Алтай, тот прежде всего обращал внимание на эту выдающуюся примету. «А на том Камени лежат снега великие», — писал русский посол Федор Ботков, следовавший через Алтай в Китай в 1654 г.

Не меньшее впечатление произвели основательные снежные одеяния (как сибирские шубы!) на изящных плечах Белухи и на другого путешественника — П. Шангина. Его упоминание о ней в путевых записках в 1793 г. и принято считать первыми сведениями в биографии вершины.

Потом Катунским Столбам (за Белухой водилось и это имя, а еще алтайское Кадым-Бажа, или Катын-Баш, т. е. «вершина, истоки Катуни», и Ак-Су-Рю — «белая вода», а у киргизов Южного Алтая — Мус-Ду-Тау — «ледяная гора») уделили внимание медики А. Бунге и Ф. Геблер. В разное время в первой половине XIX в. они объездили, исходили Горный Алтай, много сделали для географического описания малоизвестного края, составления его первых карт. В те времена, между прочим, уж было так принято, что медики очень много путешествовали, были любознательными краеведами и вот так, по совместительству, становились географами, входили в историю географических открытий.

Особенно пришлась по душе Белуха Фридриху Геблеру — он описал многие Алтайские хребты, реки, но здесь, у истоков Катуни, открыл впервые еще и алтайские ледники. (Потомки остались ему признательны за это, и один из ледников назвали его именем.) Геблер подходил к красоте с меркой естествоиспытателя — изучал животный и растительный мир, измерял обозреваемые места и вширь и ввысь и здесь же пришел еще к одному открытию — Катунские Столбы (Белухские вершины) представляют собой высшую точку Алтая. Со временем после уточнения ее высоту определили в 4506 м над уровнем моря.

Через 13 лет после Геблера побывал на Алтае геолог Петр Чихачев. И он тоже, естественно, уделил внимание поразившим его пирамидам, иглам, усеченным конусам, как он определял по формам увиденные скальные сооружения природы. Но наряду с этой «геометрической» и естественной для геолога оценкой вот еще какие чувства пробуждались здесь у представителя корпуса горных инженеров: «Взобрался я на вершину и задрожал от восторга. Зубчатым великаном поднимались Катуньи Столбы. В ущельях змеями вились туманы. Но где слова, где краски, чтобы передать эту картину?! Я схватил альбом, но рука дрожала: мне казалось, я вижу живого Бога, со всею его силою, красотою, и мне стало стыдно, что я, бедный смертный, мечтал передать его образ». Как тут не вспомнить, что и алтайский народ считал Белуху священной, связывал с легендой о коварном и злом духе Эр-ликс, обитающем в ледяных чертогах и подземных пещерах, который должен покарать всякого, кто осмелится вступить даже на ее склоны! По поверью, даже смотреть на эту святыню, прибежище грозных сил, проявляющихся в лавинах, камнепадах, обвалах, грозах, было небезопасно.

Ледниковый Алтай оказался обойденным. И на продолжительное время, до конца XIX столетия, утвердилось мнение, что здесь вообще почти нет оледенения. Но имя П. А. Чихачева не осталось забытым на Алтае. В его честь назвали один из величайших хребтов этой горной системы. Петр Александрович — брат Платона Чихачева, можно сказать, первого нашего русского альпиниста, известного своими восхождениями в прошлом веке в Пиренеях, Альпах, в горах Южной Америки.

Не перехвалили ли знатную гордячку восторженные поклонники? Ведь дело доходило до того, что алтайцы и тувинцы заявляли: нам и смотреть на нее нельзя… Ну это, положим, уже не от ее чрезмерной святости, а потому, что первые смельчаки, кто пытался подняться на ледники и снежники без темных очков, просто слепли от обжигающего отраженного света (это может случиться даже тогда, когда солнце вроде бы скрыто туманом и тучей и имеется лишь рассеянный свет.

Белуха не особенно высокая, но и не малорослая, скорее всего средняя, она с плавными формами, не бьющими в глаза достоинством и благородством. Появляется неожиданно в просвете темных елей, на тысячу метров выше окружающих гор, сияя в небесной синеве тонко очерченными гранями. Словом, полна величия. А в величие входит, по нашему мнению, обязательно и красота. А красота подразумевает и чистоту. Возьмите хоть животное, хоть дерево, даже ту же машину, если ее не загадят какие-то нерадивые руки при неумной голове. Природа же, если присмотреться к ней, старается содержать себя в порядке и чистоте. Как говорят, самоочищается. Даже на первый взгляд отходы в ней рационально идут на удобрения. Не без того, конечно, когда стихия, выйдя из-под контроля, творит «грязные дела». Но это как исключение. А общим правилом является то, что она все-таки безостановочно стремится к опрятности, к упорядочению себя — как внешне, так и внутренне.

Так вот, Белуху потому, возможно, так и назвали, что увидели ее удивительно величавой, чистой. Такой, как письмо, как венчальное платье, как бел-горюч камень — волшебный, загадочный, как белый свет (а он, по В. Далю, значил не только незапятнанность, но и «вольный свет, открытый мир, свободу на все четыре стороны»). Нечто подобное чувствовал человек с белой совестью, вырвавшийся из заключения, заблудившийся и нашедший путь — может ориентируясь на ту же гору, наконец, восходитель, оказавшийся на самой вершине.

Не случайно именно здесь, на Алтае, два столетия подряд искали русские люди таинственное Беловодье, легкую страну, устроенную как рай земной, где они могут зажить в полном счастье. Искали и, по их представлениям, находили, приводили сюда из Европейской России, с Урала, из Сибири равниной своих земляков.

Не зря, видимо, так запала Белуха в душу Рериха, который рисовал ее неоднократно. «С вершины Студеного видна сама Белуха, о которой шепчут даже пустыни», — писал он в 1926 г. А когда по воле судьбы он оказался на много лет далеко от Родины, то другая снежная красавица — Гэпанг в Кулу, в Западных Гималаях, своим очертанием всегда напоминала северную «царицу Сибири».

Интересно, что задолго до того, как восходители прошли по тропам, ведущим к самой вершине, здесь побывала женщина — русская путешественница М. Полторацкая. Ей удалось сделать четкую, прекрасную фотографию Белухи в 1879 г. (это притом, что гора не любит показываться людям и, пожалуй, большую часть времени проводит, кутая себя в туманы и тучи). Полторацкая поместила эту фотографию в своей книге «Виды и типы Западной Сибири» и этим, может быть, обратила на гору внимание исследователей, пожелавших познакомиться с Белухой поближе.

