Мы – люди!

Часть третья

Наверно я ещё многого в жизни не понимаю, хотя как-никак подполковник ВКС Земли, что всё-таки как бы обязывает. В своё время я, например, никак не мог понять, зачем Кондратенко притащил на «Алебарду» этого салагу. Тот ведь даже выпускные не сдал! Не в том смысле, правда, что не сумел. Конечно, я не спорил, но потихоньку недоумевал. Даже подумалось сдуру, может это его, какой родственник? Хотя раньше я ничего подобного за командиром не замечал. Нет, не родственник. Ну попал парнишка в ситуацию, из которой удачно вывернулся, отделавшись всего лишь хирургической реставрацией ливера там, где другой не снёс бы головы! Что с того? Или может он удачу приманивает? Конец двадцать первого века на дворе и такая мистика!

Но с другой стороны парень и, правда, грамотный. Вон как со сколиковским трюмом придумал: ни я, ни сам Сколик, ни адмирал, ни толпа ветеранов на обоих судах, а некий непревзойдённый знаток особенностей конструкций устаревших «Мечей» лейтенант Петрухин, прошу любить и жаловать! Прямо, как Мартин Сью из одноимённого сериала. Конечно, у нас у всех есть оправдание: «старики», глаз, как говорится, «замылен», а у него свежий взгляд. Вот именно, свежий! Для других, какие-то неровности на инее, а он что-то подметил, сфотографировал. Правда, тут же и забыл. Ничего, главное вовремя вспомнил, а то, что нас с Гюнтером выдернули из тёплых кроватей, это ерунда.

Прибыв к генералу, мы и увидели в его каюте Володю. Кондратенко представил его Гюнтеру. Не знаю, что тут за интрига, но Сколик, особенно после того как Петрухин доложил нам суть дела, выглядел слегка ошарашенным. И изредка исподтишка на Володю поглядывал, как будто его чем-то удивила не эта информация, а именно сам мальчишка. Но потом успокоился, и далее совещание приняло вполне деловой характер. Совещание… два подполковника, генерал и без году неделя лейтенант. Никогда бы не подумал… А с другой стороны – ничего экстраординарного: ну доложил лейтёха о своих предположениях!

Только вот Кондратенко, который зачем-то в своё время настоял на Володином участии в походе… Неужели о чём-то заранее догадывался этот хитрющий охотник за ледышками? И вообще: слишком часто наш генерал догадывается… Начиная с истории с «Артуром Кларком». Тогда… Да нет, ерунда! Сказки! Быть такого не может!

— Мы сдаёмся! — прохрипел голос по радиостанции.

— Выходите и следуйте на юг к аэродрому! — тут же отозвался командующий, как будто и не сомневался в таком исходе дела. — Там будет производиться регистрация и эвакуация. Оставляйте на месте всё похожее на стрелковое оружие или взрывные устройства. Снайперам дан приказ стрелять без предупреждения. Принято?

Рация пробормотала нечто, что можно было интерпретировать, как знак согласия. А куда вы денетесь? Помощи из метрополии вам не дождаться, — там своих проблем выше крыши. После поражения, а точнее разгрома в коллекторе системы Крабов, на столичной планете наших оппонентов уже несколько раз сменилась власть. И каждая очередная клянётся пупырчатой «Большой Лягушкой», что миролюбива донельзя, что лучше своё раздаст, чем позарится на чужое, в то время как, только что свергнутые предшественники вынашивали, ох и вынашивали! Да просто нет таких преступлений, которые эти, к счастью уже второпях похороненные, предшественники не совершили и не планировали совершить.

Конечно, хорошо бы их оккупировать и пинками привить миролюбие и толерантность, но такое бывает только в фантастических боевиках: оккупировать целую планету, а в данном случае – несколько, невозможно чисто с организационной точки зрения – просто негде взять столько оккупантов. Поэтому исключительно наблюдательные миссии на поверхности и ненавязчивая их поддержка из области низких орбит. В основном психологическая, но возможна и огневая. Снижение космического военного потенциала капитулировавших до «достаточного» для обороны, все же прочие суда не разоружаются, а подлежат утилизации. Крабы свои миссии уже выслали, мы ещё только готовим. Зато четвёрка наших «Мечей» уже на низких орбитах и отлично наблюдается со всей поверхности лягушачьей планеты-метрополии.

Впрочем, умиротворение агрессоров, это не моя работа. Даже сюда в Антарктиду я просто напросился. По большому счёту, нечего мне тут делать, вояки свою работу знают и уже, кажется, отлично справились без аналитика, капитана Лютофа. Никто кроме командующего, наверно, и не знает, что это моя группа вычислила расположение секретной базы «Лягушек» во льдах пятого континента.

Эта база могла быть где угодно, всё же суда нарушителей обладали эффективным антирадарным покрытием. Но воздушное пространство населённых местностей Земли ныне просматривается не только радарами, но и тепловизорами с орбиты. Поэтому не учтённая никакими графиками активность пришельцев в тех краях сразу была бы выявлена. Но не над Антарктидой, где такого мониторинга практически не велось. Конечно, на полярных станциях иногда включали локаторы, но только когда ожидали прибытия самолёта.

Я поручил своей группе провести поиск и анализ всех сколько-нибудь странных сообщений с ледового континента и окрестностей за последние полвека, а сам приступил к осаде ЕКА, точнее его астрофизического дивизиона. Исходная мысль была такая: если во льдах Антарктиды имеется тайная база пришельцев, то она обязательно излучает тепло. Которое тепло, на фоне низких тамошних температур вероятно можно засечь с помощью какого-нибудь спутникового инфракрасного телескопа.

Сначала мне вежливо отказали без объяснения причин. В следующий раз причина была снисходительно названа: время имеющегося на орбите телескопа расписано по секундам на ближайшие несколько лет. Причём, очередь занимать всё равно бесполезно: к тому времени телескоп планово истощит запас жидкого гелия и будет сведён с орбиты. Но к тому же времени планируется запуск нового, более совершенного. И если меня это всё ещё интересует, то, пожалуйста, запрос на адрес такой-то и ждите! Где-то среди первых будете.

Меня это интересовало, но ждать годы я никак не мог. Но и решить вопрос на своём уровне тоже. Однако для этого к счастью существует начальство. Обоснованный доклад, затем звонок одного генерала другому… Как бы генералу, поскольку ЕКА руководит вовсе не генерал.

И уже на следующий день те, кто раньше вертел носом при упоминании о моих проблемах, радикально подобрели и теперь уже сами восхотели немедленно эти проблемы разрешить. Я заказал необходимые мне обзоры континента и прилегающих островов на разных уровнях чувствительности аппаратуры. К счастью в Антарктике была зима, и всё получилось очень неплохо. Кроме сияющих всеми условными цветами температур окрестностей человеческих баз, конечно и не думающих скрываться от моего космического ока, обнаружилось ещё несколько источников инфракрасного излучения разной степени интенсивности. Большинство известные природные, вулканы в частности, а другие мелкие и тем подозрительные. Запросив более подробные снимки этой мелочи, и получив их, я временно распрощался с деятелями ЕКА, заявив, что Земля не забудет их вклад в дело… и так далее, но я ещё приду! Да, а ущемлённые учёные получили своё время для исследований просто на несколько часов позже.

Для анализа данных пришлось привлечь уже не астрономов, а геофизиков. В результате большая часть аномалий была вычеркнута из списка. И этот Оазис Коллинса я тоже сначала вычеркнул. Оазисы в Антарктиде, это совсем не то, что в пустыне. Тут это местности по разным причинам не покрытые вечными льдами, в них часто имеются озёра, в середине лета порой и вскрывающиеся ото льда. На почве ютится кое-какая примитивная растительность, гнездятся разные чайки или бакланы… в общем, я их путаю. Птицы, это если океан недалеко, а Коллинс находился в тридцати километрах от берега. Он оказался давным-давно открыт и изучен и я, только просмотрев по диагонали посвящённую ему сводку, перешёл, было, к следующему файлу.

Нужно сказать, что причины возникновения таких оазисов вообще до сих пор изучены недостаточно. Скоро мы наверно, про подлёдный океан на Европе будем знать больше, чем про находящуюся под боком, на Земле Антарктиду. Точнее про её подлёдный океан, который, как я сам с удивлением узнал, оказывается, существует. Ну не совсем океан конечно, а развитая система подлёдных озёр, в большинстве соединённых подлёдными же реками.

Впрочем, это я отклонился. Достаточно сказать, что тепло Земли под антарктическим ледником не только поддерживает существование того скрытого от глаз людей мира, но и ответственно за появление некоторых оазисов на поверхности. Геотермальные источники, выносящие тепло земли на поверхность, иногда протаивают ледник и образующийся купол рушится. На месте ледника возникает, как правило, озеро.

Таков был и Коллинс. И я бы забыл про него, не приди мне в голову сравнить его стародавнее описание начала века с современным положением вещей. Оказалось, что имеющееся в оазисе озеро ранее полностью замерзало в зимнее время, но на последних снимках имело в своей западной части ярко выраженную температурную аномалию. Я рассмотрел подробный снимок этого водоёма в радуге условных цветов, каждый из которых соответствовал определённой температуре и почувствовал, что «лягушатник» у меня на крючке. Конечно, могло оказаться, что в этой части озера просто пробился наружу горячий источник или исследования оазиса в своё время были проведены спустя рукава, но я как-то знал, что это База!

К этому времени подоспел и черновой вариант доклада, подготовленного аналитиками моей группы. Оказалось, что в Антарктике и вокруг неё творится множество загадочных вещей. В основном наблюдения рыбаками неизвестных летательных аппаратов и загадочных судов, точнее субмарин, поскольку те, при обнаружении, предпочитали скрываться под водой. Наверняка, бóльшая часть этой информации была пустышкой, выдумкой решивших привлечь к себе внимание обывателей. Наблюдением миражей, айсбергов, китов. Да и вообще в океане плавает много всякой дряни. Большего внимания заслуживали рассказы полярников, тоже иногда очень интересные.

Я поручил служебному компу отметить на карте координаты всех упомянутых происшествий и обнаружил, что эти точки как будто тяготеют к району Оазиса Коллинса. Впрочем, не очень явно, скорее всего, из-за информационного шума и гигантских просторов Южного океана искомая тенденция оказалась достаточно размыта. Во всяком случае, к начальству с одной такой картинкой не пойдёшь. Если это и доказательство, то косвенное. Но мы нашли и прямое.

В газетно-интернетном мусоре всяческих однодневных сенсаций мои подчинённые откопали и подлинную жемчужину…

Так, секунду! На большом дисплее, установленном в командной рубке авианосца «Байрон» где я нахожусь в качестве наблюдателя, появилась картинка с беспилотного разведчика. Перескочила со второстепенного дисплея. Изображение укрупнилось и стало видно жерло разрушенного входного тоннеля в подземелья Базы. Частично в подземелья, частично в «подлёдья»…

Когда три недели назад я торжествующий явился к шефу, он несколько остудил мой пыл и рекомендовал провести дополнительные съёмки. Что же! В ЕКА меня уже как своего встречают! Инфракрасный телескоп снова переориентировали на Землю, и я вскоре получил несколько шикарных серий изображений «Оазиса Коллинса» и его окрестностей, снятых с разных пролётных траекторий. Кинутые астрофизики опять спокойно приняли версию о временных неполадках на спутнике, а моя группа получила предположительный план тоннелей неприятельской подлёдной базы. Дешифровкой снимков занялись, впрочем, уже военные спецы.

На дисплее появились, наконец, фигурки капитулировавших. Вперемешку людей и «Лягушек». Да, похоже, много они навербовали. Люди в стандартных полярных одеяниях, пришельцы в каких-то лёгких скафах без шлемов, но в нелепых шапках. Теплокровные, как и мы, не любят холода. Враги выходили с поднятыми руками, оглядывались и спешили к аэродрому, где на берегу озера уже сидел, ворочая по инерции винтами, тяжёлый транспортный «Грифон». Там их принимали наши парни в белоснежном, полярном камуфляже.

Изображение слегка поблекло, отработала своё одна из осветительных «люстр», висящих в воздухе в районе операции. На боковом дисплее мигнуло, видно запустили очередную. И точно: место действия снова залил ослепительный свет с неба. Замешкавшиеся, было, Лягушки побежали быстрее. Интересно они бегут: как дрессированные медведи, переваливаясь с ноги на ногу. Ну а люди – обычной рысью. И все, заметно наклонившись вперёд, тут постоянно дует какой-то специфический, холоднющий ветер.

Так вот: в середине века на одном австралийском сетевом портале мелькнуло сообщение, что в сети рыбаков, промышлявших в Южном океане попался очередной дохлый монстр. Но не «морской змей», как это бывает обычно, а нечто о четырёх конечностях. Нет, явно не труп человека. Убедившись в этом, полиция оставила тело на попечение добытчиков и удалилась. Рыбаки же нафотографировавшись досыта решили передать уже слегка смердящие останки в местный музей, но не нашли там положительного отклика. Куда делось, в конце концов, это тело, в заметке информации не было. Зато на нескольких снимках фигурировал капитан сейнера, позировавший с черепом и единственной, чудом сохранившейся лапой существа. Да нет, не лапой, а явно с кистью руки Лягушки.

Конечно, это мог быть фейк, но я всё же послал своего сотрудника в командировку в Австралию, поскольку выяснил, что отставной капитан мистер Догерти жив и даже возглавляет в свои семьдесят три в каком-то там приморском городке местный яхт-клуб. Бойкий старикан не сразу вспомнил тот случай тридцатилетней давности, но вспомнив, попросил лейтенанта подождать и удалился в подвал своего дома со словами: «Если я это не выбросил…» Откуда вскоре вернулся весь в пыли и паутине, но с искомым в руках. Это оказался тот самый лягушачий с виду череп и сохранённая в формалине кисть. Бравый моряк просто подарил эти свои давние трофеи лейтенанту и тот, отзвонив мне о полном успехе, отправился в космопорт, чтобы вылететь в Женеву ближайшим рейсом. Да не тут-то было!

Чуть ли не самому моему шефу пришлось ни свет, ни заря вскакивать с постели и названивать коллегам в Австралию, чтобы только его сотруднику разрешили сесть в челнок с подозрительной банкой и черепом в руках. Тем не менее, как-то всё утряслось, приземлившийся в Женеве «Бумеранг» встречал уже я лично. И мы сразу отвезли останки в нашу лабораторию. К утру следующего дня был получен ответ: генетический состав поступивших на исследование препаратов идентичен таковому существ расы «Лягушек».

Не дожидаясь официальных результатов, я позвонил шефу и услышал в ответ на мою информацию:

— Мсье Лютоф! Завтра оденьтесь поприличнее, а то знаю я вас, припрётесь в брезентухе или в шортах! И к десяти пойдём к Генеральному. Вам предстоит сделать короткий доклад. Без особых формальностей, только самая суть. Но готовьтесь ответить на множество вопросов, поскольку будут и военные. Настоящие военные, а не гражданские капитаны, вроде вас!

«Умеют же эти начальники озадачить! И сразу в двух смыслах этого слова,» — как говаривал один мой русский коллега. Понятно, что ночь я почти не спал, готовился. Вот с этого момента над существованием «лягушечьей» базы в Антарктиде и навис неминуемый финал.

