Мышеловка

Помните старый анекдот, про типа, который смастерил самую лучшую мышеловку, а потом едва справился с дельцами, проложившими государственное шоссе прямо к двери его дома? Я однажды наблюдал нечто подобное в жизни – на Марсе.

Сэма Леваттса гиды туристских групп деликатно – ради местного колорита – именовали «пауком пустыни». «Спившийся забулдыга» было бы более подходящим определением. Он занимался горными изысканиями и излазил вдоль и поперёк все сухие земли за пределами Террапорта. Из этих своих вылазок он приносил Звёздные Камни, Гормельскую руду и прочие безделушки, позволявшие ему сводить концы с концами и пить не просыхая. Надравшись, он грезил наяву и созерцал видения. По крайней мере, когда он, пьяный в стельку, заплетающимся языком пытался описать некую «прекрасную леди», то это было признано его очередной галлюцинацией, ибо леди в Террапорте не водятся, а в тех клоаках, кои любил удостаивать своими визитами Сэм, встречающиеся там особы женского пола прекрасными назвать никак нельзя было.

Сэм продолжал такое вот мирное существование созерцателя грёз, до тех пор, пока его не повстречал Лен Коллинз и не началась Операция Мышеловка.

Любой самый тёмный турист, садящийся в Террапорте в пёстро раскрашенный пескоход, немало наслышан о «песчаных монстрах». Те из них, которые до сих пор уцелели, являются собственностью туристских бюро. И, братцы, охраняются они так, как если бы составляли часть тайника с сокровищами Марсианской короны. (На этот тайник лет двадцать назад наткнулся Чёрный Скрэгг). А охраняют их так потому, что эти монстры, которые спокойно переносят песчаные бури и огромные перепады температур, рассыпаются в прах, стоит только коснуться их пальцем.

Нынче вы можете полюбоваться, скажем, «Человеком-пауком» или «Бронированной Жабой» с расстояния двадцати футов. И это всё. Попробуйте приблизиться ещё – схлопочете электрошок, так что тут же сядете на спину, копытами к планете Земля.

И с тех самых пор, как под чьими-то руками рассыпался в прах самый первый монстр, все музеи родной планеты установили совместную премию, которую они всё время повышали в надежде, что объявится такой парень, который сможет придумать, как сцементировать песчаных чудищ, чтобы можно было их транспортировать. Ко времени встречи Лена Коллинза и Сэма эта премия исчислялась уже астрономической цифрой.

Разумеется, все светлые головы, занятые в сфере производства клеёв, аэрозолей и пластиков, многие годы пытались расколоть этот орешек. Беда в том, что когда они выходили здесь из ракет и возвещали всему миру о потрясающих клейких свойствах очередного своего детища, их ожидало разочарование. Ибо, оказывалось, что детище не на чем испытывать. Все известные монстры были наперечёт – переписаны и персонально охраняемы под бдительной опекой Космического Десанта.

Но Лен Коллинз и в голове не держал надежды дорваться до этих сокровищ. Вместо этого он разыскал любимый притон Сэма Леваттса и его самого в нём и принялся раз за разом выставлять тому выпивку. Через полчаса Сэм решил, что нашёл себе друга по гроб жизни. После пятой дозы он излил новому приятелю свою сокровенную историю о Прекрасной Леди, которая обитает в тени двух красных скал – там, далеко отсюда, – последовало мановение ослабшей руки, указующей общее направление.

Лен тут же ощутил позыв к прекрасному и возжелал приобщиться к возвышенному идеалу. Этим вечером он привязался к Сэму прочнее, чем обитатель Луны привязывается к своим кислородным баллонам. На следующее утро они оставили Террапорт на частном пескоходе, зафрахтованном Леном.

Спустя две недели Коллинз тихонечко прокрался назад в город и заказал беспересадочный билет до Нью-Йорка. Он забурился в отель и сидел там, не высовывая носа, до самого последнего момента, когда надо было уже занимать место в ракете.

Сэм объявился в «Пламенной Птице» четырьмя ночами позже. На подбородке у него был устрашающий солнечный ожог, и он еле передвигал ноги от бессонницы. Кроме всего прочего, он был – впервые в истории Марса – холодно злобен и абсолютно трезв. И он сидел весь вечер и ничего крепче минеральной-воды-из-канала не пил. И этим напугал до умопомрачения парочку-другую родственных душ.

