Мы потребуем крови

6

Куда бы я ни шла, за мной следовали взгляды и шепотки. После церемонии меня освободили, но очень быстро стало ясно, что никакая это не свобода. Несколько слов и новая одежда – и я уже больше не Дишива э’Яровен.

Я могла говорить с кем угодно, но все избегали смотреть мне в глаза в прорезях маски. Могла пойти куда пожелаю, но левантийцы только опасливо косились на меня, пока я не уйду. Даже мои собственные Клинки. Точнее, Клинки Кеки, как бы мое сердце ни жаждало вызвать его на поединок за пост капитана. То, что я бы все равно проиграла, почему-то не утешало.

К обеду двор был полон Клинков, собирающихся скакать на юг, чтобы уничтожить лагерь дезертиров. Командовала Йисс эн’Охт, и я прислонилась к стене конюшни и стала наблюдать, как она отдает приказы. Ко мне обратилось множество глаз, но никто не подходил, даже Лашак, пока в мою сторону не направилась сама Йисс.

– Защитница, – сказала она, изобразив скорее легкий поклон, чем приветственный жест. – Мне нужен один из твоих Клинков-предателей в качестве проводника. Кто, на твой взгляд, лучше справится с этой задачей?

– Предателей?

– А как еще называть Клинков, ослушавшихся приказа своего императора?

– Поскольку у нас никогда не было императоров, думаю…

– У меня нет на это времени, – перебила она. – Мне нужен проводник, перейти болото.

– Ты хочешь вести всех одной длинной цепью? – насмешливо спросила я сквозь ненавистную маску.

– Нет.

Я выгнула брови, не сразу сообразив, что она их не видит.

– Как же тогда?

– Я не собираюсь отчитываться перед тобой, Дишива, Защитница Единственного истинного Бога. Ты больше не одна из нас, так что я не могу рассказывать то, что тебе знать не обязательно.

Я не показала ей свою боль.

– Как пожелаешь. Локлан, вероятно, лучше всех помнит дорогу, поскольку ехал первым. Однако у Эси прекрасная память, а Шения из-за острого ночного зрения готовилась стать ученицей нашего следопыта.

Йисс прищурилась, но ничего не сказала, и не в первый раз я подумала, что мы можем быть на одной стороне. Она всегда яростно поддерживала Гидеона, но не любила ни Лео, ни его религию. Конечно, она видела, какое влияние приобрел этот священник. Я жестко подавила вспыхнувшее было желание схватить ее за рубаху и прошептать, что меня заставили это сделать против воли – в памяти еще слишком свежи были угрозы Лео.

Йисс зашагала туда, где три моих Клинка неловко жались друг к другу в ожидании своей участи. Ее рука легла на плечо Локлана, а значит, именно он поведет отряд через болото. Мое разбитое вдребезги сердце разбилось снова от его взгляда, брошенного в мою сторону. В нем не было ни отвращения, как у всех остальных, ни даже гнева, недоверия или страха, только надежда. Будь он проклят, Локлан еще верил в меня и считал своим капитаном, и эта преданность оказалась больнее любого презрения, потому что я не могла показать, что высоко ценю ее.

Я смотрела на него как можно равнодушнее, пока он не отвернулся. Нельзя было не заметить мелькнувшее на его лице разочарование.

Не в силах ничего сделать, я вскоре сбежала обратно в свою комнату и принялась мерить ее шагами, пытаясь избавиться от отчаяния. В чем бы ни убедили этих Клинков, я-то видела лагерь дезертиров. Они не предатели, не замышляют напасть на нас или разрушить все, что построил Гидеон. Они всего лишь хотят домой. Я знала, что не должна сомневаться в намерениях людей под командованием Йисс и даже в самой Йисс, но слишком хорошо помнила тот покой, что дал мне Лео. Я считала себя слабой из-за того, что поддалась чарам доминуса Виллиуса. Но если против них не устоял Гидеон, то кто из нас смог бы?

От горячего панического дыхания лицо под маской вспотело, и я развязала завязки, радуясь, что никто этого не увидит.

– Дишива? – На пороге настороженно стояла Лашак. – Или мне следует называть тебя Защитницей Единственного истинного Бога?

– Нет! – не успев подумать, ответила я. – То есть да. Это мое звание, и я с гордостью…

Но она закрыла дверь, подошла ближе и схватила мою почти развязанную маску. Ткань спала с лица, и я встретилась взглядом с Лашак без защиты маски. Чувствуя себя голой и уязвимой, я осознала глубину собственного страха.