А сейчас уже всё закончилось, больше стрельбы не будет, по радио звучат успокаивающие доклады. Да её и вообще почти не было, а ответной – точно. В качестве предупреждения десантники несколькими выстрелами из гранатомёта вскрыли пару тоннелей, а потом на засечённой волне внутренней связи передали ультиматум. Лягушки помолчали, а затем заявили о сдаче, сопроводив это заявление истерической просьбой не выдавать их собственным властям. Вот такие у них интересные коллизии!

По радио пошли сообщения от групп исследующих внутренности Базы. Нашли ангар, а в нём два космических челнока и ещё один с подводными лодками. Попрошусь-ка у генерала слетать посмотреть: зря, что ли я сюда через полмира тащился?

Эскадре предстояло пройти ныне тридцать межсистемных коллекторов, в том числе один более высокого уровня. Это было сравнимо с уже пройденным путём. Я предложил, а подчинённые согласились несколько удлинить нашу дорогу, но войти в зону радиосвязи с Землёй чтобы доложиться и… В общем, доложиться, поскольку могли последовать и иные приказы. Мы покинули коллектор «Уголька» оставив на койпериде давшем пристанище «Яйцу» законсервированную Базу для возможных будущих исследователей.

Двое суток полёта и в очередном коллекторе связь с Землёй пошла. Спиридонов ответил сразу:

— Приветствую, генерал! Ну докладывай!

Хотя подсознательно я ожидал большего запаздывания сигнала, но оно оказалось не более чем с лунной орбиты.

— Здравия желаю, Юрий Антонович! В общем – нашли, но содержимое трюмов кто-то изъял до нас.

Я сделал паузу на задержку сигнала и осмысление сказанного. Спиридонов же ответил так:

— Принято! Вот незадача! Так что, возвращаетесь?

— Думаю, ещё рано. Подробности в докладе, который сейчас пересылается, а своими словами – обнаружили зацепку, автограф похитителей который может прояснить ситуацию.

— Автограф?

— Схему некоего маршрута, который, как мы считаем, нужно пройти.

— Ага, ага… Я не тебе, генерал, просто уже читаю твой доклад, с конца, правда… В общем, ясно! Глазастые у тебя ребята, поощри своей властью, а по возвращении… Посмотрим, в общем по результатам. Принято?

— Принято, Юрий Антонович!

— Хорошо. Я тебя задержу ненадолго, разошлю своему штабу твой доклад, выслушаю предложения… Вот уже послал. Но ты готовься лететь, куда собрался, дождись только моего подтверждения. Можешь пока экипажам устроить разговоры с Землёй… Нет? Это я своему компу… Он говорит, канал слишком плохой.

— Так точно. Канал еле держится.

— Ну, в следующий раз! Твоей-то привет передавать? Или соединить?

— Не нужно, а привет передай. Скажи, всё нормально у меня, скоро прилечу.

— Передам, передам! Вот Куприянов услышал, что ты на связи, тоже примчался.

— Серёже привет.

— И тебе от него. Я распорядился, вам послали дайджест последних новостей. Ознакомьтесь, много интересного. И на Маркизе и тут на Земле. Базу «квакушек» в Антарктиде нашли и разгромили, вот… Потерь нет. Что характерно, все пленные Лягушки слёзно просят не выдавать их на родину. Принято?

— Сурово там! И куда их теперь?

— Не наша проблема, не военных то есть, пусть дипломаты думают. Скорее всего, переправим на «крабовый» Курорт, а те пусть решают. Кстати, они открыли посольство, тоже новость. Всё, есть подтверждения от моих штабных, как я и говорил. Ни возражений, ни особых мнений. Приказ у тебя в компе. Чистого Космоса!

«Блистающая приближалась, но уже несколько поколений никто её не боялся. Просто она была включена в расчёты, её угрозы стали привычны. С самого детства жители планеты знали, что они будут строить, когда вырастут. Если не для себя, то для своих детей, внуков и правнуков. Для бесконечной череды потомков, которые вспомнят их добрым словом.

И вот уже величественные Установки поднялись на полюсах планеты. По расчётам они должны были проработать много восьмёрок веков (шестидесятичетырёхлетий), прежде чем потребуют ремонта. Многократное резервирование позволяло производить такие ремонты, не прекращая обогрева планеты.

Приблизившаяся звезда уже заметно искажала своим тяготением орбиты планет нашего зелёного «…» (солнца), Установки были испытаны и уже работали на «…» (холостом ходу?) а нашим предкам всё не верилось, что обычной жизни пришёл конец, казалось, что «…» (?) Но неумолимые законы гравитации сделали своё дело, к сожалению, в точном соответствии с расчётами астрономов. Орбиты планет Системы на глазах меняли свою конфигурацию, из круговых они становились эллиптическими, а незваная гостья всё приближалась. В итоге, некоторые планеты и вовсе устремились по гиперболам прочь от «…» (солнца) в том числе и наша «…»

Уже давно не было ночи. Почти всю ночь планету освещал постоянно растущий в размерах голубой диск Блистающей. Хотя эта картина была знакома нашим предкам по бесчисленным «…» (видео реконструкциям?) всё равно они выходили посмотреть в лицо убийце уходящей мирной размеренной и счастливой жизни. А злая «…» (радиация?) Блистающей в отместку обжигала смельчакам кожу и опаляла шерсть.

От её света погибли бы и растения и животные на всей планете, но учёные и инженеры предусмотрели и это. Установки были запущены в особый режим, и на много дней небо всей планеты оказалось закрыто многослойным облачным покровом. Буйство смертельного «…» (излучения?) сменилось сумерками и лёгким дождиком, и только с орбитальных станций их экипажи продолжали докладывать о творящихся в Системе изменениях. Когда же экранировку отключили, Блистающая уже удалилась на безопасное расстояние. Но и наше «…» (солнце) тоже было уже далеко. Теперь их можно было видеть одновременно, нашу мирную зелёную звезду и полыхающую неистовым светом голубую».

— Эй, дядя Белоголовый!

— Слышу, слышу!

Ещё не совсем проснувшись, я соскочил, а точнее чуть не упал с насеста, задев головой полку, уставленную посудой. Глиняная миска полетела, было, в последний путь, но я уже сориентировался между сном и явью, поймал её около самого пола и поставил обратно. Какая она ни дешёвая, а денег стоит. Откинул плетёную дверь. Перед ней приплясывал от нетерпения и рвущейся наружу молодой энергии новый посыльный барона – юноша с едва сформировавшимся гребешком. Как же его зовут? Ведь помнил! Неужели возрастное? Парень торопливо кивнул мне в знак приветствия:

— Дядя Белоголовый, хозяин зовёт!

Я мотнул гребнем в ответ, мол «понял!»

— Тогда я побежал! — радостно гаркнул Попрыгун – ага, вспомнил! — развернулся на месте и помчался по тропинке в деревню.

Хороший мальчик, весёлый и вежливый. Не била его ещё жизнь. Я и сам такой был.

«Хозяин»! Долго не мог привыкнуть, что у меня теперь есть хозяин. Конечно, тут в Лесном поясе всё не так, как в Степях, где не смеешь даже никуда пойти из деревни, не уведомив барона. Там тебе прикажут и что делать и что сеять. И отберут в итоге половину урожая. И на ком жениться и за кого детей отдать – всё прикажут, и не ослушаешься. А перейти к другому хозяину трудно, а если есть семья, то и невозможно. Тут-то благодать! Делай, что хочешь. Подати, правда, всё равно… Но терпимые, не то, что в Степях. Да и то дело: попробовал бы тутошний барон ощипывать своих подданных, как каких-нибудь селян? Лес, он большой! Снялись всей деревней, и ищи их! Поэтому среди лесных баронов особо жадных мало: не выживают такие без подданных.

Я, когда решил тут обосноваться, пошёл поневоле знакомиться с местным. Полагалось спросить у него разрешения. Тот оказался вполне приличным разумным, бывшим военным, как и я. Только у него хватило проволоки, чтобы уходя в отставку купить себе пару деревень, а у меня, если только драную попону подвязать? Далёко остался мой тугой моточек и глубоко, на самом дне Кипящего Озера, не донырнёшь. Да и где нырять? Учителя знают!

Впрочем, нужно идти. Я взъерошил перья, встряхнулся, накинул чистую попону, прихлопнул дверь и, не больно-то поспешая, отправился по следам Попрыгуна. Как ни благожелательно ко мне относится Пёстрый, всё же злить его не следует: зачем-то ведь звал? Тогда при первой встрече мы договорились, что за подати он будет считать долю моей охотничьей добычи. Даже не договорились какую, поэтому я отношу ему треть, а то и половину, если много добуду. А иногда не хожу, а просто прошу отнести мясо попавшегося по дороге мальчишку или девчонку. Пёстрый, вроде доволен, иногда приглашает на обед. А на Новогодие – всегда! Скучно ему с лесовиками, которые даже степи в глаза не видели, и уж, конечно в воинском строю не стояли, не рубились с врагами. А я, если и не равный по положению, зато всё понимаю, и что такое пороховые трубки мне объяснять не нужно. А всё равно – барон! Кажется, я догадался, зачем он меня зовёт. Если правильно, то полезно будет старые кости размять, год уже никуда не ездил.

Окна моей бревенчатки выходят на солнце, я специально так построил, чтобы в комнате всегда светло было. А захочу темноты – закрою ставнями. Вообще, люблю погреть старые кости. Кажется, это после того похода в Ледяное полушарие, когда мы…

Тропинка бежит между деревьями, метнётся то вправо, то влево, но сохраняет общее направление тоже на солнце. Только тут не поляна, где я живу, где мой дом, огород. Тут солнышко за деревьями. Лес кончается, теперь спуск, ласковое солнце снова обнимает меня своими лучами, прогревает даже сквозь накидку. Зря я её надел, тепло. Ветер с ледника стих и дождя тоже не ожидается. Но – привычка.

Сначала я хотел строиться как раз тут, над спуском с горки. Но потом решил всё, же подальше в лесу. Облюбовал полянку и теперь не жалею. Там и ручей протекает и ветра меньше, а солнце такое же крупное и жаркое, как очаг. Тут в Лесном поясе оно висит низко над горизонтом, на него можно смотреть и почти не щуриться. А в Степях повыше, там оно ещё горячее, но такое, же красное. Если идти к нему, то оно постепенно поднимается в зенит и выжигает всё вокруг. Начинается пустыня. Это по рассказам, что я слышал от бывалых, сам туда не ходил.

Немногие видели, как солнце вообще скрывается за горизонтом. Для этого нужно попасть в Ледяное полушарие, а туда без нужды никто не ходит. Идти нужно прочь от солнца, леса станут постепенно низкорослыми, хилыми, а потом и вовсе кончатся. Начнутся бескрайние холодные болота. Солнце будет спускаться всё ниже, а когда оно и вовсе зайдёт за горизонт, тут и Ледяное полушарие. Вот где холода, так холода! Сколько попон не надевай, всё равно продувает. Небо там тёмное, зато видны звёзды. Это называется ночь.

Учителя в своих книгах говорят, что звёзды, это такие же солнца, как наше. И около них тоже живут разумные, только совсем-совсем другие. Честно говоря, верится с трудом, хотя Учителя никого и никогда не обманули. Зачем им? Они же почти боги. Ну, Братик, это конечно, тоже солнце, он хоть и маленький, но его и при свете старшего брата видно. В отличие от большого Солнца он не висит на месте, а описывает круги по небу. Хоть он такой суетливый, но зато полезный. Без него как было бы время считать? Как узнавать, что Новогодие пришло? По звёздам можно, конечно. Но туда, в Ледяное полушарие не набегаешься!

На всех имеющихся у нас вариантах схем тоннельной сети, этот коллектор описывался, как ведущий к двойному красному карлику. Наличия центров цивилизации либо колоний тут отмечено не было. Впрочем, мы уже и раньше убеждались, что наши карты устаревшие и неточные, а полные имеются, видимо, только у гипотетических «руководителей галактики», как в своё время пошутили Кенги. В коллекторе же обнаружилось нечто, что единогласно получило наименование «Пончик». Тор, полукилометрового диаметра, блестящий не хуже коллекторных «стенок», почти без центрального просвета. Впрочем, в нём, этом просвете, что-то было, и это что-то «Пончик» упорно направлял в нашу сторону, поворачиваясь всем корпусом, синхронно с нашим движением. Готов спорить на любой заклад, что это оружие.

Мы не стали провоцировать неизвестных носителей разума. Сразу зависли и послали им стандартный вызов и приветствие. Ответа, однако, не получили. В тоже время наши связисты засекли на других частотах интенсивный радиообмен между «Пончиком» и неведомыми его корреспондентами, расположенными по ту сторону порталов коллектора. «Адмирал» приказал продолжать попытки связаться, но безуспешно: ответа так и не прозвучало. «Сторож», а, похоже, это судно выполняло именно такую функцию, нам по-прежнему не отвечал, зато на любую нашу попытку «шевельнуться» реагировал увеличением интенсивности радиообмена. Так прошло почти двое суток и, наконец, на совещании было принято решение всё же начать исследование системы, игнорируя непонятности.

Мы в последний раз запросили разрешения пройти в систему и опять не получили ответа. Экипажи заняли свои посты, и суда, до этого дрейфовавшие в коллекторе, двинулись к тоннелю, ведущему к одному из светил двойной системы. Первым шёл «Меч», «Алебарда» его прикрывала. Мы были готовы к тому, что «Пончик» откроет по нам огонь, однако этого не случилось, он только развернулся, по-прежнему держа нас на «прицеле». И, конечно, изо всех сил радируя своим неизвестным коллегам. Мы выскочили в обычное пространство, и вот тут за нас взялись по-настоящему. Те самые коллеги.

Нужно ли говорить, какое впечатление на меня произвела повесть неведомого «маркиза»? Впрочем, не только на меня, конечно. Не в двадцатом веке живём. Одновременно со мной историю чудесного спасения цивилизации разумных квазисобак читало всё население Земли. Те, конечно, которые вообще что-нибудь читают. Перевод всё время немного менялся, дорабатывался и уточнялся. Подключились и земные вычислительные мощности. Но в любом случае, ничего бы мы не расшифровали, если бы не созданная аборигенами «азбучная комната» со всей необходимой переводчикам информацией. Но она была нужно только для освоения языка. Примыкающие же к ней подземные хранилища оказались битком набиты стопами медных листов, ценнейшим сокровищем, оставленными нам пропавшими жителями планеты. Пока осталось невыясненным, куда они делись, но и прочитали мы пока только один, верхний лист крайней от входа стопы.

