Глава 17. Сети

Ух’эр свалился с облака почти на голову — Эйра едва успела отскочить. Хорошо, что сил еще хватило: как была самой прыгучей из всех, так и осталась.


И теперь стояла над ним, скрестив руки на груди. Наблюдала, как, хрустя костями, он собирает себя обратно. Хрустел долго — с большой высоты, видать, упал. Так долго, что Эйра принялась грызть ноготь от скуки. Потому ее слова прозвучали невнятно — с ногтем во рту попробуй внятно поговори:


— Не пойму, брат... Ты пытался убить меня или себя? Или нас обоих, чтобы было, как в какой-нибудь красивой людской легенде в мою честь?


Ух'эр как раз вправлял челюсть, потому ответить не мог, и Эйра продолжила:


— Вот как можно быть такими лицемерами? Если уж говорить о людях. Говорят, что умереть вместе — это красиво, но сделать так сами — не-ет, не хотят. Вот начали бы умирать, разбившись на пары, во имя любви, знаешь, сколько крови бы мне досталось... — и мечтательно улыбнулась.


— Мне, — сказал Ух'эр и сел. Ударил себя ладонью по спине. Хрустнул хребет.


"Ага, — подумала Эйра, — сделаем вид, что он у тебя есть, милый братец, будто это не ты только и делаешь, что сидишь у ног своего драгоценного Лаэфа и ему поддакиваешь..."


А вслух переспросила:


— Что?


— Умершие, даже в твою честь, мои, — хрустнул плечами он. — Тебе, как обычно, остается довольствоваться слезами, крошка.


Усмехнулся, но вышло еще более криво, чем всегда: не до конца вправил челюсть. Ударил кулаком с другой стороны — и та с сухим треском стала на место.

— Сейчас никто из нас ничем не довольствуется, — мрачно напомнила Эйра.


Ух'эр запрокинул голову и оскалился во всю свою черную пасть. Так резко запрокинул, что Эйре показалось: сейчас голова отвалится совсем и с тем же оскалом покатится прочь. А то и засмеется по пути. Но голова держалась, а брат все показывал зубы.


— Отчего же? — весело удивился он. — Ты, как я вижу, вполне довольна ногтями! — и доверительно спросил. — Вкусные?


Эйра сердито сощурилась, но ноготь изо рта вынула. А то Ух'эр еще тоже попробовать захочет. Он, конечно, не всерьез, но все прекрасно знают, как далеко он может зайти со своими шутками. Пол руки откусит, такими-то зубищами...


— Я чего к тебе пришел... — начал он, сделал паузу, старательно вправляя руку.


— Пришел? — с нажимом переспросила Эйра.


Ух'эр вздохнул и признался:


— Упал. Но не просто так упал, малышка. От радости! От гордости! — подумал и добавил. — Ну и потому что смеялся сильно.


Схватился обеими руками за голову, дернул ее, возвращая на место.


— И что смешного? — равнодушно спросила Эйра. На самом деле ей было интересно, но за напускным равнодушием чувствовала себя привычнее, спокойнее. Тут все вокруг такое скучное, что даже истории Ух’эра кажутся интересными, а шутки — смешными.


Все серое, мрачное, одинаковое.


И яблок нет.


— Ты, сестра! Ты смешная! — Ух’эр ткнул в нее пальцем, а потом задумчиво уставился на него. Палец не указывал на Эйру — торчал совсем в другу сторону. Ух'эр вздохнул, схватился за него другой рукой, дернул, выровнял. — Ты там такое учудила!


И ткнул тем же пальцем вверх — о человеческом мире, значит, речь.


Он все не поднимался на ноги, потому Эйра присела напротив. Совсем близко. Уставилась в глаза и снова потянула ноготь в рот. С наслаждением хрустнула зубами: почти так же, как брат — костями.


Потребовала:


— Расскажи!


И очень надеялась, что сейчас ее глаза не горят тем воодушевленным нетерпением, которое захлестнуло с головой. Не стоит показывать ему свою слабость. И плевать, что он и так все ее слабости знает.


