Чернышева Ната На два дыхания

* * *

Сознание возвращалось медленно, болезненными рывками. Что-то случилось, иначе не оказался бы в такой, как выражаются федералы, заднице. А что задница вышла изрядной, можно даже не сомневаться. Иначе с чего так неприятно знакомо ломит все тело?

Ощущение будило слишком страшную память, поэтому вспоминать не очень-то и хотелось. Но память не спрашивала.

… Все шло гладко. Слишком гладко, отчего в душе засела заноза тревоги. Так не бывает. Еще ни одна наземная миссия не пролетала на одном дыхании, без пакостей со стороны врага. Врага можно понять: как это, нас бьют, а мы терпеть будем?! Но в чем оказалась пакость, он сообразил не сразу…

— Хватит валять дурака, Немель. Вы очнулись.

Голос знакомый… но пока не узнать. Спасибо, имя напомнили. Немель. Да, Немель — это он. Так его зовут враги, которым, по их же собственному выражению, западло произносить полное титулование. И снова неточно выразился. В языке врагов просто нет аналога понятию «а-рестиватаури», когда именуешь противника по всем правилам. Из уважения и из желания взбесить перед дракой, причем второе важнее. Интонацией ведь можно подчеркнуть очень многое. А взбешенный враг совершает ошибки, вследствие чего прощается с жизнью…

Хлопок по щеке. Немель нехотя открыл глаза. Он уже знал, — вспомнил, опознал голос и связал свое состояние с этой личностью, — кого увидит, просто верить не хотелось, что опять…

Да. Опять. И снова. Она.

— Забавно, правда? — усмехнулась Она. — Провидение с завидным упорством сталкивает нас снова и снова. В этом что-то есть, не находите?

Он находил. Но объяснение ему крепко не нравилось. Вряд ли оно понравится и Ей, уж Ее-то Немель успел изучить. Столько лет…

… Когда парни притащили пленного, — без сознания, волоком, — он не насторожился, лишь поморщился. Известная забава: даешь несчастному нож и дальше драка один на один. Бой, так сказать. Раненый с ножом против долбака в броне. Немелю подобные развлечения никогда не нравились. Отчего-то в душе поднималось не достойное, но чистое, как кактусовый цветок, злорадство, когда ребята нарывались на пирокинетика с Альфа-Геспина. И если кто-то из подчиненных получал свое, то Немель строго следил за выполнением условий: победившего — пинком под зад на свободу. И не в космос в скафандре, чтоб дольше мучился, а честно, в нейтральное пространство. С оказанием медицинской помощи, если она требовалась.

Кое-кто бывал этим недоволен и рвался мстить командиру. На доброе здоровье. Отправляя к предкам в личном поединке очередного крикуна, терпеливо объяснял, что не потерпит никаких посягательств на командирскую власть. Убийства на райлпаге убийствами не считаются, если ты недооценил противника и переоценил собственные силы, бросая вызов, то виноват ты, и только ты, никто, кроме тебя. И постепенно подобные развлечения с пленными в отряде Немеля сошли на нет. Вот только новичков не всегда удавалось вразумить кулаком и черным словом с одного раза. И тогда добрый командир предоставлял им возможность повеситься самим, благо война таких возможностей предоставляла с избытком…

— Зачем ты с ним церемонишься? — резкий недовольный голос. — Пристрели!

— Не командуйте, госпожа посол, — ровно ответила Она. — Вы мне не капитан.

Так. Полное и безоговорочное фиаско. Тот, точнее, та, за кем столько охотились, кого большим трудом добыли, снова ускользнула. «Ну, а чего ты ждал?» — самокритично спросил сам у себя Немель. — «Сидишь, стреноженный по всем правилам, руки к ногам, и думаешь, что хотя бы часть миссии удалось спасти? А кто бы спасать стал, те идиоты, с ветром вместо мозгов? Додумались же, притащить в катер Ее…»

— Я выше вас по статусу!

— Не в боевой обстановке, — отрезала Она и добавила неприятным голосом: — Тропинина, я потеряла из-за вашей придури четверых. И мне кажется, что оно того не стоило. Сгиньте с глаз моих! Не то угощу из парализатора.

