На руинах

Глава первая

«Голод… страдание… голод…»

Вот уже год, как обрывки мыслей врывались в сознание Тани в любое время дня и ночи, как вопль о помощи. В промежутках наступала тишина — странная и ко всему безразличная. Сейчас ЭТО опять пришло — внезапно, словно ударило молнией.

«Голод… жизнь…»

Мелькнуло и больше не возвращалось. Она перевела дыхание, поджав ноги, поудобнее устроилась на мягком диване и начала листать «Биохимию аминокислот» Майстера. Подождала, прислушалась к самой себе — нет, ничего. Лишь из-за стены донеслось:

— Тут нужно использовать теорему Коши, смотри.

Это приехавший к ним на выходные Анвар помогал Тимуру разобраться с дифференциальным уравнением. Едва он начал писать, как Тимур завопил:

— Все, стоп! Дальше не пиши, я сам. Ну, я и козел, здесь же однозначно!

Анвар учился на шестом курсе МФТИ и жил в общежитии в Долгопрудном, но приезжал к ним в Теплый Стан довольно часто — выполнял, как считалось, просьбу своей тетки Халиды «приглядеть за детьми». В столь официальную версию его регулярных наездов наивно верил лишь Тимур. Ему было абсолютно невдомек, почему Лиза с Дианкой постоянно прерывают их с Анваром сугубо мужские разговоры, приставая с разными несущественными просьбами.

Вот и нынче — сразу после ужина Тимур потащил двоюродного брата к себе в комнату, чтобы в спокойной обстановке обсудить уравнение, не имевшее по его мнению единственного решения при заданных граничных условиях. Однако не прошло и двадцати минут, как в дверь постучали, в приоткрывшуюся щель заглянула чуть взлохмаченная головка Лизы и озабоченно спросила:

— Тим, можно к тебе? Помоги достать с антресолей коричневую коробку, а?

— А потом нельзя?

— Нет, Тимочка, мне же ковер нужно чистить, а там насадки для пылесоса.

— Потом пропылесосишь, я занят.

— Ладно, пиши, я сама полезу, ничего страшного, — покорно проговорила сестра. — Пиши, Тимочка, пиши, не отвлекайся. Я пошла — поставлю на стул табурет, а Дианка меня подержит и…

Тимур в сердцах вскочил.

— Не смей лазить, у табурета ножка сломана! Шею сломаешь, потом мама с меня голову снимет. Погоди, Анвар, сейчас я ей достану, потом допишу, у меня одна нога там, другая здесь.

— Допишешь без меня, потом покажешь, основную идею я тебе дал, — весело возразил Анвар и, выйдя в коридор, постучал в дверь комнаты Тани.

— Можно, Танюша?

— Да, Анвар, заходи, садись. Как там Тимкин интеграл?

Как всегда ее ровный голос заставил сердце Анвара тревожно забиться. Он попытался улыбнуться.

— Разобрались. Слушай, Тань, — встретившись с пристальным взглядом Тани, он запнулся и умолк.

— Слушаю, — глаза ее улыбались, но лицо оставалось серьезным.

— Я все это время собираюсь с силами…

— Знаю, — кивнула она и спустила ноги с дивана, — чтобы задать мне один вопрос.

Криво усмехнувшись, Анвар развел руками.

— Ну, раз тебе, все известно, то ты, вероятно, даже знаешь, какой именно вопрос.

— Знаю, — из груди ее вырвался печальный вздох. — Нет, Анвар, не нужно об этом — я никогда не смогу выйти за тебя замуж, и больше не будем говорить на эту тему.

— Как это не будем, — вспылил он, — объясни, иначе я не отстану! Я тебе больше не нравлюсь? Отвечай!

— Почему я должна что-то объяснять?

В ее голосе прозвучал вызов, но Анвар решил не обижаться — немедленно сменил тон и ответил очень мягко:

— Почему? Потому что я не умею все понимать без слов, как ты, Танюша? Прежде я мог только молча надеяться на то, что ты предпочтешь меня… ну, скажем, этому Янковскому из вашей группы, который постоянно тебе названивал и являлся с цветами на Восьмое Марта.