Он придвинулся ближе, так, что на руке, палец которой до сих пор держала во рту, Эйра ощутила его ледяное дыхание.


— Наплела сетей ты, подруга! — доверительно прошептал. — Люди до сих пор в них, как в паутине. Но самое смешное — не только люди. Путаются, спотыкаются, падают…


— Это разве хорошо? — она убрала руку, двинулась еще ближе, и теперь его дыхание было уже на губах. — Наш общий маленький эльф запутается, увлечется и никогда не позовет нас, а мы ведь его так ждем…


— Не-ет, — замотал головой Ух’эр и радостно заулыбался. — Чем скорее запутается, тем скорее упадет, тем скорее поймет, что без нас ему не встать. Это ведь твои сети, сестренка! Ты же еще ни разу не плела таких, из которых можно выбраться! Хоть нога, хоть рука, хоть шея — что-то все равно остается в петле.


— А если он не захочет выбираться? — Эйра не думала, что говорит. Ух’эр был слишком близко, и думать мешало его присутствие, его безумный сверкающий взгляд, такой близкий сейчас, его дыхание. Хоть что-то интересное за все это время... Остальное сейчас было неважно, и хотелось просто что-нибудь говорить. Тем более — это еще один шанс сделать вид, что говоришь по секрету, и придвинуться немного ближе.


— Ми-илая… — Ух’эр заулыбался еще шире. Уголки губ медленно поползли к ушам, обнажив острые черные зубы — гораздо длиннее и острее, чем положено бы иметь в человеческом облике. Ну и улыбка вышла гораздо шире, чем бывает у людей, теперь казалось, что если не голова отвалится — так ее верхняя половина. Впрочем, это же Ух'эр. Его человеческий облик в принципе всегда относителен. — Твои сети такие липкие, что в них впору задохнуться. Разве можно не хотеть их сбросить?


Схватился за собственное колено, нажал, хрустнул.


Легко вскочил на ноги и, хромая, побрел прочь.


Эйра обиженно надулась. Осталась сидеть на серой сухой земле, глядеть ему вслед. Бездумно поднесла руку ко рту и бездумно закусила не ноготь — палец. Так быстро ушел... Что за привычка такая: приходить, говорить, улыбаться, быть близко, а потом — раз! — и вон уже, ковыляет прочь, растворяясь в тени ближайшей черной глыбы.


Она не хотела, чтоб Ух’эр покидал ее так быстро. В конце концов, он убил ее, она — его. Может она теперь рассчитывать на чуть более близкие отношения? Чтобы чуть больше одного мгновения, нескольких холодных вдохов и одного сверкающего взгляда.


Ей показалось, что он остановился. И может быть, обернется сейчас.


Эйра сделала вид, что сосредоточена на собственном вкусном пальце и даже скосила на руку глаза.


Нет, не все ее слабости знает Ух'эр.


И хорошо, что не все.



***



Лаэф спрыгнул со скалы, взметнулись полы черного плаща, подняли вихрь из теней, но тени тут были тонкие, рвались и просачивались — не то, что тучи Ух’эра. Может, тени тоже намазать смолой?


Лаэф не провалился сквозь них, удержался, но слишком быстро полетел вниз, слишком тяжело опустился на ноги. Чуть не упал. Пришлось. Иначе — не успел бы. Иначе она снова ушла бы, почуяв его приближение.


Круто развернулся, оглядываясь. Так и есть: он нашел ее. Наконец-то нашел.


Сорэн стояла в нескольких шагах, белая, почти так же ослепительно, как была когда-то. Правда, теперь на ее коже был то ли слой пыли, то ли пепла, то ли она просто посерела здесь. И взгляд больше не полыхал — стал тусклым.


— С-сестра… — мягко заговорил Лаэф, шагнул к ней.


Сорэн не шевелилась. Словно ждала чего-то.