Сюда на «Маркизу» стремились новые десанты учёных: от батальонов лингвистов, до полков физиков и энергетиков. И только ограниченность жизненного пространства и ресурсов Базы ограничивала темпы роста населения ледяного планетара. Впрочем, скоро построят вторую, прямо в Ольгине. Когда экспедиционный начхоз, на удивление молодой поляк вежливо осведомился у меня, не будет ли пани против, если к ней в каюту подселят «коллежанку физика» из Варшавского университета, я конечно согласилась. Всех уплотняли, а я уже не ветхая старушка, чтобы требовать особого к себе отношения. Кроме того, мы с Сергеем давно уже подумывали поселиться в одной каюте, и это послужило толчком. Я уведомила пана Вацлава о намеченной рокировке, и когда прибыла «коллежанка», каюта уже была прибрана и пуста. Мы познакомились с пани Кристиной только в столовой, вдобавок я вспомнила её по нескольким публикациям в «Science letters», спорным, но оригинальным.

Чёрт побери! Как хорошо снова быть молодой! Больше ни за что не стану стариться!

Была не моя вахта, но я подстраховывал второго пилота и находился в рубке. Мы вышли из коллектора в трёхмерность в режиме «готовность ноль», и тут же голос подала Маруся:

— Внимание! Три цели на дистанциях от сорока до шестидесяти километров! Одна ведёт передачу для нас. Вывожу радио на экран. На связном дисплее высветились слова галактического «эсперанто»:

// приветствие//

// судно/ два/ игнорировать/ запрет//

// игнорировать/ рекомендация/ ждать/ коллектор//

// мы/ применять/ санкция//

// понимание/ вопрос//

// возражения/ вопрос//

// пожелания/ вопрос/

Пока оппоненты пугали санкциями, я их разглядел. Похоже, ничего нового, такие же, как и «Пончик» из коллектора. А что у них там за оружие…?

Генерал и Кэп вполголоса посоветовались, и в эфир полетел ответ:

// приветствие//

// информация/ запрет/ получать/ отрицание//

// рекомендация/ ждать/ получать/ отрицание//

// мы/ пытаться/ получать/ информация/ от/ судно/ внутри/ коллектор//

// информация/ получать/ отрицание//

// понимание/ вопрос//

Самый говорливый «Пончик» подтвердил «понимание» и замолчал.

— Интенсивно общаются между собой и с коллектором, — сообщила Маруся.

— Что-то у них там не состыковалось! — пробормотал Кондратенко.

Впрочем, это всем и так было понятно, что вот только за неведомые санкции они замыслили? Нас, в общем, не больно-то посанкционируешь. Как влупим из антипротонников! Шестьдесят километров для них, всё равно, что в упор. Все три цели уже давно в перекрестиях, так сказать. Даже на кнопки жать не нужно, не двадцатый век!

// ваш/ информация/ правильный/ подтверждение//

Согласился «Пончик»! И тут же:

// вы/ игнорировать/ рекомендация/ ждать/ коллектор/ отрицание//

// мы применять/ санкции/ отрицание//

// мы/ применять/ двигатель/ блокировка/ оружие/ блокировка//

// мы/ применять/ транспортировка/ судно/ два/ позиция/ ожидание//

Почему-то в этот раз на дисплее не появилось обычное «понимание?» В общем, никто ничего и не понял, кроме того, что наказывать нас, вроде, уже не собираются. Следующее же действие произошло в то же самое мгновение, как на экране появились последние буквы текста. «Пончики» взорвались. То есть, так это выглядело на дисплеях. На самом деле, потом при просмотре записи оказалось, что они как бы вывернулись наизнанку, одновременно исторгнув из своих оружейных портов нечто… Если это было оружие, конечно. Впрочем, конечно, оружие, парализатор ведь может называться оружием, если не нападения, то защиты? А нас как раз и парализовало.

Внешне это было похоже на действие электромагнитного импульса, как мы его изучали на тренажёрах в Академии. Мигнуло освещение, переключившись на аварийный вариант, который никаким импульсом не убить, а если только кувалдой, поскольку его схема содержит исключительно старозаветные электромеханические реле и аккумуляторы. Дисплеи в рубке не погасли, как этого следовало ожидать, но изображение на них «замёрзло», соответственно и компы перестали реагировать на нажатия клавиш. Вразнобой запищали акустические индикаторы всевозможных сбоев, но самое, что поразило и даже слегка испугало, это рёв из потолочных динамиков, сменивший скороговорку доклада Маруси. Похоже, она тоже зависла. Но всё же это был не классический ЭМИ, от которого «Алебарда» была очень хорошо защищена, а нечто похожее, но иное, поскольку нас ещё и тряхнуло. Тогда я ещё подумал, что это попадание в корпус какого-то снаряда.

Всё это означало, что нас можно брать голыми руками. Или не брать, а просто погодить пока мы сами задохнёмся, поскольку система жизнеобеспечения тоже сдохла. Впрочем, мы ещё поживём, то есть подышим, по крайней мере. Всё это можно перевести на ручное управление, нужно будет только основательно поработать, собрать аварийную схему воздуховодов. Похоже, мне и карты в руки, поскольку кто на судне чуть ли не самый «главный по пару» и хм! «по калу»? Так дразнили у нас в Академии специалистов данного профиля. Я посмотрел на командиров, в ожидание приказа немедленно заняться, или, во всяком случае, возглавить, но те были заняты сейчас какими-то более важными делами, чем обеспечение дыхания, питания и… прочее экипажа. Ну а позже приказа не последовало, видимо потому, что системы стали «отходить» от шока.

Перезагрузились вспомогательные компы, зажглось нормальное освещение, зашелестели вентиляторы, надсадный рёв сменился докладом Маруси:

— Не удаётся восстановить контроль над антипротонниками, лазерами и маршевыми двигателями. Не проходят сигналы управления и тестирования.

Похоже, заблокировали, как и обещали! И что теперь? Обратно в коллектор выкинут? На «позицию ожидания»? На связь вышел Сколик, у него там тоже всё заработало, кроме оружия и моторов. Но не успел он закончить доклад, как нас потащило. Ускорение было небольшим, но вектор неестественный, явно не наши двигатели заработали. Нас вместе с «Мечом» повлекли куда-то те самые «Пончики», к которым я отнёсся вначале так пренебрежительно. Во всяком случае, они образовали вокруг нас медленный хоровод, описывая окружности на расстоянии километров в двадцать. А потащили они нас…

Я не успел сказать, да и не до того было, но в непосредственной близости, по космическим меркам конечно, имелась планета. Оставалось надеяться, что наши неведомые оппоненты, кстати, прекратившие общение по радиоканалу, парализовали нас не для того, чтобы бросить беспомощных на неё и насладиться видом сгорающих в атмосфере космических кораблей.

А у этой планеты, размером чуть меньше Земли по докладу Маруси, была атмосфера. Ленты облаков, как-то неестественно согласованно тянулись из ночного полушария в дневное, только изредка закручиваясь в круговерти циклонов. Материки, местами зелёные, местами буроватые, а кое-где и жёлто-красные, обещали явное наличие кислородной жизни.

— Содержание кислорода в атмосфере около двадцати процентов! — подтвердила Маруся. — Вредных примесей не нахожу, в спектре явные линии хлорофилла.

Наверно солнце системы довольно спокойный красный карлик, не коптящий и не вспыхивающий. Иначе, жить на планете с таким солнышком было бы не очень удобно. И ещё он очень тускл, а эта планета, оказавшаяся в зоне жизни очень близка к звезде.

Марусе удалось оживить двигатели ориентации, несколько толчков и пол снова стал полом, а не потолком. Нас по-прежнему куда-то влекло, но теперь в более пристойной для носителей разума позиции. Посланные проверить целостность оптических кабелей управления, докладывали удивительные вещи: кабели как будто целы, но на протяжении нескольких метров у их материала пропала прозрачность.

Внезапно ожило радио. «Пончик», до этого игнорировавший наши вызовы, решил проинформировать своих пленников:

// судно/ два/ помещать/ орбита/ планета//

// далее/ ожидание/ компетентный/ носитель разума/ решение/ принять//

// понимание/ вопрос//

Конечно, мы всё поняли! Но что если мы не хотим оставаться пленниками? А хотим, скажем, улететь восвояси? А если и ожидать неких «компетентных», то, сколько их ожидать? И кто такие эти «компетентные носители разума»?

Однако ни на один из поставленных вопросов «Пончик» ответить не пожелал. Или не смог. Похоже, в его программе никаких альтернатив предусмотрено не было: ждать и всё! Именно программе, поскольку, скорее всего живых там нет, нас мимоходом «сделали» охранные роботы неведомой цивилизации. А я-то ещё гордился нашими аннигиляторами! Интересно, они бы и «Буджума» так же обездвижили?

Ну будем надеяться, что вызванные «носители разума» окажутся биологическими организмами, с которыми мы сможем как-нибудь договориться. Если роботы их вызвали, конечно, поскольку что-то у них тут явно сбоит в программе. А меня тем временем сняли с дежурства и откомандировали в помощь ремонтникам, дефектовать и менять «погоревшее» оптоволокно.

В общем, я знал, что за работа мне предстоит, догадался точнее. Пёстрый как всегда принял меня, как равного. Ещё бы! Такие поручения рабам не дают, а только свободным. Притом, что у нас тут в лесном поясе, да ещё в степях немного отсталые отношения. В городах на тех, кто владеет рабами смотрят искоса, как на неразумных в зверинцах. Это потому, что в городах много грамотных, которые сами читали книги Учителей, а не просто слушали их адаптированные версии, которые некоторые бароны просто мастера рассказывать. Дескать, рабовладение освящено самими Учителями и так далее. А на самом деле в этих книгах Учителя порицают рабовладение, но соглашаются с тем, что оно до времени необходимо, а потом должно уйти.

Вот учёные и просто грамотные спорят, настало ли уже это время, или ещё пока рабовладение оправдано? Хотя всем давно ясно, что раб много не наработает и вдобавок всё время норовит сбежать. Скажем, теперь у меня хоть и есть хозяин, но я не его вещь, как в былые времена. Он должен обо мне заботиться, а я должен на него работать. Но ныне и на себя тоже. Не помню, как это состояние теперь называется, я эту книгу не дочитал, война началась, и стало не до самообразования.

А вообще, я люблю посидеть на насесте с интересной книгой. Желательно про путешествия и битвы. Вот недавно одолжил у Пёстрого «Приключения славного Крепыша, в империи и других странах, а также на Левом и Правом материках». Чувствуется, автор разбирается в военном деле, и, похоже, и сам кое-где побывал: и сражения и чужие материки, где обитают одни неразумные драконы, сухопутные и летучие, описаны очень реалистично.

Да, это я отвлёкся, в общем, настоящих рабов скоро не будет совсем. Даже последняя военная кампания, в которой я сподобился участвовать от начала до самого финала, хотя и присоединила к империи последнее на материке независимое королевство, но его жителей мы в рабство не продали, как это делалось раньше. А напротив, скостили налоги, временно конечно, и объявили, что скоро побеждённые станут полноценными гражданами, если не будут бунтовать. А поскольку других стран, враждебных или дружественных на материке не осталось, армию сократили, и меня тоже отправили в отставку. И если бы я к тому времени не утопил по глупейшей случайности весь мой заработанный за время службы моток серебряной проволоки, то сейчас тоже посылал бы в столицу гонца с отчётом и денежной катушкой, а не ехал бы сам с таким ответственным поручением Пёстрого.

И вообще неудачи начались с самого начала. В попутчики барон навязал мне Кривого, парня какого-то серого и безликого. Но чем-то он отличился перед хозяином и в награду напросился ехать, потому, что «столицы никогда не видел». Можно подумать, он в путешествие собрался, а не работу исполнять! Тем более, на мечах он никакой, самострела я в его руках ни разу не видел, а порохового боя он и тем более, никогда не нюхал.

Правда, в гужевых он, вроде, понимает, ну пусть и занимается: запрягает-выпрягает нашего красавца, водит к водопою, подвязывает к морде мешки с сушёными корнями и какими-то фруктами. Ухаживает, короче. Тутошние гужевые сродни верховым, что у нас в армии были, тоже спокойные такие, слюнявые… на четырёх ходят, тоже шипы у них на спине костяные, но у армейских шипы как-то иначе расположены, так, что можно седло-насест установить, а местные только в упряжь годны. Ну в плуг ещё, конечно.

Так вот, скормил я нашему тяглу морковку на дорожку, и выехали. Сам Пёстрый нас и проводил, с крыльца помахал, «удачи» пожелал. Сумку с бумагами и серебром я себе на шею повесил для сохранности, а сверху попону свою форменную одел. Хоть и холодно не было, но привычка армейская! Сколько раз она меня спасала! Попонка-то старая, со споротыми на боках круглыми сержантскими нашивками. Вся она выгорела, а под нашивками осталась, как была. Эти пятна знающему бывшему и нынешнему военному о многом говорят.

Да, и Кривой тоже в попоне поехал, примостился сзади в четырёхколёске, полной мешков с кормом для гужевого. Это, чтобы по дороге не покупать, в наших краях всяко дешевле!

Проехали мили полторы, чувствую – что-то не то! Такое впечатление, что забыл я что-то. Или потерял. Остановился, стал проверять. Сумка Пёстрого на месте, мечи на боках, оба. Самострел тоже на портупее, стрелы при нём. Продукты, огниво… Ага! А где укладка с пороховыми трубками? Под ногами лежала, когда грузились, в самое удобное место я её приспособил, а теперь, куда она делась? И спихнуть я её не мог случайно, громоздкая она… Неужели мальчишки, что помогали грузить четырёхколёску стащили? Взяли посмотреть, а то и стрельнуть? Да нет, знаю я их всех, нормальные ребята! И ко мне всегда с уважением: «Дядя Белоголовый, расскажи..?» И слушают мои военные байки, раскрыв рты, только бородками тряся от волнения в самых страшных местах. Не могли они взять, хоть и молодые, понимание должны иметь! Хотя, я в их возрасте, если вспомнить и не такие чудеса творил…

Короче, нету укладки! Развернулся я, да обратно поехал. Кривой тут же раскричался: «Куда? Зачем? Примета…!» Пришлось прикрикнуть на салагу. Хоть и говорят, что это плохая примета – с дороги возвращаться, да я не верю: на меня она точно не действует. Наоборот даже.

«Раз наш полк шёл ускоренным маршем на соединение с… впрочем, неважно. А меня командир завернул на место прежней дислокации: забыл он там свой короб с картами, приказами и прочими бумагами, короче всю полковую документацию. Теперь-то уж можно сказать, никому это не повредит: по пьяни он забыл. Даже начальника штаба они тогда чуть не забыли, но про него всё же вспомнили, а про документы – нет.

Ну, я молодой сержантишко был, малоопытный, тряхнул по уставу гребнем и назло всем приметам помчался назад. Тогда ноги-то помоложе у меня были, как у Попрыгуна теперь. Прибегаю, а там гражданские уже делят находку: бумага на растопку, а красивые разноцветные карты на стенки, вместо картин. Рявкнул я на них свежевыработанным командирским рыком, они всё и вернули. Даже две укладки пороховых трубок от страха принесли, ну те, что наши тоже… позабыли забрать. Я же не дотащу! Реквизировал по законам военного времени какую-то тачку, загрузил и назад.