Тропинина послушно сгинула. Еще бы, после парализатора зверски тошнит, особенно гражданских, и несколько часов в голове болото, сознание путается, несмотря на то, что тело уже восстановилось. Парализатор — это плохо. Хуже только прямой залп в лицо… А хотя, в некоторых обстоятельствах, не хуже! Потому что даль ближайшего будущего встала перед ним в полный рост: телепатический допрос. Инфосфера Земной Федерации — то еще чудовище. Душу сожрет, переварит, вывернет наизнанку и удалит из организма, и все это без наркоза.

Немель уже попадал подобным образом раньше, слишком хорошо помнил, какого рода это веселье, и потому старательно давил в себе ростки ужаса. Получалось не очень. Ему отчаянно хотелось умереть на месте прямо сейчас или сразу же прыгнуть на несколько дней в будущее, под расстрел или на обмен, уже неважно. Только бы пережить предстоящие два дня! Как-нибудь.

Пошевелил руками. Ага. Уже. Как порвать шнур из кордана без паранормы психокинетического спектра? Ответ: никак. Будешь дергаться, сожмется еще туже. По слухам, один неудачник вот так лишился обеих рук и заодно жизни — затянувшийся кордан попросту перерезал ему запястья, а рядом не оказалось никого, кто мог бы оперативно наложить жгут и остановить кровотечение.

«Жизнь», — решил Немель, — «мне еще нужна». Как выражался его наставник, там, в далеком и беззаботном детстве (сейчас бы ему те проблемы, казавшиеся неподъемными тогда!), даже если тебя уже сожрали, все равно остается целых два выхода. Допрос бы только пережить…

— Хорошая птичка, — усмехнувшись, сказала Она про скаут. — Топливо, вооружение… Спасательные капсулы. Основательно подготовились, не так ли?

— Что с пилотом? — резко спросил он.

— Ну, что еще может быть с вражеским пилотом, схватившимся за бластер не с той стороны? — с показной грустью вздохнула Она. — Не будьте ребенком, Немель.

Он сдержанно выругался. Жаль девчонку, хороший она пилот… была.

Кармелав, вспомнил он имя, и к имени пристегнулся образ: задорный взгляд, ямочки на щечках, короткие, вьющиеся, волосы — под контактный модуль пилотского ложемента длинные не отрастишь, мешать будут. Что тебя укусило, девочка? Погеройствовать захотелось? Пилот против спецназовки с самой страшной паранормой из всех, какие Немель до сих пор знал…

Просили ее в драку лезть, против Нее! Ведь говорил же, ведь объяснял же! Пилотов по общей негласной договоренности обе враждующие стороны старались не трогать, но когда пилот наставляет на тебя дуло табельного плазмогана, тут уже, как говорится, извините. Жить каждому хочется.

— Жизнь наша, — тихо сказала Она. — Сегодня она, завтра я, послезавтра… — длинное ругательство, понятное лишь наполовину из-за незнакомых слов, но общий смысл легко угадывался.

— Вам-то не грозит, — не удержался он от язвы.

— Я не бессмертна, — пожала Она плечами. — И у любой паранормы есть предел.

Встала, — неприятно смотреть на врага снизу вверх, а уж на Нее и подавно, — сказала:

— Пойду за бортпартнером* присмотрю. Вторая навигационная точка, как-никак.

Ушла, а он остался. Думать. Навигационные точки — это выходы из гипера в обычную реальность, для маневров в пространстве. Скаут идет по своей собственной струне, не используя опорные маяки пересадочных станций. На длинных прыжках в таком режиме всегда вероятна погрешность. То есть, попросту говоря, выкинет тебя за пределами обитаемого космоса, и вертись, как хочешь, глядя на абсолютно чужие созвездия. Некоторые возвращались, впрочем. Но большинство пропадало навеки.

____________

* Бортпарнером в обиходе называют управляющий разум корабля, он же искин или когитр, название «бортовой компьютер» давно устарело и сейчас почти не используется.

Немель пошевелил руками, больше для порядка. Разорвать кордан было делом немыслимым, но совсем уже ничего не делать, тоже как-то… И замер. Показалось?! Нет, не показалось. Кордановый шнур слегка поддался!

