Вышли за ворота — стоят сани богатые, черными шкурами застелены. Тройка лошадей черных — упитанные, на спинах попоны черные. За возницу — незнакомец. Обернулся он, и головой кивнул: усаживайтесь, мол. Глаза его снова блеснули огнем. Уселся мельник с сыновьями, и сани тронулись. Не просто поехали, — полетели будто. Только руками держаться приходилось, чтобы не свалиться. Снег лепил сплошной пеленой, но сани мчались быстро и уверенно. Куда ехали — ничего видно не было — ночь да снег кругом. Сколько ехали — тоже неведомо, но не близко.
Вот уже и дом панский показался: весь в огнях, окна все ярко светятся, сани с гостями богатыми подъезжают, смех, громкие веселые разговоры.
Зашли и музыканты в дом. Провели их большой зал, где были столы расставлены, а еды на них — какой только не было. Посадили музыкантов возле большой печи за отдельный накрытый стол: графин водки, жареный поросенок, вареная бульба, хлеб, хрен и соленья. Сели музыканты, выпили, закусили, да как начали играть — в две скрипки, да бубен. Э-эх! Что тут началось: сорвались паны и панянки танцевать — только вихрь из платьев разноцветных понесся! Вот веселье то было!
Играют музыканты, чубы мокрые — а гости отдыхать им не дают: играйте, мол, без остановки — уж больно хорошо играете, денег не пожалеем! Раззадорились музыканты, играют вовсю. Жарко стало — поснимали свитки, потом и сапоги — повесили все на печь, чтобы подсушилось. Свадьбы такой, отродясь, не видели — веселой да богатой.