Мурзик

ЧАСТЬ ВТОРАЯ «КОНЕЦ ПЕРЕСТРОЙКЕ!»

Я не стал выходить из машины, а лишь приоткрыл дверь.

Вышел мой личный шофер Василий Иванович и, встав около левого борта белой «Вольво», стал внимательно наблюдать за входом в институт.

Когда появилась Мурзилка, он быстро подошел к ней и очень вежливо, но настойчиво пригласил к машине.

Мурзилка ничего не поняла, но видимо посчитала, что с ней ничего не может случиться на виду у толпы праздношатающихся студентов и нехотя, но пошла.

Я выглянул из салона:

– Привет!

– Здравствуй… – нерешительно прошептала она, но я махнул ей рукой, приглашая в машину, а Василий Иванович, вежливо взяв ее за локоть, помог сесть.

После этого он закрыл дверь, не спеша обошел капот «Вольво», сел за руль и мы тронулись.

Мурзик все это время обалдело глядела то на меня, то на шведский интерьер, то на хорошо подстриженный затылок Иваныча.

– Где будем обедать? – спросил я и набрал запрос на клавиатуре компьютера, установленного напротив наших кресел.

На экране монитора появилась информация о посадочных местах в приличных ресторанах.

Василий Иванович нажал кнопку на своем компьютере и философично изрек:

– В «Национале»! Народа там сейчас мало и меню, кажется, неплохое…

На нашем экране появилось меню и, кивнув на его наличие, я обратился к Мурзику:

– Пообедаем в «Национале»?

Мурзик что-то элегантно и глубокомысленно промычала и, повинуясь ее приказу, Иваныч поддал газу.

– Иваныч, смотри не оторвись от сопровождения!

– Сегодня дежурит 35-й, а они лихие ребята!

– Они там на Лубянке все лихие, но движение сегодня тоже!..

Но я опасался напрасно, и к «Националю» мы подъехали одновременно с черной «Волгой», и вышли мы из машин одновременно.

Я помахал ребятам из КГБ и они начали решительно рассекать перед нами толпу фарцовщиков, жаждущих добычи.

Ведя под локоть Мурзика, я почувствовал, что она вся в напряжении, и с усмешкой подумал, что это у нее скоро пройдет.

У входа в ресторан нас уже ждал метрдотель и проводил к забронированному мной из машины столику в тихом углу зала.

Усевшись, я протянул Мурзику меню, а метру сказал:

– Давай по полной схеме, но без излишеств.

– Есть «Лыхны» и «Букет Абхазии»? (первое любит Мурзик, второе – я) – сказал метр.

– Отлично!

Когда стол накрыли, а это сделали быстро, и официанты удалились, Мурзик обратилась ко мне:

– Что все это значит?

– Ничего, – ответил я, сделав глоток «Букета», – я так живу.

– Что-то не вяжется с тем, что я о тебе до сих пор знала, – съязвила Мурзилка и тоже пригубила «Лыхны».

– Привыкай!

– Так, кто же ты такой?

– Чудовище!

– А если серьезно, кем ты работаешь?

– Я же тебе говорил – большим руководителем.

– И чем же ты занимаешься?

– Рукой вожу.

– И за это тебя так охраняют?

– А вдруг меня украдут?

– Кому ты нужен?

– К сожалению, тебе я, кажется, точно не нужен.

– Ага!

– Ты давай побольше кушай, злобный Мурзик, и поменьше пей.

– Что, боишься, начну буянить?

– От тебя можно ожидать все, что хочешь.

– А чего ты хочешь?

– Чтобы ты меня любила.

– А больше ты ничего не хочешь?

– Хочу. Тебя съесть!

– Подавишься!

– Я уже подавился тобой. Поза-позавчера.

– А ты злопамятный.

– А ты не кабаней!

– Р-р-р-р-р-р!

– Кушай лучше рыбку.

– Я кушаю. Я люблю рыбку.

– А меня?

– А тебя, гнуса, я не люблю.

– Ну и ладно.

– Мне надо в два быть в институте.

– Будешь! Когда ты освободишься?

– В пять, а зачем тебе?

– Я хотел бы с тобой вечером поужинать и, если ты не против, то и весело провести вдвоем время.

– А что ты понимаешь под словом весело?

– Только то, чтобы тебе было нескучно со мной.

– Ну, если только это, но не больше.

– На большее я давно уже не надеюсь.

Я щелкнул пальцами и мне подали счет.

Я щедро расплатился долларами, чем премного удивил Мурзилку. Уже в машине по дороге к ее институту я промолвил:

– Кстати, я достал подарки для твоих родителей!

– Да? – повеселела Мурзилка.

– Как ты хотела: папе – фотоаппарат, маме – приемник, ну а тебе – духи.

– Да?! И сколько я тебе должна?

– Оставь это. Давай лучше заедем к тебе домой, ведь не таскаться же тебе с коробками.

– Разве коробки такие большие?

– Немаленькие…

– Фотоаппарат – «Зенит»?

– В принципе, да…

– Как?

– Какая же ты настырная, – засмеялся я.

Мы как раз подкатили к дому Мурзика, и, выйдя из машины, шофер достал из багажника коробки с подарками и передал их Мурзику.

На коробках были надписи «Кодак», «Панасоник» и что-то там про Шанель.

Мурзик поинтересовался:

– А где «Зенит»?

– «Зенита» не было, пришлось взять «Кодак».

– А это маленький приемничек?

– Меньшего размера двухкассетных магнитол не выпускают.

– И сколько это стоит?

– В валюте не очень дорого, что-то вроде того, что мы сегодня проели в «Национале».

– Меня родители выгонят из дома.

– Я об этом как-то не подумал, знал бы купил вещи подороже.

– Гнус! Что я им скажу?

– Скажи, что спасла из горящего офиса американского бизнесмена, вынеся его на руках с пятьдесят восьмого этажа по скользкому карнизу.

– На руках?! Здоровенного мужика?

– Ну скажи, что спасла японца, они маленькие.

– С пятьдесят восьмого этажа?

– Скажи, что с пятьдесят второго, наконец!

– На конец?

– В принципе, можешь ничего не говорить. Вот эти бабуси у подъезда сами все расскажут твоим родителям в самых животрепещущих красках.

– Я тебя убью!

– Прямо сейчас?

– Да!

– Тогда они расскажут, что ты напала на бедного несчастного бизнесмена прямо у своего подъезда, и ему бедняжке, чтобы зазря не пропасть, пришлось откупаться от злой окабаневшей Мурзилки мелкими презентами малоизвестных иномарок.

– Бедненький! Несчастненький!

– Ладно, хватит! Василий Иванович! Проводи ее и смотри, чтобы она не загнала налево по дороге товар, а доставила его домой в целости и сохранности!

– Яволь! – щелкнул каблуками кроссовок Иваныч и, отобрав у Мурзилки коробки, повел ее этапом в подъезд.

Через пять минут они вернулись, и мы отвезли Мурзика в ее «бурсу», где с ней и распрощались навеки до семнадцати ноль-ноль.

– Ну и где мы будем веселиться?

– Василий! Гони в самый бандитский кооперативный ночной ресторан.

Василий Иванович что-то там поколдовал с компьютером и, получив нужный адрес, тронулся.

Ресторан находился в Марьиной роще и, судя по информации с дисплея, назывался не очень вразумительно – «РАЗГОЙ». Но когда мы к нем у подкатили, то сразу все прояснилось. Кто-то неизвестный подрисовал на вывеске ресторана к букве «Г» бублик, и название ресторана, наконец, стало отражать его сущность – «РАЗБОЙ».

Ребята из команды 35 заволновались и затребовали объяснений. Я по рации попросил их не беспокоиться и по возможности не вмешиваться, что бы не произошло (разговор шел кодом, а то бы Мурзик начала нервничать, узнав, что что-то может произойти).

Напоследок они мне вывели на монитор информацию об оперативной обстановке в этом вертепе: за последнюю неделю здесь произошло четыре перестрелки (правда, трупов было до странности немного, всего шесть штук), сегодня здесь предположительно будет находиться всего три банды – из Люберец, Одинцова и местная мафия.

Столкновений не предполагалось, так как недавно они заключили перемирие в связи с приездом в Москву банды из Кабулетского района ГССР. Так что мы смело могли здесь отдохнуть от городской сутолоки и культурно поразвлечься.

Войдя в ресторан, мы лишний раз убедились, что процесс инверсии капиталов из теневой экономики в сферу кооперации развивается динамично и поступательно: интерьер и основные средства ресторана оценивались (на глаз) примерно в миллион рублей (неконвертируемых).

Мой Василий Иванович, знавший по роду службы каждую собаку в Москве, что-то прошептал на ухо председателю давешнего кооператива и нас посадили в тихий угол, из которого хорошо просматривался весь зал и эстрада.

Несмотря на ранний для этого заведения час, ресторан был уже на половину заполнен и шла демонстрация разрешенного эротического фильма «Лесбиянки против голубых».

Мурзилка, сразу же освоившись, взяла меню и начала его читать вслух.

Его содержание, а главное, цены были довольно солидные, если учесть, что самая дешевая позиция – чай без сахара «по-разгойному» стоил всего четыре шестьдесят девять, но зато хлеб был бесплатный.

Мурзик так громко читала, а главное, с выражением, что на ближайших столиках смолкли разговоры, и установилась недобрая тишина, лишь нарушаемая кряхтеньем лесбиянок и нежными вздохами голубых из видика. Около нас появился официант и вопросительно посмотрел на меня.

– Тащи все, только по порядку, – вальяжно прошепелявил я и передернул перед его носом «хрусты».

Официант побежал на кухню, а к нашему столику вразвалку подкатил какой-то противный хмырь.

– И откуда вы, такие дорогие гости?

– А ты кто такой? – ответил я и небрежно так распахнул полу пиджака, засветив ему вороненую ручку полицейского бульдога в кобуре под мышкой. – Канай отсюда, редиска!

Дешевого фраера как будто сдуло, и к нам больше пока никто не приставал, а на столе стали поочередно появляться шедевры кооперативной кулинарии.

Кабаненье началось!

Часам к десяти, когда зал был уже битком, и закончилась демонстрация по видео запрещенного фильма «Республика ШКИД», на эстраду выбежал конферансье (в лучших традициях!) и объявил начало культурной программы:

– Леди энд джентльмены! Для вас выступает панк-фольк-оркестр люмпен-пролетарского рока «Национал-коммунисты»!

На сцену вышел оркестр из пяти человек в уже всем надоевшей униформе: поповской рясе, френче Керенского, солдатской шинели, матросском бушлате и гусарском кивере.

Первым делом они исполнили увертюру-попурри на темы Гимна Советского Союза, Боже Царя Храни, похоронного марша, марша Мендельсона, Марсельезы, Цыпленка Жареного, Чижика-Пыжика, Первого концерта Чайковского и Семь-Сорок. Потом сыграли и хором спели в стиле диско марш семи гномов из диснеевской Белоснежки, причем припев «Хей-хо!» они орали под барабанную дробь раздельно, так что получалось как-то назойливо-знакомо: «Хей!.. Хо!.. Хей!.. Хо!», где «Хей» звучало как «Хай»! Затем исполнили социальную панк-сюиту собственного сочинения, смысл текста которой угадывался с трудом, только время от времени в ней разбирались знакомые слова типа: «Вышли мы все из народа..» , «Борис, ты не прав!» , «Загубили, суки, загубили!» , «Афганистан» , «коррупция» , «рэкет» , «путана» , «развитой социализм» , «хрен вам с маслом!» , «краткий курс» , «зека» , «фининспектор» , «по козырям!» , «Перестройку мы будем двигать!», «Ворошилов – первый красный офицер» и т. д.

По окончанию сюиты оркестр объявил перерыв и начал принимать и тут же выполнять заказы (тариф – полтинник, тот, который зеленый, бумажный, хрустит, но не деньги!).

Заказы полностью отражали социальный состав посетителей и их духовный мир, но, если быть честным до конца, то в любом ресторане почти по всей территории Союза исполняется один и тот же репертуар: «Белые розы», «Желтые розы», «Розовые розы», «Розовый ветер», «Рашен гел», «Путана», «Нана-путана», «Чико», «Бой, хау, бой!», «Не сыпь мне соль на рану», «Червончики», «Задремал под ольхой…», «Только пуля казаку…», «Ах, Катя, Катя, Катерина!», «Я московский озорной гуляка!», «Батька Махно…» и все другие песни Асмолова, Розенбаума, Шефутинского и т. д. (из репертуара на сентябрь 1989 г.). Некоторые песни заказывали по несколько раз, а «Не сыпь мне соль на рану!» – аж пять раз, и весь зал хором ее пел.

Около часа ночи оркестр удалился, и на их место выбежало варьете.

Я, конечно, почти не разбираюсь в хореографии, но этих девиц танцевать учили или чукотские шаманы, или же в племени людоедов «Мумба-Юмба»: так безобразно они крутили своими тощими и голыми задами, хотя все это называлось «эротическими танцами». Видно, под влиянием этой «эротики» и формировались ряды московских голубых!

Но залу это, по-моему, нравилось, потому что регулярно раздавались аплодисменты вперемежку со свистом, и потихоньку всех девиц растащили со сцены, куда выплеснулись повальные пляски пьяных посетителей.

И вот тут произошло ужасное.

Мой Мурзик основательно, набравшись, не вытерпела и, воспользовавшись тем, что я отвлекся с официантом, заказывая две порции мозга свежезамученной обезьяны, залезла на сцену, специально подкараулив момент, когда та была пуста, и начала танцевать.

Прежде чем рассказать, чем это кончилось, я хочу остановиться на том, как Мурзилка может танцевать.

Во-первых, она натуральная блондинка, во-вторых, когда она танцует, то входит в экстаз, в-третьих, ей так нравится танцевать, что она балдеет от самой себя, в-четвертых, у нее такой шикарный бюст, что когда она извивается в танце, то он, естественно, не стоит на месте, а тоже… и, в-пятых, – нет на свете красивей и сексуальней моей Мурзилки!

Так что вы можете себе представить, что произошло, когда на сцене стала танцевать мой окабаневший Мурзик, а в зале – одни бандиты и подпольные миллионеры, и все они, включая Мурзика, были в стельку пьяные.

Сообразив в долю секунды, как можно выйти из этой трагической и безвыходной ситуации, я мысленно передал необходимые инструкции в компьютеры Василия Ивановича, команды 35 и по 02, достал свой кольт, заряженный разрывными реактивными пулями, и очередью выпустил весь барабан в зеркальный потолок. Потом силой мысли замкнул все три фазы в электропитании ресторана и швырнул в зал четыре гранаты со слезоточивым газом.

В создавшемся полумраке – полумрак был потому, что на потолке горел напалм от разрывов моих пуль – я телепортировался на сцену и, схватив в охапку противного Мурзика, телепортировался в тамбур ресторана, который предварительно очистил от швейцаров-вышибал, переместив их прямо в гущу свалки в зале.

Стоило мне отпустить Мурзилку, как она заехала мне коленом куда надо, и, не будь я самим собой, то быть бы мне импотентом! Я вытолкнул ее из дверей на улицу и спокойно вышел следом.

Вся операция по спасению Мурзилки (и разгрому ресторана) заняла всего лишь три секунды!

Была тихая сентябрьская ночь!

Моя «Вольво» стояла у тротуара метрах в тридцати, а за ней – черная тридцать первая «Волга» и милицейская «канарейка».

Как только мы оказались на улице, в ресторане послышались автоматные очереди и взрывы ручных гранат.

Я бессильно и как бы извиняясь махнул рукой, и машины сорвались с места.

«Вольво» лихо остановилась возле нас, и Иваныч помог мне запихнуть продолжавшую буянить Мурзика на заднее сидение. Черная «Волга» страховала нас сзади, а на тротуар к выходу из «Разбоя» подскочила «канарейка» и, стоило нам только отъехать, появилось три автобуса со спецдивизионом…

Когда мы подъехали к моему дому, Мурзик, вдоволь набуянившись, сладко заснула у меня на плече, и ее пришлось нести на руках.

Дома я не без труда ее раздел (до определенной степени) и уложил почивать на свою беспредельно огромную тринадцатиместную арабскую кровать, где и мне самому с краюшку нашлось место…

Ночью я почти не спал. В голову лезли всякие мысли, вся эта затея мне не очень нравилась, но, самое главное, разве тут уснешь, когда радом с тобой спит такая прекрасная и так тобой безмерно любимая женщина!

Мурзик и во сне продолжала буянить: почти непрерывно ворочалась, взбрыкивала ногой, кряхтела, сопела и время от времени злобно взрыкивала. Но, в довершение всего, она еще оглушительно храпела басом, как целая дюжина пьяных боцманов!

Только под утро удалось задремать… Мне снился дивный сон – как будто бы я – не я, а легкий, не знающий забот мотылек, порхающий ранней зарей над полем. Кругом были изумительной красоты незнакомые цветы, а в центре всей этой прелести находился самый красивый цветок, от которого исходил нежнейший аромат. Меня тянет к нему, и я падаю в объятия его лепестков, задыхаясь от счастья и неземного блаженства.

Но тут вдруг появляется какая-то неосознанная тревога, и я чувствую, что нежные объятия становятся слишком сильными, и постепенно я начинаю задыхаться уже не от переизбытка счастья, а от нехватки кислорода. Я пытаюсь высвободиться, но в меня впиваются острые шипы и раздается холодящий душу визг, от которого я немедленно… просыпаюсь.

Проснуться-то я проснулся, но кошмарный визг вместе со сном не пропал, а стал еще более ужасен!

Я открыл глаза и увидел, да к тому же прочувствовал, что верхом на мне сидит выспавшийся и от этого еще более окабаневший Мурзик и на полном серьезе душит меня.

