Метро 2033: На пепелищах наших домов

Глава 3 Вы удобно устроились?

Жизнь в подземном переходе научила их приспосабливаться к практически любым условиям. Тем более что здание деревенской школы в сравнении с бетонной кишкой и парой технических коридоров казалось беженцам просто дворцом. Не королевским, но принадлежавшим не меньше чем зажиточному барону.

Через час они уже разместились в определенных под спальни школьных классах, и оставшиеся после прошлых обитателей матрасы пришлись как нельзя кстати: дрыхнуть на полу, пусть и деревянном, помимо того, что неудобно, еще и опасно для здоровья.

Ну а что школа не отапливается, так это пускай, натянули на себя свитера, шапки, да разлеглись. Дышать без противогаза можно, фон невысокий, даже вид из мутного окна какой-никакой есть, пусть и на заросшую кустарником площадку, в которой футбольное поле угадывалось только по торчащим аркам ворот.

Из еще одного класса тянуло аппетитным запахом вареного мяса. Там сейчас колдовали над припасами четыре женщины, перед которыми стояла очень сложная задача – накормить ораву почти в полсотни человек, стараясь при этом экономить продукты. Конечно, им было далеко до Иисуса Христа в деле кормления страждущих, но Азат не волновался за судьбу ужина. Судя по запаху, с ним все было более чем в порядке.

А вот из комнаты, куда направлялся башкир, пахло вовсе не так хорошо. Из-за того, что туалеты в школе не работали, один из классов пришлось отдать под клозет. Или, как выразился Баранов «под засирание».

Те, кто укрывался в школе раньше, и сами так поступили, разве что делали это несколько цивильнее – пустили под горшки тазы и ведра. Весь этот инвентарь бойцы «Булата» обнаружили в одной из каморок, причем непосредственно после использования. Зрелище было неприглядное.

Беженцы за время поездки измаялись, поэтому в импровизированный туалет сразу же потянулся народ, и в течение всего часа оттуда доносились то журчание, то пердеж. Сейчас, когда поток постепенно иссяк, Азат решил, что ему самому нужно на оправку.

Выглядел класс неприятно, а пах и того хуже. Хорошо хоть мухи не летали – последнее, чего хотелось башкиру, так это отгонять от себя надоедливых насекомых, которые только что ползали по фекалиям.

На этом достоинства «туалета» заканчивались. Азат подошел к относительно чистому участку стены, расстегнул пряжку солдатского ремня, ширинку на джинсах, в которые успел переодеться, и принялся поливать стену.

– Знаешь, никогда в жизни не срал в школьном толчке, – услышал он за спиной голос Баранова.

– Я тоже. – Башкир усмехнулся и повернул голову. – Что, пришло время пробовать?

– Позже, может быть. Давай, заканчивай быстрее, и пошли в радиорубку.

– Я уже все. – Азат застегнул брюки и повернулся. – Жаль, руки вымыть нечем.

– Плюнь и разотри, я всегда так делаю, – пошутил Баранов.

А может быть, и нет.

Они двинулись на второй этаж в оперативный штаб, совмещенный с рубкой связистов. Полковник вполне резонно решил, что мониторинг радиопространства может помочь им найти обитаемые земли. Конечно, в городе ничего слышно не было, но тамошняя застройка – дело такое, везде сталь, бетон и высотки. Говорят, технари с «Молодежной» пытались поймать связь со спутником, множество которых наверняка до сих пор болталось на орбите.

Правда, смысл связываться с космическим мусором? Даже самые надежные из них давно уже выработали свой ресурс и наверняка сошли с траектории. Может, даже оказались притянуты Землей да сгорели в атмосфере.

Азат вдруг задумался: а что с МКС? Такой крупный объект не мог целиком сгореть.

Конечно, толку с него, пережившего столкновение с поверхностью Земли, не будет. Но интересно, сохранятся ли после падения кости астронавтов? И как эти люди отреагировали на начало войны, были ли с орбиты видны ядерные грибы и как зеленая планета превращается в выжженную атомным пламенем пустыню? Может, кто-то сделал записи?

И не передрались ли космонавты между собой? Они же точно такие же люди, из самых разных стран.

