На службе Мечу

— Начинаем проход, — объявил коммандер Блюменталь, и взгляд Абигайль замер на дисплее оперативной обстановки, размещённом между её местом и пультом главстаршины Вассари.

Несмотря на то, что все посты были заняты по боевому расписанию, сами по себе гразеры не были включены полностью.. пока что. Вместо этого, расчёты “стреляли” из лазерных целеуказателей, к которым обычно были привязаны их орудия. В отличие от гразеров, целеуказателям просто не хватало мощности, чтобы повредить сложные беспилотные зонды, используемые в качестве мишеней, что позволяло запускать их повторно много раз. Однако, беспилотники регистрировали и докладывали количество энергии, дошедшее до цели от каждого из лазеров — в том случае, если вообще происходило попадание — чтобы установить эффективность действий каждого из расчётов.

В отличие от главного дисплея БИЦ или основного дисплея управления огнём в центральном посту, маленькие дисплеи орудийного расчёта не отображали информацию, поступающую с главных радаров. Вместо этого, картинка формировалась местным орудийным лидаром, у которого был значительно более узкий сектор обзора. Ни программное обеспечение, ни качество графики не шли ни в какое сравнение с тем, что было в распоряжении БИЦ или коммандера Блюменталя. Но в этом-то и был смысл упражнения, напомнила себе Абигайль, пристально наблюдая, как вращающийся штопором беспилотник быстро перемещается по правому борту “Стального кулака”.

Хаотичная траектория была сама по себе плоха, но вращение беспилотника вокруг своей оси делало положение ещё хуже. Абигайль изучала данные, появлявшиеся на полях схемы на дисплее, в то время как беспилотник несся мимо них на дистанции пятьдесят тысяч километров, и на её лице появилось невольное сочувствие Григовакису. Его расчёт исхитрился удивительно аккуратно сопровождать дёргающийся, болтающийся беспилотник, но вращение мишени превратило её импеллерный клин в мерцающий щит. Более того, она отметила, что беспилотник вращался не с постоянной скоростью. На дистанции в каких-то пятьдесят тысяч километров времени, чтобы проанализировать его хаотичное вращение, не было и уровень поражения цели Гразером 36 был исчезающе низок. Менее трёх процентов, на самом деле.

— Не очень впечатляет, а, мэм? — вполголоса сказал главстаршина Вассари по их выделенному каналу связи.

— Это из-за вращения. Поворот по оси преграждает путь лазеру. Цель открывается между импульсами, — тихо ответила она.

— Да, мэм, — согласился Вассари, и Абигайль нахмурилась.

Как и любое другое энергетическое вооружение, гразеры “Стального кулака” стреляли серией импульсов, и лазерные целеуказатели для этого упражнения были настроены так, чтобы имитировать обычный темп стрельбы гразера. Частота импульсов была достаточной, чтобы цель размером с корабль не успевала развернуть свой клин достаточно быстро, чтобы избежать серьёзных повреждений. За время, требующееся для переката типичного импеллерного клина, достигающего сотни километров в поперечнике, каждый гразер выдавал достаточное количество импульсов, чтобы гарантировать минимум одно или два попадания — в том случае, если прицел был верен.

Однако, клин беспилотника был менее двух километров в поперечнике, и поэтому почти девяносто процентов импульсов Гразера 36 пришлись на непроницаемые крышу и днище клина. То же самое происходило, когда по мишени работали другие гразеры, но результаты стрельбы 36-й установки выглядели особо неудачными даже на общем фоне. Карл и Шобана справились лучше, но их результаты всё же никоим образом не позволяли им оказаться среди претендентов на приз.

— Скажите мне, главстаршина, — задумчиво произнесла Абигайль, — орудийные компьютеры ведут регистрацию всех проходов?

— Они показывают результаты работы каждой установки, но только данные по своей сохраняются в памяти, мэм, — ответил Вассари. Он повернул голову, внимательно вглядываясь в неё через стекло шлема. — А что?

— Я не про результаты думаю, главстаршина, — сказала Абигайль. — Я имела ввиду, записывают ли компьютеры траекторию мишени при каждом её проходе?

— Так точно, мэм. Записывают, — ответил Вассари, а затем медленно улыбнулся. — Вы подумали о том самом, о чём я подозреваю, что вы подумали, мэм?

— Вероятно, — ответила она с проказливой улыбкой. — А наше программное обеспечение справится с анализом?

— Я думаю справится, — сказал Вассари с выражением человека, который мог бы сейчас задумчиво потирать подбородок.

— “Хорошо, тогда нам следует поскорее это организовать, — сказала Абигайль, кивнув шлёмом на дисплей. — Второй проход для 36-го гразера может начаться в любую минуту.

— Так точно, мэм. Как вы хотите, чтобы я это сделал?

— Я надеюсь, что беспилотник уклоняется по заранее заданной зацикленной программе, а не в результате случайных манёвров. Если это так, то существует начальная точка программы, с которой она повторяется. Будем на это рассчитывать. Если у нас есть такая возможность, давайте пропустим каждый отдельный проход через алгоритм анализа последовательностей и посмотрим, не получится ли установить триггер автоматического распознавания цикла в программу стрельбы.

— Если миз гардемарин позволит, — сказал Вассари с широчайшей улыбкой, — мне нравится, как работает её голова.

— “Скажете мне это, когда у нас всё получится, главстаршина, — ответила Абигайль, а он кивнул и начал набирать команды на своём пульте.

Абигайль откинулась назад и принялась наблюдать, как беспилотник совершает второй из проходов, предназначенных для Гразера 36. На этот раз расчёт Григовакиса справился значительно лучше... но по прежнему остался с очень низкими цифрами. В этом они были не одиноки, и Абигайль хотела бы знать, кто на самом деле придумал придать осевое вращение мишени. Ни один расчёт не был предупреждён, с чем они могут столкнуться, и это не казалось ей типичной для коммандера Блюменталя идеей. Зато выглядело в точности как если бы капитан Оверстейген решил собственноручно усложнить им жизнь. Улыбка Абигайль стала более лукавой при мысли о возможности преодолеть одну из его мелких пакостей.

Беспилотник вернулся на исходную позицию для третьего и последнего прохода для обстрела целеуказателем Гразера 36, и Абигайль повернулась, чтобы взглянуть на шефа Вассари.

— Ну что, получается, главстаршина? — вполголоса спросила она.

— Достаточно неплохо... вроде бы, мэм. У нас есть хорошие записи примерно половины предыдущих проходов. По другой половине, похоже, у нас не было непрерывного захвата цели сенсорами установки, так что данные фрагментарные. Компьютеры подтверждают, что это на самом деле повторяющаяся заранее заданная программа, но нам нужно ещё по крайней мере полдюжины проходов, чтобы обнаружить точку зацикливания. С другой стороны, у нас есть подробный анализ минимум двадцати предыдущих запусков. Если случится повторение одного из них, и у нас будет достаточно хороший захват чтобы это отследить, вроде как должно получиться, мэм”.

— Думаю, нам придется этим удовлетвориться, главстаршина, — сказала она, глядя, как на дисплее появились результаты работы расчёта Григовакиса при последнем запуске мишени. Они были лучшими из трёх, но всё равно не производили особого впечатления. Лучшая эффективность поражения мишени, которую они оказались способны продемонстрировать, составляла менее пятнадцати процентов от максимально возможной. Этого было бы более чем достаточно, чтобы уничтожить такую мелкую цель, как беспилотник, если бы гразер в самом деле стрелял, но по прежнему оставалось совершенно бледным успехом.

— Мы следующие, — отметила она, и Вассари кивнул.

— Тридцать восьмой, приготовится, — сказал голос Блюменталя, как если бы офицер-тактик услышал её. Абигайль нажала тангенту.

— Тридцать восьмой, есть готовность, — формально доложила она.

— Начинаем проход, — сказал ей Блюменталь, и Абигайль задержала дыхание, когда беспилотник в очередной раз ринулся параллельно борту “Стального кулака”.

Лидар Гразера 38 нащупал цель. Беспилотник был мелким и малозаметным, но зато они точно знали, где его искать.

— Есть захват! — доложил оператор наведения.

— Принято, — ответила Абигайль, и повернулась посмотреть на Вассари. Шеф пристально смотрел на дисплей, и когда она взглянула на свой, увидела красный круг целеуказания, наложенный поверх бледной искорки, представляющей беспилотник. Решение стрельбы выглядело неплохо. Однако, хотя энергетическая установка плавно сопровождала цель, удерживая её точно в перекрестье, она не открывала огонь.

Абигайль чувствовала, что остальные члены расчёта смотрят на неё, но сама прилипла взглядом к схеме на дисплее. То решение, что казалось замечательной идеей, когда они с главстаршиной Вассари придумали его, сейчас не внушало ей никакой уверенности. Беспилотник прошёл уже треть своего обычного пути, а лазерный целеуказатель всё ещё не стрелял. Если они ничего не сделают в ближайшие мгновения, им светило завершить проход с нулевым счётом, а ни один другой расчёт не управился с упражнением настолько плохо. Абигайль колебалась на грани того, чтобы отдать приказ Вассари открыть огонь в любом случае, в надежде, что теоретически хоть что-нибудь всё равно должно пробиться к цели, но она поборола искушение, плотно сжав губы. Это или сработает, или нет; она не собиралась менять планы на лету и рисковать потерей всякого шанса на успех. С другой стороны, даже если она...

— Есть! — неожиданно рявкнул Вассари, и лазерный целеуказатель “открыл огонь” по цели ещё до того, как слово полностью сорвалось с его губ.

Абигайль посмотрела на цифровые данные, и на её лице расцвела широкая улыбка, в то время как остальные члены расчёта разразились ликующими воплями и свистом. Компьютеры идентифицировали повторение одного из боле ранних проходов мишени, и программа стрельбы, составленная Вассари, подстроила частоту импульсов орудия к частоте вращения мишени. Это означало, что они не выдавали максимально возможное количество разрушительной энергии, но зато всё, что они выдавали, аккуратно попадало в беспилотник точно в те моменты, когда он был повёрнут открытой стороной клина к кораблю. Показатели дошедшей до цели энергии выстрелили как сумасшедший метеор, и Абигайль захотелось заорать самой, в то время как импульсы целеуказателя систематически долбили цель.

— Шестьдесят два процента! — торжествующе провозгласил Вассари, когда беспилотник ушёл из зоны поражения. — Черт побери, но... — Он прервал себя, потом посмотрел на Абигайль с застенчивым выражением. — Прошу прощения, мэм.

— Главстаршина, — сказала она с улыбкой, — я с Грейсона, а не из монастыря. Я уже слышала это слово.

— Хорошо, в таком случае, — повторил он, — черт побери, но это было здорово!

— Чертовски здорово! — добавила она со смешком, и легонько постучала его по плечу. — Теперь, если только он повторит такую же последовательность манёвров, которую мы зарегистрировали на этом проходе, мы в самом деле надерём кое-кому задницу на следующем.

— Не слабо, Тридцать восьмой! — Тоном осознанной недооценки заметил коммандер Блюменталь. — Впрочем, у вас ещё два захода. Внимание, приготовится ко второму.

— Тридцать восьмой, есть готовность, — откликнулась Абигайль, и беспилотник снова понёсся на них.

— Думаю, все мы должны тебя поздравить, — заявил Арпад Григовакис.

Четвёрка салаг стояла в глубине зала для совещаний, где коммандер Блюменталь и капитан Оверстейген только что завершили разбор сегодняшнего упражнения. Коммандер Ватсон при этом не присутствовала, поскольку стояла на вахте, однако все командиры остальных служб были. К этому времени большинство офицеров уже разошлось по своим делам, однако Оверстейген, Блюменталь и Эббот всё ещё вполголоса совещались и офицер-наставник до сих пор не отпустил гардемаринов. Это оставило их в отлично знакомом состоянии “виден-но-не-слышен”, и Григовакис понизил свой голос в соответствии с ним.

Не то, чтобы снижение тона мешало его голосу звучать совершенно кисло.

— Ещё как должны! — Карл Айтшулер улыбнулся Абигайль и хлопнул её по плечу. В его поведении не было ни следа зависти, а Шобана улыбалась ещё шире Карла.

— Полагаю, что да, — согласилась она. — Семьдесят девять процентов от максимально возможного результата? Я точно не уверена, однако думаю, что по такой цели это вероятно должно быть рекордом!

— Несомненно это так, — признал Григовакис всё ещё полным оскомины тоном. — С другой стороны, какова вероятность того, что такой вариант прицеливания пригодится в реальности? — Он фыркнул. — Семьдесят девять процентов или семь — если бы это было на самом деле, и то и другое уничтожило бы цель подобных размеров.

— Правильно, но я, кажется, не припоминаю, чтобы Тридцать Шестой вообще выдал и семь процентов, — чуть резче произнёс Айтшулер.

— Ну, мы по крайней мере не использовали в своих интересах случайную возможность, которая никогда не представится с реальной целью, не так ли? — парировал Григовакис.

— Ты что, думаешь, что ракеты никогда не используют заранее запрограммированные маневры? — с лёгким презрением фыркнул Айтшулер.

— Кроме того, — произнесла Шобана, сверля взглядом Григовакиса, — одним из того, что, как считается, должен делать внимательный офицер-тактик, является поиск любого преимущества или благоприятного случая, которых он может добиться! Абигайль сделала именно это.

— Я и не говорил, что это не так, — несколько более обороняющимся тоном ответил Григовакис. — Я сказал только, что это не та ситуация, которая может повториться в реальности и что это заставляет меня усомниться, насколько это упражнение отразило наши реальные способности.

— Что ты на самом деле имеешь в виду, — спокойно произнёс Карл, — это то, что ты раздражён, потому что Абигайль и её расчёт надрали всем задницы — в том числе и тебе.