Чтобы я ни капельки не засомневался в серьезности ее намереньев, она оглушительно визжала, и это мне очень не понравилось.

Я попытался высвободиться, но она вцепилась в меня мертвой хваткой, а чтобы я не трепыхался, стала к тому же еще лягаться и через каждые три секунды вдарять мне по лицу наотмашь кулаком.

– Гнус-с-с-с-с! (Блям! Блям! Бац-ц-ц-ц!) Ро-жа-а-а-а-а-а-а!!! (Блям! Блям! Бац-ц-ц-ц-ц!) Пузо толстобрюхое! (Бац! Бац! Блямм-м-м-м!)

Несмотря на весь ее темперамент, я все же сумел прохрипеть:

– Доброе утро, дорогая! Я надеюсь, тебе хорошо у меня спалось?

Блям! Бац! Блям! Бац! Бум! Бум! Бум-м-м-м-м-м!

Но мне все же чуточку удалось расслабить ее пальцы на своем горле, и в ожидании окончания ее волеизлияния я с интересом стал пялиться на многочисленные зеркала, имевшие место в моей спальне.

Там было на что посмотреть.

Ночью, раздевая Мурзика, я оставил на ней только майку с трусиками (вот такими маленькими и узенькими!), и вот теперь, сидя на мне верхом, Мурзик отражалась в зеркалах, и это зрелище было достойно попасть на видео.

Особенно классный «слайд» был у меня в ногах, то есть в зеркале за спиной Мурзика. Я так прибалдел от этого зрелища, что невольно расслабился, и меня наверняка задушили б, но тут открылась дверь (как раз там, где было самое интересное), и в спальню вошла пожилая женщина, катившая перед собой хромированный столик с утренним кофе и сэндвичами.

Почувствовав посторонний шум за своей спиной, Мурзик обернулась и с криком «Ой!» мгновенно шмыгнула под одеяло и испуганно замерла.

– Доброе утро! – сказала женщина, подкатывая столик к нашим ногам.

– Здравствуйте! – тоненьким и ангельским голоском пропищала Мурзилка, изобразив на лице идиотско-заискивающую улыбку.

– Кушайте, а то остынет, – произнесла женщина и, подобрав с пола чей-то бюстгальтер, аккуратно повесила его на спинку близстоящего стула и неспешно удалилась.

Мурзик затравленно посмотрела на меня и потерянно спросила:

– Это твоя мама?

Я усмехнулся:

– Нет, это моя домработница, Светлана Александровна, или просто баба Света.

– Фу! А я испугалась, думала, это твоя мать, а я в таком виде!..

– И в такой позе!

– Сам дурак!

– Да? А ты мне лучше скажи, какого черта ты мне спать не даешь? И орешь еще, как бешеная сосиска! Что о тебе подумает Светлана Александровна? В кои веки я привел в дом девушку и…

– Не привел, а заманил обманным путем!

– Не заманил, а приволок!

– Что?

– На руках! Вдрызг! Лыка не ткала!

Но Мурзилка меня уже не слушала – глядела жалостливо в потолок и шептала трагическим голосом:

– Что я теперь скажу своей маме?!

– А ты скажи ей правду, – заявил я и, подползая к краю кровати, начал кушать сэндвич, – что ты нажралась до потери сознания, а добрый и благородный Димик, не желая оскорблять высокие чувства бедных родителей твоим свинским видом, благосклонно приютил тебя, пьяную и грязную, в своей скромной холостяцкой кровати!

Бац-ц-ц-ц-ц!

Кусок сэндвича улегся поперек моего горла, и я чуть не подавился от удара кулаком мне в спину.

Пока я откашливался, Мурзик нагло устроилась рядом со мной и, залпом выпив стакан холодного апельсинового сока, вырвала у меня из рук остатки сэндвича и с утробным урчанием начал рвать его зубами.

– Сволочь ты, Димик! – прошамкала она набитым ртом, – если с моими родителями что-нибудь случиться, то я не знаю, что с тобой сделаю!

– С ними уже случилось…

Воцарилась недобрая тишина.

– Долгожданная радость нежданного избавления от опостылевшей обузы!

Блям-м-м-м-м-м!

– Слушай, ты! Кончай драться! Не то я возьму и заплачу!

Бум-м-м-м-м-м!

– Если ты меня еще раз тронешь, то я сейчас же позвоню им и скажу, что с тобой случилось несчастье и тебя увезли в 13-ю психбольницу с ранним токсикозом и гангреной мозга!

– Только попробуй! – сказала Мурзилка и показала клыки.

– Нет, я им лучше скажу, что ты сидишь в спецприемнике КГБ в Лефортово в долговой яме за бандитское нападение на мирных советских спекулянтов и воров, пока не возместишь причиненный ущерб еще не окрепшей социалистической кооперации в размере пяти миллионов рублей золотом!

– Так им и надо! – Мурзик уписывала третий сэндвич и вторую чашку кофе. – Буржуям проклятым!

– Так какого ж дьявола ты стала перед ними плясать, мурзячье твое отродье?

– Что б им завидно было, кровопийцам!

– Странная ты женщина, – сказал с грустью я.

Мурзик с шумным вздохом закончила завтрак и подобрев, произнесла:

– Нет, ты мне все-таки ответь, что я скажу своим родителям, где я шлялась всю ночь?

– А ничего не надо говорить.

– Да?

– Я вчера сам позвонил твоей маме и сказал, что ты останешься у меня и чтоб она не волновалась…

– Ну и что тебе ответила мама? – Мурзик вытерла краем пододеяльника губы и злобно глянула на меня.

– Чтобы я не забыл тебе напомнить принять утром твои лекарства и чтобы ты не вздумала прогуливать институт.

– А если серьезно? – Мурзик также методично вытерла жирные руки о край простыни и аж побелела от злости.

– А если серьезно, то ты сама вчера вечером позвонила домой и сказала папе, что будешь ночевать у Кати.

– Что-то я этого не припомню.

– А ты вообще что-нибудь помнишь, маленький алкоголелюбивый Мурзёныш?

– Все помню! Ресторан помню! Стрельбу помню! Твою противную рожу помню! А вот как звонила – не помню!

– Было такое, так что не беспокойся за своих драгоценных родителей, а лучше посмотри в зеркало, на кого ты похожа! – ловко перевел я этот неприятный разговор в нужное русло, – Вот уж у кого рожа, так это только не у меня!

Мурзик мгновенно среагировала и решительно подошла к зеркалу, у которого стояла горжетка. На ней лежал небольшой сверток.

– Мурзик, посмотри, что в свертке?

– Отстань! – отрезала Мурзилка, с тревогой вглядываясь в свое изображение.

– Там тебе подарочек.

Не отрывая взгляда от зеркала, она пошарила рукой и, развернув обертку, взяла с горжетки презент. Мельком и совершенно безразлично взглянув на него, она восхищенно охнула, обнаружив у себя в руке шикарный набор косметики…

Как мало надо, чтобы осчастливить женщину и избавить ее от докучливых забот!

– Туалет рядом с зеркалом, – сказал я и направился во второй санузел, желая принять утреннюю ванну.

Минут через сорок дверь в ванной, где я нежился в мраморном бассейне, отворилась, и в образовавшуюся щель пролезла голова Мурзика.

– Гнус! Долго тебя ждать? – довольно кокетливо и с примирением спросила она.

– Не мешай мне красиво жить, – ответил я, поманив ее рукой.

Мурзилка нехотя вошла и, устроившись возле моей головы на лавочке, закурила лежавший там «Винстон».

– Дай и мне, – попросил я, протягивая руку и выставив из воды свой «маленький» животик.

– Бесстыжая рожа! – констатировала Мурзилка, но сигарету мне все же протянула. – Хватит валяться, уже полдвенадцатого.

– А куда нам торопиться?

– Как куда? Мне в институт надо.

– Ничего, я думаю твой институт переживет без тебя один день, а если тебе так уж невтерпеж, то я могу сделать справку, что у тебя сегодня был перелом позвоночника и ампутация передних конечностей.

– Типун тебе на язык!

– А хочешь, можно сделать справку, что тебя вызывали в милицию по делу об изнасиловании в ресторане четырех швейцаров.

– Ты мне лучше скажи, откуда у тебя такая квартира? – Мурзик с интересом разглядывал мое изображение в зеркале на потолке. – Аж с двумя туалетами! Я что-то не припомню, чтобы у нас строили такое для рядовых советских граждан?!

– Самая обыкновенная пятикомнатная квартирка в 120 кв. метров жилой площади.

– Обыкновенная?

– Ну не совсем, конечно, я ведь здесь почти не живу.

– Я так и поняла.

– Да нет, я живу в своей рабочей трехкомнатной квартире, а эту я купил для своей будущей жены, так что это, в принципе, твоя квартира.

Мурзик так внимательно меня слушала, что по инерции закурила вторую сигарету.

– Возьми вон на полочке ключи от входной двери, там же ключи от гаража и от машины.

– От какой машины?

– От твоей, конечно! Уж не думаешь ли ты, что я так опущусь, что буду ездить на паршивой шестерке, а тебе в самый раз. Во всяком случае не жалко будет, если ты её разобьешь. Ты хоть водить-то машину умеешь?

– Да! У меня права есть.

– Ну вот и отлично! А то каждый раз привози и отвози тебя. Не баре! Сами доедете! И вообще, я сегодня приеду к тебе в гости с родителями знакомиться.

– А кто тебя приглашал?

– Вот еще! Больно надо! Ты у меня была в гостях? Была! Теперь я к тебе приду!

– Фигушки! Пока не похудеешь, об этом и не мечтай!

– Послушай, женщина! Ты в своем уме?! Да кто у тебя будет спрашивать? А будешь выступать, так я тебя сладкого лишу.

– А я сладкое не ем. Мне оно вредно.

– Тогда соленого не получишь. И вообще, чего ты здесь расселась? А ну-ка быстро уматывай отсюда, дай мне одеться. Уже почти двенадцать часов, а я тут с тобой в ванной валяюсь. Иди пообщайся с бабой Светой. Тебе здесь жить, а она женщина строгая.

– А мы уже подружились, – крикнула мне Мурзилка, захлопывая дверь ванной.

– Димик, что будем делать дальше? – спросил я сам себя, – Я ей соврал, что она звонила домой.

– Нужно перенестись во времени на сутки назад, и ее родители ничего не заметят.

– Самое главное – продержать Мурзилку до пяти, потом я ее отправлю назад во вчера, чтобы она не смогла встретиться сама с собой.

– С этим мы решили.

– Теперь насчет визита в гости.

– Ты что-же – надеешься, что понравишься ее маме? И что она тут же отпустит ее к тебе жить? И захочет она сама этого?

– Все вопросы без ответов…

– Что делать?

– Только без всяких таких штучек! Все должно быть естественно, чтоб комар носа не подточил. Изменять можно только обстоятельства, а воля Мурзилки должна быть свободной. Надо избавиться от ее родителей!

– Что мы с ними сделаем?

– Как там у Юлиана Семенова?

– Замучаем в застенках гестапо!

– Как сказала б Мурзилка: «Дурак!»

– Значит так! Избавиться надо основательно и надолго. Хотя бы на годик.

– Отправить их в сверхсрочную командировку за границу. Сегодня же.

– По линии Министерства обороны и Детского фонда.

– В Новую Зеландию, или на Огненную Землю.

– Хорошо б в Антарктиду, но, к сожалению, там нечего делать Детскому фонду.

– Решено.

– Организацией этой провокации займется второй интеллект, он у нас специалист.

– До пяти часов мы должны так обработать Мурзилку, чтобы когда она узнает об отъезде родителей, у нее не было б альтернативы.

– Квартиру, машину и валютный счет мы ей уже сделали. Что еще надо женщине?

– Завалим ее барахлом и решим вопрос с институтом.

– Ах, да, ей еще необходима любовь.

– Ну что ж, придется смириться и пересилить себя.

– Будем ее любить.

– Если она этого захочет.

– Подъем!

– А где Василий Иванович? – удивленно спросила меня Мурзилка, не обнаружив у подъезда белую «Вольво» с Иванычем в придачу. – И где твоя хваленая машина?

– Василий сегодня выходной, – спокойно сказал я и щелкнул громко пальцами.

Из-за поворота появился серебристый «Олдмобиль», из которого вышел молочный брат героя гражданской войны и профессионально открыл перед нами дверцу.

– Познакомься, это Иван Васильевич, напарник Василия Ивановича.

– Анжела! – Мурзилка покраснела непонятно к чему (не привыкла еще шиковать!) и протянула ему ручку.

– Очень приятно, – улыбнулся ей тезка царя всея Руси. – Куда изволите?

– К Зайцеву, – опередил я Мурзилку, пока она «телилась» со своим институтом.

Уже находясь в машине, я спросил Мурзика:

– Слушай, а зачем ты учишься в институте?

Мурзик посмотрела на меня как на идиота и ничего не ответила.

– Да нет, я серьезно, – настаивал я. – Тебе нужна корочка или же знания?

– И то, и другое, – Мурзик уже совсем не сомневалась, что со мной что-то не так.

– Слушай, но как можно всерьез говорить о знаниях при нашей системе обучения? Это же профанация какая-то!

Мурзик задумалась, видимо вспоминая, что же полезного вынесла из стен своего вуза.

– Значит, тебе нужна корочка.

– Ну, предположим, – нехотя согласилась Мурзилка, – И что из этого?

– На, возьми ее и не мучайся! – сказал я, протягивая ей диплом.

Она его раскрыла и обнаружила там свою фамилию и дату окончания – через два с половиной года. Диплом был к тому же красным, что явствовало из вкладыша.

– Фальшивка?

– Обижаешь, дорогая! – ничуть не обидясь, с гордостью за второй свой интеллект произнес я. – Самый что не есть настоящий!

– А если кто-нибудь проверит?

– Пожалуйста! Он найдет полное соответствие всех записей с документами в институте, а преподаватели даже под пыткой будут говорить, что ты у них училась.

– Но так не бывает.

– Бывает! Если очень захотеть.

– А что я скажу родителям?

– А ты им время от времени показывай вот это, – сказал я и протянул ей пять совершенно идентичных зачетных книжек, с одинаковыми номерами и одинаковыми подписями, только в каждой последующей книжке было на один семестр больше заполненных страниц.

– А как же учеба, – еще не совсем осознав открывшиеся перспективы, продолжала сопротивляться Мурзик, – как же мое углубленное изучение языка?

– Глупая! Вот теперь, когда тебе не надо тратить время на учебу в институте, ты и можешь заняться углубленным изучением языка и всего остального в придачу.

Мурзик ошалело стала смотреть на меня и упорно молчать, видимо, не находя в себе силы поверить этому, но через некоторое время все же спрятала в сумочку корочки и нервно закурила сигарету.

В это время мы как раз проезжали мимо Военторга, и Мурзик вдруг попросила остановить машину.

– Мурзик, чего ты здесь забыла? Или тебе захотелось купить мне солдатские кальсоны?

– Размечтался! Кальсоны все давно перешиты на «бананы». У меня здесь работает подружка в секции мехов, она мне обещала достать недорогую шубку…

Подойдя к прилавку, Мурзик узнала от продавщицы, что ее подружка сегодня выходная. Очень от этого расстроившись, Мурзилка решила было уйти, но остановилась у витрины. Там была выставлена шуба из песца.

На ценнике была цена – 19000 руб.

Я тоже заинтересовался, для кого в нашем рабоче-крестьянском государстве продаются такие шубы? (Дело происходило до 2 апреля 1991 года.)

Если рабочий получает, предположим, триста рублей в месяц, то чтобы купить своей жене эту шубу, ему надо работать четыре с половиной года, а содержать детей будет его жена. А раз эта шуба не по карману простому смертному, то какого черта ее выставили на всеобщее обозрение? Однозначно – чтобы злить народ!

– Нравится? – спросил я Мурзилку.

Та посмотрела на меня, как на изверга, и ничего не сказала.

– Хочешь, я тебе ее куплю?

– Не зли меня, – ответила Мурзилка.

– Девушка, – обратился я к продавщице, – я хочу купить эту шубу. Давайте ее померим.

Продавщица также злобно глянула на меня и огрызнулась:

– А деньги у вас такие есть?

– Конечно, – сказал я и достал из кармана куртки две пачки сторублевок.

Продавщица засуетилась, позвала заведующую, вместе они вскрыли витрину, напялили шубу на обалдевшую Мурзилку. Шуба была как раз. Я отдал деньги, предварительно вынув из одной пачки десять «Кать» и, взяв под руку Мурзилку, удалился.

Только в машине Мурзик обрел дар речи:

– Ты, что, обалдел?

– Ты о чем, дорогая?

– Что я скажу родителям?

– Скажи, что нашла ее на улице.

– Около дома?

– Ага!

– Гнус!

– Да, вот она – черная неблагодарность! Что я ни сделаю, все равно гнус!

– Кто же виноват, что ты на самом деле гнус.

– Только ты, дорогая!

Выйдя из машины у салона Славы Зайцева, Мурзик почему-то грустно взглянула на меня и сказала:

– Ты знаешь, что-то мне расхотелось к нему.

Я крепко обнял ее за плечи и поцеловал в щеку.

– Привыкай Мурзилка к роскошной жизни.

Войдя в вестибюль салона, я поймал за руку первую попавшуюся «зайчиху» и, демонстративно сунув ей в руку стольник, приказал вести нас к Зайцеву…

…Мы сидели в демонстрационном зале, а перед нами сам Зайцев объяснял назначения различных своих моделей, которые демонстрировали нам под музыку манекенщицы.

После каждой модели я спрашивал Мурзилку: «Нравится?» и, если она отвечала утвердительно, то делал знак и модель откладывали.

