Музей смерти

Глава третья

Мы сидели на лавочке недалеко от колумбария, я снова курил. Якушин, по его утверждению, бросил эту вредную привычку лет семнадцать назад. У колумбария возилась женщина, вытирала пыль в своей нише, меняла сухие цветы в вазочке. На парковку подъезжали машины, по Парку Памяти гуляли парочки.

– Возможно, мы и доживем до того времени, – вздохнул Якушин, – когда на кладбища люди будут приходить, как в парк, гулять с детьми, назначать свидания… Кстати, на городских кладбищах Лондона это давно укоренившаяся традиция. Для людей эти места не ассоциируются со зловещим миром мертвых – это место, где можно отдохнуть, развеяться, подышать свежим воздухом…

«Не ближний свет сюда пилить, чтобы подышать свежим воздухом», – подумал я.

– Итак, вы осмотрелись, – заключил Сергей Борисович. – Сможете выразить одним словом ваши впечатления от увиденного и прочувствованного?

– Уютненько… – пробормотал я.

Якушин от души засмеялся.

– Спасибо, Никита Андреевич, ответ принимается. Вы сегодня получили скромный, но все равно положительный заряд. Ждите приятное событие – пусть мелочь, пустяк, но оно вас порадует и развеселит. Предвосхищаю ваш вопрос: если следовать этой логике, в хозяйстве некоего Якушина должны царить благодать и гармония. Зачем ему частный сыщик? Но здесь все сложно. Собственной детективной службы у нас нет, приходится подыскивать людей на стороне. В музее и вблизи него происходят странные события, Никита Андреевич, – перешел к цели моего визита Якушин. – Раньше здесь действительно было мирно. Первый случай произошел ровно месяц назад – 28 апреля. В зале на втором этаже главного корпуса вспыхнул пожар. Позднее выяснилось, что коротнула проводка в стене. Пострадала часть зала у окна – сгорела стена, оконная рама, пара стеллажей, безвозвратно утеряны несколько ценных артефактов – шкатулки, медальоны, пара настенных мемориалов, сохранившихся с середины XIX века. Вызвали электриков, ремонтников, последствия устранили в течение пары дней – на это время зал пришлось закрыть. Пострадавшие артефакты заменили другими. Только отдышались, утром 1 мая в подвале пробило трубу, и залило практически весь первый этаж. Был праздник, посетителей пришлось эвакуировать, и персонал вместе с охранниками бегал с ведрами. Кое-что пострадало от воды – до слез обидно, хотя все это можно пережить. Как и в первом случае, последствия устранили. Четвертого мая была совершена попытка ограбления. Двое молодых людей пытались вынести икону позапрошлого века, изображающую христианского мученика Акакия, которому римляне отрубили голову, и из раны, согласно преданию, вытекли кровь и молоко. Один отвлекал внимание сотрудниц музея, другой под курткой вынес икону. Их догнали охранники в парке, скрутили – одному нашему парню при этом разбили губу, у второго трещина в ступне…

– Сочувствую, – пробормотал я. – Крепкие орешки попались…

– Уверен, вы бы все сделали изящнее и бесшумно, – вздохнул Якушин. – Но мои люди спецназов не кончали. Икона разбилась… в общем, все печально. Прибыла полиция, увезла воришек. У них был очень бледный вид, обоих рвало… – Сергей Борисович как-то загадочно усмехнулся. – Но дело, как говорится, сделано. Мы понесли убытки, снова нервы, пришлось на время прекратить работу… Седьмого мая моего бухгалтера сразил инсульт – прямо на рабочем месте. Человека срочно увезли в больницу, откачали. Сейчас он на больничном, когда выйдет, и выйдет ли, неизвестно. А человеку всего сорок девять, любитель физкультуры и здорового образа жизни… 10 мая в главном зале обрушилась часть потолка – это случилось ночью, как ни странно, ни один экспонат не пострадал. Заменили часть потолочного покрытия, несколько плиток в полу. Впору обзаводиться собственной ремонтной бригадой быстрого реагирования… – печально пошутил Якушин. – И знаете, так удачно упали эти плитки – четко между домовиной XVIII века и застекленными стеллажами с урнами…

– Но я немного не понимаю… – начал я.