Томский профессор В. В. Сапожников сделал первую попытку восхождения в первый год нового века, а Самюэль Тюрнер, английский альпинист, последовал за ним через три года. Для профессора, конечно, восхождение не было главной целью — его здесь интересовали прежде всего ледники. Вопреки установившемуся мнению о малом оледенении Сапожникову удалось определить ледниковые центры горной системы Алтая. С 1895 по 1911 г. он совершил девять путешествий по Русскому и Монгольскому Алтаю, открыл три крупных ледниковых центра, посетил около 90 ледников с общей площадью оледенения более 350 кв. км. Сапожников пять раз посетил Белуху, побывал на всех ее основных ледниках, дал подробное описание массива и всех ледников, измерил высоту обеих вершин, седла, концов ледников и ряда промежуточных точек на пути подъема. При восхождении на седло на высоте 3200 м он заложил минимальные термометры. А его путешествием 1911 г. было положено начало систематическому наблюдению за скоростью движения ледников Белухи: на скалах делались отметки концов ледников. И как хороший след, оставленный на склонах Белухи, — ледник имени томского профессора. Это в ряду других «следов» — ледников Геблера, Родзевича, ТГУ (Томского государственного университета), ледник ГГФ (эти сокращения как «рекбусы» — попробуй разгадай; очевидно, по догадке, — геолого-географический факультет, который имеется в ТГУ).

То ли дело — четко звучащие, и со смыслом, белухские ледники Катунский, Берельский, Черный, Братьев Троновых… Эти братья, Михаил и Борис, сыновья алтайского краеведа-врача, первыми поднялись на восточную вершину Белухи в 1914 г. Правда, только с третьей попытки. В 1913 г. они устремились к вершине со стороны Катунского ледника. Но испортилась погода, и пришлось возвратиться. Только в следующем году им удалось при сильном ветре и снегопаде, да еще в сплошном тумане достичь высшей точки. При спуске у одного из восходителей слетела с ноги «кошка», и оба стремительно покатились вниз. Но снежный сугроб у седла Белухи смягчил падение… Иногда подобные восхождения определяют в какой-то мере путь в жизни, выбор профессии, основное занятие. Михаил Тронов (1892–1978) стал видным гляциологом, точнее, гляциоклиматологом, специалистом по ледникам Алтая. Им открыто более половины всех известных ледников этой горной системы (а их насчитывается здесь более одной тысячи с общей площадью современного оледенения 800 кв. км).

Исследования массива Белухи различными специалистами стали хорошей традицией. Здесь работали гидрологи, геологи, метеорологи, ученые АН СССР, Томского университета, Сибирского технологического института, Геологического комитета, геолого-гляциологическая экспедиция. В 1933 г. в связи со Вторым Международным полярным годом в верховье Катуни и у Аккемского озера организованы метеорологические станции. 1936 год для Белухи ознаменовался покорением и Западной вершины. К сожалению, у подножия, по альпийским лугам и фирновым склонам Белухи кроме следов первооткрывателей, путешественников, ученых есть и другие следы. Несмотря на то что восхождение на нее требует хорошей спортивной подготовки и соответствующего снаряжения (только маршрут через ледник Геблера относительно доступный), как и следовало ожидать, в годы альпинистско-туристского бума началось паломничество. Еще в 1935 г. на Белухе проводилась Всесибирская Альпиниада. Ее снабжение осуществлялось авиазвеном, которое также впервые произвело аэрофотосъемку массива. Потом были Альпиниада ВЦСПС, экспедиция ВЦСПС, Альпиниада томских студентов. Потоку отдельных организованных и самодеятельных групп потерян счет. Да и как не стремиться попасть сюда, к гигантским снежным полям и карнизам, крутым, закрытым натечным льдом скалам, многолетним накоплениям ослепительного фирна! А вот как опишет неотразимость этих гор писатель: «Эталон красоты европейской — Швейцарию — к Горному Алтаю подставляют особенно. часто, природа здесь не просто живет, а царствует безбрежно и всевластно и, словно устыдившись своих высот — высот не над уровнем моря, а над уровнем человеческого восприятия, — начинает от великодушия спускаться вниз, с державной легкостью снося свои богатства…» Это слова первоклассного нашего прозаика В. Распутина. Дальше он еще говорит о том, что при взгляде на алтайское Телецкое озеро обмирает в глубоком обмороке душа — приходит мысль, что оно случайно обронено с какой-то другой планеты, более радостной и богатой… И все же главный его восторг — от Белухи, царствующей хозяйки, владычицы окружающей местности. Восхищение невыразимо, чтобы выговориться — не хватает кислорода, чтобы охватить глазом эту неземную красоту — не хватает зрения. Но еще и потому, что все здесь сверх человеческого постижения, «над природой, единый раскрой ее и разнос на многие сотни и тысячи верст, рождение ветра, воды и земли, и кажется даже, что времени, начало чистодува и чисторода, берущихся из вечности, выспоренное у солнца подлунное царство, космическая роспись…». Восторженное оцепенение не мешает все же заметить, что оледенелая Белуха, этот «гигантский белый зверь с темными пятнами и полосами, распустив длинный пушистый хвост, прилег на склоне гигантской же горы и приподнял двуголовье, заглядывая в чертизну на другой стороне». И, поднявшись на высоту, остаешься с чувством иного измерения, иных масштабов. И, даже совершив восхождение, не становишься покорителем: Белуха действует какой-то «осязаемой властительностью». Все это сродни священно-трепетным отношениям древних алтайцев к горе.

Ну как после таких слов не стремиться к этим высям! И все, казалось, было бы хорошо — только побольше туристских проспектов, схем, карт и расписаний, чтобы не терять времени на поиски. Но оказывается, одного бодрячества и патриотизма при взгляде на белоснежные поля у истоков Катуни уже недостаточно. Приведем слова сибирского профессора, известного знатока Алтая B. C. Ревякина: «Белуха хороша во все времена года, но особенно притягательна она в промерзлые лунные ночи, когда фантастическое сияние фиолетово-зеленых ледяных обрывов и мощных снежных полей сближает склоны вершины с фиолетово-черным небом. Популярность вершины, посещаемость района, к сожалению, не остались для горного ландшафта бесследными: натоптанные тропы, срубленные деревья, уничтоженные бездумно заросли трав, захламленные места традиционных биваков виднеются в окрестностях вершины. Как грустно сознавать, что сияние снега в горах не у каждого посетителя просветляет разум и сердце».

Встречаются и среди естествоиспытателей «озверелые» любители дикой природы. Как-то на одном из ледников пришлось наблюдать за работой гляциологов. Вешки для слежения за уровнем ледниковой поверхности они делали из молодых елей, оставляя султан хвои наверху. Потом забуривали их в лед на определенном расстоянии друг от друга. Такой «профиль» был действительно заметен издалека.

— «Охрана природы» не видит, а то бы «насажала» нам за эти саженцы…

— Это та самая жертва науке.

— Может, приживутся? — иронизировал научный сотрудник.

— Открытие в науке тогда будет: ель на леднике. Назовем аллеей гляциологов…

А вылазки на природу туристов и вообще бывают хуже стихийного бедствия. Они, впрочем, иногда оправдываются тем, что еще больший, мол, вред наносят нерадивые хозяйственники, лесорубы. Рубят все подряд и не убирают за собой. Следы от тракторов через месяц-другой превращаются в канавы. Все так. Наверное, и те и другие с таким подходом друг друга стоят. И думается, не настанет ли какой-то предел, когда очищающие, обновляющие землю снега потеряют свою силу, окажутся не в состоянии размывать, прикрывать, возрождать ландшафт там, где наследили бездумные «покорители»? Будем надеяться, прекрасный образ Белухи навеет добрые чувства и мысли. Может, красота все же спасет мир и от загрязнения?