Через два часа моей Мурзилке понравилось шестьдесят семь моделей. Попросив ее немного подождать, я вышел из зала и отдал Зайцеву 2 670 тысяч рублей залога.

Отобранные модели упаковали и отвезли по указанному мной адресу. К завтра их вернут, и как я объяснил, их скопируют на моем новейшем роботизированном пошивочном комплексе и пошьют их копии с учетом замечаний и пожеланий Мурзилки, и ее размером соответственно.

Потом в тайне от Мурзилки их привезут к Зайцеву, и он их выдаст как будто сшил сам.

Мне стоило больших трудов уговорить его пойти на эту сделку. Он долго не мог понять, как можно скопировать его «гениальные» модели в таком количестве за одну ночь без ущерба качества, и только осознав, что практически, не ударив палец о палец, за это получит 2 670 тысяч рублей, он, немного покорежившись, согласился.

Скачок во времени мы совершили, проезжая подземным туннелем на Садовом кольце, и я привез Мурзилку к ней домой во вчера к шести часам. Перед этим мы довольно пространно пообедали в «Космосе».

Отпустив ее с миром, я прямо из машины телепортировался в сады Семирамиды и, лежа под цветущим фиником в обществе прекрасных и юных дев, с интересом стал наблюдать, как встречают моего окабаневшего Мурзика дома.

Мой второй интеллект, разделавшись с обустройством командировки мурзячьих родителей, отправился шить зайцевские хламиды.

Мурзилка, облаченная в девятнадцатикусковую шубу, робко открыла дверь своей квартиры. В коридоре никого не было. Повесив злосчастную шубу на вешалку, она на цыпочках прошла в большую комнату.

Ее мама, уже порядком вымоталась, собирая вещи в дорогу на Огненную Зеландию и сидела в кресле, мысленно прощалась со своим домом.

Мурзик как можно ласковей улыбнулась и сказала:

– Здравствуй, мамочка!

Мама тоже, чувствуя свою перед дочерью вину, нежно промолвила:

– Здравствуй, доченька!

После чего они нежно и страстно обнялись и заплакали, каждый о своем.

Тут вошел в комнату папа и при виде дочери и во исполнении святых отцовских чувств выдавил из себя скупую мужскую слезу.

Первой начала разговор мама:

– Доченька, а у нас для тебя есть новость!

Доченька сразу же насторожилась от такого вступления, в душе опасаясь самого страшного – что ее родители, наконец, решились на старости лет исполнить ее детскую мечту, и спешат сообщить ей, что скоро у нее появится маленький братишка.

– Мы с твоим папой сегодня ночью улетаем в загранкомандировку!

– Куда?

– В Гвинею-Окинаву.

Мурзик ничего не понимая опять поинтересовалась:

– И надолго?

– На год…

Далее последовали сцены взаимных клятв и обещаний, потом нашло место продолжение экстренного укомплектования дорожных чемоданов, во время которых Мурзик под шумок спрятала в своей комнате шубу, презенты родителям были раньше спрятаны от греха подальше.

В 11 часов вечера состоялся прощальный ужин, затем они всей семьей сидели у камина и грозились друг другу писать каждый день. В два часа ночи подъехало заказанное такси, и родители благополучно уехали, а бедный Мурзик осталась совсем одна в этом огромном городе на растерзание злобному Димику.

В двенадцать дня она мне позвонила:

– Здравствуй, Димик!

– Кто это? – сделав вид, что не узнал ее голос, сердито спросил я.

– Это я…

– Кто это я?

– Мурзик…

– Здравствуй, злобный окабаневший Мурзик!

– Бедный, несчастный, всеми брошенный…

– Кто ж тебя бросил? Опять очередной твой хахаль?

– Дурак!

– Сама такая!

– У меня родители уехали.

– Ну и что? – притворился незнайкой я.

– Они надолго уехали.

– На два дня, чтоль?

– На год.

– Шутишь?

– Правда. Я вчера обалдела, когда они мне об этом сообщили.

– И куда ж их черт понес?

– В какую-то Гвинею-Окинаву.

– Что-то я не знаю такой страны.

– Я тоже до вчерашнего дня не знала.

– И на кого ж они тебя бросили?

– На съедение волкам.

– Да, вот теперь ты покабанеешь. Вот теперь ты погуляешь. В институт ходить не надо. Домой возвращаться рано не надо. Хошь пей, хошь гуляй!

– Да, и буду гулять!

– Только не забудь про СПИД.

– Рожа!

– Сама такая!

Мурзик злобно засопел в трубку.

– Чем ты сейчас думаешь заниматься? – спросил я.

– Не знаю. А к Зайцеву когда надо ехать?

– Завтра.

– А что мы с тобой сегодня будем делать, Димик?

«Вот! Долгожданный момент наступил, – подумал со злорадством я. – Она сама спросила меня, значит я на правильном пути».

– Ты ведь так и не посмотрела свою машину…

– Ура! Когда ты приедешь?

– А когда ты будешь готова?

– Через час.

– Ну вот через час я буду у твоего подъезда.

– Я сама выйду.

Открыв дверь гаража, я вошел вовнутрь и включил свет.

Шестерка стояла новенькая и загадочно блестела.

– Ты вправду умеешь водить машину? – спросил я.

– Конечно, дорогой, – томно промурлыкала Мурзилка.

Я протянул ей ключ от машины и она начала ее оприходовать.

На удивление, водила она довольно прилично и у меня отлегло на душе, но я все же не стал отключать бортовой компьютер, установленный втихаря в аккумуляторе, на случай какого-либо дорожного происшествия, если Мурзилка не справится с управлением.

– Куда тебя везти, злобный Димик?

– Давай смотаемся на Рижский рынок.

– А чего мы там не видели?

– Туда сегодня завезли свежую рыбу. Ты ведь любишь рыбку, Мурзик?

– Да! Я очень люблю рыбку! – воскликнула Мурзилка и рванула но направлению Проспекта Мира.

…По агентурным данным, мы засветились в Военторге, и теперь мафия не спускала с нас глаз.

Как доложили мне сотрудники КГБ, банду рэкетменов, следившую за нами, неоднократно видели именно на Рижском рынке, куда мы и ехали…

Чего только не рассказывали о Рижском рынке.

И пулеметы там раздают.

И милиционеров там продают.

И обэхээсэсников там меняют чуть ли не каждый день, взамен купленным.

И женщину там съели. Дураки, употреблять в пищу непроверенное в санэпидстанции мясо! Короче, мафия!

На самом деле это было довольно убогое зрелище. Народу конечно даже в будни было много, товару тоже, но товар был сплошной самострой и ничего приличного мы там и не увидели.

Через полчаса бесполезного блуждания (рыбку мы не купили, потому что она оказалась, как сказала Мурзеныш, не той системы) мне передали по рации в ухе, что за нами следуют рэкетмены, и рекомендовали не ходить в глухой закуток за торговыми рядами.

Вот туда мы и направились.

Оказавшись на месте будущего преступления, я как бы невзначай остановился и начал завязывать якобы развязавшийся шнурок на своих «липучках». Завязав его, я поднял голову и увидел, что вокруг нас стоят три здоровенных громилы и гнусно ухмыляются.

– Скажите пожалуйста, сколько сейчас времени? – спросил один из них и достал из кармана нож.

– У вас не найдется закурить? – спросил другой и надел на правую руку кастет.

– Вы не скажете, как пройти в туалет? – добавил стоящий сзади третий и небрежно покрутил чаками.

– Ребят, может не надо? – испуганно сказал я. – А то больно будет.

– Надо, милый наш друг, надо, – промолвил тот, что был с ножом и поменялся позициями с тем, что был с чаками.

Мурзик мой почувствовала себя в песцовой шубе совершенно голой и беззащитной. Я же изобразил на лице суровый испуг:

– Я сейчас милицию позову.

– Только попробуй, – сказал тот, что был с кастетом и достал из кармана пистолет, – Сразу продырявлю!

– Что вам от нас надо? – истерично взвизгнул я.

– Деньги на жизнь дай, – ответил тот, что крутил чаки.

– Червонца хватит? – с надеждой поинтересовался я.

– Дешевишь, милый друг, – сказал сзади стоящий и потрепав шубу на мурзилкином плече, приставил ей нож к горлу.

Кэгэбэшники по рации передали, чтобы мы не шевелились, а то снайперы могут задеть, но я, изобразив на лице нехорошую улыбку, громко сказал:

– Не надо стрелять ребята.

Остальное я проделал за полсекунды.

Для этого существует локальное ускорение времени в организме, когда весь мир как будто замирает, и ты можешь спокойно делать все, что тебе надо.

Я аккуратно взялся одной рукой за лезвие ножа, чтобы не поранился мой Мурзик, и отвел его в сторону, а другой резко ударил указательным пальцем по кисти, держащей нож.

Кисть сломалась.

Потом я отвел в сторону хулигана с чаками дуло пистолета и резко ударил пистолетовладельца снизу в челюсть.

Челюсть сломалась одновременно с раздавшимся выстрелом, и оба бывших бандита начали падать.

Я выключил ускорение времени и отдернул Мурзилку в сторону, чтобы кровь переломанной руки, когда-то сжимавшей финку, не попачкала песцовую шубу.

Набежавшие сотрудники КГБ до конца аккуратно закончили видеосъемку и начали упаковывать тела, а я, взяв под руку находящуюся в шоке Мурзилку и повел ее к машине.

Вечером, часов в восемь, я решил, что уже пора вплотную заняться физическим воспитанием Мурзика и пошел отрывать ее от «ящика для идиота».

В это время как раз закончилась какая-то нудная бездарно поставленная пропагандистская передача, транслируемая по второй программе, но Мурзик отмахнулась от меня, ожидая любимую передачу – «Спокойной ночи, малыши».

Я особо не стал возражать и присев рядом, с интересом стал ждать, чем нас сейчас порадует тетя Валя (я давно уже не смотрел «Спокойной ночи» и был в полной уверенности, что ведет передачу по-прежнему Валентина Леонтьева).

Но тети Вали почему-то там не оказалось (о чем я тоже не очень пожалел), а сразу же началось представление.

– Что это за идиотизм? – поинтересовался я у Мурзика.

– А ты разве не знаешь? Давно уже показывают каждый день продолжение одной удачной кукольной постановки – «Заседание Лесного совета», – ответил мне Мурзеныш (как будто я чего-то понял!) и мне пришлось напрячь все свое внимание, чтобы врубиться в происходящее.

На экране была опушка игрушечного леса.

В центре стоял стол, колченогость которого скрадывал криво написанный лозунг: «Вся власть принадлежит лесному народу!»

На ближайших елках и осинах также висели плакаты:

«Государством должна управлять каждая наседка!», «Придадим лесу ускорение!», «Старый лес порублен до основанья – А зачем?», «Перестроим кедровую политику!», «Волки – целы, овцы – сыты!» и т. д.

За столом сидели три забавные зверушки как я понял – президиум Лесного совета: большой, всем довольный толстый улыбающийся Заяц со злыми раскосыми глазками, очкастый, всем недовольный Филин, а в центре, на месте председателя – Барсук, преисполненный возложенной на него непомерной ответственности за происходящее.

На поляне по пенькам не спеша рассаживались разнообразные звери, а за кадром звучал хор лесных певчих.

Председатель – Барсук неспешно поводил носом, еще более вытаращил свои и так чрезмерно вытаращенные глазки и позвонил в колокольчик:

– Товарищи звери! Регистрируемся!

«Они, что, там на телевидении, с ума посходили?! – подумал я, – И куда только смотрят органы?»

Звери подняли хвосты, а сидящая на ближайшей сосне Ворона со счетами быстро их пересчитала и тут же рядом с ней на висящем электронном табло возникла цифра «13».

Председатель, не глядя на нее, произнес:

– Итак, кворум есть, – но его перебил голос из толпы зверей:

– А почему не все лесные депутаты присутствуют?

– По уважительной причине, – ответил толстый улыбающийся Заяц.

– Но у них это вошло в систему?!

– Я поясню, – Барсук весь аж напрягся от важности момента. – Боров находится на уборке урожая желудей, Слон трудится на строительстве нового вольера для мартышек, Волк руководит ростом численности популяций, а Лиса занимается не покладая рук перераспределением имеющихся в наличии продуктов повседневного и повышенного спроса, так что я думаю, это может послужить им оправданием. Я правильно вас понял, товарищи звери?

Среди зверей раздался нестройный шум, но громче всех был слышен голос Осла, который орал: «Правильно!»

– Тогда перейдем к повестке дня. На нашем сегодняшнем заседании два законопроекта: «О повышении цен на некоторые продукты» и «Закон о лесе». По первому вопросу нам доложит министр рационального питания – товарищ Верблюд.

– Дорогие, так сказать, товарищи звери, а не так сказать скоты! Как вы прекрасно знаете на собственном желудке, дела со снабжением в нашем лесу обстоят хуже некуда, и чтобы как-то уменьшить дефицит нашего бюджета («железная логика»), мы предлагаем повысить цены на молоко, родниковую воду и сено. Это позволит нам изъять из обращения лишние купюры и сделает вышеназванные продукты более доступным для нуждающихся в них потребителей.

Теперь молоко будут пить не всяк кто не попадя, а те, для кого оно и предназначено – наше подрастающее поколение…

Реплика из зала: «Чье именно поколение?»

…Наши кристально чистые родники, которые в последнее время мутят кто не лень, теперь будут чистыми и гигиеничными!

Опять реплика: «Пили и будут пить! Да хотя бы из луж!»

…И как показали последние исследования, содержание канцерогенных смол в нашем сене превышает все допустимые нормы, и употребление в пищу вышеназванного продукта вредно для нашего здоровья.

(Реплика: «Сам потребляет импортную колючку, а нам, что ж, переходить на дубовую кору?»)

В заключение я хочу призвать лесных депутатов принять этот законопроект, – закончил свою речь Верблюд, – а мы, со своей стороны, твердо заявляем, что на вырученные средства будут сделаны дополнительные закупки за рубежом нашего леса, большой партии зонтиков, так необходимых при постоянно потепляющемся климате, нашим дорогим северным оленям.

Барсук-председатель покопался в бумажках и объявил:

– У кого есть вопросы к докладчику?

Первым откликнулся Хорек:

– Зонтики закупим японские?

– Да, «Три Слона».

– Хорошо! – радостно воскликнул Хорек и потер лапы.

– У кого еще будут вопросы? – строго спросил Барсук.

– М-е-е-е-е-не можно? – нерешительно промычала Коза.

– Можно, но только покороче.

Коза затрясла бородой и оглянулась затравленно по сторонам, как бы ища сочувствие.

– Я же просил покороче, – возмущенно бросил председатель.

Коза еще более затрясла бородой и жалобно заблеяла:

– Я, конечно, обыкновенная коза, и не с моими куриными мозгами лезть в это государственное дело, но скажите мне, звери добрые, что же это теперь будет? Я же и так госзаказ еле выполняю, и детей своих кормлю, а у меня их, как вы все знаете, семеро по лавкам! А раз цены на молоко подскочат, так мне, как производителю, теперь придется платить налог с оборота еще больше?

– Больше-то больше, – радостно ответил Верблюд и смачно плюнул в пролетающего Воробья, но промазал и попал в Ворону, которая это даже не заметила.

Воробей на это оскорбление ответил интенсивным пикированием, но от обиды, а может быть и от недостатка высоты, промахнулся и накрыл не Верблюда, а Филина прямо в глаз, отчего тот конечно же проснулся и пробормотав что-то в духе: «Хорошо, что коровы не летают», начал сосредоточенно протирать очки.

– Больше-то больше, но ведь и доходы у вас, голубушка, тоже возрастут?!

– Какие доходы? – совсем отчаянно заблеяла Коза. – Все, что я произвожу сверх госзаказа, идет на внутреннее потребление, а ведь государству я продаю молоко по госрасценкам, установленным еще при правлении Свирепого Тигра.

– Ну скажем не при Тигре, а при Смелом Орангутанге, и повышались они при Вечно Спящем Медведе, к тому же, вам выплачивается дотация, и весьма немалая.

– Да что мне ваша дотация, молока от этого не прибавляется, а план госпоставок из года в год растет, как и цены на корма, которые к тому же лимитированы! А что за сельхозтехнику нам поставляют? Брак сплошной. По ценам черного рынка. Да я вам, наконец, не дойная корова! – в заключение прокричала Коза и заплакав села на пенек.

Барсук укоризненно посмотрел в ее сторону.

– Товарищи! Мы же договорились воздержаться от эмоций. У кого еще есть вопросы к докладчику? Вы что-то хотите сказать? Пожалуйста. Слово предоставляется, Андрею Отпущеньевичу.

Из толпы зверей тяжело поднялся Старый Козел и почти неслышно начал блеять.

Барсук громко обратился к аудитории:

– Потише, пожалуйста!

Зал никак не отреагировал и замолчал только Старый Козел. Но видя, что говорить ему спокойно все равно не дадут, он продолжил свою так бестактно прерванную речь:

– Мы в недавнем прошлом уже пережили запрет на березовый сок и к чему это привело вы прекрасно знаете: стали пить даже вытяжку из волчьих ягод. Если мы сейчас повысим цены на родниковую воду и сено, кто даст гарантию, что в скором времени нам не придется опять расширять сеть наркологических вольеров и ЛТП? А по поводу такого деликатесного продукта, как молоко, вообще стыдно поднимать вопрос. Мы и так его видим на нашем столе только по праздникам.

(Реплика из зала: «А кое у кого жены в нем ванны принимают!»)

Председатель предостерегающе позвонил в колокольчик, а Козлу с укоризной терпеливо сказал:

– Но ведь канцерогенные вещества…

Но Козел неожиданно бодро парировал:

– Не надо было строить в самом центре леса ядерный реактор, а то скоро не только восьминогие жеребята начнут рождаться, а вообще все мы можем запросто переселиться в Красную книгу.