– Ну, слава богам, – прошептала Лашак, бросила маску и, взяв мое лицо в ладони. – Я уже начала бояться, что правда тебя потеряла. С чего вдруг ты подыгрываешь этому маленькому куску дерьма, Ди?

– Он перебьет всех моих Клинков и лошадей, если откажусь. Приходится притворяться, чтобы защитить Гидеона, тебя и всех остальных. Мне приходится все это делать. Приходится быть такой.

Лашак шагнула назад и оглядела меня с ног до головы, будто надеялась найти надпись «ложь», и, не найдя ее, прижала дрожащую руку к губам.

– Проклятье, ты не шутишь.

– Не шучу.

– А дезертиры?

– Должны быть уничтожены, или мы все умрем. Мы или они, таков выбор.

– Он же несерьезно…

– Серьезно, Лашак, еще как серьезно. – Я схватила ее за плечи. – Не стоит его недооценивать. Он может читать мысли. Может контролировать их. Он вроде той болезни, распространяющейся у нас на родине, только человек.

– Тогда мы убьем его.

– Я уже убила.

Она снова отстранилась и оглядела меня, и прежде чем успела что-то сказать, я продолжила шепотом:

– Я убила его, Лаш, убила. Прямо перед тем, как вас отправили жечь Мейлян. А когда вернулась…

– Их бог правда его воскрешает?

– Да. Нет. Не знаю. Я не знаю, как, но он воскресает, и его не остановить. И теперь ты тоже в опасности. – Я закрыла лицо ладонями. – Мы все в опасности. Ох, Лаш, он узнает, что я рассказала тебе, и всех убьет. Даже наших лошадей. Мы в таком дерьме. Лучше бы ты не приходила. – Я быстро дышала, слишком быстро, и комната начала кружиться. – Теперь мы все покойники. Что нам делать?

В груди поднималась боль, я не чувствовала ног и только судорожно дышала.

– Ну-ка, успокойся, Дишива. Все хорошо, мы ему не позволим. Давай, дыши глубже и попробуй расслабиться.

Я рухнула на циновки. Перед глазами плыли искры, я дергалась от каждого звука за дверью в полной уверенности, что он уже идет и мы вот-вот умрем. Чувство обреченности было настолько тяжелым, что придавило меня к полу.

– Нет-нет-нет, дыши со мной, Дишива, дыши, – говорила Лашак, опустившись на колени передо мной. – Ты сильная, ты сможешь это пережить. Вдохни и задержи дыхание.

Я попробовала, но воздух вырывался из легких, будто не хотел там оставаться. И я его не винила. Теперь каждый, кто приближался ко мне, подписывал себе смертный приговор.

– Вдохни, – сказала Лашак, растирая мне спину, будто раненой лошади. – Задержи дыхание ровно на секунду и выдыхай, а потом попробуй выдержать две.

– Он идет за нами, Лашак, он убьет тебя, убьет меня, убьет нас всех и…

Она дала мне пощечину, и от неожиданности я вздрогнула и задержала дыхание. Этого хватило, чтобы ослабить напряжение в груди.

– Мы – Клинки и охотимся, – начала Лашак и остановилась набрать воздуха в конце строки, – чтобы ваши руки были чисты, – снова вдох. – Мы – Клинки и убиваем, – вдох, – чтобы ваши души были легки. – Она одобрительно кивнула, когда я вдохнула вместе с ней: – Мы – Клинки и умираем, чтобы вы жили.

Кивнув, она начала снова, и мало-помалу, сосредоточившись на словах и дыхании, я расслабилась, а паника стихла настолько, что я смогла сесть напротив Лашак в сумрачной неосвещенной комнате. Во дворе занимались своими делами ничего не подозревающие левантийцы.

– А теперь давай договоримся, Дишива, – сказала Лашак прежде, чем я успела открыть рот. – Больше никаких извинений. Никаких самобичеваний за то, что подвергла меня опасности. Не ты это делаешь, а он, ясно? Кроме того, я лучше буду в опасности, чем брошу тебя одну.

От ее слов на глаза навернулись слезы. Я тут же решительно их сморгнула, злясь на то, что от плача слюна всегда густеет во рту, словно финиковая паста.