А Она сказала, что спасательные капсулы… и что вторая навигационная точка… Ну, ясно же, куда летит скаут — на военную базу, а какая военная база рядом с планетой, где он так глупо попался? Всего одна, в секторе Кларенс. А сколько навигационных точек к сектору Кларенс? От трех до пяти, сейчас вторая, а это значило… значило…

Немель выдохнул, прикрыл глаза, приводя в порядок взбесившуюся надежду. Шанс на самом деле не настолько прекрасен: Ее победить нереально, не в этот раз, поправился он тут же, а за Тропининой соваться — у госпожи посла телепатический ранг, да и не вместит капсула сразу двоих, пусть даже второй — всего лишь тощая федералка. Только самому.

Позорно бежать, поджав хвост, и дома, на базе, лантарг* не похвалит за проваленную спецоперацию. Явился, скажет, без ценного пленника и без своего десятка… И пусть десять к четырем считалось еще не самыми страшными потерями, но все же. Исполненный презрения взгляд вышестоящего будет, пожалуй, похлеще телепатического допроса. С врага что взять, а вот от своего принимать подобное, — никому не пожелаешь.

_________________________________

* лантарг — в данном случае, командующий военно-космической базой, к которой приписан отряд Немеля.

Но самое главное все же не это.

Самое главное… Она.

Когда еще вот так выпадет встретиться? Не в бою, а, считай, один на один. В многочасовом перелете. Где никто не норовит снести башку плазменным залпом, где можно спокойно… скажем, поговорить. Или просто смотреть, если разговор не заладится. Потому что…

Она вернулась. Смотрела на него какое-то время, потом буркнула вроде бы негромко, себе под нос, но так, что он слышал: «Идиот». Кинула на стол свой мини-плазмоган, села, стала менять батарею. Немель снова подергал руки. Никакой слабины. Надо думать.

Молчал, смотрел на Нее. Вспоминал, как впервые увидел. Дело было на планете, которую федералы называли Враной, был Немель тогда мальчишкой, дурным ребенком со скверным нравом и склонностью к неприятностям. Вот и нарвался. Она тогда тоже была моложе. Наивней. Добрее. За свою доброту и поплатилась. Служишь действительную — забудь про сострадание и прочую такую же ерунду. Потому что враг давным-давно забыл. Потому что ты пожалеешь, а тебя не пожалеют. Хочешь жить, забудь про жалость.

Сколько же лет прошло? Семь? Восемь? Вроде бы мало. Но вместе с тем — очень много. Вечность. Нет, семь или восемь вечностей, если каждый год считать за самостоятельный пространственно-временной континуум. Много это, целый год на войне. Очень много. Хотя по меркам Мироздания — ни о чем, плюнуть и растереть.

Тогда у Нее были длинные черные волосы, Она стягивала их по-мужски, в хвост на затылке… и проявила человечность к одному пленному дураку. Купилась на возраст. В первый и последний раз. Больше, насколько он знал, таких ошибок Она не совершала.

Тогда Немель гордился собой. Сейчас, оборачиваясь на прошлое, понимал: гордиться там особенно нечем. Тем более, что тогда и в том конфликте федералы были правы, как ни прискорбно это осознавать.

Вырос мальчик. Поумнел. И пропал.

— На мне что-то расцвело? — раздраженно спросила Она, вгоняя свежую батарею в гнездо.

— Ничего, — Немель поневоле улыбнулся. — А жаль.

— Вы о чем?

Подчеркнутая холодноватая вежливость, которую они соблюдали друг к другу, давно превратилась в ритуал, в церемонию, в а-сатиривуона — маску чужого-враждебного, именно маску, потому что настоящей злобы, поедающей разум, между ними давно уже не осталось, во всяком случае, со стороны Немеля. Впрочем, он подозревал, что и с Ее стороны тоже. Она не стеснялась гаркнуть «Ты, дерьмо!» кому-нибудь другому, ему же — никогда, кроме первой их встречи. Без серьезной причины за подобную стену не прячутся, можно не сомневаться.

Когда пылающая ненависть переплавилась в азарт и нетерпеливое ожидание новой встречи? Немель не помнил.

Но Ее вопрос требовал ответа, и он не отказал себе в удовольствии ответить:

— Отпустите волосы. Бритый череп вам не идет.