– Потерпите. Хотя все равно не поймете… 14 мая экстренно госпитализирован начальник нашей охраны Колесов. Он тоже находился в главном здании. Потерял сознание. Врачи диагностировали тромб в бедре, срочно провели операцию – вскрыли, все, что нужно, достали, зашили. Сейчас он, естественно, на бюллетене… 18 мая рухнули леса на задней стене главного корпуса – там трещина пошла по стене, меняли часть кладки. Словно кто-то подпилил – но этого точно не было. Конструкция сложилась, трое рухнули – вместе с ведрами, носилками, инструментами… Я потом ругался с их прорабом – неужели руководство музея должно следить за безопасностью рабочих? В принципе, опять же – все живы, но проблема налицо – тяжелый ушиб, сломанная нога, перелом грудной клетки… 21-го числа, после успешно проведенного во втором зале «Бала смерти», приуроченного к «Ночи музеев», явились сотрудники районной налоговой инспекции, потребовали предъявить всю документацию с начала года. Ну, это, знаете ли, нонсенс… – По лицу Якушина было видно, что он действительно в недоумении, – Подобных глупостей в нашем заведении никогда не случалось, трудно представить более примерного плательщика налогов, чем наше предприятие. Снова нервы, въедливые вопросы, пришлось напрячь людей по своим каналам… Несколько часов нервозности, потом все кончилось, и до сих пор не понимаем, что это было… 23 мая с лестницы в главном корпусе упала посетительница, дама средних лет, вывихнула ногу. Вы знаете, это надо суметь. Она сумела. Достоверно выяснили – никто ее не сталкивал. Дама оказалась совершенно нормальная, с юмором, сама не понимает, почему подвернулась нога. Мы вызвали медиков, я предложил ей компенсацию – хотя ума не приложу, в чем виноват музей… Дама отказалась, шутила, что требует бесплатный годовой абонемент…

– Могу представить, как начинается ваш каждый рабочий день, – посочувствовал я. – Нервы на пределе: а что сегодня случится? Я действительно сочувствую, Сергей Борисович. Но позвольте замечание: ну и что?

– В целом все нормально, – пожал плечами Якушин. – Люди живы, последствия устранены, ущерб досаден, но в пределах, как говорится, допуска. Каждый случай по отдельности – рядовое событие, может случиться где угодно и у кого угодно. Проблема в том, что за истекший месяц таких досадностей случилось больше, чем за все предыдущие пять лет. Неприятности сконцентрированы на небольшом отрезке времени, и неизвестно, что будет дальше. Такое ощущение, что нас о чем-то предупреждают: мол, пока еще цветочки, дальше будут ягодки…

– Но вы же понимаете, что это не умышленное вредительство? Ну хорошо, можно при умении обрушить леса, устроить поджог и пробить трубу. Но тромб у начбеза, инсульт у бухгалтера, нашествие налоговой инспекции, вывих ноги на лестнице…

– Согласен, Никита Андреевич. – Якушин сухо улыбнулся. – К инциденту на лестнице может быть причастен только призрак – если игнорировать тот факт, что дама сама проявила неловкость…

– Кстати, насчет призраков. – Я начинал понемногу смелеть. – Если некий экспонат испускает вредоносные миазмы – или как это у вас называется, – неужели штатные маги не могут его выявить?

– Ваш вопрос исполнен сарказма, но направлен в точку, – усмехнулся Якушин. – Наши, как вы выразились, штатные маги недоуменно разводят руками.