Как тогда…


— Хватит убегать, — попросил Лаэф. — Хватит прятаться. Ты не спрячешься здесь. Ты слишком светла. Тебя видно.


— Да, — ответила она, и он чуть было не вздрогнул. Когда слишком привыкаешь к тому, что она — молчаливое изваяние, размытое в памяти, звук ее голоса кажется оглушительным. Чужим — будто не она сказала, будто за нее ответила скала, — но в то же время таким знакомым.


Лаэф ждал, но замолчала и она.


Может, почудилось? Может, и впрямь это не Сорэн отвечала ему? Может, Ух’эр развел здесь говорящие скалы?


— “Да”? — переспросил Лаэф. — Это всё, что ты можешь сказать?


— Я слишком светла, — она пожала плечами, и Лаэф сдержал облегченный вздох. Все-таки это она. Говорит, движется. Живая. Но странно все-таки: она с ним говорит. Не были бы они и без того мертвы — точно бы заподозрил, что хочет убить. — Мне не место здесь.


— Никому из нас, — кивнул он. — Потому я пришел к тебе. Сейчас нужно объединить силы, сестра. Мы слабеем, но вместе — все еще сильны. Ух’эр пообещал помочь нам выбраться. И выбираться придется вместе. Иначе никак. Так может, отложим наши споры на время?


Лаэф сделал еще шаг и протянул руку.


Она шевельнулась, и первым его желанием было отшатнуться, зажмуриться, прикрыть глаза рукой. Но он сдержался. А она не тронула: ни глаза, ни протянутую руку. Просто шагнула навстречу. И тихо сказала:


— Чем идти с тобой за руку — лучше остаться здесь, умирать во мраке.


Он понимающе хмыкнул, кивнул, подмигнул на прощание и двинулся прочь. Полы плаща подняли пыль под ногами — нет добротных теней, так хоть пыль пусть его скроет.


Он в общем-то не ожидал, что она согласится. Не сразу — так точно. Он знал, что с ней придется говорить не раз и не два, что нужно будет уговаривать. Он и руку-то не собирался ей протягивать, но зачем-то протянул, и в тот момент, когда протянул — почти поверил, что она ответит. Почти почувствовал ее касание. Почти увидел. Почти прожил. Почти обжегся о него.


В общем, хорошо, что она приняла протянутую руку. Еще не хватало дергаться от ее прикосновений.



***



Когда клуб пыли рассеялся вдали, Сорэн медленно села — сползла по скале, прижимаясь к ней спиной. Вжимаясь в темный камень, будто тот мог защитить от этого страшного пыльного существа. Но не ушла и не отвела взгляда.


А потом осторожно взяла одной руку другую — и прижала к груди. Она не дотронулась до него, но на мгновение, показалось, почувствовала его касание.


Обжигающе холодное.


Почти необходимое.



***



Эйра пристально глядела на нее со скалы вдали. Эйре было тут скучно, и она научилась смотреть очень, очень далеко. Присела на уступе, ухмыльнулась, прищурилась.


Перевела взгляд в другую сторону. Там на пригорке, раскинув руки в стороны, похожая на высохшее дерево, лежала Тэхэ. Дышала мало, редко, почти незаметно. В ней совсем не осталось сил. Последние забрал Лаэф. И унес прочь, к Сорэн. А Тэхэ теперь умирала.


Эйра тяжело вздохнула.


Тяжелым громом отозвался Заррэт.


“Да, — подумала она. — Наплела сетей…”



***



Аэйлар лежала на его груди. Нивен перебирал светлые волосы в пальцах.


“Ну? — мысленно спросил у себя в третий, наверное, раз. — Отдохнул? Поднимайся. Пора”.


Хотелось закрыть глаза и остаться здесь, с ней, до рассвета, а может и дольше. Отдать Совету бусы — и пускай что хотят, то с ними и делают. Хоть снова в них залезут, хоть в ритуальном костре сожгут. Плевать на бусы. Плевать на Совет.


Огоньки вновь осторожно скользнули меж ветвей и взвились к потолку. Слабо, тихо пульсировали.


