Мы все мертвы

В лесу стояло дерево. Местные называли его Древом Жизни, хотя это не совсем точное название. Оно не давало им жизнь – оно просто стояло и росло ввысь, и росло так уже столетия, отчего местные сочли его святыней.

Дерево произрастало из низших миров, заглянув в которые хоть на секунду, любой бы впал в ужас и бессилие. Из тех миров, которые были здесь до нас и будут после нас – глубоко в земле, разгораясь священным костром боли, они вытолкали в землю одно-единственное дерево, вокруг которого местные построили целую жизнь.

Феи и лесной народец танцевали вокруг него, считая его своим богом. Вернее, феи-то не считали ничего – они просто вторили народцу, покачиваясь на своих дрожащих крыльях.

На один из таких танцев пришёл лесной обитатель – в сущности, совсем неухоженный, неприятного вида мужчина, к которому в жизни бы не прислушались… если бы он просто что-то сказал. Но он стоял и смотрел на танцы, и прожигал взглядом дерево, каждый его листочек, – пока, наконец, не додумался вернуться домой, взять в руки лопату и подойти прямо к Древу Жизни.

Если б не танцы – его, может, и остановили бы, и поймали, и даже наказали за такое кощунство. Но народец, увлечённый своими занятиями, ничего не заметил. Ведь все пели и танцевали, смеялись, жгли костры, в которых одна маленькая фигурка с лопатой почти полностью растворилась.

И мужчина – будем называть его Неверный – стал копать.

Постепенно его заметили – но слишком поздно.

Никто прежде не осмеливался копать под Древо Жизни – да никому бы даже в голову такое не пришло! Но Неверный, в своей неухоженности, в своей жалкости и безумии, вдруг решил, что он достоин одного-единственного в своей жизни: достоин знать тайну великого Древа. Откуда оно пришло, из каких миров произрастает? И когда остальные заметили его, он прокопал уже довольно глубоко, и никто не осмелился его остановить.

Лесные обитатели постепенно выстроились в несколько кругов вокруг Неверного – и молчали, наблюдали, одновременно боясь и желая узнать запретную тайну вместе с ним.

Земля была удивительно мягкой и сама поддавалась Неверному, и совсем скоро он докопал до Жарких Земель – не ведая ни усталости, ни страха. Мгновение – и перед ним разверзлась огненная пропасть, в которую он тут же упал, не успев даже вскрикнуть.

Костры лесных обитателей потухли. Лес погрузился в тяжёлую тьму. Воздух стал таким густым и влажным, что все закашлялись, упали на землю, схватились за грудь – каждый пытался втянуть ноздрями как можно больше воздуха, и каждый в конечном счёте валился на спину, пытаясь не двигаться, дышать тихо-тихо, не расходуя драгоценные силы. Зная, что сон означает смерть.

Воздух сгущался.

Жаркие Земли, открытые Неверным, постепенно закрылись, и огромные комья земли падали в пропасть, ведомые невидимой рукой.

Чего обитатели леса не знали – так это того, что густой воздух населили духи Жарких Земель, которые пробрались к их домам и подожгли их. И только когда густота развеялась лёгким летним ветром, а пропасть окончательно закрылась землёй – лесной народец увидел, как горят их дома в наказание.

И с тех пор никто не пытался стать равным дереву-божеству, и все приняли, что они – лишь маленький народец, которому не суждено стать ничем большим.

Мускат

За два года до

Обычно Джей работала.

Бегала с третьего этажа на первый и обратно, долго и бессмысленно хлопотала над травами, ругалась себе под нос. Весь мир, казалось, был окутан тяжёлой вязкой скукой. Ей запрещали выходить из дома по вечерам, да ещё и целыми днями заставляли заниматься.

Но иногда отец её контролировал, иногда – нет.

Сегодня он был занят, и Джей шаталась без дела по комнатам и коридорам, пытаясь найти себе занятие. Все её родные были с головы до пят скучными людьми.

Она подавила в себе росток злости – да, ей запрещали выходить после наступления темноты, запрещали дружить с большинством детей, всё время пытались чем-нибудь занять. Ну и пусть. Она дождётся взросления и непременно устроит свою жизнь так, как захочет.

Ноги сами привели её к комнате Лины, откуда доносился душный запах благовоний. Она опять жгла палочки.

Джей глубоко вздохнула, подумав, что так и до пожара недалеко.

– Лина, ты что?! – крикнула Джей нарочито строго и громко и ворвалась в комнату.

Сестра, как обычно недовольная, громко фыркнула и отвернулась к маленькому круглому столу над окном. Яркое солнце освещало серые струйки дыма.

– Ну что ж такое, – прошептала Лина, но Джей её услышала. Скривилась и подбежала тушить палочки. – А ну стой! – Хлопок по руке, боль, скрип стула и округлённые глаза сестры. – Это очень важные благовония. Очень! Важные!

Лина быстро потушила ароматные палочки и сложила их в коробку не глядя. Взглядом она продолжала сверлить Джей, которая справедливо решила убрать руки и не мешать.