– И вся надежда – на традиционные методы дознания, – заключил я. – Простите, Сергей Борисович…

– Да что вы, не извиняйтесь. Вашего брата я видел на своем веку предостаточно. Даже не пытаюсь вас в чем-то убедить – предпочитаю естественный процесс. Все перечисленное – для расширения кругозора. Ума не приложу, что тут может сделать частный сыщик. Теперь о последнем случае – он произошел буквально вчера. Я уверен, и на этом настаивает все мое естество – что данное событие связано с предыдущими… – От меня не укрылось, как подернулось бледностью лицо собеседника. Он быстро сжал и разжал кулаки. До этого Сергею Борисовичу удавалось держать себя в руках. – Вчера был выходной день, но музей работал. В крематории тоже проходили процедуры прощания с усопшими. Посетителю музея стало плохо. Это произошло около четырех часов пополудни. В музее находились несколько человек. Я сидел в служебном помещении рядом с входом – вы его видели, изучал документацию по цеху танатокосметики…

«В рюмочной», – подумал я.

– Извините, что перебиваю, Сергей Борисович. Воскресенье, послеобеденное время, вы занимаетесь служебными делами… Это в порядке вещей? Вы не отдыхаете?

– Это и есть мой отдых, – недоуменно пожал плечами Сергей Борисович. – Плохо понимаю ваш вопрос. В будние дни совершенно невозможно справиться со всеми делами, для меня не проблема приехать сюда в воскресенье. Когда по графику случается относительно свободный день, я беру выходной… Я услышал шум в зале, вышел. Мужчина бился в судорогах на полу – примерно в районе «Марка-Гробокопателя». К нему спешили посетители музея, которых в этот час было, мягко говоря, немного, спешила наша Лариса – вчера у нее был такой же рабочий день. Никто не знал, что делать. На мужчину было страшно смотреть. Все это очень напоминало эпилептический припадок – но не думаю, что это был он…

– Почему?

– Во время припадка эпилепсии больной теряет сознание и у него западает язык. Этот человек сознания не терял, и с языком все было в норме – он мог говорить, хотя и не сказать, что трещал, как балаболка. Судороги – да, беспорядочные движения, откинутая голова, бег зрачков – тоже было. Он тяжело дышал, обливался потом, пена шла изо рта. Похоже, он рухнул с лестницы, ведущей во второй зал, пытался от чего-то отползти. На шум сбежались Лариса и посетители – их было четверо. Мужчина средних лет, женщина пенсионного возраста и молодая пара. Лариса кинулась звонить в «Скорую». Когда я подошел, девушка подкладывала ему под голову свою сумочку. Ее спутник был растерян – как и все остальные. Пострадавшему на вид около сорока, рост чуть выше среднего, короткая стрижка, одет обычно – серый костюм спортивного покроя, тонкая кофта под горло. Обычное, немного скуластое лицо, ничего примечательного. Он тужился, пытался подняться. Лицевые мышцы словно заморозило. Вы бы видели, какой страх был в его лице… – Якушин передернул плечами – и почему-то в этот момент я тоже живо представил описанную сцену, и стало не по себе. «Включение» было недолгим, оставило неприятный осадок. – Это не просто припадок или сердечный приступ, уверяю вас. НЕЧТО вызвало это состояние…

– Почему у других не вызвало? – снова бестактно перебил я.

– Замечательный вопрос. Именно поэтому вы здесь. Но не забегайте вперед. Мужчина пытался подняться, что-то хрипел. Слова различались, в принципе, четко. «Уберите эту гадость… Она меня убивает… Почему она здесь…» Впрочем, за дословный «перевод» не ручаюсь. После всего случившегося я пытал Ларису – может, она обратила внимание на что-то интересное? Увы, девушка бегала звонить медикам, видела меньше, чем остальные. Потом мужчина замолчал, тяжело дышал. Когда приехала «Скорая» – а она приехала быстро, потому что медики находились на вызове в нашем поселке Восход – он находился в сознании, но говорливостью, мягко говоря, не отличался. Товарища погрузили в машину, сразу увезли…

– Куда?

