— Ваше императорское Величество, почту за великую честь, исполнить вашу просьбу, для меня она равнозначна приказу. Надеюсь, что не посрамлю честь русского офицера, которым я стал благодаря вам, — взволнованным голосом сказал он. Пока он говорил, маркиз де Жюссак, рослый черноволосый мужчина, со снисходительной улыбкой слушал юного корнета, говорившего на французском языке, как на родном. Сидевший рядом с ним посол де Барант, что-то в это время язвительно шептал ему на ухо. Через некоторое время они дружно засмеялись. У императора, некоторое время бесстрастно взирающего на их перешептывания, заходили желваки на скулах. Выслушав корнета, он продолжил.
— Тогда поступим так, часа через два после обеда в этом зале мы посмотрим этот бой, надеюсь, что это будет интересно, юношеский пыл встретится с опытом и хладнокровием.
Сразу после обеда князь с сыном удалились в выделенные им апартаменты. Если бы кто-нибудь мог попасть туда до немало удивился бы увиденному. Молодой человек перед большим зеркалом без отдыха отрабатывал свои приемы. А его отец, тем временем ворчливо говорил.
— Николенька, ты, пожалуйста, потяни время, дай чтобы на тебя посмотрели, если закончишь дело сразу, никто не поймет, подумают случайность, так, что потерпи.
Андрей Григорьевич за последнюю неделю, так насмотрелся на ошеломительный прогресс своего сына, что уже не считал француза за соперника. И был озабочен лишь тем, чтобы Николка не выдал своего реального владения шпагой.
— И смотри не ускоряйся, так, что шпаги было не видно. Если никто ничего не увидит — это тоже плохо. Через час они вновь спустились в зал, где уже все было готово к поединку. Князь сам закрепил нагрудник, не доверив это ответственное дело никому, и выбрал маску. Когда приготовления были почти закончены, в зал в сопровождении толпы придворных зашел Император. Из другой двери почти одновременно с ним вышел де Жюссак. Он также был уже в нагруднике, и держал под мышкой защитную маску. Когда два бойца встретились посреди зала, по толпе прокатился легкий гул восхищения. Оба были почти одинакового роста, пожалуй, Николка был чуточку повыше, но де Жюссак был намного массивнее и выглядел представительней.
Один из офицеров, назначенный распорядителем, вручил им эспадроны одинаковой длины.
С минуту оба соперника размахивали ими, пытаясь понять их вес и прочее.
Затем распорядитель скомандовал приготовиться к схватке. В огромном зале все замерли, дамы стояли не дыша, а в глазах Императора были нетерпение и надежда.
Соперники отсалютовали друг другу и ринулись вперед. В первые секунды боя всем показалось, что красавец корнет сник под градом ударов, которые наносил де Жюссак, тот фехтовал в своей излюбленной манере, когда под градом атакующих ударов противник не помышляет о нападении, а только заботится о своей защите.
Однако корнет не поддавался. Де Жюссак, который посчитал своего соперника слишком юным жестоко ошибся, но как опытный фехтовальщик, понял это сразу, когда его первый колющий удар был отведен легким изящным движением клинка противника.
— О, да ты, оказывается, что-то можешь, — прошептал он, скалясь в улыбке, и с еще большей решительностью продолжил атаковать.
Он даже не понял, что произошло, когда его эспадрон, вырвался из его руки и со звоном покатился по каменному полу. А эспадрон противника смотрел ему прямо в межключичную ямку, чуть ниже края нагрудника.
Де Жюссак стоял, растерянно опустив руки не зная, что сказать. В толпе же раздался громкий вздох разочарования, схватка была слишком короткой.
— Господа, господа, — внезапно пришел к жизни де Барант, — моему родственнику просто не повезло, разве вы не заметили, он же просто поскользнулся на влажном полу.
— Вот паршивец, — в это время ругался про себя старший Шеховской, — говорил же оболтусу, подольше повозись с месье.
Мужская половина наблюдавших за боем, с легким презрением следила за стараниями француза. Государь, примерно с таким же выражением лица, равнодушно сказал.
— Ну, что же будет считать, что это просто первая из трех схваток. Если в следующей вновь победит корнет Шеховской, то его победа будет окончательная, и никакие влажные полы, — тут он усмехнулся, — никакие полы, доводом считаться не должны.
Раздасованный поражением маркиз вновь встал в позицию. Распорядитель вновь скомандовал, — Ан гард. Затем поинтересовался:. — Эт ву прэ, — и услышав подтверждение скомандовал: — Алле.
Де Жюссак в отличие от первого раза, не бросился сломя голову в атаку, а приблизившись к противнику, играл кончиком эспадрона, желая вынудить соперника атаковать. Но тот, точно также играл оружием. Его лицо было бесстрастно, как будто он думал совершенно о другом, очень далеком от сегодняшней схватки.
Маркиз неожиданно начал потеть. Еще ни один бой в этой стране не продолжался у него так долго. Обычно он наносил победный укол уже на первой или второй минуте боя. А сейчас он даже примерно не мог сказать, сколько времени идет эта схватка.
Но тут его противник с таким же бесстрастным лицом пошел в атаку и сделал с удивительной скоростью двойной финт переводом и переносом — неожиданно быстрый замах, перевод своего эспадрона через лезвие противника, и прямой укол в нагрудник в область сердца, в лучших традициях старых итальянских мастеров.
Зал восторженно ахнул, а де Жюссак со злостью кинул клинок на пол и быстрым шагом вышел вон. Победителя окружили восторженные женщины, а де Барант, что-то пытался объяснить довольному императору, видимо оправдывая неблаговидное поведение своего родственника.
В дальнем углу зала стоял изящно одетый господин, в котором сейчас никто бы не узнал, англичанина Джона, который совсем недавно встречался в портовом притоне с надворным советником Сидоровым. Он задумчиво смотрел на ажиотаж вокруг победителя и думал.
— а у этого Сидорова чутье собачье, сразу понял, что с этим молодым офицером ему не справиться. Вот только почему не рассказал о том, что тот так ловок? А в результате потерян нужный человек, потрачены деньги, а дело не сделано.
Андрей Григорьевич вместе со слугой суетились вокруг Николки, расстегивая ему нагрудник, когда в дверь их апартаментов осторожно постучали. После разрешения в комнату вошел офицер и представившись сказал:
— Ваше Сиятельство, его Императорское Высочество хочет вас видеть у себя вместе с сыном, как только вы сможете быть готовы. Я уполномочен, вас подождать и сопроводить.
Князь предложил посланцу императора присесть, не церемонясь, выпить и закусить чем бог послал. Тот с удовольствием поднял бокал за успех русского оружия, и вступил в оживленную беседу, рассказывая, в каких печенках у них сидел этот де Жюссак. Под его рассказ отец с сыном привели себя в порядок и отправились на неожиданную аудиенцию.
Когда они зашли в кабинет императора, то обнаружили, что тот не один, рядом с ним стояли его дети Николай и Константин. Их глаза горели любопытством и восторгом.
— Вот князь, видите, простите, что потревожил вас, но вот детей просто снедает любопытство, они наблюдали за боем и очень хотят поговорить с вашим сыном, — с извиняющейся улыбкой сказал Николай Павлович.
— Какие могут быть извинения, Ваше Императорское Величество, мы как ваши преданные подданные всегда рады вашим повелениям и выполнять их для нас высокая честь, — заверил Шеховской.
Николай Павлович, как многие, не избежавший такого порока, как лесть, довольно улыбнулся.
— Разрешаю вам князь обращаться ко мне накоротке, — сказал он доброжелательно.
— Всемилостивейший государь благодарю вас, — раскланялся Шеховской, — вы мне уже однажды дозволили эту привилегию.
— Ну, что вы, победа вашего сына доставила мне массу приятных минут, а дети вообще в полном восторге. Они так переживали, что никто не мог победить этого французишку. Что вы притихли, дети? Вот перед вами ваш герой можете его спрашивать, о чем хотели, — обратился император к сыновьям.
Оба подростка вначале, немного смущаясь, затем уже без церемоний закидали Николку вопросами, на которые он не знал, как и отвечать, потому, что лейтмотивом этих вопросов было, как долго надо учиться, чтобы так хорошо фехтовать и сейчас он не знал, как объяснить великим князьям, что его учеба заняла всего два месяца. Поэтому он, под одобрительным взглядом императора, сообщил, что только упорный труд в течение многих лет может дать такой результат.
Когда дети ушли, император сам удостоил Николку несколькими вопросами, из которых было понятно, что он прекрасно осведомлен о его талантах.
В конце беседы он сказал:
— Корнет, вы вскоре отправляетесь на Кавказ, надеюсь, вы зарекомендует себя там с весьма положительной стороны. Я желаю вам удачи и чтобы вы всегда действовали храбро, не роняя чести русского офицера, но без излишней лихости, если меня не обманывает интуиция, ваши таланты еще послужат на благо Российской империи. Да и я наслышан о вашей помолвке с дочерью подполковника гвардии Вершинина, поэтому поздравляю вас с этим знаменательным событием в вашей жизни и хочу попросить вас передать мой подарок для невесты.
Он открыл ящик бювара и достал оттуда небольшую бархатную коробочку и передал князю, который вместе с Николкой рассыпались в благодарностях, уверяя, что недостойны, такого внимания.
На эти благодарности Николай Павлович сухо заметил:
— Мне, как Императору виднее, как награждать моих подданных.
После этих слов оба генерал и корнет откланялись и покинули кабинет императора.
А тот сидя за столом, продолжал думать о столь необычном юном корнете,
Прошла неделя после известных событий, и светское общество Петербурга было взволновано новой историей. Сын князя Шеховского, который именным указом императора был зачислен в Лейб гвардии гусарский полк в чине корнета, должен был обручится с девицей Вершининой Екатериной Ильиничной шестнадцати лет, дочерью богатого помещика, подполковника гвардии Вершинина Ильи Игнатьевича.
Может быть эта новость и не вызвала бы в другое время такого шума, но просто события, этому предшествующие, уже привлекли внимание к этим личностям. А тихо передаваемый из уст в уста слух, что сам Его Императорское Величество сделал подарок невесте, вообще создал ажиотаж среди женской половины этого общества. И многие видные люди горько пожалели, что не имеют чести быть знакомыми с князем и помещиком, потому, что их жены и дочери не могли в подробностях лицезреть это событие, и выместили на них все свое раздражение. Утром около дома Вершинина, где должна была состояться помолвка, как случайно, скопилось множество экипажей саней, и просто фланирующих дам. Они достаточно равнодушно отнеслись к появлению возка из которого кряхтя выбрался солидный поп в богатом облачении и раздавая благословение прошел, за вышедшим его встретить хозяином. Когда же к воротам подъехал экипаж, из которого вышли пожилой суховатый, хромающий генерал и рядом с ним высокий кудрявый красавец гусар, по скопившимся вокруг средствам передвижения, пронесся восхищенный женский вздох.
После того, как они также скрылись в роскошных дверях парадного подъезда, экипажи начали понемногу разъезжаться. Хотя любопытство дам, было нисколько не удовлетворено.
В доме царила праздничная атмосфера, все прекрасно знали цель, с которой приехали прибывшие гости. Но сама невеста, была на удивление спокойна, и молча сидела, пока над ней священнодействовали горничные и куафер. Посторонних и в этот раз почти не было, несколько старых однополчан Вершинина и Шеховского, да княгиня Голицына, которая заранее ликовала, зная, что будет единственным источником о сегодняшнем событии, и ожидала сегодня вечером усиленное посещение своего салона.
Наконец, вся суета завершилась, все присутствующие собрались в большом зале, где приглашенный священник прочитал молитву и благословил всех присутствующих. И тут вперед вышел Николай Шеховской подошел к немного бледной Катеньке. и, протянул ей красивое колечко с бриллиантом. Та дрожащей рукой взяла его надела на безымянный палец. В этот момент, ей показалось, что колечко чуть кольнуло ее. Она негромко ойкнула. Это услышал только отец и Николка, стоявший прямо перед ней, они вопросительно посмотрели на нее, Но она уже пришла в себя и, шагнув вперед, обняла своего суженого и поцеловала.
Окружающие засмеялись и зааплодировали такому искреннему проявлению чувств. Хотя папенька смотрел на свою дочь с некоторым недоумением.