Бритый наголо. С татуировкой на все темя: отвратительная орущая тварь, Ее прозвище и позывной. Железная Гарпия, для краткости, просто Гарпия. Та самая тварь, изображенная на черепе. Тоже психзащита в какой-то мере: страшилище, ужас, не вставай на пути. Вот у их капитана, Ванессы Великовой, позывной — Роза. Немель видел терранские розы — великолепные цветы, роскошные, хрупкие, символ красоты и роскоши, но с отвратительными шипами на стволе и ветвях; очень изящный и тонкий намек. Великову Немель, правда, в бою не видал, но ему достаточно было слов уцелевших.

Не поставят федералы во главе десантной роты плохого бойца.

— Немель, враг мой, — задушевно начала Она, — я у вас забыла спросить, что мне идет, а что нет.

— И все же.

— Травма у меня, понятно вам? Психологическая, — если бы ядовитый сарказм мог убивать, Немель тут же бы рухнул трупом, а так ничего, сидит, как сидел, и проклятый кордан на руках и ногах никуда не делся.

Он знал, откуда у Нее эта травма. Года два тому назад, во время одной заварушки на поверхности, наши умыли кровищей федералов по самые уши. Планету, правда, в конечном счете отбить все равно не удалось, ну, да это уже не вина десанта, это штаб миссии сел на сухое дерево, полным составом. Но поначалу все резво шло. Удачно.

… База врага догорала. Это было даже красиво, рыжий и алый огонь в ночи. Они шли и с основательной методичностью добивали уцелевших, приказ был — пленных не брать, да и обитатели базы в плен не сдавались, даже техники, даже обслуживающий персонал. Их можно понять, что им, военным и ассоциированным с военной службой в плену делать? Гражданские могли получить снисхождение, эти — нет. Собственно, взял оружие в руки — получи. Устроился работать к военным, — получи. Исключение лишь для медиков, и то, по обстоятельствам. Если врач вместо того, чтобы поднять руки, хватается за бластер, то он сам себе злая коряга.

Трупы, трупы, трупы… Трупами в десанте никого не удивишь и не напугаешь, главное, чтобы эти трупы не ожили в самый неподходящий момент. Контрольный в голову самым подозрительным, и пусть лежат тихо. Судьба у них такая, лежать тихо и никому не мешать.

В случайность как волю Предопределенности Немель никогда не верил. Он всегда мыслил конкретно, оставляя за бортом сознания веру в Вечность, Провидение, тайные знаки Вселенной и прочее в том же духе, бытующее как среди его подчиненных, так и у старших по званию. Источник суеверий прост и понятен, как лезвие ножа: если сеешь смерть и пожинаешь смерть, живешь смертью, то разум поневоле генерирует силовой щит против подступающего безумия.

Был такой щит и у Немеля.

Она.

Почему-то Немель узнал Ее сразу. Сколько таких же точно неподвижных обгоревших тел пропустил без внимания, а тут вдруг запнулся. И увидел… Она лежала у осевшего набок истребителя, без брони, ничком. Машина не успела взлететь, в нее угодило, судя по внешнему виду, термобарической. Все, что могло гореть, давно догорело. Сгорела и Она.

Должно быть, подняли по тревоге вне расписания. Носитель паранормы психокинетического спектра способен выжить даже в эпицентре термоядерного взрыва, но активная фаза паранормальной защиты коротка.

Полчаса-час у пирокинетиков, а у Нее, может быть, и дольше, из-за нестандартных модификаций, но, как видно, не беспредельно.

Она не очнулась, когда Немель перенес Ее неподвижное тело, подальше от огня, пусть — утихающего, слабого, но все-таки огня. Сканер снял параметры — на пределе. Первая помощь из полевой атечки… Не поможет, нет, не поможет вообще, лишь продлит агонию. По уму, надо было бы, конечно, пристрелить, из милосердия.

Но у Немеля не поднялась рука.

Они еще сойдутся в бою, но в честном поединке, один на один, а не вот так… контрольным в голову смертельно раненому.

А на резонное замечание напарника, что, мол, толку-то возиться, не ты сам, командир, так другие, следом идущие, взбесился так, как не бесился уже очень давно: до кровавой пелены перед глазами…

Она выжила. Немель об этом не пожалел ни разу. Даже сейчас, сидя перед Нею с корданом на руках и ногах, не жалел. А что смотрит зверем, так положение обязывает. Сам бы глядел не ласковее, случись им поменяться местами.

Все на свете когда-нибудь заканчивается, даже Вселенная однажды сменит расширение на сжатие и вновь схлопнется в бесконечно малую точку. Закончился и долгий, тягостный перелет к вражеской базе.