– Ну до этого мы с вами я думаю не допустим.

– Вот как раз с вами мы и допустили, – с достоинством ответил Старый Козел и сел на свое место.

Барсук только хотел было закончить прения, как к столу президиума неожиданно резво выбежала Корова:

– Я не знаю кому как, а моему Быку это не понравится. А если он освирепеет, то, я думаю, никому и не поздоровится. Я хоть и против алкоголя, но после работы не грех выпить мужику пару бадеек родниковой воды. И сено у нас каждый второй употребляет. А насчет молока вообще стыдно: кто его производит, тот его и не видит. Я вот лично забыла, как оно пахнет! Вот только здесь, рядом с Барсуком я учуяла запах молока. Видно он его недавно пил, или я ошибаюсь? Или он им уже доиться стал? Иль его мой Бык наконец покрыл?

Барсук обиженно начал краснеть.

– Товарищи! Товарищи! – внезапно вмешался Заяц. – Мы же договорились не оскорблять друг друга. Давайте все-таки соблюдать парламентскую этику. Мы ж не на привозе. На нас ведь смотрят миллионы.

Но его речь была прервана выбежавшим из леса Брехливым Псом, который высунув язык так тяжело дышал, как будто за ним гналась свора бешеных охотников.

Председатель Барсук наклонился к нему и шепотом спросил:

– Что случилось?

Пес, видимо не совсем отдавая себе отчет, что его видят и слышат миллионы, отрывисто пролаял:

– Кроты опять объявили забастовку. И их подзуживают Крысы-кооператоры.

Барсук неестественно спокойным голосом сказал:

– Ну мы с этим разберемся в рабочем порядке…

Но Пес, продолжая тяжело дышать, опять загавкал:

– Но это не все. Сюда идет Бык. Ему кто-то сказал, что мы, желая его подразнить, поразвесили здесь красные тряпки, – и кивнул на перестроечные лозунги, которые на самом деле все были выполнены на красном кумаче.

Только он это произнес, как из леса с шумом выскочил Бык, да не один, а в компании с Бобром и Мартышкой.

Бобер-трудяга тащил на плече здоровенный молот, а интеллигентная Мартышка несла самодельный плакат.

«А при Льве мясо было!»

Образовалась немая сцена, поверх которой появились титры:

«Продолжение следует?» и зазвучала милая песенка:

«Спи, моя радость, усни…»

Я сидел потрясенный, а Мурзик, выключив звук у телевизора, повернулась ко мне:

– Уже стало надоедать, кругом одна политика: «Сталин, Брежнев, колбаса!» Лучше б порнушку показали!

Я очнулся.

– Включи звук! Там, как раз, порнуха и идет.

Глупый и доверчивый Мурзик оглянулась к телевизору, но там шло продолжение прерванной нудной передачи.

– Все заседают, – сказал я.

– А бандиты среди белого дня к людям пристают.

Я многозначительно промолчал и нежно прижал ее к себе.

– Как это ты умудрился с ними так разделаться? – спросила она меня.

– От большой любви-с!..

– Милый!

– …к потасовкам!

– Гнус!

И мы не теряя времени даром отдались любовным утехам…

На следующее утро я отвез Мурзика к Зайцеву, а сам поехал якобы по своим делам.

Часа в три я заехал за ней и повез обедать в Славянский базар, потом мы сходили в сауну, а вечер провели на концерте Ивана Реброва.

Или это был Борис Рубашкин. Я их немного путаю.

Ночевать мы опять поехали ко мне.

Ну, что, Димик, дальше будем делать? Все бытовые проблемы решены, никаких препятствий для поступательного движения в области межмурзячьих отношений уже не существует, что же дальше?

Просто наслаждаться жизнью вкупе с Мурзиком и праздновать победу на поприще обид и поражений?

Но ведь это скоро опостылеет и тебе, и Мурзику.

Надо обязательно заняться каким-нибудь стоящим делом.

Я слишком много и сразу дал Мурзилке, и теперь будет очень сложно постоянно поддерживать в регулярном напряжении круговерть впечатлений. Для этого надо придумать что-нибудь такое глобальное и почти неподъемное, чтобы во времени это можно было реализовать не в один-два дня, чтобы в этом деле не смогло помочь простое чудо, а надо было приложить максимум усилий для его реализации.

Ну давай по порядку.

Поле деятельности, где можно получить конечный результат только при помощи долгих и методических действий, находится в области человеческих отношений. Чем больше народу в деле задействовано (замешано) – тем лучше. Следующее: надо чтобы это дело в скором времени не надоело, должно быть актуальным и приносить весомые результаты. И последнее: самое невероятное дело – это то, в которое никто не верит.

Вывод.

Мне надо заняться ПЕРЕСТРОЙКОЙ.

Задача: довести ее до победного конца.

Отвечает ли это тем требованиям, что были изложены выше?

Отвечает.

Перестройка не на день и не на два, и в ней замешана вся страна, так что никаким чудом не поможешь.

Актуальность перестройки не вызывает ни у кого никакого сомнения и ее плоды если появятся, то будут несравнимо значимые.

И последнее: перестройка, если будет выполнена, то будет самым невероятным делом нашего времени, так как у нас в нее сейчас почти никто уже не верит.

Ох, и посадят тебя дурака за эту крамолу!

Итак, решено: все силы на борьбу с перестройкой!

Вдарим автопробегом по бездорожью, разгильдяйству и бюрократизму!

Все в Автодор! (не хватало еще припомнить Паниковского с Козлевичем! А что? Нынешние времена очень даже похожи на все те безобразия, что творились с бедным и несчастным советским комбинатором, в лице товарища Берта-Мария-Бендер-Бея.)

Да, задачу ты себе поставил сизифову, Димик!

Наши «Авгиевы конюшни» под силу подпалить только Прометею!

Что мы имеем на сегодня?

Полную дезорганизацию экономики с тотальным недоверием в улучшение.

Суперфеодальную державу с полным отсутствием аграрной инфраструктуры и бутафорской промышленностью.

Полнейшую некомпетентность руководства высшего и среднего звена сюзеренов и вассалов.

Окончательную деградацию морали и жизненных устоев всех слоев населения.

Бог создал землю в семь дней, а мы над ней измывались семьдесят лет!

Так что – с Богом, куда кривая вывезет.

– Мурзик, хватит валяться! Давай вставай! – сердитым голосом сказал я, нежась в теплой постели. – Уже десять часов, а я еще не кормлен.

Мурзик закопошилась под одеялом и злобно зарычала.

Я стимулирующе похлопал его по наиболее выпуклой части одеяла.

Рычание усилилось и меня лягнули.

Меня спасло видимо то, что в этот драматический момент в дверях спальни вовремя появилась баба Света с нашим утренним порционом.

Злобный Мурзик перестала попусту рычать и радостно захрюкала.

Потом начала деловито чавкать и хлюпать.

– Мурзик, перестань хулиганить и веди себя прилично! – тактично сделал замечание (я имел на это полное право, так как сам всегда старался чавкать не очень громко). – Если мы кушаем не за столом, а в постели, это не значит, что можно пренебрегать нормами приличия.

– А мне хочется чавкать, и я буду чавкать, – прохлюпала Мурзик и разлила кофе по простыне и одеялу.

– Но почему?! – от возмущения я потеряв даже аппетит.

– Потому что я благодаря твоей сюжетной версии и в этой твоей паршивой интерпретации выгляжу, как совершенная идиотка! – пробубнила Мурзилка, упав в изнеможении на спину, что говорило за то, что она насытилась. – Не знающий меня человек наверняка воспримет мой образ в неприглядном виде, а мне это неприятно и вообще непонятно, зачем это тебе нужно?

– Так, по-моему, просто веселей, – ответил ей я и тоже вылил остатки кофе на одеяло, – У нас по известным причинам совершенно утрачено чувство юмора и даже полнейший абсурд воспринимается на полном серьезе с далеко идущими выводами.

В подтверждение сказанного я начал прыгать на четвереньках вокруг кровати и громко лаять по-собачьему матом.

Вдоволь напрыгавшись, я залез под кровать и, наклонив ее, опрокинул Мурзика вместе с постелью на пол.

И наконец, не без труда вылезая на свежий воздух, я набросился на бедного и несчастного Мурзика и стал ее нещадно кусать в разные места и кусал до тех пор пока та не начала икать.

– Со мной не соскучишься, – гордо сказал я и великодушно отпустил на все четыре стороны закусанного насмерть Мурзеныша.

– Дурак! – обиженно икнула укушенная и стала отползать от меня.

– Если б все были такими дураками, как я, то у нас давно была уж Страна дураков, а так только есть страна Непуганых идиотов!

– Кусачих идиотов!

– И искусанных идиоток!

Бац! Блям! Бум! Кх-х-х-х-х-х-х!

Мурзик нежно прижался ко мне и мы временно помирилисьим…

– Ты знаешь, дорогая, я долго думал и, наконец, решил, что мне с тобой делать, – сказал я, нежно гладя Мурзилку по голове, – Тебя надо сдать в КГБ, как американскую шпионку и диверсантку.

– Пожалуйста! – промолвила она и по-домашнему засопела, уткнувшись мне в грудь. – Лучше сидеть в подвалах Лубянки, чем быть закусанной таким чудовищем, как ты.

Выйдя из машины, мы направились к центральному входу в здание КГБ.

В вестибюле я спросил у дежурного:

– Скажите, пожалуйста, где у вас принимают американских шпионов и диверсантов?

Молодой сотрудник в штатском добродушно улыбнулся и, подмигнув мне, ответил:

– В подвале, на третьем этаже, налево.

Пройдя на третий этаж подвала, я обратился к другому дежурному:

– Здесь содержат американских шпионов и диверсантов?

– Здесь. Но только временно, перед допросами, – любезно ответили нам, – Слева сидят шпионы, а справа – диверсанты.

– Страна наводнена американскими шпионами, – пояснил я Мурзику. – Раз их опять держат на Лубянке, видно в Лефортово уже некуда сажать. Кругом одни диверсанты. И главное, они совершенно обнаглели, даже перестали скрываться, выступают на страницах печати, по телевидению, митинги с забастовками организуют.

Сотрудник по этажу слушал меня в пол-уха, сконцентрировав все свое внимание на груди Мурзика, и чтобы он проникся моим патриотизмом, я зашептал ему прямо в ухо:

– А один самый главный американский шпион не таясь больше часа при всех беседовал на английском языке с Железной Леди о каком-то мифическом новом мышлении.

Надсмотрщик поморщился и вдруг, обращаясь к Мурзику, тихо сказал:

– А хотите я вам покажу настоящих американских шпионов?

– А что такие на самом деле есть? – скокетничала Мурзик.

– Редко, но все же встречаются, – подтвердил дежурный. – Сегодня у нас их двое: один заслан оттуда, а другой завербован здесь. Какого сначала будете смотреть?

– Оттуда!

Надзиратель отворил железную дверь с глазком и впустил нас в довольно чистое, но скудно обставленное помещение, именуемое камерой.

На откидной лавочке сидел прилично одетый человек средних лет и читал «Известия».

– Тут к вам гости, Иван Иванович. Если вы не возражаете, – приветливо сказал ему дежурный.

– Отнюдь, – на чисто русском языке ответил американский шпион Иван Иванович и, отложив газету, встал со своего лежбища. – Это меня даже очень потешит и развлечет. Проходите гости дорогие и будьте здесь как дома!

– Спасибо, за предложение, – ответил я и поздоровавшись с ним за руку, представился, – Дмитрий Михайлович Иванов, русский скотопромышленник.

Мурзик в ответ злобно, но тихо крякнула, прекрасно поняв, что я имею в виду под своей скотопромышленностью.

– Анжелика – представил я слишком прозорливого Мурзика, – кандидат в американские шпионы.

– Очень приятно, – улыбнулся нам Иван Иванович, а надсмотрщик, видя что мы рады друг другу, удалился.

– Иван Иванович, вы на самом деле американский шпион, если это конечно не секрет? – спросил я.

– Самый что ни на есть взаправдашний, – весело ответил он.

– А наверное трудно быть шпионом? – продолжил я допрос.

– Иногда, но я привык, – ответил Иван Иванович и ни к селу, ни к городу добавил: – Просто надо очень любить свою Родину.

– А вы давно в России? – подал голос Мурзик.

– Да, почти тридцать лет. Как слетал Гагарин в космос, так меня и заслали к вам выведать, как там у вас ракеты заряжаются и почем на рынке овес.

– И за это время ни разу не попались?

– Конечно же ни разу, – подтвердил Иван Иванович. – Да ведь вам было совершенно не до меня. У вас было столько великих дел: БАМ надо было строить, нефть продавать, а здесь какой-то паршивый шпион! И вообще, если здраво посмотреть на реальные вещи трезвым взглядом, то не без большого труда можно обнаружить, что особого вреда от меня почти что не было. Я честно передавал в ЦРУ, что у вас сплошной бардак и бесхозяйственность, и хотя мне не очень-то верили, но все же я внес хоть и маленький, но все же вклад в разрядку международной напряженности.

– Но ведь вы не будете отрицать, что именно вами был разглашен наш стратегический секрет о большой любви Леонида Ильича к игре в домино? – подначил его я.

– Да, этого я отрицать не буду, было дело, – признался Иван Иванович. – Но несмотря, на это Кеннеди убили у нас, а не у вас.

– Да, это конечно так, – согласился я (временно) – Но зато у нас мяса нету.

– Когда-нибудь должно быть, – философично изрек Иван Иванович. Но все же Брежнева мы у – вас не украли.

– Еще бы, тогда б у вас мяса не было б.

– А кто такой Брежнев? – вмешался в разговор бестолковый и непонятливый Мурзик.

– А, – махнул на нее рукой я. – Был такой мелкий политический деятель во времена молодости Аллы Пугачевой.

– А водка тогда еще стоила 2.87 за пол-литру, – мечтательно произнес Иван Иванович. – И какая водка была!

Мурзик посмотрела на меня вопросительно, настойчиво требуя, чтобы я в корне пресек это беспардонное вранье.

– А коньяк стоил 4. 12, – не оправдав ее надежд, подытожил я.

– Да, хорошее было времечко, – мечтательно сказал Иван Иванович.

– А помните, в году 73-м спекулянтов сажали за продажу американских джинсов по спекулятивной цене аж в семьдесят рублей? – поддержал наш светский разговор я.

– А банка растворимого кофе стоила два рубля!

– Да, было дело.

Тут в дверь просунулась голова надзирателя и испуганно произнесла:

– Извините, пожалуйста, но свидание окончено. У Ивана Иваныча время второго завтрака.

Мы мило распрощались с настоящим американским шпионом и пошли смотреть на нашего доморощенного.

Надсмотрщик робко постучал в дверь противоположной камеры, оттуда раздался сердитый голос:

– Какого дьявола, я занят!

– Сердитые они, – предупредил нас надзиратель, и отворив дверь в камеру, предупреждающе крикнул:

– Хау ду ю ду, мистер Рыббин! К вам гости!

Мы вошли и увидели неприятного типа одетого полностью в «фирму», читающего последний номер «Плейбоя».

Я, чтобы не нарваться с ходу на грубость, первым открыл рот:

– Я корреспондент газеты «Нью-Йорк Прайс» Джим Доллар и хочу взять у вас интервью, мистер Рыббин! – на ломанном русском языке заорал я и выплюнул на пол камеры жвачку. – У вас есть какие-нибудь жалобы на обращение с вами?

– Конечно же есть! – обрадовано завопил «узник совести». – Мне не дают звонить больше одного раза в день в Нью-Йорк. И фильмы в тюремной видеотеке старые. И вообще, я хочу женщину. Я же все-таки еще мужчина?! – и вопросительно посмотрел на Мурзилку.

Мурзилка струхнула и начала пятиться к двери.

Я схватил ее за руку, а Рыббину пояснил:

– Кстати, она не женщина, а агент КГБ, в виде замаскированной под кошку сторожевой собаки под псевдонимом Полкан.

Мурзик обрадовано гавкнул и мяукнул одновременно, а наш американский шпион от досады крякнул.

Мне ничего не оставалось, как поддержать эту веселую компанию. Я радостно заржал и отсмеявшись вдоволь, продолжил разговор:

– Мистер Рыббин, читателей нашей газеты интересует, как вы стали американским разведчиком, и вообще нам интересно знать про вас все: что вы любите, что вам дорого, Ваши планы и т. д.

Рыббин от гордости и своей значимости надулся, как индюк.

– Люблю я «Мальборо», хочу в Америку, не хочу в Сибирь…

Его волеизлияния были прерваны вошедшим сотрудником, который обратился ко мне:

– Дмитрий Михайлович, где вы пропали? Мы Вас обыскались! Вас ждет председатель.

Тепло, но наскоро распрощавшись с обитателями третьего подвального этажа, мы на лифте поднялись в приемную председателя КГБ.

Он нас уже ждал, и при нашем появлении встав из-за стола и любезно поздоровавшись, усадил в мягкие кресла вокруг журнального столика около окна, выходящего на площадь Дзержинского.

– Я внимательно прочел вашу записку, – сказал председатель, – и хотел бы ознакомиться подробнее с вашим проектом.

– Основной задачей вашего комитета является сохранение государственной безопасности, – начал пространно я. – Как вы знаете, сейчас наша страна переживает отнюдь не лучшие времена и ее безопасность находится мягко говоря в опасности. Вот почему я обратился со своим проектом именно к вам, а не в Совмин, Госплан или же Министерство обороны. Я считаю, что только ваша организация сегодня может воплотить в жизнь этот глобальный проект…

– Но из вашей записки следует, что на его реализацию потребуется сто миллиардов рублей, – перебил меня председатель, – а мы к, сожалению, такими средствами не располагаем.