Но это не помешало ему пригасить всех за праздничный стол, и через какое-то время натянутая официальность встречи ушла и старые боевые друзья, начали воспоминания, которые нисколько не были интересны молодым. Они тихонько собрались и исчезли. Княгиня Голицына, еще немного побыла в мужском обществе, но, скоро наскучив им, ушла на их поиски. Она обнаружила Катеньку и Николку в зале, где совсем недавно он вручал кольцо своей невесте.
Те посмотрели на княгиню, не очень доброжелательно, но последняя давно не обращала внимание на такие взгляды, и приступила к очередному допросу. На этот раз Шеховского.
К ее немалому удивлению, разговорить мальчишку не удалось, в отличие от Катеньки, которая выболтала все, что могла еще в первую встречу, этот молодой человек без труда парировал ее вопросы, отвечая так, что понять из его ответов хоть что-то было невозможно. В разговоре княгиня постоянно переходила с одного языка на другой, И с удивлением обнаружила, что ее понимают. Через полчаса такой беседы она уже совершенно четко уяснила, что Катенька ее ввела в полное заблуждение. Никакой это не бывший дурак. У молодого Шеховского за плечами немалое и серьезное образование. Но зачем старому Шеховскому и Вершинину задуривать голову Катеньке, она решительно не понимала.
Март месяц в предгорьях Кавказа уже совсем весна. Эскадрон гусар Лейб-гвардии гусарского полка был расквартирован в небольшом горном селении, замиренном еще в прошлом году. За плечами зимовавших в этих краях воинов остались холода, снег, и в этом годы особенно обильных, он сделал практически непроходимыми все перевалы, И жизнь в горах замерла. Незадолго до весеннего разлива к ним сумел пробиться небольшой обоз с провиантом и боеприпасами. Но сейчас опять же бурное таяние снега, и разлив горных рек делали почти невозможными набеги горцев. И гусары проводили время в праздности, готовясь к скорым боевым действиям, как только начнет спадать вода в горных ущельях.
Сейчас в небольшой сакле при свечах сидело несколько офицеров. Необычно теплый вечер обещал в скором времени хорошую погоду и бои. Как всегда офицерское собрание проходило в карточной игре.
Князь Николай Андреевич Шеховской сидел у глинобитной стены на постеленной на сундук шкуре тура и молча случал разговоры однополчан. Он еще не совсем сошелся с ними, потому, что попал сюда по оказии вместе с обозом. Встретили его радостно, потому, что господа офицеры почти полгода не имели известий из Петербурга. Но вскоре после того, как у него выпытали, все, что он знал, его собственно оставили в покое потому, как показал он себя человеком не очень компанейским, и не пьющим. От сопровождавшего обоз офицера, гусары немного узнали о своем новом сослуживце, что тот успел произвести фурор в столице своим искусством фехтования, и собственно больше ничего. Но здесь его способностями никто особо не восхищался, впечатление о нем собирались составлять после первого боя. После представления командиру эскадрона, он уяснил свои обязанности и ни к кому собственно за разъяснениями больше не обращался. Хотя нижние чины, бывшие у него в подчинении, скоро заговорили о въедливости и дотошности нового офицера.
Через день или два он попросил познакомить его с кем-нибудь из местных и в скором времени начал пропадать у одного из местных аксакалов, проводя у него целые вечера.
А через несколько дней поручик Целищев с изумлением услышал, как князь почти свободно разговаривает с несколькими черкесами на их родном языке.
— Вы представляете господа, он говорил, как будто сам черкес! — удивлял он всех вечером в офицерском собрании.
Но даже больше этого остальных офицеров удивляло нежелание князя играть в карты. Все знали, что деньги у него водятся, это явно было видно по качеству его мундиров, и амуниции его денщика. И его начали потихоньку считать слегка трусливым скупцом.
Вот и сейчас за карточным столом разгоряченные выпивкой офицеры слегка заспорили о выигрыше. И тут один из них громко сказал
— Господа, ну, что вы меня хотите с этим скрягой сравнить, с Шеховским.
Наступило неловкое молчание.
Головы всех присутствующих невольно повернулись в сторону сундука, на котором Николай Андреевич сидел в непонятных мечтах.
Но, оказывается, он все прекрасно слышал и ядовито улыбнувшись, встал и обратился к обидчику.
— Значит, по-вашему, господин поручик, Иван Юрьевич, я скряга? Может, поясните, в чем вы это увидели?
Хмель у поручика сразу прошел, собственно, ему стало неловко, за сказанные слова, потому, что доказательств у него не было никаких.
Но Шеховской продолжал напирать.
— Иван Юрьевич, я понимаю, что вы меня хорошо не знаете и сделали ваше замечание как бы сказать, нечаянно, поэтому если вы извинитесь и возьмете свои слова назад, я буду удовлетворен.
Но поручик за время этой речи несколько пришел в себя и ответил
— Николай Андреевич, вы сами дали повод для моего высказывания, за эти две недели ни разу ни присели с нами за карточный стол. Что я позвольте вас спросить, должен думать о вас?
— Хорошо Иван Юрьевич, вы согласны сыграть со мной карты? — неожиданно спросил князь, — может, после этого вы больше не захотите предлагать мне игру.
Поручик презрительно усмехнулся. Опытный тридцатилетний воин, он видел перед собой восемнадцатилетнего корнета, совершенно неопытного, как в воинском искусстве, так и в картах.
— Согласен, — сказал он без тени сомнения. Командир эскадрона вмешался в последнюю минуту.
— Иван Юрьевич, — надеюсь на вашу порядочность, постарайтесь его не раздевать догола, — прошептал он тихо на ухо поручику.
— А это, как получится, — также тихо ответил тот.
Николка прекрасно слышал весь этот тихий разговор.
И вскоре они вдвоем сидели за столом, окруженные десятком наблюдателей.
Ставки росли медленно, начатые с мизерных цифр, но постепенно удваивались, и вскоре на столе лежали золотые монеты и редкие банковские билеты.
Николка сидел с бесстрастным лицом. Он даже не держал карты в руках, они лежали в ряд на столе и он, когда нужно было ходить, просто брал одну из них и выкладывал на стол. Точно также он брал карты и колоды и, глянув, сразу укладывал рубашкой вверх рядом с остальными. Дураков среди присутствующих не было, все сразу поняли, что это значит. Во-первых Шеховской показывает, что он играет чисто, а самое главное, он помнит все карты, которые прошли через его руки, Несмотря на все старания поручика и его эпизодические выигрыши, через полтора часа игры он проиграл все. Когда он поставил на кон родовую усадьбу, раздался общий вздох.
И она тоже ушла вмиг к Шеховскому.
В сакле воцарило напряженное молчание. И снова раздался голос князя.
— Господа, вы понимаете теперь, почему я не хотел садиться играть?
— Конечно, — тихо сказал кто-то из офицеров, — с эдаким талантом надо в салонах высшего света играть, послушайте, корнет только скажите правду, вино вы по похожей причин не пьете?
Николай Андреевич позволил себе слабо улыбнуться.
— Да именно по этой, — сообщил он офицерам, — не берет меня вино совсем.
Это его заявление вызвало волну сомнений, хотя князь был, пожалуй, по комплекции крепче всех из присутствующих, но, не производил впечатление человека, могущего перепить любого пьяницу. Но на этот раз его слова никто не решился комментировать.
— Господин поручик, — обратился князь к Целищеву, — хоть карточный долг почти, что святое, я вам его прощаю, но в следующий раз, надеюсь, вы будете более благоразумным, когда решите оскорбить незнакомого вам человека.
Лицо поручика налилось кровью.
— Мальчишка, сопляк! Господа! Будьте свидетелями, он еще издевается надо мной. Нет, только стреляться! Он же шулер, господа, неужели вы не видите?
И тут в первый за две недели Николай Андреевич потерял самообладание.
— Что вы сказали сударь? — спросил он неожиданно сильным рокочущим голосом и от него так явно повеяло смертельной опасностью, что некоторые из офицеров схватились за оружие, — вы меня, в чем обвинили?
— Поручик, испуганный превращением только, что вежливого корнета в опасного хищника, побледнел, но повторил
— Вы шулер Шеховской!
Николка легонько мазнул поручика по щеке двумя пальцами, и от этого якобы легкого удара поручик улетел в дальний угол сакли, где барахтался в куче одежды скинутой пришедшими.
Шеховской же скрестил руки на груди и с усмешкой смотрел, как Целищев выбирается из этого угла, скидывая с себя, чью то шинель.
— Господа офицеры! — Закричал, пришедший в себя командир эскадрона ротмистр Невструев, когда все вокруг встали в напряженных позах, он обратился к Николке.
— Князь, что вы себе позволяете, как вы могли ударить поручика!?
Видя, что тот молчит, он поспешил добавить:
— Отвечайте, я приказываю!
— Господин ротмистр, докладывает корнет Шеховской, в вашем присутствии мне было нанесено оскорбление, которое может смыть только кровь. В связи с этим я вызываю поручика Целищева на дуэль, выбор оружия оставляю за ним, мне все равно, на чем драться.
Ротмистр задумался, он хорошо понимал, какое оскорбление князю нанес в запале поручик, проигравшийся до последнего гроша, но с Целищевым он прослужил не один год, и был можно сказать, дружен с ним, а Шеховского он не знал вовсе. Хотя, конечно был в курсе, о его отце герое войны 12 года.
Несколько минут он напряженно размышлял, потом его лицо прояснилось.
— Господа офицеры, вольно! Скомандовал он и потом сообщил, — что-то у меня голова разболелась, я, пожалуй, прилягу, а вы тут решите это недоразумение, без меня.
Для офицеров было ясно, что своим уходом Невструев, дал негласное согласие на дуэль.
В исходе этой дуэли никто не сомневался, Поэтому, пока пара человек помогали ничего не соображавшему поручику выбираться из тряпья, один или два офицера тихо посоветовали Шеховскому извиниться перед Целищевым. Они, конечно, больше беспокоились за свое старого сослуживца, которого после дуэли могло ждать разжалование, чем за неизвестного им молодого корнета, судьба которого пока их не волновала.
Николай Андреевич, хорошо понимал их мотивы, поэтому в нескольких словах, отказался от их предложения, и попросил только об одном, чтобы хоть, кто-нибудь согласился быть его секундантом.
Утро следующего дня было мрачным, низкие облака скрыли вершины гор и казалось медленно колыхались, чуть не над головами нескольких офицеров. Накрапывал мелкий дождик и они шли, нахохлившись, накинул на головы суконные башлыки. Выйдя за каменный забор, огораживающий вход в селение, они остановились на небольшой ровной площадке, усыпанной камнями.
Ну, вот здесь будет вам удобно стреляться, — сказал один из офицеров.
Дуэлянты молча кивнули головой. Пока секунданты ходили по площадке отмечая места, с которых можно было начинать стрельбу, Шеховской беспечно насвистывал какую-то итальянскую арию. Его противник стоял мрачный, ругая себя, периодически кидая злобные взгляды в сторону князя. Он еще вчера, зная, что князь великолепный фехтовальщик, выбрал оружием пистолеты и сейчас надеялся, что опыт его не подведет.
Это была уже вторая дуэль в его жизни, и это нервное ожидание было ему знакомо. Тем удивительнее было для него поведение Шеховского беззаботно насвистывающего легкомысленный мотивчик.
Секунданты, закончив свои дела, подошли и, открыв коробку с уже заряженными дуэльными пистолетами, предложили князю первому выбрать себе оружие. Тот, без раздумья взял лежащий справа и пошел к указанному для него месту.
— Итак, господа, — громко сказал один из секундантов, — по команде "к барьеру" вы начинаете сходиться до места, отмеченного лежащими башлыками. Дальше иди нельзя, надо стрелять. Любой из вас может выстрелить раньше, но только после команды.
Дуэлянты разошлись на пятьдесят шагов и стали на свои места. Громко прозвучала команда
— К барьеру!
Медленным шагом они начали сходиться. Не успели, они пройти несколько шагов, как прозвучал выстрел.
Ошеломленные секунданты, во все глаза пытались понять, кто выстрелил первым. Они не заметили никакого движения. Но сейчас все было ясно, пистолет Шеховского еще курился легким дымком. А поручик Целищев сидел на земле и громко матерился, держась за руку.
Подбежавший секундант пистолета рядом с ним не обнаружил. Большой палец правой кисти поручика был уродливо вывернут. А исковерканный пистолет лежал в нескольких шагах от него.
Секунданты поглядели друг на друга, и синхронно пожали плечами.
— Черт, — сказал один из них, — единственная пара пистолетов была, князь, послушаете, вы испортили дорогущий пистолет, — обратился он к Шеховскому.