– Да, я спросил. 12-я клиническая больница Дзержинского района. Это улица Трикотажная. На подстанцию «Скорой помощи» было бы ближе – врач звонила при мне. Но сказали везти в 12-ю. Я догадался взять телефонные номера у очевидцев события – на всякий случай. Адреса не оставили, но телефоны дали. Позднее я скину их вам по СМС. Примерно через час я позвонил в 12-ю больницу, чтобы справиться о состоянии больного. Знаете, что они мне ответили? Пациент сбежал! Только привезли, поместили в палату, сделали укол – как он изволил сделать ноги! Врачи собирались взять анализы, провести диагностику… А он уже вскочил, нашел свою одежду – и был таков. Видели, как он убегал по коридору…

– Что о нем известно?

– Документы не показал, вцепился в свою сумочку – отнять не смогли. Когда везли, назвал лишь фамилию: Кротов. Что характерно, мне поведала по телефону дежурная медсестра: когда его доставили в приемный покой, он был уже практически в норме, только глаза бегали и сам был белее мела. В принципе, я не сильно расстроился – человек жив, это главное.

– Что я должен сделать?

– Собрать информацию по Кротову, а лучше всего – доставить его сюда. Думаю, это только первая часть работы…

– Минуточку, Сергей Борисович. – Я усердно наморщил лоб. – Найти неизвестно кого неизвестно где – это нормальная работа для частного сыщика. Я не понимаю другое. Либо вы что-то недоговариваете… При всем уважении, Сергей Борисович, вы нанимаете меня только потому, что вам что-то подсказывает интуиция? Не перебор ли?

– Нет, не перебор. Это сложно и долго объяснять, Никита Андреевич. – Он пристально смотрел мне в глаза. – Есть люди, которым интуиция заменяет информацию. Она не ошибается. Во всяком случае, не припомню, когда она в последний раз подкладывала мне свинью. Вам не нужны деньги?

– Очень нужны, – смутился я. – А ваша интуиция не подсказывает, что вы ошиблись с выбором детектива?

– Нет. Это не засада, Никита Андреевич, не ловушка и не попытка что-то сделать чужими руками. Это работа по вашей специальности, за которую я плачу деньги. Закройте глаза на этот… – Якушин задумался, – легкий мистический флер и просто делайте свою работу. Согласны?

– Да, разумеется.

– Отлично. – Я заметил, как он испустил облегченный вздох. – Ждите сообщения по СМС с номерами свидетелей. Больницу найдете сами. Впрочем, не буду вам подсказывать. С этой минуты вы можете смело, а главное, бесплатно входить в любые помещения на этой территории – охрану известят. И последнее. Пока не уезжайте. Не позднее чем через полчаса с вами свяжется человек, которого я командирую вам в помощь. Работайте вместе. Можете ему доверять.

– А это еще зачем? – удивился я.

– Этот человек не будет претендовать на ваш гонорар и ваше первенство в расследовании, – успокоил меня Якушин, и в глазах его заблестели какие-то озорные огоньки, заставившие меня напрячься. – Увы, Никита Андреевич, это не обсуждается. Человек в курсе всего. Неизвестно, с чем придется столкнуться. Специалист данного профиля должен находиться рядом. Можете мне звонить в любое время суток. Удачи!

Ох уж эти загадочные намеки и недосказанности… Он уходил, не оглядываясь. Я тоже не первый год на «ответственной работе», видел, что его снедает беспокойство, иногда граничащее со страхом. Сергей Борисович явно что-то недоговаривал. «Мистический налет» мне тоже решительно не нравился. Жизненный опыт свидетельствовал: любая «мистика» имеет банальное объяснение. Я понимал в глубине души, что человек такого ранга не станет заниматься глупостями, но вера в «священный» материализм стояла незыблемо, не трещала, не гнулась – как каменный столб на ветру. Я искренне не понимал, что происходит. Но оплата капала – какая, в сущности, разница? Я прогулялся по парку, посидел на лавочке, поразмыслил над кое-чем. Неловко признаться, но уезжать не хотелось. Здесь была какая-то особенная, расслабляющая атмосфера (если не смотреть на прибывающие автобусы), не хотелось возвращаться в шумный город. Телефон сработал через тридцать пять минут, абонент имел приятный, мелодичный и, что характерно, женский голос.