Короче, пока туда, пока назад бегал, а полка-то нашего и нет! Почти нет, добивают его. Попал в засаду к сепаратистам, прижали они его к паромной переправе и щёлкают солдатиков из самострелов по одному. Позиция-то у наших никакая, в воду от стрелы не спрячешься, берег каменистый, особо не зароешься. Вместо брустверов – стыдно сказать! — тела погибших друзей используют. Да ещё за трупами тягловых прячутся и за перевёрнутыми повозками. А паром враги вниз по течению пустили. Командир похмельный наш погиб смертью храбрых, прочих офицеров тоже почти всех выкосило. Правда, и врагам хорошо досталось: наши-то огненным боем огрызались, пока порохового зелья много было.

Это я потом всё узнал, а тогда услышал крики и редкие выстрелы огненного боя, бросил тачку и осторожненько, на корточках – в разведку пошёл. Оказалось, что я в тылу сепаратистов. Они у меня, как на картинке, я-то на горке, а они в низинке немного. Был бы самострел, я тихонечко прорядил бы их залёгшую цепь, пока б они сообразили, откуда болты прилетают. Да «бы» мешают! Отдал я самострел отделённому, где теперь он? Зато две укладки огненного боя приволок, так, что без шума не получится. Сам погибай, а товарищей выручай! Вот и твой черёд пришёл, Белоголовый. Не ждал я, что живым из этого боя выйду, думал: отвлеку врагов, остатки полка в реку попрыгают, на ту сторону переплывут и спасутся.

Короче, выбрал я ложбинку на гребне холмика. Эдакую, поспособнее с кустиками для дополнительной маскировки. Снял попону, разложил на ней всё моё оружие и огнебойное и метательные ножи. Меч из ножен извлёк. Это на тот маловероятный случай, если до рукопашной дойдёт. Посчитал пороховые трубки, двадцать их оказалось, два полных комплекта. И зарядов ещё два комплекта, да только, кто мне их заряжать будет? Большинство огнебоев заряжены крупным дробом, на сто шагов слабовато, конечно, но и враги не всегда так далеко лежать будут, как сейчас. Непременно поближе подойдут, гарантирую!

Рассортировал я трубки, те, что жаканами заряжены – по одну сторону, остальные по другую положил. Вставил пистоны. Прочитал благодарность Учителям за спасение наших предков в давние времена и потянул к себе первую трубку, с жаканом, конечно. Подобрал цель, офицера видимо, больно тот громко распоряжался, воткнул трубку поглубже упорным рогом в землю и пальнул без церемоний.

Бабахнуло, и я сразу оглох на правую сторону. Когда же унесло дым, то увидел, что моя цель лежит без движения, и никто даже помощь ему не оказывает, пустое дело, видимо. Зато другое движение, причём в мою сторону отмечалось. До двух десятков солдат противника трусили прямо ко мне, все, как один, заряжая на ходу самострелы. Первый залп я, кажется, не заметил из-за дыма. Эх, далеко они ещё! Но командир этого отряда, без самострела, зато с мечом в руке вполне доступен для моего огня. Нас в сержантской школе учили первыми убивать командиров, это же ясно! Этот, не знаю, офицер или сержант был тёртый малый, передвигался он, как и положено, зигзагом, но привычка к самострельному бою его подвела, пуля-то летит быстрее.

Выстрел, удар в плечо, плохо я воткнул рог, почва слишком каменистая. И вот уже сел неловко тот бравый командир на склон моего холма, склонив голову и едва дергая рукой, где раньше был меч. А его отряд и вовсе залёг. Точно я стреляю, ещё с сержантской, не хотят вражеские вояки моего свинца в грудь! Каждый боится стать следующим. Где же ваше презрение к смерти, солдаты? Вы же за какие-то там идеалы сепаратизма сражаетесь? Или вы наёмники и ваш идеал – полфута серебряной проволоки за бой? И ещё три фута при увольнении? Нам-то поменьше платят.

Тем временем мои соратники, почуяв поддержку, активизировались: стрелы полетели в спины штурмовавших холм. Пару раз ударило и огненным боем, без особого, правда, результата – далеко. Я же, не видя пока достойных целей для пары оставшихся жаканов, взял две трубки заряженные дробом и с малым интервалом хлестнул по залёгшей цепи, оказавшихся ныне под перекрёстным огнём сепаратистов. Только пух полетел! Да ещё яростные вопли задетых врагов порадовали мой слух! С такого расстояния, конечно, никого не убил, но вырванные перья, свинец под кожей и обильное кровотечение, это вам не на насесте в таверне пиво пить. Кажется, вам ещё и за ранения отдельно платят? Чем мог – помог! Но не наглейте и вперёд не лезьте. Авангард отправлю туда, где говорят, никакие деньги никому не нужны!

Пока там вражеские командиры разбирались и поднимали теперь уже почти весь личный состав в атаку на меня, да ещё не только в лоб, но и с обходами по флангам, я успел перезарядить остывшие трубки. Итак, у меня снова двадцать выстрелов, я зол весел и невредим. И, слава Учителям, кажется, ещё немного поживу…!»

Вот так под воспоминания о славном прошлом и вернулся к Пёстрому во двор. Смотрю, он распекает стоящую с повинным видом молодёжь. И моя потеря перед ним лежит на земле. Меня увидел, обрадовался. Ему-то не нужно объяснять, что такое пороховая трубочная укладка, которую юнцы обнаружили в высокой траве около того места, где я грузился. Сами обнаружили и сами ему принесли, между прочим! Зря я на ребят подумал. А ругался барон больше для проформы: «почему раньше не нашли?» Хотел уже верхового вдогон посылать, а тут я сам вернулся! Ну и слава Учителям!

Неуправляемые «Алебарду» и «Меч» поставили на низкую экваториальную орбиту планеты. Но, не надеясь на нашу сознательность, конвоиры не ушли, а только несколько отдалились, по-прежнему бдительно приглядывая за непрошенными гостями. Во всяком случае, жерла их излучателей были постоянно направлены на нас. Ремонтники и привлечённые из экипажа ударно потрудились, повреждённое оптоволокно было заменено менее, чем за сутки. Тесты теперь показывали полную исправность маршевых двигателей и готовность к бою аннигиляторов. Но по понятным причинам опробовать мы ничего не стали. Пускай оппоненты думают… Кто их знает, что и как они думают? Если они умудрились как-то нанести нам такой хирургический удар, то возможно, для них не секрет и то, что мы починились. Может быть не секрет и то, что мы могли контратаковать даже в ручном режиме.

А вот планета оказалась уникальная! За последнее время, каких мы только не видели, но такая попалась нам в первый раз. Обращаясь вокруг своего красного солнышка с периодом меньше месяца, она оставалась всегда повёрнута к нему одним полушарием, на котором царил вечный день. Соответственно другое было погружено во тьму, которую рассеивал иногда только другой компонент системы тоже красный карлик, близнец первого. Эти два миниатюрных солнышка обращались вокруг общего центра тяжести, и каждый имел по несколько планет.

Так вот, во всей системе имелась только одна «живая» планета, вокруг которой мы ныне и нарезали витки в ожидании компетентных носителей разума, как будто призванных роботами решить нашу судьбу. На исследовании планеты мы и сосредоточились. Она оказалась немного меньше Земли. Холодное её полушарие было покрыто вечными льдами, образующими нечто вроде земного антарктического купола, только значительно больших размеров. Ледники, впрочем, выползали языками и на освещённое полушарие, оканчиваясь частично в океане, частично на трёх материках. Впрочем, может быть эти материки и соединялись в единый под ледяным покровом «антарктиды».

Эти три массива суши, разделённые достаточно широкими океанами тянулись, как я уже говорил, от ледяного полушария к точке, где солнце системы вечно стояло в зените. Но достигал этого места только один, самый большой. Там явно была безжизненная пустыня, жёлто-красная, не осенённая тенью никакого, даже самого маленького облачка. Зато стекающие с ледника реки несли свои воды в глубину освещённого полушария, образуя многочисленные озёра и впадая, наконец, в океан. Климатические зоны отлично просматривались с орбиты: если вдоль края ледника было нечто вроде тундры, то далее поверхность суши зеленела иным оттенком, образуя, по-видимому, аналог земной тайги, а затем и пояс лиственных лесов. Тут в атмосфере вертелись улитки циклонов, шли дожди, гремели грозы и, похоже, процветала жизнь. И не просто жизнь: ещё на подлёте к планете мы обратили внимание, что там, где гипотетические леса сменяются степями или саваннами, имеются чётко различимые с орбиты квадратики и прямоугольники полей. Правда, только на одном, самом большом материке. На планете явно была цивилизация. И она, как минимум, практиковала земледелие.

Так это её роботы в коллекторе так категоричны и скоры на решения? Что-то непохоже, что её: наблюдали мы за планетой, правда, пока недолго, но так и не зафиксировали ни стартов с её поверхности, ни посадок. И на планетарных орбитах не наблюдалось никакой активности, ни транспортного трафика, ни спутников связи, ничего вообще. Только мы в гордом одиночестве и трое наших конвоиров-надсмотрщиков. А с самой планетой мои ребята быстро разобрались: её населяли динозавры.

«Прошли века, сменились поколения, новые «…» (носители разума) уже только по «…» (видеоматериалам) представляли себе, каково это видеть ежедневно восход и закат настоящего солнца. Наше родное светило уже почти не отличалось на небосводе от прочих звёзд. А рядом с ним, как напоминание о трагедии всё так же яростно пылала «Блистающая». Природе и носителям разума было нужно солнце и его, а точнее шесть штук, запустили вокруг планеты, как только она удалилась на достаточное расстояние от разрушенной вторжением Системы. Зажигаясь, то попеременно, то все вместе, они обеспечивали видимость смены времён года. И если грели в дополнение к Установкам эти «…» (искусственные?) солнца не очень сильно, то светили достаточно ярко. Как будто и природа удовлетворительно перенесла «…» (стресс?) потери естественного светила. Конечно, изменились климатические зоны, но, в общем, климат стал более мягким.

Сначала, по прошествии веков, (шестидесятичетырёхлетий) забили тревогу биологи. По их наблюдениям, многие растения поколение от поколения давали всё меньше плодов, некоторые животные и насекомые размножались всё более неохотно. Уже почти невозможно было услышать в поле жужжание «…» (род насекомого) и песню «…» (мелкое певчее животное) в лесу. Всё новые и новые сорта (сельскохозяйственных) растений и работа «…» (фабрик производства продуктов) питания, конечно, обеспечивали рацион «…» (носителей разума), но часть природы явно деградировала. Исследования показали, что «…» (искусственные?) солнца не обеспечивают всех тонкостей натурального спектра естественного светила. Попытки скорректировать их спектр оказались безуспешны.

К счастью, не все растения и животные выглядели угнетёнными в новых условиях. Некоторые, похоже, не чувствовали никаких неудобств, нормально развивались и давали многочисленное и здоровое потомство. В конце концов, мы бы смирились с вымиранием части животного мира и привыкли к тому, что в нашем рационе питания «…» (некий продукт) всё чаще заменяется на «…» (некий другой продукт). Но, к сожалению, нежелательные изменения коснулись и самих носителей разума, временами забывающих, что они тоже часть природы. Всё чаще дети стали рождаться слабыми, подрастая, они отставали в развитии от своих сверстников в предыдущих поколениях. Конечно, биологи и инженеры приняли экстренные меры, буквально везде были установлены излучатели, «…» (по идее?) компенсирующие недостатки спектра светил. Положение немного улучшилось. Но полностью проблема не была решена.

«Она и не будет решена таким способом!» – заявил «…» – крупный учёный, биолог и физик, посвятивший всю жизнь исследованиям. Живые организмы, утверждал он в своих статьях, с момента своего появления получают от светила не только спектр оптических излучений, который легко имитировать, во всяком случае, в жилых помещениях. Ещё их пронизывают электромагнитные поля различных частот, их облучают вторичные продукты взаимодействия солнечного ветра с магнитным полем планеты и её атмосферой. Когда планета входила в систему, этот солнечный ветер ещё и в какой-то степени блокировал попадание на неё высокоэнергетических частиц галактического происхождения. Теперь его нет, и этот барьер приоткрыт. К каким непредвиденным мутациям приведёт такое облучение? — вопрошал учёный. И сам же отвечал – пока неизвестно! Но вряд ли эти влияния будут благотворны.

Какой же выход усматривается из этого нового тупика? Пока не грозящего немедленной смертью, но мучительной деградацией и вымиранием?»

Не сказать, что мы так уж мучались осознанием своего «плена». В любой момент мы могли попытаться предпринять попытку освободиться. Не случайно ведь «Пончики» заблокировали аннигиляторы, а лазеры не тронули. О чём это говорит вдумчивому человеку, анализирующему логику робота? Правильно, о том, что наши сверхмощные ультрафиолетовые лазеры они сочли для себя безопасными, а аннигиляторы… что? Ну вы поняли? И все поняли. Осталось непонятным, правда, как эти роботы, вообще, не побывав на наших судах и не проанализировав сотни квадратных метров схем оборудования, узнали, где и что пережигать? И как они это пережгли? Эти вопросы замяли… для ясности: могут и всё! Примем, как данное.

Цепи управления мы заменили, так, что… А если их снова сожгут, то возможно, кстати, стрелять и как в двадцатом веке: навёл вручную и – огонь! Предусмотрен такой режим. Я это знал, но забыл, мне Тамара напомнила. Она сейчас почти всё время службы посвящает тренировкам на аннигиляторах. Виртуально, конечно. Тома скромная и не хвалится своими достижениями, но я слышал случайно в рубке, что она догнала и перегнала в виртуальной ручной наводке и стрельбе признанных асов в чинах сержантов и даже лейтенантов. Вот, что значит охотница с самого детства! Из чего она там стреляла? В общем, я её ещё больше зауважал.

Но зато в нашем постоянном сабельном противоборстве я ей спуску не даю! Вот ещё! Тяжело в учении – легко в бою! И ни разу не заметил, кстати, чтобы она уклонилась от очередной тренировки. Настырная девчонка! И окрепла она в последнее время, удар стал уже не тот, что я недавно парировал шутя. Старшина Гегешидзе подкладывает ей на камбузе всякие полезности, впрочем, как и мне. Но вот тётя Лена по-прежнему постоянно побивает уже меня. Зато всё чаще удостаиваюсь не только её саркастических подначек, но и скупой похвалы. Видит она, значит, какой-то прогресс!

Для того, чтобы экипажи не обленились в обстановке бездеятельности, не начали излишне скучать, а то и хандрить, Кондратенко организовал «научные группы», которые занялись изучением планеты. Хотя настоящих учёных, как в своё время в экипаже «Ландау» у нас не было, но достаточно образованных офицеров хватало. Впрочем, наврал: были реальные учёные. Наш доктор Володя Бауэр и Рихард Полонски с «Меча», тоже врач. Володя, настоящий доктор, только биологических наук, а Рихард – кандидат чего-то там медицинского или тоже, биологического.

В общем, когда нас поставили на низкую орбиту, мы принялись за наблюдения, поскольку потрогать планету пока не могли. Составили достаточно подробные карты экваториальных областей. Только освещённой стороны, впрочем. Но разглядеть вероятных хозяев планеты в оптику у нас не сразу получилось. Видны были леса, поля, даже вроде, дома. Конечно, дороги, но не живые существа. По дорогам, впрочем, двигались какие-то пятнышки в несколько пикселей размером, но различить их очертания не удавалось.