– Ты моя подруга и значишь для меня больше, чем жизнь, понятно? – продолжила Лашак. – Мы с тобой ужасно умные, так что давай решим, что со всем этим делать? И «ничего» – это не ответ.

– Ты должна предупредить дезертиров, – сказав уже слишком много, я решилась на большее. – У них заклинательница лошадей.

Лашак изумленно уставилась на меня.

– Заклинательница лошадей?

– Да. Изгнанная еще раньше нас, но все же заклинательница, и ее помощь может быть неоценима. Мы не можем позволить ей умереть.

– Я могу послать кого-нибудь…

– Нет, ты должна поехать сама.

Она наклонила голову набок, задавая немой вопрос.

– Нельзя рисковать, рассказывая об этом кому-то еще. – Я говорила так тихо, что даже не знала, слышит ли она. – У Лео повсюду глаза и уши. Попросишь кого-то другого, а он может оказаться его приспешником. Это должна быть ты сама. Ты уже в опасности, и, что бы ты ни говорила, я не хочу винить себя в твоей смерти. Нельзя просить о таком подругу.

Она выдохнула и кивнула, сжав губы в мрачную тонкую линию. Я знала, о чем она думает: бросить Клинков – самое страшное бесчестье для капитана. Но там заклинательница, да и опасность, которой подвергнется Лашак, если останется, была безмерной.

Я не сказала, что ей придется остаться с дезертирами. Не было нужды.

– Прости, Дишива.

– Нет, это ты меня прости.

– Мы же избавимся от него? Убьем его? Как следует?

– Обязательно.

Она коротко кивнула и повернулась к двери.

– Лучше мне уйти, пока никто ничего не заподозрил.

– Правильно.

Я не хотела, чтобы она уходила, не хотела оставаться одна, но риск был слишком велик.

– Если сможешь увести Шению или Эси из-под надзора, они проводят тебя, но не представляю, как это сделать…

Я почувствовала, как снова нарастает паника. Лашак схватила меня за руки.

– Серьезно? Ты именно сейчас решила усомниться в моих талантах? Как тебе не стыдно, Дишива э'Яровен.

Я криво улыбнулась в ответ. Мне оставалось только кивнуть и довериться ей. Она оставила меня расхаживать туда-сюда наедине со страхами и паникой, в полной уверенности, что наказание от Лео не заставит себя ждать.

Прошло несколько часов. Армия Йисс вышла через ворота, и впервые за долгое время во дворе стало тихо, я уже начала надеяться, что мне все сошло с рук. Пока не выглянула из двери своей комнаты и не увидела прибитую к противоположной стене маску Бога. Пустые прорези для глаз наблюдали за мной.

Первое предупреждение. И, скорее всего, последнее.

Всю ночь я ходила, пытаясь успокоить нервы. Меня вырвали из прежней жизни, заставив болтаться в том же пространстве, но уже без цели. Мои Клинки собрались ужинать на кухне, но я больше не капитан. Левантийцы сидели вокруг костров во дворе, однако меня там не ждали. И партнера для удовлетворения телесных нужд мне больше не найти. Я осталась одна. Но, что еще хуже, я была одна среди своего народа.

Я не видела выхода. Лео узнал про Лашак, и в следующий раз будут последствия. Но что мне делать? Сидеть и не высовываться, признав поражение?

Сдаваться я не собиралась, и потому зашагала еще быстрее, мечтая найти простой ответ и понимая, что его не существует. Я в любом случае подвергаю опасности жизни людей и лошадей, рискую нашим будущим, но каждый раз, когда я молчу, Лео становится на шаг ближе к полному контролю над нами.

«Больше никаких извинений. Никаких самобичеваний за то, что подвергла меня опасности. Не ты это делаешь, а он, ясно?» – сказала мне Лашак.

Насколько легче было идти в бой. Каждый Клинок знает, что может не вернуться, но это его выбор. А сейчас выбор был только за мной. Бездействие сделает нас рабами. Но тяжесть потерянных жизней падет на мои плечи. На мои весы. И я должна смириться, как мирилась с гибелью Клинков в бою.

Но сначала нужно проверить, как далеко простирается моя свобода, по мнению Лео.

На следующее утро, нацепив регалии, без которых не имела права показаться на людях, я подошла к двери императрицы Сичи и постучала. Голоса внутри резко оборвались, и дверь как-то опасливо скользнула вбок. В коридор выглянула Нуру, вздрогнула и отступила, открыв рот.