– Никита Андреевич Ветров? – осведомилась дама. – Здравствуйте. Этот телефон мне переслал Сергей Борисович. Я уже подъезжаю. Предлагаю через десять минут встретиться у фараона.

– И вас зовут… – начал я, но собеседница уже разъединилась. Я пожал плечами, выкурил очередную сигарету и через восемь минут уже бродил по второму корпусу музея погребальной культуры. Посетителей было немного. Парень с девушкой украдкой хихикали над «колотушкой», которую мне усиленно не рекомендовал Сергей Борисович. «Люда, это не фаллоимитатор, пойдем дальше», – сдавленно бормотал молодой человек. Возможно, это были студенты медуниверситета с крепкими нервами. В отделе, посвященном похоронным традициям Древнего Египта, никого не было. Я стоял рядом с «мумией Тутанхамона», изображая непонятно кого, и, видимо, впал в недвижимость, задумался – стоило шевельнуться, как испуганно отпрыгнула полная дама в больших очках. Минутой ранее она вошла в отдел и заинтересовалась мумией. Очевидно, я неплохо сливался с антуражем.

– О господи, – сказала она.

– Ради бога, простите, – взмолился я. – Это совсем не то, что вы подумали. Это вы мне звонили?

Она решила не связываться с подозрительным мужчиной, опустила глаза и бочком удалилась. Я стоял и чувствовал себя идиотом. Последующие минуты я снова посвятил знакомству со старыми товарищами: Анубисом, Амсетом и Хапи. Рассерженно зазвонил телефон.

– Я ничего не понимаю, – сообщил женский голос, усиленный раздраженными нотками. – Я жду вас уже десять минут, пристаю к незнакомым мужчинам – и все они не вы. У вас проблемы с пунктуальностью?

– Позвольте возмутиться, прекрасная незнакомка, – ответствовал я, – я тоже десять минут стою возле фараона и пристаю к незнакомым женщинам…

– У какого фараона? – К ноткам раздражения добавились откровенно злобные.

– Понятия не имею, он не докладывает. Мумия какая-то…

– Боже правый, какая прелесть… Фараон – это верблюд!

– Действительно прелесть, – подумав, согласился я. – Так, значит, завтра на том же месте, в тот же час? Стойте, где стоите, я сейчас подойду…

– А вот и нет, – злорадно отозвалась дама, – меня уже перехватили, я должна отойти в другое место. Не волнуйтесь, это на несколько минут. Знаете служебное помещение в главном корпусе музея – оно у входа? Ждите там, скоро буду…

Я задумчиво смотрел на отключившийся смартфон. У Сергея Борисовича оригинальное чувство юмора – навязал мне какую-то взбалмошную злыдню. Сотрудница Лариса кивнула мне, как старому знакомому, когда я вошел в музей. Я мотнул головой на открытую дверь, сделал вопросительную мину – дескать, у меня там назначено. Она кивнула.

– Да, располагайтесь. Сергей Борисович уехал с шофером на завод, вернется не скоро…

Присутствие Сергея Борисовича уже не имело значения, он сделал все возможное. Я по-хозяйски расположился за столиком лицом к входу, повесил сумку на спинку. Закурить не решился, воспользоваться кофемашиной тоже посчитал преждевременным. Поднялся, включил электрочайник, заварил пакетик «Липтона» в стеклянной чашке. Я задумчиво помешивал ложкой напиток, когда вошла высокая стройная женщина с короткой стрижкой, посмотрела на меня, убедилась, что больше никого тут нет. Я не спешил, это могло быть ложной тревогой. Но по взгляду понял, что это именно она, учтиво поднялся, отодвинул свободный стул, предлагая присесть. Она подумала, кивнула и присела, обняв миниатюрную сумочку. Недолгое время мы разглядывали друг друга. Она меня – критически, я ее – с интересом. Ничего такая. Лет тридцать, одета со вкусом, строго, но все рельефы фигуры прекрасно прослеживаются. Волосы короткие, скорее светлые, чем темные, немного удлиненное лицо с тонкими губами и глазами цвета спелого салатного листа. Она была высокой (впрочем, с учетом каблуков). Я тоже не считаю себя садовым гномиком, но она была лишь на несколько сантиметров ниже меня.