Джей не нужно было изучать палочки сестры, чтобы услышать аромат розы и муската. Лина давно уже повзрослела и пыталась травами усилить свою привлекательность. Получалось ли это у неё? Ещё как. Взрослые парни и взгляда от неё оторвать не могли.

Наконец Лина целиком к ней повернулась. Нервно схватила пальцами прядь золотистых волос и вызывающе посмотрела на сестру. Она это любила – выдумать какой-нибудь особенный взгляд, особенное выражение лица, даже если под ним легко читался страх.

– Зачем? Вот зачем? – наконец спросила Лина.

– Ты же так до пожара довести можешь…

– Неужели ты думаешь, что я такая дура? Я подготовилась.

– Ага. Зачем тебе вообще благовония в такую жару? Умереть же можно только от духоты, которую ты тут развела! – Джей улыбнулась, понимая, в какое неловкое положение ставит сестру. Та бы в жизни ей не призналась, какие зажигала благовония.

Лина издала глубокий вздох и закатила глаза. Она была чуть выше Джей и старше на несколько лет, поэтому ей приходилось наклонять голову, и всё это выглядело, будто она не просто старше, но ещё и опытнее и умнее. Пусть оно действительно так и было. Неважно. Это никогда не давало ей повода быть выскочкой!

– Потому что они мне нужны. Какая тебе разница? Всё безопасно, я подготовилась, а остальное тебя интересовать не должно. Тебе же даже не нравится нас слушать, когда мы говорим о благовониях.

– Кто мы?

Лина вдруг переменилась в лице, поправила волосы и села обратно на стул. За столом были разбросаны травы и несколько больших розовых цветков – их название Джей никак не могла вспомнить.

В солнечном свете мелькали пылинки.

Джей, конечно же, знала, кто такие «мы». Знала – и всё равно внутренне сжалась в ожидании ответа. Она вдруг ощутила себя маленькой, слабой и неуклюжей в сравнении с сестрой.

Эти сравнения ей никогда не нравились.

Лине было шестнадцать. Она умела делать ароматные отвары, постоянно ходила к Дантонам, и вместе они создавали вкуснейшие пироги – с травами Лины и семейными рецептами соседей. За их пирогами и настойками стояли целые очереди.

Лина уже общалась с парнями, много работала с отцом, и ей разрешалось выходить из дома после темноты.

Джей сглотнула, умоляя себя не заплакать прямо здесь.

Опять поправляя волосы (какой в этом был смысл – волосы у неё всегда были в идеальном порядке!), Лина чуть улыбнулась – неловко, будто даже содрогаясь в лице, – и ответила:

– Мы – это мы с родителями.

– И с мамой тоже?

Они очень редко говорили о маме. Лине как будто было всё равно, а для Джей само слово «мама» казалось таким личным, о чём она никогда бы не поговорила с сестрой. Словно само присутствие сестры нарушило бы всю связь с матерью. Вернее, то, что от этой связи ещё оставалось.

Джей улыбнулась через силу, пока Лина, тяжело вздыхая, ёрзала на кресле.

– Да, с мамой тоже.

В груди больно закололо, и Джей оглянулась на комнату, ища, где бы присесть. Но в комнате Лины царил творческий беспорядок, что выглядело странно: обычно она так тщательно убиралась, что даже бабушка придраться не могла.

Но теперь везде валялись книги, одежда, пакетики с травами, даже еда. Она работала над чем-то несколько дней без перерыва – и, вероятно, работала вместе с родителями и мамой, что держала в секрете от сестры.

Ну конечно.

Солнце постепенно садилось, и теперь стены окрасились в светло-золотой. Джей провела рукой по воздуху, наблюдая, как окрашивается на свету её собственная кожа. Тепло становилось приятным, обволакивало тело.

Она вздохнула и села на пол, обхватив руками ноги. Упёрлась носом в колени. Смотрела исподлобья на Лину, ожидая, что она скажет. Будет ли пестрить подробностями об их с мамой работе? Или прогонит её из комнаты? Что?

– Ты по ней скучаешь? – Вот и всё, что она спросила.

Джей могла бы всё высказать Лине – от детской обиды на то, что родители любили её больше, и до просьбы обучить её всему-всему, что она умеет, чтобы тоже быть продвинутой травницей и работать вместе с мамой. Но слова таяли в густой жаре летнего воздуха.

Потрёпанные и явно не раз прочитанные книги с зелёными, синими, красными обложками теперь тоже окрасились в золотой. Пол выглядел как никогда пыльным в этом свете.

Джей провела руками по своим ногам, покрытым мурашками.

– Нет, конечно… С чего ты взяла?

Лина издала длинный глубокий вздох. Эти её вздохи всегда встревали посреди разговора, нарушали неловкое молчание и могли значить всё что угодно. Теперь это, кажется, был вздох сочувствия: Джей почти могла ощутить, как Лине грустно и неловко.