ЗАРУБЕЖНАЯ НАУЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

С 1950 г. метеорологи отмечают усиление перемещений загрязненных масс воздуха с Евразийского континента к Северному полюсу, где он за зиму накапливается в значительных количествах, вызывая явление «полярной дымки». Очевидно, этот процесс связан с интенсификацией промышленной и транспортной деятельности человека.

В марте 1988 г. специалисты на высокоширотной полярной станции Алерт (о. Элсмира, Канадский Арктический архипелаг) обнаружили внезапное исчезновение части озона, первоначально входившего в состав такой загрязненной воздушной массы. Более подробные наблюдения показывали, что озону свойственно быстро разрушаться под воздействием ежегодно происходящего полярной весной резкого усиления солнечной радиации. Кроме того, выяснилось, что по мере исчезновения озона в воздушном пространстве увеличивается концентрация бромосодержащих веществ.

Процессы, аналогичные этим арктическим приземным явлениям, теперь известны и в высоких — стратосферных — слоях, над Антарктидой, где одновременно с приходом южнополярной весны появляется озонная дыра, а концентрация хлора возрастает. Специалисты связывают подобное истощение озона в Антарктике с фотохимическими реакциями, в которых участвует хлор.

Такие явления становятся здесь возможными лишь благодаря крайне НИЗКИМ температурам антарктической зимы, позволяющим на поверхности ледяных частиц, взвешенных в стратосферных облаках, осуществляться определенным реакциям. В ходе этих процессов здесь исчезают окислы азота, которые в противном случае не допустили бы участия хлора в реакции, создающей вещества, разрушающие озон. В летнее же время года хлор активно связывается с азотом, образуя, например, хлорнитрат, который молекулу озона не разлагает.

Ныне англо-американская группа специалистов по химии атмосферы пришла к выводу, согласно которому процесс исчезновения озона в арктическом приземном слое воздуха обязан своим возникновением тем же факторам, что и антарктическая озонная дыра в тропосфере. Считая свои выводы еще не вполне окончательными, они все же указывают, что количество окислов азота в стратосфере над Арктикой слишком мало, чтобы помешать активной деятельности брома в весеннее время.

Даже если аналогия между двумя полярными регионами Земли является не совсем полной, все же приземный слой арктического воздуха мог бы послужить удобной природной «лабораторией» для изучения того типа малоисследованных реакций, которые происходят на поверхности ледяных кристаллов высоко над Антарктидой, где их наблюдать чрезвычайно трудно.

Динамика содержания метана в воздушной оболочке Земли длительное время была предметом оживленной дискуссии среди метеорологов, значительно расходившихся в своих оценках. Ныне крупный шаг в деле уточнения характера этого процесса сделан группой новозеландских специалистов по химии атмосферы, возглавляемой Дейвидом Лоу из университета в Лоуэр-Хатте.

Установлено, что количество метана в атмосфере ныне возрастает со скоростью 0,8 % в год. Его концентрация за последние 200 лет увеличилась с 650 частей на 1 млрд почти до 1700.

Среди источников, выделяющих метан в воздушное пространство, называют болота, рисовые поля, которые по существу являются «искусственными болотами», домашний скот, а также каменноугольные шахты и нефтедобывающую промышленность. Особенно различно оценивался до сих пор вклад последних.

Группа Д. Лоу определяла динамику концентрации метана по количеству содержащегося в нем радиоактивного изотопа углерода ¹⁴С, период полураспада которого составляет 5730 лет. Метан, поступающий от каменного угля и нефти (так называемый ископаемый), такого изотопа не содержит.

Соотношение между ¹⁴С и другими изотопами углерода в образцах атмосферного метана указывает на то, что 32 % всего этого газа, поступающего в воздушное пространство, имеет своим источником ископаемые топлива, добываемые человеком.

Эта величина в 4 раза превышает оценки, ранее делавшиеся специалистами.

Явление репродуктивного паразитизма — когда самка откладывает яйцо в чужое гнездо — известно не только на примере кукушки. Аналогичное поведение орнитологи наблюдают у некоторых ласточек, скворцов и уток, у которых самка нередко несется в гнезде другой птицы, принадлежащей к ее же собственному виду.

Недавно, работая в штате Небраска, биологи из Йельского университета (Нью-Хейвен, штат Коннектикут, США) Чарлз Р. Браун и Мэри Бомбергер-Браун обнаружили у ласточек-береговушек неизвестную до сих пор особенность поведения. Они впервые наблюдали, как ласточка переносила в гнездо соседей, относящихся к тому же виду, уже снесенное ею яйцо.

Факт неоднократно наблюдался зрительно и был подтвержден, когда яйца были перемечены. В 6 % всех гнезд данного поселения находились чужие яйца. Исследователи считают, что еще многие такие случаи остались ими незамеченными.

В одном случае ласточка доставила свое яйцо соседям прямо у них «под носом». Последовала стычка, и через десять секунд ее изгнали, но яйцо осталось в гнезде. Ранее выполненные эксперименты показали, что ласточки отличать свои яйца от чужих не умеют.

Биологическая «целенаправленность» подобного поведения не совсем ясна. Известно, впрочем, что в любом поселении ласточек около 10 % яиц остается невысиженными. Возможно, самка подбрасывает свои яйца в тот «инкубатор», который действует более продуктивно.

Видный английский зоолог Н. Б. Дейвис полагает, что здесь играет роль энергетическая проблема функционирования организма пернатых. Возможно, репродуктивный паразитизм позволяет особи снизить затраты энергии на «родительские заботы» и продлить период яйценоскости самки.

Одним из богатейших источников свидетельств ранней стадии эволюции человека является пещера Сварткранс в i Южной Африке. С 1940-х годов и поныне проводимые здесь силами Трансваальского музея раскопки принесли множество ископаемых остатков древних представителей рода гомо, в том числе эректуса — человека прямоходящего, жившего, очевидно, более 1,5 млн лет назад. Хотя земные слои, в которые включены их остатки, с трудом поддаются датированию, можно полагать, что возраст наиболее древнего находится в пределах 1,9 и 1,6 млн лет.

Недавно здесь была сделана редчайшая находка — восемь костных остатков рук, которые, по мнению некоторых специалистов, принадлежали представителям одного из видов гомо, с которыми также связаны обнаруженные рядом каменные орудия.

Однако изучивший эти свидетельства антрополог Рендл Зусман из Университета штата Нью-Йорк (в Олбани, США) считает, что лишь часть этих остатков принадлежит гомо, остальные же являются частью верхних конечностей другого, более отдаленного «родственника» человека — «крепкосложенного» австралопитека робустуса.

Этот вид являлся боковой ветвью родового древа человека, которая отмерла около 1 млн лет назад. Но прежде чем исчезнуть с лица земли, австралопитек в течение более миллиона лет существовал рядом с более схожими с человеком гоминидами — сперва с «умелым» — гомо хабилисом, а затем с прямоходящим — эректусом. До сих пор ученые упорно связывали все простейшие каменные орудия, находимые в известном ущелье Олдувай (Кения) и в других местностях Восточной и Южной Африки, только с хабилисом и эректусом, у которых головной мозг был крупнее и руки — приспособленнее к хватанию предметов.