– Да, я это знаю, но средства можно найти, если подключить к его реализации Министерство обороны, Совет Министров и частные вклады граждан.

– Тогда это будет уже не наш проект, а всенародный и при его глобальности и таком большом количестве министерств и ведомств, он может опять, как это не раз уже было, превратиться в колосса на глиняных ногах, который не успев появиться, начнет разваливаться по частям.

– Вот для того, чтобы этого не произошло, и необходима ваша весьма дисциплинированная организация.

– Ну ладно, предположим, вы меня убедили, но я очень сомневаюсь, что нас поддержит Министерство обороны. Они очень ревниво к нам относятся и во всем видят наши коварные козни…

– Это их роднит с Пентагоном, – поддакнул я. – Но уговорить Министерство обороны я беру на себя, вам только надо проделать кое-какие манипуляции, организовать утечку информации, и они наверняка клюнут, чтобы не оказаться за бортом.

– В этом что-то есть, – задумчиво произнес председатель. – Ну что ж давайте разработаем эту операцию и как говорил Лаврентий Павлович: «Попытка, не пытка!»

Министр обороны встретил нас деловито, но хмуро, видимо наш план удался на славу и ему наговорили про нас Бог весть что.

Я же был сама любезность и почтительность.

– Мы, честно, даже и не надеялись, что такой занятый человек как вы найдет для нас пару минут своего драгоценного времени.

– Такова наша служба, – непонятно, что имея в виду, ответил он, и нетерпеливо сходу взял быка за рога: – Ну, рассказывайте, что у вас там за прожекты о переустройстве?

– Аэрокосмическая система обороны, – выпалил с восторгом в голосе я.

У министра полезли аж глаза на лоб от удивления, т. к. он ожидал от нас услышать совсем другое, а я продолжал вещать:

– Наибольшую опасность представляют низколетящие цели, которые трудно обнаружить и еще труднее сбить, а если их еще и много, то противовоздушная оборона становится проблематичной…

– Мы в курсе этих проблем, – перебил меня министр, – вы что предлагаете?

– Сбивать их к чертовой матери! Всех, подряд! – разгоряченно воскликнул я, – Для этого создается глобальная сеть привязных беспилотных аппаратов оснащенных бортовой системой регистрации низколетящих целей и комплектом ракет с тепловизионными головками наведения.

Министр задумался, и было совершенно непонятно, заинтересовало его это предложение или же он озабочен только проблемами сокращения вверенных ему вооруженных сил.

– Как вы собираетесь опознавать цели? – как бы между прочим спросил он, прекрасно зная, что если использовать существующую систему «свой – чужой», то эта идея будет не стоить выеденного яйца, так как тогда легко можно будет обнаружить и соответственно сбить ее.

– Нужно будет создать принципиально новую систему опознавания, основанную на пульсации двигателей летательных аппаратов.

Министр удивленно и с интересом посмотрел на меня и сказал:

– Очень интересная мысль! Мы ее обязательно рассмотрим.

– Это было бы неплохо, – согласился я.

– Но признайся, Дмитрий Михайлович, – хитро улыбнувшись, обратился ко мне министр, – что твоя идея, так, мелочь пузатая, по сравнению с тем предложением, с которым ты вышел в КГБ?!

– Не знаю я никакого КГБ, – совершенно искренне ответил я и вытер рукавом нос.

– Да ладно тебе, у нас разведка тоже имеется! Что вы там задумали?

– Да так маленькую модернизацию в сфере информатики.

– Знаем мы вашу информатику. Хотите всю страну под колпаком держать? Мало им полной бесконтрольности. Не дает им спокойно спать 53 года. Не останови тогда мы Берию, что бы у нас сейчас было?

– Да, ладно вы их тогда провели! Но в этот раз вы зря на них ругаетесь. То, что они хотят сделать, на самом деле нужно стране.

– Стране-то нужно, но КГБ снимет сливки.

– Так кто вам мешает принять участие в этом проекте?

– А нам этого никто не предлагал.

– Наверное не успели. Может еще и предложат.

– Как же, от них дождешься.

– Я могу замолвить словечко. Тем более у КГБ вряд ли хватит денег на его реализацию…

– И сколько надо миллионов?

– Ну для такого дела не так уж много…

– Сколько?

– Ну, миллиардов так…

– Миллиардов?

– Да.

– У нас тут каждый миллион на счету.

– КГБ выделило на реализацию проекта пять миллиардов.

– Пять! Это точно?

– Можете мне верить.

– Значит нам надо вложить столько же, если мы хотим получить причитающуюся нам долю.

– Логично. Миллиардов восемь, десять…

– Сколько?

– Но этой суммы все равно не хватит на идеальную систему.

– Тогда к чему весь этот сыр-бор?

– Госбезопасность уверена, что ей удастся убедить Совмин выделить им пару десятков миллиардов.

– Что-то я в этом сомневаюсь при нынешней инфляции и бюджетном дефиците.

– Если эта система не будет создана в ближайший год, то Совмин уже ничего не будет беспокоить, так как его наверно уже не будет.

– Сгущаете вы слишком…

– Дальше уже некуда. Но если вы не решитесь на этот совместный проект, то его все равно реализуют, так как скорее всего привлекут денежные накопления населения и иностранный капитал…

– Это что ж, капиталисты будут финансировать мероприятия КГБ?

– Они будут финансировать выгодное коммерческое мероприятие, это ж проект «проект века».

– Ну ладно, предположим, мы договоримся с Госбезопасностью, но ведь Совмин ничего сейчас не решает, а народные депутаты и слышать не хотят о новых ассигнованиях на армию.

– Главное, договориться с Госпланом и Минфином, а депутаты об участии армии и КГБ в этом деле могут и не знать.

– Кто-нибудь обязательно проболтается.

– Ну и пусть, это можно будет облечь в невинные формы, и потом мы же будем предлагать не какую-то там аферу, а стоящее и нужное дело. Потом депутаты в основной своей массе не так уж глупы, чтобы не понять всех выгод для страны от реализации этого проекта.

– Дай-то Бог! – подытожил министр и стал прощаться с нами.

– Я прямо сейчас свяжусь с Председателем КГБ, а ты, Дмитрий Михайлович, давай произведи бомбардировку нашего правительства, тем более у тебя есть в арсенале бомбочки огромной разрушительной силы, – закончил он, считая, что отпустил элегантный армейский комплимент в адрес Мурзилки…

Заместитель председателя Совета Министров по экономическим вопросам оторвал свой взгляд от компьютера, и я отметил, как он изменился за полгода нахождения на этой должности.

Груз государственных забот навалился на него и помимо огромнейшей ответственности ему приходилось испытывать давление нетерпеливой массы как снизу и сверху, так и справа и слева.

Одни требовали от него экстренных, воистину «чудотворных» решений по оздоровлению экономики, упрекая в отходе от своих же прежних идей, что в настоящей ситуации было сущим экстремизмом.

Другие настаивали на достижении этих же результатов, только совсем мифическим способом, так чтобы чудо все же произошло, но вся система управления осталась прежней неизменной.

Третьи требовали того же чуда, мотивируя это тем, что у него есть теперь почти неограниченная власть (это в их трактовке) и будь любезен «раз уж ты экономист, так давай экономику».

Четвертые, обвиняя его в возвышении над народом и в предательстве его интересов якобы в результате теперешней принадлежности к высшей касте сильных мира сего, требовали чтобы от него стать революционером даже больше самих Маркса и Энгельса.

Пятой силой, давившей на него, была его совесть, честно говорившая ему, что несмотря на все старания его усилия вряд ли увенчаются успехом и не из-за того, что он сделал что-то не так (на самом деле, то, что он предлагал было скорее всего единственным правильным решением), а из-за того, что это решение вряд ли сможет воплотиться в жизнь из-за нашей, ставшей уже исконной, безответственности и отсутствия реальной власти у кого бы то ни было в стране.

И, наконец, шестой силой была его жена, которая как-то раньше мирившаяся с его занятостью, теперь почти полностью утратившая его как мужа и главу семьи, в связи с его непосильной загруженностью.

Я пропустил вперед Мурзика, чтобы хоть как-то порадовать усталый взгляд зампреда, и усадив в кресло, поздоровался через стол с его хозяином, после чего сам уселся напротив него.

Ни слова не говоря, я протянул зампреду дискету со своим проектом, тот так же молча вставил ее в компьютер и стал изучать поступившую на монитор информацию.

Минут через десять он посмотрел на меня и сказал:

– Это конечно единственный способ решить все наши проблемы, но честно говоря – это фантастика.

– Министерство обороны и КГБ вкладывают пятнадцать миллиардов и берут на себя обязательство освоить эти средства.

– Но, по-вашему, необходимо освоить в течении года сто миллиардов?

– Если не больше!

– И вы мне спокойно об этом говорите?

– Об этом я сказал только вам.

– Спасибо за доверие.

– Пожалуйста.

– Как следует из вашего проекта, основные капиталовложения будут связаны с выполнением гигантских строительных работ? И вот здесь мы с вами и споткнемся.

«Мы с вами, – отметил, усмехнувшись про себя, я, – Он уже все про себя решил. А впрочем ему ничего и не остается, как схватиться за эту гигантскую мифическую соломинку».

– А на что наш всеми проклятый Минводхоз?! А Министерство дорожного строительства? К тому же, если привлечь иностранный капитал, то при помощи их техники можно создать множество артелей вневедомственных строителей, которые могут за хорошие деньги горы свернуть.

– Но вы же прекрасно знаете, как привыкли работать наши министерства и причем здесь вообще Министерство дорожного строительства?

– Мы объединим наш проект со строительством дорожной сети страны и сразу в комплексе сделаем одновременно малыми силами два дела.

– Разумно, но как же все-таки с качеством?

– Так пусть этим займется КГБ совместно с армией.

– А вы не боитесь?

– Кто хорошо работает, тому нечего бояться.

– Ну, ладно, предположим, мы решили эти проблемы, но как вы себе представляете уговорить Верховный Совет и Съезд народных депутатов?

– А я вообще думаю, что придется проводить всенародный референдум!

– Тем более! Вас же съедят! В стране нет жилья, а вы им иллюзии.

– Строительство жилья никто и не собирается сокращать, а насчет иллюзий, так их народу в последнее время как раз и не хватает. При нашей убогой жизни только иллюзии и спасали страну, а теперь их развеяли, и народ стал роптать.

– И вы думаете, народ вас поддержит?

– Конечно! Мы ведь предлагаем конкретные шаги. Основную массу населения это никак не затронет, а у многих появится прекрасная возможность заработать хорошо, при том, что мы обещаем практический результат не в «шишнадцатой» пятилетке, а ровно через год. Если к тому же провести правильную и главное неназойливую, а тактичную рекламу будущих благ от нашего проекта для простых смертных, то, я думаю, никаких проблем у нас с народом не будет. Проблемы будут с чиновниками.

– Вы думаете бюрократия нам будет сильно мешать?

– Упаси господь! Да они первые закричат «Даешь!», как это уже было с перестройкой, и главное закричат ведь не из солидарности с властью, а потому, что сразу же оценят все выгоды от реализации нашего проекта.

– Неужели вы думаете, что они такие дураки, что не поймут, что если проект реализуется, то им будет хана?

– Так вот я и говорю, что они это сразу поймут и постараются затянуть его реализацию по причине снятия сливок со всевозможных заказов и возможности продвинуться на его гребне.

– Разумно.

– И опять же ими пусть займется КГБ!

– Оно ж всех пересажает!

– Их всех не пересажаешь! Посадят одного-второго, а остальные сразу же поумнеют!

– А Вы не боитесь бесконтрольности органов?

– Ну не так уж они и бесконтрольны, а потом, ведь у них будет совсем другая цель, чем была в 37-м, а как раз они будут первые заинтересованы в реализации проекта и работать будут явно на дело!

– Тоже разумно.

Я победно посмотрел на Мурзика, желая увидеть в ее глазах безмерное восхищение собой, но обнаружил там лишь огромное сожаление по поводу моего буйного помешательства, что было совсем не удивительно, так как Мурзеныш до сих пор не знал, что я затеял.

– Только опять вы не учли существенное препятствие, – продолжал зампред, – На все про все у вас отпущен всего лишь год, а лишь одни согласования займут года три, если не более?!

– Правильно! Но их не будет.

– Как это не будет?

– А мы проделаем всю работу за них, а от министерств нам надо получить лишь принципиальное согласие и мы его конечно же получим!

– Вы хотите сказать, что берете на себя всю детальную разработку проекта?

– Конечно!

– Но это же не реально.

– А реально вам было представить года так три назад, что вы будете сидеть в этом кресле?

– Я даже об этом и не мечтал, – улыбнулся мне новоиспеченный зампред, но ведь это же вещи совершенно не сравнимые.

– Можете считать, что детальная проработка уже сделана.

– Я конечно могу все что хочешь считать…

Не дав ему закончить, я немым жестом руки остановил развитие его мысли и, открыв дипломат, показал пачку дискет.

Зампред достал из середины пачки первую попавшую и вставил ее в компьютер.

После беглого изучения поступившей на экран информации, он откинулся на спинку кресла и тихо произнес:

– Но этого не может быть!

– Может!

– Может Вы Господь Бог?

– Вот только Бога не надо вмешивать в эту грязную историю. Во всем виновата вот она, – и я посмотрел на Мурзилку. – Только благодаря ей я решился на эти подвиги, но самое страшное, что она до сих пор даже и не подозревает, что я совершил ради нее!

Зампред с нескрываемым интересом посмотрел на Мурзилку, надеясь наверное отыскать в ее облике ту демоническую силу, подвязавшую меня на этот сизифов труд, а Мурзилка в свою очередь с удивлением посмотрела на меня, видно до сих пор упорно не веря в мою исключительность и как бы сомневаясь в моей значимости.

– Вы предлагаете так и объяснить всем причину возникновения этого проекта? – спросил зампред и неестественно через силу улыбнулся.

– Избавь вас Бог! Тогда все обзаведутся такими же Мурзилками и будут неимоверно их мучить за большие деньги, требуя от них сверхъестественного вдохновения.

Мы с ним немного посмеялись над своим обоюдным остроумием, а Мурзилка сидела и злилась, что всуе было произнесено ее имя нарицательное.

– Но, если серьезно, как мы объясним появление этого глобального труда?

– Да очень просто! Госплану с остальной бандой мы скажем, что он разработан в КГБ и МО, а этим скажем наоборот.

– Разумно.

– Народу же мы как всегда запудрим мозги и скажем сущую неправду. При тотальном недоверии народа ко всем инициативам идущим сверху, мы предложим самый демократический вариант: подкинем наш проект шайке депутатов из московской межрегиональной группы и какой-нибудь исконно народный номенклатурный Крайнов огласит его на сессии Верховного Совета, а президиум его умело поддержит правильно организованным голосованием.

– Неразумно, но реально.

– Вернее, реалистично.

– А может лучше, чтобы инициатива исходила от главы государства? С его непререкаемым авторитетом…

– Вот этого делать как раз не надо! Он и так уж на себя слишком много взял. Еще не хватало ему и этой ответственности. Вообще, надо его уговорить, чтобы он для виду сначала поартачился, а еще лучше, чтобы он вообще до последнего момента ничего не знал!

– Вы предлагаете чуть ли не заговор!

– Да пусть даже и заговор! Любая революция это всегда заговор!

– Страшный вы человек! Откуда вы такой взялись, «чудесный»?

– Откуда?! Отсюда! Я удивляюсь, как в нашем бардаке не начали рождаться страшные мутанты о трех головах и зело поганые?!

– При нынешнем уровне радиации это весьма возможно.

– А вы говорите – фантастика. Я вот совершенно искренне удивляюсь, как мы до сих пор живы и относительно здоровы и при всем своем объективно вызванном атеизме, иногда все же начинаю думать, что там где-то что-то есть.

– Да…

– Ну что, устроим нашей адской госмашине райскую жизнь?!

– Эх, была-не-была!

И мы вдарили по рукам!

– Ну, куда мы с тобой сегодня поедем? – спросил я Мурзика. – В Госплан, Госснаб, Минфин или в Наробраз?

– Хочу в зоопарк! – сказала Мурзик и замурлыкала.

– Соскучилась, маленькая, по своим хвостатым родичам?

– Да, представь себе, соскучилась! Они во всяком случае менее кровожадные, чем контингент, населяющий конторы тобой перечисленные!

– Чем же тебе они так насолили?

– Да одно народное образование пило из меня кровь целые десять лет.

– А Минфин тебя обокрал?!

– Да!

– А Госснаб тебе недодал?

– Да, и очень много!

– Ну, а Госплан тебя вообще не запланировал?

– Да! Я вообще за свободный рынок!

– Свободу злобным Мурзикам!

Бац! Блям! Бум – бум!

– Ладно, поспорили о свободе предпринимательства и будя. Так куда мы все-таки едем?

– Туда!

– Конкретней?

– Банк брать!

– Заметано! Едем в Минфин.

Министр финансов был в меру молод и не в меру деловит.

Резким движением руки он предложил нам сесть и, глянув поверх очков, проговорил:

– Ну-с?

– Нам нужны деньги! – начал я.

– Да-а?

– А мы в обмен на деньги облегчим вашу жизнь!

Министр с нескрываемым удивлением посмотрел на нас, как будто мы были первыми, кто просил у него денег и весело сказал:

– Денег у меня нет. А когда их у меня не будет совсем, вот тогда и наступит прекрасная и легкая жизнь!

– Что ж нам делать, если у самого министра финансов нет денег?

– Попросите их у того, у кого они есть, – еще веселей ответил он нам и тут же очень серьезно добавил:

– А вы случаем не рэкетиры?

– К сожалению нет.