– И тебе привет, Нуру, – погромче, чтобы было слышно сквозь маску, сказала я. – Мне нужно увидеть императрицу Сичи.

Что ж, хотя бы мой тон, похоже, не изменился, поскольку ее удивление быстро сменилось недовольством.

– Императрица Сичи принимает посетителя, капи… защи… Дишива.

На мгновение испугавшись, что это Лео, я тут же успокоилась. Рядом с Сичи сидел молодой кисианец, не поднимая глаз от пиалы с чаем. Сичи что-то сказала, Нуру произнесла мое имя и с тяжелым вздохом выпрямилась.

– Где святилище Мотефесет?

– Что?

Нуру закатила глаза.

– Мне нужно убедиться, что это ты. Где святилище Мотефесет?

– В дне пути от рощи Хамат. Если подняться на крышу, можно увидеть океан.

– А где собирается совет заклинателей лошадей?

Я помолчала, глядя на нее.

– Понятия не имею. Это знают только заклинатели.

Нуру произнесла несколько слов через плечо, в ответе императрицы Сичи прозвучала какая-то обреченность. Нуру посторонилась и впустила меня.

Я столько раз хотела снять эту проклятую маску с тех пор, как Лео впервые повязал ее мне на голову, и под спокойным изучающим взглядом Сичи едва не сделала этого. Я сжала руки в кулаки и поклонилась.

– Ваше величество.

– Капитан.

Если бы такую ошибку допустил кто-то другой, я списала бы ее на плохое знание левантийского, но госпожа Сичи, как я уже начала понимать, ничего не делала просто так.

Мужчина, сидевший рядом с ней, повернулся, и я с удивлением узнала сына светлейшего Бахайна. Я никогда не говорила с ним, знала только в лицо – молодой человек с мягким голосом и легкой улыбкой, которой он меня и одарил, хотя его взгляд метался по моей маске, пытаясь зацепиться хоть за какую-нибудь черту.

Нуру закрыла дверь и присоединилась к нам.

– Дишива, полагаю, ты не знакома с лордом Эдо Бахайном, сыном и наследником светлейшего Бахайна и двоюродным братом Сичи, – сказала она и обратилась к лорду Эдо в том же тоне.

Я услышала его имя, как, должно быть, и он слышал свое.

– Сними свою маску и присоединяйся к нам, капитан, – вместо Сичи сказала Нуру и указала на свободную подушку у стола.

Это была проверка, судя по тому, как пристально она наблюдала за мной. Если я послушаюсь, они поймут, что я осталась сама собой. Если нет, то я точно марионетка Лео. Что ж, я ведь хотела проверить, как далеко простирается моя свобода. Я находилась в помещении, и никто не мог ожидать, что я стану пить чай, не снимая маски. Да и сам Лео никогда не носил ее в присутствии Сичи. Вот и увидим, могу ли я жить по его стандартам.

Я спустила маску на шею, как часто делал Лео. Сердце тяжело колотилось в груди. «Я убью всех твоих Клинков и их лошадей. Даже твоего драгоценного Итагая, и заставлю тебя его съесть».

Сичи мрачно улыбнулась, но кивнула, когда я опустилась на ослабевшие колени, чтобы присоединиться к ним. Она налила пиалу чая и подвинула ко мне, не переставая что-то говорить.

– Я рада, что ты еще распоряжаешься собственным разумом, – перевела Нуру. – Но тогда почему же ты согласилась на церемонию?

– Можно подумать, у меня был выбор, – огрызнулась я. Но она, по крайней мере, не считала меня потерянной, как многие мои соплеменники. – Боюсь, я подвергаю тебя опасности своим присутствием.

– Так же, как я подвергаю тебя опасности, разрешив остаться. Он следит за мной со своего возвращения.

Нуру закончила переводить, пока Сичи наполняла пиалу лорда Эдо и обменивалась с ним краткими репликами, оставшимися без перевода.

– Он знает, что мы сделали, – сказала я.

– Знает, – согласилась она устами Нуру. – Но он не смеет сделать мне что-то плохое или попытаться как-то использовать. Мы думаем, это потому, что его власть здесь еще слишком непрочна, чтобы рисковать рассердить светлейшего Бахайна. Эдо говорит, мой дядя очень недоволен нынешним положением доминуса Виллиуса.

Я повернулась к лорду Эдо.