– Я же знаю, что скучаешь. Джей, мне правда жаль, что мама не может проводить с тобой время, как раньше. Ты же знаешь…

– Знаю, знаю. Можешь не рассказывать мне это в тысячный раз.

– Но я расскажу. Наша мать – великая целительница. Ты сама помнишь, что им с папой удавалось сделать. Отвар, который за час исцеляет простуду; мазь, которая заживляет раны чуть ли не мгновенно. Ещё немного, и она сумеет победить смерть, я тебя уверяю! Ты понимаешь? Мы сможем быть властны над смертью, продлевать жизнь себе и другим, исцелять людей от ужасных болезней. Сколько жизней мы спасём! У малыша Дейнов болезнь, от которой нет ещё лекарства… Но мама сможет его вылечить. Надо только…

– Да, да. Поработать.

– Да, и ещё. У такой степени владения целительством… у неё есть своя цена. Безумие. Мама не избегает тебя – она просто не хочет тебе навредить… испугать…

«Да чем она может меня испугать, чем не пугали меня уже вы все. Вся эта семья – сплошные безумцы. Едва ли у мамы есть что-то особенное». – Эти предложения вертелись на языке, так и норовили спрыгнуть и повиснуть в воздухе, разобщив сестёр. Но Джей держалась. Помимо всего раздражения, зависти, ревности и ещё миллиона разных чувств, в ней играл тихий восторг по поводу того, что сестра, успевшая порядком от неё отдалиться, вдруг заговорила и даже ей улыбнулась.

– Мы даже не разговариваем.

– Я знаю, Джей. Иди сюда. – Лина опять издала свой классический вздох и протянула к ней руки.

Сёстры встали, и Лина потянула её к себе в объятия. От неё пахло розой, мускатом и чем-то ещё, чем-то резким и чужим. Она касалась её нежно и невесомо, и Джей едва чувствовала на себе её руки. Лицо путалось в золотистых волосах, голова кружилась – то ли из-за резких запахов, то ли оттого, что она, кажется, не смела дышать.

– Я видела, как ты заглядываешься на лес. Что тебе в нём нравится?

На секунду Джей показалось, что все эти объятия и разговоры – всё ради того, чтобы втереться к ней в доверие, а потом рассказать отцу и бабушке обо всех её планах. Но она насильно выдернула эти мысли из головы, словно мешающий волос.

– Свобода, – прошептала она. Именно это слово вертелось у неё в голове, стоило ей вспомнить лес. Оно удивительным образом сочеталось с запахом хвои и танцами фей в воздухе.

– Это в лесу-то? – Тихий смешок, и Лина разжала объятия.

И Джей вновь оказалась в душной комнате, полной чужих вещей и чужого запаха.

Она позвала сестру на кровать, смахнув на пол одежду и аккуратно опустив на пол с десяток книг.

– Ты же сама не была в лесу. – Несмотря на то что не была и Джей, она готовилась защищать лес до последнего. В конце концов, никто из них там не был – и никто не вправе говорить ей, что в лесу нечего делать.

– Не была. Но знаешь что? Я знаю о нём достаточно.

– Например?

– Всё расскажу, если ты перестанешь стоять передо мной с таким лицом, будто я тебе враг какой-то. Садись рядом, поговорим нормально.

«Говорить нормально» ей не хотелось, но всё-таки Джей села. Скрип кровати – и вот за окном темнеющее небо, рядом шумное дыхание сестры. Впереди на столе – коробки с палочками для благовоний, много коробок, чёрных и тёмно-красных, с какими-то надписями, которые было не отличить. Она постоянно работала, но непонятно над чем.

– Что вы делаете с мамой?

Лина отсела, облокотившись на стену и запрокинув голову.

– Ты можешь изучать потолок хоть часами, но я всё равно жду ответа.

Лина рассмеялась, похлопав её по плечу. Джей подавила порыв уйти, на весь дом хлопнув дверью, и выжидающе уставилась на сестру.

– Мы на пороге великих открытий. Огромных, я бы сказала.

– Мы и так вроде многого добились. – Джей провела рукой по воздуху, как бы напоминая, что они сидели в большом трёхэтажном доме и весь участок – почти всё поле перед лесом, – всё принадлежало им. Да хоть вся Белая Земля.

– Ни в какое сравнение не идёт, поверь. Я же тебе говорила, какие возможности открылись перед мамой. Но… это опасно. Очень. Поэтому, пожалуйста, не говори ничего отцу и бабушке. Считай, этого разговора не было. Наш секрет. Хорошо?

Лина очаровательно улыбнулась ей и подмигнула, и Джей не смогла устоять перед теплотой сестры. Теплота эта всегда появлялась неожиданно, непременно когда ей самой было надо – но всякий раз Джей поддавалась. Пора было уже себе признаться: она безумно скучала по сестре.

Джей кивнула.

– Так вы сможете победить смерть?

– И это тоже, – Лина гордо фыркнула и одним рывком прижала её к себе. – Теперь давай рассказывай, что там у тебя с лесом.