Тот пожал плечами:
— Все вопросы к проигравшей стороне, — и кивнул в сторону поручика.
Весна пришла и в Петербург Яркое солнце светило прямо в кабинет главы III отделения канцелярии ЕИВ Александра Сергеевича Бенкендорфа. Он сидел за столом и задумчиво крутил в руках гусиное перо, слушая начальника корпуса жандармов Леонтия Васильевича Дубельта. Тот в это время сообщал своему шефу последние сведения о наблюдении за надворным советником Сидоровым.
— Александр Христофорович, в течение последних двух месяцев мы ведем наблюдение за этим человеком. Надо сказать, у меня было много сомнений, когда вы перепоручили нашему корпусу эту задачу. Очень недостаточно фактов было с вашей стороны и сведений о его возможной враждебной деятельности. Тем не менее, моими подчиненными была проделана большая работа и вот что они смогли обнаружить. Надворный советник Сидоров намного чаще посещает английское посольство, чем это необходимо по службе. Но больше тревоги вызвала его тайная жизнь. Оказывается он, переодевшись, два раза посетил некий чухонский притон на Васильевском острове. И там в это же время был замечен один из секретарей английского посла.
В первый раз наблюдатели просто проследили за их встречей. После того, как мне доложили об этом, была дана команда, под видом бандитов ограбить этого секретаря.
Этот англичанин оказался не робкого десятка, и попытался сопротивляться, поэтому пришлось действовать по-другому варианту и его слегка придушили. У него были изьяты несколько документов в зашифрованном виде, и несколько секретных документов, к которым имел доступ Сидоров.
К сожалению наши криптографы пока не справляются с расшифровкой этого текста. Они утверждают, что англичане сменили шифр.
— Леонтий Васильевич, а как отреагировал Сидоров на ограбление своего связного? — с любопытством спросил Бенкендорф
Дубельт усмехнулся.
— Наблюдатель докладывает, что теперь даже на работе пьет успокаивающие настои, спал с лица и бегает в нужник в два раза чаще, чем раньше.
— Эко приперло подлеца, — задумчиво сказал Бенкендорф, а что его начальники коллежский советник Яворский, надворный советник Силантьев, они никак в деле не участвуют?
— Нет, Александр Сергеевич, мы тщательно проверили, никоим образом к преступлениям Сидорова они непричастны, — был категорический ответ Дубельта.
— Знаете, Леонтий Васильевич, я конечно рад, что мы нашли только одного недостойного человека в нашем ведомстве, но его непосредственные руководители виновны в том, что создали в департаменте такие условия, что кто-то может скопировать секретные документы, и никто, вы слышите! Никто, этому не препятствует. Поэтому я слушаю ваши предложения по разрешению этой неприятной для нас ситуации. Прошу вас говорите.
— Александр Христофорович, мой аналитический отдел разработал два варианта наших действий. Как я понимаю, вы будете докладывать Его Императорскому Величеству все эти неприглядные факты. Потому, я предлагаю первый основной самый сложный вариант — это дезинформация наших стратегических противников. Мы не трогаем самого Сидорова, пусть он сидит на своем месте. Но придется привлечь к работе Яворского и Силантьева, без них нам просто не обойтись. Кроме того, придется под это дело создать отдел, который будет создавать документацию, копирующую все действительно имеющие место соглашения, договора, но внесенные в них изменения будут совершенно менять их суть, и эти документы с помощью нашего продажного подлеца будем передавать англичанам. Я понимаю, что сейчас, после ограбления, они на некоторое время затаятся, но если все будет спокойно, эта деятельность возобновится.
— Ну, а второй вариант, это просто арест чиновника. Высылка сотрудников посольства, и больше никаких преференций для нас. Пришлют других резидентов, найдут других предателей и продолжат свою деятельность.
— Ну, что же мне понятны ваши предложения, Леонтий Васильевич, признаться, я и сам думал о том же. Завтра буду докладывать государю императору, и всенепременно упомяну ваши заслуги в этом деле. Что же касается мыслей о секретном отделе, разрабатывающем фальшивую документацию, это очень интересная тема, и я даже знаю человека, который бы отлично справился с этой работой. Жаль, только, что он не сможет быть в Петербурге в ближайшее время, — с сожалением в голосе произнес Бенкендорф.
Следующим днем Александр Христофорович отправился с докладом к его Императорскому Величеству.
Николай Павлович этой весной большей частью времени был в хорошем расположении духа, поэтому встретил начальника третьего отделения своей канцелярии улыбкой.
— Ну, любезный Александр Христофорович, надеюсь, вы ничем не испортите мне сегодня настроение.
В ответ на эти слова Бенкендорф глубокомысленно кашлянул.
— Что, — сразу стал серьезным император, — вы опять хотите сообщить какую-нибудь гадость?
— Увы, всемилостивейший государь, вы сами поставили меня, на сей пост, где самая лучшая новость — это отсутствие всяческих новостей, а такое бывает крайне редко и не сегодня.
— Ну, что же я вас внимательно слушаю генерал, — благосклонно произнес император.
— Всемилостивейший государь, вы, конечно, помните наш разговор двухмесячной давности о некоем надворном советнике Сидорове, мы завели о нем разговор в связи с известным покушением на семью князя Шеховского.
— Да, да, припоминаю, конечно, и что вам удалось выяснить, надеюсь, вы полностью обелили имя это чиновника? — все еще улыбаясь, сказал Николай Павлович.
— Нет, всемилостивейший государь. Служащим жандармского корпуса под личным контролем Леонтия Васильевича Дубельта удалось добыть явные доказательства государственной измены этого негодяя.
Лицо императора, налилось кровью, и он почти прошипел:
— Немедленно арестовать и в темницу, и всех кто с ним связан туда же.
— Постойте, постойте Ваше Императорское Величество, — забеспокоился Бенкендорф, — хочу доложить вам следующее. Мы с Леонтием Васильевичем обдумали ситуацию и хотим предложить на ваше рассмотрение два варианта действий. Один из них действительно предполагал то, что вы сейчас изволили приказать. А вот по второму у нас есть такие мысли. Мы предлагаем, пока не трогать Сидорова а, пользуясь такой возможностью, передавать через него англичанам, которые его купили с потрохами, фальшивые документы.
— Погодите, Александр Христофорович, — в недоумении остановил генерала император, — англичане не дураки, да и Сидоров наверно, не зря занимает свой пост, неужели они не поймут, что мы их обманываем.
— А вот это всемилостивейший государь, самое главное в этом деле, мы предлагает при нашем ведомстве создать специальный, секретный отдел, в который будут поступать все нужные бумаги, и там будут переписываться так, что их смысл коренным образом будет меняться. И вот эти документы и будут появляться у Сидорова. Конечно, придется осведомить его непосредственных начальников, о таких документах. Естественно, что большая часть документов пойдет настоящая, а искажаться будут только очень важные документы, или те какие вы сами сочтете необходимым отправить островитянам.
— Хм, а в этом, пожалуй, есть смысл, — заинтересовался император, — конечно, рано или поздно это все откроется, но задумка неплохая, неплохая, и кто же, по-вашему, справится с такой работой генерал?
— Всемилостивейший государь, я считаю, что лучшим кандидатом на данный момент является молодой князь Шеховской.
Николай Павлович изволили усмехнуться.
— Александр Христофорович, если бы я не знал вас так долго, то подумал, что вы шутите надо мной.
— Какие шутки, государь, — ответил Бенкендорф, — я понимаю вас, что такой пост совершенно не по заслугам и чинам молодому человеку. Но в данном случае мы создаем совершенно секретный отдел. В нем будет работать два три человека, не более, и о истинном значении которого будет знать всего три человека в Империи. А так Шеховской будет проходить, как мой порученец, к которому, конечно, будет привлечено внимание, никто не догадается, чем он занимается на самом деле.
— Александр Христофорович, — прервал император Бенкендорфа, — я это тоже хотел спросить, но меня больше волнует другое, он справится с этой ответственейшей работой?
— Всемилостивейший государь, — веско сказал Александр Христофорович, — если кто и справится с таким делом, так это точно Шеховской.
— Однако, — поразмыслив, — произнес Николай Павлович, — весьма смелое заявление, вы Александр Христофорович, редко так бескомпромиссно что-то утверждаете. Но вопрос серьезный и я бы хотел услышать более четкую аргументацию.
— Всемилостивейший государь, осмелюсь высказать свои доводы, — ответил Бенкендорф, я встречался лично с Николаем Андреевичем несколько раз, и вот, что хочу сказать, Ваше Императорское Высочество — это самый необычный человек, которого я видел. Вы понимаете, осенью прошлого года, он еще был никем. Но за прошедшую зиму, волшебным образом изменился, Сейчас он кладезь знаний, причем он не просто их запоминает, а может творчески использовать. Я последнее время много общался с его отцом, и его рассказы просто меня потрясли. Да, вспоминаю, как он за час решил проблему шифра, который мои подчиненные разгадывали почти год. А в деятельности предполагаемого отдела быстрота исполнения будет очень важна. Мы же не можем, допустим, подписав какое-либо тайное соглашение, например, с Турцией, задержать надолго ход этих бумаг в нашем делопроизводстве. У того же Сидорова сразу возникнет вопрос, зачем это делается. А ведь надо будет очень быстро определиться, как изменить документ, чтобы он сохранил полную достоверность и в тоже время изменил свой смысл диаметрально. Именно поэтому, я считаю, что этот отдел стоит поручить именно Шеховскому, а вот в сотрудниках у него должны быть очень опытные дипломаты, которые смогут вовремя подсказать или направить его мощные мыслительные способности в нужном направлении.
— Так, может назначить начальником этого отдела опытного нашего дипломата в чине тайного советника, а в помощь ему придать именно Шеховского, — прервал Бенкендорфа император, — они ведь будут себя очень непросто чувствовать, будучи в подчинении у мальчишки, это чревато всяческими осложнениями.
— Ваше Императорское Величество, — вновь начал говорить Александр Христофорович, вы ведь хорошо понимаете, что, создавая такой отдел, мы не ставим нашей конкретной целью одного предателя. Надо смотреть шире. Завтра, Сидорова не будет, будет другая цель. Сейчас мы даже не можем предположить, что можно будет сделать таким инструментом, и хорошо в таком случае иметь его главой молодого незашоренного человека со светлой головой.
— Ну, что, — Николай Павлович встал и Бенкендорф также немедленно вскочил с места, — будем считать, что вы меня убедили. Готовьте приказ о срочном отзыве Шеховского в ваше распоряжение и приступайте к созданию отдела, надеюсь у вас, как всегда все будет готово в кратчайшие сроки. И, пожалуйста, представьте свои соображения об очередном чине князя. В любом случае корнет у меня не должен занимать такую должность.
В эскадроне царило беспокойство. Пропал князь Шеховской. В сакле, где он квартировал с денщиком, сегодня утром его не оказалось. Еще вчера, после того, как несостоявшиеся дуэлянты пришли обратно в аул, все офицеры дружно напились, и даже князь выпил турий рог кислого вина, который ему поднес в знак примирения и извинения поручик Целищев. Ротмистр Невструев, тем не менее, сделал страшный вид и приказал с завтрашнего дня на несколько суток посадить обоих офицеров на гауптическую вахту. Эскадронный медик, быстро вправил поручику вывихнутый палец, и тот во время пьянки показывал его всем желающим. А вот утром, когда караул пришел, чтобы забрать Шеховского на гаупвахту, дома его не обнаружил. Ничего не мог объяснить и его денщик, тупо смотревший на пустое место, где обычно спал его командир.
Офицеры терялись в догадках, а Целищев, который сидел в охраняемой сакле, имел бледный вид, переживая, как бы товарищи не подумали, что в этом исчезновении есть его вина. Поиски в окрестностях поселка также были безуспешны. Вниз по ущелью далеко было не пройти, разлившаяся бурная река, полностью перекрыла тропу. Вверх также можно было пройти немногим дальше, но там просто тропа терялась в непроходимых колючих зарослях, и со слов местных жителей, туда никто никогда не ходил. Горячие головы призвали устроить обыск в ауле, но Невструев не хотел проблем с местным населением, которое вроде бы неплохо относилось к гусарам, тем более, что не было никаких доказательств, что князь был захвачен ими. Постепенно большая часть офицеров пришла к выводу, что, возможно, Шеховской вышел вечером прогуляться и упал в бурный поток, из которого не смог выбраться. Прошло два дня, Все уже смирились с этим исчезновением, но все же во время бесед пытались понять. что же могло случиться, с всегда подтянутым сильным и ловким человеком.