– Бахайн не доверяет Лео? Мы можем как-то это использовать, чтобы избавиться от него?

Молодой человек посмотрел на Нуру. Разговор шел удручающе медленно.

– Он пытался поговорить с его величеством, – наконец последовал ответ. – Пытался давить. Пытался просто убрать Лео с дороги, но император Гидеон упорно держится за него.

Я вспомнила о снизошедшем на меня покое, о том, как легко Лео заставлял меня делать все, что ему заблагорассудится, но не могла рассказать. Они не поверят. Легче списать все на голод и обезвоженность. Но чем еще объяснить перемену в Гидеоне?

– Вы заметили, что Гиде… император Гидеон в последнее время изменился?

Это был рискованный вопрос, но само присутствие здесь уже рискованно, а возможность найти союзников упускать нельзя.

Сичи и Нуру переглянулись.

– Мы хотели задать тот же вопрос, – сказала Нуру. – Сичи не видела его после церемонии и не знает его так же хорошо, как ты.

– Он был твоим капитаном.

Она пожала плечами.

– Я была всего лишь седельной девчонкой, и тот Гидеон, которого я знала на родине, не похож на того, которого ты узнала здесь.

– Он когда-нибудь прислушивался к советам? Или к приказам?

Нуру немного подумала и покачала головой.

– Тогда я уверена, что Лео что-то делает с ним.

Сичи и Эдо наблюдали за нашим разговором, и Нуру кратко пересказала его на кисианском, после чего оба еще сильнее помрачнели. Когда она закончила, я задала мучивший меня вопрос:

– Чего хочет доминус Виллиус?

Нуру перевела, лорд Эдо пожал плечами.

– Власти, – сказала Сичи. – Могущества.

– Но разве сейчас он ими не обладает?

На этот раз ответил лорд Эдо.

– Лорд Эдо говорит, что политическая ситуация в Чилтее всегда была сложной, – перевела Нуру, когда он закончил фразу. – Он говорит, у них нет централизованного правителя, как в Кисии, и доступ к… тому, чтобы быть правителем? Кажется, их много, и все решают деньги. Да, девять верховных правителей, самых богатых мужчин в каждом цикле.

– Почему всегда мужчин?

Нуру пожала плечами и продолжила:

– Второй… уровень? Девять следующих по размеру богатства мужчин, и если первая тройка в списке не менялась уже очень долго, остальные постоянно меняются и борются за то, чтобы оказаться среди Девятки. Главное – деньги.

– А церковь?

Лорд Эдо снова слегка пожал плечами.

– Там еще сложнее, – перевела Нуру, не отрывая взгляда от его губ. – Церковь относительно молода, но завоевала такую популярность среди простолюдинов, что некоторые из Девятки скорее подчинятся иеромонаху, чем рискнут… Кажется, он говорит о нападении простолюдинов, но у нас нет для этого подходящего слова. «Бунт», наверное, будет ближе всего, именно поэтому у нас есть система вызовов на поединок.

– Значит, ему нужна реальная власть, и он получает ее благодаря Гидеону, – вздохнула я. – И он умер несколько раз, в точности как тот Вельд из священной книги, что заставляет людей считать его богом. Он может читать мысли. И если мы убиваем его, он возрождается. Просто великолепно.

В тишине Сичи налила всем чаю.

– У нас есть еще союзники? – спросила она, трижды сдув пар со своей пиалы. – Или мы одни?

Настал мой черед пожимать плечами.

– Если бы левантийцы все узнали и поверили, они обратились бы против Лео. Особенно если он залезает в голову Гидеону. У нас… – Я медленно покрутила пиалу на столе. Говорить с чужаками о делах левантийцев казалось неправильным. – У нас на родине происходит что-то похожее, – продолжила я, не в силах смотреть им в глаза. – Гидеон называет это болезнью. Поэтому мы и здесь. Поэтому нас и изгнали, и Гидеон пытается построить нам новый дом. Наши гуртовщики как будто заражены чем-то… что отвращает их разум от того, что лучше для народа. Если бы левантийцы узнали, что такое происходит и здесь…

Я не смогла закончить. На самом деле я уже не знала, как поступит большинство из них. Сама я чувствовала удушающий страх и беспомощность, а не гнев. Возможно, знание вовсе не подстегнет левантийцев к действию, а сломает их.