— Ну, да. — Григовакис хихикнул. Смешок должен был получиться страдальческим и раскаивающимся, но Григовакису это совершенно не удалось. — действительно, я не люблю быть вторым, — произнёс он с напускной искренностью. — А семнадцатым ещё меньше. Поэтому, наверное, воспринял это не слишком хорошо. — Он продемонстрировал Абигайль зубы в том, что можно было бы назвать снисходительной усмешкой. — Прошу за это прощения, Абигайль. Но не думай что я не собираюсь отыграться в следующий раз. И, может быть, тогда я буду в положении Чарли-На-Хвосте.

— И что это означает? — ехидно осведомилась Шобана.

— Только то, что, поскольку расчёт Абигайль стрелял последним, никто больше не имел возможности добиться того же результата, используя аналогичный метод, — невинно ответил Григовакис.

— Никто больше не имел такой возможности потому, что никому больше она не пришла в голову, — с отвращением сказал ему Карл.

— Ну, разумеется, они не додумались. Я не хотел сказать ничего другого. Хотя, — он выглядел задумчивым, — если говорить совершенно честно, и Абигайль тоже.

— Что? — Карл умудрился в последний момент приглушить голос так, что старшие офицеры не могли бы его услышать, однако пронзительный взгляд, который он бросил на Григовакиса, более чем компенсировал это.

— Я всего лишь имел в виду, что реальным анализом сама она не занималась, Карл, — произнёс Григовакис страдальческим голосом крайне обиженного и неправильно понятого человека. — Это сделал главстаршина Вассари.

Звучит вполне невинно, подумала Абигайль, однако невысказанный подтекст был вполне ясен. Григовакис подразумевал, не идя до конца и не заявляя этого открыто, что вся идея принадлежала Вассари и что Абигайль лишь воспользовалась ею. Что, как ясно подчёркивали голос и выражение лица Григовакиса, было не больше, чем он мог ожидать от неоварвара вроде неё.

Волна ярости от всего накипевшего из-за ничтожности мелочной провокации прокатилась через Абигайль. Карл и Шобана издали возгласы отвращения, но Григовакис продолжал стоять, улыбаясь Абигайль со всё тем же самодовольным чувством превосходства. Для него не имело значения, что ни Карл, ни Шобана и на мгновение не согласились с ним; он не нуждался в их согласии, когда имел своё собственное. Кроме того, что ещё можно было ожидать от людей с настолько убогим мышлением, что они встали на сторону человека вроде Абигайль против такого, как он?

Абигайль открыла было рот, но затем вместо этого плотно стиснула челюсти и взмолилась Заступнику дать ей силы. Церковь Освобождённого Человечества не славилась тем, что подставляла другую щёку, однако Церковь учила, что критиковать дурака за его глупость было тем же, что и критиковать ветер за то, что он дует. Ни то ни другое не могло помочь и любое из этих занятий являлось пустой тратой сил, которые можно было бы с большей пользой посвятить решению более значимых аспектов Испытания.

Поэтому Абигайль воздержалась от того, чтобы красочно высказать Григовакису всё то, что он достойно заслужил. Вместо этого она мило ему улыбнулась.

— Ты абсолютно прав, — произнесла она. — Я не занималась анализом. Главстаршина Вассари намного лучше меня знаком с возможностями сенсоров и программного обеспечения орудийной установки. Конечно, — она улыбнулась ещё милее, — иногда не нужно лично знать характеристики, чтобы ухватить свой шанс, не так ли? Надо всего лишь быть достаточно внимательным, чтобы увидеть возможность, когда она представится.

Карл и Шобана хихикнули, а Григовакис залился краской, так как ответный выпад попал точно в цель. Он открыл рот, но, прежде чем смог произнести что-либо ещё, позади него кашлянул лейтенант-коммандер Эббот.

Вся четвёрка гардемаринов повернулась к нему, а Григовакис покраснел ещё сильнее, явно задаваясь вопросом, что же успел услышать Эббот, однако офицер-наставник лишь секунду или две смотрел на них.

— Прошу прощения за то, что мы заставили вас так долго ждать, — мягко произнёс он, — я не ожидал что мы с тактиком и капитаном будем заняты так надолго. Мистер Айтшулер и миз Коррами, я бы желал, чтобы вы доложились коммандеру Аткинс. Я полагаю, что она завершила оценку астрогационной задачи, которую дала вам вчера. Миз Хернс, я бы хотел, чтобы вы прошли со мною в мой кабинет. Там к нам присоединится главстаршина Вассари . Коммандер Блюменталь попросил меня сделать критический анализ метода, который вы оба использовали, и ваш вклад будет несомненно полезен.

— Разумеется, сэр, — отозвалась Абигайль.

— Хорошо, — Эббот коротко улыбнулся, затем посмотрел на Григовакиса и махнул рукой в сторону той части зала для совещаний, где всё еще продолжали разговор коммандер Блюменталь и капитан Оверстейген. — Мистер Григовакис, я полагаю, что капитан хотел бы недолго переговорить с вами, пока мы этим занимаемся.

— М-м-м, разумеется, сэр, — после краткого замешательства отозвался Григовакис.

— Когда вы завершите разговор, подойдите, пожалуйста, ко мне в кабинет. Я думаю, миз Хернс, главстаршина Вассари и я всё ещё будем там и мне было бы интересно выслушать ещё и ваше мнение.

— Да, сэр, — невыразительно ответил Григовакис.

— Хорошо. — Эббот снова ему улыбнулся, а затем кивнул Абигайль на дверь.

Беседа капитана Оверстейгена с тактиком длилась ещё четверть часа. Затем коммандер Блюменталь ушёл и Арпад Григовакис остался в зале для совещаний наедине с капитаном “Стального кулака”.

Оверстейген, как казалось, никуда не спешил. Он сидел за столом зала, пролистывая несколько страниц замечаний в своей личной электронной записной книжке, ещё пять или шесть минут до того, как погасил дисплей и посмотрел вокруг.

— А, мистер Григовакис! — произнёс он. — Прошу прощения, я забыл, что попросил вас задержаться. — Капитан улыбнулся и жестом предложил Григовакису занять место за столом.

Гардемарин настороженно занял предложенное кресло. За исключением официальных обедов в капитанском салоне, это был первый случай, когда Оверстейген предложил ему сесть в своём присутствии.

— Вы хотели поговорить со мной, сэр? — почти сразу же сказал он.

— Да, действительно хотел, — согласился с ним Оверстейген и откинулся в кресле. Он пристально вглядывался в гардемарина достаточно долго для того, чтобы Григовакис встревожился, затем склонил голову в сторону и поднял бровь.

— Мистер Григовакис, моё внимание привлекло то, что вы, как кажется, не имеете с миз Хернс того, что можно было бы охарактеризовать как чувство взаимопонимания, — сказал он. — Не затруднились бы вы прокомментировать причины этого?

— Я... — Григовакис сделал паузу и откашлялся, затем слегка улыбнулся беспокойной улыбкой. — Я на самом деле не знаю почему, сэр, — искренне произнёс он. — Несомненно это не потому, что что-то в ней меня задевает. Мы просто не ладим друг с другом. Разумеется, она единственный грейсонец, которого я знаю достаточно хорошо, чтобы думать, что знаком с ним. Может быть отчасти причина в этом, хотя я и знаю, что такого не должно быть. Честно говоря, я в некотором смущении. Я не должен задевать её так, как это делаю, и знаю это. Однако иногда это просто вырывается.

— Ясно. — Оверстейген задумчиво нахмурился. — Я вижу, вы подчеркнули то, что миз Хернс с Грейсона. Означает ли это, что вы предубеждены против грейсонцев, мистер Григовакис?

— Ох, нет, сэр! Я всего лишь нахожу их немного… слишком сфокусированными. Я начал было говорить “ограниченными”, но на самом деле это неправильное определение. Они всего лишь представляются… другими, так или иначе. Словно маршируют в другом ритме, полагаю что так.

— Думаю, это достаточно справедливо, — подумал вслух Оверстейген. — В конце концов, Грейсон действительно сильно отличается от Звёздного Королевства. Тем не менее, мистер Григовакис, я бы заметил вам, что вы обязаны справляться с любым личным… дискомфортом, который можете ощущать в отношении грейсонцев, и в особенности в отношении миз Хернс.

— Да, сэр. Понимаю, сэр. — искренне заявил Григовакис и Оверстейген секунду или две пристально разглядывал его. Затем он улыбнулся и его улыбка не была особо приятна.

— Подумайте, так ли это, мистер Григовакис, — без официальности произнёс Оверстейген. — Я понимаю, что некоторые офицеры — включая часть наиболее старших — как кажется полагают, что грейсонцы не вполне дотягивают до мантикорских стандартов. Я предлагаю вам расстаться с этой идеей, если случилось так, что вы её разделяете. Грейсонцы не просто достигли наших стандартов, это мы во многом, особенно сейчас, не достигаем грейсонских.

Григовакис слегка побледнел. Он открыл было рот, однако Оверстейген ещё не закончил.

— Являясь гардемарином, вы, мистер Григовакис, могли не обратить внимания на то, что Королевский Флот сейчас находится в процессе сокращения. Согласно моему твёрдому мнению это… не является мудрой политикой. Однако, независимо от того, мудра они или нет, грейсонский Флот делает прямо противоположное. И, если вы впадёте в ошибку, полагая, что раз Грейсон со всех точек зрения теократия, то обязан поэтому быть отсталым, невежественным и во всём нам уступающим, то однажды будете чрезвычайно ужасно и грубо избавлены от этих иллюзий.

Помимо этого, вы член экипажа моего корабля, а моей практикой не является допускать преследование одного члена команды другим. Миз Хернс не обращалась с претензиями ко мне или коммандеру Эбботу. Однако это не означает, что мы не знаем о сложившейся ситуации. Это также не означает, что я не знаю о том, что вы имеете склонность говорить с находящимися в вашем подчинении рядовыми с… энергией, ещё не оправданной вашим опытом. Я ожидаю, что обеим этим вашим привычкам с вашей стороны будет положен конец. Понятно?

— Да, сэр! — быстро отозвался Григовакис, борясь с искушением отереть пот со лба.

— Лучше бы это было так, мистер Григовакис, — сказал ему Оверстейген всё тем же неофициальным тоном. — И пока мы говорим об этом, наверное не помешало бы указать вам и на другие реалии. Я знаком с вашей семьёй. В действительности, мы с вашим дядей Коннолом несколько лет назад служили вместе и я считаю его своим другом. Я знаю, что ваша семья очень богата, даже по мантикорским меркам и может проследить свой род до самых ранних мантикорских предков сразу после Чумных Лет.

По сути дела, вы по праву пользуетесь бесспорно прочным и выдающимся положением среди лучших семейств Звёздного Королевства. Однако я полагаю, что с вашей стороны было бы разумно отметить то, что миз Хернс способна проследить свою родословную до первого Землевладельца Оуэнса в прямой последовательности в течении почти тысячи стандартных лет. И, несмотря на то, что она не носит никакого титула — разумеется, за исключением титула “мисс Оуэнс”, который, как я обратил внимание, она никогда не использует — её происхождение даёт ей превосходство над любым титулом Звёздного Королевства ниже герцога.

Григовакис с затруднением сглотнул и Оверстейген вновь холодно ему улыбнулся.

— Напоследок я выскажу вам последнюю мысль насчёт миз Хернс, мистер Григовакис, — произнёс он. — Ваша семья, как я уже сказал, известна своим богатством. Однако её богатство блекнет в сравнении с состоянием семейства Оуэнс. Мы привыкли считать Грейсон бедной планетой и это, несомненно, до некоторой степени оправдано, хотя я думаю, что вы могли бы быть удивлены, если бы изучили реальные цифры и их изменение за последние десять или пятнадцать стандартных лет. Однако Землевладелец Оуэнс является одним из всего лишь восьмидесяти Землевладельцев… и лен Оуэнс был основан всего лишь одиннадцатым. Он существует девять стандартных столетий, почти в два раза дольше, чем всё Звёздное Королевство. Землевладелец Оуэнс богат, влиятелен и не привык примиряться с неучтивым обращением с членами своего семейства. В особенности, с женской его частью. Я был бы крайне поражён, если бы миз Хернс обратилась за его содействием в столь незначительном деле и я сильно подозреваю, что она была бы очень огорчена, обнаружив, что отец когда-либо вмешивался в её дела. Ничто из этого, я полагаю, ничуть бы его не остановило. Аристократы, знаете ли, заботятся о своих.

Григовакис казался обмякшим в своём кресле и Оверстейген вновь дал креслу занять почти вертикальное положение.

— Рекомендую вам обратить внимание на пример древесных котов, мистер Григовакис, — заметил он. — На первый взгляд, древесные коты просто милые пушистые живущие на деревьях создания. Однако они тоже заботятся о своих и ни одна гексапума в здравом рассудке не рискнёт сунуться на их территорию. Я верю, что полезные выводы не пройдут мимо вас.

Он ещё мгновение смотрел в глаза гардемарина, затем кивнул на открытую дверь.

— Вы свободны, мистер Григовакис, — бодро произнёс он.

Приступ головокружения и тошноты был вещью, к которой Абигайль ещё не приспособилась. Честно говоря, он сомневалась, что когда-нибудь к ней привыкнет, однако совершенно не собиралась демонстрировать свой неуместный приступ дискомфорта под взорами более опытных, особенно теперь, когда за ней следило так много этих опытных взоров. И когда Шобана и Карл готовились к намного более… интересному времени, чем она.

Первое пересечение альфа-стены из гиперпространства обратно в обычное являлось аналогом старой морской традиции “пересечения экватора” Старой Земли. Точно также, как пересечение экватора Старой Земли превращало моряка-неофита в настоящего “морского волка”, первый альфа-переход в обычное пространство превращал новообращённого космонавта из “землеройки” в “гиперсобаку”.