Вечером, за аулом у костра сидели несколько человек в охранении, они выставлялись туда чисто формально, потому, что все знали, что пока верховья ущелья непроходимы и оттуда собственно некому появиться. Уже начинало темнеть, когда сверху послышался цокот копыт, покатились камешки по тропе. Встревоженные гусары повскакивали, держа наготове оружие, но с тропы послышался знакомый голос,
— Свои, князь Шеховской!
И на открытое место начал выезжать караван из десятка лошадей, на которых были вьючные тюки, впереди на огромном вороном жеребце ехал Николай Андреевич, вид у него был лихой, в белой бурке и папахе, с огромной саблей он выглядел настоящим разбойником.
— Ваше Благородие! — удивленно воскликнул унтер-офицер, — откуда вы взялись, мы же там все излазили, по кустам мундиры изорвали!
— Оттуда, оттуда Кондратьев, — сверкая белыми зубами, резко контрастирующими с грязным до черноты лицом, улыбнулся Шеховской. И показал рукой в сторону, откуда только что появился.
Он ловко соскочил с коня и передал повод одному из караульных.
— Послушай Иван Трофимыч, — вновь обратился он к унтер-офицеру, — надо бы известить ротмистра, чтобы тихо подняли эскадрон в ружье.
— А что ваше Благородие случилось? — не понял Кондратьев.
— А то и случилось, что повоевал я немного, видишь с дуваном еду. Вот только все абреки то родом с этого аула будет. Мальчишки, как обычно здесь еще не шлялись?
— Никак нет, никого еще не было ваше Благородие.
— Ну, тогда, возможно, ночь еще спокойная будет, но все равно в поселок с этим грузом не заехать, там любой узнает, откуда у нас эта добыча.
— Все равно не понимаю, — сказал озадаченный унтер, — откуда вы приехали, там же дороги нет.
— Завтра, завтра все увидишь сам, сегодня уже все, туда без света идти все ноги переломаете, — успокаивающе сообщил Шеховской, — давай сам поезжай к ротмистру объясни ему ситуацию.
— Чего ваше Благородие объяснить? — не понял Кондратьев.
— Ну, скажи, что я передал, чтобы эскадрон подняли по тревоге и главное тихо, потому, что возможно внезапное нападение, когда я этим караваном буду проезжать в ауле.
Кондратьев сел на коня и исчез в сумраке вечера. Вскоре в ауле залаяли собаки, они в отличие от жителей, сразу услышали тревожные сборы гусар.
А еще через час уже почти в полной темноте к ним подскакал на коне сам Невструев, сопровождаемый несколькими гусарами.
— Николай Андреевич! — крикнул он, откуда вы взялись и куда пропали, и что вообще все это значит?
— Сергей Николаевич, это значит, что через два дня нас должны были так называемые замиренные горцы всех зарезать, ну, может, не всех, офицеров оставить для выкупа, а нижних чинов в Турцию продать, или просто в аулы, которые еще не заняты нашими войсками.
В это время в ауле послышались крики, зажглись огни, с возвышенности было хорошо видно, как несколько десятков факелов двинулись в сторону, где собрался по тревоге эскадрон.
Оттуда послышался ружейный залп, потом крики раненых стоны, затем второй залп, топот убегающих, и все стихло. Факела погасли, только продолжали лаять собаки и стали слышны женские крики и плач.
Ротмистр с тревогой вглядывался в темноту, но ничего больше не происходило. Неожиданно Шеховской выхватил пистолет и выстрелил в сторону аула. Раздался протяжный стон и звук рухнувшего тела.
Окружающие в удивлении смотрели на князя.
— Как неосторожно, с вашей стороны стрелять на слух, — с упреком сказал ротмистр, может быть это наш человек.
— Не думаю, — сказал Шеховской, гусарские сапоги издают совсем другой звук, чем горские ичиги. Я пока никого больше не слышу, видимо черкесы, которые еще остались в живых предпочли разойтись по домам.
— И все же князь, — расскажите толком, что происходит. Это вы все взбаламутили здесь? — требовательно сказал Невструев.
— Хорошо Сергей Николаевич, давайте присядем, за этим камешком, на всякий случай, — и я вам расскажу все по порядку.
Подвыпившие офицеры еще шумели в сакле, когда Николка вышел из прокуренного помещения и жадно вдохнул свежий горный воздух. Он медленно шел вдоль высокого каменного забора, наслаждаясь тихим вечером. От бурлившей внизу реки доносился еще слышный рев потока, но по сравнению с вчерашним днем он звучал уже намного тише.
— Еще несколько дней и все наше заточение закончится. Интересно, нам прикажут оставаться здесь, или отправят куда-то в другое место. — думал Шеховской. И тут за забором зазвучали гортанные голоса. Говорили очень тихо, но для него все было очень хорошо слышно.
Хотя Целищев, слышавший его беседу с аксакалом, и решил, что Шеховской говорит по черкески, сами черкесы так не считали. Князь искусно притворялся перед ними и те искренне считали, что он, собственно, ничему не научился. И действительно, кому может, придти в голову, что за две недели можно выучить чужой язык?
Зато сейчас он ясно слышал и понимал, что говорят за стеной. Судя по голосам, разговаривали двое, один из них был старый Джумал глава аула, а вот второго Николка узнать не мог. Молодой голос говорил:
— Простите Джумал, я не располагаю мудростью ваших снов, но если бы вы согласились я сказал бы одно слово. Считаю, что пришло время рассчитаться с проклятыми гяурами. Мои воины, горят благородной яростью и с именем Аллаха на устах, мы зарежем их всех. Только после этого мой отряд сможет спокойно уйти из этой ловушки, куда мы попали по воле небес. Нам повезло, что за полгода отряд не обнаружили.
Но время наступило, и гяуров, загнавших мой отряд сюда, настигнет заслуженная кара.
Молодой голос замолчал, некоторое время царило молчание. Затем раздался надтреснутый голос Джумала:
— Камбот, послушай, ты же знаешь, что если вы убьете всех русских, то нашему аулу придет конец. Нам придется покинуть эти места и уходить дальше в горы, потому, что русские придут и отомстят нам, а ты с твоими абреками будешь уже далеко.
— Это война дядя, — вновь раздался голос Камбота, — но, я могу помочь вам обмануть гяуров. Вы для вида спасете несколько человек, а мы через день сможем уйти, вода спадает на глазах. Русские подумают, что мы пришли с низовьев реки и не тронут вас. Тем более что спасенные вами люди подтвердят ваши слова.
— Ты хитер, как Иблис, — послышался опять голос Джумала, — твой отец гордился бы тобой. Давай теперь обговорим подробней, когда и как мы это сделаем.
Шеховской стоял недвижимо, в голове лихорадочно прокручивались десятки, сотни вариантов действий. Но к окончательному решению он пришел задолго до того, как черкесы закончили обсуждать план нападения на гусарский эскадрон.
Он подождал, пока те разойдутся, бесшумно вскочив на двухметровый забор, осторожно спустился на землю и тихо пошел вслед за молодым черкесом. Тот в наступающей темноте шел осторожно, иногда оступившись, шептал проклятья. Для Николки темноты не было, все вокруг светилось синевато-зеленым светом, а ярче всего идущий впереди черкес. Тот незаметной тропкой ловко обогнул выставленный на выходе из аула кордон и начал пробираться по тропе вокруг которой возвышались колючие кусты, еще без листвы.
— Странно, куда он идет, — спросил сам себя Шеховской, — еще метров триста вверх и тропа закончится. Но неожиданно, Камбот, взял левее к нависающему над ущельем утесу, и пошел по узкому карнизу, по которому казалось нельзя пройти даже горному туру. Но карниз метров через десять начал уходить вверх и расширяться.
— Ого, да здесь и вьючная лошадь пройдет, — подумал князь. Но тут идущий впереди черкес неожиданно исчез из вида. Шеховской ускорился и вскоре оказался у выступающей скалы, обойдя ее, он увидел, что карниз закончился, а за скалой темнеет узкая расщелина шириной с сажень, в которой и исчез абрек. Он подумал с минуту и двинулся дальше.
— Конечно, думал он, — разве можно было догадаться, что здесь есть проход, снизу от реки ничего не видно, а местные нам головы дурили сколько времени. Невструев до сих вспоминает, как они этих отряд абреков потеряли в начале зимы.
Он продолжал идти по расщелине, края которой начали постепенно расходиться. Снова вокруг начались колючие заросли. И тут он услышал впереди разговор, было совсем темно и двое черкесов, видимо, ожидая своего командира, зажгли небольшой костер. Сейчас они, встретив его, уселись у костерка, и негромко переговаривались. Придя к выводу, что идти в башню, где они сейчас расположились слишком темно, они разобрали мешок, что принес с собой Камбот и громко чавкали, поедая вонючую брынзу. Её острый запах доносился до Шеховского, хотя тот оставался метрах в пятидесяти от них.
Прошло еще часа два и джигиты решили улечься спать. Они завернулись в бурки и вскоре захрапели.
— Идиоты, — подумал Шеховской, — Надо же так беспечно себя вести. Ну что же тем лучше.
Он встал и рукой начал искать рукоятку кинжала у себя на поясе и тут, как бы в ответ время, неожиданно замедлило свой бег. Быстрым скользящим шагом он в мгновение оказался около спящих, забыв про кинжал, его рука легла на рот одного из них, вторая на затылок, легкое движение, чуть слышный щелчок и первая жертва мертва. Второй расстался с жизнью также незаметно.
Без секунды промедления он схватил продолжающего спать Камбота за стопу и резким движением вывернул ее. Короткий вскрик и тот потерял сознание от болевого шока. Когда Камбот пришел в себя от плеснувшей ему в лицо холодной воды, то увидел в неярком свете костра, что нам ним стоит высокий крепкий гусар в офицерском мундире с бурдюком в руках. С криком ярости, хлопая себя рукой по боку, где должен был быть кинжал, он попытался вскочить на ноги. И со стоном упал обратно, схватившись за изувеченную ногу.
Прошел час, Шеховской тщательно протер свой кинжал и вложил в ножны, потом присел рядом с трупами абреков и задумался. Опять, как и несколько месяцев назад он ничего не мог сделать, его, словно вела, чья то воля, С того момента, как решил действовать, от него уже ничего не зависело. Но все же, в отличие от схватки в доме отца, сегодня его сознание не исчезало, и он мог осознавать свои действия, но вот руководить ими абсолютно не получалось. Создавалось впечатление, что какой-то "ангел-хранитель" приходит к жизни и делает все сам его руками. Вот и сейчас он провел экспресс-допрос, и потом без эмоций убил допрошенного разбойника. И только потом его "отпустило". Но времени задумываться над этими странностями своего тела, у него не было. Время шло к середине ночи, а еще далеко не все сделано, что нужно. Он вскочил на ноги и легко побежал по ясно видимой им каменистой тропинке. Он бежал и все продолжал размышлять, откуда в его голову попали слова "экспресс допрос".
Через час он подбегал к невысокой квадратной башне, выделявшейся своим теплом на фоне звездного неба. Как и во всех таких башнях построенных еще в незапамятные времена, дверей на уровне земли не было, а проем на высоте двух саженей был закрыт деревянным щитом. В узкие бойницы расположенные еще выше, не пролез бы и ребенок.
— Да, подумал Шеховской, — когда не было артиллерии, в этой башне мог быть хороший шанс отсидеться. Он обошел вокруг башни, осмотрелся, в полуразрушенном глинобитном хлеву стоял десяток лошадей. Абреки, видимо не хотели утруждать себя сегодня пастьбой, и закрыли на всякий случай их в этом сарае, Увидев человека, лошади заволновались, зафыркали,
— Ну, и как я попаду в эту башню? — подумал он, — все же семь человек, там должно быть. Он размахнулся и кинул камень в бойницу.
В башне было все также тихо, он кинул второй камень, сразу слышно, как внутри тревожно начали переговариваться проснувшиеся абреки, зазвенела сталь. В бойнице появилась голова одного из разбойников.
— Камбот, это ты вернулся, мы тебя не ждали так быстро? — крикнул он, — шайтан тебя носит в темноте.
— Шайтан унес вашего Камбота к себе в Джаханнам, и он уже вкушает плоды дерева Заккум, — крикнул Николка, и голова черкеса моментально исчезла и бойницы, в башне вновь воцарила тишина.