– Итак, здравствуйте. – Женщина поздоровалась с отчетливыми нотками высокомерия. – Я Сташинская Варвара Ильинична, парапсихолог. Меня направил познакомиться с вами Сергей Борисович Якушин. Он просил оказать вам содействие в расследовании…

– Пара… кто? – Моя нижняя челюсть потеряла ориентацию в пространстве и решила отвалиться.

– Тогда уж «кто-кто-психолог», – вздохнула женщина. – Так, по крайней мере, будет логичнее. Варвара Ильинична Сташинская, парапсихолог, – повторила она. – Подрабатываю в музее у господина Якушина. Чем я тут занимаюсь, вам знать необязательно. Он рассказал, что вы собой представляете. Если угодно, у меня есть другая специальность – можете считать ее основной. Я работаю в Сибирском отделении Российской Академии наук… – А когда мои брови, в противовес челюсти, устремились вверх, добавила: – Архивист в ГПНТБ – государственной публичной научно-технической библиотеке…

– Не надо разжевывать, я знаю, что такое ГПНТБ, – пробормотал я. – Чаю, Варвара Ильинична?

– Спасибо, нет.

– Вы сегодня прогуливаете основную работу?

– Я в отпуске.

– Вы обиделись, что я не умею читать ваши мысли, не знаю, кто такой Фараон, и заставил вас целых десять минут проторчать в глупом положении?

– И не думала обижаться, – фыркнула она. – Подумаешь, десять минут в глупом положении…

– И что же я собой представляю, по мнению Сергея Борисовича?

– Это не его мнение, – глаза салатного цвета отвердели, в них заблестел холодок, – Сергей Борисович предельно интеллигентный человек и никогда такое не выскажет. Приходится додумывать. Косность мышления, сопротивление всему новому, неприятие всего, что выходит за рамки скудного менталитета…

– Вы откровенны, Варвара Ильинична, – крякнул я. – Идите уж до конца, назовите это узколобостью. Ваше первое впечатление – я вам не симпатичен. Понимаю. Это правда – до «предельной» интеллигентности мне очень далеко. Когда-нибудь вы объясните смысл этого термина. Что там, за пределом? Помимо прочего, я в прошлом военный, живу в неприбранной холостяцкой квартире, курю, ценю добрую выпивку, а вчера и вовсе подрался. Профессионализм – под сомнением, использую застарелые методы – слежка, опрос людей, копание в документах, в грязном белье… И увы, Варвара Ильинична, для отдельных категорий населения понятия типа «парапсихология» – та же алхимия с астрологией. Хотя допускаю, что вы специалист в своей области. Чем похвастаетесь – телепатия, телекинез, мысленное внушение, ясновидение с яснослышанием? Возможно, пирокинез со спиритизмом или, не побоюсь этого слова, левитация?

Я думал, она обидится и уйдет, но она засмеялась. Это было странно. Я воздержался от комментариев. Из коридора заглянула Лариса, быстро посмотрела на «парапсихолога», потом на меня. Я с важностью кивнул – все в порядке, наводим мосты.

– Ладно, простите, Никита Андреевич, – миролюбиво сказала Варвара. – Жизнь не сахар, это все на нервной почве.

– Понимаю, – кивнул я. – У самого эта почва очень нервная.

Заиграла «Пионерская зорька». Варвара удивленно расширила глаза.

– Это из моего секретариата, – пояснил я. – Вы позволите?

– Да ради бога. – Варвара пожала плечами.

– С прискорбием сообщаю… – заурчала Римма Казаченко. – Несколько минут назад звонил потенциальный клиент, очень хочет воспользоваться услугами нашего агентства. Он считает, что это круче агентства Пинкертона… Я, кстати, не шучу, Никита. – Она перешла на нормальную речь. – Это профессиональный слуга народа, депутат, говорят, хороший человек…

– Хорошего человека депутатом не назовут, – возразил я.

