Мы будем первыми! Родное небо

Глава 10 Мечты о небе

Мои представления о том, что учёба станет лёгкой прогулкой хотя бы на первых курсах, оказались разбиты буквально в первые месяцы. На той же инженерной графике пришлось осваивать компьютерные программы и делать чертежи в электронном виде. Это доставляло определённые сложности и вынуждало тратить время на освоение материала.

Аэродинамика, которую я так ждал, тоже оказалось непростым предметом. Из-за несостыковок в расписании мы пропустили пару занятий, и теперь пришлось навёрстывать упущенное. На пару по аэродинамике нас позвали в учебный корпус военных лётчиков. Именно там я наконец-то встретился с Максом и познакомил его со своими соседями по комнате.

Уже в ожидании пары я нервно поглядывал на часы, а вот Фомин не разделял моего волнения.

— Мишка, ты как будто опаздываешь куда-то. Пилот ждёт, учёба идёт. Расслабься!

— Да хочется поскорее услышать что нам расскажут. Так сказать, перенять опыт у профессионалов своего дела.

— Слушай, Миха, ну какие они профессионалы? — заржал Рыжий. — Ты понимаешь, что училище было закрыто с девяносто седьмого? Почти тридцать лет здесь не учили пилотов. Целое поколение сменилось! А тут приходят эти профи, открывают академию и бьют себя в грудь, мол, они тысячи часов налетали! Где? Наши ведь, местные!

— Например, на боевых вылетах? — послышался сзади голос Рязанцева.

Лев Михайлович зашёл в аудиторию через дверь, которая находилась вверху лекционной аудитории, и наверняка слушал наш разговор от начала и до конца. Заметив на нём военную форму, я машинально поднялся с места и принял стойку «смирно». Остальные ребята последовали моему примеру.

Стоит отдать должное преподу — он не стал докапываться и наказывать Фомина за дерзость, но проучить всё-таки решил.

— Курсант Фомин, какой угол атаки считается оптимальным для…

— Простите, но я ведь не курсант, мы все студенты…

— Вы — курсант, господин Фомин. Курсант при воздушно-космической академии. Моя воля, я бы всех студентов перевёл на казарменный режим и сделал академию полностью военной, но есть люди, которые эту идею не поддерживают. Так что на счёт моего вопроса, курсант?

— Не могу знать, товарищ майор!

— Хорошо, зайдем с другой стороны. А какие самолеты приняты на вооружение сейчас?

Я изнывал от желания ответить или подсказать, но нельзя — сделаю только хуже. Эта пытка предназначалась персонально Максу, и только ему. Сунешься сейчас — завалишь весь воспитательный процесс, и пойдем мы всей компанией бегать по плацу, оттачивать навыки рукопашного боя саперной лопатой в условиях реального боя с одуванчиками, или выполнять другие крайне важные задачи, на которые хватит фантазии у Рязанцева. Я помню характер Льва Михайловича ещё с экзамена по физподготовке, и уверен, что с него станется загрузить и «гражданских». В его фантазии и в том, что парни мне спасибо не скажут, я не сомневался, а потому молчал.

— Не могу знать, Лев Михайлович!

— Даже это не знаешь? Так какого же ляда ты сюда вообще пришёл, курсант? Значится вот что! Завтра в свободное время идёшь в библиотеку, берешь нужную литературу и на ближайшем занятии делаешь доклад. Я понятно объясняю?

— Так точно!

— Вольно! — препод подошёл к столу и положил на него ключи от аудитории и какие-то бумаги, а затем бросил на нас оценивающий взгляд и произнёс: — Между прочим, ребята, я военный лётчик первого класса с опытом в девятьсот пятьдесят часов налёта, так что советую внимательно слушать что я буду рассказывать на занятиях.

Следующей в расписании стояла пара по воздушной навигации, которую читал нам другой преподаватель. Эта пара также была общей для всего первого курса, поэтому мы собрались в большой лекционной аудитории. Читать материал пришёл молодой преподаватель, который явно уступал Рязанцеву и в опыте, и в уверенности.

— Запишите или запомните: меня зовут Иван Валерьевич Криницкий, — произнёс преподаватель и вывел свои данные на экран проектора. — Прежде чем мы начнём, хочу представить вам одного человека. У нас в аудитории присутствует внук известного авиаконструктора, Валентина Фёдоровича Меркулов. Константин, поднимитесь на минуту.