В небольшом актовом зале, в котором и разместили оперативный штаб, было достаточно просторно. Хватило места и для аппаратуры, и для карты, прикрепленной кнопками-флажками к пыльной шторе. И даже инвалид-колясочник Илья, который вместе с радистом занимался установкой рации, мог беспрепятственно передвигаться. В переходе у него это получалось далеко не везде.

Но стоило башкиру войти в комнату, как мысли о космосе тут же вылетели у него из головы, настолько напряженная здесь была атмосфера.

Помимо радиста, Ильи и Полковника, здесь собрался «Булат» в полном составе. Ничего хорошего это не предвещало, особенно с учетом того, что за окном давно рассвело.

– Все собрались? – Бывший комендант «Домостроителей» бросил взгляд на подчиненных и приказал радисту. – Включай.

Тот надавил на кнопку воспроизведения какого-то дурацкого черно-красного китайского магнитофона на батарейках. От него к рации шли тонкие провода. Похоже, кто-то, скорее всего Илья, попросту отломал микрофон, а к контактам на плате припаял параллельно выход с наушников рации.

– Крепость… Крепость, это Сокол… – послышался сквозь шипение искаженный болью мужской голос. – Крепость, это Сокол… …аны врагом, вы меня слышите?

– Крепость, Сокол? – спросил Баранов. – В Челнах точно никто такими позывными не пользовался.

– Отставить разговоры, – прикрикнул Полковник. – Слушай лучше.

– Крепость… – вновь произнес голос. – Шома, если ты меня слышишь… Мы в Биюргане, нас зажали «речные», их слишком много… – Речь прервалась очередной порцией помех. Сквозь них Азат смог расслышать звуки, в которых однозначно узнавались выстрелы. – Шома… Богдану вскрыли живот, пришлось добить… Тим с Андрюхой держат вход, я ранен… Шома… – Внезапно помехи исчезли, а неизвестный, пытавшийся выйти на связь, произнес: – Передай Диме, чтобы не отправлял людей на поиски. Не лезьте к Двуречью. Отбой.

Передача прервалась. Через секунду из динамиков раздались бодрые электронные мотивы, поверх которых была наложена гармонь, и задорный баритон запел на татарском языке:

– Гармун сайрый сандугачтай, гармун сайрый, да сайрый…

Радист поспешно надавил на кнопку паузы, останавливая воспроизведение. Баранов заржал в голос, хоть в ситуации и не было ничего веселого.

– Ты другой кассеты не нашел? – спросил Азат. – Зачем так с Салават абыем?

– Ага, где ты сейчас кассеты на магнитной ленте найдешь? – резонно возразил Илья. – Они все на помойке уже давно.

Башкир посмотрел на Илью. Он помнил его еще совсем другим – худым и высоким. И очевидно, этот интеллигент-инженер был очень смелым парнем. Иначе не оказался бы одним из первых, кто стал ходить на поверхность и таскать оттуда полезные вещи. Сейчас их зовут мародерами, а тогда не звали никак. Иностранное «сталкер» как-то в Челнах не прижилось.

И помимо смелости у него, похоже, была нехилая сила воли. Азату совсем не хотелось представлять себя на месте инвалида. Да и как же должно быть тяжело не сломаться, а собраться, продолжить жить и найти в итоге для себя новый смысл. Мужик, конечно, заслуживал уважения, хоть одновременно с этим вызывал и жалость. Но все равно, без людей вокруг ему не выжить. Он не сможет драться, не сможет прокормить себя, даже выбраться из перехода самостоятельно – и то не сумеет.

И при этом Илья – единственный, кто нормально общался с Нельсоном, за исключением, может быть, самого Полковника. А ведь именно Нельсон ему ноги и отрезал.

– Да хрен с ним, с Салаватом. – Лейтенант подошел к карте, отыскал на ней Калмию, провел пальцем вверх до точки, отмеченной как Биюрган. – Крепость, Биюрган, Двуречье. Что за Двуречье? Тут на карте одна река. И то водохранилище.

– Я же рассказывал, это Кама. И Ик, – подал голос Азат.