Какой же телевизионщик не заподозрит в такой разительной перемене возможности сделать сюжет? Я всегда раз в неделю обходил вечером все притоны в поисках местного колорита для наших шестичасовых передач. И самое многообещающее и распаляющее любопытство из всего, что я обнаружил, это внезапная смена пристрастия к напиткам у Сэма. Строго конфиденциально – наша передача идёт для семейной и туристической публики – я начал прощупывать Сэма. Он на все мои намёки отвечал рычанием.

Тогда я прибегнул к удару ниже пояса, ненароком упомянув, что люди из Бюро Путешествий Трёх Планет обнаружили ещё одного цементных дел мастера в шоковом состоянии у всеми любимого монстра «Муравьиный Король». Сэм отхлебнул глоток минералки, погонял его языком в полости рта, проглотил, состроив гримасу, способную распугать всех монстров, и сам задал мне вопрос:

– Что думают учёные парни насчёт того, откуда берутся все эти монстры?

Я пожал плечами.

– Все объяснения выеденного яйца не стоят. Они не могут вплотную изучить чудище, без того, чтобы его не разрушить. Это одна из причин, что назначена такая огромная премия тому, кто сможет как-то склеить этих тварей, чтобы их можно было потрогать руками.

Сэм извлёк что-то из-под клапана кармана своего комбинезона. Это была фотография, снятая не при слишком хорошем освещении, но достаточно ясная.

Две огромных скалы изогнулись по направлении друг к другу, образуя почти завершённую арку, а под их защитой стояла женщина. По крайней мере её стройное тело обладало отчётливыми изящными линиями, которые мы привыкли наблюдать у лучшей половины человечества. Но, кроме того, у неё были крылья, распростёртые в величественном взмахе, как будто она уже стояла на кончиках пальцев, готовая взлететь. Черты лица не были различимы ясно – только намёки – и это сразу же раскрывало тайну, кем она была на самом деле – ибо у всех песчаных монстров тонкие черты не различимы.

– Где?.. – начал я.

Сэм сплюнул.

– Теперь уже нигде.

Он был угрюм, и лицо его заострилось. Он выглядел лет на десять моложе и гораздо крепче, чем обычно.

– Я нашёл её два года назад. И всё время возвращался, чтобы просто поглядеть на неё. Она не была чудищем, как все остальные. Она была совершенна. А потом этот… – Сэм разразился потоком самой великолепной космической словесности, какую я только до сих пор слышал, – …этот Коллинз напоил меня настолько, что я показал ему, где она обитала. Он вырубил меня, опрыскал её этим своим дерьмом и попытался погрузить её в кузов пескохода. У него ничего не получилось. Она продержалась пять минут, а потом…

Он сцепил пальцы рук.

– …пыль, всё, что осталось, так же, как и от всех остальных.

Я обнаружил, что не отрываясь разглядываю фотографию. И я начал осознавать, как во мне пробуждается желание оказаться с этим Коллинзом наедине, минуты этак на три или вроде этого. Большинство из тех песчаных скульптур, что я видел, были кошмарными тварями, без которых я запросто мог в этой жизни обойтись. Но эта, как верно заметил Сэм, чудищем не была. И эта статуя была единственной в своём роде. По крайней мере, я ни о чём таком не слышал и ничего подобного не видел. Может быть, где-нибудь есть и ещё такие – сухие земли не исследованы и на четверть.

Сэм кивнул, как будто мои мысли плавали вокруг нас в дымном воздухе.

– По крайней мере можно попытаться поискать. Вреда от этого не будет. Я заметил одну вещь насчёт этих монстров – они всегда встречаются только вблизи скал. Красных скал, вроде этих, – он ткнул пальцем в карточку, – поросших чем-то вроде голубовато-зелёного мха.

Он вперил взгляд в стену кабака, но я понял, что его взор уходит далеко за пределы стен и песчаных валов Террапорта, туда, на волю, в просторы сухих земель. И я мог только догадываться, что он говорит не обо всём, что знает или предполагает.

Фотокарточка не выходила у меня из головы. На следующий вечер я опять зашёл в «Пламенную Птицу». Но Сэм не показывался. Зато среди завсегдатаев кружил слух, что он погрузил двойной запас провизии и отбыл в пустыню. И это было последнее, что я о нём слышал на протяжении следующих недель. Только эта его крылатая женщина прокралась в мои сны, и я ненавидел Коллинза. Даже её изображение производило неизгладимое впечатление, но я бы отдал месячный заработок, чтобы увидеть оригинал.