Настала минута славы для Меркулова. Он весь сиял от удовольствия, ловя на себе взгляды сотен студентов. Позёр! Кажется, сейчас именно так называют подобных выскочек. Криницкий попросил парня занять место и продолжил:

— Меркулов был одной из важнейших фигур в авиации конца семидесятых. Увы, такой блестящий учёный вынужденно покинул нашу страну и перебрался в Штаты…

— Предатель! — я не смог сдержать гнева, который так и просился наружу. Да, мой недостаток в том, что я всегда называю вещи своими именами, но как тут молчать, когда предателей выставляют в лучшем свете? Нет уж, я не могу спустить всё на тормозах, если мне есть что сказать. Тем более, если говорят откровенную ложь.

Прямолинейность — та самая черта, которая перекочевала со мной в новую жизнь, и я этому несказанно рад. Раньше это считалось добродетелью, но в современном мире, куда меня занесло по милости посредника, где притворство, лицемерие и терпимость являются распространёнными явлениями, такое качество не в почёте.

На меня обернулись почти все в аудитории, Криницкий ненадолго замолчал на полуслове, а Константин едва не задохнулся от возмущения, но всё же нашёл в себе силы открыть рот:

— Что ты сказал?

— Повторю ещё раз, предатель! Продал наши разработки и сбежал, поджав хвост. Удивительно, что его считают значимой фигурой. Так, мелкая сошка, которая использовала заслуги всего коллектива исследователей ради собственной выгоды.

— Ты за словами следи, выскочка! — Меркулов сорвался с места, но строгий голос преподавателя вернул его на место.

— Давайте все успокоимся и снизим градус негатива! — примирительно произнёс Иван Валерьевич. — Чудинов, вы имеете в виду переезд Меркулова в Штаты? Да, он действительно использовал поездку на исследовательский симпозиум в Монреале, чтобы остаться в США, но мы не можем судить человека за его сложный выбор, учитывая непростое время…

— А когда время была простым, Иван Валерьевич? Может, в Великую Отечественную, или после? Или во времена Холодной войны? Последнюю сотню лет, может, даже больше, вопрос нашей безопасности и существования стоит невероятно остро, а вы называете обычное предательство Родины сложным выбором…

— Эк, вы загнули, Чудинов! — улыбнулся Криницкий. — В любом случае, не нам с вами давать оценку действиям Меркулова. Важно именно то, что благодаря его работам удалось значительно продвинуться в области самолётостроения. Пусть многие из его идей не нашли практического применения, большой вклад нельзя не оценить.

Пока препод ходил по аудитории, рассказывая о развитии авиации, Меркулов сверлил меня взглядом. Когда наши взгляды встретились, он провёл рукой по горлу, красноречиво намекая на неприятности, но я лишь ответил ему ухмылкой и согнул руку в неприличном жесте. Думал, я ему спущу эту выходку с поступлением? Нет, так просто не отделается.

С самого начала знакомства наши отношения не заладились, а теперь переросли в нескрываемую вражду. Думаю, с Меркуловым мы ещё пободаемся, я не из тех, кто будет отступать перед опасностью. Пусть он боится, а мне бояться уже нечего. Я уже умирал, и знаю, что в этом нет ничего страшного, а если уж смерти не бояться, тогда меня ничем не испугать!

Авиационные приборы и пилотно-навигационные комплексы преподавал нам Иван Степанович Смирнов — высокий эмоциональный мужчина лет пятидесяти на вид, любивший поболтать и частенько отходить от темы. А его аллегории иногда нас веселили и сбивали с толку. Например, фраза: «Вы должны сжимать штурвал крепче, чем грудь любимой женщины» стала крылатой, и её повторяли почти всё студенты. Человек он был неплохой и добродушный, но иногда позволял себе прикрикнуть. Особенно, если его не понимали.

— Иван Степанович, а мы летать будем? — забеспокоился один из ребят со второй группы проектировщиков во время лекции.

— Обязательно будем! — ответил Смирнов и широко улыбнулся. — Только кто-то за штурвалом самолёта, а кто-то во снах. Если будете прилежно учиться, к концу учебного года можно полетать.