– Мой ответ тоже непрост, – подал голос лорд Эдо, остановился и взглянул на Сичи, как бы спрашивая разрешения. Она кивнула, и он, слегка поморщившись, продолжил извиняющимся тоном. – Моего отца нельзя назвать настоящим союзником. Он не хочет оставаться на вторых ролях при левантийском правителе. Сичи это уже знает, – добавила Нуру от себя, прежде чем продолжить. – Он воспользовался возможностью избавиться от Ц'ая и ослабить Кисию, чтобы захватить трон и снова собрать империю воедино. Он намеревается жениться на императрице Мико и избавиться от всех вас. По крайней мере, намеревался. Но появился Лео, а я помог Мико сбежать, и все его планы пошли прахом.

После того как Нуру закончила переводить, я с минуту молча смотрела на нее и Сичи. Эдо говорил так спокойно, будто только что не назвал отца предателем.

– Нуру, – наконец произнесла я. – Поправь, если я ошибаюсь, но разве они не сказали, что дядя Сичи замышляет лишить ее трона, на который сам же с таким трудом и усадил?

– Да. Это все сложно, но так и есть. По его плану император Гидеон и Сичи укрепляют империю, берут на себя все сражения и смерти, а затем врывается он и спасает Кисию от них и от нас.

– Но она же его родня.

– Да.

Я на мгновение закрыла глаза, не в силах вообразить, каким извращенным должен быть ум светлейшего Бахайна, чтобы придумать такой план, не говоря о том, чтобы исполнить его.

– Что же касается остальных кисианцев, – после паузы продолжил Эдо, – большинство из них здесь потому, что связаны с моим отцом через семью, торговлю или долги и, скорее всего, сделают все, что он им прикажет. Они с радостью избавились бы от доминуса Виллиуса, но тогда их могущество возрастет. Как бы мы к этому ни относились, но власть отца сильно ограничивается властью доминуса Виллиуса и наоборот. Кто из них хуже для вас, не могу сказать.

Я и не думала, что могу почувствовать себя еще более беспомощной, но эти слова окутали меня темной тучей. Я обзавелась маленькой группой союзников, но наши враги оказались более многочисленны и сильны, далеко не ограничиваясь одним Лео. На самом деле, у левантийцев, похоже, совсем не было союзников, и у меня заныло сердце от мысли о том, что мы надеялись здесь построить. Путь к мечте стал намного длиннее и извилистей, а конечная цель – гораздо менее желанной. Зачем оставаться здесь, если болезнь может прийти вместе с нами? Зачем оставаться, если нам настолько не рады, что даже союзники стремятся нас уничтожить?

В дверь резко постучали, и я повернулась к Нуру, прежде чем она успела подняться.

– Почему снаружи нет охраны?

– Потому что его величество в своей безграничной мудрости решил, что это будет выглядеть так, будто императрица не доверяет его людям или своим.

– Ну, у него-то охрана есть.

– В самом деле. – Раздался второй, более настойчивый стук, и Нуру встала. Не успела она открыть дверь, как в комнату влетел светлейший Бахайн, быстро обвел ее глазами и остановил взгляд на своем наследнике.

Он начал гневную тираду, замаскированную под чопорное приветствие, обращаясь сначала к лорду Эдо, затем к Сичи. Отчаянно желая узнать, что он говорит, я не сводила глаз с Нуру, пока она не придвинулась ближе.

– Он начал с жалоб, что повсюду искал своего сына, но не думал найти его сплетничающим с женщинами, что позволило перейти к вопросу, где же кисианские служанки Сичи и попрекнуть ее тем, что она предпочитает левантийцев. Она сказала, что левантийцы – тоже ее народ, потому я ее и люблю.

Услышав, что его слова переводятся, светлейший Бахайн взял себя в руки и прекратил отчитывать Сичи и Эдо, словно непослушных детей.

– Но я пришел не ссориться, – тихо перевела Нуру, когда он продолжил гораздо спокойнее. – Ходят слухи, что Мико Ц'ай взяла под командование армию южан, которую вел бастард Кина. Мои источники не уверены, жив ли он сам, но в любом случае она не станет ждать зимы, чтобы двинуться в путь. С ней ваш отец.

Я слушала его речь, пытаясь уловить хоть частичку спокойной, вдумчивой манеры его сына, но не находила ее. Несмотря на тонкие черты лица и разукрашенные одеяния, светлейшего Бахайна нельзя было назвать ни красивым, ни даже привлекательным. Ему также не давалась и кисианская сдержанность, все попытки заканчивались вспышками гнева или презрения.