Несмотря на участи в полудюжине учебный рейсов в ближнем космосе и внутри системы, ни Карл Айтшулер ни Шобана Коррами до назначения на “Стальной кулак” никогда не покидали систему Мантикоры. Это означало, что они перенесут все традиционные глумления, полагающиеся тем жалким типам, которые ещё не проходили стену. Церемонии, которые включили бы в себя все виды испытаний посвящения (многие из которых были сохранены и переняты с океанов Старой Земли), должны были занять некоторое время и, несмотря на сильные спазмы в собственном желудке, Абигайль скорее испытывала сожаление, что не могла принять личное участие в проведении обрядов.

К счастью, однако, она уже была гиперсобакой и проявила должную предусмотрительность, сохранив в доказательство этого свидетельство о пересечении стены, выданное ей капитаном корабля, который доставил её с Грейсона на Мантикору в первый раз. Также после поступления в Академию Абигайль была в отпуске дома шесть или семь раз, и это означало, что по сравнению с Карлом и Шобаной она набила руку на гиперпереходах. Что, по крайней мере, значило, что она не подвергнется возможности быть вымазанной жиром, подвергнуться бритью всего тела, обязанности съесть или выпить всевозможные отвратительные субстанции или же быть подвергнутой другим обрядам перехода, которым старые представители клуба столь охотно подвергали своих товарищей-новичков.

Однако это также означало, что она и Григовакис, который тоже имел в своём досье несколько коммерческих пересечений стены, были свободны для обычной службы. И пока Карл, Шобана и горстка других землероек из числа рядовых членов экипажа подвергались превращению в гиперсобак, Абигайль обнаружила себя работающей помощником лейтенант-коммандера Аткинс во время выхода “Стального кулака” из гиперпространства почти около самой гиперграницы системы Тиберия. А также напряжённо работающей над демонстрацией столь же пресыщенного отношения к ещё одному пересечению стены.

Конечно, в сидении на посту были свои радости, размышляла Абигайль. Она не могла помогать затолкать раздетую до нижнего белья Шобану головой вперёд в трубу, ведущую в затемнённый и лишённый гравитации отсек, чтобы голыми руками найти и вернуть плавающие там украденные “жемчуга короля Нептуна” (обычно заботливо сбережённые перезрелые помидоры или ещё что-то столь же осклизлое), однако она могла наблюдать захватывающую красоту основного визуального экрана, где паруса Варшавской “Стального кулака” сияли лазурным нимбом энергии перехода. Разумеется, она наблюдала это картину и прежде. Пассажирские лайнеры очень заботились о том, чтобы их пассажиры получали за свои деньги всё возможное и устанавливали в своих главных салонах огромные голодисплеи специально для демонстрации подобных моментов. Но имелась существенная разница между этим и наблюдением той же картины в качестве члена экипажа межзвёздного корабля.

— Переход завершён, сэр, — доложила лейтенант-коммандер Аткинс.

— Очень хорошо, астрогатор. — капитан Оверстейген откинул командирское кресло назад, следя за основным маневровым монитором до тех пор, пока он не обновился, демонстрируя положение “Стального кулака” относительно светила и основных планет системы. Он дал Аткинс несколько мгновений, чтобы подтвердить положение корабля — задача, которую вместе с ней исполнительно повторяла на своём резервном посту Абигайль — затем дал креслу вернуться в вертикальное положение.

— Астрогатор, у вас есть курс на Приют? — спросил он.

— Да, сэр. Переход займёт примерно семь-точка-шесть часов на четырёхстах пятидесяти g.

— Очень хорошо, — ответил Оверстейген. — давайте дадим ход.

Капитан дождался, пока Аткинс не отдала приказания рулевому и “Стальной кулак” не поднял импеллерный клин и не двинулся по новому курсу. Затем он поднялся.

— Коммандер Аткинс, мостик ваш.

— Есть, сэр, мостик мой, — подтвердила Аткинс и Оверстейген повернулся к старпому.

— Коммандер Уотсон, не могли бы вы вместе с миз Хернс пройти в мой салон для совещаний?

Абигайль попыталась не вздрогнуть от неожиданности, однако не смогла удержаться от того, чтобы не вскинуть быстро глаза, и Оверстейген слегка улыбнулся ей. Она ощутила, что краснеет, однако он просто терпеливо стоял и Абигайль торопливо откашлялась.

— Мэм, — обратилась она к Аткинс, — прошу смены.

— Вы сменены, миз Хернс, — с такой же официальностью ответила астрогатор. — Мистер Григовакис, — Аткинс посмотрела мимо Абигайль в ту сторону, где Григовакис работал вместе с командой планшетистов Блюменталя.

— Да, мэм?

— Примите астрогацию, — сказала она Григовакису.

— Есть, мэм. Принимаю астрогацию, — подтвердил он.

Абигайль поднялась из кресла, поскольку Аткинс перешла в кресло в центре капитанского мостика, и Григовакис принял астрогацию. Она почтительно дождалась, пока капитан и старпом не пройдут первыми в люк салона, а затем последовала за ними.

— Закройте люк, миз Хернс, — произнёс Оверстейген и она нажала кнопку. Крышка люка тихо закрылась и капитан взмахом подозвал Абигайль к столу и указал на кресло.

— Присаживайтесь, — сказал он и Абигайль села.

— Я полагаю, что вы по меньшей мере немного интересуетесь тем, почему я попросил вас присоединиться к старпому и мне? — затем произнёс капитан и остановился, приподняв бровь.

— Ну, да, сэр. Немного, — созналась Абигайль.

— Мои основания довольно просты, — сказал ей капитан. — Мы направляемся для установления контакта с Приютом и, как я отметил, когда обосновывал причины, по которым мы вообще направляемся на Тиберию, я ощущаю, что важно сделать это так, чтобы не разозлить их. Помимо этого, я ощущаю, что столь же важно войти в контакт в неугрожающей манере. Поэтому я принял решение, что вы будете командовать нашей высадочной партией.

Его голос был любезен, но Абигайль ощутила, что мгновенно напряглась в ответ.

После своих замечаний во время первого официального обеда, Оверстейген, как казалось, совершенно не обращал внимания на то, что Абигайль была родом с Грейсона. Она была благодарна за это и ещё более благодарна, когда поняла, что капитан должен был… порекомендовать Григовакису задуматься над его поведением. Гардемарин никогда не станет приятным человеком, однако он, по крайней мере, сдал назад в своих маленьких гнусных нападках, которые так любил направлять против своих товарищей. А также значительно сдал в том, что Карл называл личностью “маленького оловянного божка”, в отношениях с попадающими под его начало рядовыми, и Абигайль не сомневалась, что это тоже имело отношение к личной беседе с капитаном.

Она была удивлена вмешательством Оверстейгена, и даже более тем, что он видимо решил вмешаться сам, а не переложить это на лейтенант-коммандера Аткинс или коммандера Уотсон. Но она также была несомненно благодарна. Она никогда не сомневалась в своей способности при необходимости справиться с Григовакисом, но исчезновение — или по крайней мере значительное ослабление — этого источника напряжения в Салажьем Уголке являлось большим облегчением.

Но благодарность, которую она ощущала за вмешательство капитана, не могла погасить вспышку ярости, которую Абигайль почувствовала при теперешнем объявлении. Он мог напуститься на Григовакиса за создание ненужного напряжения между членами экипажа его корабля, но это явно было не потому, что он не соглашался с воззрениями Григовакиса в отношении грейсонцев. В конце концов, кто мог быть лучшим посланником к шайке примитивных, прячущихся от мира религиозных фанатиков, чем другой примитивный религиозный фанатик?

— Капитан, — после кратчайшей задержки произнесла она старательно контролируемым голосом, — я в самом деле ничего не знаю о религиозных верованиях приютцев. Говоря со всем почтением, сэр, я не уверена, что являюсь наилучшим кандидатом для связи с планетой.

— Я думаю, вы недооцениваете свои способности, миз Хернс, — невозмутимо ответил Оверстейген. — Уверяю вас, я очень хорошо обдумал этот вопрос и, по сути дела, наилучший выбором являетесь вы.

— Сэр, — произнесла Абигайль, — я ценю вашу веру в мои способности. — Она сумела улыбнуться даже не стиснув зубы. — И я, разумеется, буду стараться исполнить любые приказы так хорошо, как только смогу. Но я — всего лишь гардемарин. И, возможно, если для связи будет послан такой незначительный офицер как я, они почувствуют себя оскорблёнными?

— Разумеется, такая возможность существует, — признал Оверстейген, явно совершенно не представляя её жгучего негодования. — Я полагаю, однако, что это маловероятно. На самом деле, я бы полагал, что один гардемарин и отделение или около того морпехов будут восприняты как менее угрожающие — и навязчивые — чем мог бы быть воспринят более высокопоставленный офицер. И среди находящихся в моём распоряжении гардемаринов вы, на мой взгляд, являетесь наилучшим выбором.

Абигайль балансировала на грани требования ответа, почему он так полагал, однако прикусила язык и придержала его за зубами. В конце концов, было достаточно понятно, почему он так считал.

— Линда, в соответствии с желанием казаться не более угрожающим или навязчивым, чем совершенно необходимо, — сказал Оверстейген, перенося своё внимание на старпома, — думаю, что лучше будет не выводить “Стальной кулак” на орбиту Приюта. Я желаю, чтобы наш контакт с этими людьми был, по крайней мере первоначально, настолько сдержан, насколько только возможно. Я хотел бы, чтобы вы уделили некоторое время миз Хернс, проинструктировав её, какого рода информацию мы разыскиваем.

— Вашей задачей, — продолжил он, снова переводя взгляд на Абигайль, — будет объяснить, почему мы здесь, и определить отношение Братства Избранных к нашему присутствию. Разумеется, будет желанна любая собранная вами информация, однако я не желаю, чтобы вы слишком уж её добивались. Ваша задача в основном сломать лёд и придать нашему визиту дружественный вид. Считайте себя нашим послом. Если дела пойдут так, как я надеюсь, вы, несомненно, будете участвовать в наших дальнейших контактах с Приютом, но на следующую встречу и беседу мы пошлём кого-нибудь из более старших офицеров.

— Да, сэр, — ответила Абигайль. В конце концов, ничего другого она сказать не могла.

— Линда, — обратился Оверстейген к старпому, — кроме инструктажа миз Хернс, я хочу чтобы вы обдумали, сколько морпехов мы должны послать с нею на планету.

— Ожидаете каких-нибудь неприятностей, сэр? — поинтересовалась коммандер Уотсон и он пожал плечами.

— Я ничего не ожидаю, — ответил Оверстейген, — тем не менее, мы далеко от дома, мы никогда сами не контактировали с Приютом, и я буду ощущать себя намного спокойнее, послав кого-то присматривать за миз Хернс. Конечно, я уверен в её способности позаботиться о себе. — Он коротко улыбнулся Абигайль. — Вместе с тем, никогда не помешает иметь кого-то, кто прикроет вам спину, по крайней мере, пока вы не уверены, что знаете местные зацепки. Кроме того, — капитан улыбнулся шире, — для неё это будет хорошим опытом.

— Да, сэр. Ясно. — с лёгкой улыбкой подтвердила Уотсон.

“Как будто нянька дома, обещающая папе оберегать меня от неприятностей”, — обиженно подумала Абигайль.

— Как только мы высадим её и группу контакта, — продолжал Оверстейген, — я бы желал иметь какую-нибудь достаточно очевидную причину, чтобы увести “Стальной кулак” с орбиты Приюта. Я не желаю привлекать излишнее внимание к тому, насколько старательно мы пытаемся не навязываться им больше необходимого.

— Ну, как вы только что отметили, сэр, мы первый королевский корабль, который посетил Тиберию, — сказала Уотсон. — И всякому известно, насколько навязчиво стремление КФМ обновлять при каждой возможности свои карты. Для нас было бы совершенно логично выполнить обычный исследовательский облёт, не так ли?

— Именно об этом я и думал, — согласился Оверстейген.

— Уверена, мы могли бы набросать послание от вас к планетарному правительству, объясняющее, что мы делаем, сэр, — с улыбкой произнесла Уотсон. — В сущности, формальная причина посещения планеты миз Хёрнс могла бы заключаться в доставке этого сообщения через посланника в качестве жеста уважения.

— Превосходная идея, — сказал Оверстейген. — Я разъясню, что мы вместе с нашими эревонскими союзниками расследуем исчезновение “Звёздного воина”. Это даст миз Хернс повод задавать любые вопросы, какие понадобится. И, если мы готовы потратить время на обследование только для уточнения наших карт, это должно сделать положение достаточно привычным, чтобы помочь задать их так ненавязчиво, как только возможно при нашем присутствии.

Он откинулся в кресле и несколько секунд пристально всматривался в Абигайль, затем пожал плечами.

— Вы можете считать, что я слишком озабочен хождением на цыпочках вокруг чувствительности приютцев, миз Хернс. Конечно, возможно это так. Однако, как любила говорить моя мать, на мёд ловится больше мух, чем на уксус. Нам будет стоить очень и очень недорого избежать затронуть любую чрезмерную чувствительность, которая может найтись у этих людей. И, честно говоря, учитывая то, что они преднамеренно избрали изоляцию в этой системе, я ощущаю, что мы имеем дополнительную обязанность не досаждать им больше, чем вынуждены.

Абигайль сумела не заморгать от неожиданности, хотя это и было тяжело. Оверстейген казался совершенно искренним. Она никак не ожидала от него такого и несомненная чувствительность к отношению и заботам приютцев, казалось, только подчеркивала его нечувствительность к её собственной реакции на то, что её так небрежно забросили в стереотипную нишу в его сознании.