Он уже давно понял, что ласковый тон действует на нее безотказно, и теперь тоже не ошибся — сдвинув брови, Таня отвернулась и виновато буркнула:

— Ладно тебе, ты уже сам давно понял, что Янковский мне до лампочки.

— Да, понял — год назад, в тот день, когда ты… словом, когда мы…

— Ты хочешь сказать, когда я решила с тобой переспать, — бесстрастно подытожила она.

— Ты обнимала меня, — голос его зазвенел отчаянием, тонкое лицо исказилось болью, — ты меня целовала, ты говорила… ты говорила, что я тебе нужен. И это была правда, я не мог ошибиться, я чувствовал тепло твоей души. Так что случилось потом?

— Какая разница? — она упорно смотрела в сторону.

— Большая! Почему ты стала меня избегать? Я стал тебе противен? Перестал нравиться?

Таня не выдержала.

— Нет, Анвар, не надо так думать! Ты мне нравишься и… даже больше, но…

Она не успела договорить — Анвар сорвался со стула и вмиг оказался рядом с ней на диване.

— Все, ты сказала, последнее слово съела корова! Иди ко мне, я ведь просто с ума сходил все это время!

— Перестань, сейчас кто-нибудь войдет!

— Кто войдет? Лиза с Дианкой не войдут и Тимку не пустят. Они ведь давно все заметили — сейчас специально позвали его какую-то коробку с антресолей снимать. Ага, кажется, он уже что-то снял.

Оглушительный грохот, и раздавшийся вслед за ним хор возмущенных голосов указывали, что процесс снимания коричневой коробки с насадками для пылесоса прошел не совсем гладко. Не обращая внимания на несущиеся из коридора вопли, Таня подошла к двери, плотно прикрыла ее и, повернувшись к Анвару, прислонилась к стене.

— Ты мой друг, я тебе верю и объясню то, что ты хочешь знать. Во-первых, я не могу стать твоей женой, потому что не хочу иметь детей. А ты любишь малышей, ты захочешь иметь большую семью, как принято у вас в роду.

— Почему ты не хочешь иметь детей? С тобой что-то не в порядке, ты больна?

— Неважно. Не хочу — и точка.

— Хорошо, если ты так ставишь вопрос, то я согласен — детей не будет. Только ты и я.

— Нет!

— Да! — он встал рядом, с ней, его ладони легли на ее плечи. — Пойми, что я от тебя не отстану — ты станешь моей женой, тебе не сбежать. Что бы ни было, понимаешь? Ты понимаешь?

— Пусти, пожалуйста, отойди! — высвободиться из цепких рук Анвара Тане не удалось, она запрокинула голову назад и негромко произнесла: — Это было только во-первых, и это еще не все.

— Тогда говори прямо сейчас, что у тебя во-вторых.

— А во-вторых, я убийца, я убила твоего дядю Ильдерима! Это я его убила, а не мама, и твой дедушка Рустэм об этом знает.

Руки Анвара соскользнули с ее плеч, ошеломленный, он с минуту не мог произнести ни слова, а когда вновь сумел заговорить, то голос его дрожал.

— Ты… ты нарочно, этого не может быть!

— Да, это так! Я сказала обо всем твоему деду, поэтому он и разрешил похоронить маму на вашем кладбище. Он не велел мне об этом рассказывать — никому. Но ты должен был узнать. Видишь теперь, что мы не можем пожениться?

Закрыв лицо, Анвар с минуту стоял неподвижно, потом опустил ладони, и в глазах его мелькнул недобрый огонек.

— Я не стану плохо говорить о мертвом, пусть мой дядя Ильдерим покоится с миром, но все это в прошлом, ты была ребенком. Не надо, чтобы прошлое камнем висело над нами. Если это все, то давай забудем и заново начнем нашу жизнь.

Подняв руки, она порывистым движением обняла его и притянула к себе, но тут же оттолкнула.

— Это еще не все, не все! Есть в-третьих.

На губах Анвара мелькнула улыбка.

— Раз мы пережили «во-первых» и «во-вторых», то самое ужасное позади — переживем и «в-третьих».

— Зря ты так думаешь. В-третьих, я — экспериментальный образец, сотворенный пришельцами.

— Не понял. Знаешь, Танюша, расслабься и расскажи мне все от начала до конца.