В течение следующего года Сэм совершил три долгих путешествия, но о своих открытиях, если таковые были, помалкивал. Он бросил пить и поправил свои финансовые дела. Он привёз из путешествия два зелёных Звёздных Камня и их стоимость покрыла все его экспедиционные расходы. И он продолжал интересоваться монстрами и вечной проблемой вяжущего материала. Два ракетных пилота рассказывали мне, что он регулярно запрашивает с Земли все статьи по этому вопросу.

В сплетнях его уже именовали не иначе как «песчаным психом». Я сам почти поверил, что он свихнулся на этой почве после того, как одним прекрасным утром, на рассвете, увидел его, выезжающего из города. Он ехал в своём исследовательском краулере и на виду у всех, принайтованная к водяным бакам, стояла самая нелепая штуковина, какую я только когда-либо видел – огромная проволочная клетка!

Я пытался допереть хотя бы до какого-нибудь смысла, когда он замедлил ход, чтобы попрощаться со мной. Он увидел мои вытаращенные глаза, и на лице его прорисовалась ухмылка, и было в ней что-то пророческое.

– Хочу заловить песчаную мышку, паря. Толковый мужик может многому научиться, просто наблюдая за песчаными мышами, будь спок – очень многому!

Марсианские песчаные мыши могут жить в песке. Считается также, что они могут есть и пить это распространённое в здешних краях вещество. Так что с земными своими тёзками эти твари не схожи ни в одном своём проявлении. И никто в здравом уме не связывается с песчаными мышами. Я почти совсем тогда поверил, что Сэм безнадёжен, и гадал только, в какую форму в конце концов выльется это помешательство. Но когда через пару недель Сэм вернулся в город – с тем же оборудованием, минус клетка – он продолжал ухмыляться. Если бы у Сэма был на меня зуб, то мне было бы плевать на эту ухмылку, а так я терялся в догадках.

А затем вернулся Лен Коллинз. И сразу же принялся за свои старые трюки – шатался по дешёвым кабакам и прислушивался к разговорам изыскателей. Сэм в это время был в городе и вскоре я наткнулся на них обоих в «Пламенной Птице», и они сидели за одним столом, как два вора перед дельцем. Сэм хлестал импортированное с Земли виски, как будто это была газированная-вода-из-канала, а Лен окружал его заботой и вниманием, какие оказывает кот вылезающей из своей норки мыши.

К моему удивлению, Сэм окликнул меня и притянул к своему столику третий стул, настаивая, чтобы я к ним присоединился – к вящему неудовольствию Коллинза. Последнее обстоятельство меня не тронуло – я становлюсь толстокожим, если нападаю на след хорошей истории, и я подсел к ним. Подсел для того, чтобы услышать, как Сэм выбалтывает свои великие тайны. Он открыл нового монстра, перед которым бледнеет даже крылатая женщина – нечто совсем уже потрясающее. А Коллинз слушал и облизывался, и слюной истекал. Я попытался заставить Сэма заткнуться – с таким же успехом я мог бы попытаться прекратить песчаную бурю. А под конец он настоял, чтобы я присоединился к их экспедиции, дабы самолично узреть это великое чудо. Ну, я и присоединился.

Вместо пескохода мы взяли ветроплан. Бабки у Коллинза, видимо, водились, и на расходы он не скупился – так ему не терпелось поскорее всё провернуть. За пилота был Сэм. Не знаю, заметил ли это Коллинз, но он был пьян в гораздо меньшей степени, чем тогда, когда трепался в «Пламенной Птице». И, отметив это, я слегка расслабился, чувствуя несколько большую уверенность в благополучном исходе всей авантюры.

Красные скалы, которые мы искали, торчали как клыки – целый ряд этих скал – довольно мрачное зрелище. С воздуха не было видно никаких скульптур, но они обычно находятся в тени таких вот утёсов и сверху их трудно обнаружить. Сэм посадил ветроплан и дальше мы двинулись пешком, утопая по щиколотку в песке.

Сэм мычал себе под нос какой-то мотивчик и шатался, пожалуй, больше, чем следовало бы – временами его заносило. Один раз он даже запел – у него был настоящий, довольно приятный баритон – снова разыгрывал бухого. Однако вперёд мы продвигались без затруднений.

Коллинз нёс небольшой бак, снабжённый шлангом. И он так горел желанием его испытать, что буквально наступал Сэму на пятки. Когда Сэм наконец остановился, он врезался прямо в его спину. Но Сэм, кажется, этого даже не заметил. Он показывал пальцем перед собой и по-дурацки ухмылялся.