Это всё на самом большом материке. На двух его окружающих водились явные динозавры. Увеличения всё-таки не хватало, но различались диплодоки и ещё какие-то гиганты. И целые стада живности помельче. Подобное ожидалось, и большим сюрпризом эта информация не стала. Просто те, кто опередил нас в исследовании «Яйца», сумели разобраться с наследством Рапторов и воспроизвели на планете доисторическую земную фауну и, видимо, флору. А их роботы до сих пор следят за ходом и чистотой эксперимента. Но как обстоят дела с разумными? Пока возобладала версия, что их поселили на срединном, самом большом материке, где не водится гигантов. Или разумные их истребили? Во всяком случае, дома и дороги просматривались только там.

Ребята с «Меча» придумали и затеяли какую-то доработку судовой оптики, пожертвовав для этой цели чью-то личную камеру. Мы узнали об этом, тоже загорелись, но решили пойти другим путём: собрали совершенно новый телескоп, оптику взяли из ЗИПа лазера, а матрицу поставили табельную от камеры внешнего обзора. Всё с разрешения Кэпа, конечно. Я тоже немного поучаствовал, распаивал разъём управления и сигнальный кабель. Потестировали трубу сперва в коридоре, а затем установили снаружи. В этот раз мы успели первыми: пока немцы спешно юстировали свой агрегат и устраняли какие-то неполадки, мы уже получили чёткую картинку.

Пёстрый немного выговорил и мне: как это я теряю всё подряд, не успев ещё отъехать? Не потерял ли я и его, Пёстрого, сумку? Досталось и Кривому. Я-то по старой армейской привычке только сокрушённо потряхивал гребнем и твердил уставное: «виноват, виноват!» Барон от меня и отстал, переключившись на моего напарника. Тот неожиданно завёл нудные оправдания: дескать, он знать ничего не знает, какой такой огненный бой? Да он его боится хуже смерти, и даже сами Учителя не заставят его прикоснуться…

Пёстрый ещё немного поругался, позадавал Кривому разные нелепые вопросы, а потом остыл и услал его с каким-то поручением в деревню. Корзину сухих фруктов принести, что ли? Потом вообще разогнал всю свою челядь, и когда мы остались одни, предложил мне присесть рядом с ним, на его дворовый, баронский насест.

— Что думаешь, Белоголовый? — спросил он озабоченно. — Кривой?

— Конечно он, больше некому, — ответил я, умащиваясь на солнышке и топорща от удовольствия перья на шее.

— Один или заговор?

— Думаю, заговор. Стрельба огненным боем дело всё же неспешное…

— Да понял, понял!

Но я предпочёл закончить мысль:

— …а если он предполагал меня всего лишь пырнуть, то зачем ему укладку скидывать? Ножик быстрее трубки… Ясно, что на дороге нас ждут его подельники, которым дробом в бок не в жилу. Он всего лишь наводчик.

— Думаешь? — Пёстрый в раздумье подёргал бородку. — А у него самого-то нож есть?

— Есть, под попоной слева, у меня глаз намётанный. Заметил, когда он в повозку садился…

— Так, что решим? В сарай его, а ты другой дорогой…?

— Нет, так не годится, Пёстрый! Сказано же в судебнике: «не оставляй в подозрении». В том смысле, что добейся доказательств. Но у нас, же и не старые времена, когда на дыбу вздёргивали? Тем более, показания под пыткой доказательствами не являются.

— Да я знаю! — несколько смущённо ответил барон. — Сдохнет, скотина на верёвке или покалечится, у меня же судебных допросчиков нет. А отвечать потом за него, как за нормального разумного! Но и рисковать налогами за год, чтобы только не оставлять в подозрении…

— А с налогами пошлёшь других. И другой дорогой, через Озёра. Тех, кого в позапрошлом году посылал. Надёжные ребята? Вот и отлично! После того, как мы уедем.

Я выудил из сумки пачку документов и большой моток проволоки и сунул всё это в необъятной величины карман баронской попоны. Маленький же моточек, повертев перед глазами Пёстрого, снова спрятал на груди.

— А с этим мы сейчас двинемся, прежней дорогой, естественно. Вдруг мы с тобой ошибаемся, и Кривой просто безобидный молодой дурачок? Тогда я куплю в Столице всё по списку и привезу. А если нападут, и не выкручусь, то потеря серебра невелика.

— «Не выкручусь… — с сомнением пробормотал Пёстрый. — Не рано тебе помирать? Вообще, как-то ты спокойно…»

— Всё не привыкну к мирной жизни, — ответил я. — Никогда не думал, что мне суждено банально рухнуть с домашнего насеста, а не умереть от пули или сабли.

— Я тебя понимаю… но ты уж поживи, привыкнешь. Я вот привык… Найдём тебе вдовушку, или двух, будет, кому ветерану кашу запаривать в старости! И греть с двух сторон на насесте…

— Нет, только не это! — делано возмутился я. — По мне, так лучше сдохнуть! Вон, тащится уже… Так поехали мы?

— Да, езжайте! Пришлёшь весточку, что и как… Осторожней будь и держи огненный бой наготове. Не только против разбойников, селяне говорили, что видели один сон назад летучего.

— Да верно врут они! Наверно пива сверх меры насосались. Вот что дракону тут делать-то? Дальше побережья они не залетают. И не нападают ни на кого, рыбой питаются.

— Да знаю я, знаю, но Учителями клянутся: «летел, свистел!»

— Ладно, понял…

Встречался я во время экспедиции на Левый Материк с драконами. С виду большие и страшные. Клюв чуть не с меня размером. Но обычно им одного выстрела хватает, хлипкие они. Только не в крылья, понятно, а в грудь или голову. Их-то бояться нечего, там, в походе другие были, кого бояться…

По дорогам, которые в новопостроенной оптике превратились из тоненьких ниточек в полосы заметной ширины, не спеша ползли туда и сюда гружёные чем-то повозки, влекомые запряжёнными динозаврами. Мне говорили их предположительное название, да я не запомнил. Такие, с костяными шипами на спине. Наверно, смирные, раз их сумели приручить и запрячь. Погонщиками, восседавшими на передках телег, были, естественно, Рапторы, не очень крупные, какого роста трудно сказать. Я не буду их очень подробно описывать, все и так знают, как они выглядят.

Часть из них, вроде, носила одежду, часть блистала перьями самых разнообразных расцветок. Предположительно самки… пардон, женщины были раскрашены скромно и однотонно, зато мужчины щеголяли наверно всеми цветами радуги. Это при том, что Рапторы, говорят, различали не все её цвета. То есть – все, но не все их оттенки. Ещё мужчины носили на головах то, что я принял сначала за красные шапочки. Это оказались гребешки, как у индюков или петухов. У женщин они тоже были, но маленькие. Как и у современных птиц – потомков динозавров, кто не знает. Конечно, даже в усовершенствованную оптику многого различить не удавалось, тем более ракурс был неудачный.

Но мы писали всё, что удавалось увидеть в разрывах облаков, в том числе жизнь самого большого города на континенте, наверно столицы какого-нибудь государства, если они у них имеются. Наверно, имеются, поскольку даже с высоты орбиты мы наблюдали проявления имущественного и социального неравенства: кто-то работал на полях, а кто-то и просто прохаживался по их периметру. Конечно, можно предположить, что они иногда меняются местами… Что, и хижинами? Ладно, шутка! Что-то у них было, вроде крепостного строя.

Интересно, они сами к нему скатились после того, как миллионы лет назад их предки… Кажется, у меня ум за разум заходит. Никуда они не скатились, а прибыли сюда в виде бессмысленных эмбрионов. «Бессмысленных», значит не соображающих. И те, кто их привезли и поселили на этой планете…

Однако, какой труд! Вряд ли планета уже имела приемлемую для землян биосферу. И имела ли вообще? Эти… э-э… спонсоры Рапторов проделали гигантскую работу по терраформированию планеты… Впрочем, что я о них знаю? Может сами они ничего и не проделывали, а приказали роботам, а потом лет через триста спросили:

«Готово?»

«Готово!»

«Ну запускайте, пожалуй…»

Всё равно, раз Рапторы не гоняются друг за другом с целью приморить и сожрать соплеменника, значит, какое-то воспитание они получили. А что феодализм, так надо же с чего-то начинать? Раньше, наверно вообще, было рабство, а то и первобытно-общинный строй. Ничего удивительного: каждая общественно-экономическая формация, это в первую очередь набор базовых знаний в головах носителей разума. Для первобытного строя достаточно тех, что можно получить в кругу семьи или племени. Менеджерам рабовладельческого строя уже нужно более широкое образование. Какие посторонние спонсоры могут его дать? Никакие, только сами, своими руками, ногами и боками.

Хотя, те могут немного вмешиваться, подкидывать тезисы, пользуясь своим авторитетом, «прогрессировать», как в какой-то читанной в детстве книге. Сейчас, во всяком случае, этих спонсоров на планете не наблюдалось, если только они не умеют маскироваться, как Крабы. Но не было и никаких подозрительных радиоизлучений, хотя Маруся следила за эфиром очень тщательно. Впрочем, те могли и не использовать радио.

Да, а на других материках Рапторы не селились. Или их не селили. Там всё отдано было мезозойской эре во всей её красе. Неисчислимые стада травоядных динозавров пасли динозавры плотоядные, время от времени взимая свою кровавую дань. В воздухе парили летучие звероящеры, а вот стаи всякой агрессивной мелочи мы наблюдали с трудом, в основном в картинах недолгой борьбы и скорой кончины отбившихся от основной массы травоядных. Самих этих мелких и зубастых разглядеть по отдельности не удавалось.

Когда на планете в тех местностях, над которыми мы пролетали, портилась погода, экипажам приходилось переключаться на другие виды деятельности, кроме несения вахт: профилактика и регламенты закреплённого оборудования, изучение материальной части, очередные и внеочередные тренировки. В том числе учебные тревоги. Всё это гарантировало людей от расслабленности, которая в реальном бою могла дорого обойтись. Но случалось и свободное время, которое тоже было нужно куда-то девать.

«У солдата должен быть досуг, но он не должен бездельничать!» Так говорил старшина нашей группы и его дела не расходились со словами. Похоже, у Кондратенко тоже был когда-то такой же старшина. Но к счастью большинство ребят в наших экипажах были организованные, проблем с проведением досуга у них не возникало. Тем не менее, «адмирал» предлагал постоянно и нечто новое. Был сыгран шахматный матч, в котором с большим перевесом победила команда «Алебарды». Вне конкурса играли судовые компы. Впрочем, все их сто игр закончились вничью. А затем все желающие сразились в компьютерный «Встречный бой». В первой игре мы разгромили немцев начисто, во второй, почив на лаврах, потерпели позорное поражение. Теперь обе команды готовились к решающей схватке, проводили рекогносцировки виртуальной местности, обсуждали стратегию и тактику грядущей битвы. Мы с Тамарой тоже участвовали и заимели неплохие рейтинги. Кроме того, Кондратенко узнал, что в экипаже «Меча» есть трое саблистов, четверо вообще-то, но Сколик участвовать в матче отказался, ссылаясь на детренированность. Слукавил, наверно, он командир, и этим всё объясняется.

К тому времени опытным путём выяснилось, что «Пончики» не обращают внимания на перелёты челноков между судами, и к нам прибыла делегация немецких спортсменов. Договорились сражаться без скидок на пол и возраст. «Алебарду» раскрутили, и в спортзале установилось одна пятая «g». Конечно, это были не классические схватки, когда спортсмены твёрдо стоят на полу, а какой-то космический сабельный бой, с невероятными прыжками, управляемыми отскоками от потолка и фехтованием в полёте. Но тем он и был интересен. Судили бой компы, поскольку человеку уследить за всеми его перипетиями было невозможно. Из девяти разыгранных очков мы взяли шесть: я выиграл две серии, Тамара полторы, а тётя Лена две с половиной. Немцы уехали, соответственно, с тремя очками, но нас ждал ещё матч-реванш на территории соперника.

После окончания поединков Тамара неожиданно стала пользоваться большой популярностью на «Мече». Ей звонили, поздравляли с успешным выступлением. Всё же полтора очка из трёх возможных, да ещё против мужчин! Кое-кто, как смеясь, рассказала мне Тома, даже в гости приглашал, на Земле, конечно. С мамой познакомить! Для чего, интересно? Ну понятно, в экипаже полно молодых ребят, многие неженатые. Кому им симпатизировать, если не такой спортивной, отпадной девчонке? Я тоже посмеялся. Но слегка и ревность затаил, эдакую братскую. Пусть кто только попробует там руки распустить, когда мы на «Меч» отправимся.

Ну помянули Учителей, да и поехали снова по прежнему маршруту. Смотрю, Кривой дёргаться перестал, только иногда машинально попону трогает, там, где у него под ней ножик. Точно этот ножик в деле участвовать будет. Я и сказал ему ещё про одеяние: «Сними!» Дескать, жарко, ветер от солнца. Нет, не снял, хотя перья, вижу, топорщит, и рот раскрыл. Ну а мне-то что, привычный я.

Едем, только я шнурок в укладке распустил слегка, да в три трубки пистоны незаметно вставил. Хоть и не положено их со вставленными пистонами возить: мало ли что? Зато теперь выхватить, взвести и пальнуть недолго. Да, все эти трубки дробом заряжены были. Дробом для ближнего боя лучше. Мы и в армии так часто нарушали, потому, что правила правилами, а война войной. Я раз и живым остался только потому, что нарушил, а мой противник напротив. Но я ещё про первый случай не досказал.

«Так вот, сижу я на корточках на своей позиции, как стрекотун в уютном гнёздышке, и ругательски ругаю своих бестолковых однополчан, так и не понявших моего плана и не воспользовавшихся возможностью уберечь последние перья на общипанных задницах. И ретироваться, пока я отвлекаю противника на себя. Над головой посвистывают болты, пока не страшные, порохового боя у мятежников, похоже и нет совсем, а если и есть, то на ходу трубки несподручно заряжать.

Приподнялся я чуток да тряханул кусты слева от моей лёжки, а когда на беззащитные ветви обрушился шквал стрел, тут же повторил провокацию и справа. На этот раз стрел почти не было. Будем считать, что сейчас все или большая часть солдат противника заряжает самострелы. Мне это и надо, то есть, чтобы им стрелять было нечем. Вообще, зарядка должна происходить, пока сержант считает до пяти. Не успел – сделай кружок вокруг казармы. Ещё попытка – ещё кружок. Кто так и не уложится, тренируется вместо приёма пищи. По крайней мере, нас так учили в сержантской.

Это я долго рассказываю, а тогда было ещё только «два», когда я просунул меж веток трубку, покрепче вколотив рога в почву, и саданул сверху вниз дробом по цепи спешно перезаряжавших самострелы сепаратистов. В ответ раздались проклятья и крики боли, но я уже схватил вторую трубку и где-то на «четыре» или на «пять» пальнул ещё раз. Трое здорово посечённых свинцом затрепыхались, оглашая окрестности воплями, остальные залегли. Ни одна стрела не прилетела мне в ответ. Эх вы, ещё солдаты называется!