— Эй, джигиты, как вы смотрите, если я заберу себе ваших коней, так и будете сидеть, как женщины, за стеной? — продолжал провоцировать Николка своих противников.
— Ты кто? — с недоумением вновь крикнули из окна.
— Я тот, кто сейчас уведет всех ваших лошадей! — крикнул Шеховской и резко отпрыгнул в сторону, и вовремя в то место, где он только что стоял, ударила пуля.
Из окна донесся другой голос,
— брат, ты там живой ещё, ты разве не знаешь, у кого хочешь увести лошадей? Именем Аллаха клянусь, мы разыщем тебя везде, где бы ты не прятался. А если ты убил Камбота, то стал нашим кровником навек, как и весь твой род.
— Хм, да они думают, что я черкес, такой же абрек, как они, — дошло до Шеховского.
— Эй, воины, — крикнул он, — я не думал, что среди черкесов есть трусы, которые прячутся при виде одного русского офицера.
— Ты врешь предатель! — раздались крики ярости в башне, — гяуры не говорят на нашем языке!
И тогда Шеховской медленно и ясно рассказал по-русски, что он думает о сидевших внутри абреках и куда их посылает. С его тонким слухом можно было разобрать, что двое или трое бандитов рвутся наружу, чтобы разобраться с дерзким одиночкой, взявшимся неизвестно откуда. Но остальные уговаривают их не спешить, подождать утра, может в темноте их ожидает ловушка.
— Ну, ладно, оставайтесь под защитой стен, а я поведу свою добычу, — крикнул он и пошел к хлеву.
Когда он начал выводить лошадей, в башне опять раздались крики, послышался шум, возня, и щит, закрывавший дверной проем исчез.
Две темные фигуры с замотанными лицами спрыгнули из него на землю, и крадучись пошли в его сторону. Шеховской видел их почти также ясно, как днем, и это собственно мешало ему сейчас, потому что было непонятно, видят ли его противники. В это время из проема на землю опустилась деревянная лестница. Князь, забыв о спрыгнувших абреках, помчался туда. В долю секунды он взлетел по лестнице наверх. Под его весом одна из ступенек сломалась, но он уже был внутри башни и с разворота полоснул кинжалом по шее, стоявшего с краю бандита, и столкнул второго вниз с крутой каменной лестницы идущей вкруговую по внутренней стене башни. Тот камнем упал, прямо на очаг с тлевшими углями и дико закричал от боли. Еще несколько секунд понадобилось Шеховскому, чтобы убить оставшихся трех абреков. Они просто не успевали за его рваными резкими движениями и упали на землю как темные кули.
Когда он взбежал по лестнице и спрыгнул на землю, над его головой вновь прогремел выстрел.
Краешком сознания он отметил:
— А черкес быстрый, успел среагировать.
Около хлева, оба абрека пытались оседлать лошадей, один кричал, что-то про горных шайтанов, рядом валялось брошенное за ненадобностью ружье. Второй что-то ему отвечал, пытаясь вскочить в седло. Но тут какая-то неправильность в поведении этого второго заставила Шеховского ускорить свои действия, он рванулся вперед, его кулак ударил в горло не успевшему приготовиться к обороне противнику. И тот, схватившись руками за разбитый кадык, упал лицом вперед.
Последний оставшийся в живых успел в это время выхватить шашку. Князь неуловимо быстрым движением развернулся, пытаясь пропустить ее за собой и ударил кулаком в лицо черкеса вгоняя носовые кости в мозг… Но шашка уже впилась ему в правое плечо перерубая ключицу, ребра… Из перерезанной подключичной артерии фонтаном брызнула кровь. И настала темнота.
К Искину АР-345 от развернутого модуля ХХ02, срочное сообщение. Реципиент получил тяжелую травму вследствие отсутствия боевых навыков. Полное восстановление исходного состояния займет около 12 часов местного времени. Повторно прошу разрешения на усвоение кандидатом начального курса десантника Содружества, для исключения подобных ситуаций в будущем
Модулю ХХ02, установку и усвоение начального курса десантника Содружества разрешаю при условии полного модифицирования костно-мышечного скелета и нервных синапсов. Представьте отчет о втором кандидате, с внедренной матрицей увеличения количества нейронов головного мозга.
Искину АР-345 отчет о развитии нервной системы второго кандидата представить не представляется возможным. Ее мозг еще не готов к приему и передаче телепатической информации.
Князю снилось, что он едет на коне по зеленому полю, у него ноет правое плечо, он старается не шевелить рукой, чтобы боль не усиливалась, но она все нарастает, плечо становиться ледяным, и тут он очнулся.
Он лежал, уткнувшись носом в каменистую почву, правое плечо холодил ветерок.
Прокашлявшись, с трудом встал на ноги, качаясь от слабости.
— Что случилось, — подумал он, последнее, что оставалось в памяти, была шашка черкеса с хрустом безболезненно входящая в его тело.
Шеховской скосил глаза на плечо, его доломан и нижнее белье было разрезано, и в огромную прореху задувал утренний ветерок. Но на самом плече не было не малейшего следа от раны.
От нахлынувших переживаний внезапно стало жарко, но почти сразу он успокоился. Уже давно он заметил, что мелкие порезы, травмы заживают на нем очень быстро. Но сегодня ночью у него случился не мелкий порез, а смертельное ранение, но тем не менее, на нем вновь все зажило, как на собаке. Только сейчас он понял, что жутко голоден, а живот чуть не прилип к позвоночнику. Он осмотрелся, рядом с ним лежали два трупа абреков. Лошади, выпущенные ими из хлева, никуда не убежали, а продолжали пастись среди зарослей, пытаясь отыскать совсем недавно освободившуюся от снега траву.
Князь нетвердыми шагами пошел к лестнице и полез в башню. Там, не обращая пока внимания на окружающее, прошел к тюку лежащему у очага. Вытащил оттуда все съестное и, не разбирая, начал есть все то, что попадало под руку.
Насытившись, он напился воды из бурдюка, лежавшего рядом с очагом и принялся за работу. Он быстро собрал оружие, амуницию черкесов, во вьюки и пошел ловить лошадей. Это оказалось нетрудно. Они сами сразу подошли к нему, видимо, ожидая, что получат от него более лучшего корма, чем хилая полусухая трава ущелья. Скептически осмотрев разрезанный доломан, он выбрал себе белую бурку и надел ее сверху, чтобы дыры в мундире не было видно. Надо было поторапливаться. Из допроса Камбота он знал, что завтра вечером в ауле должны начаться боевые действия, Однако, сегодня тот должен был вновь посетить аул, чтобы окончательно согласовать все вопросы, почти вся его бойцы же находились в домах местных жителей и родственников и ожидали только сигнала для выступления. Но если сегодня Камбот не придет, то резня начнется все равно. Шеховской, хотя и надеялся, что в отсутствие командира и его ближайших помощников черкесы не смогут действовать согласованно, но предупредить товарищей было необходимо. И вскоре караван из десятка лошадей, пошел в сторону горного селения. И только сейчас, качаясь на лошади, Николка начал раздумывать о странностях своего организма. Он уже неоднократно возвращался к этому, и всегда при попытках вспомнить, что с ним было до дня, когда он внезапно полностью осознал себя, у него перед глазами вставал небольшой округлый камушек, со светящимися в нем огоньками. Обдумывая этот вопрос со всех сторон, он пришел к окончательному выводу, что этот камушек, или предмет, который похож на камушек и есть виновник его волшебного преображения. Для себя он решил, что должен обязательно попасть к месту, где он его когда-то нашел. А сейчас он просчитывал, к чему могут привести изменения, которые происходят в его организме. И эти мысли ему совсем не нравились. Караван медленно продвигался среди камней. Обратная дорога казалась бесконечной,
— Неужели я так много пробежал? — подумал он, когда уже под вечер лошади вошли в узкую расщелину, на другом конце которой был выход к аулу, в котором квартировал его эскадрон. А там его уже заметили "бдительные" часовые, которые совсем недавно прохлопали проезд почти пятидесяти черкесов в поселок.
А сейчас он рассказывал Невструеву кое-что из пережитого накануне, конечно не вдаваясь в подробности своего чудесного исцеления и схватки с черкесами.
Ротмистр слушал своего молодого собеседника так, как будто тот рассказывал ему сказки Шахерезады.
— Ну, князь и сочиняет, прямо Пушкин, или Лермонтов, один положил десять черкесов, да быть этого не может, они лучшие воины Кавказа!
Но сомневайся или нет, а караван вот он — налицо, оружие, амуниция. Может там они друг дружку поубивали, а Шеховской к шапочному разбору подоспел, — с надеждой подумал Невструев, — но как спросишь, ведь обидится князь.
— Ну, что же Николай Андреевич, мы все ваши должники, — сказал он, вставая с места, — жизни наши спасли. До завтрашнего утра придется оставаться на своих позициях. С той стороны аул блокирован нашими основными силами. Сюда, я так полагаю, противник отступать не будет, если я вас правильно понял, из того ущелья уже точно нет второго выхода. Но, тем не менее будем ожидать нападения и на нас. Пойдемте, я распоряжусь о организации обороны.
А завтра, благословясь, начнем разбираться с этим осиным гнездом.
В Петербурге тоже была весна, улицы конец марта выдался теплым и по улицам текли грязные ручьи, дворники целый день бродили у домов, вытаскивая освободившийся из-под снега навоз, и вывозили его на тачках в места, куда за ним приезжали мусорщики.
Сегодня вновь ярко светило солнце. В доме Вершининых было оживленно. Сам хозяин, наскучив столичной жизнью, изволил отбыть со своей любовницей к себе в имении, потому, как не мог пропустить такое важное событие, как весенне-полевые работы. Нельзя сказать, что он не доверял своему управляющему, но свой глаз есть свой.
Катенька осталась одна на хозяйстве. Вернее она осталась, но не без пригляда. Тот же купец с женой, чуть ли не ежедневно заходил с визитом посмотреть, как справляется новая хозяйка с домом и дворней, старый князь Шеховской частенько заезжал на правах почти, что родственника. Неловко гладил её по голове, как ребенка, привозил подарки и потом они часами сидели, разговаривали о том, как там служится их сыну и жениху.
Катенька последние три месяца чувствовала себя крайне необычно. И началось это все сразу после обручения. В тот, такой для неё волнительный день, он почти летала на крыльях от счастья. Когда они, наконец, спровадили занудливую княгиню, то долго разговаривали, клялись в бесконечной любви и преданности, а в Катином будуаре после поцелуев и жарких объятий, чуть не произошло событие, которого Катя втайне ожидала, но, у её жениха оказалось намного больше выдержки, чем у невесты — и ничего не случилось…
Катенька в расстройстве даже обвинила Николку в том, что он ее не любит, и поэтому так нехорошо поступил. Но потом, заплакала и попросила прощения за своё нескромное поведение, которое тут же получила в виде множества поцелуев.
Через несколько дней Николка уехал, обещав писать при любой оказии, и взяв с неё обещание, также писать ему на Кавказ.
Она заметила изменения в себе уже на следующий день после обручения, и никак не могла понять, что с ней творится.
Во-первых, она стала регулярно просыпаться рано утром и всегда вставала бодрая и полная сил, настроение, несмотря на отъезд Николки было ровным, хотелось жить и радоваться жизни.
Во-вторых, она вдруг обнаружила, что запоминает все, что происходит вокруг и может без труда вспомнить, что и кто сказал несколько часов назад.
Катенька была достаточно сообразительная, чтобы понять, что это, каким-то образом связано с Николкой.
— Он меня заразил своей болезнью, когда мы с ним целовались, — решила она, в конце концов.
Отцу она, конечно, ничего не сказала, боясь, что он решит, что у нее что-то в не порядке с головой. Во время визита к Голицыной, она решила рассказать той об своих подозрениях, но по размышлению решила ничего не говорить и той.
Эти подозрения еще более усилились, когда она увидела, что без труда понимает математические задачи, которые ей дает княгиня, и что это её способность улучшается с каждым днем.
А последние несколько дней у нее начались странные сны. Ей снилось, что она на Кавказе, хотя она никогда там не бывала и видела одну или две картины изображающие горы, иногда ей снился бурный поток в диком ущелье, высокие снежные вершины. Казалось, что она стоит за стеклянной дверью, которая сейчас откроется и она увидит и услышит все, что там происходит, наяву.
Но эта дверь пока открываться не хотела.
Ночью она проснулась в поту, и с чувством внезапного одиночества, ужасно болело правое плечо, она даже разбудила горничную и та ей делала растирание.