Эта новость заметно приободрила многих ребят. Один только Артём, как мне показалось, немного побледнел. Да и особой радости в его глазах я не увидел. Неужели боится летать?

— А какие самолёты нам дадут? «Сушки», «Миги», или что-то другое? — раздался вопрос с передних рядов.

— Эк, вы разогнались! — ухмыльнулся Иван Степанович. — Для начала вас ждёт ЛА-39, современный аналог «летающей парты», на которой учились летать тысячи лётчиков до вас. Кто-нибудь из вас видел ЛА раньше?

— Костик видел! — оживился друг Меркулова. Надо же, он и после поступления вьётся за ним хвостом. Не удивлюсь, если даже в одной группе состоят.

— Сколько раз говорить, я видел не «ЛА», а «Эл Эй»! — вальяжно протянул Меркулов. — Так сокращённо называют Лос-Анджелес, мы туда каждый год с семьёй ездим, там находится могила нашего легендарного деда. А самолёты ваши я в глаза не видел.

Вот оно что. Выходит, мой бывший коллега по работе сгинул в Лос-Анджелесе. Вот и судьба! Предал родную землю, и после смерти захоронен на чужбине. Не нужен он оказался на русской земле.

Уже на следующем занятии Смирнов окинул нас хитрым взглядом и произнёс: — Ну, что, парни, полетаем?

— А можно? — оживились сразу несколько ребят.

— Конечно, можно! Только осторожно. Сначала потренируемся на симуляторах.

Многие сразу сдулись. Неужели думали, что нас пустят за штурвал самолёта даже без теоретической подготовки? Я уже не говорю о практике.

Практические занятия проходили для каждой группы по отдельности. Пока одна группа сидела на ПНК, вторая отправилась управлять симуляторами.

Что меня удивило — потрясающая реалистичность происходящего. Учитывалось куда больше факторов, чем на моём простеньком симуляторе, установленном на компьютере. Даже у меня с первого раза ничего не получилось, хотя я отлично помню как управлять одномоторный учебным самолётом. Всё-таки нужно освежить навыки. Да и хорошо, когда голова понимает, но ещё нужно, чтобы руки повторяли все мысленные приказы в точности. А для этого нужна практика. Умение, доведённое до автоматизма. Как ни крути, а у Михаила отсутствовала мышечная память управления самолётом и движения получались неловкими.

— Плавнее, плавнее веди! Ты же не мешок картошки с ярмарки на тачанке везёшь! Бревнов, а ты не спеши! Запомни, ни девушки, ни самолёты не любят быстрых, всё нужно делать спокойно и качественно. Да не дёргай ты за ручку! Это тебе не девку за косу дёргать! — кричал где-то рядом Иван Степанович, но я не позволил себе оторваться от экрана и посмотреть кому достаётся на орехи. Стоит лишь на мгновение отвлечься, непременно допущу какую-то оплошность.

— Очень хорошо, Чудинов! — похвалил Смирнов, остановившись у меня за спиной. — Подробнее изучу запись после занятий, и к следующей паре распишу твои ошибки. Но сам факт, что тебе удалось взлететь и посадить самолёт на первом занятии, о чём-то, да говорит.

Я поймал на себе удивлённые, а иногда даже завистливые взгляды одногруппников. Только Марк старался на меня не смотреть. Уже после пары я узнал, что успешно посадить самолёт мне удалось единственному из всей группы.

Когда я поднимался из-за симулятора, почувствовал как затекла шея и спина, а руки дрожали от напряжения. Я ведь держал их в напряжении всё время полёта, вот теперь и получаю откат.

— Рекомендации получите получите перед теоретическим занятием, к следующей практике всем проработать ошибки и прийти готовыми! — крикнул нам вслед Смирнов, когда мы уже собирались уходить. На сегодня пары закончились, и можно было отдохнуть.

Воспользовавшись ситуацией, когда мы шли от расположения лётчиков к главному корпусу академии, я догнал Тихонова.

— Марк, на пару слов, — произнёс я и отошёл в сторону, чтобы поговорить без свидетелей.

— С чего ты взял, что нам есть о чём говорить? — ухмыльнулся староста, но согласился пообщаться с глазу на глаз.