– Это правда?

– Будь мы рэкетменами, наши проблемы в области финансов намного б упростились.

– И сколько вам не хватает на жизнь?

– Сущий пустяк! Не более ста миллиардов!

Министр сразу проникся к нам симпатией:

– Приятно беседовать с деловыми людьми! А для чего вам эта кругленькая сумма?

– На дело, – ответил я и протянул ему конверт с визитными карточками Председателя, Министра и Зампреда, на которых ими были написаны собственноручно просьбы позвонить.

Минфин в бытность свою являясь профессионалом, мгновенно идентифицировал их подписи и удивленно воскликнул:

– К чему такая скрытность?

– Обстоятельства дела, а главное, сумма не позволяют вести дела по ранжиру.

– И что мы должны финансировать?

– Создание глобальной системы оптоволоконной компьютерной связи.

Министр аж весь подтянулся от осознания эпохальности момента, но все же кастовое мышление в нем возобладало и он недоверчиво спросил:

– А потянем?

– Должны. Это для нас единственный шанс.

– Что сказали они? – кивнул он на карточки.

– Зампред – за, оборона дает десять миллиардов и всю свою воинскую рать, КГБ пять миллиардов и берет все руководство на себя.

– Солидно. А кто автор проекта?

– Я.

– А кто будет делать проект?

– Проект уже готов.

– На уровне ТЗ?

– Нет. Проект готов полностью, – ответил я и, поставив на стол дипломат с компьютером, раскрыл его и, повернув экраном к минфину, включил рекламный ролик.

Первые пять минут шла обзорная информация, потом были продемонстрированы сами устройства и показана техническая документация и спецификация.

Через полчаса минфин был готов к употреблению.

Я же, чтобы добить его окончательно, начал расписывать ему будущие выгоды нашего проекта для банковской системы страны:

– Уж кто и выиграет от его реализации, так это ваше министерство. И не потому, что вы получите идеальную компьютеризированную банковскую систему, которая успешно сможет конкурировать с Забугорьем. Только при помощи этой системы связи мы сможем обуздать в стране инфляцию и внедрить чековую систему расчета, что позволит изъять из обращения необеспеченную товаром массу денег!

– Амброзия!

– Но самое главное, эта система позволит полностью содрать со всех любые налоги! И вы, наконец, станете настоящим финансистом, а не распределителем продукции печатного станка!

– Что от меня требуется?

– Только принципиальное согласие.

– Вот вам моя рука!..

Если б не вывеска при входе, то можно было б с уверенностью утверждать, что мы попали не в Госснаб, а в логово заговорщиков-мафиози.

По коридорам огромного здания сновали чересчур деловые подозрительного вида индивидуумы с пачками нарядов в руках и за пазухой, явно и результативно растаскивающих богатства страны по сусекам.

Мурзик при виде этого шабаша, победно глянула на меня, как бы говоря: «Вот оно, кровожадное мурло застоя и волюнтаризма. И здесь уж тебя, противный Димик, наверняка съедят и не подавятся».

Глупый Мурзик!

Ты ничего не понимаешь!

Здесь ведь собран цвет нации!

Ведь только в снабжении можно было проявить свою деловую хватку и получить истинное удовлетворение от содеянного, при нашей идиотской системе хозяйствования.

И эти люди, я в этом уверен, первые меня поддержат в моих начинаниях.

Председатель Госснаба встретил нас в дверях, что говорило о его осведомленности о нашем визите (Минфин заложил).

– Здравствуйте, дорогие ниспровергатели!

– Бамбарбия кирыгуду! – ответил на приветствие я.

– Что? – не понял или, видимо, всуе призабыл эту хохму Предгосснаб.

– Если Вы нас не будете любить, то она вас зарежет! – зверским голосом сказал я и кивнул на Мурзика, которая прыснула в кулачок и пропищала:

– Шутка!

Предгосснаб немного ошарашено повращал глазами. И когда до него дошло, нервно засмеялся и погрозил нам пальцем.

– Меня предупреждали, что вы опасные люди, и все равно я клюнул.

– Самые опасные люди – большевики! – непонятно к чему сказала Мурзик, видимо вконец окабанев от нашего беспредела, а я, чтобы нашего визави не хватил Кондрат, добавил:

– Это тоже шутка.

– Вся наша жизнь в какой-то мере шутка, – поддержал меня Главснаб и провел в свой кабинет, на ходу приказав секретарше снабдить нас по чашечке кофе и отпустить по вазочке эклеров.

Усаживаясь и устанавливая перед хозяином кабинета в открытом виде дипломат, я задал довольно провокационный вопрос:

– Скажите, Вы любите свою работу?

Мне было конечно не совсем удобно перед ним, и я внутренне покраснел.

– Наверно люблю.

– А вам не приходит в голову мысль, что она похожа на работу разведчика на вражеской территории?

– Я это прочувствовал уже давно. Каждый день «по тонкому льду»…

– И по чьей-то воле…

– И грудью приходится закрывать никому не нужные бреши.

– Как в том снабженческом анекдоте.

– В каком?

– Ну, про Матросова.

– Расскажите.

– Последние слова Александра Матросова перед тем, как он закрыл своим телом амбразуру вражеского дзота, знаете?

– Нет!

– «Чертов гололед!»

– Оригинально, но нам, к сожалению, за это не дают Героя Советского Союза!

– Могу Вас ответственно заверить, что мучатся Вам осталось недолго.

– Я это чувствую.

– Я серьезно. Ознакомьтесь с нашим проектом, а мы тем временем отведаем вашего десерта, пока кофе не остыл!

– Грандиозно! Давно пора! Дождались! Наконец, мы заживем, как люди!

– А вы говорите «Кирыгуду»!

– Дайте я вас расцелую.

– Когда воплотим, вот тогда и лобызнемся.

– Но вообще-то, верится с трудом. Поддержит ли нас народ?

– Армия, КГБ, Совмин и Минфин за нас. Остальные будут тоже!

– Феноменально!

– Значит мы на Вас можем положиться?

– Как на самих себя.

Был всего лишь полдень, а Минфин и Госснаб уже пали.

Мурзик, зная что нам осталось расправиться только с Госпланом (Наробраз в расчет не брался!), спросила у меня, чем мы займемся в остальной половине дня, и высказал мне свои пожелания, перечень которых занял бы страниц восемьдесят мелким шрифтом.

– Маленький! – просветил его я. – Если ты думаешь так же легко расправиться и с Госпланом, то не тешь себя надеждами!

– А что, в Госплане сидят одни дураки и упрямые ослы, которых невозможно никак уговорить? – Глупая Мурзилка из всей нашей эпопеи вынесла только то, что стоит кого-то уговорить, и все будет шито-крыто.

Видимо, ее небогатый жизненный опыт говорил ей, что главное – не поддаваться на уговоры!

– Да нет, просто в отличие от пройденных инстанций здесь будет мало принципиального согласия. Ведь именно Госплан будет изыскивать все необходимые составляющие нашего проекта, а это сделать почти невозможно!

– Тогда я им точно сделаю «кирыгуду»!

– Вот ты и раскололась! Только американская диверсантка может желать неблагополучия нашему родному социалистическому Госплану.

– А какого хрена в магазинах ничего нет?

– А какого хрена ты сделала для того, чтобы в них что-нибудь было?

– Конечно же сделала! Я уже не помню когда ходила в магазин, а значит вместо меня покупку сделал кто-то другой.

– Да, Мурзик, с сознательностью у тебя… как у того помещика: «Какого рожна надо этим крестьянам? Пусть идут и пашут с Богом!»

– Ты мне политику тут не шей, начальничек!

– Шпионка!

Бум! Блям! Трах! Дыр-дыр-дыр! Мы поехали в ОВИР!

Коридоры Госплана мало чем отличались от коридоров Госснаба. По ним сновали все те же лоббисты и попрошайки.

«Бегайте, бегайте, ребята, недолго вам осталось бегать!» – подумал я, конвоируя Мурзика к кабинету Председателя Госплана.

Там нас ждали, но решили немного попридержать и сразу до державных очей не допустили, а культурно так предложили подождать.

Мой Мурзик ну никак не ожидала этого и растерянно посмотрела на меня.

Я же, преисполненный великой благодарностью за представленную мне возможность покабанеть в присутственных местах, начал издеваться над своим Мурзиком (вернее, не над ней, а над ее нервами).

Ох, и пожалеют же они, что позволили себе нас задержать, а бедная секретарша станет бесплодной или, на худой конец, припадочной!

Первым делом я подошел к ее столу и с идиотской заискивающей улыбкой начал расписывать ее красоту, в подтверждение чего выкладывая из дипломата перед ней маленькие презенты: набор французских духов, косметику, шесть блоков сигарет различных иномарок, упаковку аудиокассет, целлофаны с колготками и трусами, ворох журналов мод, три блока жвачки, восемь наборов шоколадных конфет, четырнадцать бутылок разнообразных, но одинаково престижных напитков, и инкрустированный перламутром баллончик со слезоточивым газом.

В это время распахнулась дверь приемной, и строевым шагом при полном параде вошел почетный караул встал по ее обеим сторонам по стойке смирно.

Вбежали карлики и, раскатав посреди приемной огромный шикарный персидский ковер, уставили его всевозможными яствами.

Я уселся на ковре и скрестив ноги по-турецки, усадил возле себя обалдевшего Мурзика.

За нашей спиной тут же возникли, два здоровенных обнаженных негра и начали рьяно обмахивать нас опахалами, а одетый в черкеску и папаху, усатый и горбоносый тамада, провозгласил кавказский тост «За цветы нашей жизни!»

Появившиеся танцовщицы начали исполнять танец живота.

Заиграл цыганский хор, а квартет в составе Аллы Пугачевой, Александра Розенбаума, Александра Малинина и Александра Крылова грянул каждый свою песню:

«Ямщик, не гони лошадей!»

«Под зарю вечернюю».

«Ням! Ням! Ням!»

«В далеком Бискайском заливе».

А хор цыган подхватил: «Где золото роют в горах!» – все вместе:

«Червончики!»

Короче, дали мы им шороху!

Не захотели сразу нас впускать, так сам председатель на шум естественно вышел из своего кабинета к нам.

Солдаты взяли на караул, тамада всунул ему в руки большой рог с вином, танцовщицы затрясли телесами, а все остальные, включая меня и обоих негров, грянули величальную:

– К нам приехал, к нам приехал!..

Именно с этого момента секретарша стала страдать бесплодием и с ней случился первый припадок, а председатель Госплана пристрастился к вину.

Я встал с ковра и, шагнув через угощения навстречу хозяину учреждения, сказал:

– Извините, пожалуйста, но если вы нас сегодня не можете принять, то мы можем прийти завтра!

Через пять с половиной секунд мы с Мурзиком сидели в кабинете председателя Госплана.

Молчание затянулось.

Председатель Госплана с отрешенным видом перебирал какие-то бумаги на своем столе и совершенно однозначно был сердит.

И было из-за чего.

Устроить такой балаган и еще после этого иметь наглость требовать, чтобы с ними имели какое-то дело.

Ну и времена наступили.

Я, прекрасно понимая состояние председателя и даже немного расстраиваясь в содеянном, заактивировал свой второй интеллект, и он начал сканировать в мозгу Председателя.

Понадобилось минут семь, чтобы изменить душевное состояние оппонента, развеять давешнее негативное впечатление, добавить маленько юморку и при этом заодно снять вечную усталость от непроходящей заботы за судьбы Государства.

Лик председателя постепенно просветлел, а я, пользуясь моментом, начал наступление.

– Как я догадываюсь, Вас предупредили о нашем визите, и без долгих слов предлагаю ознакомиться с нашим проектом.

Я опять проделал известные манипуляции со своим дипломатом-компьютером, и пока председатель впитывал информацию, отправил второй интеллект к Чертовой Бабушке, большой специалистке по изготовлению приворотного зелья, коего мне настоятельно требовалось употребить, дабы, за всей этой чехардой окончательно не разлюбить Мурзика.

Когда рекламный ролик закончился, Предгосплана сказал:

– Я, конечно, ценю ваше ретроспективное воображение, но мне непонятно для чего вам понадобилось мое мнение для его дилетантской оценки?

Начало было крутое, но мы тоже были не лаптем крещены:

– Этот ролик был создан в ЦРУ, на запрос Конгресса о путях позитивного завершения перестройки. Наши лихие гепеушники с неимоверным трудом и риском для жизни выкрали и скопировали его. Нам теперь только остается воплотить его в жизнь.

– А если это фальшивка, созданная с целью провокации и дезинформации?

– Там были еще несколько сюжетов о негативных путях перестройки, и к тому же мы провели экспертизу и получили положительные отзывы у компетентных органов.

– Звонили мне тут они и предупреждали, что вы будете просить у меня мою голову с честным именем в придачу.

– Зампред тоже звонил?

– Нет?!

– Значит позвонит.

– Да?

– А снабженца мы переведем в дворники.

– Тогда уж заодно и финансиста.

– Нет, финансист нам еще пригодится.

– А снабженец уже нет?

– Крамолу и предательство надо искоренять беспощадно.

– Дурдом какой-то.

– Конечно, дурдом. Вся страна дурдом.

После непродолжительной паузы председатель спросил:

– И что вы предлагаете?

– Внедрить эту систему, и дурдом прекратится.

– А каково мнение Политбюро? Что по этому поводу они думают?

– Кто именно?

– Политбюро…

– Чье мнение из членов Политбюро вас интересует?

– Ну, например, Егора Кузьмича.

– Егор Кузьмич ничего не думает.

– Как, совсем?

– Он ничего не знает об этом проекте, поэтому ничего о нем и не думает.

– А кто в Политбюро знает о нем?

– На сегодня никто, кроме министра обороны и председателя КГБ.

– Тогда нам не о чем с вами разговаривать.

– Да? – засомневался я и оглянулся.

Дверь приоткрылась, и в кабинет заглянули Алла Пугачева и остальные персонажи моего бреда в приемной.

Председатель Госплана вздрогнул, увидев эту веселую компанию.

Я махнул рукой и дверь прикрылась.

– Продолжим разговор?

Председатель вытер платком свой лоб и молча кивнул.

– Нет смысла выходить на Политбюро, не согласовав со всеми заинтересованными инстанциями. Вот договоримся с вами, быстренько получим отзывы Электронпрома, Народного образования, Здравоохранения, и согласие профсоюзов и доложим честь по чести Политбюро.

– А если не договоримся?

Из-за двери послышалось:

«Гоп-стоп, у нас пощады не проси!..»

– Обязательно договоримся! Вы же прекрасно понимаете, что это единственный выход, и Госплан первый выиграет от внедрения компьютерной сети. Правда, многих придется сократить, но должность Председателя ведь останется.

– Дурдом какой-то!

– Батенька, уже пятый год дурдом, а вы все не перестаете удивляться! Давно уже пора с этим смириться! Или вы не хотите перестраиваться?

Председатель посмотрел на меня нехорошо и по селектору попросил секретаршу принести кофе.

Однако вместо его секретарши кофе принесла банда карликов и вообще это был не кофе, а дневной рацион дюжины шейхов и чревоугодных монахов после длительного поста.

Мы с Мурзиком мгновенно принялись трапезничать, а председатель посмотрел-посмотрел на нас и, махнув рукой, налил себе стакан чего-то там импортного и, по-моему, необычайно дорогого и залпом выпил.

Я, набивая одной рукой рот тахан-урюком, а другой бутербродом с красной икрой, прошамкал:

– Наши имена войдут в историю, наши внуки будут гордиться нами, а народ про нас сложит песни…

– Но ведь придется полностью переделывать государственный план?!

– Ничего, переделаем!

– Но он уже утвержден?!

– Переутвердим!

– Но это же нереально?

– Послушайте, уважаемый! Вы-то чего боитесь? Вы чтоль будете бегать его переделывать? От Вас требуется только дать свое согласие и соответствующие указания, и все!

– Ничего себе все?! А ответственность?!

– Можно подумать, что не приди мы к вам, то у вас не было бы никакой ответственности! Так хоть у вас какой-то шанс появляется усидеть на этом месте, а без нашего проекта сидеть вам здесь не более полгода!

– Ну ладно, меня вы, конечно, можете уговорить, но как вы собираетесь уговорить наши министерства отдать огромную часть бюджетных ассигнований другому дяде? Или вы считаете их бессеребрениками и блаженными?

– Мы их уговорим в пять минут! Они сами будут драться между собой за большую долю вклада под гарантированное в будущем канальное время!

– Но ведь эти ассигнования придется делать за счет свертывания отраслевой науки, а это знаете чем пахнет?

– Знаем! Саботажем!

– Ну и как вы на это смотрите?

– Да никак, за этим будет смотреть КГБ! И вообще, только за то, что мы под шумок нашего проекта разгоним и реорганизуем Отраслевые НИИ, нам потомки памятник поставят!

– А по-моему, нас поставят к стенке!

– К стенке вас со мной точно не поставят, но если вы не дай Бог начнете юлить и вести двойную игру, то вам не поздоровится!

– Вы мне угрожаете?

– Нет, предупреждаю!

– И что вы мне сможете сделать?

– Ну хотя бы для начала прокрутить депутатам снятый сегодня видеоролик! – я включил свой дипломат и на его экране появились кадры шабаша в приемной и как председатель кушает в своем кабинете.

Нас с Мурзилкой камера, естественно, не схватила ни разу.

– Вы ведь убедились в наших способностях, а мы постараемся оправдать ваши надежды! – сказал я и, махнув стакан водки, подвел черту:

– Итак, подведем итоги, вы согласны?

– Да.

– Ну вот и прекрасно! С завтрашнего дня я пришлю своих сотрудников. Сам, наверно, тоже приеду и начнем работать…

– Димик, я, может, чего-то не понимаю, – начала издалека Мурзик, – но вся эта катавасия очень подозрительна!