По мнению же Р. Зусмана, часть каменных орудий из пещеры Сварткранс была изготовлена и применялась робустусом. В качестве доказательства ученый указывает на то, что, судя по находкам, большой палец у этого гоминида был более длинным по сравнению с другими. Им управляли хорошо развитые мускулы, а кончик пальца отличался значительной выраженностью и мясистостью, что характерно (в еще большей степени) для человеческой кисти. Помимо того, указательный, средний, безымянный пальцы и мизинец у этого австралопитека были, как и у нас, относительно короткими и не искривленными, как это имеет место у человекообразных обезьян.

Участник раскопок Боб Брейн из Трансваальского музея (ЮАР) считает, что некоторые из найденных там же костей животных являются орудиями труда — копалками, возможно служившими австралопитеку для добывания из земли клубней и корнеплодов съедобных растений. Это также служит подкреплением гипотезы Р. Зусмана.

В случае ее подтверждения антропологам, возможно, придется по-новому взглянуть на принятые представления, согласно которым именно производство и использование орудий труда является водоразделом, отличающим различные виды гомо от родственного им, но более отдаленного от нас австралопитека.

Власти Республики Габон (западная часть Экваториальной Африки) включили в состав своих лесоустроительных экспедиций несколько представителей экологической и зоологической науки из развитых государств. Участвуя в подобной экспедиции, обследовавшей так называемый Пчелиный Лес в глубинных районах страны, зоолог Майкл Харисон из Эдинбургского университета (Великобритания) открыл неизвестный науке вид обезьян, населяющий здешние влажные тропические леса.

Местные жители принесли в лагерь экспедиции тело подстреленного ими самца, а затем — по просьбе ученого — несколько живых особей, отловленных по его заказу. М. Харрисон установил, что животное принадлежит к новому виду, которому он присвоил наименование «мартышка солнцехвостая» (по-латыни — Cercopithecus solatus).

Общая окраска животного — от темно-серой до черной, вокруг шеи — белое кольцо, а «седло» — каштановое. На этом фоне отчетливо выделяется хвост, давший животному его имя: от середины до самого кончика он окрашен в яркий желто-оранжевый цвет.

Тело взрослого самца весит около 6 кг, а самки — 3,5 кг. Принадлежность к новому виду подтверждается не только «внешностью» животного, но и необычностью набора его 60 хромосом. Таким же числом хромосом обладают горная бородатая мартышка (Cercopithecus Phoesti Sclater) и толстотелая обезьяна — колобус прейси матчи (Colobus preussi matschi), очевидно являющиеся ближайшими родственниками солнцехвостой мартышки.

Однако бородатая мартышка встречается лишь в 1600 км от Пчелиного Леса, на территории восточной части Заира, а колобус прейси населяет только Юго-Восточную Нигерию, находящуюся в 600 км оттуда. Ареалы всех трех видов нигде не пересекаются, так что солнцехвостая мартышка не может быть гибридом двух других. Область ее обитания, по-видимому, ограничена площадью 120 на 100 км.

Этот район до сих пор оставался не тронутым человеком первичным влажным тропическим лесом. Однако недавно тут прошла Трансгабонская железная дорога, и началась коммерческая рубка леса. Закона, охраняющего здешнюю флору и фауну, не существует. Правда, поблизости расположен заказник Лоп, который, возможно, станет первым национальным парком Габона. Есть надежда, что власти распространят эти намерения и на Пчелиный Лес как на единственное убежище новооткрытого вида обезьян.

Открыть новый вид млекопитающего, тем более примата, — немалая удача в наше время. Особенно «урожайным» в этом отношении стал 1988 г., когда до солнцехвостой мартышки было обнаружено существование на Мадагаскаре золотистого бамбукового лемура.

1987 г. был рекордным по количеству айсбергов, отколовшихся от берегов Антарктиды, за все время наблюдения такого явления. Крупнейший из них, получивший наименование В-9, имел площадь около 3 тыс. кв. км; он вскоре сел на мель в водах, омывающих ледовый континент.

Беспрецедентно активный процесс потери Антарктидой части своего ледового покрова используется рядом специалистов для подтверждения гипотезы, согласно которой Земля ныне вступила в эпоху глобального потепления, отступания и таяния ледников и повышения уровня Мирового океана. Возможной причиной этого процесса может служить «парниковый эффект», связанный с концентрацией СО₂ в атмосфере, вызываемой сжиганием ископаемых топлив.

Исследование процессов таяния ледников в Антарктиде возложено в США на Объединенный гляциологический центр, принадлежащий совместно ВМФ США и Управлению по изучению океана и атмосферы. В настоящее время ряд наблюдений за этими явлениями еще слишком короток, и данных недостаточно, чтобы надежно установить, продлится ли нынешняя тенденция или она представляет собой обычное колебание с достаточно длительным циклом.

Национальная комиссия по охране природной среды Швеции, возглавляемая известным биологом Клаусом Грундстеном, объявила о своем намерении создать на севере страны, за полярным кругом, новый национальный парк.

Согласно планам, это будет крупнейший национальный парк в Европе, он охватит 4,5 тыс. кв. км, лежащих к северо-западу от Кируны, вплоть до границы с Норвегией. Эта область представляет собой горноальпийскую природную зону. В нее входят горы, глубокие долины, плоскогорья, много небольших рек. Характерны заросли северной березы. Животный мир включает лося, северного оленя, зайца, лемминга (пеструшка), а также такие находящиеся под угрозой исчезновения виды, как песец, беркут и полярная (белая) сова.

Однако подобные планы встречают противодействие. Так, община лопарей (саами), имеющая право на выпас оленей в этом районе, требует, чтобы будущий парк подчинялся не центральным, а местным властям, где они обладают влиянием. Насчитывающий более 5000 членов Кирунский клуб охотников и рыболовов настаивает на сохранении своих прав, подчеркивая, что для жителей Севера такой вид отдыха чрезвычайно важен.

С другой стороны, жители Кируны и окружающих поселков заинтересованы в новых рабочих местах, которые принесет с собой туризм, особенно учитывая кризис, постигший в последнее время местную металлургическую и добывающую промышленность. Не ясна также судьба протянувшейся через эту территорию на 500 км туристской тропы, привлекающей ежегодно по 15–20 тыс. пешеходов с рюкзаками. Все это требует компромиссных решений, которые ныне разрабатываются Национальной комиссией по охране среды в Стокгольме.

Мельчайшие морские организмы — планктон — в процессе жизнедеятельности производят огромное количество диметилсульфида. Так как этот процесс зависит от фотосинтеза, то количество такого вещества находится в прямой связи с интенсивностью солнечного излучения, достигающего поверхности Земли.

С другой стороны, как отмечают научные сотрудники Нью-Йоркского университета (США) Майкл Рампино и Тайлер Волк, частицы диметилсульфида в атмосфере могут служить ядрами конденсации, вокруг которых накапливается влага, образующая облачность. Ее увеличение, естественно, снижает количество солнечной энергии, поступающей в верхние слои океана, уменьшает фотосинтез и служит механизмом обратной связи, восстанавливающим прежнюю ситуацию.

