Ноа
День одиннадцатый
Несколько сотен горожан теснились в здании средней школы. Здесь стало намного больше народу, чем, когда он приезжал сюда всего неделю назад.
Раскладушки и спальные мешки занимали почти каждый свободный дюйм пространства. Семьи и пары сгрудились в кучки тут и там. Набитые чемоданы и вещевые мешки теснились в каждом углу.
В спортзале эхом отдавались голоса, все они звучали напряженно и тревожно. Кашель и сопение. Плач младенцев и детей.
Розамонд остановилась, улыбнулась и выказала сочувствие и сострадание, доброту и заботу. Она никому не пожала руку.
Люди смотрели на нее затравленными, впалыми глазами. Некоторые из них выглядели дрожащими и бледными. Под запахом отбеливателя в спертом воздухе спортзала висела вонь рвоты.
— Что с ними? — спросил Ноа.
— Если собрать столько людей вместе, то обязательно произойдет передача инфекций, — тихо проговорила Розамонд, стараясь дышать неглубоко, когда они спешили через зал. Они помахали Аннет и Ли, которые в углу раскладывали пазлы для полудюжины детей.
Пройдя через металлические двойные двери, они оказались в коридоре, заставленном шкафчиками. Коридоры тоже загромоздили кровати и спальные мешки. Здесь оказалось еще холоднее, и поэтому кашель звучал сильнее.
Большинство учебных классов были заняты. Комната персонала и кабинет директора заполнены отчаявшимися людьми, ищущими тепла.
Они нашли пустой класс. Розамонд заняла удобный стул за учительским столом. Ноа взял металлический стул с одной из ученических парт и придвинул его поближе.
Розамонд наклонилась вперед и уперлась руками о парту. Она сцепила пальцы под подбородком.
— Ноа Шеридан. Что бы я без тебя делала?
— Полагаю, продолжала бы работать, как обычно.
Она засмеялась. Смех получился грустным, но все еще наполненным теплом.
Она работала до изнеможения, чтобы сохранить этот город. Это отражалось в тенях под ее глазами, ее идеально уложенные волосы были слегка растрепаны, а костюм немного помят.
— Не забывайте заботиться о себе, суперинтендант. Вы нам нужны.
— Ты тоже нужен людям, Ноа. Им нужно видеть тебя. Им нужно знать, что закон и порядок все еще здесь. Теперь в другой форме, но все еще здесь. — Она вздохнула, пригладила волосы. — Как дела у Майло?
— У Майло все хорошо. Лучше, чем я ожидал.
— Хорошо. Пусть так и будет. — Розамонд внимательно рассматривала его, наклонив голову. — Тебя что-то беспокоит.
Он глубоко вздохнул.
— Ополченцы. Они кажутся такими… агрессивными.
Розамонд моргнула. Ее глаза заблестели. В ее броне появилась крошечная трещина. Она отвернулась от него, вытерла глаза и глубоко вздохнула.
— Мы делаем то, что должны. Мы никогда больше не допустим такого ужаса. Я не допущу этого. Не под моим руководством. Ты понимаешь?
Он кивнул. Он точно знал, что она чувствует. Чувство вины укололо его. Он отодвинул его подальше.
Суперинтендант взяла себя в руки и посмотрела на него.
— Что еще?
— Налог продуктами питания. Людям это не понравится.
Тонкие морщинки вокруг ее глаз напряглись. Рот сжался.
— Десять процентов — это не слишком много, не так ли? Чтобы сохранить жизнь нашим друзьям и соседям? Люди платили налоги федеральному правительству и правительству штата. Я не думаю, что в ближайшем будущем люди будут платить денежные налоги. Должны ли они просто прекратить это? Или они все еще что-то должны людям, которые борются за их защиту и сохранение их безопасности, здоровья и жизни?
— В этом есть смысл, если так рассуждать.
— Ты позаботишься о том, чтобы люди поняли это? Мне нужна твоя помощь, чтобы все получилось, Ноа. Иначе все просто развалится.
