К концу лета Александр уже сбился со счета – столько он повидал нарушителей. В основной своей массе они не сильно отличались от того самого бомжеватого дедушки-«коневладельца». Все как один плохо говорили на русском, невыносимо страдали от потери своей четвероногой собственности (вот тут было некоторое разнообразие – кто-то искал корову, а кто-то и козой обходился) и старательно кланялись при виде офицера, который теперь к ним близко и не подходил (одного раза хватило за глаза). Контрабандисты тоже попались, целых пять штук: в первый раз, несмотря на то что их было четверо, обошлось по-тихому (трудно спорить, когда на тебя берданку наставили и только и ждут повода спустить курок), а вот во второй раз пришлось немного пострелять – уж очень шустрый несун попался, полчаса за ним бегали.
Солдатам очень понравилось выражение «оформить пинка», и данное действие быстро стало одной из негласных, но просто-таки обязательнейших традиций. Еще больше им понравился другой приказ корнета: тех задержанных, кто покрепче, отпускать только после сеанса «трудотерапии» – дров натаскать или песка с щебнем для отсыпки дорожек, с выгребными ямами вдумчиво поработать, сена покосить, мусор какой убрать, подмести. Занятие находилось всем, а уж как укрепился авторитет командира второго взвода! Тем более что все уже попривыкли к тому, что именно он постоянно находится в отрядной канцелярии или где-то рядом, в отличие от штаб-ротмистра Блинского или корнета Зубалова. Командир заставы своим присутствием ее обычно не баловал, отметится на утреннем разводе – и в Ченстохов, по важным и неотложным делам (по слухам – новая пассия) или на отдых от важных дел. А его благородие корнет Зубалов жил и служил (и даже дышал) в ожидании отставки и лишнего на себя не брал: с утра в канцелярии, потом объезд дистанции, и все – остаток дня «дежурил» на своей квартире. А меж тем причины такого повышенного трудоголизма князя были донельзя банальны: во-первых, в канцелярии было прохладно, а на улице и в тени доходило до плюс тридцати. Солдатам еще удавалось походить нараспашку (особенно в дозорах), а вот офицерам это категорически воспрещалось, расстегнутый и без фуражки корнет вызвал бы настоящий шок и волну слухов. Хочешь ходить в одной рубашке – делай это дома, а на службе офицер должен быть застегнут на все пуговицы. А во-вторых, занимаясь оформлением разного рода документов, Александр заодно и систематизировал накапливающуюся понемногу информацию: рядом с какими хуторами чаще всего случаются стычки, какие участки дистанции у несунов самые любимые, средняя численность и тактика контрабандистов, наиболее удобные маршруты для караванов, виды и стоимость запрещенных товаров, общие сведения о местности. Даже макет местности потихоньку создавать начал. Было еще и в-третьих, к сожалению. Стала приходить боль, вначале потихоньку, покалыванием в висках, затем сильной мигренью и неожиданными спазмами. Все чаще и чаще приходилось вызывать холодное безразличие к окружающим, чтобы не сорваться. В такие часы он просто запирался в офицерской комнате, пережидая очередной приступ, или уходил в ближайший лесок и долго стоял там, привалившись к облюбованному дереву. Посетив местного лекаря, господина Матисена, получил твердое убеждение – лучше умереть самому, чем воспользоваться помощью этого коновала и сдохнуть после устроенного им кровопускания.
Узнать верное средство от головной боли довелось случайно и благодаря контрабандистам. В один из дней голова начала разламываться уже с утра, моментом переведя настроение в минус. Едва он оделся, прибежал запыхавшийся вестовой с неприятной новостью: стрельба на седьмом посту!