— Не расскажу, не могу, — ее лоб прижался к крепкому плечу Анара, голос перешел в шепот: — Не думай, что у меня бзик, я дам тебе почитать рукопись тети Ады — копию. Я сама перепечатала ее в нескольких экземплярах, а формулы вписала от руки. Мне там не все понятно — много математики. Тетя Ада была криптоаналитиком, она искала ключи к шифрам закодированных текстов.

— Что ж, это мне уже ближе. И когда дашь?

— Да хоть прямо сейчас. Ты, наверное, поймешь лучше, чем я. Знаешь, даже папе я этого не показывала. Читай, а я успокою Тимура с девчонками — они так галдят, что сейчас соседи снизу прибегут.

Положив перед Анваром папку, она вышла в коридор. Дианка с Лизой ползали по полу, собирая раскиданные повсюду винтики и колесики от ручной швейной машинки. Сама машинка, раскуроченная ударом, вывалилась из коробки и лежала на боку. Тимур, потирая ушибленное плечо, сердито кричал:

— Какого черта, ведь сто раз говорил вам ничего тяжелого на антресоли не класть! Хорошо еще, что не на голову! Кто ее туда засунул?

— Да ты, Тимочка, и засунул, кто же еще, нам с Лизой ее не поднять, — стоя на четвереньках, Дианка повысила голос, чтобы перекричать брата, — сунул, небось, и забыл, а я ее слета ищу. Мама думала, она в кладовке, сказала, чтобы мы достали и шили, а ты, оказывается…

Таня прервала выяснение отношений.

— А еще громче вам слабо покричать? Хватит базарить, соберите все детали и несите на кухню, Анвар посмотрит, можно ли починить, — остановив встрепенувшегося было Тимура, она строго добавила: — Но сейчас Анвар занят, не беспокой его, Тима.

Вечером, когда Дианка с Лизой уже легли, Анвар и Таня сидели на кухне, собирая воедино разлетевшиеся при ударе колесики. Вернее, собирал Анвар, а Таня подавала ему нужные детали — она безошибочно знала, когда и что нужно дать. Тимура, всем сердцем жаждущего принять участие в столь важном деле, Анвар вежливо отшил:

— Тим, я пока без тебя все обмозгую, ладно? Иди спать.

— Да я только хочу помочь…

— Пока не надо, если что, мне Таня поможет.

— Да что она понимает!

— Тимка, иди спать! — хором прокричали из своей комнаты сестренки.

— Я помогу, не волнуйся, Тима. Умывайся и ложись, — негромко произнесла Таня, и Тимур тут же беспрекословно поплелся в ванную — он с детства, сам не зная почему, привык подчиняться ее ровному голосу.

Тихо насвистывая, Анвар ловко орудовал отверткой. Когда все в доме стихло, он оторвался от работы и негромко сказал:

— Я прочитал. Это же невероятно, просто фантастично — именно наше село пришельцы избрали своей резиденцией! Все мои родные и односельчане, ты, я дядя Сережа, мы носим их в себе, они внутри нас, а мы даже не ощущаем их присутствия! Теперь я понимаю, почему работа экспериментальной базы в нашем селе так засекречена. Но, мне кажется, дяде Сереже первому следовало прочесть этот дневник, почему ты…

— Нет, Анвар! Тетя Ада сумела найти ключ и прочесть их закодированные послания. Она закончила свою книгу в восьмидесятом году, перевела на немецкий и хотела опубликовать в Швеции, но рукопись непонятно как исчезла из издательства. Я должна была передать другой экземпляр немецкой рукописи одному человеку, который… Словом, одному ее другу, у которого была договоренность с другим издателем. Мне не удалось этого сделать, а вскоре он умер. Теперь не знаю, есть ли вообще смысл добиваться издания книги.

— Что значит «есть ли смысл»? Твоя тетя сумела расшифровать послания инопланетных пришельцев! Если мы вступим с ними в контакт… С ума сойти — они владеют управляемым термоядерным синтезом, генной инженерией, телепатией, прогнозируют будущее на основании анализа микроскопических вероятностных процессов! Сколько информации мы можем получить, и они сами хотят с нами ею поделиться! Но ведь без этой книги мы не сможем вступить с ними в контакт. Почему ты не передала дневник отцу или дяде? Когда твоя тетя умерла, ты была ребенком.