Имеются геологические свидетельства того, что в конце мелового периода, около 65 млн лет назад, погибло до 90 % всего планктона, существовавшего в Мировом океане. Главным подтверждением подобного факта является относящееся к этому времени резкое изменение содержания изотопа углерода-13 в карбонатных породах. После внезапного падения количества данного элемента в осадках того времени оно вернулось к норме лишь через 350 тыс. лет. И в тех же породах наблюдается уменьшение содержания карбоната кальция, охватывающее по крайней мере 350 тыс. лет. Карбонат кальция образуется главным образом из остатков отмирающего планктона; таким образом, ясно, что в соответствующий период «в живых» оставалось очень немного этих мельчайших организмов.

Причина вымирания планктона неясна, но М. Рампино и Т. Волк предполагают, что подобное явление могло быть вызвано падением на Землю крупного метеорита. Если в результате погибло 80 % планктона, то, согласно их вычислениям, поступление диметилсульфидных ядер конденсации в атмосферу настолько упало, что исчезнувший облачный покров позволил потеплению на 6 °C охватить всю планету. При 90 %-ном вымирании планктона такое потепление составило бы 10 °C.

КОРОТКО О РАЗНОМ

В 500 км южнее Буэнос-Айреса, в пампасах, обнаружено захоронение древних индейцев. Археолог Густаво Политис тщательно исследовал находку. По костям и по ритуальным вещам, например ожерелью из зубов лисицы, он определил возраст захоронения — более 9000 лет. Это след самых древних людей, когда-либо открытых в Южной Америке. Именно поэтому для их дальнейшего анализа приглашены антропологи и историки из других стран континента.

Г. Политис особое внимание обратил на ожерелье из 30 зубов, в каждом из которых проделана аккуратная дырка. Ученый считает его еще одним свидетельством в пользу теории проникновения первых жителей Америки с севера Восточной Азии. Аналогичные украшения давно известны по находкам в Сибири.

Дистанционные анализаторы, установленные на спутниках, позволили с большой точностью определить среднегодовые температуры мировых океанов. Работа проводилась в рамках международной программы и сравнивалась с наземными наблюдениями. Оказалось, что в среднем самая теплая вода — в Индийском океане (+6,7 °C). Затем следует Атлантика (+5,6 °C). Холоднее всех Пацифика (+4,1 °C). Северный Ледовитый океан не учитывался, ибо значительная часть его поверхности покрыта льдами.

Земля Афганистана — это слоеный пирог, созданный многовековой историей. И в этих слоях с пользой для науки работают археологи.

По сообщению агентства Бахтар, на восточной окраине Кабула достоянием историков стала интересная находка. На склонах холма Маранжан откопана шкатулка, возраст которой определен в 1500 лет. Сделана она по принципу, знакомому нам по кукле-матрешке. Самая большая шкатулка выполнена в виде полусферы из черного полированного мрамора. Ее диаметр — 21 см. Затем следует коробочка такой же формы из литого серебра. Самая маленькая оказалась из золота.

Ценность находки, естественно, не в ее материалах, а в большом ювелирном мастерстве древних афганцев.

Флоридское общество охраны животных, тщательно изучив вопрос, не препятствовало затем эксперименту американских метеорологов. А заключался он в следующем — к спине молодых китов, пойманных на отмели в Мексиканском заливе, прикреплялись небольшие коробочки, содержащие миниатюрный радиопередатчик и различные индикаторы, например температуры воды, ее солености, насыщенности кислородом. Данные собираются спутниками и передаются на обработку в научные центры. Сбор метеорологической информации столь необычным способом весьма перспективен, ибо киты — большие мастера заплывов на дальние дистанции. А точность прогнозов погоды как раз зависит от количества разных точек в океане, где взят анализ температур и других параметров воды.

Американские специалисты выражают надежду, что миграции китов с приборами помогут им лучше предсказывать тайфуны.

Японский планетолог Минору Кожима, работающий в Токийском университете, исследовал алмазы, найденные геологами в Заире. Кристаллы извлечены из породы, залегавшей на большой глубине. Ученый калий-аргоновым методом датировки определил их возраст в 6 млрд лет. В то же время в широко принятой теории возраст нашей планеты оценивается в 4,6 млрд лет.

Новые цифры заинтересовали американских геофизиков из Чикаго. Они тоже привезли кристаллики из Заира, а затем подтвердили результаты японского исследователя. Однако от всяких комментариев по возрасту Земли ученые воздержались. Они попросили несколько лет на осмысление неожиданного факта и его многократную перепроверку.

Монгольские археологи вот уже много лет раскапывают древние поселения гуннов на территории своей страны. Недавно в Булганском аймаке обнаружена могила вождя кочевого племени. Возраст находки около 2000 лет. Среди других вещей, например конской сбруи и керамических сосудов, найдена круглая золотая пластина. На ней техникой примитивной гравировки изображена голова старца с бородой. Некоторые характеристики портрета подтверждают гуннское происхождение могильника.

Монгольский востоковед Б. Сумябатор сумел рассмотреть над головой старика несколько странных знаков. Ученый пришел к выводу, что тут не декоративные элементы, а надпись. По его предварительному мнению, знаки образуют понятие «Печать вождя». Это пока первое свидетельство о письменности у гуннов в столь древний период.

Индийский географ Брама Гоуз утверждает, что под руслом Ганга находится вторая река. Начинается она со склонов Гималаев и течет под землей на протяжении 2000 км.

Залегание подземного русла довольно неравномерно. Например, в районе Западной Бенгалии глубина второго Ганга достигает 2 км. Скорее всего, именно из-за этого «нижний этаж» реки не впадает в Бенгальский залив, а разбивается на мелкие рукава и исчезает в горных породах.

Брама Гоуз предложил подземный Ганг считать национальным достоянием, ибо он несет сверхчистую по современным меркам воду.

На картах бывший необитаемый остров Окиноторосима обозначается сейчас как подводный риф. Расположен он почти в 2000 км к югу от Токио, где и разработан проект спасения клочка суши, размываемого Тихим океаном.

Если удастся поднять его над поверхностью воды, то Япония сохранит за собой право на экономическую зону вокруг него. Один квадратный километр привозного грунта обернется в 400 тыс. кв. км океанского простора, где можно ловить рыбу самим и запрещать другим.

Вот почему коралловый риф начали укреплять по периметру стальными сваями и железобетонными плитами. Теперь постепенно завозят песок и щебень. Лет через 10 тут возникнет и искусственная лагуна, куда смогут заходить на отдых сейнеры и траулеры под японским флагом.

За счет чего «корабль пустыни» способен идти по безводным пескам столь продолжительное время и лучше других животных справляться с жаждой?

Существует мнение, согласно которому накапливаемый в горбах жир способен каким-то сложным биохимическим путем компенсировать недостачу в организме воды. Новую версию выдвигает шведский биолог Кнут Нельсон, проводивший серию наблюдений на Аравийском полуострове. Он объясняет свойство верблюда обходиться без воды еще и тем, что его носоглотка имеет строение, напоминающее мехи гармони. В этих складках, как утверждает Нельсон, оседают и впитываются мельчайшие частицы влаги, содержащиеся в теплом воздухе.