Джей укуталась в запах сестры, в её мягкую кожу и на мгновение забыла, где находилась. Даже жара её больше не мучила – вместо жары пришло тепло Лины, и она могла бы представить, что была всё это время в объятиях матери, которая чудом пришла в себя.

– Мне здесь скучно. Я хочу туда, где свобода. И феи.

– Феи?

Лина засмеялась, но Джей отодвинулась, взглянула на неё серьёзно и с лёгкой обидой – и та сразу замолчала.

– Ну хорошо, феи.

– Они там правда есть!

– С чего ты взяла?

– Папа рассказывал. И в книжках читала.

При словах об отце сестра вздохнула, взяла Джей за руки и, помолчав, сказала:

– Хорошо. Если папа рассказывал, значит, так и есть. Давай тогда по-другому. Чем тебе нравятся феи?

Джей сжала её руки сильнее, как будто от этого зависело, поверит ей сестра или нет.

– Феи свободные. Они летают…

– Но ведь летают они только в лесу?

– Ну да. Но… – Джей ухватила слабую-слабую мысль, тёплое чувство, которое тут же зародилось у неё внутри, и попыталась её развить: – Они в лесу, но не потому что кто-то приказал им там оставаться. Они его защитницы. Без них в лесу будет хаос… Они нужны, по-настоящему нужны там.

– Ну допустим, – улыбнулась Лина. – Ты чувствуешь себя ненужной здесь?

Джей выхватила у неё руки, так смутившись от этого вопроса, что едва не встала и не вышла за дверь. Что это вообще за разговоры? Лина то ли ткнула пальцем в небо, пытаясь её задеть, то ли видела её лучше, чем кто-либо другой в этом доме.

Включая, кажется, и её саму.

– Да не в этом дело…

– А мне кажется, что в этом! – игриво ответила Лина, усаживаясь на кровати в позе лотоса и продолжая неизменно улыбаться.

Хотелось стереть с её лица эту улыбку, разбросать всё по комнате и убежать, хлопнув дверью так, чтобы картины попадали со стен.

– Тебе не хочется быть с нами. Ты мечтаешь превратиться в фею и навечно закопаться в лесу, где, как тебе кажется, ты была бы полезна. И я не могу тебя в этом винить.

– А по-моему, ты только и делаешь, что винишь меня.

– Да что ты? – рассмеялась Лина, пытаясь погладить Джей по плечу, но та увернулась. Даже мысль о прикосновении сестры была сейчас невыносимой, словно руки её могли обжигать. – Сдалась ты мне, ну правда! Прекрати дуться и посмотри вокруг. Мы все тебя любим и бережём. Мы уважаем то, что ты не хочешь стать полноценной целительницей. Даём тебе всё, что нужно для жизни… Только просим не ходить в лес. И не потому что мы такие вредные и злые, а потому что это навредит в первую очередь – тебе. Но ты не хочешь об этом думать: тебе проще считать нас всех врагами и мечтать стать феей. Но знаешь что? Феей ты никогда не станешь, потому что родилась человеком.

– Захочу – уйду в лес хоть прямо сейчас, и кто меня остановит? Убьёте меня? Силой утащите? Запрёте в комнате? Я же всё равно найду способ уйти, если захочу.

– И что ты будешь в лесу делать?

– Жить.

– Чем питаться?

– Придумаю.

– А когда станет страшно, куда побежишь?

– А с чего ты взяла, что мне станет страшно?

Лина смолкла, глядя на Джей непонимающими, округлёнными глазами. Она, наверное, и представить себе не могла, что сестра у неё бесстрашная. Ну а почему бы и нет! Она ведь говорила правду. Кто её остановит, если она действительно захочет навсегда убежать в лес?

И почему Лина твердила, что о ней все заботятся… Кто все? Мать, которая месяцами не вылезает из своей мастерской, или бабушка, которая изо дня в день её отчитывает? Или сестра, которая попросту про неё забыла?

Как всё это противно и глупо.

– Ладно, Джей. Поступай как знаешь. Если, конечно, ты не боишься гликов…

Лина потянулась, встала с кровати и вернулась к своему столу с разбросанными травами. Словно ничего и не было.

Словно она только что не приоткрыла тайну о том, что на самом деле было в лесу.

– А ну стой, – прошептала Джей и подскочила к ней в два мгновения.

Лина уже села за стол и, напевая какую-то песенку, принялась копаться в травах. Издевалась!

– Расскажи, что за глики?

– Ты правда хочешь?

Джей стояла прямо над ней, но сестра даже не вздрогнула, не обернулась на неё.

– Да. – Захотелось хорошенько её потрясти.

Молчание.

– Ну Лина!

– Ладно, ладно.

Она отложила травы и повернулась на стуле к сестре. Джей села на пол, сжимая кулаки, пытаясь не нагрубить Лине, чтобы та вообще не отказалась ей что-либо рассказывать.

Было трудно.