— Она не умерла, ее убили спецслужбы. Ввели яд, вызывающий обширное тромбообразование, хотя все сочли это естественной смертью. Только я знала правду, и она просила меня не говорить папе и дяде Пете — боялась, что и их тоже…

— Что ты такое говоришь?

— Это связано с секретной работой, которой занимался папа, а он занимался как раз bacteria sapiens. Я позволила тебе прочесть дневник, потому что все это теперь утратило смысл.

— Как утратило? Как такое вообще может утратить смысл?

— Может, потому что bacteria sapiens больше нет — их погубил Чернобыль. Понимаешь, я все это вижу, но мне трудно объяснить словами… Ладно, попытаюсь. Короче, их разум был единым целым. Когда радиация внезапно уничтожила огромную биомассу — ту, что была вывезена на экспериментальную базу в район Припяти, — остальные не сумели выжить.

Губы ее искривились, в глазах мелькнула боль. Анвар растерянно покачал головой и потер лоб, как делал всегда, когда собирался с мыслями.

— Погоди, Танюша, но ведь экспериментальная база у нас в совхозе работает, и дядя Сережа с тетей Халидой проводят там исследования.

— Экспериментальный комплекс в вашем совхозе — филиал ленинградского НИИ. Дядя Петя, как директор этого института, ежегодно добивается для них финансирования, иначе папину базу давно бы прикрыли. Те люди, которые затеяли эту работу, ушли вслед за Брежневым и Андроповым.

— Но для чего дяде Сереже сидеть в совхозе, если там нечего изучать?

— Почему нечего? Они изучают грунт, местную флору и фауну — все это носит следы тысячелетий пребывания там бактерий-пришельцев. Но самих bacteria sapiens больше нет, они погибли, и я слышала, как они умирали. Я слышала их стон, их боль, их тоску, я и сейчас слышу какие-то отголоски, хотя понимаю, что их больше нет. Осталась только я — их попытка найти общий язык с человечеством. Ты ведь прочел и понял, чего они хотели, когда создавали меня? Я должна была дать начало расе, способной к взаимопониманию.

Уткнувшись в ладони, она зарыдала — горько и отчаянно. Анвар похолодел — прежде ему никогда не приходилось видеть слез Тани. Он отодвинул в сторону швейную машинку и, присев перед ней на корточки, попытался развести в стороны ее руки, прижатые к лицу.

— Таня, пожалуйста, Таня! Ну-ка посмотри на меня! Вот, уже лучше.

От заплаканных глаз по мокрым щекам разбегались черные полоски растекшейся туши, голос Тани дрожал:

— Это страшно, ты понимаешь? Спастись из гибнущей галактики, пролететь расстояние в сотни тысяч световых лет и найти гибель на ничтожной песчинке, которая вращается вокруг крохотной звезды! Великая цивилизация была уничтожена из-за глупых ошибок людей. Ты понимаешь, насколько мы недоразвиты?

— Конечно. А я самый недоразвитый из недоразвитых, посмотри на меня, — на лице Анвара появилась забавная гримаска, какие строят детям, чтобы их рассмешить, сердце его разрывалось от нежности.

«Я люблю тебя, неужели ты не понимаешь? — думал он. — Танька, Танюшка моя!»

— Все я понимаю, — вытерев слезы, произнесла Таня своим обычным ровным тоном, — это ты не понимаешь, как нам будет тяжело. Тетя Злата предупредила меня, чтобы я скрывала от всех эту мою дурацкую способность — слышать чужие мысли. Даже папа ничего не знает. Однажды мне пришлось рассказать об этом твоему дедушке Рустэму, и он… я поняла, что он испугался. Ему стало страшно со мной, он попросил меня уйти.

«Я — не он. Пусть другие боятся, но моя душа принадлежит тебе, можешь лезть в нее, сколько тебе угодно — я весь твой. И ты знаешь, что это правда».

— Да пойми же ты, пойми, что это глупо! — оттолкнув Анвара, Таня вскочила на ноги. — Невозможно быть с человеком, который видит тебя насквозь!

Он тоже поднялся, уперся ладонями в стену по обе стороны от ее лица — так, чтобы не дать ей сдвинуться с места.

«Со мной возможно, ты должна в это поверить».