Резкий ответ Сичи заставил его нахмуриться.

– Она сказала, если он надеялся узнать у нее что-то о планах отца, то пусть вспомнит, что командует Мико. – Когда Бахайн огрызнулся на слова императрицы, Нуру понизила голос до слабого шепота. – Он напомнил, что без его помощи она здесь не сидела бы, – Нуру ухмыльнулась, – а она ответила, что без нее и он не оказался бы на своем месте, а теперь, когда она стала императрицей, выше ее по положению только муж. «Если хотите приказывать мне, обратитесь к нему», – вот как она сказала.

Не зря Нуру так нравится императрица Сичи. Даже лорд Эдо с трудом скрывал улыбку. Правда, продлилось это недолго. Отец вскоре увел его, и не успела за Бахайнами закрыться дверь, как Сичи вскочила и зашагала по комнате, гневно шипя что-то Нуру. Мне не требовался перевод, чтобы понять смысл.

Мне хотелось выйти на воздух, и я снова натянула маску и покинула их. Во дворе приятно моросил дождь, но я не могла не заметить, какой эффект произвело мое появление на других левантийцев. Одни скользили по мне взглядом, будто не замечая, другие показывали пальцем и перешептывались, пока меня не нагнала Ануке. Раньше, когда она была одним из моих Клинков, это ничего бы не значило, но Лео все изменил.

– Капитан, – сказала она с ноткой возмущения в голосе, – что происходит? С чего вдруг все это?

Она обвела жестом мой наряд, ее презрение едва не разрушило мою решимость. Я могла бы сказать, что меня вынудили, что все это – часть плана Лео, но говорить правду только ради своей гордости опасно. Поэтому, хотя каждое слово резало горло ножом, я ответила:

– Все так, как выглядит. Я мост между народами, левантийская защитница Единственного истинного Бога.

– Но ведь мы хотели объединиться с кисианцами, а не с чилтейцами? Почему бы не выбрать какого-нибудь кисианского бога вместо доминуса Виллиуса?

Пока мы шли мимо главной конюшни, гордость за ее проницательность смешивалась с раздражением. Слонявшиеся вокруг левантийцы наблюдали за нами, будто за игрой в хойю, ожидая исхода. Внутри стоял Итагай. Я могла бы войти, оседлать его и скакать, скакать, пока не окажусь так далеко, что все это станет забытым кошмаром. Но вместо этого продолжила идти.

– Уверена, мы построим множество мостов и с кисианцами.

Ответ Ануке прервали испуганные крики из конюшни. Все бросились к дверям, сердца колотились от страха за лошадей, которых мы все так любили.

Выкрикивая вопросы, мы втиснулись в полумрак конюшни, наполненной запахом свежей соломы, лампового масла и лошадей. И тяжелым грохотом копыт, бьющих по полу и стенам.

– Что случилось?

– Чья лошадь?

– Позовите конюха!

Я едва успела заметить суматоху возле стойла Итагая, как шум прекратился, остались только голоса и стук моего сердца. С трудом дыша, я сорвала маску и протиснулась сквозь толпу. Ноги будто стали чужими, просто онемевшие куски плоти, прикрепленные к ядру из страха.

Сначала я увидела голову. Неподвижную. Мертвую. Большие глаза остекленели, из носа тянулась струйка пены. На одно жуткое мгновение я решила, что это мой Итагай, пока не увидела темную прядь. Мотеп, конь Катефы э'Яровена, стоявший в стойле рядом с моим. Катефа уже был здесь, прижимался головой к спине своего коня, безжизненно лежавшего в куче соломы, смешанной с пеной.

Стойло Итагая оставалось закрытым. Незнакомый левантиец просунул руку, чтобы успокоить коня. С другой стороны еще одна лошадь лежала мертвой, а Инжит оплакивала потерю.

Я должна была остаться и сама успокаивать Итагая. Быть со своим народом. Но осознание того, что это не случайность, ударило меня камнем, и к горлу поднялась паника. Я протолкнулась сквозь переговаривающуюся толпу зевак, отчаянно нуждаясь в воздухе. В свободном пространстве. В том, где на меня не смотрели бы обвиняющие глаза.

Две лошади погибли, и, что бы ни говорила Лашак, это моя вина.