— Во всяком случае, — продолжил Оверстейген оживлённее, — как только старпом проинструктирует вас и подберёт вашу посадочную партию, мы можем высадить вас туда, где вы начнёте обрабатывать этих людей для нас.

— Ох, чёрт... Вы серьёзно? Крейсер? — Хайчэн Рингсторфф уставился на Георга Литгоу, офицера-радарщика и своего заместителя.

— Так это выглядит, —ответил Литгоу. — Мы пока не можем сказать уверенно — всё что у нас есть, это гиперслед и импеллерная сигнатура, но оба признака говорят за то, что это одиночный тяжёлый или линейный крейсер.

— Даже тяжёлый крейсер — уже достаточно плохо, Георг, — кисло сказал Рингсторфф, — Как бы не накликать беду, строя предположения.

— Я только сообщил вам, что говорят сенсорные данные. — Литгоу пожал плечами. — Если этот корабль, чем бы он ни был, направляется к Приюту, — а, похоже, так оно и есть, — наши внутрисистемные разведплатформы должны его нам идентифицировать. Тем временем, что мы будем с этим делать?

Рингсторфф тонко улыбнулся. Литгоу сказал “мы”, хотя на самом деле он имел в виду “Вы”. Что было достаточно честно, поскольку Рингсторфф был тем человеком, кто официально отвечал за бродячий цирк, в который превратилась вся тиберийская операция.

Он откинулся в кресле и раздражённо провёл рукой по своим густым тёмным волосам. Рингсторфф был высок для андерманца, широкоплеч и обладал могучим сложением, и до сих пор сохранял выправку полковника Имперской морской пехоты, которым он когда-то был. Но это было давно, до того, как однажды кое-какие незначительные финансовые неточности в счетах подчинённого ему подразделения привлекли внимание Генеральной ревизии. Принимая во внимание его боевые заслуги и многочисленные награды, ему позволили тихо уйти в отставку, без суда и даже без официального расследования. Однако, его карьера в Империи была закончена раз и навсегда. Тем не менее, что ни делается, всё к лучшему, так как за последние двадцать пять стандартных лет Хайчэн Рингсторфф нашёл куда более прибыльное применение своим талантам.

Во многих отношениях его нынешнее задание должно было стать самым прибыльным из всех, за которые он брался. Что, черт побери, так и должно было быть, принимая во внимание монументальный геморрой, в который это задание определённо начало превращаться!

— Каково расписание у Тайлера и Ламара? — спросил он Литгоу через мгновение.

— Расписание? У этих психов? — фыркнул Литгоу.

— Вы понимаете, о чём я, — раздражённо заметил Рингсторфф.

— Да, наверное понимаю, — отозвался Литгоу. Он достал из кармана электронный блокнот и пощёлкал клавишами, очевидно, освежая в памяти детали, а затем пожал плечами.

— Тайлер должен вернуться примерно в пределах семидесяти двух стандартных часов. Если они с Ламаром оставались вместе, оба прибудут в течении этого периода. Если они разделились, Ламар может отстать от Тайлера на срок до одного полного стандартного дня.

— Чёрт! — выругался Рингсторфф. — Между прочим, причиной выбора этой системы было то, что сюда никто никогда не заходит!

— Во всяком случае в теории, — согласился Литгоу.

— Да. Точно! — сказал Рингсторфф с выражением отвращения на лице и задумался.

— “Отмороженная четвёрка” стала бы куда лучше управляема, если бы мы сказали им, почему мы здесь и почему должны столь тщательно скрываться, — после паузы несколько смущённо отметил Литгоу.

— Это не моё решение, — фыркнул Рингсторфф. Нельзя было сказать, что Литгоу был не прав. Просто “Рабсила Мезы” не имела обыкновения посвящать в свои секреты “капитанов”, которые лишь немногим отличались от обычных силезских громил. Если уж на то пошло, Рингсторфф и Литгоу были единственными членами мезанского экипажа засекреченного корабля снабжения, которые точно знали, зачем они здесь. Временами режим секретности вызывал у Рингсторффа желание придушить кого-нибудь голыми руками, но в конечном счете ему пришлось признать, что в данном случае в секретности было больше смысла, чем обычно.

Если всё пойдёт хорошо с основной операцией “Рабсилы”, капитаны и экипажи четырёх в прошлом соларианских тяжёлых крейсеров, действующих с тщательно замаскированной базы во внешнем астероидном поясе Тиберии, никогда не узнают, зачем они на самом деле здесь находились. Тогда и они сами, и их корабли могли бы впоследствии снова оказаться очень полезны “Рабсиле”. Однако, если бы они понадобились для поддержки нынешней операции, все шансы были за то, что как только они сделают своё дело, Рингсторффу скорее всего будет приказано задействовать тщательно спрятанные на борту их кораблей дистанционно управляемые ядерные заряды самоуничтожения, чтобы гарантировать отсутствие неудобных свидетелей.

Лично Рингсторфф не собирался переживать, если в самом деле получит такой приказ. Вселенная станет более приятным местом без Тайлера, Ламара и их двух коллег. Однако, подорвать корабли было бы расточительством, так что поддержание их экипажей в блаженном неведении — и, таким образом, предотвращение необходимости их ликвидации, — определённо было лучшим вариантом. Однако же...

— Это была лишь мысль, — сказал Литгоу — Возможно, не очень удачная, но всё же мысль.

— Я понимаю, — вздохнул Рингсторфф. —Если уж на то пошло, это, вероятно, сработало бы, если бы штаб-квартира не приказала мне позволить им порезвиться.

— Я думаю, что гении, придумавшие всю эту операцию, понимали, что не стоит даже пытаться удержать “Отмороженную четвёрку” от повторения их прежних выходок, — сказал Литгоу. — И они правы. Надо полагать, больше смысла в попытке побороть энтропию голыми руками!

— Вероятно, вы правы, — согласился Рингсторфф. — Я думаю, в штаб-квартире поначалу могли думать, что возможно удержать их на коротком поводке, но после того, как тот транспорт свалился прямо нам на голову…

Он взмахнул руками с гримасой отвращения.

— Не похоже, что у нас был какой-либо выбор, — присоединился Литгоу.

— Знаю. Знаю! — раздражённо отмахнулся Рингсторфф. — Но и вы знаете не хуже меня, что именно с этого и начался весь этот бардак.

Литгоу кивнул. Изначальный план состоял в том, что корабль снабжения и все четыре переделанных крейсера должны были очень тихо стоять в Тиберии до тех пор, пока не понадобятся где-нибудь ещё. К несчастью, случились серьёзные задержки с другими частями плана, и после четырёх стандартных месяцев сидения в абсолютном безделье, экипажи крейсеров, состоявшие из силезских бандитов, настолько заскучали, что Рингсторфф был вынужден объявить серию манёвров и учений, чтобы дать им поиграться и освоиться с возможностями их кораблей. В конце концов, это было совершенно правильно с точки зрения поддержания боеготовности. Пиратские капитаны и команды, нанятые “Рабсилой” для этой операции, были в восторге от изощренного оснащения их судов. Большинство этого сброда привыкли в лучшем случае иметь дело со старьём, отправляемым Флотом Конфедерации на переплавку. Возможность пересесть с рухляди на технику Солнечной Лиги, выведенную из эксплуатации всего лишь несколько лет назад, была одним из главных мотивов, почему они подписались на сделку с “Рабсилой”.

Рингсторфф никак не мог предположить, что эта лукавая святоша Причарт отправит чертов транспорт, битком набитый колонистами, именно на Тиберию, из всех возможных мест!

Жители Приюта были настолько мало заинтересованы в контактах с остальной Галактикой, что всё их орбитальное хозяйство состояло из единственного примитивного спутника связи, устаревшего, скорее всего, без малого на стандартное столетие. Тиберия была одной из очень немногих населённых систем этого региона, в которых не было развёрнуто ни единой разведывательной платформы какого-либо вида. Если уж на то пошло, жители Приюта с таким энтузиазмом стремились вести подчёркнуто неагрессивный, пасторальный, сельский образ жизни на своём маленьком грязном шарике, что в системе даже не было ни единой платформы по добыче полезных ископаемых из астероидов!

Именно это в первую очередь привлекло внимание “Рабсилы” к Тиберии. Она была ближайшей к настоящей цели звездой, то есть располагалась идеально для поддержки операции, если будет в том нужда, и одновременно могла считаться необитаемой, в смысле способности местных заметить чьё-либо присутствие на дальних границах их системы. Так что было совершенно безопасно разрешить пиратам поупражняться.

За исключением того, что этот идиотский проклятый транспорт выскочил из гиперпространства прямо на них. Даже сенсоры торгового судна не могли не заметить их на такой дистанции, так что Рингсторффу не оставалось другого выбора, кроме как приказать Тайлеру захватить транспорт до того, как тот удерёт обратно в гипер со свидетельством их присутствия.

Уничтожение всех пассажиров и экипажа было неприглядной необходимостью, против которой, однако, возразили силезские наёмники “Рабсилы”. Разумеется, не из привередливости, а по той простой причине, что мёртвые пассажиры не могли быть выкуплены их живыми родственниками. Услуги наёмников хорошо оплачивались, однако никакой уважающий себя пират не стал бы упускать возможность приумножить свой доход, и они отказались подчиниться.

Рингсторфф, скрепя сердце, передал их протесты в штаб-квартиру, и тут какой-то долбанный кабинетный гений выступил с идеей умиротворить пиратов, позволив им самостоятельно избавится от транспорта через их собственные контакты в Силезии. Транспорт в два с небольшим миллиона тонн не мог считаться крупным, но тем не менее тянул на добрый миллион соларианских кредитов, или даже на два, так что счета пиратов здорово пополнились.

Что, к несчастью, заронило в их блестящие умы идею, что нет такой причины, по которой нельзя прибавить к списку ещё пару призов, пока они ожидают задуманного их хозяевами. Тот же самый гений из штаб-квартиры, который разрешил продать транспорт, их новым запросом. Рингсторфф не был уверен, что это было сделано исключительно дабы держать нанятых помощничков счастливыми, или что не имелось какого-нибудь более коварного мотива. Он полагал, что принявший это решение считал, что на случай появления необходимости ликвидировать “Отмороженную четвёрку” и их экипажи после завершения основной операции, было бы удобно, чтобы они засветились как самые обычные, ничем не примечательные пираты. Если подстроить всё правильно, Эревонский Флот, Мантикорский Альянс или даже хевениты могли бы взяться ликвидировать “пиратов” — на благо “Рабсилы”.

Это был тот самый тип теоретически изящного и аккуратного плана, который обожала определённая разновидность кабинетных стратегов. Что до него самого, Рингсторфф не собирался позволить кому-либо постороннему ликвидировать “Отмороженную четвёрку”. Если понадобится, он сделает это сам, до того, как какой-нибудь хотя бы отчасти компетентный тип из флотской разведки заинтересуется, каким таким образом кучка “обыкновенных” силезских пиратов заполучила себе столь мощные и современные корабли.

Однако, пока что он чувствовал себя как человек, жонглирующий ручными гранатами. Он был практически уверен, что “его” капитаны захватили кое-какую добычу, о которой вообще не поставили его в известность. В системе уже пропало достаточно кораблей, чтобы на это начали обращать совершенно нежелательное внимание... вроде того эревонского эсминца, который буквально наткнулся на их корабль снабжения на своём пути из системы. К счастью, эсминец уже сообщил на Приют, что покидает Тиберию, и эревонцы вроде бы полагали, что что бы там с ним ни произошло, произошло не здесь.

— Не предполагаете ли вы, что этот крейсер здесь по той причине, что кто-то из эревонской разведки понял, что их корабль так и не покинул систему? — спросил Литгоу, и Рингсторфф вздохнул, удивляясь, насколько ход мыслей его подчинённого совпадает с его собственным.

— Эта мысль приходила мне в голову, — подтвердил он. — Но если бы у них было хоть какое-нибудь серьёзное свидетельство, что мы прихлопнули их эсминец здесь, они бы не прислали для проверки единственный крейсер. Они бы пришли во всей силе, даже не подозревая о том, насколько серьёзны наши боевые возможности, хотя бы для того, чтобы располагать некоторой тактической гибкостью на тот случай, если мы соберёмся сбежать от них.

— Так вы думаете, что они появились здесь чисто случайно?

— Я так не говорил. На самом деле, я думаю, что они скорее всего пришли сюда в связи с деятельностью “отмороженной четвёрки”. Я готов побиться о заклад, что ублюдки захватывали корабли, о которых даже не позаботились сообщить нам. Если так, эревонцы — или даже хевениты — могли решить подпалить лесок, чтобы выкурить “пиратов” из чащобы. На самом деле, это скорее Хевен, чем Эревон, если подумать. Эревон уже проверил Тиберию; Хевен — нет. Я нахожу больше смысла в том, что хевы будут искать здесь свой пропавший транспорт — в случае, если они уже начали собственное расследование, — чем в том, что Эревон будет заново проверять Тиберию уже в третий раз.

— Хорошая мысль. — согласился Литгоу. — Тем не менее, остаётся проблема, что же нам со всем этим делать.

— Что бы я хотел сделать, так это сорваться отсюда ко всем чертям, и прихватить с собой Маурерсбергера и Моракис. К несчастью, мы не можем. Ну, — он взмахнул рукой — мы можем потихоньку прокрасться подальше за границы системы, не дав тому, кто бы это ни был, нас засечь. Это меня не беспокоит. Но если Тайлер и Ламар вернутся до того, как наш гость покинет систему, сложно ожидать, что он проморгает их гиперслед, не так ли? Если он их заметит, снова всё получится как с тем эревонским эсминцем, и в этом случае я хочу иметь здесь все наличные силы, чтобы разобраться с ним как можно скорее.

— Вы в самом деле думаете, что понадобится вся четвёрка в полном составе, чтобы управиться с единственным крейсером хевов?