— Думаю, есть интересная тема. Я разгадал твою идею с комендой. Ничего не хочешь сказать?

— Понятия не имею о чём ты, — пожал плечами Марк. — А даже если бы и понимал, то всё равно ничего не доказать.

— Я не собираюсь ничего доказывать. Хочу понять только одно: зачем?

— Не люблю, когда у меня стоят на пути, — серьёзно ответил Тихонов. — Я привык разбираться с противниками и конкурентами. А ты мало того, что оспорил моё лидерство в группе, так ещё и забрался на четвёртую строчку рейтинга, обогнав меня на семь баллов. Ты опасный противник, Чудинов.

Рейтинг! Как же я мог о нём забыть? Выходит, из тридцати четырёх студентов, которые обучаются в двух группах, я четвёртый? Негусто! Надо бы посмотреть где я сдаю позиции и подтянуть оценки. Мне нужны лучшие показатели, чтобы получить достойные условия для продолжения работы в «Роскосмосе». И всё же, позиция в рейтинге — совершенно неподходящее мерило для отношений с товарищами по группе.

— С таким подходом ты долго не протянешь, Марк. Понимаю, что за три с половиной десятка лет вас приучили, что каждый за себя, но это тупиковый путь. Только вместе и только общими усилиями можно добиться успеха.

— У нас с тобой слишком разные взгляды на жизнь, — ответил Марк и вернулся к своей компании.

Незаметно подкрались очередные выходные. Ребята разъезжались по домам, а я решил остаться в общаге.

— Мих, ты чего не собираешься? — удивился Лёха, поставив полный рюкзак на пол.

— Меня дома никто не ждёт. Мать у бабули в Таганроге, компьютер здесь…

— А девушка? — ухмыльнулся сосед.

— Девушка тоже не ждёт, — ответил я, мгновенно вспомнив о Даше. Интересно, как она там? Последний раз я пытался ей писать недели две назад, но не получил ответ и забросил эту идею. Может, она уже и думать обо мне забыла, или вообще закрутила роман с каким-нибудь будущим хирургом?

— Ты собираешься все выходные проторчать в общаге? — с грустью в голосе произнёс сосед. — Хочешь, поехали ко мне в гости? Отец свинью забил, а мать пальчики приготовит. Ты такой вкуснятины в жизни не пробовал!

— Спасибо, я немного позанимаюсь, — вежливо отказался я.

— Как знаешь! — ответил сосед. — До понедельника!

Через пару часов уехали и Руслан с Артёмом, оставив меня одного. Тишина! Метнулся в супермаркет, купил себе вафельных орешков со сгущёнкой, кусок мяса, картошки, зелени и продуктов по мелочи. Орешки — ностальгия по прошлой жизни. Но главной находкой стали мои любимые конфеты — «Мишка на Севере»! Сгоряча купил их целый килограмм, будто что-то дефицитное, что может исчезнуть с полок магазинов в любой момент. С деньгами у меня проблем не было — репетиторство регулярно подкидывало на жизнь, поэтому можно было немного побаловаться себя для поднятия боевого духа.

Уже в общаге попробовал конфеты и немного расстроился: поменялась не только обёртка, но и рецепт. Шоколадная глазурь и вафли остались те же, а вот ореховая начинка изменилась. Теперь в конфеты добавляли разные виды орехов. Да, было вкусно, но уже не тот знакомый вкус, что раньше.

Чем заняться в эти два дня, помимо подготовки письменных работ и докладов? Выходные — отличная возможность подтянуть те предметы, по которым проседаю. Что там у меня из проблемного? Иностранный язык, история, информатика. Тут ничего удивительного нет. В школе я учил немецкий, а знаний Михаила недостаточно, чтобы добиться успехов в английском языке на уровне академии. С историей была та же ситуация, последние пятьдесят лет для меня — огромное белое пятно, а у Михаила пусть и была в школе четвёрка по истории, но знал он этот предмет посредственно. По крайней мере, на красный диплом с такими знаниями не вытянуть. Вот и придётся навёрстывать упущенное.

Что на счёт информатики, там вообще тихий ужас. В моё время только появлялся Бейсик, а о Паскале никто толком даже не слышал. Лишь через пару лет он стал распространяться в СССР. Кто там расположился передо мной в рейтинге? Извольте подвинуться!