— Из-за этого погибла мама, — торопливо говорила она, — из-за того, что я прочла в ее мыслях и полезла туда, куда детям не следует лезть. Дядя Петя и тетя Злата любят меня, как родную дочь, но им стало со мной плохо, когда они обнаружили эту мою проклятую способность. Им было тревожно даже, когда я была рядом с их детьми — Машкой, Эриком и Женькой.

— Неужели они могли это тебе сказать?

— Мне не нужно ни о чем говорить, ты забыл? Я знаю их чувства и мысли, а над чувствами люди не властны. Поэтому, едва окончив школу, я решила уехать из Ленинграда и поступить в институт в Москве.

— Тихо, тихо! — Анвар покачивал ее, прижав к себе, как маленького ребенка, не пытаясь возражать или убеждать. Зачем говорить что-то человеку, который и без слов понимает твои мысли?

— Из-за этого я не хочу детей — они унаследуют от меня мою проклятую способность, она будет усиливаться из поколения в поколение. Ведь именно так я была запрограммирована.

«Я не могу без тебя жить, пусть все будет так, как ты хочешь. На свете много брошенных детей, мы усыновим маленькую девочку и вместе ее воспитаем. Я куплю ей говорящую куклу, а тебе — французскую тушь, которая не мажется от слез».

Вслух он не произнес ни слова. Всхлипнув в последний раз, Таня шмыгнула носом и вытерла ладонью слезы, окончательно размазав тушь по лицу, а потом обняла Анвара и прижалась к нему всем телом.

— Ладно-ладно, глупенький, раз ты так уж сильно не можешь без меня жить, я за тебя выйду. Хорошо, можешь купить мне французскую тушь, которая не мажется от слез.

В воскресенье утром, когда Дианка с Лизой готовили завтрак, тихо обсуждая текущие события, сонный Тимур, зевая, вышел на кухню и удивленно воззрился на собранную швейную машинку.

— Анвар что, всю ночь ее ремонтировал? Ничего себе! А где он?

— Он всю ночь ремонтировал, а теперь лег спать. Садись завтракать, Тима.

— Где он лег, если диван не раздвинут?

— Тима, садись, пожалуйста, — мягко, но настойчиво повторила Лиза. Подтолкнув брата к столу, она поставила перед ним тарелку с кашей, — Анвар у Тани, они еще спят, не шуми.

— У Тани? — с обиженным видом Тимур плюхнулся на табурет. — С какой это стати вы постелили Анвару в комнате Тани? Он же, когда приезжает, всегда спит v меня на диване!

— Тима, ты как ребенок, — вздохнула Дианка, — все-то тебе надо объяснять. Анвар и Таня давно друг друга любят, это только ты никогда ничего не замечаешь.

Вытаращив глаза, Тимур перевел взгляд с одной сестры на другую, покраснел и смущенно поскреб затылок.

— Дела! Надо же!

— Тимочка, только не таращи на них глаза, когда они выйдут к завтраку, пожалуйста, будь тактичным, хорошо? — поучала брата Лиза. — И не задавай вопросов типа: «Ну, как вам вместе спалось?»

— Делай вид, что ты ничего не замечаешь, ладно? — вторила сестре Дианка.

— Очень умные, да? Не надо учить, сами не орите, а я и так все понимаю, — прошипел он.

— Оставьте парня, девочки, пусть таращит глаза и задает вопросы, сколько хочет, ничего страшного, — весело сказал Анвар, открывая дверь кухни и пропуская Таню вперед, — через месяц наша с Таней свадьба!

Легкое смущение ушло, за столом стало весело, девчонки хором затараторили, обсуждая будущее мероприятие:

— Тань, а где вы будете регистрироваться — во дворце или ЗАГСе? Свадьбу в ресторане будем отмечать или здесь? Сколько гостей пригласим? А мама и дядя Сережа приедут?

— Нет, — твердо ответила Таня. — Гостей и ресторанов не будет, свадеб и дворцов тоже. Мы зарегистрируемся в ЗАГСе, потом я вам куплю по мороженому. И все.

Лица Дианки и Лизы вытянулись, выразив искреннее разочарование. Анвар улыбнулся.