Правительство Индии запретило своим декретом вывоз из страны диких орхидей. Однако эти растения продолжают быть объектом беззастенчивого расхищения. Под видом туристов и натуралистов опытные дельцы из США, Англии и ФРГ проникают в северные районы Индии и там за бесценок скупают у крестьян редкие цветы. Их высаживают в небольшие горшочки и доверяют для дальнейшей переправки контрабандистам. Перепродажа происходит на черных рынках Голландии. Доходы дельцов достигают порядка 50 млн долл. в год. В результате погони за чистоганом 17 видов этих экзотических цветов полностью исчез ли.

По данным английских ботаников, сейчас в мире под угрозой уничтожения находится около 20 тыс. видов дикорастущих цветов.

Остров Вознесения, находящийся в Атлантике, близ экватора, — клочок суши с удивительной географической судьбой. Почти 100 лет он не мог попасть на английские карты, ибо его официально обозначили как «корабль его величества, стоящий на рейде». Виноват в этом традиционный бюрократизм Адмиралтейства, процветавший раньше и не ИЗЖИТЫЙ до сих пор.

В 1815 г. было приказано создать на островке военный гарнизон. Однако в тогдашней казне не нашлось денег на такую статью расходов. И тогда чиновники нашли выход, переименовав остров в корабль флота его величества. Местные жители стали матросами, а начальник гарнизона — капитаном. Лишь в самом конце прошлого века остров стал обозначаться островом и официально признан сухопутной частью Великобритании.

Работники шлюза на Асуанской плотине стали свидетелями необычной сцены. Строго следуя в кильватере катеров и грузовых лодок, в шлюз заплыл крокодил. Он был настолько большим, что мог при своих неосторожных маневрах перевернуть лодки.

Риск был явный, и поэтому решили великана выловить. Потребовались усилия 40 человек, чтобы опутать крокодила веревками и вытащить сопротивляющееся чудовище на берег.

Гигант в длину достигал 7 м и весил четверть тонны. Он оказался представителем того вида нильских крокодилов, который, по мнению зоологов, исчез около 100 лет назад.

По настоянию именно зоологов великана отпустили на волю.

Загадочные рисунки и линии в перуанской долине Наска и последующие археологические раскопки в этом районе доказали, что когда-то здесь процветала весьма своеобразная цивилизация индейцев. Гигантские рисунки служили сельскохозяйственным календарем, определяли дни солнцестояния. Затем люди ушли из этих мест, ставших каменистой пустыней. Заброшены оросительные системы, покинуты поселки. В чем же причина?

Свет на эту проблему пролили польские археологи, работавшие в течение нескольких сезонов на сухом плато Наска. Копали они на месте деревень и административного центра, недалеко от гигантских рисунков орлов, ящериц, обезьян, рыб и растений. В слоях, относящихся к 350 г. н. э., польские ученые обнаружили явные следы природного катаклизма большой разрушительной силы. Поселения были буквально смыты потоками мутной воды, хлынувшей с соседних гор. Разрушены были даже каменные постройки.

На месте прежнего центра культуры Наска возникло бедное поселение крестьян. Судя по всему, они старались возродить плодородие своих полей, строили хижины, но 980 лет назад все снова было разрушено селевым потоком. Остатки домов сейчас раскапываются из-под слоя окаменевшей глины и мелких камней.

Вот с тех пор люди и не живут в долине Наска, прославившейся своими рисунками.

Магнитный полюс Земли «бродит» с места на место, проделывая примерно 10 км в год. На навигационных картах его местоположение все время приходится уточнять. Ныне этому помогают и спутниковые приборы.

А куда и как движется эта условная точка? Канадские геофизики, проанализировав данные за предыдущие 180 лет и всю спутниковую информацию последних пяти лет, предполагают, что примерно через 200 лет магнитный полюс сольется с географическим Северным полюсом. Ученые настолько уверены в своем прогнозе, что попросили внести полученные ими данные в различные справочники. «В своих выводах мы базируемся на объективной обработке всех цифр на компьютерной системе, — заявили они. — Поэтому надеемся, что в 2188 г. будут аплодисменты в адрес нашего предвидения».

Зимой 1984 г. огромное, более трех тысяч голов, стадо дельфинов-белух было захвачено в проливе Сенявина в Беринговом море и отрезано от открытого моря высокой стеной льда. Им грозила неминуемая смерть, так как зимняя стужа все больше и больше сужала участок открытой воды, в которой стадо держалось. Чтобы вырвать белух из ледового плена, капитану ледокола «Москва» был отдан приказ войти в пролив и проделать для белух во льдах проход.

Усилиями экипажа корабля проход был сделан, однако белухи почему-то не хотели выйти через него в открытое море. Сбившись в кучу, они оставались в ледовой ловушке. Что делать? Как вывести бедняг в открытое море? Этого никто не знал, пока кто-то из команды не вспомнил, что дельфины очень любят музыку.

Включили на полную мощность динамики и пустили на проигрывание записи вокально-инструментального ансамбля. Однако услышав дикие завывания: «Арлекино!.. Арлекино!..», белухи в испуге шарахнулись прочь от корабля. Запись ВИА сменили на джаз Утесова: быстрые ритмы джаза никакого сочувствия у белух не вызвали. Тогда радист поставил грампластинку с музыкой Чайковского — танец маленьких лебедей.

И тут белухи повернули в сторону корабля, ударили хвостовыми плавниками и потянулись вслед за ледоколом в открытое море.

Если кто-то считает, что красивые бабочки, беззаботно порхающие среди полевых цветов, существа слабые, беззащитные и уж ни в коем разе не воинственные, то он глубоко заблуждается.

Большинство бабочек-самцов свирепы и агрессивны, в особенности возле места своего обитания, и бросаются в драку по малейшему поводу. Эта черта особенно характерна, когда самец летает в поисках своей возлюбленной. Так, например, бабочка-сатир (Hipparchia semele) накидывается почти на любое насекомое — если это не самка, — будь оно даже в два раза больше его, скажем стрекоза или даже небольшая птичка, которая появилась на его территории. Особенно агрессивна черная бабочка-парусник. Известны случаи, когда она накидывается и преследует в страхе улетающих птиц.

Чехословацкий сельскохозяйственный кооператив «Поличка» вот уже несколько лет является объектом паломничества. Приезжают посмотреть на его успехи ученые, студенты, крестьяне. И это не случайно, ведь там теперь хозяйствуют на основе экопрограммы, разработанной специалистами из Брно. В первую очередь она выражается в том, что удобрение полей с пшеницей, льном и картофелем ведется только компостом, который делают сами кооператоры из сапропеля, опилок, ботвы, соломы и бытового мусора. Урожаи зерновых выросли на 12 %. В то же время полный отказ от химизации улучшил структуру почвы, резко повысил качество воды в колодцах.

Чтобы избежать применения ядохимикатов против насекомых, вокруг полей создали рощицы для привлечения птиц, позаботились о скворечниках и дуплянках. Устроили и искусственные пруды и болота, ибо ученые убедили крестьян в пользе лягушек, питающихся слизняками и другими вредителями.