Нет, всё-таки стреляют! Одна стрела взвизгнула над головой, другая более точная пробила попону и вскользь задела плечо. Не остаться раненым и беспомощным мне помогло то обстоятельство, что моя форменная одежда изнутри обшита костяными пластинками. Уже гораздо позже мне удалось повстречаться с носителями этой чешуи вживую, а тогда я только возблагодарил коллег настоятельно советовавших потратить первые полученные футы проволоки на покупку этой брони. Стрела скользнула по пластине, вырвала её с положенного места и, потеряв на этом всю свою силу, только слегка поцарапала меня. Конечно, пластинки здорово истирают в некоторых местах перья, но те-то отрастут и вообще: по сравнению с возможностью остаться в живых, это ерунда и даже некоторый форс в обществе гражданских.

Так, те, которые пошли в обход по флангам доберутся сюда не ранее, чем через тысячу сердечных биений. До этого времени нужно постараться нанести максимальный ущерб противнику. А там уж… Я осторожно выглянул и увидел, что теперь сепаратисты ползут вверх по склону на корточках. Моя эффективная стрельба, сделавшая их такими осторожными, тем самым прибавила мне ещё несколько мгновений жизни. Вдобавок им и стрелять труднее. А мне – легко! Я наверху. Приготовив пять или шесть трубок, я открыл огонь по тем, кто вжимался в землю недостаточно тщательно. Свидетельством того, что дроб точно задевает противников, стали доносящиеся до меня ругательства, да взлетающие вверх фонтаны клочков униформы и драных перьев. Это были явно не смертельные ранения, настоящего солдата они делают только злей. Но среди мятежников таковых было, к счастью немного, и я с радостью заметил, что, несмотря на понукающие команды, эти раненые отползают обратно к подножию холма.

Внезапно, справа в кустах раздался явственный щелчок и возня. Неужели враги уже рядом? Тут же перекатился набок и схватил первую попавшуюся трубку, готовый разрядить её в нападающих. Но вместо атаки из кустов донёсся громкий шёпот:

— Бел, не стреляй, это я!

Ветки раздвинулись, и в ложбинку скатился рядовой с моего батальона Гребешок, прозванный так, ну вы понимаете? — за странную форму и размеры гребешка, которые, как почему-то считается, гарантируют обладателю успех у женщин. Вместо этого, хотя он, похоже, и старался быть хорошим солдатом, Гребешок постоянно влипал в какие-то истории. Вот и в этот раз он скороговоркой поведал мне очередную. Перед спуском к реке у него разболелся живот, и он отпросился у сержанта задержаться в леске у дороги. Тот разрешил, благо парома ещё не было видно. Потом началась стрельба и Гребешок, похоже, немного струсил. А может и не струсил, просто самострел и меч он оставил для удобства на повозке, а какой бы ты ни был герой, отсутствие оружия гарантирует тебе в этой ситуации не только бесполезную, но и бесславную гибель. Один нож, это не оружие. В общем, солдатик не убежал, но подполз поближе к полю боя и замаскировался в кустах в двух десятках саженей от меня. Ждал грозы или иного случая, чтобы миновать вражескую цепь и воссоединиться с полком. Услышал мою стрельбу и пополз к своим. Ко мне, то есть.

Вот и хорошо! Я приспособил парня заряжать мне трубки и присматривать за флангами. Особыми способностями в огненном бое он не отличался, но уж выпалить во врага сумеет. А я рядом, поддержу».

Адмирал, к моему удивлению, приказал мне явиться к нему на «предполётный инструктаж». Хотя, как вы понимаете, командующему эскадрой не по чину лично инструктировать каждого лейтенанта. Больше никого не было, не было, впрочем, и инструктажа, как такового: мы просто попили кофе из «груш», поговорили с Василием Петровичем «за жизнь», я погладил благосклонно подставлявшего бока, мурчащего Маркиза. И пошёл собираться, под напутствие: «Дерзай, лейтенант, всё будет хорошо!» Впрочем, меня не оставляло чувство, что нечто всё же осталось недосказанным.

Кондратенко дал свой челнок, тётя Лена и Тамара погрузились и мы отчалили. Поскольку было совершенно неясно, что завтра придумают наши «опекуны», то кроме арсенала холодного оружия для матча-реванша мы взяли для «Меча» ещё и упаковку с речевыми ретрансляторами. Ну вроде тех, что использовал Барсик. Надеваешь коробочку на шею, старательно проговариваешь что-нибудь про себя, и она разражается страшным рычанием, воем и гугуканьем. Это на языке Рапторов, таком, какой практиковался шестьдесят пять миллионов лет назад. Конечно, их «спонсоры» могли придумать опекаемым и другой, кто знает? Тогда эти ретрансляторы будут бесполезны. Да, забыл! У них есть ещё и наушники, через которые даётся обратный перевод на русский или немецкий.

«Меч» висел в сорока километрах от «Алебарды», путешествие было недолгим. Маруся уже информировала меня, что послала запрос на стыковку, как по постоянно работающему каналу связи с рубкой управления донесся голос Кондратенко:

— Володя, у вас всё в порядке?

— Так точно, — ответил я, оглядывая дисплеи.

— Телеметрия от вас сбоит…

— Да, связной комп индицирует потерю пакетов. Но это в пределах…

— Пилот! — прервал меня голос Маруси из динамика над головой.

— Слушаю! — ответил я.

Продолжения не последовало, и я повторил:

— Слушаю, Маруся!

Вновь тишина, только по каналу связи я услышал, как в рубке «Алебарды» Маруся докладывает Кондратенко, что потеряла связь с клоном. Творилось что-то нехорошее. Вышел на связь комп «Меча» и тоже доложил о нарушении связи с компом челнока. И теперь стыковка в автоматическом режиме невозможна. Перейти ли ему в режим «ручная стыковка»?

Похоже, что всё это было видно и слышно и на «Алебарде», поскольку в её рубке вспыхнула короткая дискуссия, по итогам которой я получил приказ от «адмирала»:

— Володя! Не пытайся стыковаться с «Мечом». Проверь ручное управление. Если не работает, ничего не предпринимай, мы вас вытащим. Жду доклада!

— Принято! — ответил я с напускным спокойствием, мол, плавали – знаем!

Такие ситуации курсанты отрабатывают множество раз: откинуть предохранительную крышку аварийного тумблёра, перещёлкнуть его в положение «ручное управлении». Челнок слегка вздрагивает, на ходовом дисплее сменяется конфигурация. Несколько секунд на прохождение теста и на дисплее под загоревшейся надписью «Ручное управление» появляется «Активировано», а в поле «Статус» более мелкими буквами: «Норма».

— У меня «Норма» по ручному! — докладываю я.

— Отлично! — отвечает «адмирал». — Ориентируйся и осторожненько домой, на «Алебарду». Больших ускорений и резких поворотов не закладывай. Как там твои дамы?

Я, честно говоря, и забыл!

— Виноват, господин генерал! — винюсь я. — Сейчас схожу, проверю!

Но встревоженные пассажирки сами являются в рубку. Первой заходит тётя Лена, Тома остаётся у неё за спиной – места мало.

— Что случилось, Володя? — встревоженно спрашивает тётя Лена. — Стыковка задерживается? И Маруся не отвечает.

— Сбой компа! — лаконично информирую я. — Перешёл на ручное управление. Вам лучше вернуться в салон и пристегнуться. Мы возвращаемся!

— Хорошо, Володя! — ответствует пассажирка.

Они уходят, но я слышу ещё удивлённое Тамарино: «А как же соревнования?» Конечно, обидно девчонке: настроилась на бой, а тут какие-то неполадки… Бывает такое с компами, редко, но бывает. Поэтому всегда есть горячий резерв. О переходе на этот резервный комп пилот узнаёт чаще всего только по индикации на дисплее, больше ничего не меняется. Почему это не сработало сегодня? Компьютерщики будут разбираться. А мне нужно доставить девчат «домой».

Ну, поехали! Перекидываюсь парой слов с вахтенным «Меча» и со Сколиком, тоже моментально появившимся в рубке при первых признаках неисправности на челноке. Они взволнованно желают мне «чистого космоса». Кстати, зачаточные знания немецкого позволили мне разобрать в трансляции, что полковнику предложили заарканить меня и подтянуть к «Мечу». Если не заработает и ручное управление. Спасибо, конечно, обошлось. Мы ещё прилетим к вам, ребята! Докладываю о начале полёта и на флагман.

Подрабатываю двигателями ориентации, вот она «Алебарда» на фоне планеты. Сорок километров, половину дистанции разгон, половину торможение с тем же замедлением. Сколько нужно времени на полёт? Выбираю ускорение, результат почти сразу появляется перед моим мысленным взором. Сколько таких, да и неизмеримо более сложных задач мы перерешали? Да не только сидя в удобном ложементе, но и в центрифуге и в… Ладно, не время предаваться воспоминаниям. Калькулятор соглашается с моими расчётами, добавляя от себя ещё целую кучу маловажных миллионных. Руки обхватывают удобные джойстики управления. Старт!

Ускорение небольшое, картина на дисплее и не думает меняться. Конечно, в иной ситуации я бы и пришпорил, но Кондратенко приказал не спешить. Наверно, чтобы не раздражать надсмотрщиков. Готов спорить, что сбой компа, это их… щупалец или манипуляторов дело! Сходить к дамам, ещё раз успокоить? Сообщил на флагман, что ухожу на пару минут со связи и пошёл, время есть. На челноке всё рядом: короткий коридорчик, откуда можно попасть в рубку, салон, шлюз и туалет. Вот и всё жизненное пространство.

Девчата молодцы: сказали им пристегнуться, они и сидят пристёгнутые. Что-то они бурно обсуждали, но при виде меня умолкли. Я быстренько доложил обстановку, попросил не волноваться, улыбнулся обнадёживающе. Развернулся, чтобы идти обратно и…

Вдруг громко заныл маршевый двигатель. Такой звук слышен на челноке только, когда он даёт полную тягу. Навалилось ускорение не меньше «g». Да, что же такое творится? Коридорчик превратился для меня в вертикальную шахту, пришлось подниматься по лестнице из поручней, впрочем, предназначенных и для подобных ситуаций. Рубка встретила меня озабоченными вызовами по радио:

— Володя, что у тебя случилось, ты идёшь с нерасчётным ускорением!

— Да не знаю я, что случилось! Сейчас…

Кажется, усаживаясь в ложементе, я сказал это вслух, поскольку голос Кондратенко поперхнулся и сообщил мне, что ускорение растёт, и достигло полутора «g». Я промахиваюсь мимо «Алебарды» и миную её такими темпами через тридцать секунд.

— Принято, — бормочу я, пытаясь заглушить двигатель.

Безрезультатно. Маршевый живёт своей жизнью, не реагируя на попытки как-нибудь им управлять. Докладываю. Получаю рекомендацию включить маневровые. Не включаются, тесты не проходят, нет у меня маневровых! Рули тоже мертвы.

Хуже всего то, что вектор двигателя направлен как раз по ходу орбитального полёта. Я начинаю быстро проваливаться с круговой. По радио Кондратенко и Стрижаков задают какие-то вопросы, дают рекомендации, обнадёживают. Отвечаю машинально, что-то делаю, проверяю, пытаюсь активировать. Даже, кажется, слегка иронизирую по поводу ситуации. А частью мозга, если можно так выразиться, обдумываю нетабельную посадку, которая очень скоро мне предстоит.

Голоса по радио пропадают, «Алебарда» и «Меч» опережают меня настолько, что скрываются за горизонтом. Начинает потряхивать. Высота девяносто, верхние слои атмосферы. Теперь работающий маршевый – мой союзник: чем сильнее он меня затормозит, тем больше у челнока шансов приземлиться компактно, а не в не в виде обгоревших фрагментов. И у нас шансов больше! Челнок хоть и не хрупкое сооружение, но вход в плотные слои с первой космической вряд ли перенесёт. Впрочем, у меня уже далеко не круговая, всего три с половиной километра в секунду. Скорость и высота продолжают падать. Скоро маршевый заглохнет в любом случае: водичка в баках на исходе. Я пробую атмосферные рули: действуют только пока слабо. Кстати, я лечу кормой вперёд, как всегда бывает при торможении. Всё, на индикаторе ноль процентов рабочего тела, маршевый останавливается. Челнок трясёт всё сильнее, я выворачиваю атмосферные рули до предела, следует кувырок через голову, рули через нейтраль в обратку. Есть стабильный полёт!

Вид окружающего пространства на панорамном дисплее тоже приходит в норму: внизу ночное и ледяное полушарие планеты, вверху незнакомые созвездия и далёкая вишенка второго солнца Системы. Не рухнуть бы на эти вечные льды, климат тут должен быть поистине антарктический. Пытаюсь запустить маршевый по второй, атмосферной системе. Бесполезно, горючего ноль, и двигатель не подаёт признаков жизни.

Моя скорость слишком высока для посадки, даже на космодроме меня размажет по нескольким километрам полосы. А тут боюсь для меня и космодрома не построили. Наружные камеры показывают, что поверхность судна охватывают всполохи огня. Я не могу долго тормозить об атмосферу, как когда-то одноразовые суда или «Шаттлы» – прогорит обшивка. Единственный способ: рули на себя. Наваливается тяжесть, тёмный горизонт уходит вниз, впереди только звёзды. Мой челнок, как ошпаренный, выныривает наверх из плотных слоёв атмосферы. Почему «как», ошпаренный и есть! Температура корпуса девятьсот Кельвинов.

Снова на борту невесомость. Теперь, пока челнок делает горку в верхней стратосфере ему хорошо бы получше остыть, а потом мы повторим погружение. И так, с каждым нырком теряя скорость, доведём её до посадочной. И сядем, где космический бог пошлёт. Порываюсь отстегнуться и сбегать проведать девчат: трансляция-то отказала. Решаю: в следующий раз. Немного поднимается температура, тепло с обшивки добралось до внутренностей. Включился вентилятор климатизатора. Он почему-то не затягивает свою обычную песню, а работает с какими-то перебоями: «ту – ту-у-у – ту-у-у, ту-у-у – ту-у-у – ту-у-у, ту – ту-у-у – ту-у-у…» Ладно, это потом починю, нам бы сесть целыми. До меня вдруг доходит, что эта явно повторяющаяся песня неисправного вентилятора… Или я потихоньку схожу с ума или это… азбука Морзе? Климатизатор… я не переводил его на ручное, не до того было, значит им управляет непосредственно комп. Но, если он работает…?

— Маруся?

«Ту-у-у – ту – ту, ту – ту-у-у» — отвечает вентилятор, что означает «да».

— Ты жива?

«Да – пилот – жива. Вызови – дисплей – климатизатора».

Пока она допиликивает вентилятором последнее слово, я вывожу на панорамник картинку искомого дисплея. Классно! Хоть мы со Стёпкой и изучали азбуку Морзе, впрочем, больше для прикола, чтобы разговаривать в школе на непонятном для друзей языке, а потом я проходил её в Академии факультативно… Но на слух и без практики это немного утомительно.

На дисплее Маруся информирует, что её исходящие цепи оборваны, но она всё «видит и слышит», поздравляет меня с принятием правильного решения, рекомендует на выходе из следующего пике «брать штурвал» круче градусов на пять.