– Рассказывал тут мне один парень… что глики – это карлики, обитающие в лесу. Полулюди с красными глазами. Они нападают на нас, как только видят. Половина Белой Земли от этого погибла ещё двести лет назад. Всё закончилось, когда мы дали им бой и договорились, что они не ступят на нашу землю, а мы – на их. Представляешь, что случится, если ты нарушишь это правило?

Джей замерла.

– Из-за тебя в смертельную опасность попадёт вся Белая Земля. И не факт, что в этот раз мы сможем дать гликам отпор. Представляешь, из-за тебя может погибнуть вся деревня.

– Ты… Ты что говоришь? – пролепетала Джей.

Они смотрели друг на друга бесконечно долгие полминуты. Наконец Лина прыснула, откинулась на стуле и в голос засмеялась.

Что-то внутри Джей вздрогнуло и оборвалось. Ничего не говоря, она развернулась и вышла из комнаты под громкое «Ну стой, ну ты чего!».

Чего-чего…

У Джей было одно тайное умение. Она умела, закрыв глаза, быстро-быстро перенести своё сознание в воздух. Она парила над Белой Землёй с закрытыми глазами, перемещалась в города, свободно несла своё тело над всеми домами и деревьями.

Только так она могла хоть ненадолго почувствовать свободу.

В её теле было много сил – но она всё не могла их выпустить наружу. В сердце было много надежд и мечтаний – и все они разрушались об оковы слов.

И только закрыв глаза, она могла всё исправить.

И верила – не обращая эту веру в слова и теряя её, открывая глаза и видя перед собой всё тот же дом и те же стены, – что однажды у неё получится всё сделать по-настоящему. Взлететь и отправиться далеко-далеко, куда только захочет.

Всю жизнь, сколько себя помнила, она хотела сбежать в мир, где нет белых полей, трав и надоедливой бабушки. Всю жизнь она хотела делать что-то яркое, стремительное: танцевать, смеяться, увидеть всё-всё-всё, что есть в этом мире. Всю жизнь она боролась, одержимая этой мыслью.

Но стоило ей в таком мире оказаться – как всё, о чём она могла думать, это «о нет, нет, нет, нет».

Нет. И ещё раз нет.

Она стояла в поле перед лесом.

Белые растения кое-где доходили ей до колен и неприятно щекотали ноги. Ветер развевал волосы, которые лезли ей в рот и в глаза. Но и этого она не замечала: взгляд её безостановочно двигался по лесным силуэтам – от одного дерева до другого, и так без конца.

Лес ещё был далеко и во многом сливался в одну нескончаемую тёмную пелену. Эта пелена шелестела и завлекала её, будто бы постепенно приближаясь.

Растения двигались всё чаще. Кожа на ногах начинала болеть, словно они испускали яд. Быть может, они просто её останавливали?

Всё. Нет. Это глупые страхи, спасибо Лине за её богатую фантазию.

При одном воспоминании о сестре всё внутри сжималось, и мысли от зловещих лесных очертаний переходили к картинам мести. Вернуться и испортить все её отвары?

«Ну да, тебе, чтобы испортить отвар, нужно просто подышать на него».

Джей вздрогнула. Заряд боли прокатился по её телу, и она едва не вскрикнула – закрыла руками рот и часто задышала, и лес превратился в размытые очертания перед её глазами.

Это был не её голос. Не её мысли.

Мысли леса? Феи? Глика?

«Даже глик не стал бы разговаривать с тобой».

– Ой! – всё-таки вскрикнула Джей, ощупывая свою голову, шею, лицо.

Всё было на месте. И что-то было не так.

Она по-прежнему была в поле. Лес по-прежнему расплывался перед ней. Ветер по-прежнему ласкал её тело, покрытое мурашками от страха.

Голос был её и не её. Человеческим и…

«Можешь не беспокоиться. Я не фея. Я лишь часть тебя. Та, которая понимает правду».

Джей сжала кулаки, и к боли в ногах присоединилась боль в ладонях – яркая, пронизывающая, быстро вернувшая её мысли на место.

Ещё полчаса пути, и она дойдёт до леса. Проберётся внутрь, походит там, пусть даже несколько минут, и убедится, что ничего такого в лесу нет. А потом убедит в этом всех вокруг. И всё. Голос может говорить что хочет.

Джей не хотела себе в этом признаваться и спрятала новое чувство подальше от себя – но ей даже было радостно, что на этом пути она не одна. Что бы ни поселилось в её голове, оно переживёт все приключения вместе с ней.

Нравится это ему или нет.

Джей слышала, как шелестели деревья в получасе ходьбы. Их шум только усиливался с каждой минутой. Он вышел из леса, прошёл через поле и проник в её голову, чтобы шелестеть беспрестанно, сводя её с ума.

Может, в этом и заключалась вся знаменитая опасность леса.

В худшем случае она просто станет как мама – такой же полоумной. Вернётся в свою комнату, завернётся в одеяло и не будет выходить из неё до последнего.

«Ты никогда не станешь как мать. Ни в плохом, ни в хорошем смысле».