Слишком слабо. Слишком тихо. Огоньки все еще умирали. Как он сам совсем недавно: он прекрасно помнил, как это — медленно умирать, понемногу терять дыхание.


— Аэ... — осторожно позвал Нивен. — Не спишь?


— Нет, — тихо отозвалась она.


Она села, заглянула в глаза. Светлые волосы рассыпались по острым обнаженным плечам. Взгляд сиял — теперь казалось, это от него исходит свет, который отражают огоньки, не наоборот. Грудь легко вздымалась, и не было больше в дыхании ни напряжения, ни дрожи. Аэйлар снова чуть заметно улыбалась.


— Ритуал… — заговорил Нивен, и напряжение тотчас вернулось в ее взгляд, в дыхание. — Его сложно провести?


И поднялся на локтях. Аэ нахмурилась:


— Зачем спрашиваешь?


— Сложно? — повторил он.


— Уйти в небытие — легко, — она говорила осторожно, медленно, словно подбирала слова. Тень улыбки уже исчезла, в голос вернулся холод. — Есть корень, из него делают отвар, который нужно выпить. Если его выпить — умрешь. Вернуться — вот проблема. Тут нужна сила Совета, древняя песнь, нужен Круг…


— Этот корень, — перебил Нивен, — можно достать?


Она отвела взгляд. Кажется, расстроилась.


Ответ на вопрос “что сделал бы Йен” он нашел еще тогда, когда Аэ тащила его за руку сюда. Жаль, что не подумал тогда: что чувствовал бы Йен? Потому что Йен-то ничего не чувствует, ему проще.


Ответ на вопрос "что сделал бы Йен" был простым: взять девушку, использовать девушку. Во всех возможных смыслах. Да, это было нехорошо. Но как раз это давало Аэйлар возможность понять: его ждать не обязательно. Его ждать не нужно. Ему стоит дать уйти.


— Можно, — тихо ответила наконец Аэйлар. — Ты хочешь провести Ритуал? Без согласия Совета?


— Совет может не согласиться, — напомнил Нивен, — ты сама говорила. Но я возьму бусы — и пойду. Если не пройду — бусы все равно останутся у вас. А если пройду... Высшие не смогут не попытаться вытащить меня. Хотя бы, чтобы наказать за такую наглость. Иные ведь не потерпят подобных выходок у себя в лесу?


И ухмыльнулся. Старательно пытаясь повторить сейчас ухмылку Йена, холодный взгляд Йена. Того Йена, который все чаще прорывался наружу, которого уже не мог сдерживать в себе младший принц Даара. Или лучше сказать не Йена — Затхэ?


Аэйлар не ответила. Долго глядела куда-то вдаль, сквозь мягкие ветви-стены шатра. Свет в изумрудных глазах потускнел. Но и напряжение куда-то пропало. Аэйлар наверняка тоже не хочет терпеть подобных выходок — других его выходок, безотносительно к Совету и Ритуалу. И злится на Нивена сейчас, наверное. Убить готова.


“Ну вот, — подумал он, — убивай, всё теперь в твоих руках”.


Главное — чтоб ножом не ткнула и не придушила. За корнем-то еще идти, небось, надо. А ей, может, хочется здесь и сейчас. И чтоб наверняка.


Аэйлар вздохнула.


— Ты глупый, — сказала наконец.


— В этом моя сила! — с гордостью согласился он.


Она все-таки глянула на него. И случилось неожиданное: тень улыбки вновь появилась. Глаза горели не так ярко, но что-то сияло глубоко на втором, третьем дне бездонного взгляда.


— Нет, Нивен из Нат-Када, — тихо ответила она. — Не в этом.


Поднялась и легко подхватила тунику, лежавшую на земле. Точеная, теперь совсем не призрачная, наоборот, неожиданно ощутимая, настоящая, в неровном свете мерцающих ночных огоньков.


— А в чем? — заинтересовался он.


Аэйлар полуобернулась. И улыбнулась. Улыбка тоже была настоящей.