— Как там девчата? — задаю я волнующий меня вопрос.

«С ними всё в порядке: удивлены, встревожены, но не паникуют. Пристёгнуты надёжно. Я пыталась связаться и с ними, но они Морзе не понимают».

— Хорошо. Маруся, ты можешь прикинуть, где мы приземлимся? Не хотелось бы в ледниковом полушарии или где-нибудь в океане. Плавают там… разные. А у челнока плавучесть лишь слегка положительная.

«По расчёту выходит, что приземление предстоит на срединном континенте…»

— Это, где Рапторы живут?

«Да. Но лучше бы садиться тут. Местность ровная, ни гор, ни лесов. Жалко, мы уже уходим с этого полушария».

— Тут замёрзнем! — лаконично отвечаю я.

Конечно, ни скафандров, ни тёплой одежды у нас нет. Сидеть в челноке на леднике и ждать пока нас вытащат – удовольствие небольшое. Судно уже опять пикирует со стратосферной горки, снова нас трясёт. Снова не успевшая толком остыть обшивка наливается вишнёвым свечением. Но перед тем как я беру виртуальный штурвал на себя, — «Круче! Ещё круче!» советует Маруся – успеваю увидеть, что льды и облака на горизонте уже окрашиваются лучами местного светила в цвет… бордо, что ли? Снова тяжесть, прохожу терминатор, и челнок опять устремляется вверх.

Вот и последняя деревушка Пёстрого. До этого местá были сравнительно оживлённые, нам то и дело встречались знакомые, все подданные нашего барона, естественно. Конечно, на этом участке дороги я нападения не ждал, скорее после деревни в нескольких милях, есть там одно отличное местечко. Если бы я был бандитом… Как он предсказуем, этот Кривой! Конечно, именно в этой деревне у него «схватило живот» и он бегом умчался на поиски рва. А на самом деле предупредить сообщника, что мы едем. Тот сейчас помчится напрямик через лес, а наша дорога вкруговую. Опередит нас примерно на полторы тысячи сердечных ударов. То есть, это если засада там, где я думаю, в Каменном овраге.

Во! Вернулся, в глаза не смотрит. Буркнул: «Поехали!» Сделал, видать, своё паскудное дело. Ладно, поедем. Пока его не было, я три свои заряженные трубки бросил на дно повозки и присыпал сеном. И ещё три зарядил, но оставил в укладке. Дорогу перебежал смутно знакомый разумный, я махнул ему рукой в знак приветствия, но тот вроде даже не заметил, а всполошено припустил в чащу. Вот и посланец налицо. Была бы у меня пара-тройка таких солдат, как Гребешок, я бы выпалил дробом предателю по ногам, быстренько допросил бы его, да нагрянул к засаде с тыла. Да только взять негде.

Даже и Пёстрый, при всей его бравости и соображалке, всё-таки штабной: от огневого боя, конечно, не сробеет, но и попадёт в цель, если только случайно. На мечах, правда, хорош, но не лучше меня. Мы с ним на Новогодие иногда показываем народу, как это биться на мечах, а не на палках. Так я маленько поддаюсь, барон всё-таки! Поэтому Пёстрый меня всегда «побеждает», и мы идём пить крепкое, а селянам выкатывают пару колод пива.

Это испокон века такой обычай: умеешь меч в руках держать – быть тебе бароном над прочими, неумехами. Теперь он уже не соблюдается, конечно, больше мотками проволоки кичатся. Но в памяти остался, даже пацаны проводят свои турниры, где устанавливают, кто в их среде будет бароном, кто его дружиной, а кто подданными, обязанными нести барону дань.

Какие сейчас дружины? Отпала надобность. Кое-кто из баронов держит с десяток бойцов всегда наготове, чтобы справиться с такими бандитами, что ждут меня в Каменном овраге. Но чаще с каким-нибудь дурачком, перепившим на праздник браги. А вообще, центральная власть крепка, с врагами разобрались, о сепаратистах давно ничего не слышно, особо буйных баронов тоже повывели. Спокойно трудись, рожай детишек, пей пиво на праздники – чем не жизнь? Но всё равно находятся до чужой серебряшки жадные. И тебе, Белоголовый, предстоит их укоротить.

Так за размышлениями местность понемногу сменилась: лес поредел, обочины поднялись каменными кручами, с осыпями да редкими деревьями, умудрившимися зацепиться за эту неудобную почву корнями. Это ещё не то самое место, то есть тоже Каменный овраг, но засада, скорее всего, с другого его конца. Там вдоль дороги с обеих сторон как будто специально идут поросшие кустами плоские террасы. Залечь на них милое дело, хотя они, конечно, и не такие крутые и высокие, как та, на которой я вёл свой последний бой в бытность мою сержантом. То есть, я так думал, что последний. Наша с Гребешком позиция не была неуязвимой, преобладающие силы противника уже незаметно заходили с флангов, а отступать мы не собирались, до тех пор, пока сохранялась вероятность, что остатки нашего полка воспользуются ситуацией и ретируются. Позже выяснилось, что сделать этого они не могли: слишком много оказалось там раненых, которых на руках не вынести, а вывозить не на чем.

Я уже говорил, что Гребешок действительно старался быть хорошим солдатом: попади он ко мне, я бы сделал его отделённым, а со временем сержантом, своим заместителем. Вот и теперь, мы работали слаженно, как на учениях. Он подавал мне очередную трубку, а я достаточно прицельно палил по подползающим. Их осталось не более половины первоначального состава, да и те в большинстве жестоко посечённые моим дробом. Потом всё несколько замедлилось, Гребешку пришлось заряжать трубки. Я приказал пороху класть поменьше, чтобы хватило на большее число выстрелов. Да и бить предстояло теперь почти в упор. Любой полковой сержант или лейтенант просто не нарадовался бы глядя, как мой подчинённый, лёжа на боку, отмеряет порцию зелья, засыпает её в трубку, придерживая другой её конец когтём ноги. Затем пыж, горсточка дроба или жакан, снова пыж, потом пистон. Всё строго по огнестрельному уставу, раздел «Стрелок с помощником». Так и просится на картинку в учебное пособие, только больно уж чумаз помощник. Да и я, похоже, не чище.

Кончились пистоны, а вместе с ними подошло к концу и время нашей жизни. Как странно устроен разумный! В тот момент я, прежде всего, пожалел не себя, а что пистонов не хватило на две последние снаряжённые трубки. Зарядил их Гребешок, а выстрелить им не предстоит. Осталось четыре выстрела, а дальше только врукопашную… Да как Гребешку в рукопашной биться? У него же только нож. Я отдал ему свой меч, а его нож прикрутил на конец пороховой трубки. Мы так иногда делали, лучше пики получается. Ту противник может перерубить, а стальную трубу попробуй-ка? И вообще, при определённой сноровке лучше, чем меч. Но вот рубить нельзя, только колоть. Перекинулись парой слов и решили, что дохнуть нам в этой ложбинке невместно. А лучше пойти в последнюю атаку: на бегу, говорят, вообще умирать не больно. Вот и проверим.

Я улучил всё-таки минутку и, когда мы были на очередной вершине нашей траектории, забежал к пассажиркам и предупредил, чтобы покрепче держались, поскольку нам предстоит аварийная посадка на планету. Врать не буду, испугались мои дамы здорово, тётя Лена даже заметно побледнела, а Тамара только нахмурилась и намертво вцепилась в подлокотники. Насколько я знаю, у них имеется негативный опыт неуправляемых посадок, у госпожи Фроловой, точнее. Я как мог, наскоро успокоил их, пообещал, что всё будет в лучшем виде. Даже пошутил через силу, что я-то посадкой слегка управляю и ринулся в рубку, поскольку вентилятор тревожно загудел, пытаясь привлечь моё внимание.

Как вы понимаете, моё присутствие в рубке при полноценно работающем компе было бы совершенно излишним, даже в режиме аварийной посадки: в любом случае Маруся и вычислила и вырулила бы всё гораздо точнее, чем самый лучший пилот с самой мгновенной реакцией. Но не сегодня. Сегодня она могла только рекомендовать, рулить мне приходилось самому. Скорость была ещё слишком велика, обычно на такой высоте полагается открывать закрылки и увеличивать мощность двигателя, чтобы снизить скорость, но не «проваливаться». Вот только не было у нас тяги, поэтому челнок просто как бы планировал, насколько ему позволяла теорема Жуковского и уравнение Бернулли, я же прикидывал возможность рухнуть не в лес, не на какие-то мелькающие внизу холмы, тем же лесом покрытые, а на ровное поле, или хотя бы болото. Да всё не попадалось мне ничего похожего. Челнок уже готов был чиркнуть днищем по верхушкам деревьев, когда впереди всё же открылась полянка, и я совершенно автоматически довернул пять влево, даже не успев читануть, что там пишет Маруся на дисплее. Секунда, другая, первое касание, подскок и началось «скачет сито по полям, а корыто по лугам».

Где-то тут… Кривой завозился в повозке и пересел на левый борт поближе ко мне. Чтобы, значит, выхватить ножик и… даже не знаю, куда он может метиться? В гузку, если только? Потому, что всё остальное у меня закрыто моей заслуженной попоной, которую простым ножом не пробьёшь. Или он этого не знает? Видел ли он, что она у меня изнутри…? Вообще, он может попробовать ударить в шею, там хоть и высокий воротник, но я бы, например, рискнул.

Наконец по краям дороги потянулись террасы заросшие кустиками. Я внутренне собрался, зато внешне постарался изобразить полную расслабленность, даже замурлыкал старую солдатскую песенку: «Дождись меня красотка». Такие крепкие слова у этой песенки, чтобы вы знали, что не только «красоткам», но и не каждому знакомому мужского пола спеть её прилично. А солдатики, ничего: поют, им можно, они со смертью под ручку ходят! Вот и мы с Пёстрым, два старых бойца, как налакаемся на праздник крепкого, так затягиваем её на два голоса, да ещё и другие похожие. Да так воем немузыкально, что вся баронская челядь прячется, кто куда, а супружницы его уходят ночевать к знакомым. И…

Тут с террасы, что справа посыпались мелкие камешки, я сделал вид, что не обратил на это никакого внимания, но на самом деле так и впился взглядом в купу венчавших её кустов. И точно: ветки слегка раздвинул болт самострела, пока только опускающийся и целящийся прямо в меня. Ну уж нет! Принимать удар болта даже в моей замечательной попоне мне не захотелось. Тем более, вдруг стрелок целит в голову или шею? И я натянул вожжи и рухнул с насеста налево. Точнее, сначала завалился на левый бок, зацепив за собой укладку, и пропал из поля зрения бандита, а потом уже под прикрытием повозки натянул вожжи. Гужевой послушно остановился, стрелок не сумевший совладать с изменившейся ситуацией, всё же нажал на спуск. Взвизгнуло и тяжёлый, кованый болт ударил в насест, да так и остался торчать в нём. От такого не спасла бы и моя хвалёная бронь.

Одновременно, чуть ли не на голову мне свалился Кривой. Аж гребень у него побелел от страха. Может и зря мы на него подумали? Но, нет: полез-таки, поганец дрожащими руками под одежду, достал ножик и… не стал я ждать, пока он меня, наконец, резать соберётся, ткнул наводчику в горло торчащими из укладки стальными трубками. Тот захрипел и сел на гузку, а затем беспомощно завалился набок. Но я уже не присматривался, а схватив снаряженную трубку, вскочил на повозку, поправил пистон и выпалил по примеченному кустику. Громыхнуло на удивление громко, поскольку мы как бы в яме, кто-то там наверху затрепыхался и заорал, очень надеюсь, что как раз стрелок.

Конечно, он был не один: из-за соседних кустов повыскакивали четверо и, размахивая мечами и подбадривая себя воинственным клёкотом, съехали по осыпи на дорогу. Хотели съехать, поскольку самого на его горе быстрого и ближайшего я успокоил жаканом в грудь. Тут же бросил трубку и схватил следующую, но выпалил неудачно: разбойник оказался очень быстр, и пуля только черкнула его по боку. Тем не менее, нападавший запнулся, ошалело взирая на фонтан драных перьев и пуха, источником которого на мгновение стал его бок. Я бросил в него разряженной трубкой, и вот тут мне повезло: гад уже снова поворачивался ко мне и тяжёлое железо ударило его прямо между глаз, под самое основание гребешка. Бандит рухнул на пыльную дорогу, и тут на меня навалилось сразу двое. Ещё раз пальнуть я не успел, только перескочил на другой борт повозки и выхватил меч.

Нет, сознания я не терял, хотя трясло и било при посадке так, что могло не сознание – душу вытрясти. Только оцепенел слегка, когда всё закончилось, забрызганные грязью камеры дали на панорамный дисплей уже неподвижную картинку лесной поляны как бы сошедшей с кадров популярных фильмов о палеонтологии. То есть главное, что она уже не вертелась колесом, периодически меняясь местами с небом… Центральную часть визуального обзора занимал вид на ствол дерева неизвестной мне породы. «Хорошо, что до него не донесло… — отстранённо подумал я. — Иначе…»

Хватит уже сидеть, нужно бежать к женщинам, устанавливать связь с орбитой, налаживать Марусины интерфейсы, чинить всё, что поломалось. А этого «всего», кажется, немало. Размолотил я генеральский челнок вдрызг… Будет работы Мареку и его коллегам с «Европы» или с кем там Кондратенко договорится о ремонте.

Пассажирки, целые и почти невридимые, встретили меня градом вопросов. Нет смысла их приводить, на большинство из них я и сам бы хотел знать ответы. Я просто смотрел на девчат, растрепанных после того, что никак не назовёшь «мягкой посадкой»… А у тети Лены оказалась прокушена губа, и я протянул ей салфетку из встроенной в стенку каюты аптечки. Настойчиво загудел вентилятор – Маруся вызывала меня в рубку. По её расчётам близился момент пролёта надо мной кораблей эскадры.

Связной дисплей вывел отчёт о полной исправности аппаратуры ближней связи и об отсутствии внешних излучателей, закономерно сгоревших во время неоднократных экстремальных перегревов корпуса. Функционировали только щелевые антенны, не столь эффективные, но мне, же и не сотни тысяч кэмэ перекрывать? Высота орбиты «Алебарды» и «Меча» всего около трёхсот. Практически секунда в секунду с нулевым марусиным отсчётом появился искомый сигнал.

— … Володя, Маруся, выходите на связь! — загремел в динамиках голос адмирала.

— На связи, Василий Петрович! — ответил я, но Кондратенко почему-то не услышал и стал повторять вызов.

Эх, и балда же я! Комп-то не работает, кто мне будет радио переключать с приёма на передачу? Мог бы, и сразу догадаться, а ещё лейтенант! Я ткнул на связном дисплее иконку «голосовое управление» и снова сделал попытку ответить:

— Слушаю, Василий Петрович!

— Живы? Как вы там? Какие повреждения? — тут же прозвучало с орбиты.

В голосе командира послышалось явное облегчение.

— Живы. Сели на брюхо, но герметичность сохранили. «Хозяева», похоже, спалили интерфейсы компа, попробую восстановить, всё остальное нужно ещё дефектовать. Мы сели-то двадцать минут назад!