Кордан на ногах Немеля ослабили, но ровно настолько, чтобы можно было сделать небольшой шаг. Попробуешь шагнуть шире, снова стянется, и можно было бы поиграть на нервах врага, нарочно выходя за рамки дозволенного, боль и возможные побои — побоку, главное, непокоренная гордость и маленькая, но все-таки пакость врагу. Пусть они или платформу на антигравитационной подвеске вызывают, или дают больше свободы. С другими конвоирами Немель именно так и поступил бы. Но не с Ней. И не потому, что боялся.

— Кармелав!

Изумлению не было предела. Ведь сказали же, что Кармелав, пилот скаута, погибла. А она — вот, живая и невредимая, и даже без кордана на запястьях. Правда, не отреагировала на свое имя, продолжила смотреть перед собой нехорошим, пустым каким-то взглядом.

— Она не ответит, — неприятным голосом заявила Тропинина. — Раппорт разорван, но еще сутки-двое ваша девушка побудет овощем.

— Ты!

Ненавидел телепатов. Всю жизнь, а в последнее время, наевшись по самое горло всей мощи их паранормы, — в особенности.

— Тихо, — Она положила ладонь ему на плечо, чуть сжала железные пальцы.

Раздавит, если захочет, легко. Сама себе броня, на пике паранормальной активности-то. Немель помянул про себя черным словом идиотов, притащивших под конец операции на свои тупые головы Ее. «Вернусь, буду пресекать подобные развлекалочки на корню», — свирепо подумал Немель. — «Вернусь, ни один безмозглый отросток гнилого корня никогда больше… никогда… лучше сразу прибить! Своими же руками! И плевать, что там скажут вышестоящие!»

— К чему было это вранье? — холодно осведомился он, не оборачиваясь.

— Чтобы вы не бросались на подвиги, — хмыкнув, объяснила Она, — вызволяя свою девушку из лап свирепых федералов.

— Кармелав не моя девушка.

— Да ну, — не поверила Она. — С чего у нее тогда ваш портрет в кулоне на шее болтается?

Он даже с шага сбился, воскликнул с искренним восторгом:

— Что я слышу? Ревность?!

— …! — ответ был исключительно непечатным, но прозвучал, как музыка.

Ревность, как она есть. Надо же! Кто бы мог подумать. Тему следовало развить, углубить и дополнить, пока горело, но потехи не получилось.

— Ламберт, — неприятным голосом бросила Тропинина через плечо, — язык с щелоком мыть заставлю. Развела здесь армейщину!

Немель оценил угрозу. Тропинина — заставит! Второй телепатический ранг, как-никак.

В ангаре их встречали. Двое. Один- гентбарец-свитимь, со знаками первого ранга на униформе, второй — терранин, но… Немель при виде его улыбочки ощутил острую и страшную тоску. Пирокинетик майор Севин. Севин — это было о-очень нехорошо… Мелочный, мстительный, злобный, пакостный ублюдок. Федералы, конечно, все, как на подбор, засранцы. Но таких, как Севин, даже среди них еще поискать. Немель ему немного задолжал при прошлой встрече. Похоже, сейчас отдаст. С процентами.

— Удачи! — угрюмо буркнула в спину пленнику Она.

Немель обернулся. Издевается? Но нет, в Ее глазах никакой издевки не было. Сочувствие, может быть. Понимание. Сама попадала в плен, знает, каково это. Не сладкая пенка!

Он кивнул. И больше не оглядывался.

* * *

Немель открыл глаза, какое-то время пытаясь сообразить, что перед глазами такое… Пол, понял он через время. Просто пол. Серый. Память милосердно затерла последние несколько суток, но тело горело, словно его медленно, долго и со вкусом поджаривали на огне.

На самом деле, недалеко от истины, если вспомнить о паранорме Севина. Проклятый ублюдок! Дорвался.

Немель выдохнул, стиснул кулаки и рывком отжал себя от пола. Зашумело в голове, замельтешили перед глазами черные точки. Стиснуть зубы и пережить, бывало и похуже. Встать! Короткий приказ самому себе придал бодрости. Но сил хватило до ближайшей стеночки. Как же противно дрожат колени и руки!

Немель еще раз помянул черным словом поганого Севина. Память кое-что…

Загрузка...