— В упрямстве, — ответила она. — В невероятном упрямстве. Ну? Чего ждешь? Одевайся!


А пока он натягивал штаны, добавила:


— Обмануть меня не выйдет. Я дышала с тобой. Я знаю тебя. Я буду ждать тебя.



***



Тверг вышел к стене и замер, вскинув руку. Отряд остановился за его спиной.


Стена была огромной — такие ставятся в городах, не в лесах. Высокая, длинная, каменная.


Но, видимо, глупцы ее ставили — деревья-то рядом. Взобраться проще простого. С другой стороны, может стена не для того, чтобы никто не проник внутрь, а чтобы никто не вырвался наружу?


Что за ней может быть? За огромной стеной посреди леса?


Что ж, раз глупцы ставили, то может, и ворота открытыми оставляют? А если и закрывают — не беда, людские замки обычно очень простые.


Тверг взмахнул рукой, командуя отряду следовать за ним. Двинулся вдоль стены.


Тверг умел ходить тихо, все они умели.


Так, чтоб ни одна ветка под ногой не хрустнула, чтоб ни одну ночную птицу не вспугнуть. Чтобы раньше времени не разбудить глупых людей.


Потому что стена, зачем бы ее ни воздвигли, здесь стоит очень удобно. Хорошее место и уже обустроенное. Только зайти внутрь, убрать всех, кто там, и забрать себе. Потому не нужно раньше времени будить тех, за стеной.


А деревья вокруг можно будет потом вырубить.



***



Йен шевельнул пальцами над полом. Морозный воздух все так же плыл по комнате. Йен все так же не спал. Мышка заняла большую часть кровати, вытолкала его на самый край, и теперь улыбалась, зараза, во сне.


“Ну? — спросил Йен у себя. — Почему не спим? Кого еще ждем?”


И замер. Он и так не то, чтобы слишком двигался, но теперь замерли даже поглаживающие воздух пальцы. Что-то было не так.


Йен осторожно потянул носом воздух. Сел на кровати. Принюхался еще раз.


Толкнул Мышку в бок и под недовольное сонное: “Эй!” — прыгнул к окну.


Осторожной приоткрыл ставни.


Второе “Эй!” прозвучало угрожающе.


Йен закрыл глаза. Поднял палец, приказывая ей помолчать. И в третий раз втянул в себя ночной воздух.


Медленно развернулся к ней и понял, что улыбается. И что улыбка, возможно, больше напоминает оскал.


— Что? — шепотом спросила Мышка. — Что там?


— Мы ждем гномов, — ответил Йен, скорее на свой недавний вопрос, чем ей.


И фыркнул, сдерживая смешок. Потянулся за одеждой, но Мышка перехватила руку. Осторожно спросила:


— Что смешного?


Йен поднял брови.


— У тебя глаза… горят, — объяснила она. — Губы кривятся. Ты будто сдерживаешь смех.


— Это не смех, милая, — он наклонился к ней, она потянулась было к его губам, но Йен привычно и коротко поцеловал в лоб.

И снова едва не рассмеялся. Но не смех сейчас рвался наружу.


Он очень давно и очень много держал в себе. Больше не будет: в темноте вдоль стены крадутся мелкие гады, которые явно не с добрыми намерениями пришли. Расправиться с ними будет верным решением.


Так ведь? Нивен бы согласился?


"В любом случае, — сказал себе Йен, — Нивена рядом нет. И не будет. А тебе давно пора начать принимать решения самому. Ты ведь уже принял".


“В тебе столько злости, что не отдохнешь, — прозвучал в голове голос Мышки. — Она будет пожирать тебя изнутри”.


Значит, ей нужно дать выход.


— Мышка, — сказал он.


— Меня не так зовут, — напряженно ответила она, затягивая пояс.


— Оставайся здесь, — приказал Йен. — Все оставайтесь здесь.


Улыбнулся, подмигнул, распахнул окно и прыгнул.

Загрузка...