Отец говорил, что Джей всё может! И целительницей стать, и продолжить дело семьи, и все будут ею гордиться. Стоит ей только… захотеть.

«А ты хочешь?»

На это у Джей не было ответа. Она хотела дойти уже до леса и увидеть всё, что там происходит, своими глазами.

Сжав кулаки, она шагнула вперёд. И ещё раз, и ещё. Невзирая на боль в руках и ногах, на растения, шелестевшие всё сильнее, на ветер, грозивший сбить её с ног. Она была маленькой, как ребёнок, и злой, как бабушка, – а всё вместе давало ей силы идти. Иногда приходилось останавливаться и закрывать лицо руками, чтобы переждать особо сильный порыв ветра – но снова идти как ни в чём не бывало.

Может, она вообще не из семьи Крейн?

Вспыхнула картинка: она, младенец, лежит и пищит в поле – её подбирает отец и приносит в дом, к новым родственникам. Никто не знает, откуда она – видимо, лесные феи унесли её в Белую Землю, – но люди вырастили её как одну из своих.

И поэтому бабушка была к ней так строга. И поэтому в её жизни случилось всё то, что случилось.

С ней самой, с Джей, всё в полном порядке. Она просто не принадлежала Белой Земле и целителям.

Тогда белые растения шелестели, потому что не хотели отпускать ту, что чудом когда-то им досталась. И родители, и вся семья не желали, чтобы она воссоединилась со своей истинной природой.

От неё скрывали правду.

Но она всё разгадала, всё.

«Или ты так сильно хочешь быть частью чего-то большего, что готова отказаться от своей семьи и своей истории. Ты же знаешь, что ты – человек и никогда не была ни феей, ни лесным ребёнком».

О боже, заткнись!

Джей остановилась. Задышала часто-часто, схватившись за грудь и выплёвывая вязкую слюну. Она сама не заметила, как перешла на бег, но небо потемнело и повеяло таким холодом, что она быстро пришла в себя.

Лес был всё так же далёк, как и десять минут назад. Ничего не менялось, кроме неба.

Она подняла глаза: тучи образовали тёмно-серое полотно, тяжесть которого почти физически ощущалась в воздухе. Скоро полотно это накроет её, и Белую Землю, и весь лес – лишь бы остановить её от побега.

Кто окажется сильнее – небо или она?

И Джей побежала.

А может, она лесной ребёнок, которого оставили в Белой Земле, чтобы она положила конец этой бессмысленной распре? Она могла бы родиться в лесу, но показать необычные способности. Оказаться гением или великой волшебницей. И её оставили в поле, чтобы Крейны подобрали её, обучили семейному целительству… и дали вырасти в человека, который сделает великие дела. Почему бы и нет?

Она могла закончить эту вражду. Или по крайней мере доказать всем, что лес безопасен. И уж никаких гликов в нём точно нет.

– Джей.

Она замерла, едва не рухнув коленями на землю, и посмотрела на мать. На её улыбку, в её глаза, на её волосы, клочьями свисавшие до плеч.

– Мама?

Мать улыбнулась:

– Джей, ну почему ты никогда нас не слушаешь?

Она протянула к ней руки.

И Джей пошла вперёд. Шепча: «Невозможно… невозможно».

Полотно над её головой сгустилось настолько, что казалось, будто наступил вечер. В этих искусственных сумерках светилась только мать, улыбаясь и протягивая к ней дрожащие руки.

– Это правда ты?

Джей столько хотелось бы ей сказать. От того, чтобы волной обрушить на неё все свои обиды, и до короткого «Я по тебе скучала, не уходи больше никогда».

Но слова замкнулись в горле, не давая вдохнуть, стоило фигуре матери раствориться в воздухе.

Воздух был влажным, словно она рассекала туман.

– Ты не можешь…

Но мать – могла.

Джей протянула руки туда, где стояла мама, и нежными движениями погладила воздух. Она почти что чувствовала кожу матери и её запах – давно забытый, но в её воображении он приобрёл нотки лаванды и мелиссы.

Что это было?

«Ты настолько сбрендила, что представляешь себе мать, которой ты не нужна. Только потому, что она единственная, кто тебя не ругал и не ожидал ничего. А догадываешься, почему она тебя не ругала?»

Невозможно.

Джей повернулась обратно, к Белой Земле. Дома едва были видны – квадратики, тянущиеся крышами вверх, спокойные, недвижимые.

Она вздохнула и повернулась к лесу. Деревья зашелестели и, казалось, даже раздвинулись для неё – в темноте между ними загорелись два красных глаза.

О нет.

Нет-нет. Нехорошо.

Из мрака вышла сгорбленная чёрная фигура. Прыгнула на месте. Побежала к ней.

Побежала к ней.

Снова воображение?

Глаза, красные глаза, яркие светящиеся глаза, вышедшие прямо из леса. Она ничего больше не видела, кроме этих глаз. Казалось, они так близко, что Джей чувствовала на себе взгляд и тяжёлое дыхание существа.