— Вероятно нет, но я не хотел бы оставлять ни малейшей лазейки случайностям, которых можно избежать. Давайте говорить прямо, как бы ни были хороши “наши” корабли, квалификация их экипажей несколько под сомнением. Тогда как если корабль в самом деле окажется хевенитским, надо иметь ввиду, что Тейсман с приятелями значительно продвинули подготовку их экипажей за последнюю пару стандартных лет. В таком случае лучше располагать слишком крупными силами, чем слишком малыми.

— … ну, миз Хернс, — сказала коммандер Уотсон, откидываясь в своём кресле и устроив руки на подлокотниках, — есть ли какие-либо вопросы?

— Не думаю, мэм, — ответила Абигайль после мига сомнений. Она считала, что старпом дала чёткие указания. Ей по-прежнему могло не слишком нравиться решение капитана Оверстейгена послать её вниз, на Приют, но она ощущала уверенность, что понимает, какие действия ей следует предпринять по прибытии туда.

Уотсон мгновение пристально смотрела на неё, затем едва заметно вздохнула.

— Вас что-то беспокоит, миз Хернс?

— Беспокоит меня? — повторила Абигайль, затем покачала головой. — Нет, мэм.

— Я не спрашиваю, беспокоит ли вас что-либо касающееся ваших инструкций, — сказала Уотсон. — Но, откровенно, миз Хернс, мне кажется, что-то более основательное вас всё-таки беспокоит. И я бы хотела точно знать, в чём дело, до того как отошлю вас на берег с глаз долой.

Абигайль уставилась на неё, и, прячась за своим внешним спокойствием, подавила панику. “Боже Испытующий, последнее, что мне нужно, так это надуться, как школьница, просто потому, что капитан задел мои чувства! — подумала она. — Мало того, старпом решила расспросить меня об этом!”

Она подумала было развеять опасения коммандера Уотсон, но не собиралась осложнять свои затруднения враньём. Поэтому она глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть в глаза старпому.

— Прошу прощения, мэм, — сказала она — Я бы не хотела показаться слишком чувствительной, но, похоже, так оно и есть. Меня несколько… беспокоит, что капитан даже не рассматривал возможность поручить это дело кому-нибудь другому.

— Ясно. — ответила Уотсон после короткой паузы. — Короче говоря, вы возмущены манерой, в которой капитан выбрал вас для этого поручения, вроде как по причине вашего прежнего социального и религиозного опыта. Это правильная оценка ситуации, миз Хернс?

В холодном голосе старпома не было недовольства, но так же не было и одобрения. Абигайль глубоко вздохнула. Она было начала оправдываться, отрицая, что её что-либо “возмущает”, но это было бы ещё одной ложью. Поэтому, вместо того она кивнула.

— Выглядит мелочным, когда вы описываете ситуацию таким образом, мэм. Возможно, так оно и есть. Я знаю, что было время, после моего прибытия на Остров, когда я определённо была чрезмерно мнительной. Тем не менее, не пытаясь себя оправдывать, я думаю, что капитан сделал определённые предположения обо мне и о моих убеждениях, основываясь на моей религии и имея ввиду, с какой планеты я происхожу. Я так же думаю, что он выбрал меня для этого конкретного поручения по крайней мере отчасти по той причине, что рассудил, что логичной персоной для установления контактов с планетой, полной религиозных ретроградов, будет... ну, другой религиозный ретроград.

— Ясно, — повторила Уотсон тем же самым тоном. Затем она позволила креслу выпрямиться и подалась вперёд, поставив локти на стол и сложив руки.

— Сомневаюсь, что вам было легко в этом признаться, миз Хернс. Уважение вызывает и тот факт, что вы не стали вилять, когда я спросила напрямик. Хоть я и решила задать вопрос, я не вижу никаких свидетельств того, что вы позволяете неким... сомнениям, которые вы испытываете касательно отношения к вам капитана, влиять на качество исполнения вами служебных обязанностей. Тем не менее, я хотела бы указать вам на два момента.

Во-первых, из четырёх гардемаринов на борту корабля, юношей и девушек, капитан выбрал вас. Не просто чтобы установить контакт с “планетой, полных религиозных ретроградов”, а чтобы возглавить отдельную команду вооружённой морской пехоты, устанавливающей от имени Звёздного Королевства самый первый контакт с планетой, полной кого бы там ни было. Вы можете верить, что он сделал этот выбор, потому что для себя отнёс вас к определённому религиозному стереотипу. Есть также некоторая возможность, обращаю на это ваше внимание, что он мог принять такое решение по той причине, что уверен в ваших способностях.

Во-вторых, в то время как я под впечатлением от вашего ума, ваших способностей и степени личной зрелости, которые вы продемонстрировали здесь, на борту “Стального кулака”, вы всё же ещё очень молоды, миз Хернс. Я не хочу читать вам традиционное нравоучение про то, как ваши взгляды изменятся по мере того, как вы станете старше и ваши суждения станут более зрелыми. Однако, имейте в виду следующее. Безусловно возможно, что капитан позволил сформироваться его мнению о вас под влиянием личной позиции или даже предубеждений. Но точно так же возможно, что и ваше собственное мнение о капитане сформировалось под влиянием вашей личной позиции или — возможно — предубеждений.

Абигайль почувствовала, что краснеет, но заставила себя сидеть на своём стуле подчёркнуто прямо, с высоко поднятой головой, непоколебимо выдерживая пристальный взгляд старпома. Уотсон смотрела на неё несколько секунд, затем улыбнулась, с выражением, которое могло бы означать некоторое одобрение.

— Я бы хотела, чтобы вы рассмотрели обе эти возможности, миз Хернс, — сказала она. — Как я уже говорила, я под впечатлением от вашей рассудительности. Я думаю, вы признаете, что в моих словах может найтись разумное зерно.

Уотсон удерживала взгляд гардемарина ещё несколько мгновений, потом кивнула в направлении люка.

— А теперь, миз Хернс, — сказала она с удовольствием, — я думаю, группа высадки дожидается вас во втором ангаре. Можете идти.

Абигайль действительно обдумывала слова старпома, пока бот “Стального кулака” скользнул в атмосферу Приюта и лёг на курс к городу Сиону, крупнейшему поселению на планете. Она постепенно, хоть и неохотно, признавала, что старпом, скорее всего, была права.

Она осталась убеждённой в том, что капитан про себя навесил на неё ярлык выходца из фанатично религиозного, отсталого общества. Она полагала вполне возможным, даже вероятным, что такое мнение о ней предрасположило капитана к тому, чтобы выбрать её для выполнения этого задания. Но сколь бы её ни раздражал его акцент, его маньеризм — или даже щегольской пошив его формы — она должна была признать, что он никогда, ни в какой форме не опускался до язвительных, преднамеренных гадостей, вроде тех, что она слышала от Григовакиса и некоторых других её сокурсников. Также, насколько она могла судить, капитан никогда не позволял своей предвзятости на её счёт как-либо влиять на оценку её работы. Он так же не был человеком, готовым рискнуть провалить задачу, назначив командовать кого-либо кроме того, кто, по его мнению, подходил для этой задачи наилучшим образом.

Даже если его предубеждение могло поначалу склонить его выбрать Абигайль, капитан не был офицером, принимающим окончательные решения без тщательного обдумывания. Коммандер Уотсон также была совершенно права насчёт другого — Абигайль совершенно не приняла во внимание, что её назначение для установления контакта с обитателями Приюта могло в такой же степени отражать веру капитана в её способности, в какой и его предубеждение касательно её родной культуры.

Она поморщилась, поняв, что старпом верно рассудила, что к чему. В чём бы там ни был виноват капитан Оверстейген, она сама определённо была виновата в том, что позволила своим предубеждениям и предрассудкам определить её отношение к капитану. Это было унизительно. Так же это означало, что она недостойно встретила своё Испытание, что было совсем плохо.

Она смотрела в иллюминатор, когда бот пробил слой облачности и в поле зрения появился беспорядочный, растянутый Сион. То, что она не справилась с Испытанием, не обязательно означало её неправоту, но она твёрдо решила, что до того как она решит придерживаться своих исходных выводов, ей всё же следует рассмотреть все свидетельства.

Это, однако, могло подождать до её возвращения на “Стальной кулак”. Сейчас перед ней стояли другие проблемы, и, независимо от причин, по которым капитан поручил ей эту задачу, она была ответственна за её успешное выполнение.

— Пять минут до посадки, миз Хернс — передал ей бортинженер, и она кивнула.

— Спасибо, старшина Палмер.

Она оглянулась через плечо на взводного сержанта Гутиэрреса. Гутиэррес был родом с Сан-Мартина. Немало сан-мартинцев поступили на военную службу в Звёздном Королевстве после аннексии планеты, но Гутиэррес вступил в Мантикорский Королевский Корпус Морской Пехоты задолго до этого. Так же как и генерал Томас Рамирес, Гутиэррес прибыл в Звёздное Королевство ребёнком, когда его родители смогли сбежать с Сан-Мартина во время оккупации планеты Хевеном. В случае Гутиэрресов, они смогли пристроиться “зайцами” на борту соларианского грузовика, который высадил их на планету Мантикора только с тем, что было на них одето. Подобно многим беженцам от тирании, сержант Матео Гутиэррес и его (многочисленные) братья и сёстры были ярыми патриотами, пламенно преданными звёздному государству, принявшему их и давшему им свободу.

Помимо этого, Гутиэррес был никак не меньше двух метров ростом и весил порядка двухсот килограммов, всё это — крепкие кости и мускулы, характерные только для тех, кто был создан и рождён для жизни в повышенной гравитации Сан-Мартина. Когда она стояла рядом с сержантом на палубе ангара, Абигайль чувствовала себя так, будто ей снова было пять лет. Его бывалый, компетентный вид только усиливал впечатление.

Он заставлял её чувствовать себя ребёнком, но в то же самое время его присутствие придавало уверенности, или устрашало — с какой стороны посмотреть. Она была вполне уверена, что миролюбивое Братство Избранных не предпримет попытки прикончить её команду из засады. Однако, после оценки всех возможных неожиданностей, коммандер Уотсон решила послать с ней даже не одно, а два отделения морских пехотинцев. Майор Хилл, командир отряда морпехов “Стального кулака”, выбрал первое и второе отделения взвода сержанта Гутиэрреса. Абигайль ощущала изрядную неловкость от того, что незначительного гардемарина сопровождали и охраняли целых двадцать семь вооружённых до зубов морпехов, но она решила воспринимать это как комплимент. Очевидно, что даже если коммандер Уотсон и решила погладить её против шерсти за угрюмое настроение, старпом всё же хотела получить Абигайль назад в целости и сохранности.

Она потихоньку усмехнулась своим мыслям, затем снова выглянула в иллюминатор, в то время как бот притёрся к “посадочной площадке”. Не ахти какой площадке. На самом деле это была не более чем ровная полоса более-менее утрамбованной земли. Мутная вода от недавнего дождя, покрывавшая её тонким слоем там и здесь, взметнулась брызгами от прикосновения реактивных струй поворотных двигателей бота, и она покачала головой.

Вид с воздуха давал совершенно ясное представление, что “город” Сион на самом деле не что иное, как не особенно большой посёлок, застроенный одно- и двухэтажными домами из дерева и камня. С высоты было видно, что в наиболее старых частях поселения улицы были покрыты керамобетоном, а в остальных — замощёны булыжником или остались просто грунтовыми, как их “посадочная площадка”. Она привыкла к мощёным улицам в исторической части Оуэнс Сити, но уж никак не к грязи, и этот вид, так же как и необустроенная посадочная площадка, подчёркивали, насколько примитивен и беден был Приют на самом деле.

Она глубоко вздохнула, отстегнула ремни и выбралась из своего кресла, в то время как сержант Гутиэррес отдавал распоряжения своим морпехам. По его тихой команде, группа из шести солдат сбежала по трапу и заняла позиции вокруг шаттла. Абигайль слегка нахмурилась. Они определённо не скрывали своей готовности к любому развитию событий. Абигайль начала было что-то говорить по этому поводу Гутиэрресу, но передумала. Коммандер Уотсон не послала бы с ней морпехов, если бы хотела, чтобы они были незаметны.

Трое мужчин вышли из аккуратно покрашенного, крытого соломой каменного коттеджа, который, судя по обилию антенн и спутниковых тарелок на крыше, был коммуникационным центром поселения, а так же “центром управления” того, что тут у них было за аэродром. Она пристально их изучала, настолько незаметно, как только могла, спускаясь вслед за Гутиэрресом по трапу.

Встречающие очень точно подгадали время, так как достигли подножия трапа почти одновременно с ней.

— Меня звать Тобиас — сказал самый старший из тройки бородачей, одетых в коричневые и серые балахоны. В его напряжённых плечах и прямой спине чувствовалась определённая настороженность, но он улыбнулся и склонил голову в приветствии. — Я приветствую вас именем триединого Господа, и согласно Слову Его, я приветствую вас на Приюте и предлагаю вам Мир Его в духе Любви господней.

— Благодарю вас, — серьёзно ответила Абигайль, в то же самое время внутренне содрогнувшись, представив, как кто-нибудь вроде Арпада Григовакиса мог бы ответить на подобное приветствие. — Я гардемарин Хернс, с корабля Её Мантикорского Величества “Стальной кулак”.

— В самом деле? — Тобиас наклонил голову, затем взглянул на сержанта Гутиэрреса и опять вернулся к Абигайль. — Мы не слишком хорошо знакомы с мантикорскими военными здесь, на Приюте, госпожа Хернс. Как независимая маленькая малонаселённая планета, мы — по очевидным причинам, я думаю — проявляем осторожность в отношении нежданных гостей. Особенно, в отношении нежданных военных кораблей. Так что я, когда ваш корабль впервые вызвал нас, для начала порылся в нашей библиотеке насчёт сведений о Звёздном Королевстве Мантикора. Наши записи несколько устарели, однако, как мне кажется, ваша форма не соответствует изображению в файле.