– О чем ты, маленький?

– Ну, о твоем проекте…

– Проект катавасии?

– Можешь его называть и так, но объясни мне, для чего все это нужно?

– Если серьезно, то это единственный выход довести перестройку до победного конца.

– Я это уже слышала.

– Ну и что тебе не понятно?

– Я, конечно, понимаю, что глобальная компьютерная сеть – это штука хорошая и нужная, но непонятно – при чем здесь перестройка?

– Как это при чем? Наш проект будет главным инструментом перемен в стране!

– Это тоже понятно, но скажи, откуда появятся товары?

– Какие товары?

– Для народа. Ведь чтобы была перестройка, нужны товары.

– Умница ты моя! Все б так осознавали!

– Нет, ты мне скажи!

– Понимаешь, товары появятся потом…

– А они нужны сейчас!

– Ты все правильно говоришь, товары нужны сейчас, и я думаю, правительство закупит их за границей, но это решит проблему не более чем на полгода, просто у нас не хватит денег покупать их все время…

– А сто миллиардов на строительство системы найдется?

– Просто, если мы не создадим эту систему, то не будет ни товаров, не будет перестройки и, вообще, ничего не будет!

– Почему?

– Потому что страна вышла из-под контроля и стала неуправляемой. Неужели ты этого не чувствуешь?

– Конечно, чувствую, но раньше как-то мы ведь жили?

– Ты правильно сказала: «Как-то!». Мы подошли к пределу и перешли его. Обратно пути нет. Если не развязать всем руки и если все без исключения не почувствуют себя свободными в выборе своих поступков, то нам завтра будет хана! Страна развалится и вообще страшно подумать, что может быть… Понимаешь, дорогая, вот сейчас Верховный Совет принимает беспрецедентно правильные законы, но ведь эти законы будут воплощаться в жизнь на местах, а что творится на местах, ты догадываешься? Положение могут изменить только выборы в местные Советы, а они пройдут весной, и к этому времени положение будет еще хуже. А пока выбранные депутаты начнут по-настоящему работать, с отдачей, пройдет еще полгода, а к этому времени вообще будет твориться черт знает что! Но это при условии, что выборы пройдут конструктивно, в чем я очень сомневаюсь! Ну, выберет Москва с Ленинградом умных людей. Ну, в Прибалтике и еще кое-где, а в остальном целом по стране изберут в лучшем случае обыкновенных работяг, у которых уже сейчас идет голова кругом от перемен и неизвестности. А ведь могут к власти прийти крикуны и экстремисты. Ведь народ у нас в области управления государством дремуче некомпетентен! Представляешь, что будет твориться?!

– Представляю.

– И вообще, мне наше время напоминает последние годы правления Бориса Годунова!

– Чем же? Твоим появлением?

– А при чем тут я?

– Ну как же, там тоже был Лжедмитрий…

– Ага, а ты Мария Мнишек!

– Дурак!

Бум! Блям! Бах-бах-бах!

– Кстати, царь Борис был классным мужиком!

– И чего же он хорошего сделал? Младенца Дмитрия зарезал?!

– Я не знаю, кто зарезал Дмитрия, но когда Борис правил при царе Федоре, на Руси были очень даже хорошие времена! Но когда он стал царем, ему просто не повезло: то мор, то глад, а скорее всего было иностранное вмешательство! Так что не дай Бог, чтобы я со своими этими ассоциациями не оказался прав. Сейчас «смутное время» будет сущим кошмаром и неизвестно, чем кончится!

– Димик, мне страшно!

– Мне тоже!

– Что же делать?

– Давай поедем куда-нибудь и развеемся…

По-моему, я достаточно запугал и наудивлял Мурзика и теперь, когда началась нудная повседневная работа по воплощению в жизнь моего глобального проекта, можно было перестать таскать Мурзилку с собой. Вообще; мне одному невозможно было поднять эту махину, и я, не долго думая, вызвал все свои не очень занятые интеллекты, они воплотились в плоть сорока трех солидных, на меня похожих, но в то же время совершенно разных людей и вот на них и должна была лечь основная работа.

Итак, работа закипела!

Я в виде сорока трех разбойников отправился по инстанциям и можно было бы написать целый роман про их похождения, но я думаю, это будет довольно долго и нудно.

Есть смысл только кратко перечислить некоторые важные дела, что они натворили.

В министерстве связи все плакали от счастья, что наконец сбылась их долгожданная мечта детства!

В Госкомитете по народному образованию аж визжали от восторга за реальную компьютеризацию школы!

В промышленных министерствах в предвидении огромных заказов сходу назначили мои составные части на должности замминистров.

В министерстве здравоохранения хоть и ничего и не поняли, но все же смекнули, что почти задарма получат повсеместно хорошие компьютеры, и на том спасибо!

Министерство внешней торговли воспрянуло духом и тут же стало строить планы по глобальной продаже богатств страны оптом и в розницу.

В министерстве путей сообщения обещали ежедневно за меня молиться Богу!

Агропром прекратил дергаться в конвульсиях агонии и обещал не только, наконец, накормить страну, но также заодно и Эфиопию с Канадой!

Академия наук избрала меня почетным членом-корреспондентом!

Госкомитет по изобретениям и рацпредложениям присвоил мне звание лауреата премии Кулибина!

Строительные министерства выбрали меня почетным строителем и подарили мне из своих стратегических запасов государственные дачи в Крыму, Юрмале и под Москвой.

А Минводхоз в честь меня переименовал Асуанскую плотину!

Как я и предполагал, произошел совершенно бескровный переворот и, как в семнадцатом году, он ознаменовался триумфальным шествием!

В течение трех суток были произведены все необходимые согласования, полностью переделан государственный план на следующий год и на будущую пятилетку, и на расширенном заседании Совета Министров принят общесоюзный протокол намерений, с которым мы, наконец, отправились на Политбюро…

…Глава государства в это время находился с официальным визитом в Африкано-австралийском союзе.

Министр иностранных дел заседал в Лиге наций.

Еще один член Политбюро был на ликвидации последствий забастовки горняков в Туркестане, другой на ликвидации последствий землетрясения в Сибири, третий и четвертый были на ликвидации причин стихийных бедствий: цунами на Волге и нашествия саранчи на Чукотке.

Пятый изучал интенсивные технологии сельского хозяйства государств Западной Сахары, а шестой был временно болен.

Так что в Политбюро одобрили наш проект и рекомендовали вынести его на сессию Верховного Совета обеих палат!

После чего мы распространили его среди членов Межреспубликанской группы депутатов и на следующий день они его обнародовали.

На следующий день все Политбюро в полном составе присутствовало на заседании Верховного Совета, где я должен был говорить свою речь.

– Уважаемые депутаты! Уважаемый председатель! – начал я свою историческую речь, – вот уже несколько месяцев как вы не щадя живота своего трудитесь во благо Отечества. Честь и хвала вам! Вы многое уже сделали для страны, но еще больше вам предстоит сделать. Но, положив руку на сердце, признайтесь честно, успеете ли вы? Сподобитесь ли вы? И вообще существует ли выход из создавшегося положения?! – Хватит ли у нас сил, последовательности и терпения?! – здесь я сделал эффектную паузу и продолжал:

– В своей известной книге Михаил Сергеевич ратует за новое мышление, но, судя по тому, как идут в стране дела, его призыв еще не нашел отклик во многих сердцах! Какие мы решаем проблемы? Мыло, сахар, вагоны, колбаса и Карабах! «Бураны» в космос запускаем, а у школьников нет тетрадей! Мне лично стыдно за державу! Мы ведь на пороге XXI века, а мыслим категориями уездного приказа. Уже не стесняясь вслух говорим, что живем в «Стране Дураков и Непуганых Идиотов!» Неправда! Мы не дураки и в подавляющем числе не идиоты! История поставила нас на грань, и вот сейчас мы должны решить, как дальше нам жить! Вы скажете, что это все красивые слова, а вот ты-то что предлагаешь, эдакий болтун?! И кто ты такой есть? Я вам отвечу: Я есть русский человек, и я никому больше не позволю надо мной издеваться! Я не хочу жить по-старому, и я не буду так жить!

А если серьезно, то посмотрите, что получается: при всех успехах Запада у них с каждым годом возникает все больше нерешенных проблем и при всей их гибкости и мобильности они не застрахованы от ошибок в экономике. И нам, только во сне видящим их уровень развития, предлагают постепенно перестроить экономику и в гипотетическом будущем достичь их сегодняшнего уровня. Даже если это и произойдет лет через десять, что весьма проблематично, то к этому времени они уйдут еще дальше, и опять нам придется догонять, а как перегонять мы уже знаем на собственной шкуре! Что же я предлагаю? Давайте реально посмотрим на состояние нашей страны. Огромная супердержава, почти полностью вышла из-под управления.

Почему это произошло? Потому, что мы достигли такого уровня сложности и инвариантности государства, что оно стало даже теоретически неуправляемым теми методами, какими мы располагаем. И надо немедленно перестать самих себя обманывать, что Госплан может что-то реально планировать, а Госснаб нормально всех снабжать, Совмин – руководить, а Агропром – кормить страну! Отчего все это происходит? От нехватки информации и в то же время от ее переизбытка, от ее бессистемности и от ее недостоверности. Ошибки ведь делаются не из-за того, что у кого-то мозга не варит, а от неправильной информации, и только из-за этого!

Как исправить это положение? Необходимо создать единую информационную систему! Что мы имеем на сегодня? Только телефонную связь, работающую в звуковом диапазоне. Что это за связь, вы прекрасно знаете, и толку от нее и, главное, большей пользы, конечно, не дождешься. Что нам даст новая информационная связь? Все! Она нам даст будущее в лице наших детей, которые вырастут весьма скоро не такими невеждами, какими являемся мы, а всесторонне и гармонично развитыми людьми.

На всех хороших учителей не найдешь, да и основы закладываются не в школе, а в семье, а чему учит наша семья – не мне вам говорить! А при наличии информационной системы даже в глухом кишлаке у ребенка будет компьютер, который заменит и игрушку, и няньку, и учителя, и домашнюю библиотеку. Вы спросите, где на всех взять компьютеров? Да в каждой семье есть телевизор и к нему будет достаточно подключить клавиатуру с микропроцессором, реальная стоимость которого равна цене обыкновенного калькулятора, и вот вам персональный компьютер, при помощи которого через информационную сеть можно будет, получить любую информацию!

Что еще даст это нам? Реальное осуществление перестройки! Вот вам будет реальный свободный рынок! Каждое, даже маленькое предприятие сможет мгновенно осуществить любые прямые связи! И конец нашему дефициту! Через информационную сеть можно будет найти не только потерявшиеся вагоны, не только любые запчасти, но и ближайшую лавку, в которой есть сейчас нужная вам булавка, И конец существующей воистину грабительской и разбойничьей торговле! Любой товар можно будет заказать из дома и тут же расплатиться за него через личный счет в банке и проконтролировать доставку вам этого товара, и не дай бог ему где-нибудь задержаться! Ведь тогда каждый работник будет дорожить своим местом ввиду переизбытка трудовых ресурсов! Откуда возьмется этот переизбыток? Да ведь не нужен будет весь на сегодня существующий управленческий аппарат и партийный заодно, ведь одного первого секретаря райкома будет достаточно чтобы проинструктировать сразу весь район и, наконец, наступит истинный демократический централизм!

А технический прогресс?! Тогда будет достаточно изобретателю снести свое предложение в единый банк данных и о нем будет знать вся страна! И больше не надо будет ему искать – кто захочет внедрить это изобретение, теперь его сами найдут и где надо внедрят!

А в области финансов?! Да за нашу достоверную информацию из Первых рук фирмачи будут платить любые деньги в так нами любимых долларах и драхмах!

И леса мы перестанем переводить на макулатуру, потому что дешевле будет любую книгу получить и прочитать посредством компьютера.

А проблема творчества и досуга?!

А повышение своей квалификации и даже видеосвязи, наконец, с любой точкой Союза?

О чем я вам сейчас рассказал, все это давно известно как у нас, так и на Западе. Они в принципе уже сейчас имеют похожую систему связи. Но она у них основана на их качественной телефонной сети, пропускная способность которой ими уже почти исчерпана, а заменить ее на новую оптоволоконную им не позволяет огромный объем капиталовложений, непосильный даже их могущественным транснациональным телефонным компаниям. Они, конечно, постепенно производят замену, но это произойдет не сразу и не скоро.

Нам же нечего терять, кроме своих цепей! У нас есть шанс сразу вложить в это стоящее дело необходимый капитал и сразу же получить феноменальный результат! И практически в одно мгновение мы превратимся из отсталой страны в истинно великую супердержаву!

Теперь о реализации этого проекта.

Понадобится более ста миллиардов рублей. Где их взять? Если по-хозяйски произвести переоценку приоритетов, то необходимую сумму можно изыскать. К тому же можно использовать денежные накопления населения под оплату будущих услуг. И иностранный капитал, я думаю, с удовольствием вложит средства в реализацию этого воистину проекта века.

Сможем ли мы освоить эти гигантские объемы работ? Если захотим, то сможем. Минводхоз, Миндорстрой, Госагропром, все электронные и оборонные министерства. Да если всем миром навалиться на это дело, то ничего невыполнимого нет. И армия нам поможет, и шабашников в артели организуем! И для регионов с избыточными трудовыми ресурсами найдем дело.

Теперь о разработке электронной аппаратуры и о ее надежности.

Ну, товарищи?! Мы же не только можем создавать дефицит школьных тетрадей, но и «Бураны» в космос запускаем! В крайнем случае, заграница нам поможет.

Так что, уважаемые депутаты, решайте и помните, что от вашего решения будет зависеть не только судьба нашей страны, но и судьбы всего мира!

Спасибо за внимание!

Утром за завтраком я спросил Мурзика:

– Ну и как тебе моя речь?

– Грандиозно!

– А что тебе больше всего понравилось?

– Как ты стучал в грудь кулаком и орал как идиот «Я русский!»

– Ты полагаешь мне следовало орать «Я эфиоп, твою мать!»

– Я немного сомневаюсь, что ты эфиоп, но «твою мать!» слышалось совершенно явственно в подтексте.

– Ну ладно, а что тебе не понравилось?

– Реакция зала.

– Они же мне устроили овации?! Или ты не рада, что наш проект прошел?

– Прошел-то он прошел, но как мне показалось, не всем он пришелся по нутру!

– Ты имеешь в виду этого идиота, который предложил семь раз отмерить?

– Ну хотя бы его.

– Так он это в отместку, что с ним не посоветовались в Политбюро!

– Может быть.

– Не хрена шляться незнамо где и вообще мне непонятно как, с такой рожей он умудрился пролезть в ряд наших уважаемых руководителей партии!

– А туда попадают не по роже…

– Бить-то будут не по паспорту, а по роже!

– А при чем тут паспорт?

– Я не знаю при чем тут паспорт, но знаю совершенно наверняка, что на таком высоком посту таким дуракам нечего делать! Именно из-за них страну растащили!

– Раз он туда пролез, значит он не совсем дурак!

– Ну не дурак, так самодур!

– Не вижу особой разницы.

– О, разница огромная! Что такое дурак? Это человек, ошибающийся в очевидном. Это свойство мышления в любом случае подлежит осуждению, так как даже если дурак самый милейший, добрый и отзывчивый человек, все равно своими необдуманными поступками он может нанести вред другим людям, даже искренне этого не желая, из чего следует, что увидел дурака – отойди!

Мурзилка отодвинула от меня подальше свой стул и выставила по направлению меня ножку.

Я ей показал язык и продолжал:

– Теперь поговорим о том, чем отличается простой дурак от самодура. Когда ты говоришь дураку: «Что же ты наделал, дурак?!», и если дурак обыкновенный, то ему от этих слов в лучшем случае становится стыдно! А самодур ни при каких обстоятельствах не признает свои ошибки, да еще и тебе скажет: «Ты не прав!».

По моему разумению таких безответственных товарищей надо изолировать от нормального общества в компанию таких же дураков!

– Вот отчего мы и находимся до сих пор в изоляции!

Я с интересом посмотрел на Мурзика:

– А ты опасный человек! То-то я смотрю, когда я рядом с тобой, то обязательно происходят невероятные приключения: то бандиты нападут среди бела дня, то в мирном ресторане мятеж вспыхнет, то родители от тебя сбегут…

– Слушай, а правда, что это за командировка такая? Кому, интересно, понадобились мои милые безобидные родители за бугром?

– Да, по-моему, они просто от тебя сбежали!

Бум! Блям! Бац! И-и-и-и-и!

– Ну ладно, что этот придурок будет против, с самого начала никто и не сомневался. Он же против всего, что не по еному, и даже когда его начальник говорит одно, он тут же, не стесняясь, говорит обратное. Но кого ты имеешь в виду еще?

– А выступление профсоюзного лидера?

– А что он такого сказал? Он вроде бы «за» говорил.

– «За» то «за», но нотки в его речи были обструкционистские! Неужели ты этого не заметил?

– Ты знаешь, нет. Ты точно подметила это?

– Уж куда точнее!

– Ну что ж, в этом нет ничего удивительного! Я с самого начала и не рассчитывал на поддержку профсоюзов.

– Почему?

– А на кой хрен им все это надо? Если б они заботились о благе народа, что они по статусу должны делать, а они пекутся о своем благополучии! И им наша система как кость в горле!

– Непонятно, почему? Ведь у них тоже скоро будут компьютеры!

– А на хрена они им? Путевки по блату распределять? Так они с этим и без них справляются. А опасность они для них представляют огромную. Теперь любой работяга может проконтролировать распределение жилой площади, льгот и привилегий, а профсоюзу, как ты думаешь, это надо?