Стоять на месте. Это всё воображение. Мамы в поле не было, и этих глаз здесь тоже нет. Возможно, лес её испытывает, прежде чем позвать в свои глубины?

Глаза бежали. Приближаясь огромными прыжками, расталкивавшими землю. Она видела, как под ногами существа разлетались чёрные комья и ошмётки белых растений.

Джей пыталась дышать. Пыталась вонзить себе ногти в руки так сильно, чтобы боль затмила страх. Но не выдержала – развернулась и побежала, рывками, почти прыжками, подражая тому существу.

И через несколько секунд, ведомая невидимой силой, подскочила и рухнула пластом на землю, вонзая лицо в белизну растений.

Мир остановился. Заглох и замолчал, и существо, наверное, тоже исчезло, будучи всего лишь плодом разыгравшейся фантазии. Их же не существует, это признала сама Лина.

Болело лицо. Болели глаза. И раздирало болью колени.

– Что тебе нужно? Почему ты не хочешь пускать меня к себе? Я должна быть с тобой! – кричала Джей, смотря в чёрно-белую землю, по которой ползали черви и жуки.

Они её не слышали, как и лес, и продолжали ползать и вести свою жизнь, даже не подозревая, что творилось с ней в эту минуту.

Никто не подозревал.

«Или ты думаешь, что никто не подозревает. Ты же такая уникальная в своих проблемах, да? Бедная-несчастная».

Заткнись… пожалуйста, заткнись.

Глаза жгло слезами, и жуки расплывались во все стороны.

– Джей… господи, Джей… куда же ты пошла…

Это был голос отца. Джей, не поднимая головы, расслышала в нём нотки гнева и разочарования и мгновенно поняла, что обречена. Она не лесной ребёнок. Она – самый настоящий ребёнок Крейнов, который не мог ни состояться внутри семьи, ни убежать куда подальше.

А эти красные глаза ещё часто будут мелькать в её воображении, и сниться в кошмарах, и мучить.

Ягоды

Пусть весь мир взорвётся и обратится в пепел – но она, Джей Крейн, победит гостей любым доступным способом. Она вооружена травами и лопатой, и у неё есть главное: цель и смысл держаться.

– Только попадитесь мне на глаза, – шептала она, держа в руках горсть засушенной полыни и полевых ягод. – Только попробуйте встать у меня на пути…

Занимался рассвет. Над выжженной землёй возвышался неровный полукруг, слепивший глаза, и Джей с горечью наблюдала, как он вырастает из-за горизонта. Она смотрела и смотрела, пока от боли не пришлось зажмуриться и закрыть руками лицо.

– Ну где же вы, где вы…

Она опять не спала ночью: всё время ушло на уборку дома и улицы, а потом и на чтение книги. Буквы плыли и переплетались, строки ускользали, и наутро она уже ничего не помнила.

Никакого внимания. Все силы – на борьбу с гостями.

– Ох, чёрт.

Джей пришлось опереться о стену дома. Дрожали руки, дрожали веки – и мир задрожал вместе с ними, осыпаясь каменными осколками на её сердце.

Она вдруг заметила в сухой земле что-то чёрное и перенесла на это всё своё внимание. Оно не шевелилось. Джей наклонилась, едва удержавшись на ногах, и увидела иссохший труп червя.

– Тьфу.

Ладно, Джей. Соберись. Ты же не хочешь закончить как Лина – трусливо сбежать, оставив Белую Землю на растерзание гостям? Не хочешь, верно?

– Ну выходите уже! – закричала Джей, и крик её, наверное, могли бы услышать даже в лесу. Если там ещё остался кто-то живой.

Отец мог бы выжить в лесу, если бы хотел? А мог бы превратиться в фею и оставить все беды навсегда?

Действовать надо было решительно. Как учил её отец: десять глубоких вдохов и выдохов, пока не почувствуешь, как ослабевает тревога и крепнет тело. Вот так. Правильно.

Вдыхать сухой воздух было непросто. Интересно, после смерти она станет частью этого сухого, невозможно жаркого воздуха? Наверное, она не хотела бы в нём раствориться – лучше было бы к тому времени уехать из Белой Земли, чтобы не остаться посмертно её частью.

Что за мысли…

Джей сделала первый шаг вперёд. Ноги подкашивались то ли от слабости, то ли от волнения.

Второй шаг. Третий.

Тропинка, дома Блэквеллов и Хоуков – вот так, хорошо, – и уже видна торговая площадь. Здесь даже остались листовки с большими и когда-то красными буквами: «Ярмарка в Белой Земле! Лучшие отвары от простуды, лихорадки. Свежие продукты».

Краска стёрлась и превратилась в бледно-розовые пятна, а листовку наполовину погребли под собой каменные осколки. Её едва-едва колыхал ветер: один порыв, второй, и всё, затишье на несколько часов.

Торговая площадь – большой круг с ларьками и вывесками. Теперь почти все ларьки были разрушены и оседали деревянными обломками на землю.