– Думаешь, это и есть Двуречье? – Полковник нахмурился. – То самое, куда не следует лезть? А мы от него где?

– Километрах в пяти-шести, – прикинул по карте лейтенант.

– Надо идти, – сказал Шмель. – Посмотреть, может быть, кто-то выжил.

– Да ну его на хрен. – Азат мотнул головой. – По-моему, по записи и так понятно, что там выживших нет.

– Согласен с Никитой. – Лейтенант развернулся. – До Биюргана пешком можно за час дойти, даже если особо не торопиться. А так, если живых и не найдем, то, может, хоть следы. Разберемся, что это за «речные». Или какие-то другие указания, карты там… Это лучше, чем тыкаться, как будто слепые котята.

– А если положат нас? – спросил Баранов. – Может, на машине рванем, туда и обратно? По времени-то совсем ерунда выйдет.

– Ага, зато мотор слышно будет по всему району. Типа «кушать подано», – возразил Ершов.

– Да, там сейчас и так аншлаг должен быть, – заметил башкир. – Кстати, мы тут стрельбы что-то не слышали.

– Так пять километров, – пожал плечами радист. – Может, если специально вслушивались бы, то что-то и расслышали, а так…

– Ладно, – внезапно прервал бойцов «Булата» Полковник, до этого в диалоге не участвовавший. Парни замолчали – каждому было понятно, что заключительное слово здесь именно за стариком. – Пойти придется, да, и разумнее пешком. Возьмете с собой рацию, дальности должно хватить. На рожон не лезьте, в бой вступать только в самом крайнем случае. Все ясно?

– Так точно, – ответил лейтенант. – Разрешите приступить к выполнению?

– Разрешаю, – коротко кивнул тот.

– Тогда… – Командир разведгруппы посмотрел на часы. – Через двадцать минут собираемся в холле.

Азат тихонько приоткрыл дверь и вошел в класс, где разместили несколько семей – в том числе и его. Остальным «булатовцам» отвели отдельное помещение, но сейчас башкир предпочел бы, чтобы и его вещи лежали там. Это Полковник решил, что самому младшему бойцу – не по возрасту, а по стажу – стоит ночевать вместе с женой и сыновьями.

Встретившись взглядом с женой, Азат понял, что скандала не миновать. И устроить его Ландыш не помешает ни присутствие посторонних, ни дети.

Уперев взгляд в пол, он подошел к углу, в котором были сложены его вещи – тюк с химзой, противогазная сумка, бронежилет, разгрузка, рюкзак и автомат. Никто не запрещал ему хранить оружие прямо так, все равно не тронут – даже дети понимают, что нельзя. Зато в случае форс-мажора добраться до ствола будет гораздо проще, чем ждать его выдачи из оружейки.

А пацаны все равно не возьмут – зачем им. У обоих уже свои есть, у Алмаза – старшего, которому в начале года стукнуло пятнадцать – тридцать четвертый «тозик». Сколько же труда стоило Азату объяснить ему, что не надо уродовать и так прекрасный в своей лаконичности образ охотничьего ружья, переделывая его в обрез. У младшего – тринадцатилетнего Ильгизара всего лишь ПМ. Но стрелять из автоматов пацанам уже приходилось, а с учетом обстоятельств никакого удовольствия им это не доставило.

Да что говорить, башкиру самому тогда было страшно. Когда лежишь за баррикадой, от асфальта вокруг тебя с визгом рикошетят пули, а ко входу в переход прорывается отряд фанатиков, вознамерившихся осчастливить всех постройкой царства шариата…

Но вот если бы не оружие, все они там и остались бы. А что тогда было бы с остальными, и думать страшно.

Единственное требование по хранению выразила как раз Ландыш – автомат она просила держать без примкнутого магазина и в запертом на ключ шкафу. Это было вполне разумно, но в школьном классе подходящего ящика не нашлось, поэтому «семьдесят четвертый» Азата стоял на полу, прислоненный к стене.

Башкир открыл баул, в котором была свернутая «химза», вытянул ее и разложил на полу. Расстегнул ремень, вытащил пистолетную кобуру, кинул на свой матрас.