Он выжидающе посмотрел на неё, и она улыбнулась в ответ. “Надо же, какой наблюдательный! Похоже, что капитан был прав насчёт того, насколько осторожны могут быть эти люди”, — признала она и кивнула в ответ на замечание Тобиаса.

— Вы правы, сэр — сказала она, сдержанно указав на свой небесно-голубой китель и тёмно-синие брюки. — В настоящее время я приписана к “Стальному кулаку”, на котором проходит мой гардемаринский рейс, но сама я не с Мантикоры. Я с Грейсона, что в системе Звезды Ельцина. Мы союзники со Звёздным Королевством, и я заканчиваю Королевскую Академию Флота на острове Саганами.

— А, понятно. — пробормотал Тобиас, и кивнул с явным удовлетворением. — Я слышал о Грейсоне — продолжил он, — однако вряд ли могу сказать, что достаточно знаю о вашей родине, госпожа Хернс.

Он посмотрел на неё заинтересованно, и она задалась вопросом, что именно он слышал о Грейсоне. Что бы он там ни слышал, это, похоже, успокоило его, по крайней мере до некоторой степени, и его плечи самую малость расслабились.

— В сообщении вашего капитана говорилось, что вы посетили нас в связи с расследованием возможных актов пиратства, — сказал он спустя мгновение. — Боюсь, мне не совсем понятно как именно, по его мнению, мы можем вам помочь. Мы миролюбивый народ, и — я уверен, это очевидно для вас, — живём своей замкнутой жизнью.

— Мы понимаем это, сэр — уверила его Абигайль, — Мы…

— Пожалуйста, — мягко перебил её Тобиас, — Зовите меня брат Тобиас. Я никому не господин и не начальник.

— Конечно... брат Тобиас, — подтвердила Абигайль. — Как я говорила, мой капитан попросту следует известным перемещениям кораблей, которые, по нашим сведениям, побывали в этом районе и впоследствии пропали. Одним из них был эревонский эсминец “Звёздный воин”, который был отправлен сюда несколько месяцев назад. Другим был транспорт “Пустельга”.

— Ах да, “Пустельга” — с горечью произнёс Тобиас, в то время как он и два его компаньона осенили себя сложным жестом. Затем он встряхнулся.

— Я не знаю, есть ли у нас какие-нибудь сведения, которые будут вам в помощь, госпожа Хернс. Однако, мы охотно поделимся с вами и вашим капитаном тем, что нам известно. Как я уже говорил, мы, Братство Избранных, мирный народ, который отринул путь насилия в любой форме согласно Слову Господа. Однако, кровь наших убиенных братьев и сестёр взывает к нам, как и пролитая кровь любого из детей Божьих. Мы определённо расскажем вам всё, что может помочь предотвратить последующие, столь же ужасные преступления.

— Я за это глубоко признательна, брат Тобиас — сердечно поблагодарила Абигайль.

— В таком случае, позвольте проводить вас в Дом Собраний, где брат Хейнрих и некоторые другие наши Старейшины ожидают разговора с вами.

— Благодарю вас, — сказала Абигайль, и замерла, когда сержант Гутиэррес потянулся к своему коммуникатору.

— Я думаю, что вы можете остаться здесь, сержант, — тихо сказала она, и на этот раз замер Гутиэррес, с рукой на коммуникаторе.

— Со всем должным уважением, мэм, — начал он своим глубоким, рокочущим голосом, но она покачала головой.

— Я не верю, что должна чего-либо опасаться со стороны брата Тобиаса и его людей, сержант, — сказала она более твёрдо.

— Мэм, дело не в этом, — ответил он. — Приказы майора Хилла были совершенно однозначными.

— Мои — тоже, сержант, — возразила ему Абигайль. — Я могу позаботиться о себе, — она сделала правой рукой осторожное, незаметное движение в сторону пульсера, находившегося в кобуре на её правом бедре, — и не думаю, что мне угрожает какая-либо опасность. В то время как эти люди, вероятно, нервничают в присутствии вооружённых людей, а мы здесь гости. Я не вижу смысла обижать их без необходимости.

— Мэм, — он начал снова опасно терпеливым тоном, — Я не думаю, что вы вполне понима…

— Мы сделаем всё по-моему, сержант. — Голос Абигайль был спокоен, но твёрд. Он грозно смотрел на неё, но она спокойно встретила его взгляд и не собиралась отступать. — Обеспечьте безопасность бота, — сказала она ему, — Кроме того, я оставлю мой комм включенным, чтобы вы были в курсе, что происходит.

Он заколебался, очевидно балансируя на краю желания продолжить спор, но затем глубоко вдохнул. Было очевидным, что он невысокого мнения о её приказе, и, она подозревала, также невысокого мнения о рассудительности персоне, этот приказ отдавшей. Если на то пошло, она вовсе не была уверена, что коммандер Уотсон одобрит её решение, когда они вернутся на корабль и Гутиэррес о нём доложит. Но капитан подчёркивал, что они должны уважительно относиться к этим людям и к их вере.

— Так точно, мэм, — сказал он в конце концов.

— Благодарю вас, сержант, — ответила она и повернулась к брату Тобиасу. — После вас, брат.

КЕВ “Стальной кулак” постепенно удалялся от планеты Приют. Особой спешки не было, но капитан Оверстейген решил, что можно и на самом деле обновить карты системы Тиберии. Как и предложила коммандер Уотсон, это предоставило вполне удовлетворительную причину увести “Кулак” от планеты. А раз уж они намерены использовать это предлог, можно заодно и получить кое-какую реальную пользу. Кроме того, это будет полезным упражнением для отделения лейтенанта-коммандера Аткинс.

— Как обстоят дела, Валерия? — спросила коммандер Уотсон, и астрогатор отвлеклась от разговора со старшим сигнальщиком.

— Вообще-то вполне неплохо, — ответила она. — Мы не находим никаких серьезных несоответствий, но достаточно ясно, что те, кто руководили первоначальным исследованием системы, были не очень заинтересованы в том, чтобы расставить все точки над “i”.

— В каком смысле? — спросила Уотсон.

— Как я и сказала, ничего крупного. Но есть мелкие системные тела, которые вообще не занесли в каталог. Например, у Приюта есть вторая луна — по правде говоря, больше похожая на захваченный приблудный кусок камня — которая не отражена. Мелочь, ничего важного или такого, о чем бы стоило волноваться. Но это интересное упражнение, особенно для моих новичков.

— Хорошо, но не слишком зацикливайтесь на нём. Я не думаю, что мы надолго задержимся здесь после того, как заберем миз Хёрнс и её отряд.

— Ясно. — Аткинс на миг оглянулась, затем наклонилась поближе к старшему помощнику. — Это правда, что она оставила своих опекунов на боте? — тихо спросила она с легкой улыбкой.

— Ну-ка, откуда ты об этом знаешь? — отозвалась Уотсон.

— Старшина Палмер по пути на планету делал для меня кое-какие наблюдения, — сказала Аткинс. — Когда он докладывал их результаты старшине Абрамсу, он... должно быть, добавил несколько комментариев.

— Понятно, — фыркнула Уотсон. — Знаешь, слухи на этом корабле, должно быть, передаются по волоконно-оптическим кабелям, учитывая, как быстро они распространяются! — она покачала головой. — Тем не менее, отвечая на твой вопрос — да. Она оставила Гутиэрреса с его людьми на посадочной площадке. И не думаю, что сержант был очень этому рад.

— Он же не думает, что ей на самом деле грозит какая-либо опасность, не так ли? — спросила Аткинс более серьезным тоном.

— На планете, полной не воинственных религиозных типов? — Уотсон снова фыркнула, громче, затем сделала паузу. — Ну, Гутиэррес всё-таки морпех, так что, наверное, должен быть немного менее доверчив, чем мы, флотские. Но на данную минуту я считаю, что его чувства скорее ближе к отвращению. Я думаю, что он счёл ее одной из тех простодушных дамочек, которые думают, что вселенную населяют исключительно добрые, отзывчивые души.

— Абигайль? — Аткинс покачала головой. — Она же с Грейсона, мэм.

— Я это знаю. Ты это знаешь. Черт, даже Гутиэррес это знает! Но он также находится на планете, о которой мы на самом деле ничего не знаем, во всяком случае из первых рук, а его гардемарин только что ускакала общаться с местными в одиночестве. От подобного у морпехов не очень прибавляется веры в её здравомыслие.

— Вы думаете, что это было неверное решение? — с любопытством спросила Аткинс.

— Да нет, на самом деле. Я немного её за это отчитаю, когда она вернется на борт, и намекну, что послала с ней морскую пехоту не просто так. Но я не собираюсь наградить её за это дело черной меткой, потому, что мне кажется, я знаю, почему она так поступила. Кроме того, внизу находится она, а не я, и в целом, полагаю, я достаточно доверяю её рассудительности.

— Что же, — сказала Аткинс, взглянув на дисплей даты и времени на переборке, — она находится внизу уже почти четыре часа. Пока что ничего плохого не произошло, и я надеюсь, что она скоро должна вернуться.

— Вообще-то она прямо сейчас возвращается на бот, — согласилась Уотсон, — и...

— Гиперслед! — Голос рядового из тактическоё секции, чей доклад прервал старпома, казался удивленным, но голос его был четок. — Похоже на два корабля в группе, направление ноль-три-четыре на ноль-один-девять!

Уотсон развернулась к нему, подняв брови, затем быстро вернулась в командное кресло в центре мостика и нажала на кнопку, которая развернула показ тактической ситуации. Она глядела в него до тех пор, пока БИЦ не добавил красный символ, обозначающий неопознанный гиперслед справа по курсу “Кулака” чуть больше чем в шестнадцати световых минутах.

— Ну-ну, — пробормотала она, а затем нажала кнопку коммуникатора в подлокотнике кресла.

— Говорит капитан, — отозвался голос Майкла Оверстейгена.

— Сэр, это старпом, — сообщила она. — У нас неопознанный гиперслед на расстоянии примерно двухсот восьмидесяти восьми миллионов километров. Похоже, что это может быть пара кораблей.

— Вот как? — сказал Оверстейген задумчивым тоном. — Как вы думаете, что может кому-либо понадобиться в такой системе, как Тиберия?

— Сэр, если они не такие благородные, добродетельные и честные как мы, то я предполагаю, что это могут быть старые мерзкие пираты.

— Вот и я так подумал, — сказал Оверстейген, а затем его голос стал резче. — Поднимайте команду по боевой тревоге, Линда. Я скоро буду.

Абигайль откинулась в удобном кресле пассажирского отсека бота, наблюдая за тем, как темное индиго стратосферы Приюта уступает черноте космоса, и размышляя над тем, что узнала от брата Тобиаса и брата Генриха.

“Не очень много”, — решила она. В самом деле, она сомневалась узнала ли хоть одну вещь, которая уже не была включена в анализы РУФ, имевшиеся у капитана. Кроме того, что было довольно очевидно, что капитан оказался прав насчет того, как капитан “Звездного воителя” настроил против себя население Приюта во время своего визита в Тиберию.

Она подумала, что дело не в том, что Тобиас или Генрих сказали, а в том, чего они не сказали. Ей ужасно не хотелось признаваться в этом, но их отношение к “Звездному воителю” и его экипажу было точно таким же, каким оно должно было быть у неких грейсонцев, когда леди Харрингтон впервые посетила Звезду Ельцина. Неверующие чужаки вторглись в их звездную систему, принеся с собой все свои безнадежно мирские заботы и всю свою готовность пролить кровь — и они ненавидели это.

Абигайль казалось вероятным, что как капитан “Звездного воителя”, так и отряд с эревонского крейсера, который появился следом за исчезновением эсминца, взяли совершенно неправильный курс в отношениях с Братством Избранных. Она была уверена, что они не оскорбляли чувства приютцев намеренно, но наверняка излучали тот самый тип желания найти и уничтожить своих врагов, который религия Приюта находила совершенно отвратительным.

И было это или нет правдой в случае “Звездного воителя”, но крейсер, проследовавший за ним в Тиберию явно был в мстительном настроении. Очевидно, члены экипажа, разговаривавшие с братом Генрихом и другими старейшинами были озадачены и как минимум слегка презрительны по отношению к неприятию местными их собственного желания найти и уничтожить тех, кто напал на их эсминец.

Если быть справедливым по отношению к старейшинам Братства, они признавали, что какой бы мирной ни была их религия, но пиратство, жертвами которого, по-видимому, стали несколько тысяч их соверующих, было омерзительным в глазах Бога. Это, однако, не сделало их довольными отношением к делу эревонских посетителей. И не заставило меньше обращать внимания на заветы их религии в отношении неприятия насилия, и их содействие, пусть и искреннее, сопровождалось недовольством.

У самой Абигайль заняло не меньше часа преодолеть это недовольство, и она неохотно заключила, что капитан Оверстейген все-таки выбрал правильного исполнителя для данного задания. Это её невыносимо раздражало. Что, вынужденно признавала она, было недостойно... что, разумеется, вызывало ещё большее раздражение. Её собственные воззрения во многих отношениях очень сильно отличались от тех, что существовали на Приюте. Например, хотя Церковь учила, что насилие никогда не должно быть первым средством, её доктрина закрепляла убеждение, что долгом праведных было использовать любые необходимые инструменты, когда им грозило зло. Как сказал Святой Остин: “Тот, кто не противодействует злу любыми наличными средствами, становится его соучастником”. Церковь Освобождённого Человечества верила в это — наверняка, признала Абигайль, не без помощи угрозы, исходившей всё это время от Масады — и Абигайль обнаружила, что ей очень сложно понять нежелание приютцев взяться за меч. Или одобрить его. Но, по крайней мере, она понимала основу и глубину их веры, и это значило, что она, несомненно, была лучшим выбором на роль эмиссара “Стального кулака”, чем любой из остальных, безнадежно светских гардемаринов.