— Ладно, девчонки, выше нос! Сейчас просто нет времени — у меня в январе защита диплома, потом надо готовиться к экзаменам в аспирантуру. Ничего страшного, летом в совхозе закатим пир на весь мир. Да, Та-нюша?

Отведя глаза, она замешкалась с ответом — каждая поездка в совхоз «Знамя Октября» стоила ей невероятного нервного напряжения. Одной из причин этого была Фируза, третья жена Рустэма Гаджиева. Первый год после гибели сына она провела в Тбилиси у его вдовы, своей невестки Айгуль, но после окончания срока траура Зураб, дядя Айгуль, решил, что племяннице хватит скорбеть по неверному супругу. Он познакомил Айгуль с уважаемым, хотя и не очень молодым человеком — тоже вдовцом, — и через полгода сыграли свадьбу. В семье молодоженов бывшая свекровь оказалась лишней — ей на это не просто намекнули, а сказали открытым текстом.

Поначалу разобиженная Фируза устроилась работать дворником и переехала в служебное помещение — все тот же дядя Зураб любезно позаботился, чтобы его родственнице предоставили жилплощадь для проживания, — но мести душные тбилисские улицы оказалось ей не по душе. И, оставив метлу, в восемьдесят втором году Фируза вернулась в совхоз, хотя прежде обещала, что нога ее не ступит туда, где похоронена убийца сына. Правда, в свой старый дом, где был убит Ильдерим, у нее так и не хватило духа войти — третья жена Рустэма Гаджиева поселилась в бывшем доме Ильдерима и Айгуль.

Сам Рустэм, казалось, даже не заметил возвращения Фирузы, ни разу с ней не заговорил, глазом не повел в ее сторону, но она сумела примириться с дочерью и быстро восстановила прежний авторитет среди односельчан. К ее повествованиям о жизни своего замечательного мужа, «великого» Рустэма Гаджиева, прибавились рассказы об ученой дочери Халиде, втором зяте-профессоре и живущем в Москве внуке Тимуре — таком умном, что «профессора из университета сами просили его поступить к ним учиться».

Однако основным в репертуаре Фирузы было воспоминание о «злой ведьме», Наталье, сгубившей ее сына Ильдерима, при этом она не скупилась на злые реплики и колкости в адрес Тани. Третья жена Рустэма Гаджиева сама не могла понять, что ею руководит — неприязнь к дочери убийцы или ужас, испытанный в тот день, когда четырнадцатилетняя девочка так верно отгадала ее потаенные мысли. Во время своего последнего пребывания в совхозе Таню измучил рой неприятных ощущений и мыслей окружающих.

«Хорошо, что она не так часто сюда приезжает — неспокойно ее видеть, нет ли на ней какого проклятия?»

«Как бы какого несчастья не принесла».

«На мать непохожа, но кто знает — яблочко от яблони недалеко падает».

«В столице они, известно, все такие».

«Халида с Сергеем сейчас хорошо живут, спокойно, им, наверное, неприятно ее видеть — лишнее напоминание».

«Сергей, отец, конечно, ничего не поделаешь, но лучше бы ей сюда не приезжать».

В последний раз Таня гостила в совхозе в восемьдесят четвертом и тогда же твердо решила, что больше ногой сюда не ступит. Однако с тех пор прошло почти четыре года, разговоры и сплетни Фирузы должны были всем порядком приесться, а подробности событий далекого восьмидесятого постепенно стирались из людской памяти. Немного поколебавшись, она ответила Анвару:

— Посмотрим.

Девочки повеселели, практичная Лиза сразу решила обсудить детали.

— Таня ведь не поедет в общежитие к Анвару, так? Значит, Анвар должен жить у нас и тогда, наверное, лучше будет перенести в Танину комнату широкую кровать папы и мамы.

— Зачем? — изумился Тимур. — Кровать-то тут причем?

Дианка возвела глаза к небу и вздохнула.

— Тимка, ты безнадежен.

— Тимочка, какой же ты у нас еще глупенький, — ласково и ехидно подхватила Лиза.

— Почему это? A-а, ну да, понял! Ой, я козел!

Он сконфузился и покраснел, щеки Тани тоже слегка порозовели, а Анвар рассмеялся и хлопнул брата по плечу.

— Все нормально, братишка, выше нос. Не надо ничего переносить, пока мы снимем квартиру, а там будет видно.