Он тяжело кивнул. Обществу нужно объединиться, чтобы помочь друг другу выжить, но ему по-прежнему не нравилась идея применения силы. Молли и Квинн тоже.
— Я сделаю все, что в моих силах.
— Я уверена, что сделаешь. — Она сузила на него глаза. — Есть кое-что еще.
Она всегда умела хорошо читать его. Ноа сел ровнее и рассказал ей о заявлениях Октавии Райли и подозрениях Бишопа в ночь резни.
— Честно говоря, все это меня беспокоит. Мне это совсем не нравится.
— Никому из нас это не нравится. Резня в Кроссвей — это худшее, что случилось в этом городе, в этом округе, черт возьми, во всем штате Мичиган. Никто не предвидел такого. Никто. Но это доказывает исключительную важность закона и порядка. Мы должны продержаться до тех пор, пока губернатор или федералы не возьмут ситуацию под контроль и не вернется некое подобие цивилизации. Это наша работа здесь. Наша единственная работа.
— А если все-таки их кто-то выпустил?
Розамонд потерла виски.
— Человеческой психике нужна причина, объяснение. Иногда это не более чем старый замок, который сломался, и хороший, но измученный человек, который заснул во время кризиса. Так бывает. Человеческая ошибка есть человеческая ошибка.
— Но…
— Октавия Райли это… она была… наркозависимая шлюха, которая сожительствовала с психопатом. Она понимала, что наконец достигла края. С тобой она увидела шанс, возможность. Преступники скажут что угодно, чтобы спасти свои никчемные задницы.
— Я знаю.
— У нас сейчас нет кадров. Ты знаешь это. Мы все измотаны. Мы все усердно работаем, пытаясь сохранить этот город в безопасности, а его жителей спасти от голода и замерзания. Мы пережили одну снежную бурю. Согласно экстренным сообщениям по радио, другая надвигается прямо на нас.
Он начал было возражать, но она подняла руку.
— Рэй Шульц и его сообщники мертвы. Ты поймал их. Мы поймали плохих парней, Ноа. Мы сделали это. Ты сделал это.
Ноа напрягся. В его голове промелькнуло воспоминание о Билли Картере. Его кровавая улыбка, его косой глаз. Его обескураженный, обвиняющий взгляд.
Вот что беспокоило Ноа больше всего. И преследовало его в кошмарах. Не то, что Билли Картер и остальные мертвы, а то, насколько это было жестоко и уродливо. Как быстро и легко это произошло.
Может, Ноа и не нажимал на курок, но он стоял в стороне и позволил этому случиться. Он не был уверен, что сможет оправиться от этого. И сможет ли кто-нибудь из них.
— Горожане довольны, — продолжила Розамонд. — Им нужно спокойно оплакать своих близких. Повторное разгребание всей этой истории только деморализует людей, внесет раскол и недоверие. Это поставит под угрозу наше сообщество, Ноа. Подумай об этом хотя бы на минуту.
Он ненавидел это ноющее чувство в глубине своего сознания, но вместе с тем понимал необходимость солидарности, единения.
Дэйв слышал по радио сообщения о десятках маленьких городков, уже разрушающихся под натиском банд, мародеров и голодных беженцев, бегущих из мегаполисов.
Фолл-Крик все еще стоял. Это что-то значило.
Напряжение в его плечах ослабло. Розамонд помогла ему увидеть картину в целом. Он не оставлял проблему без внимания, просто отложил ее на время.
— Когда все это закончится…
Суперинтендант встала и протянула руку.
— Конечно. Я лично попрошу оперативную группу расследовать резню в Кроссвей. Было пролито слишком много крови. Это отвратительное дело. Опасное деяние. Чем быстрее с этим будет покончено, тем лучше будет для всех.
Он стоял напротив нее за столом. Они пожали друг другу руки.
— Спасибо, Розамонд.
— Мы семья, — заверила Розамонд. — Помни это.
Рация у бедра Ноа зашипела.
— Это Лютер с северного блокпоста на старом 31-м шоссе. У нас тут парень, который говорит, что он из Федерального агентства по чрезвычайным ситуациям. Хотите, чтобы мы его впустили?