– Куда собрались? – все-таки решилась подать голос жена. Спрашивала она на татарском, как и всегда, когда они разговаривали наедине.

– Тут недалеко, – уклончиво ответил Азат на том же языке, уселся на пол и принялся натягивать прорезиненные чулки. – Проверить кое-что надо.

– Да? А ничего, что солнце встало уже? Вы же не ходите днем.

Башкир скрипнул зубами, но промолчал. Ему самому не нравилась идея идти куда-то после рассвета. Черт с ним с излучением, но тут водиться может кто угодно, хоть в окрестностях их убежища и не нашлось следов. Да еще и «речные» эти…

Остальные уже обратили внимание на намечающийся скандал, навострили уши.

«Суки, хлеба и зрелищ вам, да», – подумал про себя Азат, чувствуя поднимающуюся в душе злобу на соседей.

– Ты же понимаешь, что я человек подневольный, да? – спросил он у жены, справившись с чулками. Встал, завязал тесьмы на поясном ремне, натянул перчатки, наклонился за плащом.

– Так, наверное, и не надо было идти в мародеры, а? – спросила Ландыш, обхватив себя за плечи и зябко поежившись. Она всегда так делала, когда накручивала себя. – Тебе чего на прошлой работе не сиделось? Денег хватало всегда, я тебе ни слова не говорила, не жаловалась.

Азат накинул плащ, пропустил руки в рукава, надел капюшон и принялся застегивать пуговицы на бортах. Натянул петли на большие пальцы, наклонился, поднял бронежилет и надел сверху через голову.

Она и раньше, бывало, его пилила, но редко. А как в «Булат» пошел, совсем сорвалась.

– Тебе сорок четыре уже, ты до всего этого оружия в руках не держал даже, сам говорил. Жили нормально, чего тебя на приключения потянуло? Или у тебя другая где-то? Где она, на «Театре кукол»? На «Молодежной»?

В ход пошла тяжелая артиллерия – обвинения в супружеской неверности. Надо сказать, беспочвенные. Какие измены, если в переходе все друг друга знают? Ну а что было бы, если бы факт адюльтера раскрылся? Да, ушла бы Ландыш, и детей забрала. А последнее, чего ему хотелось – это чтобы пацанов воспитывали с чувством вины за неверность отца.

Да и жену Азат любил, и не нужны ему были другие. Но молчать он больше не мог.

– Да, так и есть, – ничего не выражающим голосом ответил он, застегивая молнию разгрузочного жилета. – Вот стреляем мы на поверхности в «маугли» или «лаков», а я думаю, как дойду до «кукол» и пойду ее трахать. Знаешь, каждый раз такого дятла задаю ей, что тебе и не снилось.

– Дурак! – плюнула в него жена, понимая беспочвенность своих обвинений. – О себе не думаешь, так обо мне с детьми подумай!

– А я не думаю разве?! – уже прокричал он в ответ, надевая поверх разгрузки противогазную сумку. – Если не я, то кто пойдет-то, а?

– Да кто угодно! – Ландыш подошла ближе. – Я же каждый раз, как ты уходишь, уснуть не могу! Думаешь, хорошо мне? Или детям? А если ты не вернешься однажды?

– Вернусь, – ответил Азат. Наклонился, вытащил из поясной кобуры пистолет, сунул в кобуру на разгрузке. Подобрал с пола автомат, с яростью затолкал в него магазин и дернул затвор. Щелкнул предохранителем.

– Ага. Валя, Кулак, Костя, Рома тоже, наверное, думали, что вернутся. – Она перечислила имена бойцов из того, первого «Булата». – Но знаешь, чего я еще больше боюсь? Что ты другим однажды вернешься. Как Нельсон.

Жена уцепилась за ремень автомата, не давая повесить его на шею. Азат мягко положил свою руку на ее, в который раз удивившись тому, что в этих маленьких пальцах кроется столько силы.

– Нельсон всегда психованным был, а как жена у него умерла – совсем с катушек слетел, сама знаешь. – Он мягко разжал ей пальцы. – Я другой. И я вернусь.

Он повесил ремень на шею и пошел к выходу из класса, стараясь не оглядываться, чтобы не видеть ее слезы. Сам понимал, что трусливо убегает, но ничего с собой поделать не мог.