Решена и проблема с орошением. Чтобы не было эрозии и засоления почв, на поля выезжают дождевальные установки с уменьшенными дозами вносимой влаги. Сам выезд программируется приборами, контролирующими состояние почвы.

И еще одно: качество полевой продукции кооператива «Поличка» существенно возросло, нет вредных нитратов. Овощи стараются продавать в первую очередь тем городским предприятиям, которые у себя внедряют фильтры на дымовых трубах и очистные сооружения для стоков. Словом, борьба за экологическую безупречность не только у себя, но и у других.

Такой пример стал теперь и объектом подражания. Экопрограммы внедряются и в соседних хозяйствах.

Смертельная угроза нависла над английскими лужайками, газонами и скверами, склонами холмов и пастбищами, и угрожает им ничем не примечательное на вид растение — папоротник-орляк.

Каждый год, как указывает ботаник Джим Тейлор из университетского колледжа Уэльса, папоротник-орляк захватывает новые 126 кв. миль площади английских сельскохозяйственных угодий, и на сегодня заросли этого растения занимают уже 4200 кв. миль английских земель. Папоротник закрывает другим растениям доступ к солнечному свету, он высасывает из почвы влагу и питательные вещества и таким образом медленно и неуклонно захватывает экосистему, тогда как соседствующие с ним растения погибают. Чтобы уничтожить другие растения, папоротник использует «запрещенные методы ведения войны» — отравляющие вещества, которые он выделяет в ходе наступления. Своими ядовитыми химическими соединениями он отпугивает вредных насекомых, причем яд действует и на крупных животных, правда, медленно, но довольно-таки эффективно. Домашний скот, который пасется среди зарослей папоротника-орляка, имеет много шансов получить рак, а разносимые ветром споры растения могут вызвать рак даже у человека. В общем папоротник-орляк очень агрессивное растение. Оно делает все, чтобы уничтожить своих врагов, — разве только не может сорваться с места и погнаться за ними.

Англия — не единственная страна, где папоротник-орляк стал угрозой. Это неприхотливое растение распространено повсюду. Орляк — упорный противник, и, раз начав наступать, он не поддается уничтожению ни огнем (выжиганием), ни мечом (т. е. распахиванием плугом). Единственное, кого он боится, это южноафриканская моль, которая любит поедать это растение. Английские ученые намереваются провести испытание этого насекомого на одном из отдаленных островов Англии, однако английский Комитет зашиты природы категорически против этого, ибо считает, и вполне обоснованно, что один неверный шаг может вызвать новую, не поддающуюся учету угрозу и можно попасть, как говорится, из огня да в полымя.

Если читатель помнит, барон Мюнхгаузен об одном из своих приключений рассказывал, как он, будучи на охоте, встретил красивого оленя, но у барона все пули кончились, и он был вынужден зарядить ружье вишневой косточкой. Выстрелом он ранил зверя в лоб, тот скрылся в лесу, а раздосадованный охотник вернулся ни с чем домой. Потом спустя много-много времени Мюнхгаузен, снова находясь в том же лесу, встретил оленя, у которого меж рогов выросло красивое вишневое дерево.

Все долгое время считали это выдумкой барона, однако сегодня наука подтвердила, что нечто подобное вполне возможно. Так, в Австралии миссис Мэри Бредфорд обратилась к врачу с жалобой, что у нее в горле образовалась какая-то болячка, которая постоянно ей мешает. Обследовав больную, врачи пришли к заключению, что болезнь женщины не медицинского характера… а ботанического. Оказалось, что женщина ела груши и одно из зернышек застряло в горле на пути в желудок и пустило росток.

Еще один подобный же случай отмечен в Южной Африке, где доктора обнаружили, что у одного мальчика в глазу проросла хризантема. Третий случай был в Великобритании, где у женщины в дупле зуба пророс помидор. Так еще раз подтвердилось, что барон Мюнхгаузен был самым правдивым человеком на свете.

Владимир Торгаев
СОЮЗ СОЛНЦА И ВОДЫ

Фотоочерк

Фото автора

Восточная мудрость гласит: «Счастлив тот народ, который имеет землю и воду». Конечно, можно добавить: «…и солнце». Но мы знаем, что ласковые лучи нашего светила бывают и жгучими. Тогда солнце уже не друг, а враг. Его жара иссушила многие земли Средней Азии и превратила некогда цветущие оазисы в пустыни.

Человек давно решил дать воду туда, где много солнца, а его заставить поделиться с людьми своим теплом.

Кто приезжает в города Средней Азии, замечает многочисленные каналы с водой вдоль улиц — арыки. Уже много лет действует главный арык Средней Азии — Каракумский канал. А совсем недавно в Казахстане вода горной реки Чилик стала собираться в высокогорное Бартогайское водохранилище, а из него по Большому алма-атинскому каналу, преодолев 140 км но новому руслу, пришла в Алма-Ату.

Бывая в городах Средней Азии, замечаешь, что на улицах и площадях становится больше зелени. Это всегда радует. А обилие фонтанов на площади Ленина в Ташкенте просто удивляет. Здесь буквально свой микроклимат. Прохладно в любую жару. Каждый день стремятся к свежим шумным струям люди. Вездесущим мальчишкам прохладно бывает только в городских фонтанах. Вода в городе — это чистота и здоровье, а на полях она — урожай. Но вода — это и электроэнергия.

Недалеко от столицы Узбекистана создано Чарвакское водохранилище, вода из которого раскручивает сначала турбины ГЭС, а дальше идет на орошаемые земли.

Попадает она недалеко от Ташкента и на земли колхоза «Ленинский путь». Значительны успехи колхозников в выращивании урожаев, которые в этом хозяйстве год от года все выше. Но не только хлебом единым жив человек. Колхозные руководители давно знают цену человеческому фактору. И дома здесь добротные, и Дом культуры есть. И не какой-нибудь, а под стать Дворцу культуры в городе. Есть у колхозников и своя картинная галерея, которой они очень гордятся и куда с радостью приглашают пусть даже одного гостя.

Безусловно, вода — это величайшее благо, основа жизни. И как горько сознавать, что пользуемся этим благом мы еще далеко не всегда и не везде как следует. Недостаточно продуманные научные предложения и прогнозы, технически несовершенные проекты строительства объектов мелиорации, наконец, нерациональное использование водных ресурсов привели к чрезвычайно тяжелому положению в ряде аридных регионов.

Усилия многих людей — ученых, писателей, общественных деятелей — направлены на поиск оптимальных путей замедления темпов опустынивания и предотвращения негативных последствий близорукой хозяйственной политики. Вода будет союзником человека только при внимательном, бережном к ней отношении. Таким же союзником должно стать и солнце.