Вот если бы ещё высадка обнаружила хоть какую-нибудь важную информацию, которая привела бы их к пиратам! К сожалению, при всем желании старшин оказать помощь, в конце концов они не смогли поведать ей что-нибудь, что показалось бы ей существенным. Она записала всю их беседу, и капитан мог бы найти в записи что-то, что она пропустила, но она сомневалась в этом. Что значило...

— Прошу прощения, миз Хёрнс.

Абигайль подняла голову, вырванная из своих мыслей голосом старшины Палмера.

— Да, старшина? В чем дело?

— Мэм, капитан на связи. Он желает поговорить с вами.

— Ох, проклятье! — буркнул Хайчэн Рингсторфф с глубоким отвращением. — Скажи, что это неправда, Джордж!

— Если бы. — Если это было возможно, голос Литгоу был исполнен ещё большего отвращения, чем у его начальника. — Но есть подтверждение. Это таки Тайлер и Ламар. А наш любопытный приятель не мог бы прозевать их следы, даже если бы пытался.

— Черт, — Рингсторфф влез обратно в кресло и уставился на экран коммуникатора. Не то, чтобы он разозлился на Литгоу. Затем он вздохнул и покачал головой, смирившись.

— Что ж, поэтому мы и держали Маурерсбергера и Моракис на боевом посту. Эревонец уже вызвал Тайлера и Ламара?

— Нет, — скривился Литгоу. — Он поменял курс прямо по направлению к ним, но ещё не сказал ни слова.

— Уверен, что это не будет так и оставаться, — мрачно заметил Рингсторфф. — Не то, чтобы это имело большое значение. Мы не можем позволить ему уйти домой и рассказать о нас остальному флоту.

— Я знаю, что таков план, — немного осторожно сказал Литгоу, — но действительно ли это наилучшая идея?

Рингсторфф нахмурился, и Литгоу пожал плечами.

— Как и вы, я считаю, что даже “Отмороженная Четверка” сможет вынести один эревонский крейсер. Но после того, как мы это сделаем, разве мы все не останемся в дерьме? Они явно послали этого парня, чтобы отследить их эсминец, так что если мы грохнем его в Тиберии, они определённо нагрянут в систему — вероятно, в течение несколько недель — что в любом случае сделает невозможным нашу работу здесь. В данный момент мы всё еще можем избежать столкновения, если хотим. Так почему бы просто не уйти, если нам всё равно придется переместить базу операций, чтобы не случилось?

— Скорее всего — нет, точно — ты прав, что нам придется искать другое место для стоянки, — согласился Рингсторфф. — Но действующий стандартный порядок действий был определён в наших первоначальных приказах. Сейчас, заметь, я абсолютно готов послать куда подальше того, кто написал это приказ, подвернись такая возможность, но в данном случае, я думаю, он был прав. Если мы грохнем эту птичку, у эревонцев не будет о нас абсолютно никакой информации. Они будут знать только, что потеряли эсминец и крейсер после проведения расследования в этой системе. Они не могут не сообразить, что потеряли их именно в этой системе, но если никто не выживет и мы испарим обломки крейсера ядерным фугасом, как мы сделали с эсминцем, они никак не смогут точно подтвердить это. И чтобы они ни подозревали, у них не будет никакого способа догадаться, чем мы угробили их корабли. Если мы позволим этому кораблю уйти, они будут знать, что у нас по меньшей мере две боевых единицы, и у них скорее всего будут достаточно хорошие свидетельства того, что те две, о которых они знают, класса тяжелого крейсера.

— Я понимаю. Но прежде всего они должны вычислить, что у нас у нас как минимум именно столько огневой мощи, неважно на борту какого корабля она находится, чтобы уничтожить два их корабля, — заметил Литгоу.

— Вероятно, — кивнул Рингсторфф. — С другой стороны, они не смогут быть уверены в том, что мы каким-то образом не сумели устроить засаду на их крейсер с несколькими меньшими кораблями. Но, честно говоря, я согласен заняться этим приятелем главным образом потому, что Отморозкам требуется опыт.

Брови Литгоу поднялись, и Рингсторфф пожал плечами.

— Я никогда не был счастлив от того, что по основному плану мы должны были полностью затаиться — пока главный штаб не разрешил наши... периферийные операции, конечно — но затем быть готовыми по мановению палочки предоставить четыре тяжелых крейсеры, готовых, если понадобится, сразиться с легкими эревонскими или хевенитскими силами. Ты правда считаешь, что эти козлы будут готовы сравниться с настоящими боевыми кораблями в ситуации хотя бы отдаленно напоминающей равные шансы, с железом солли или без него?

— Ну...

— Вот именно. Маурерсбергер и Тайлер чуть было не описались, когда им надо было напасть на одинокий эсминец! Давай посмотрим правде в глазе, они могут быть лучшими в своем ремесле, когда дело доходит до избиения пассажирских лайнеров и невооруженных торговцев, но это в корне отличается от сражения с нормальным боевым кораблем. Так что мне кажется, что этот надоедливый крейсер представляет собой не только громаднейший геморрой, но еще и удобный случай. Мы должны вынести его достаточно легко, учитывая разницу в силах. Если сможем, отлично. Это лишит другую сторону возможного источника информации, и одновременно предоставит нашим “доблестным капитанам” сколько-то боевого опыта и победу, которая должна поднять их мораль, если на главную операцию когда-нибудь дадут добро. А если мы не сможем справиться с одним эревонским тяжелым крейсером, то, черт возьми, лучше узнать об этом сейчас, чем тогда, когда вся операция может зависеть от нашей способности сделать то же самое.

— Это верно, — согласился Литгоу после минутного размышления.

— Да уж, черт возьми, — сказал Рингсторфф и весело фыркнул. — Наверное, я также должен заметить, что независимо от того, что произойдет с “Отмороженной Четверкой”, с нами всё должно быть в полном порядке. В конце концов, мы всего лишь невооруженное судно снабжения. Даже Моракис не может ожидать, что мы войдем в зону ракетного обстрела вражеского судна, чтобы оказать поддержку. Так что если с крейсерами случится что-нибудь нехорошее, мы просто тихо ускользнем в режиме маскировки. И сообщим тому идиоту дома, на Мезе, который всё это придумал, что его распрекрасные силезские пираты облажались, когда нужно было действовать.

— В штаб-квартире будут не очень довольны вами, если такое случится, — предупредил Литгоу.

— Они были бы ещё менее довольны, если бы мы пустили этих идиотов в дело во время главной операции, и они облажались бы тогда, — ответил Рингсторфф. — А если они лажанутся сейчас, я гарантирую, что это будет центральным пунктом моего доклада!

— А что с их ботом? Согласно данных разведплатформ, он только что покинул атмосферу и направляется к ним, но не сможет догнать их до того, как начнется сражение. Так что мы сделаем с ним после того? Кроме того, что делать с Приютом?

— Гм, — Рингсторфф нахмурился. — От бота нужно избавиться, — сказал он. — Мы должны предполагать, что капитан крейсера уже передал свои намерения и по крайней мере какую-то общую информацию команде бота. Однако я не знаю, что насчет остального Приюта.

Несколько секунд он легонько барабанил пальцами обеих рук по краю стола.

— Я бы предпочел просто не трогать их, — наконец заявил он. — У них нет собственной наблюдательной сети, так что единственная информация, которую они могли бы получить, должна была бы прийти с передачами крейсера. Однако я сомневаюсь, что обычный флотский капитан захотел бы подставить их под огонь, если без этого можно обойтись, так что, возможно, он вообще ничего им не передавал. Конечно, самым безопасным решением было бы вынести и их тоже. В конце концов, там, внизу, вряд ли достаточно людей для того, чтобы солли возмутились из-за Эриданского Эдикта! Но это разозлит Причарт — она уже достаточно возмущена тем, что случилось с её транспортом — и не забывайте, что она была долбанной апрелисткой до переворота Пьера. Она не станет возражать, сколько бы яиц не надо было разбить, чтобы разрешить подобную проблему, и может стать паршиво, если мы сделаем что-то, что убедит её правительство начать активное сотрудничество с эревонцами.

Он поразмышлял ещё несколько секунд и пожал плечами.

— Придется разбираться по ходу дела, — решил он. — Если мы сможем прибить бот и его экипаж, это самое главное. Если будет похоже, что противник всё-таки связался с Приютом, Сион мы тоже вынесем. Мы знаем, что их планетарная связь — отстой, так что если мы уничтожим их главный наземный узел связи, мы также уничтожим любую информацию в нем. Черт побери, нам наверняка удастся без последствий послать пару атакующих шаттлов для того, чтобы грохнуть только их будку связи! — он внезапно рассмеялся. — Мало того, если мы сделаем именно так, мы можем даже получить очки за “гуманитарную сдержанность”! — Тут он посерьезнел. — Но если окажется похоже, что информация выбралась за пределы Сиона, тогда мы сделаем все, что потребуется сделать.

— … итак я, в теперешнем положении, желаю, чтобы вы вернулись на Приют. Мы вернёмся, чтобы подобрать вас и ваших людей после того, как исследуем этот контакт.

Абигайль смотрела на лицо капитана Оверстейгена на маленьком экране коммуникатора. Капитан казался спокойным и уверенным, несмотря на то, что БИЦ [боевой информационный центр] подтвердил, что обе приближающиеся импеллерные сигнатуры принадлежали кораблям размерами по меньшей мере с тяжёлый крейсер. Это было много для пиратского корабля, но слишком мало, чтобы быть каким-либо торговым судном. Несомненно, никакой пират не мог тягаться в уровне техники и выучки с кораблём КФМ. Но всё же…

— Понятно, сэр, — ответила ему Абигайль и выждала задержку связи на скорости света, пока Оверстейген не кивнул удовлетворённо.

— Будьте внимательны, — произнёс он. — В настоящий момент похоже, что перед нами просто пара кораблей. И всё ещё возможно, что мы направляемся для того, чтобы узнать, что это, как и мы, боевые корабли регулярного флота, находящиеся здесь на законных основаниях. Но кто бы они ни были, они держат курс вдоль внешней границы гиперпредела. Это… достаточно необычно, чтобы вызвать у меня подозрения, однако в то же самое время означает, что они не пытаются немедленно от нас скрыться. Так что если они окажутся пиратами, то это весьма отчаянные типы. Или же они пытаются скрыть что-то настолько для них важное, чтобы попытаться справиться с тяжёлым крейсером. И если так, то они не задумаются уничтожить после этого ещё и бот. Действуйте по вашему усмотрению… и постарайтесь не впутывать в это приютцев. Оверстейген, конец связи.

Экран погас. Абигайль мгновение сидела уставившись в него, затем встрепенулась, поднялась и выбралась из тесного закутка бортинженера в кабину экипажа.

— Старшина, вы слышали? — поинтересовалась она у пилота.

— Так точно, мэм, — отозвалась старшина первой статьи Хоскинс и указала на свой навигационный дисплей, настроенный на отображение всей системы. Дисплей был слишком мал, чтобы на такой масштабной картине отобразить много деталей, но более чем достаточен, чтобы показать отмеченный дружественной зеленью символ “Стального кулака”, быстро ускоряющийся вдаль от бота по направлению к двум незнакомцам. — Похоже, что мы остались в одиночестве, мэм, — заметила она.

— Полагаю, если это плохие парни, то мне больше жаль их, кто бы они ни были, чем капитана, — заметила Абигайль и осознала, что не просто делает уверенный вид, чтобы поддержать Хоскинс. — Тем временем, я полагаю, нам следует выполнить отданное нам приказание. Давайте разворачиваться, старшина.

— Есть, мэм. Я должна опуститься в Сионе или просто выйти на орбиту планеты?

— Полагаю, что бы ни произошло, мы будем держаться подальше от Сиона, — медленно произнесла Абигайль. — Пока что рассчитывайте вывести нас на орбиту, когда мы доберёмся до планеты. Если придётся, мы всегда можем поступить по-другому.

— Есть, мэм, — отозвалась Хоскинс и Абигайль кивнула и повернулась, чтобы вернуться обратно в пассажирский салон.

Сержант Гутиэррес настороженно поднял глаза и она вновь уселась в своё кресло через проход от морпеха.

— “Стальной кулак” обнаружил пару неопознанных гиперследов, — сообщила она ему. — В настоящий момент он идёт их изучать.

— Понимаю, мэм, — Гутиэррес бесстрастно смотрел на Абигайль, — А что, позвольте поинтересоваться, насчёт нас?

— Капитан желает, чтобы мы направились обратно к Приюту. Мы не можем развивать такое ускорение как “Стальной кулак”, и он не хочет задерживаться, чтобы нас подобрать.

— Понимаю, — повторил Гутиэррес.

— Он не желает, чтобы мы впутали приютцев, если произойдёт нечто… неожиданное.

— Мы имеем какие-либо основания ожидать, что что-нибудь произойдёт, мэм?

— Я не знаю, сержант, — ответила Абигайль. — С другой стороны, их двое. Насколько мы знаем, — добавила она и Гутиэррес на мгновение взглянул на неё.

— Вы в самом деле думаете, что где-то там может прятаться ещё кто-то, мэм? — Голос сержанта был достаточно почтителен, однако это не мешало ему звучать слегка недоверчиво.

— Я думаю, что, насколько нам известно, Альянс располагает наилучшими сенсорными технологиями во всём космосе, сержант, — заметила ему Абигайль, сохраняя спокойствие в голосе. — Я также думаю, что звёздная система представляет собой очень большой объём очень пустого пространства, а мы не располагаем развёрнутой системой наблюдения за всей системой. Так что, хотя я не обязательно полагаю, что в округе может быть ещё кто-нибудь из них, я также не думаю, что это невероятно. Именно поэтому я хотела бы быть готовой к такой возможности.