Она плакала почти до утра, не понимая, ничего, что происходит. Но неожиданно боль прошла, и тяжелое неприятное чувство ушло. Утром она была бодра и весела, как всегда и на предложение вызвать доктора ответила категорическим отказом.
От хорошей погоды настроение еще больше улучшилось, и она велела заложить лошадей, чтобы отправиться на прогулку. Горничная, засуетившаяся вокруг нее, вдруг с удивлением сказала:
— Катерина Ильинична, а мне кажется, что вы почти на вершок подросли, как же так, еще несколько дней назад, все вам впору было, а сейчас коротковато?
Катеньку от волнения опять обдало волной жара.
— Ёще этого не хватало, может, я теперь буду расти неизвестно сколько, — подумала она.
Прислуга, между тем продолжала суетиться вокруг нее, пытаясь подобрать ей наряд, соответствующий росту.
— Придется вам барышня туалеты менять, — с сочувствием произнесла одна из горничных, не дай Господь, если еще подрастёте.
Но все же наряд был подобран, и вскоре Катенька садилась в экипаж, намереваясь прокатиться по городу в такой хороший солнечный денек. Она заехала в книжную лавку, где уже привыкли к её визитам и не пытались всучить всякое барахло. Посмотрела свежие поступления книг и европейских журналов и затем решила почтить визитом старого князя, который в последнее время чувствовал себя совсем плохо и почти не выходил из дома.
Катеньке дверь открыл молодой лакей, которого сразу же оттеснил в сторону Энгельбрект.
— Какая радость нечаянная, Екатерина Ильинична нас навестила, разрешите, приму вашу пелерину, ах какая роскошная вещь! Пожалуйте в гостиную, а я пока его Сиятельство мигом извещу.
И он, кряхтя, начал подниматься по широкой лестнице на второй этаж.
Минут через двадцать появился князь, по его лицу было заметно, что он недавно встал, и Катенька почувствовала себя неловко, что вот так без приглашения приехала к своему будущему свекру. Но Андрей Григорьевич с такой искренней радостью протянул ей руки, что неловкость сразу исчезла.
— Катенька, милая, ты с каждым днем все краше становишься, — сказал он с улыбкой, — рад тебя видеть, спасибо, что решила порадовать старика. Давай присядем, расскажешь мне, как у тебя дела, может, есть какие известия от Николеньки. Я ведь от него, кроме того раза, что ты знаешь, ни одного письма не получил.
Катя пожала холодные старческие ладони и присела на софу напротив Шеховского.
— Андрей Григорьевич, простите за незваный визит, вот каталась по Невскому проспекту и, неожиданно решила вас навестить, — смущенно сказала она.
— Ну, что ты, дорогая моя, ты же знаешь, я всегда рад тебя видеть, это же и твой дом теперь. Ах, если бы не эти правила хорошего тона, ты могла бы жить здесь. Мне было бы не так одиноко.
— Андрей Григорьевич, ну вы же знаете, что это невозможно, — как ребенку начала говорить ему Катя, — вы же знаете, что папенька оставил мне достаточно средств, чтобы ни в чем не нуждаться, а благодаря княгине Голицыной я не провожу время в праздности. Кстати, вы знаете, я немного выучила итальянский язык, — похвасталась она.
Князь сделал удивленное лицо, но более проницательный человек, чем его собеседница, мог бы догадаться, что его сейчас проблемы итальянского языка волнуют меньше всего.
— Катенька, — начал он говорить, — вот что я давно хотел тебе сказать, последнее время мне очень нездоровится. А когда Николенька нас покинул, и вовсе стало плохо. Возможно, я не смогу дождаться его возвращения и порадоваться на вашей свадьбе. Поэтому я хочу, чтобы ты заранее ознакомилась со своим будущим домом. Я уже хотел, было написать тебе записку. Но теперь, пользуясь такой оказией, доведу это дело до конца. Сейчас выпьем кофию с пирожными, а потом пройдемся по особняку, мне надо тебе много показать и рассказать.
Князь тяжело поднялся и предложил Катеньке пройти в столовый зал.
Там уже суетилась прислуга, раскладывая тарелочки с пирожными, ставя свежие сливки и кипящий кофейник. Шеховской сам отодвинул стул для гостью и предложил присесть. Для него это сделал один из лакеев. Вымуштрованные Энгельбректом слуги делали все споро и молча.
Князь со своей будущей невесткой пили кофе, говорили о прекрасной погоде, последних книжных новинках, до которых был охоч Андрей Григорьевич, но тему его болезни не поднимали.
— Знаешь Катенька, — сказал в один момент князь, — когда Илья согласился, чтобы тебя опекала Евдокия Ивановна, мне показалось, что он делает большую ошибку, хотя, конечно, это сразу привлекло к тебе внимание света и помогло снять некую провинциальность. Однако теперь я замечаю, что у тебя гораздо шире стал кругозор, ты свободно говоришь и рассуждаешь на такие темы, которых как-то не ожидаешь услышать от девицы.
— Андрей Григорьевич, вы мне, право, так льстите, я не заслуживаю ваших похвал, — смутилась Катенька.
— Нет, дорогая моя, — отвечал спокойно Шеховской, — к чему мне тебе льстить, я говорю, что вижу и не более того. Мне совершенно ясно, что ты хочешь быть достойна своего мужа, поэтому так рвешься к изучению наук. Но прими мой совет дочка. Вам очень повезло, в отличие от многих, в том числе и меня, ты выходишь замуж по любви, а не потому, что так нужно твоим родителям. Хотя, — тут он изволил улыбнуться, — так случилось что желания родителей и детей, неожиданно совпали. Если бы ты знала, сколько переговоров мне пришлось провести, чтобы получить разрешение на ваш брак.
— А от кого надо было получить такое разрешение, — спросила простодушно Катенька. Андрей Григорьевич ухмыльнулся.
— Пришлось воспользоваться старыми связями, и командиру полка ничего не оставалось делать, как написать Николеньке это разрешение. Да, и про мой совет, я прожил жизнь и считаю, что имею право его дать, совсем не обязательно тебе рвать жилы и стараться соответствовать мужу в знаниях, надо просто быть ему любящей и надежной спутницей в жизни, а это очень и очень важно. А сейчас давай пройдемся по комнатам, я покажу тебе, где, что лежит. И объясню с чего надо начинать, если вдруг меня не станет.
Глаза Катеньки наполнились слезами, и она захлюпала носом.
— дядя Андрюша, — сказала она ему, как будто была еще той маленькой девочкой, которая когда-то качалась на коленях у одинокого бобыля, редкими наездами навещавшего своего друга, — не умирай, пожалуйста, к чему ты все время говоришь о смерти, тебе же совсем не так много лет.
Шеховской хмыкнул,
— Вполне достаточно, чтобы не забывать о старухе с косой, стоящей за спиной.
Катеньке до глубины души захотелось помочь, ободрить старика, она так сжала ему ладони, своими маленькими ручками, что тот вздрогнул от неожиданности.
— Какое у тебя сильное пожатие, — сказал он, — почти как у мужчины.
Катенька охнула и разжала ладошки.
— Ах, простите, Андрей Григорьевич, я не хотела сделать больно, — воскликнула она
— Нет, что ты, мне совсем не больно, — сказал князь, пытаясь стереть небольшое красное пятнышко между большим и указательным пальцем левой руки. Однако оно и не думало исчезать.
— Хм, ты знаешь Катенька, мне показалось, что когда ты пожала мне руку, в это место что-то кольнуло, — пробормотал он, пытаясь разглядеть пятнышко в лорнет. Но, видимо, ничего не разглядев, отложил лорнет в сторону и вновь предложил начать экскурсию по дому.
Николкин конь осторожно ступал по каменистому высохшему руслу горной реки.
Рядом угрюмо, молча ехали его однополчане. Настроение было не очень. За ними оставался разоренный пылающий аул, женщины с детьми, яростно проклинающие захватчиков. Все мужчины и подростки были перебиты. Разъяренные потерями гусары не щадили никого. В тяжелых боях между глинобитными хижинами почти треть эскадрона отдала богу души. Сейчас только пятнадцать раненых на двух арбах везли по трясучей дороги, из которых периодически доносились их стоны и проклятия. Единственные кто радовался, были несколько солдат освобожденных из плена и почти два десятка рабов, сидевших в подвалах под домами. Они, несмотря на крайнее истощение, шли, весело переговариваясь, и радостно рассматривали окружающее, которого не видели, с тех пор, как эскадрон остановился на зимовку. Бывшие рабы приняли самое активно участие в окончательной зачистке черкесского селения и бестрепетно добивали всех раненых, кто еще не успел умереть. Они бы с радостью вырезали все селение, и только категорический приказ Невструева не дал им этого сделать.
За Николкой следовал его денщик, который вел за повод три лошади, нагруженные трофеями.
После сражения отношение к князю переменилось кардинально. Все прекрасно понимали, что обязаны ему своими жизнями. Среди нижних чинов его похождения уже вообще приобрели характер эпический. В них князь представал почти Ильей Муромцем, который, походя, разделался с несколькими черкесами.
Ротмистр Невструев на построении поблагодарил его за заслуги и заявил, что подобный подвиг без награды не останется.
А сейчас остатки эскадрона шли на соединение с другими частями армии, чтобы получить приказ о дальнейших действиях. Никто не сомневался, что вскоре опять начнутся тяжелые сражения.
Через два дня эскадрон входил в крепость Моздок. Задолго до нее, вдоль дороги начали появляться жилища горцев, бежавших от войны и ищущих защиты от нее у стен крепости. столпившиеся у хижин дети махали проезжающим руками, а старухи в черных платкам провожали молчаливыми взглядами. В крепости был обычный бардак. Везде слонялись казаки в черкесках с газырями, которых было трудно отличить от самих черкесов. Но ближе к стенам порядка стало больше.
По приказу ротмистра, эскадрон, не заехав в крепость, расположился неподалеку от главных ворот, а командир со своим заместителем и обе арбы с ранеными отправились далее.
Через два часа Невструев появился и начал коротко отдавать приказы. Вскоре эскадрон тронулся к указанному ему месту расположения. Сам ротмистр подъехал к Шеховскому и передал ему пакет.
— Князь, жаль, что мы с вами так недолго служили вместе, но видно не судьба, вот приказ о вашем откомандировании в Петербург в распоряжение третьего отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии.
Николка, последнее время тонко чувствующий эмоции, явно почувствовал в голосе Невструева легкую нотку зависти. Сейчас он отлично понимал из-за чего. Видимо ему не удалось пройти жесткий отбор в жандармский корпус.
— Мне тоже, господин ротмистр, жаль, что так быстро приходится покидать Кавказ. Никак не могу понять, что явилось причиной моего вызова. Господин ротмистр, могу ли я предложить в связи с моим отъездом устроить небольшую вечеринку для господ офицеров? — спросил он, не подавая вида, что заметил зависть в голосе Невструева.
Невструев усмехнулся.
— Отчего же, конечно можете. Вы разрешите, князь на правах старшего товарища сказать вам, что если бы вы начали с этого, когда появились у нас, то многих проблем можно было бы избежать. Что же касается вашего убытия, по хорошему завидую вашей удаче, мне, увы, в свое время так не повезло
Шеховской виновато улыбнулся и ответил:
— Господин ротмистр, спасибо за науку, я многое почерпнул за время пребывания с вами, буду надеяться, что больше таких ошибок не допущу. И вам желаю, чтобы ваша удача была достойна вашей смелости.
— Ну, вот и отлично, князь, а чтобы бы вы не тратили много времени, я сейчас подскажу в какой харчевне лучше всего устроить такой вечер. К счастью сегодня и завтра мы никуда не выдвигаемся.
Первые дни мая были жаркими и в прямом и переносном смыслах. В имении Вершинина было не до отдыха. Из-за малоснежья посевы озимых частично вымерзли и теперь помещик и его управляющий не зная отдыха мотались по полям и смотрели за тем, как проходит сев яровых. Вот и сегодня уже под вечер Илья Игнатьевич, уставший до смерти, подъехал на коляске к парадному подъезду и, не глядя, кинул вожжи подбежавшему конюху. Он уже хотел, было зайти в дом, как его внимание привлекли невнятные крики с конюшни.
— Ну что там еще такое, — устало, пробормотал он и зашагал туда. Когда он подошел поближе, то происходящее стало более понятным. На широкой лавке лежал здоровый бородатый мужик с задранной рубахой, а конюх Николай, со зверской улыбкой лупцевал его кнутом. Рядом стоял Карл Францевич и ласково приговаривал при каждом ударе:
— Путешь есчо в капак ходит, путешь?