– Он заседает в Законодательном собрании, имеет маленький бизнес на Майорке, там же – скромную дачку, и просит за сумму, которую я по телефону боюсь озвучивать, прогуляться на упомянутый остров, чтобы последить за его женой, которая в данный момент находится там. Деньги на расходы, визы и документы господин берет на себя. Для него это вопрос его финансового благополучия. Нужны доказательства ее измены. Тогда, согласно условиям брачного контракта, она не сможет претендовать на половину имущества мужа. Я на перепутье, Никита. С одной стороны, так хочется махнуть на все рукой – на мужа, на грядки с чесноком, на непутевого ребенка с его сессией… Ответ нужно дать сегодня, вылет завтра.

Я закрыл глаза. «Ждите приятное событие – пусть мелочь, пустяк, но оно вас все равно порадует и развеселит…»

– Если вам не трудно, Римма Владимировна, сообщите этому депутату, что нам очень жаль, мы уже взяли работу и разорваться не можем. – Я украдкой наблюдал за реакцией Варвары. – Ему придется обратиться в другое агентство. А специально для вас я сегодня закажу на радио хорошую песню – «Пусть тебе приснится Пальма-де-Майорка».

– Ах ты змей, – сказала Римма. – То есть в юдоли кладбищенской печали все складывается выгодно и перспективно?

– Да, мы обсудили условия работы, встречаюсь с интересными людьми. В данный момент провожу переговоры с женщиной-парапсихологом, кандидатом околонаучных наук…

– Пара… кем? – поразилась Римма. – Каких наук?

– Околонаучных, – повторил я. Варвара смотрела исподлобья, сверлила меня, как электрическая дрель. Но я не мог избавиться от чувства, что она готова расхохотаться.

– Она молодая и симпатичная, – догадалась Римма. – Никита, действуй, это знак судьбы! Марина ушла, и черт с ней! Это было не твое! А это твое – я чувствую по твоему голосу! Пусть парапсихолог, пусть хоть эксперт по летающим тарелкам – мы выбьем из нее эту дурь! Ты собираешься с ней переспать?

– Нет, – сказал я, – это невозможно.

– Ладно, я поняла, – успокоилась Римма, – ты сейчас не можешь говорить – она сидит напротив и смотрит в твои честные глаза. Удачи, сыщик, я еще пару часов буду на связи. Мементо мори…

– Чего?

– Помни о смерти, говорю. Все, пока.

«Есть еще один перевод, – подумал я. – Не забудьте умереть».

– Девочка из секретариата? – как-то зловеще проурчала Варвара Ильинична.

– Не девочка, – уклончиво отозвался я. – Ответственная, добропорядочная работница, мать семейства. Нам придется отказаться от второго клиента…

– Да, я поняла, это денежный мешок с площади Свердлова… Что она спросила у вас? – Варвара морщила лоб, испытывая смутные подозрения. Значит, с телепатией проблемы, обрадовался я.

– Моя помощница интересуется, не собираюсь ли я с вами переспать. – Проще правду сказать, когда нечего соврать.

– И что вы сказали?

– Вы слышали.

– Мама дорогая, в какую же компанию я попала… – пробормотала Варвара.

Пришла эсэмэска. Я бегло ознакомился с ее содержимым. Это было то, что обещал Якушин. Часы показывали половину пятого – день неотвратимо приближался к завершению. Я задумчиво уставился на свою «надзирательницу». Пока не время выяснять, зачем Якушин ее ко мне приставил.

– Я правильно понимаю – вас дома не ждет жена и многочисленные отпрыски? – спросила Варвара. – Вы же сами об этом сказали?

– Глупо отказываться от своих слов, – согласился я. – А вас кто ждет?

– Никто.

Мне было безразлично. Прийти домой, сочинить какую-нибудь еду, потом включить очередной бандитский сериал по НТВ…

– Вы на машине? – Я допил чай и отставил чашку.

– Нет, меня привезло такси…

– И живете вы…

– На Нижегородской.

– Хорошо, когда закончим, я отвезу вас…