Каждый год ученые предлагают новью возможности использования энергии Солнца. Еще совсем недавно специалисты из физико-технического института Узбекской ЛИ СССР рассказывали об идее создания уникальной солнечной печи. А сегодня в поселке Паркент недалеко от Ташкента, на горе, можно увидеть фантастическое сооружение. Печь вступила в строй. Несколько десятков плоских зеркал-гелиостатов направляют «солнечные зайчики» на огромную зеркальную сферическую поверхность, которая фокусирует всю собранную энергию в узкий пучок света, температура в котором почти достигает температуры поверхности Солнца — пяти тысяч градусов. А это значит, что этим лучом можно расплавить любое вещество на Земле. В руках ученых появилась технологическая возможность получать самые чистые сплавы н соединения с заранее заданными свойствами.

Различными путями идут специалисты, постигая тайны энергии нашего светила. Часто говорят: «Все, что окружает нас на Земле, создано Солнцем». Уголь, нефть, газ — это же законсервированная его энергия. Специалисты подсчитали: только за три дня Земля получает от Солнца столько энергии, сколько заключено во всех запасах угля, нефти и в лесах, растущих на планете. И хотя лишь миллиардная доля всей лучистой энергии доходит до поверхности Земли, ученые утверждают, что ее хватило бы на то, чтобы за считанные минуты испарить… 290 куб. км воды.

Ученые из НПО «Солнце» Академии наук Туркменской ССР, расположенного в Ашхабаде, решают сугубо практические задачи использования солнечной энергии. Одна из них — создание автономных овцеводческих гелиокомплексов. По сути, говорят ученые, это не только инженерные сооружения, но и новая форма организации пастбищного животноводства. Всю работу на себя здесь берет Солнце. Его энергия поднимает соленую воду из глубин пустыни, опресняет ее. И что очень важно, с помощью солнечной энергии ученые научились получать корм для скота — хлореллу. Эти микроводоросли содержат большое количество ценных питательных веществ, таких, как белок и аминокислоты.

Выращивают хлореллу туркменские специалисты в созданной ими же установке.

Сейчас в колхозах «Социализм» и «40 лет ТССР» Ашхабадского района, совхозах «Бахарден» и «Третья пятилетка» успешно работают установки, каждая из которых способствует увеличению продуктивности животных на 20–30 %.

В детстве, очевидно, каждый с помощью линзы или вогнутого зеркала собирал солнечную энергию и выжигал на древесине рисунки. Трехметровое зеркало, что увидел я в одной лаборатории НПО «Солнце», в считанные секунды прожигает трехмиллиметровой толщины стальной диск. Это одна из моделей той солнечной печи, о которой мы рассказали выше.

Концентрировать энергию Солнца можно н с помощью специальных линз Френеля. На их основе ученые НПО «Солнце» совместно со специалистами из Чехословакии создали интересную паротурбинную энергоустановку, которая, нагревая солнечными лучами воду и превращая ее в пар, дает 3 кВт электрической мощности. А это очень удобно. Вдали от линий электропередачи каждая такая автономная энергетическая установка обеспечит электроэнергией 3–4 жилых дома.

Много интересных способов применяют специалисты в использовании солнечной энергии. Строители выпускают железобетонные конструкции, металлурги плавят металл, сельские труженики растят лимоны и помидоры зимой в гелиотеплицах. Специалисты гелиотехники в Средней Азии находят все новые направления использования Солнца, особенно в пустынных районах. Как не вспомнить в этой связи слова замечательного советского физика академика А. Ф. Иоффе, сказанные им несколько десятков лет назад: «Солнце* в течение тысячелетий бывшее проклятием пустыни, сделается ее благословением».

И люди все интенсивнее осваивают пустыню. И с помощью солнечной энергии и без нее.

Проектировщики разрабатывают жилые дома для пустынных районов. Разрабатывают планы новых поселков. А изыскатели уже на месте определяют все возможности нового строительства. И как приятно в любую жару выпить пиалу душистого зеленого чая. Пусть даже жара за 40 градусов…

Александр Рыжков
ЗАУРАЛЬЕ

Фотоочерк

Фото автора

Чудесно и неповторимо Зауралье. К востоку от Уральских гор, в, юго-западной части Западно-Сибирской низменности, в бассейне среднего течения Тобола, расположена Курганская область, которая была образована б февраля 1943 г. в основном за счет разукрупнения Челябинской области.

Курганская область входит в состав РСФСР. На севере и северо-западе она граничит со Свердловской областью, на западе и юго-западе — с Челябинской, на юге и юго-востоке — с Казахской ССР, на востоке и северо-востоке — с Тюменской областью.

Поверхность области равнинная. Здесь господствует лесостепь с березово-осиновыми колками. В долинах Тобола и его притоков широкими лентами вдоль рек на многие километры протянулись сосновые боры. Богата область и озерами: пресными и солеными. Здесь их около двух тысяч. Большая часть территории занята сельскохозяйственными угодьями. Это край зернового земледелия, молочного и мясного животноводства, домашней птицы.

Знатный полевод колхоза «Заветы Ленина» Шадринского района Курганской области, почетный академик ВАСХНИЛ, дважды Герой Социалистического Труда Терентий Семенович Мальцев еще в 1949 г. с любовью писал о родном крае: «Несметные богатства таит в себе наша земля. Столетия мелкособственнической эксплуатации не истощили ее могущества. Как ни вытягивали из нее соки бескультурным хозяйничаньем, но она, наша земля, до сих пор сохранила способность давать изумительные урожая пшеницы… А какая сказочная красота и поэтичность нашей природы! Ведь такое счастливое сочетание, где бы тучные массивы черноземов уживались с лесными массивами, трудно найти. Пашни, как вороново крыло, удачно окружаются лесами и перелесками. Они служат прочной защитой почвенной влаге, а следовательно, и урожаев от южных степных суховеев, являются источником топлива и строительных материалов, украшением природы. В лесах в изобилии водятся разные птицы, разные звери, вдосталь растет грибов и ягод. А сколько там весной благоухающих цветов! Какое у нас теплое и приятное лето!»

Областной центр Курганской области — город Курган обязан своим названием Цареву Кургану (ныне раскопанному), который возвышался на левом, обрывистом берегу Тобола.

Ныне особой известностью в стране, да и за рубежом пользуется ордена «Знак Почета» Курганский научно-исследовательский институт экспериментальной и клинической ортопедии и травматологии. Люди его называют «институтом чудес доктора Илизарова». За разработку и внедрение в практику новых методов лечения, вернувших здоровье десяткам тысяч людей, директор института, профессор Г. А. Илизаров удостоен Ленинской премии и звания Герой Социалистического Труда.

Курган является начальным пунктом популярного конного туристского маршрута. Первые три дня туристы на Курганском ипподроме учатся седлать коней и ухаживать за ними, под руководством опытных инструкторов осваивают азы верховой езды. А затем выходят на конную тропу, проложенную по самым живописным местам Зауралья — вдоль речной долины Тобола.

В окрестностях Кургана вообще очень много красивых мест. Не случайно еще в начале XIX в. известный путешественник И. П. Фальк в книге «Записки путешествия», изданной в Санкт-Петербурге в 1824 г., писал: «Мы въезжаем в очаровательные итальянские рощи. Это Курганский уезд».

Но к сожалению, за последние годы сильно оскудела зауральская природа. Поэтому, чтобы оздоровить ее, потребуются значительные усилия организаций, ведомств, и прежде всего Государственного комитета СССР по охране природы.