Я посмотрел в указанном направлении, сгорая от нетерпения увидеть ещё одну крылатую женщину или что-нибудь даже более удивительное. Но здесь не было ничего, даже отдалённо напоминающего монстра, если не считать клубов чего-то зеленеющего, что выступало из песка на фут или около того.

– Ну и где же оно? – Коллинз, когда врезался в Сэма, споткнулся и упал на одно колено. Подымаясь, он обронил своё аэрозольное оружие.

– Прямо перед тобой, – Сэм продолжал показывать на зеленоватое образование.

Загорелое лицо Коллинза из помидорно-красного стало тёмно-пурпурным, когда он поглядел на этот отталкивающий нарост.

– Ты идиот! – только он не успел до конца прорычать «идиот». Он подскочил к зелёной кочке и пнул её крепко от всей души.

В это самое время Сэм плашмя рухнул в песок, не забыв и меня потянуть за собой. Его огромная лапища давила мне на загривок, прижимая к земле. Я порядочно глотнул песка, и отчаянно пытался вырваться. Но сэмова ручища крепко придавила меня к почве – я мог только дёргаться, как наколотый на булавку жук.

До меня доносился какой-то приглушённый крик и странный чмокающий звук, идущий со стороны скал. Но Сэм продолжал прижимать меня к земле, так что я ничего не видел. Когда, наконец, он отпустил меня, я был вне себя и вскочил на ноги, сжимая кулаки. Но Сэм уже стоял поодаль, у скал. Он стоял подбоченившись и обозревал что-то с явным и нескрываемым удовлетворением.

Ибо теперь там действительно был монстр – антропоидная фигура из красного материала и с размытыми чертами. Не из тех чудищ, что я в своё время видывал, но тоже достаточно странное создание.

– Ну-ка, посмотрим, может, это его гениальное изобретение на этот раз сработает!

Сэм проворно поднял бак, направил конец шланга на монстра и, выпустив тонкую струю бледно-голубого аэрозоля, стал обрабатывать ею полусогнутую фигуру.

– Но… – я всё ещё отплёвывал песок и только начал соображать, что же здесь произошло. – Неужели эта… эта штука…

– Коллинз? Точно. Ему не следовало бы таким вот образом демонстрировать свой крутой норов. Слишком любил пинаться. Он и её пнул, когда она начала рассыпаться, так что я рассчитывал, что он и сейчас это проделает. А эти зелёные сферы, они такие – только задень их, да позволь той твари, что скрыта у них внутри, добраться до тебя и – бам! – готов монстр! Я это обнаружил пару месяцев назад, когда за мной гналась песчаная мышь. Надо полагать, думала больше об обеде, чем об опасности, и вдруг – бабах – готово! Гналась за мной ещё одна мышь и снова на дороге такая же пушистая сфера. Я через неё перепрыгнул, а мышь сходу врезалась – та же история… Ну, думаю, тут всё ясно. Глянь, Джим, на этот раз, кажется, у него получилось!

Он ткнул пальцем в протянутую руку монстра и ничего не произошло. Статуя выглядела прочной.

– Так значит все эти твари были когда-то живыми! – я слегка вздрогнул, вспомнив облик некоторых из них.

Сэм кивнул.

– Возможно, не все они обитали на Марсе – слишком много разных видов обнаружено. Земляне, наверняка, не первые, кто высаживался здесь на своих ракетах. Наверняка человек-муравей и эта гигантская жаба никогда не жили вместе. Когда-нибудь я прикуплю межзвёздный корабль и отправлюсь на поиски мира, откуда прилетела сюда моя крылатая леди. Бедняга! Здешняя атмосфера слишком разрежена, чтобы она могла летать на своих крыльях. Ну, а теперь, Джим, если ты мне поможешь, то мы доставим это произведение искусства в Террапорт. Сколько миллионов кредитов обещали учёные парни тому, кто доставит хоть одну такую штуку в целости и сохранности?

Он был настроен так по-деловому, что я ни слова не говоря, просто подчинился ему. И он таки сорвал с учёных приличный куш – настолько приличный, что смог купить себе межзвёздный корабль. И теперь он странствует где-то там, исследуя Млечный Путь, разыскивая свою крылатую леди. А уникальный монстр находится сейчас в Межпланетном Музее. Толпы туристов приходят, чтобы поглазеть на него. Что касается меня – я избегаю красных скал, зелёных пушистых сфер и никогда, никогда не пинаю предметы, вызывающие почему-либо моё неудовольствие – себе дороже.

Andre Norton. Mousetrap. 1954.

Перевод с английского Е. Дрозд