Что ему? Сдать оружие, химзу и остаться тут с женой?

А Ландыш… Стерпится, привыкнет, рано или поздно. Скорее всего, дело в устроенной Полковником эвакуации: то, что пришлось собирать вещи, бросать нажитое и загружаться в автобус, очень сильно ударило по нервам. Вот и не выдержала.

– Что, опять? – спросил Баранов, который в полном обмундировании уже шел к выходу из школы.

– Опять, – со вздохом ответил Азат.

– Бывает, – кивнул он, привычно протянул башкиру пачку сигарет.

Для них это уже успело стать ритуалом. Баранов пытался накуриться перед выходом: на поверхности-то не посмолишь. Азат просто поддерживал его, сам он бросил курить на последнем курсе института и не вспоминал про табак, пока не пошел в «Булат».

Да и сложно было нынешнее курево табаком назвать. То, что в сигареты забивали, и до Войны-то имело с ним очень мало сходства, а уж теперь курили все, способное гореть. Очень хорошо шла ботва от помидорных кустов – наверное, из-за того, что томат тоже входил в семейство пасленовых. А некоторые довольствовались мхом и ничего, не жаловались.

Выпустив изо рта горький дым, башкир помотал головой.

– Что такое? – спросил Баранов.

– Да, это не синий «Винстон», – усмехнулся Азат. – Как думаешь, мы где-нибудь достанем настоящий табак?

– Наверняка на югах выращивают. Может, туда нам и двинуться?

– Да, там могут. Там сейчас, наверное, еще теплее, чем до Войны?

– Почему так думаешь? – прищурился Баранов.

– Ну если у нас стало холоднее, то где-то должно потеплеть. Наверное.

– Наверное. – Леха хмыкнул и потушил сигарету о стену, кивнул в сторону спускавшихся со второго этажа бойцов. – Пойдем, парни собрались уже.

Азат хотел было бросить сигарету на пол и растоптать, но побоялся случайно прожечь резину защитного костюма. Аккуратно «забычковал» окурок об стену и двинулся следом за Барановым, расстегивая пуговицу на противогазной сумке.

– Можешь застегнуть, – предупредил его движение лейтенант. – Идем без них. С открытыми забралами, считай.

– В смысле? – не понял башкир.

– Да в прямом. Фильтры экономить надо, у нас их не так много, а спецов с «Молодежки», чтобы чистили, нет. Да и фон там не такой высокий.

– А если горячую частицу схватим? – поинтересовался Баранов, который, похоже, тоже был недоволен решением командира.

– Ну а я на что? – Ершов показал на радиометр, закрепленный поверх одного из кармашков разгрузки. – Если поднимется фон, наденем. А сейчас серьезно ни к чему, только идти тяжелее будет. Эти места не бомбили, след, что прошел, давно рассеялся уже. Если что и осталось, то в низинах да вдоль рек и ручьев.

– Там водохранилище целое, Сем, – заметил Азат. – Как раз там, куда мы идем.

– Ну мы же прямо к нему не сунемся. И нет там водохранилища больше, плотину ГЭС-то снесло.

– Ладно, хватит разговоры говорить, – поморщился лейтенант. – Идти надо, пока совсем не рассвело.

В карауле у двери стоял Виктор – худощавый высокий парень из родившихся уже после Войны в первые, самые неспокойные годы. Он и раньше частенько стоял в карауле на «Домостроителей», похоже, что нравилось ему это дело. Сейчас на столе вахтера, который дежурный пододвинул ближе ко входу, лежала книжка с серой обложкой и портретом какого-то из давно почивших вождей прошлого. Видимо, прошвырнулся Витя по библиотеке, подыскал себе чтиво по душе.

Странные у него были вкусы.

Караульный кивнул лейтенанту и пошел открывать дверь. Смотрел серьезно, хмурился и сжимал губы. И так было каждый раз, но сейчас башкир видел в его взгляде что-то необычное.

И только снаружи Азат понял, что смотрел на них парень, как на самоубийц.

Еще бы. После рассвета на поверхность полезли. Умалишенные.