— Да, мэм.

Абигайль было очевидно, что Гутиэррес просто подшучивал над ней, с каким бы почтением от это ни проделывал. Очевидно, он считал, что гардемарин, которая без колебаний отослала своих морпехов-телохранителей, отправляясь в сердце незнакомого поселения, а затем забеспокоилась насчёт невидимых чудищ, заманивающих в засаду королевский корабль, имела некоторые проблемы с рациональным определением уровней опасности. Не то, конечно, чтобы он хотя бы подумал это высказать.

— Какие приготовления вы имели в виду, мэм? — после краткой паузы осведомился он.

— Ну, — полным задумчивости серьёзным голосом произнесла Абигайль, внезапно ощутив присутствие беса противоречия, — как я уже сказала, капитан не желает, чтобы мы вовлекали приютцев. Так что, как мне кажется, возвращение в Сион отпадает. На самом деле, для нас наверное будет лучше держаться как можно дальше от любого из поселений на Приюте. В конченом итоге, если в системе есть ещё пираты, они могут принять решение послать один из кораблей ещё и за нами.

Гутиэррес не произнёс ни слова, однако Абигайль еле удержалась от смешка при виде выражения на его лице. Несомненно, он всё больше убеждался в том, что гардемарин, которая досталась ему в нагрузку, была ненормальной. Теперь вот она думала, что пираты, которым противостоит тяжёлый крейсер Королевского Флота Мантикоры, станут сильно беспокоиться тем, чтобы настигнуть один бот? “Наверное всё, что он мог сделать, это не покачать недоверчиво головой”, — подумала Абигайль, однако удержала совершенно серьёзное выражение лица.

— Старшина Хоскинс очень хороша как пилот, — продолжила она, — однако бот в космосе никак не может уклониться от боевого корабля. Так что если кто-то действительно погонится за нами, я хочу, чтобы она посадила нас куда-нибудь на обратной стороне планеты лучше всего подальше от ближайшего поселения приютцев. Конечно, если пираты следят за нами, они смогут найти бот без большого труда, невзирая на всё, что мы сможем сделать, чтобы его спрятать. Так что, в подобном наихудшем случае, мы должны будем оставить бот и постараться спрятаться от любых преследователей на поверхности планеты до тех пор, пока “Стальной кулак” не вернётся, чтобы подобрать нас.

Глаза Гутиэрреса к этому времени почти вылезли на лоб и Абигайль со становящимся серьёзным выражением лица улыбнулась ему.

— Имея это в виду, сержант, — сказала она Гутиэрресу, — я полагаю, было бы неплохо, если бы вы осмотрели все имеющиеся на борту аварийные средства. Решите, что будет нам полезно, и упакуйте это в тюки, которые сможет переносить человек, на случай, если нам действительно придётся оставить бот.

Гутиэррес балансировал на грани протеста, однако он был морпехом. Он не мог заставить себя сказать Абигайль, что она сошла с ума, поэтому проглотил всё множество пришедших ему в голову доводов и просто кивнул.

— Есть мэм. Я… позабочусь об этом.

— Знаете, капитан, — задумчиво произнёс коммандер Блюменталь, — эти парни, похоже, имеют по-настоящему хорошие средства РЭБ [радиоэлектронной борьбы].

— Что вы имеете в виду, канонир? — поинтересовался Оверстейген, разворачивая командирское кресло так, чтобы смотреть в сторону Блюменталя.

— Пока что это больше ощущение, чем что-то ещё, — медленно сказал Блюменталь. — Но я получаю засечку их эмиссионной сигнатуры с намного большими затруднениями, чем следовало бы. — Он показал на свой дисплей. — Разведывательные платформы находятся меньше чем в двух миллионах километров от них и всё еще не собирают столько информации, сколько должны. Если бы они всё ещё шли в режиме маскировки, то это было бы другое дело, но это не так. Вместо этого они, кажется, ставят какие-то активные помехи пассивным сенсорам наших платформ. До сих пор я не видел ничего подобного.

Оверстейген задумчиво нахмурился. Вероятность того, что прибывшие могли иметь законный повод для посещения Тиберии, становилась всё менее и менее реальной. Без аппаратуры сверхсветовой связи КФМ, любая двухсторонняя связь на таком расстоянии сталкивалась с неизбежной задержкой из-за ограниченности скорости света чуть больше чем в тридцать две минуты. Однако это время недавно истекло и то, что чужаки полностью проигнорировали все запросы и вызовы на связь “Стального кулака”, несомненно являлось скверным признаком. К сожалению, ни действующие боевые инструкции КФМ ни международное законодательство не давали Оверстейгену права атаковать кого-то первым лишь за то, что тот отказался с ним разговаривать.

При обычных обстоятельствах Оверстейген не возражал бы особо против данного ограничения. В данном же случае, однако, с этим вопросом имелась большая проблема. Хотя “Стальной кулак” являлся всего лишь тяжёлым крейсером, не имеющим погребов или пусковых установок для использования полноценных многодвигательных ракет, давших Мантикорскому Альянсу решающее преимущество над Народным Флотом в ходе последнего периода войны, ракеты, которые он нёс, были намного дальнобойнее, чем те, которые вероятно мог нести любой другой корабль размеров крейсера. Но чужаки уже находились в пределах его теоретической досягаемости при пуске на максимальную дистанцию и продолжали сближаться. При теперешней скорости сближения он войдёт в зону их досягаемости меньше чем через двенадцать минут.

Это означало, что сейчас было не лучшее время чтобы обнаружить, что чужаки, кто бы они ни были, располагали лучшей техникой, чем должны были бы.

— У нас до сих пор нет даже национального кода опознания, сэр, — продолжил тактик, — и меня это не радует.

— Не может такого быть, что мы просто не видели кораблей этого класса прежде? — слова Оверстейгена больше походили на размышления вслух, а не на конкретный вопрос, однако Блюменталь всё равно ответил.

— Определённо нет. Я перепроверил всё, что мы о них узнали, по всем записям баз данных. Кто бы они ни были, мы их не знаем. По крайней мере, основываясь на данных об излучениях, которые мы смогли собрать к настоящему моменту, даже с использованием платформ “Призрачного Всадника”. Это меня и беспокоит. Мы должны быть в состоянии найти хоть что-то, что поможет их опознать, но не можем.

Оверстейген кивнул. Беспилотные разведывательные платформы дальнего радиуса действия КФМ, оснащённые аппаратурой передачи данных в реальном масштабе времени, давали ему огромное тактическое преимущество. Несомненно, сейчас Блюменталь видел чужаков намного лучше, чем они вероятно могли видеть “Стальной кулак”. Но если “Стальной кулак” не мог опознать то, что он видел, то от этого было не много толка.

— Вы можете подвести одну из платформ для визуального опознания? — поинтересовался Оверстейген, прикинув разные варианты.

— Полагаю, что да, сэр. Но на это потребуется время. И это будет взгляд прямиком в глотку, а на таком расстоянии даже хевы скорее всего смогут достать платформу, будь она замаскирована или нет.

— В любом случае сделайте это, — решился Оверстейген.

— Знаете, — заявил Рингсторфф, — не думаю, что за последние десять стандартных лет у меня была настолько испоганенная операция. Манти. Проклятые манти!

Он хмуро опустил глаза на дисплей. Информация на дисплее запаздывала больше чем на девятнадцать минут, учитывая расстояние между судном снабжения и крейсером, который они на основании излучений, обнаруженных сенсорами их замаскированных внутрисистемных платформ, идентифицировали как “эревонский”. Однако они упустили из вида, что эревонцы не являлись единственными обладателями техники Мантикорского Альянса, и ретранслированный запрос, который КЕВ “Стальной кулак” направил Тайлеру, не оставил сомнений в его национальной принадлежности. Мрачность Рингсторффа усиливалась по мере того, как он изучал данные, однако Литгоу, в свою очередь, только пожал плечами.

— Вы не имели никакой возможности это узнать до тех пор, пока они не сделали Тайлеру запрос, — произнёс он. — Кто сейчас мог рассчитывать увидеть одиночный крейсер манти так далеко от дома? — Он поморщился. — Они постоянно сворачиваются с тех самых пор, когда Сен-Жюст подловил их на это перемирие.

— Ну, сворачиваются они или нет, но они здесь, — проворчал Рингсторфф.

— Тем не менее, в действительности это ничего не изменило, не так ли? — поинтересовался Литгоу и Рингсторфф взглянул на него. — Я имею в виду, что они явно работают вместе с эревонцами, иначе бы их тут не было. В таком случае, все доводы в пользу того, чтобы не позволить им передать любую информацию о нас, всё ещё действуют, так ведь?

— Уверен что так, но вы, также как и я, слышали голос Тайлера. Он до смерти перетрусил от одной только мысли о том, чтобы скрестить мечи с манти!

— Ну и что? — Литгоу злобно рассмеялся. Он уже в пределах досягаемости их ракет, так что в любом случае у него нет никакого выбора, сражаться или нет. И, что бы там ни думали хевы, я не считаю манти суперменами. У наших отморозков современные ракеты и средства РЭБ Лиги, и их четверо. О присутствии двух из которых манти даже не подозревают!

— Знаю, — Рингсторфф глубоко вздохнул и кивнул, однако, несмотря на это, он испытывал намного большее беспокойство о исходе дела, чем Литгоу. В отличие от Рингсторффа Литгоу был гражданином Лиги, нанятым на работу начальством Рингсторффа. Это было его первым визитом в регион, всё ещё носящий в Лиге название Сектор Хевена, и для Рингсторффа уже стало ясно, что Литгоу возмущало огромное уважение — можно сказать почти ужас — которое мантикорское техническое превосходство породило в головах местных обитателей.

Отчасти это было просто потому, что Литгоу не было здесь в те времена, когда Восьмой Флот разносил в щепы любой вставший на его пути флот или оперативное соединение хевов. Но ещё в большей степени — Рингсторфф был в этом убеждён — дело было в непоколебимой вере в собственное недостижимое технологическое превосходство, которое казалось частью умственного багажа любого солли, с которым он когда-либо работал.

Тем не менее, сказал он себе, всё-таки возможно, что мнение Литгоу было по меньшей мере столь же точно, как и его собственное. В конце концов, Рингсторфф был андерманцем, а андерманцы, — как и их соседи в Силезской Конфедерации, хотя и в меньшей степени — привыкли к идее о том, что Королевский Флот Мантикоры является главным флотом в регионе. Никто в здравом уме не задирал манти. Это являлось фундаментальным законом выживания для всевозможных пиратов и коррумпированных режимов Силезии.

В действительности его беспокоило то, что Литгоу был прав в том, что в настоящее время Тайлер и Ламар вне зависимости от своих действий не могут избежать боя, и в том, что их возможности практически наверняка окажутся для манти неприятным сюрпризом. Не говоря уже о том, что мантикорец, казалось, совершенно не обращал внимания на ещё два крадущихся позади него крейсера. Так что, по всем объективным меркам, именно манти грозили неприятности.

За исключением того, что Отмороженная Четверка была полностью укомплектована силезцами, а это означало, что они навряд ли видят предстоящее в таком же свете.

— Ну и кто же, черт побери, эти типы? — риторически воскликнул коммандер Блюменталь, впившись взглядом в замершее на его дисплее изображение.

Как Блюменталь и опасался, крейсер, на который он смотрел, обнаружил подкрадывающуюся для визуального осмотра платформу. Носовой комплекс ПРО цели моментально её уничтожил. В действительности, он сделал это намного быстрее, чем ожидал Блюменталь, и тому не понравилось значение ускорения использованной для этого противоракеты. А также копящиеся свидетельства о том, что возможности их РЭБ намного, намного превосходили имеющееся у любых “пиратов”, о которых он когда-либо слышал. На самом деле, они были по меньшей мере на двадцать или тридцать процентов лучше, чем всё, что имелось в базе данных “Стального кулака” о системах первой линии хевов.

— Канонир, — пробормотал капитан Оверстейген из-за плеча Блюменталя, — это отличный вопрос.

Капитан, задумчиво изогнув бровь, потёр нижнюю губу. Изображение было не так хорошо, как хотелось бы, и угол зрения был неудачен. Но это было первое полученное ими реальное изображение и в нём что-то было. Что-то в изгибе молотообразной носовой оконечности крейсера и профиле импеллерного кольца.

— Это корабль разработки Лиги, — внезапно произнёс Оверстейген, его тягучий аристократический прононс на мгновение совершенно исчез.

— Солли? — Блюменталь недоверчиво оглянулся через плечо.

— Я почти уверен, — ответил Оверстейген и склонился ниже, чтобы показать на изображение. — Взгляните на этот гравитационный массив, — произнёс капитан, замечая теперь, когда он знал, что искать, всё больше отличительных признаков. — И взгляните на импеллерное кольцо. Видите уступы на бета-узлах? — Он покачал головой. — И это могло бы объяснить, почему их системы РЭБ так хороши.

Блюменталь уставился на изображение так, как будто впервые его видел.

— Вы можете быть правы, сэр, — медленно произнёс он, — Но, ради Бога, что делать здесь тяжёлым крейсерам солли?

— Не имею ни малейшего понятия, — признался Оверстейген. — Если бы не одно обстоятельство, канонир. Если бы они были здесь с законными целями, они к этому времени должны были ответить на наши запросы. И разве то, что они построены в Лиге, что-то говорит о национальности их экипажей?

— Но как могли какие бы то ни было пираты настолько далеко от Лиги раздобыть технику солли? И, если они вообще способны на это, то почему тратят время на грошовое пиратство в области, где экономики всех систем настолько убоги?