– Вряд ли.

– Ну вот видишь, ничего удивительного, что они против прогресса! Народные избранники, мать их ети!

– А еще этот писатель выступал, все что-то про Бога говорил?!

– Этот черносотенец? Да этим все равно, против чего выступать! Я вообще не понимаю, как таких носит Русская земля!

– Так он как раз в защиту русских выступает!

– Это только так кажется. На самом деле уже давно всем известно, что черная сотня состоит на содержании у сионистов!

– Ты говоришь, как настоящий активист общества «Память»! Они тоже во всем видят происки сионизма.

– Ну, что кругом происки сионизма, это тоже всем известно, но нельзя же любую здравую мысль утрировать!

– Так я что-то не пойму: есть происки или же это придумали антисемиты?

– Понимаешь, дело ведь не в том, есть зло или его нет. Конечно же оно есть! Это же диалектика! Борьба противоположностей! А дело в том, что кто-то, прикрываясь популярными в народе лозунгами, проповедует оголтелую нетерпимость с целью личной корысти!

– Интересно, какая личная корысть тут есть?

– А как же! Если своим подстрекательством они сумеют довести до озверения толпу, то ее очень легко направить в любую сторону именно по личной выгоде или в пику групповым интересам!

– Ты говоришь страшные вещи!

– А что я сказал нового? Это было сказано уже столько раз, что даже не хочется приводить примеры.

– А все же?

– Фергана. Карабах. Абсны. Может, хватит?

– Ты забыл Сумгаит.

– Такое вряд ли забудется.

– Но совершенно непонятно – зачем русским национальная нетерпимость?

– Правильно, она им совершенно ни к чему.

– Но все же, когда маленький народ чем-то недоволен, то у него естественно может возникнуть ощущение, что его обижают, но тогда непонятно, как могут русские выступать с националистический позиций?

– Так ведь русские и не выступают!

– А кто же тогда выступает в защиту великороссов?

– Да всякая шваль!

– Что-то не очень понятно…

– Понимаешь, истинно русский человек совершенно лишен комплекса превосходства над другими народами, вследствие своих исконно русских черт характера: великодушия, широты души, доброты, сострадательности и незлобивости. Все эти качества присущи ему не от того, что он с ними родился, а от того, что сильному и незакомплексованному человеку совершенно ни к чему быть обиженным на весь мир, так как он находится по отношению к нему в полной гармонии. Но среди любого народа обязательно найдется какая-то часть людей, обделенных при рождении. Кстати, убогие люди бывают или очень добрыми, или очень злыми, и вот последние и начинают подводить теоретическую платформу под свои мироощущения. Ведь они никогда не признаются себе, что они плохие, но всё чувствуют свою убогость и, как-то оправдывая ее, они начинают искать виновников своих житейских неудач и находят их среди крайних. Вообще-то это глубоко несчастные люди, и если бы мы жили нормально и в достатке, то злопыхательства было бы намного меньше.

– Но ведь с каждым днем становится все хуже и хуже?

– Да. И дальше будет все больше всяческих выступлений и конфликтов.

– Что же делать?

– Что… Что… Перестраиваться!

– Дурак!

– Сама такая!

Бамс! Блямс! Ду-ду-ду! Получай кирыгуду!

– А еще этот старый мерин выступал!

– Ветеран что ли?

– Вроде бы.

– Да у него старческий маразм. За Родину, за Сталина! Вперед идут народы!

– А швея-хлопкороб?

– А у этих куриных мозгов до сих пор твердая вера в доброго царя! Как там у Высоцкого: «На нашей пятой швейной фабричке… Я, Вонь, такую же хочу!» И все боятся, как бы не было чего! А в это время на них верхом ездят, а они еще и похваливают: «Мы честно работали!» А кому нужна такая работа, когда на твоем горбу кто-то наживается?!

– Злой ты какой-то…

– Зато справедливый!

– Справедливый? А кто ночью с меня одеяло на себя стаскивал?!

– Не было такого!

Трах! Бах! Дзынь! А-а-а-а-а-а!

– И если учесть, что наш Верховный Совет отражает истинную ситуацию в стране, то недовольных твоим проектом будет не так уж мало!

– Но у меня есть еще один неиспользованный козырь, которым я покрою все их доводы.

– Интересно, какой?

– Сегодня узнаешь.

– Это ты про пресс-конференцию с иностранными журналистами?

– Там будут не только журналисты но и представители инофирм.

– Заграница нам поможет?!.

На следующее утро после пресс-конференции я получил заказное письмо с уведомлением.

Внутри него оказалось приглашение на деловую встречу в Центре Международной Торговли.

В списке приглашенных значились представители «Дженерал Электрик», «Мицубиси», «Филипса», «Сони», «Самсунга» и еще многих крупнейших компаний.

Встречу организовывал Международный валютный фонд.

Я молча показал Мурзику приглашение и начал насвистывать «Августина».

– Не свисти, денег не будет!

– Теперь они точно будут!

– Ты, что решил Россию продавать иностранцам?!

– Наоборот. Участие в нашей экономике поставит их в зависимость от нашего благополучия!

– Твоими устами…

– …виски пить!

– Рожа!

– Ты тоже!

Бум! Трах! Дзинь! Ы-ы-ы-ы-ы!..

…В розовом зале был приятный полумрак, но это не помешало мне разглядеть присутствующих.

Здесь находились не просто представители, а вице-президенты компаний.

Президенты не приехали лишь по причине нежелания будоражить и подогревать интерес к происходящему.

Драка предстояла великая.

Я усадил Мурзика, а сам, пройдя в центр зала, сходу взял быка за бока, решив сыграть злую шутку с самодовольным империалистическим капиталом.

– Леди энд джентльментс! – начал я на чистом английском языке, – Мы рады приветствовать вас в наших пенатах и надеемся, что наш диалог будет конструктивным и лишенным всяческих иллюзий!

Капиталисты были ошарашены такой наглостью, но не подали вида и продолжали любезно улыбаться.

– Если кто-то из вас приехал сюда с призрачной надеждой поживиться за счет нашего лакомого пирога, то пусть оставит свои надежды, – продолжил я стальным голосом. – Мы с твердой уверенностью заявляем, что в состоянии сами реализовать наш проект и не нуждаемся в чьей-то снисходительности! Мы не возражаем с вами сотрудничать, но только на условиях, приемлемых нам. Кто это поймет сразу, для того мы будем надежными и корректными партнерами. Можете задавать мне вопросы.

Большой бизнес давно не видел такого беспредельного нахальства и, отметая нормы приличия, решил проучить меня за неуемную гордыню.

– Вы хотите сказать, что ваш рубль стал конвертируемым? – спросил вице-президент «Сименса» и тихонько хихикнул.

– Через год вы посчитаете за счастье, чтобы с вами расплатились нашими рублями, – ответил я и вручил ему золотой червонец.

– Свежо предание… – по-русски сказал представитель валютного фонда.

– Ничего, придется вам, хоть и с трудом, но поверить! – отрезал я.

– Компьютеры вы сами собираетесь выпускать? – поинтересовался представитель ИБМ, видимо намекая на «Микрошу».

– Центральные процессоры в системе передачи информации будут нашего производства, а для пользователей мы не возражаем против импортных.

– Если не будет возражать КОКОМ, – сказал «Филипс».

Видя, что дальнейшая полемика на уровне амбиций ни к чему не приведет, я начал избиение младенцев.

– Я слышал, наши друзья-японцы разработали компьютер в виде папки для бумаг? – обратился я к уважаемому собранию и, взяв у Мурзика папку, раскрыл. – Это наша последняя разработка, – сказал я и включил ее.

На плоском экране появилось цветное изображение необычайной четкости.

– Да, господа, вы не ошибаетесь, это телевидение СВЧ, – пояснил я и чтобы они убедились в этом воочию, мой ассистент, второй интеллект под маской белокурого жлоба, раздал всем присутствующим такие же папки.

Те тут же раскрыли их и удостоверились.

– У вас в руках мощный мозаично-объемный компьютер, обладающий искусственным интеллектом. Он имеет речевой ввод на десяти языках с речевым и графическим отображением информации.

Мои оппоненты сразу же забубнили команды, и на экранах в левом углу появились изображения красивых девушек соответствующей языку национальности.

На остальном поле высветилась инструкция по эксплуатации и, согласно ее текста, все вынули из боковины нижней части папки микронаушники и вставили их себе в ушные раковины. Я же продолжал вещать:

– По желанию на второй половине папки может проявиться клавиатура с необходимыми символами или же другие органы управления, вроде музыкальной клавиатуры или же различный сервис…

Некоторые из представителей фирм начали играть на появившихся символах, набирая соответственные команды.

– В нижнем углу в квадратную выемку вставляется унифицированный элемент памяти большой емкости, который по желанию может служить так же видеокассетой, а внутренняя память равна 800 ГБт…

Белобрысый жлоб раздал всем по пачке кассет, которые тут же стали испытываться.

– Через встроенный передатчик возможно осуществлять спутниковую связь непосредственно через данный компьютер без дополнительных устройств…

– Себестоимость этого компьютера составляет четырнадцать рублей…

– Сикоко – сикоко?! – заверещал по-русски японец и мысленно сделал себе харакири.

– Четырнадцать рублей за все устройство! – продолжал куражиться я, – но в дальнейшем себестоимость мы будем снижать. Кстати, господа! Мы дарим вам эти образцы в знак дружбы и в ознаменование дальнейшего сотрудничества! А сейчас прошу меня извинить. Мне придется покинуть вас. Но мой сотрудник продолжит начатое мной дело, – сказал я и, кивнув на свой второй интеллект, подхватил Мурзилку под руку и скромно удалился.

В этот вечер я решил оставить Мурзилку одну и уехал якобы по делам.

Сделал я это специально, чтобы она могла в одиночестве немного прийти в себя от круговерти событий, и не без задней мысли дать ей отдохнуть от меня…

Поздно вечером я ей позвонил якобы из Нижнего Тагила:

– Привет!

– Привет.

– Завтра одень самый приличный и строгий костюм.

– Зачем?

– Затем! Ты неисправима! Давно пора привыкнуть, что я готовлю только конструктивные предложения. Или ты полагаешь, раз строгий костюм, предстоит разгружать вагоны с углем?

– Лучше с персиками.

– Тогда одень строгий костюм с большими карманами!

– Так куда мы завтра едем?

– В Кремль, – сказал я и положил трубку.

Мурзилка не подвела.

Я всегда говорил, что при правильном подходе любой дикий зверь поддается дрессировке. Она даже для пущей строгости одела очки, чего прежде никогда не делала, и стала на мой извращенный вкус еще красивее!

По ее поджатым губам я понял, что она до сих пор не верит моим словам, но когда наш огромный бронированный «Мерседес» на самом деле въехал в Боровицкие ворота, Мурзик оробела и, по-моему, мысленно, символически наложила в штаны.

– Не боись! – подмигнул ей я.

– Вот еще! – осипшим от страха голосом прохрипела она. – Что, я Кремля что ли не видела? А к кому мы едем?

– К самому! Главе!

(К кому именно, к главе правительства или главе государства, Вы – могли наблюдать по телевизору.)

– Мама!

– Не дрейфь, он мужик хороший. Только замученный. Гадами!

Мурзик не успела спросить, какие именно гады замучили нашего Главу, а мы уже приехали. У подъезда встречал нас его помощник:

– Он вас ждет!

Я пропустил вперед Мурзилку и время от времени стимулировал ее поступательное движение элегантными тычками указательного и безымянного пальцев поочередно, хотя со стороны это гляделось как учтивое внимание с моей стороны, вроде как бы я ее поддерживал в области поясницы, что возымело свое действие, и ее спина вскоре перестала быть деревянной от напряжения и стала опять мягкой и кабанеющий!

– Здравствуйте, Дмитрий Михайлович! – сказал и приветливо улыбнулся Сам, протянув мне руку. – А ваши сотрудники так же элегантны и совершенны, как ваша система! (Это он уже в сторону Мурзилки.)

– Здравствуйте! – я крепко пожал ему руку и полуобернулся в сторону начинавшего от волнения алеть (кабанеть!) лица Мурзика.

– Познакомьтесь, мой референт – Анжела Борисовна!

Мурзела Кабанисовна тут же стала красная, как былинный рак, но ладошку все же протянула и довольно мило улыбнулась.

– Все будет нормально, – подбодрил неизвестно кого, то ли Мурзика, то ли самого себя, Глава, и опять обратился ко мне.

– Вы готовы?

– Всегда готов! – отсалютовал я и улыбнулся.

– Тогда с Богом! – и мы все прошли в зал приемов, прямо навстречу личному представителю Президента и вспышкам фоторепортеров…

Когда последних разогнали и начался конструктивный диалог, моя Мурзяка, наконец, начала понимать, отчего мы здесь оказались и какого черта с нами еще тут разговаривают.

– Господин Иванов, насколько реальна возможность экспортировать вашу систему? – задал почему-то мне, а не Главе этот провокационный вопрос представитель Президента.

– Насколько реален будет на нее спрос! – отчеканил я, улыбаясь а ля Джимми Картер и переглянулся с Самим.

– О! Спрос на нее неограничен, – поведал нам представитель, как будто мы об этом и не догадывались. – Кстати, сегодня КОКОМ снял все ограничения на торговлю с вашей страной и, как мне кажется, а мое мнение совпадает с мнением Президента, наступает долгожданная эра великой дружбы и торговли между нашими странами, а так же между странами наших союзников! Эта встреча несомненно войдет в историю, как отправная точка необратимого процесса консолидации и интеграции всего мирового содружества.

…И в таком же духе, на протяжении часа, видимо, пока мы у них учились работать, они тоже не теряли времени даром, и научились у нас говорить!

– Ну что, Димик, добился своего? – задал я себе вопрос.

– Да. С перестройкой мы успешно покончили!

– А с Мурзиком?

– А что с Мурзиком? С ним все в порядке.

– Конечно, заварил такую кашу, тут не только Мурзик потеряет голову…

– А что, очень даже красиво получилось и, главное, конструктивно!

– А тебе не кажется, что ты допустил роковую ошибку?

– Это какую же?

– Ты допустил вмешательство в естественный ход Истории.

– Так перестройка все равно победит! А я придал ей ускорение!

– Ни-зя!

– Зя!

– Не уговаривай себя, ты же прекрасно знаешь, что ни-зя!

– Так значит все мои старания коту под хвост?

– Ну почему же, очень даже интересно получилось…

– А толку что? Теперь придется все начинать сначала.

– Зато ты стал мудрей и знаешь, что от нее можно ожидать.

– Ничего-то я не знаю. Знаю, что можно ее разбудить, но как?

– Сама установка на идеальные условия заранее была неверная.

– Конечно! Любая женщина, мало-мальски тебе симпатизирующая, в данной ситуации смирится и со временем привыкнет!

– Значит надо сделать все наоборот, ты должен оставаться самим собой, а обстоятельства должны быть такими, чтобы полностью высветить ее внутренний мир и не дай Бог при этом, чтобы ты был хоть на чуточку лучше, чем ты есть в земной жизни!

– Да, задачка. Что бы такого придумать?

– Первоначальная установка должна быть такой, – вы все время должны быть вместе. Лотом, – обстоятельства должны быть как можно более разнопричинные и даже экстремальные!

– Это что же, устроить катаклизмы с гражданской войной?

– Не пойдет! Опять вмешательство в историю.

– Тогда рванем в космос.

– Тоже нельзя! Там ты будешь единственным близким человеком.

– Это почему же? Людей там достаточно!

– Ну ладно, космос оставим про запас. Но лучше все-таки обстановка поестественнее!

– Тогда что же? Нырнуть в прошлое?

– Выходит так.

– С изменением истории?

– Зачем же. Так как это уже прошлое и оно достоверно известно, то можно смоделировать его в параллельном мире.

– Как это сделать естественней?

– Помнишь фильм «Кин-дза-дза»? Там герои случайно переместились в пространстве, вот и здесь можно подкинуть миниатюрную машину времени, чтобы ей вы не могли управлять осмысленно!

– Ага, кто-нибудь из нас включит ее и затеряется один неизвестно в каком году.

– Можно сделать так, чтобы машина срабатывала только в руках Мурзилки, но если включаешь ее ты?

– А что, логично. А если нас разлучат?

– Для этого за вами будет следить второй интеллект, и в случае чего он поможет вам соединиться, сделав это как можно естественнее.

– А если нас там убьют?

– Что вполне возможно.

– Ну пока вы не выполните свою задачу, второй интеллект не позволит этого сделать, а для чистоты эксперимента ты будешь знать, что если вас убьют, то значит на все вопросы уже получены ответы, так что ты будешь не беспечным путешественником во времени, и во всяком случае будешь дрожать за свою шкуру, ведь хоть ты и бессмертный, но все же тебе могут там сделать даже очень больно!

– Да, перспективка!

– А ты там не зевай! И знай, что за все твои ошибки будет страдать Мурзик.

– Только не это!

– Ты можешь все бросить и оставить Мурзика в покое.

– Но я ее люблю!

– Тогда решайся.

– Нет, только при условии, что с Мурзиком ничего страшного не случится.

– Но тогда это будет сплошная профанация!

– Тогда давай с условием, что бы в случае чего все прекратилось!

– Пожалуйста, но тогда ты ничего не узнаешь.

– Пусть! Но с ней ничего не должно произойти страшного.

– Ладно, но для чистоты эксперимента ты должен знать, что вам все же может быть там очень плохо! Второй интеллект будет на страже, но он будет балансировать на пределе.

– Да, перспективка!

– Зато ты сможешь узнать все досконально, и Мурзилка тебя сможет оценить именно таким, каким ты являешься в этой жизни, чего ты так страстно желаешь.

Ноябрь 1989 г.