— А где же так долго были? Тормозили об атмосферу?

— Так точно!

— Ну ты герой! Сам управлял, без Маруси?

— Да, господин генерал! То есть она мне советы давала…

— Ладно, молодец! Держитесь там. Тут на орбите ожидаются какие-то подвижки, правда, не знаю в какую сторону. «Пончики» сначала извинились за то, что челнок «уронили», потом вдруг стали угрожать, а после и вовсе понесли полную ахинею. Так, что у нас тут теперь готовность «номер один». Как только что-нибудь решится, займёмся вами. Принято?

— Принято, Василий Петрович!

— Хорошо. Вскройте аварийный склад «Выживание». Там оружие, сублимированные продукты, большая аптечка. Да ты лучше меня должен знать, что там есть, лейтенант. Раз уж вы на планете, произведите микробиологические исследования, прибор в составе аптечки. До получения результатов из челнока лишний раз не выходить. Если встретитесь с местными, старайтесь не спровоцировать, но и на возможное насилие отвечайте адекватно. Помните: мы – люди!

— Так точно!

— Во-во! Возникнут проблемы с местными, запритесь в челноке, оттуда вас без артиллерии не достать. Кстати, тут народ вам отчаянно завидует, так, что постарайтесь… Главная ваша задача – выжить!

Главным, что теперь волновало исследователей Маркизы, была проблема полного отсутствия останков её жителей. Впрочем, и их личных вещей. А вдобавок, и их любимых домашних животных, напоминавших земных кошек. Конечно, нам не хотелось думать, что «Маркизы» всё же деградировали и погибли. К тому же, после исследования их жилых помещений создавалось впечатление, что те тщательно прибраны владельцами и покинуты ими неспешно и организованно. Только изредка попадаются забытые мелочи непонятного назначения и книги, действительно очень похожие на земные по конструкции.

Но куда они ушли? Первый, обзорный лист летописи оказался недописанным, значит, всё же что-то произошло? Но не катастрофа, поскольку тел нет. Наверняка жители сумели покинуть планету. Однако какая армада космических кораблей сумела вывезти миллиарды носителей разума? Хм! С чемоданами и кошками?

Кристина Юркевич, моя несостоявшаяся соседка, как выяснилось, предложила своё решение этой проблемы. Физическое, поскольку была физиком и исповедовала не очень популярную ныне, но и не противоречивую теорию «смятых пространств». Которая вкратце постулирует, что наше обычное и привычное пространство в неком высшем измерении, которых всего одиннадцать или даже тринадцать, деформировано и напоминает скомканный лист бумаги. После «Большого Взрыва» оно постепенно расправляется, а когда расправится полностью, то либо расширение Вселенной сменится её сжатием, либо наше пространство «лопнет», что бы это ни значило, и вовсе прекратит своё существование.

Правда, до этого печального исхода ещё невообразимая пропасть триллионов лет, а пока побочным эффектом обсуждаемой теории является положение, что чрезвычайно отдалённые пространственно области Вселенной, возможно, находятся совсем рядом. Правда, отделённые от нас барьером какого-то там измерения. И если научиться его преодолевать… «Маркизы», вроде, и научились, и ушли со своей планеты на другую. Причём, скорее всего, пешком. Конечно, используя некие установки, «врата», как они были названы задолго до теоретического обоснования их существования пронырливыми писателями-фантастами. Кажется, ещё в прошлом веке. Их-то и искала на Маркизе молодая польская учёная. И, похоже, нашла.

Поскольку многострадальный ПО-4 лежал брюхом на почве, использовать нижний люк не представилось возможным. Верхний же открылся, хотя, и после некоторого сопротивления: всё таки обшивка при посадке нагревалась почти до тысячи Кельвинов. Сначала мы подстраховывались и выходили в лёгких кислородных масках и прикрывающих тело комбезах, но троекратные микробиологические тесты не показали ни в воздухе, ни в воде, ни в почве планеты ничего особо смертоносного. Более того, ничего «неземного» прибор не высеял. Конечно, во взятых из земли пробах нашлись бактерии столбняка и разной прочей гадости, да и воду из впадавшего в болото ручья не стоило пить не прокипятив. Но это и на Земле так. Что же до различных вирусов, которыми наверняка кишело всё вокруг, то, насколько я знаю, они очень разборчивы и поражают только своих носителей. Поскольку людей и прочих приматов тут, по-видимому, не водится, то и вирусов, вроде, можно не опасаться. Оставались ядовитые вещества животного и растительного происхождения. Но тут всё элементарно – будь осторожен, не ешь ничего местного и постарайся, чтобы и тебя не ели. Даже разная мелочь. И не оцарапайся. Получается, опередившие нас на «Яйце» не пожалели сил и восстановили для Рапторов не только тогдашнюю флору и фауну, но и привычную тем микрофлору.

Сели мы, как оказалось, всё-таки в болото, точнее в заболоченную старицу реки. Может быть, поэтому челнок не только не развалился при посадке, но и сумел удержать герметичность, хотя поднимать его в таком виде в космос я бы не рискнул. Так вот, болото на первый взгляд напоминало земное, только кроме комаров и огромных наглых и громогласных лягушек его населяли ещё какие-то твари, которых мы условно назвали пиявками. Чёрные, размером с мою ладонь, и такие же плоские они не только активно атаковали наши сапоги в воде, но и шустро забирались на стебли болотной растительности, чтобы броситься на потенциальную добычу сверху. Погань, в общем! К счастью, укусить им никого не удалось.

Пожалуй, и хватит описаний природы. Лучше, чем это показано в научно-популярных фильмах про древний мир я всё равно не расскажу. Ну тех, школьных, с эффектом присутствия. С хвощами и древовидными папоротниками в каждом кадре. Только ещё добавить к ним несметное количество насекомых всех видов и размеров, из-за чего местные лягушки ни минуты не сидели без дела. Также за насекомыми гонялись какие-то твари, которых Тамара сразу назвала «леталками». Не птицы, но напомнившие ей живущих на Надежде. Добавлю, что вонь взбаламученного упавшим челноком болота была и вовсе совершенно непередаваема. И ещё ничего очень крупного летающего или ходячего в округе не замечалось: похоже версия, что гиганты отселены на другие континенты планеты, подтверждается.

Больше всего сначала угнетало местное красное незаходящее солнце, заметно большего, чем на Земле размера. Из-за того, что оно не двигаясь висело в небе, сначала казалось, что всё время «вечер», день на исходе и скоро ночь. И пора будет отходить ко сну. Но ночь так и не наступала, поэтому я волевым решением установил периоды сна и бодрствования. По корабельному времени, короче. И… как-то приспособились! Мы же космонавты, а в Космосе нет ни дней ни ночей.

Нужно сказать, что сеансы связи с орбитой, происходившие вначале каждые девяносто минут, всё укорачивались и укорачивались и скоро грозили прекратиться вовсе. Просто потому, что орбита эскадры выходила из зоны нашей радиовидимости. А маневрировать на орбите чревато… Возобновление связи ожидалось через неделю. Кондратенко приказал подготовить и запустить орбитальные ретрансляторы, но «Пончикам» эта идея почему-то не понравилась, и спутники моментально умерли.

Зато мы с тётей Леной отремонтировали Марусю, точнее заменили вышедшее из строя оптоволокно её внешних цепей. Комп не только обрёл голос, теперь с его помощью мы смогли запустить атмосферный ретранслятор. Это официальное название, мы же использовали аппарат в качестве разведчика. Он, кстати, летает почти бесшумно и на фоне неба почти незаметен. Виртуальную разведку и составление карты местности я поручил Тамаре, кому же ещё, как не охотнице это поручать?

Кстати, экипаж безоговорочно признал моё лидерство, и приказы не обсуждал и не оспаривал. Чего я первое время с дрожью опасался. Маловато у меня авторитета. А с другой стороны, они же рядовые, а я целый лейтенант! Нет, не так! Мы команда: сегодня я более компетентен, завтра может быть это будет Тома. Но всё равно: и последнее слово за мной и за всё отвечаю тоже я.

На третьи сутки нашего пребывания на пока безымянной планете Тамара запросилась в разведку: надоело девчонке сидеть сиднем. Конечно, я не мог отпустить её одну, и мы пошли вместе. Неподалёку за небольшим кряжем как раз проходила дорога. Мы часто наблюдали за проезжающими по ней через камеры парящего разведчика. Только у него оптика широкоугольная и подробно рассмотреть Рапторов, то оседлавших каких-то других динозавров, но чаще запрягших тех в повозки, удавалось не очень хорошо. Да и хотелось посмотреть своими глазами и поснимать для орбиты. Хорошенько замаскировавшись, конечно. В случае же обнаружения, нам отступать недалеко, а гипотетическим преследователям ещё на гору лезть.

Мы заранее выбрали место для наблюдательного пункта и рано утром по времени корабля отправились. Тома обещала мне продемонстрировать искусство маскировки, без которой не обходилась ни одна её охота, «дома, на Надежде» и в котором она была большая мастерица. По её словам, впрочем. Но всё, же удивил её я. Когда мы, дождавшись доклада Маруси, что дорога свободна на километры в обе стороны, вышли на место, я развернул между кустов добытую в комплекте выживания челнока палатку из мимикрина. Ещё недавно они были в новинку, и я, честно говоря, хотел её испытать. Тест прошёл успешно: чёрная ткань палатки прямо на глазах приняла сверху салатовый оттенок окружающей нас растительности, а внизу стала красно-бурой, как местная почва, сменившая надоевшую жижу болота. А ещё через пару минут на ткани появились ветки и листья, копирующие фактуру ближайших кустиков. И они слегка покачивались, когда задувал ветерок! В общем, если сильно не присматриваться и пальцем не тыкать – не палатка, а доисторический куст неизвестной мне породы.

Но особенно интересно было наблюдать за сменой выражений на лице охотницы: от презрительно-насмешливого, до детско-удивлённого. И уж пальцем она потыкала.

— Классная штука! — сказала, наконец, Тома, и я, было, так возгордился, будто сам изобрёл мимикрин, и его патент зарегистрирован на мою фамилию.

А «классная», так говорили в начале века, я читал, превосходная степень, короче. Но чудеса для девушки не кончились: зайдя в палатку, когда она, наконец, развернулась – правда, пришлось пригнуться – я достал из бокового клапана пульт управления и просветлил наружные стенки. Конечно, снаружи ткань осталась непрозрачной. Мы расположились на стульчиках, я активировал наружные камеры, которые подвесил на ветках настоящих кустов и на палатку. Подал сигнал через ретранслятор на челнок, получил подтверждения от тёти Лены и Маруси, что картинки отличные. И мы приготовились ждать.

Вот и тогда с Гребешком, которого я всё же сделал сержантом… сначала мы спровоцировали сепаратистов сделать по нам залп, я уже рассказывал, как это делается. И как только их болты прошелестели над нами, мы в свою очередь разрядили в них две трубки. Гребешковская дала осечку, а последний выстрел я приберёг: к этой трубке у меня был нож примотан. В общем, мы с напарником вскочили, и пока противник не опомнился, как былинные воины ринулись вдвоём на врага. Не такого уж и многочисленного, как оказалось. Разумных двадцать их оказалось и ни одного сержанта. Последнего мне повезло срубить только что. Он ещё клекотал порванным жаканом горлом, а его подчинённые при виде бравых нас уже повскакали и устроили ретираду.

Может быть, им показалось, что мы только авангард неисчислимого наступающего воинства. А, может оттого, что мы орали на разные голоса, как неразумные демоны с Левого материка. Мы догнали и прикололи на бегу двоих, да Гребешок ещё успел удачно рубануть по шее одного, как преследуемые всё же очухались, сообразили, что врагов только двое и взяли нас в полукольцо. Пока они не сообразили отойти подальше и зарядить самострелы, я снова атаковал и завязал драку сразу с двумя сепаратистами. Сзади тоже слышались вопли врагов, пыхтенье Гребешка и звон мечей. Только вот обернуться и посмотреть, как бьётся соратник, не было никакой возможности.

Отбив удар меча сверху своей железкой, я улучил мгновение и всадил нож в грудину противника. Тот ухватился руками за трубку, я нерасчётливо дёрнул, и нож остался в теле завалившегося на бок раненого. Как неудачно! На меня бросились сразу трое, я отбил два меча стальной трубкой, от удара третьего ушёл, прокатившись по земле. Тут же, ещё не поднявшись, увидел оскаленную морду и занесённый надо мной меч. Не поправив пистон, и не успев толком прицелиться, почти наудачу нажал на крючок. Слава Учителям! Трубка рявкнула и полыхнула огнём прямо в грудь нападавшего. Поле зрения на миг застлало вонючим дымом, а затем глаза залепило горячими брызгами. Бросив теперь почти бесполезную трубку, на ощупь подхватил примеченный лежащий на земле чужой меч, наугад перекатился и вскочил на ноги, едва успев протереть глаза. Точнее, просто смахнуть с них рукой вражескую кровь. Тут же кто-то больно рубанул меня по боку, но моя бронь выдержала удар. Оглянувшись, я отбил трофейным мечом следующий. Противник замешкался и тут мне на глаза попался Гребешок. Похоже, его поразили в правую ногу, и он чуть ли не скакал на уцелевшей, избегая нагружать раненую. И, тем не менее, как-то успевал отбиваться от троих наседавших на него. Ещё двое или трое валялись в непосредственной близости, если и живые, то занятые исключительно своими переживаниями. Или это и «мои»? Ничего, бой кончится, тогда и посчитаем!

Я, почему так подробно рассказываю про этот бой, хотя у меня их было множество и до него и после? Дело в том, что к описываемому моменту я впервые в жизни вошёл в боевой транс, как это называется в умных книжках, которые я прочитал гораздо позже. А тогда я вдруг увидел всё поле боя сразу, как бы и сверху и изнутри одновременно. И для этого мне даже не нужно было оборачиваться. Враги, да и Гребешок вдруг задвигались медленно, как под водой. Подлетающий ко мне вражеский солдат поднимал свою секиру, другой готовился испробовать прочность моей попоны в районе гузки. Жаль, что я сам не мог в этом состоянии бегать быстрее врагов, зато ничто не помешало мне шутя отразить атаку с фронта, да так, что меч нападавшего воспарил над полем боя, провожаемый изумлённым взглядом врага. Но удивлялся он не более одного долгого-предолгого биения сердца, поскольку обратным ходом я рассёк ему шейную артерию. Одновременно отпихнув ногой напавшего с тыла: повернуться к нему мне просто не хватало времени.

Да, и одновременно я понял, что теперь-то мы с Гребешком непременно уцелеем. Просто откуда-то узнал и всё! Но, конечно, не сами собой уцелеем, а если продолжим сражаться. Как раз к тому времени мой товарищ не сумел отразить удар противника и получил серьёзную рану в бок. Он, кажется, ещё не почувствовал даже боли, но уже через несколько сердечных биений его добьют. И я ринулся на помощь. Правда, очень медленно: бегать быстро в боевом трансе почему-то не получается.

This file was created with BookDesigner program

bookdesigner@the-ebook.org

28.10.2012