Мужик же в ответ кричал:
— Ой, батюшка Карла, бес попутал, вот те крест не буду больше вина пить, как есть, все отработаю.
— Что тут случилось? — спросил Вершинин у управляющего.
Тот сердито посмотрел на несколько человек, терпеливо ожидающих своей очереди на розги, и заговорил по-немецки
— Илья Игнатьевич, представляете, эти лентяи вчера недосеяли поле и поехали в кабак. Думали, я не узнаю про их проделки.
— Что же это вы мужики? — с укоризной вопросил Илья Игнатьевич, — я к вам по-божески, а вы по кабакам шатаетесь в такое время.
Те, сняв шапки, низко поклонились и продолжали стоять, тупо глядя на помещика.
— Ну, ты Сидор отвечай, — приказал Вершинин, — вроде мужик сурьезный, в годах, должен был острастку молодежи давать, не стыдно тебе.
— Дык, вот оно, барин, как есть, бес попутал, сам не знаю, что приключилось, вроде хотели только по стаканчику, и взад вертаться, а тут оно пошло и пошло, а дале и не упомню, что и делали, — начал говорить кряжистый мужик с полуседой бородой, и здоровым синяком под левым глазом
— Что телали, что телали! — вновь закричал управляющий, — они Федоту Ряхлову весь капак разнесли и с лютишками Тупицина подрались!
— Ого, — оживился Вершинин, — что там люди Тупицына были?
— Были батюшка барин, были, как не быть, — недружным хором подтвердили мужики.
— И много их было? — поинтересовался Илья Игнатьевич.
— так дюжина, не менее, — сообщил Сидор.
— А вас сколько было?
— так вот как сейчас, восемь человек.
— Так что побили вас? — спросил с угрозой в голосе Вершинин.
— Что ты батюшка барин, навешали мы им кренделей по самое не могу. А Тимоха об одного оглоблю сломал, пришлось потом думать, как домой ехать. Я то вишь этого не помню, на сене лежал, мне уж потом сказывали, как дело было. А тупицинские как зайцы разбежались, вот истинный крест, правду говорю.
— Ха, — сказал Вершинин и расплылся в улыбке, — то что навешали тупицинским — молодцы, Карл Францевич, ты на сегодня экзекуцию свою останови, но если опять проштрафятся то вдвойне им кнута отвесь.
Мужики радостно загомонили, и начали наперебой кланяться. Не радовался только один, который сейчас со стоном вставал со скамьи. А конюх с явным сожалением сматывал свой кнут.
Вершинин, довольный тем, что его мужики поколотили крепостных его давнего недруга, пошагал домой. Когда он вновь подходил к дверям, то увидел, как по липовой аллее едут двое верховых, а за ними идет еще вючная лошадь.
— Кого там еще черт принес? — сердито подумал помещик и, приставив ладонь козырьком ко лбу, попытался разглядеть приезжих.
Когда он понял, кто там едет, то легко сбежал с крыльца и широким шагом пошел навстречу возвышающемуся на коне гусару.
Тот в свою очередь спрыгнул с коня и также пошел навстречу помещику, держа коня за повод.
— Николай, неужто решил тестя навестить? Ну, рассказывай, какими судьбами в наших краях? Ох, а возмужал, возмужал!
Обнявший гусара Вершинин, опустил руки и отступил назад, разглядывая своего гостя. Это был все тот Николка, но вот перемены в его облике были разительны. Если ранней зимой прошлого года Илья Игнатьевич увозил в Энск, юношу с округлыми чертами и мечтательным выражением лица, то сейчас перед ним стоял молодой мужчина, уже знакомый с бритвой. А его пристальный и внимательный взгляд говорили о том, что он уже не раз встречался с опасностью в бою.
— Здравствуйте, Илья Игнатьевич, вот так получилось, тоже не думал, не гадал, а попал в ваши Палестины. Представьте себе, месяц назад получил пакет из Петербурга, с приказом о переводе, пришлось срочно собираться. Ну и конечно, проезжал по тракту, так никак не мог мимо вас проехать, — улыбаясь, сказал корнет. Его голос звучал сильно и уверенно. Вершинин, глядя на молодого офицера, в который раз поздравил себя с прошлогодним поступком. Как всегда интуиция его не обманула.
— Однако, — подумал он, — быстро парень делает карьеру, ну я и молодец, далеко за женихом для дочери не ходил.
— Ну, что мы тут стоим, спохватился он, — давай пошли в дом. Сейчас конюх ваших лошадей расседлает, твой денщик пусть в людскую шагает, там его накормят.
Один секунд, я насчет бани распоряжусь.
Вершинин крикнул и моментально вокруг них возник людской круговорот. Илья Игнатьевич, между тем увлек Николку в дом.
Они прошли вестибюль и вышли на широкую открытую веранду, где уселись в легкие кресла, через несколько минут на столике рядом с ними стояли бутылки с вином бокалы и легкая закуска. Вершинин уже разливал вино, когда на веранду вышла Фекла, она была одета по домашнему, и была так привлекательна, что Николка, как всегда покраснел.
— Хе-хе, — довольно произнес Вершинин, — не робей, Фекла тебя не съест.
— Здравствуйте Николай Андреевич, — улыбнулась та, — никак вас не ожидали, вроде бы вам еще на Кавказе служить надобно.
— Так и я никак не ожидал Фекла Прововна, да вот приказ у меня в Петербург ехать.
Фекла оживилась.
— Так и хорошо, и мы вслед за вами отправимся. Свадебку вашу устроим, — и вопросительно посмотрела на Вершинина.
Тот задумчиво почесал затылок.
— Признаться, такая мысль мне в голову не пришла, а, что, вот весенние работы закончатся, на месяц, другой можно будет отъехать. Наверно так и сделаем. Так, что Николай жди нас через месяц в Петербурге. Ты то, как собираешься сейчас добираться.
— Я, Илья Игнатьевич, надеялся, что у вас оставлю лошадей и все имущество, ну кроме подарков отцу и Катеньке, а далее с денщиком отправлюсь на перекладных. У меня сроки уже выходят. Очень долго выбирался с Кавказа, пришлось попутчиков ожидать, опасно почти до вашей губернии в одиночку ехать.
— Но, ты хоть пару дней у нас побудешь? — спросил помещик.
Николка виновато улыбнулся.
— Вообще то завтра уже рассчитывал ехать.
— Ну, что же ты человек военный, приказ у тебя, так, что задерживать не буду, — согласился Вершинин, — но сегодня гуляем. Пошли ко мне, сейчас найдем, что тебе надеть, а это все снимай, Фекла, ты там проследи, чтобы мундир князю прачки не испортили. Баня то, надеюсь, топится?
— Конечно, Илюша, ты еще домой не зашел, а уже воду таскать начали.
— Это хорошо, и проследи, чтобы в мыльне, у Николки было, кому его помыть, поняла?
Фекла вздохнула, но ничего не сказала и зашла в дом.
Шеховской вопросительно посмотрел на Вершинина.
— Ну, что ты так на меня смотришь, — пробурчал тот, — думаешь, не знаю, что ты с женщинами не спал. Вот сегодня и попробуешь. Я в твои годы уже полдеревни девок испортил.
— Может не надо, — промямлил Николка, заливаясь краской.
Ну, вот, — заржал помещик, — боевой офицер, в сражениях побывал наверняка, а как про баб, так сразу в кусты.
— Вы не понимаете, Илья Игнатьевич, мне перед Катенькой будет стыдно и неприятно, — выдавил тот в ответ.
Вершинин удивленно посмотрел на него.
— А причем здесь моя дочь, она твоя жена перед богом и людьми, а это, — тут он покрутил рукой в воздухе, — ну, хоть узнаешь с какого конца к этому делу подходить, — закончил он свою мысль.
Шеховской решил оставить этот разговор, в котором чувствовал себя неловко и спросил:
— Илья Игнатьевич, а как моя бабушка поживает? — спросил он помещика.
Тот усмехнулся.
— Неплохо твоя бабка поживает. Замуж, поговаривают, вышла.
— Замуж?! За кого? — удивился князь, — и с чего ей замуж захотелось?
— Ну, так полагаю, — сообщил Вершинин, — после того, как ей я пятьдесят рублей наградных денег выдал, женихов у нее хоть отбавляй. Но она замуж вышла за бобыля одного в Чугуеве, ты его знать должен, Никанором вроде бы его зовут. Мне Фекла уже месяца два назад эту историю рассказала. Я ведь уже несколько лет приказал меня по таким делам не беспокоить и разрешения моего на таинство церковное не спрашивать.
— Интересно, — сказал Николка, — чего ей взбрело в голову замуж выходить, она же старая совсем?
— Хе-хе, — какая же она старая, — снова засмеялся помещик, — это для тебя старая, а для Никанора в самый раз. Сразу прохиндей понял, кого надо в жены брать, тем более, я ее от оброка освободил.
Шеховской огорченно сказал:
— Плохо, я то надеялся ее увидеть, подарок ей привез, шаль турецкую, а теперь даже не успеть ее навестить.
— Да не расстраивайся ты так, — начал успокаивать его Вершинин, — переживет твоя бабка, а шаль отдай Фекле, она найдет с кем передать, и приветы твои тоже. Давай лучше выпьем по паре бокалов, да пойдешь в баню собираться.
Когда распаренный Николка вышел из бани, уже темнело. С реки веял прохладный ветерок и приятно обдувал разгоряченную кожу. Шел он крайне недовольный собой. Ведь он дал себе слово, что в бане не прикоснется и пальцем к дворовым девушкам, которые будут с ним. Однако эти мысли, так и остались только мыслями. Когда две обнаженные хихикающие молодые особы зашли в мыльню и начали вертеться вокруг него, демонстрируя все свои прелести, он пытался не реагировать, но беспокойный орган сразу предал его, а после того, как одна из девиц нахально прикоснулась к предателю, из головы князя вылетели все клятвы и обещания.
Но сейчас, он шел и вновь давал себе слово, никогда больше ни в мыслях, ни в делах не изменять свой невесте.
В столовой был уже накрыт ужин и его за столом ожидали Илья Игнатьевич и Карл Францевич. За ужином Николка уже подробней рассказал о своем недолгом пребывании на войне, оба собеседника слушали его, не отрываясь. Судя по виду, Илья Игнатьевич явно был доволен поведением зятя на Кавказе. Но, выслушав историю про дуэль, счел своим долгом предостеречь зятя от таких приключений.
— Видишь Коля, тут мы конечно с князем тоже виноваты, не смогли тебе объяснить, как в обществе офицеров надо себя вести. Но ты молодец, вот только про дуэль свою не распространяйся. Думаю, твой командир тоже хода этой истории не даст. А вот то, что карточный долг простил, не знаю, даже, что и сказать, я бы, к примеру, не простил. Ну, да ладно, простил и простил, не расстраивайся. У Андрея Григорьевича таких имений не одно и не два.
Они сидели еще долго за полночь, и только к двум часам, Илья Игнатьевич сообщил, что надо укладываться спать.
Николке постелили в бывшей комнате Катеньки, где все еще оставался запах ее духов. Ему казалось, что она вот вот зайдет сюда и ему становилось жутко стыдно за сегодняшнюю баню. Когда он засыпал, то ему показалось, что он видит большую комнату в Петербурге и свою невесту, сидящую в кресле с книгой. Она подняла глаза, с укором посмотрела на него, улыбнулась и сказала:
— Спокойной ночи Коленька.
Утренние сборы затянулись почти до обеда, когда на барской коляске Шеховской вместе со своим денщиком и багажом отправились до ближайшей почтовой станции. Напоследок он обнялся с помещиком. Вершинин, когда обнял будущего зятя, с удивлением понял, что тот намного сильнее и крепче чем он.
— Ну и Геракл вымахал, — подумал он, — ему бы в гренадерах служить, а не гусаром. Ай, а не все ли равно, если будет у графа Бенкендорфа под рукой, воевать ему уже не придется, — закончил он свою мысль.
Когда они выехали за околицу, кучер щелкнул вожжами, и лошадь двинулась резвей, но, пробежав около версты, опять перешла на шаг. Вокруг не было ни ветерка. С безоблачного ярко-голубого неба солнце жарило не по-весеннему, вдоль дороги поднималась зеленая свежая трава и лошадь то и дело пыталась ее ухватить.