«Праздничное предложение от семьи Крейн: покупаешь отвар – получаешь в подарок настойку!»

Ещё одна полусгнившая листовка:

«Отдаём растения и отвары почти даром!»

Джей пнула кипу листовок – бело-розовые краски, – торчавших из земли как мухомор. И споткнулась о груду деревянных балок, которыми когда-то был ларёк Полли – лучшее молоко во всей округе.

– Чёрт! – вскрикнула она слишком громко.

Обернулась.

За ней тропинка, три дома и лес – никого. Полусгнившие голые деревья наседали на дома – вот-вот и обрушатся, и тогда их ждёт судьба ларька Полли.

А вот и гости.

Чёрт возьми!

«Джей, доченька, соберись, пожалуйста, мы можем рассчитывать только на тебя, охраняй, жди».

Срочно бежать!

Джей повернулась к домам ремесленников – и побежала так, что голова покрылась потом и волосы прилипли ко лбу. Казалось, солнце проникло в лёгкие и сжигало её изнутри, медленно, но верно, – и она бежала, пока резко не остановилась, едва не рухнув всем телом на стену одного из домов.

У ремесленников были маленькие одинаковые дома, с садами, почти без проёмов, – эта улица всегда казалась ей жуткой. Теперь же она понимала: здесь негде спрятаться. Колея одинаковых строений была ловушкой. Гости нашли бы её слишком быстро.

Хотя стоп!

Джей в панике оглядывала двери и окна, стоя посреди маленькой улочки, соединявшей ряды домов: кто сказал, что надо бежать и прятаться? Вид гостей всегда навевал на неё жуть. Она редко их видела, но всегда чувствовала приближение. И обычно старалась как можно быстрее добраться до своего дома, где они её бы не тронули.

Но теперь – зачем? К чему все эти прятки? Что они ей сделают, хуже, чем сделала с ней жизнь?

Сухой воздух оседал на мокром лице, пропитывая своим запахом влажные сальные волосы, налипшие на лоб, словно остатки жира с обеденной посуды. Кофту можно было выжимать – но она знала, что пот быстро испарится и станет частью Белой Земли.

За домами ремесленников – путь в города. В жизнь. Там, наверное, никто и не знает о проклятии их деревни и гостях, мучивших единственного жителя каждый день.

Их приближение ощущалось как горсть пепла, насильно засунутая в рот. Хотелось отплеваться, вымыть рот с мылом и убежать – но они уже проникли внутрь неё, и даже если она убьёт всех гостей до последнего, это мерзкое ощущение изнутри уже не отмыть.

Оно останется с ней навсегда.

Джей закашлялась. Чем они ближе, тем нестерпимей становилось дыхание. Каждый вдох грозил обмороком. Каждая минута – тепловым ударом.

Сейчас бы исчезнуть и возродиться в детстве. Когда мать ещё не сошла с ума, а Лина не повзрослела и не отдалилась. Открыть окна, невзирая ни на чьи запреты, впустить в свою комнату свежий летний воздух и треск цикад – и танцевать, а потом читать книги, гулять и с интересом и любовью смотреть на далёкие очертания леса. И бесконечно гадать, как же живут лесные феи.

Вместо этого ей приходилось гадать, как скоро придут гости и что она будет делать, когда их увидит.

Шорох. Тихий, едва заметный, но Джей слышала каждое их движение.

Воздух накалился настолько, что она разрешала себе дышать потихоньку и так редко, как это возможно. Всё тело этому сопротивлялось. Вопило и кричало: «Дыши, дыши, дыши, изобрети новый воздух, которым можно дышать без вреда себе».

«Или уезжай уже наконец отсюда, ты видишь, всё пропало, отец не вернётся, не убивай себя здесь».

Гости пришли.

Они стояли сзади, Джей это чувствовала каждой клеточкой своего тела, каждым волосом на голове. Воздух, казалось, шевелился. Она видела, как он мерцает и переливается на свету. Как он темнеет по краям, как горит её лицо.

Сзади неё стояли те, кто виновен в этой засухе и смерти деревни. Единственная жизнь на много километров вперёд. Она и гости.

В заброшенной мёртвой деревне, где никого нет и никогда не будет.

Подул ветер, и Джей прикрыла глаза, пытаясь ухватить этот момент и заставить его остаться с ней на всю жизнь. Сглотнула.

Она знала: они смотрели на неё и ждали. Сверлили своими красными глазами её спину, выжидали, когда она даст слабину и побежит, чтобы догнать её в два мгновения и…

И что? Этого Джей не знала.

Возможно, они следили за ней лишь потому, что им было интересно, когда она наконец сдастся и умрёт.

Ещё один порыв ветра. Они могли идти прямо к ней. Побежать или повернуться – и то и другое казалось смертным приговором.

Они ждали.

Джей сжала кулаки так сильно, что ойкнула от боли. Боль отрезвила. Боль казалась правильной – и, сделав два глубоких вдоха и выдоха, она резко повернулась.