— Не балуй! — кричал ей в эти моменты кучер. Денщик почти сразу уронил голову на баулы и захрапел.
Князю же не спалось. Впервые с момента выезда из Моздока ему не надо было тревожиться о дороге, и вроде можно было последовать примеру Егорки, но спать не давали мысли о том, что ждет его в Петербурге. Когда он подумал о Кате, то опять ему стало не по себе, и он вновь укорил себя за малодушие, проявленное вчера, когда он не смог отказаться от навязанных ему в баню девиц.
Чтобы избавиться от этого чувства, он откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза и стал вновь играть в странную игру, которую в последние несколько дней устроило ему подсознание.
Началось это через день, или два после выезда из Моздока. Он лежал на охапке сена в неказистой избушке грека — рыбака на берегу Азовского моря. На следующий день они собирались, на шаланде отправится в Крым, чтобы, оттуда присоединившись к тыловому обозу, выехать на север. За хилой глинобитной стеной слышался шум ветра и плеск прибоя. Он закрыл глаза, собираясь заснуть, когда ним возникла зеленоватая надпись на неизвестном языке, которую он почему-то вполне понимал. Она гласила:
— Введение в курс обучения десантника космических войск содружества.
Испуганно открыв глаза, Шеховской обнаружил, что надпись никуда не исчезла, а продолжает висеть в воздухе. Затем она сменилась другой:
— для дальнейшего усвоения материала вам необходимо вновь принять прежнюю позу…
— Боже мой, что со мной происходит, — испуганно подумал князь, — опять странности.
От испуга заколотилось сердце, он вскочил и начал ходить по маленькой каморке, пропахшей водорослями и рыбой.
Но откуда-то взявшаяся волна спокойствия сняла его волнение. Удивляясь себе, он вновь лег на свою убогую постель и закрыл глаза. В его голове вихрем завертелся водоворот фигурок, беспорядочно двигающихся в быстром темпе, и сознание ушло.
Когда утром он встал, собираясь кликнуть своего денщика, в его голове совершенно четко прозвучали слова
— Курсант Шеховской приступить к выполнению разминочного комплекса первого уровня.
Как сомнамбула он вышел наружу и начал делать упражнения, которые почему-то были ему очень знакомы.
В какой-то момент, князь возмутился.
— Почему я должен делать непонятно, что и зачем, я не хочу и не буду.
Он выпрямился и хотел идти к дому, откуда на него в полном недоумении смотрели его обитатели. В это момент в сознании прозвучал смешок, и пролетели картинки недавнего боя, где он получил свое ранение. После чего были показаны действия, которые он должен был бы совершить, чтобы избежать этих ран.
— Понятно, — решил для себя князь, — неведомая сила, сидящая моей голове, хочет, чтобы я научился воевать. А я, — сказал он упрямо сам себе, — не хочу это делать под принуждением и не буду.
После этих мыслей, у него появилось ощущение, что он вновь остался один, никаких надписей и непонятных желаний, что-то делать у него не возникало.
— Вот так, — подумал он удовлетворенно, — я сам буду решать, что мне делать, — и пошел к костерку, на котором его денщик готовил скудный завтрак.
После оного они довольно быстро переправились через неширокий пролив, и Шеховской поехал представляться командиру обоза, с которым ему предстоял дальний путь по степным шляхам. В течение дня раздумывать о ночных видениях времени не было. Но зато, когда он лежал на шинели под обозной телегой и слушал негромкий разговор, сидящих у костра нижних чинов, его голову посетила мысль.
— Интересно, а я уже никогда не смогу ничему научиться, эта сила наверно обиделась?
Как бы отвечая на его вопрос, вновь зажглась надпись
— Курсант Шеховской желает проложить обучение Да или Нет?
Не раздумывая, он мысленно сказал:
— Да.
Надпись заморгала и исчезла, а вместо нее опять закружился хоровод неясных образов и фигур. Самое интересное, что на этот раз он, находясь в этом гипнотическом состоянии, мог четко фиксировать, все, что происходит вокруг.
Его органы чувств четко доложили в один момент, что к телеге, под которой он спал, подходят два человека.
— Видал Мотя, как баре спать могут, — сказал один из них, — лежит себе на шинелке и в ус не дует, а я вот, как собака промерз, похоже, по утру заморозок случится.
— Слышь, Иван, может, накроем чем-нибудь гусара, пьяный, небось, спит, а то замерзнет еще до смерти, — проявил он заботу о ближнем.
Николка в ответ пошевелился и натянул на себя край шинели.
— О, гляди, — сказал тот, которого звали Иваном, — пьяный, пьяный, а холод чует. Вишь, шевелится. Давай пошли дальше, до смены караула еще далеко.
Караульные уходили, и ощущение готовности к действиям также оставляло, готовое к прыжку и схватке, тело.
Утром, когда он открыл глаза, лагерь уже просыпался и начинал готовиться к дальнейшему пути. Шеховской выбрался из-под телеги и огляделся. Все вроде было, как обычно, около кашеваров толпился народ, ожидая пока им, плюхнут в котелки пахнущую дымком кашу. В телеги запрягали лошадей, а его денщик уже взнуздал всех коней и навьючил на них весь груз.
И, как вчера в его голове появилось мысленная команда приступить к разминочному комплексу. Он отошел от бивака и спустился к ручью, в этой низинке можно было, особо не привлекая внимания, проделать упражнения, которые, он откуда-то узнал.
Первые движения были несколько порывистыми и неуклюжими, но по мере того, как тело разогревалось, движения князя становились все быстрее, и вскоре он полностью отдался их завораживающему ритму. Когда он остановился, то увидел, что на него открыв рот, смотрит денщик.
— Ну, чего тебе? — спросил Шеховской.
— Ваш Сиясь, завтрак готов, извольте откушать, и уже авангард уже в пути, нам тоже надобно поспешать, — ответит тот
И сгорая от любопытства, спросил:
— Ваш Сиясь, а что это вы тут изображали, это танец, может, какой?
Николка улыбнулся:
— Нет, не танец, это я экзерсис такой делаю, для ловкости, чтобы с саблей ухватка лучше была
— Ааа, — протянул Егорка, посчитавший, что понял все.
Через час они уже ехали по степи, греясь в лучах поднимающегося солнца.
— Обычный желтый карлик, и обычная кислородная планета, каких тысячи в содружестве, — лениво текла мысль в голове у князя.
Он дернул головой, и огляделся.
— Чего изволите, — сразу встрепенулся, едущий рядом денщик.
— Нет, ничего, просто задумался, — сердито объяснил князь.
— Какой к бесу желтый карлик, какая планета, о чем я думаю, — встревожился он.
И в ответ на эти мысли в голове возникла картина звездного неба, совершенно отличная от земного небосвода, потому, что звезд там было неизмеримо больше. И он знал многие из них. Они светили знакомыми огоньками, ровно, не подмаргивая, как будто между его глазами и звездами не было никакой преграды. Но вот сотни из них укрупнились, и над этой сверкающей гроздью появилась надпись, " Звездное содружество"
Он продолжал, как ни в чем не бывало, ехать на коне, но сейчас его сознание как бы раздвоилось, одна его часть продолжала следить за дорогой и окружающей обстановкой. А вот другая, наблюдала за разворачивающей перед его внутренним взором, картиной.
Он висел в пустоте, среди холодно светящих звезд, а вокруг разворачивался бой. Несколько чудовищных непонятных сооружений обдавали друг друга светящимися лучами, от чего на них раздавались гигантские взрывы и отрывались куски обшивки и. Много мелких летательных корабликов разрывались, оставлял после себя обломки на которые сразу осадком выпадал серебристый туман.
Неожиданно его внимание привлек один из больших кораблей, он начал растворяться прямо в пустоте и сейчас князя влекло туда же в это воронку небытия. Пройдя ее, он обнаружил себя опять висящим в пустоте, но сейчас он смотрел на огромную планету, с морями, облаками. Он сразу понял, что смотрит на Землю, но не успел восхититься этим зрелищем, как из корабля, по-прежнему находящегося почти рядом с ним вылетело намного меньшее устройство, напоминающее две сложенных тарелки, и устремилось к планете. Сам же корабль медленно двинулся туда же и, двигаясь все быстрее, огненным факелом вошел в атмосферу. Провожая его глазами, Шеховской увидел, как он булавочной головкой упал в океан.
Эта картина еще несколько мгновений стояла перед внутренним взором и затем исчезла.
Если бы сейчас кто-нибудь внимательно разглядывал князя, то внешне ничего не заметил. Он невозмутимо продолжать двигаться на своем скакуне, но в его душе бушевала буря. Мощный ум почти сразу понял реальность, показанной ему картины, и соотнес ее с уже имеющимися знаниями. Но все равно осознание того, что человечество не одиноко в мире, и что есть другие разумные существа, свободно передвигающиеся за пределами Земли, его потрясло. Было совершенно ясно, что ему повезло найти иноземный артефакт, благодаря которому он стал нормальным разумным человеком.
— Вот только нормальным ли? — усмехнулся он про себя, вспомнив свои возможности, — мои способности весьма далеки от нормальных. Интересно, а могу ли я, как-то общаться с этим артефактом?
Эта мысль его настолько увлекла, что он до очередного привала все пытался что-либо спросить у черного камушка, в свое время так неосмотрительно взятого с собой дурачком Мыколкой. Но, увы, ответа не было. На все его мысленные мольбы и приказы, никто не отвечал. Но вот, когда на привале он спешился и прилег передохнуть, его опять закрутил в себе водоворот странных непонятных знаний. И он летел, вбирая его в себя между холодно сверкающими, равнодушными звездами.
Обоз двигался медленно, из-за большого количества раненых и больных. Почти после каждого ночлега приходилось копать могилы для умерших. Их складывали туда без гробов, пожилой изможденный поп быстро читал заупокойную молитву, после чего в степи оставался еще один холмик, в котором лежали неизвестные воины Русской Империи.
Офицеров в обозе было немного, и опять, почти, как в эскадроне, князь никак не мог вписаться в общество. На привалах большинство из них играли в карты, если удавалось разжиться спиртным, пили. На странные упражнения князя, которые не удавалось скрыть, смотрели с усмешкой, но ничего не говорили.
Генерал-майор Езерский, откровенно тяготившийся своим болезным воинством, переложил все тяготы командования на своих подчиненных. Но, видимо, и ему доложили о странностях Шеховского и он, как-то вечером вызвал его к себе в палатку.
Когда корнет, войдя туда, доложил о прибытии, генерал, который сидел за столиком и вкушал кофий, заваренный ординарцем, приветливо сказал:
— Заходите корнет, присаживайтесь, не робейте. Вы знаете, когда-то имел честь знать вашего отца. Очень вы напоминаете батюшку, вылитый Андрей Григорьевич. Вот только, скажем так, ваш батюшка в юности был изрядный шалун, хе-хе. А вы уж очень серьезны. Наслышался в Моздоке о ваших подвигах, надеюсь, что они не останутся незамеченными Его Императорским Величеством. А сейчас все же хочу спросить, чем это вы голубчик занимаетесь на привалах? Признаться, мы все озадачены, уже разговоры всякие пошли. Может, вы развеете мои опасения?
— Ваше Высокопревосходительство, — начал Николка, — ничего особенного в моих экзерсисах нет. Просто я продумываю систему подготовки разведчиков во вражеских тылах.
На лице генерала явно нарисовалось недоумение.
— Но корнет, простите, я не понимаю, зачем вам это надо. У нас есть казаки, они природные пластуны, куда хочешь, проберутся. У вас у гусар совсем другие задачи. А вы так и вообще, насколько я наслышан, в жандармский корпус собираетесь.
И тут он начал соображать.
— Понимаю, понимаю, так вы Николай Андреевич к будущей службе готовитесь. Все больше ни о чем вас не спрашиваю. Вот только объясните старику, что же это за экзерсисы такие странные? Вы уж простите, тоже не утерпел, глянул краем глаза на ваши старания, не видел ничего похожего раньше.
Князь выругался про себя.
— Вот черт в этой степи нигде не спрятаться, кто-нибудь да заметит, — а вслух сказал, — Ваше Высокопревосходительство, я вот уже год сам придумываю эти упражнения для развития силы и ловкости.
— Ну и как у вас успехи, — скептически спросил Езерский, — что-нибудь получается?
— Получается, — сказал Николка, обиженный скепсисом в словах генерала, — могу из вашей охраны любого казака на саблях победить, да и без оружия тоже.