Муниципальная ведьма

— Карета подана!

Снова карета. Нянечка тоже говорила о карете. Это вполне могла быть подсказка от Высших Сил. Если честно, я всё поняла с первого раза, но уж очень хотелось обойтись без визита к Карете, то есть, Каретникову. Не зря Мэрский просил меня держаться подальше от этого типа! Но, похоже, деваться некуда. Разговор с Кариной и Митяем оказался просто пустой тратой времени. Придётся поговорить с Каретниковым, как бы опасно это ни было. Я всё никак не решалась, и, поколебавшись, села в машину рядом с Коляном.

— Колян, давайте, как в прошлый раз, постоим возле парка, — попросила я. — Мне снова надо хорошенько подумать.

— Не вопрос, Елена Михайловна, — кивнул Колян, встраиваясь в транспортный поток. — А по пути вы тоже подумать хотите, или можете со мной немного поговорить?

— Очень хотите поговорить?

— Конечно! Я же целый день в машине, один. Хочется хоть с кем-нибудь словом перекинуться. Вы же слышали, что таксисты очень болтливы? У них та же проблема. Мне сожительница советовала нашего кота с собой брать. Всё-таки живая душа рядом, какая-никакая. Но он же, падлюка, первое, что сделал, это чехлы на сиденьях подрал. Хорошо хоть, не нагадил, а то не знаю, что бы шеф на это сказал. В общем, с котом не сложилось.

— Ладно, за неимением кота, поговорите с ведьмой. Тоже живая душа, — улыбнулась я.

Теперь, узнав Коляна получше, я просто не понимала, как можно было видеть в нём хладнокровного убийцу. Хотя, мама мне давно говорила, что я совершенно не разбираюсь в людях.

— Так о чём поговорим? — уточнила я.

— А о чём хотите. Лишь бы я хоть немного понимал в этом.

— Колян, а вы думали об этой взятке? Кто мог всё организовать?

— Думал, конечно. Только что я мог надумать? Какой с меня сыщик? Фигня у меня получилась, даже самому понятно.

— Ну, так мне расскажите. Кому от этого будет хуже?

— И расскажу, Елена Михайловна. Может, вы со своей магией разберётесь, где я ошибся. Потому что вроде всё правильно, а в итоге выходит хрен знает что. Я так понимаю, что придумать такую сложную подставу, да ещё и так, чтоб она сработала, мог только очень хитрый тип. И получается, что ни один хитрый тип этого сделать не мог. А как это понимать, я не знаю.

— Я тоже не понимаю. Что вы имеете в виду?

— Ну, вот, смотрите. Карете такое вовек не выдумать, не по Сеньке шапка. Он всегда напролом прёт, уж я-то знаю. Подстава — не его придумка. Подсказал кто-то.

— Точно у него ума не хватит на такое?

— Да ясное дело!

— А кто ему мог подсказать? Кто-то из банды?

— Нет, никогда. Карета не набирает себе людей, которые хоть чуток умнее его. Нет у него таких под рукой.

— А другие бандиты?

— Не будет он ни с кем такое дело проворачивать. Карета не дурак, понимает, что сразу попадает в лапы к подельникам. Оно ему надо?

— Пока я согласна. Продолжайте, Колян.

— Ещё это под силу провернуть Мелентию. Он очень мутный тип, и хитрющий, как никто в нашем городе. Да только он не мог.

— Почему?

— Да вот, получается, что если шефа закроют, Мелентий свою крутизну потеряет.

— Колян, я не понимаю, о чём вы.

— Ну, он уже лет десять как адвокат. С моего дела начинал, между прочим. И у него за всё время ни одного провала. Если уж его клиента закрывали, в смысле, срок навешивали, всем было понятно, что по-другому и быть не могло, никакой другой адвокат лучше Мелентия защиту не провёл бы. Вот его и считают крутым. Как это называется, харизма, да?

— Репутация, — поправила я, поняв, наконец, о чём ведёт речь Колян.

— Во! Точно! Она и есть. Вот и получается, что если шефа отправят зону топтать, Мелентий свою репутацию потеряет. А она стоит таких сумасшедших деньжищ, что столько в этом деле не крутится вообще.

— Но вы же говорите, его клиенты уже получали сроки. Одним больше, одним меньше…

— Э, нет! Вы, Елена Михайловна, путаете две совсем разные штуки. Одно дело, если человек попался, и законник не смог его отмазать. Тут уж ничего не попишешь, судьба такая. А вот если человека подставили, и он сел, это уже говорит, что хреновый у него был адвокат. Кому такой нужен? Вот и сдуется Мелентий. Никакие деньги Кареты этого не окупят.

— А кто узнает, что Мэрского подставили?

— Так всем известно, что шеф мзду не берёт. Раз за взятку закрыли — подстава, и к бабке не ходи.

— Наоборот, Колян. Все в городе уверены, что он взяточник.

— Кто эти все? Работяги да пенсионеры? Плевать Мелентию, что они там думают. У них денег нет его нанимать. А вот серьёзные люди в курсе, и они всё поймут правильно. Думаю, Мелентий рад бы этого дела вообще не брать. Но не мог.

— Почему же не отказался?

— Потому что кому нужен адвокат, который бросает клиента по уши в неприятностях? Правильно я говорю?

— Наверно, да. Вы это сами сообразили, Колян?

— Кое-что сам, а в основном разговоры шефа слушал. И с Мелентием, и с другими.

— Ладно, Каретников и Мелентий ни при чём. Что из этого следует?

— Остался только губернатор. Но и он тоже не мог. Старик на глазах сдаёт, да и бухает чуть не каждый день. Сильно его тогда подкосила дочкина смерть. Да и годы своё берут. Умнейший он мужик, так шеф говорит, да оно и сразу видно. Ум-то при нём по-прежнему, а вот чего он потерял, так это волю. Сломался, короче. А когда вся эта хрень с шефом и взяткой началась, он ещё сильнее запил. Нет, не он это.

— А его жена?

— Сожительница его — баба, конечно, вредная, но она, извините за выражение, дура дурой. Ничего хитрого ей не придумать. Вот и получается, что всего три человека могли это организовать, и никто из них этого не делал.

— Колян, а как насчёт того паренька, которому Мэрский деньги якобы проигрывал? Может, он и не балбес вовсе? А может, даже и не он всё это провернул, а его девчонка?

— А им зачем?

— Каретников за то, чтобы убрать Мэрского, хорошо заплатит. В смысле, уже заплатил.

— Я так понимаю, балбес с губернатора деньги тянет. По секрету вам сейчас скажу одну вещь, только вы никому, ладно?

— Договорились.

— На самом деле этот балбес — губернаторский сынок. Но об этом никто не знает, даже он сам. Я хотел сказать, мало кто знает. Только губернатор, шеф и я. Ну, а теперь ещё и вы, Елена Михайловна.

— А вы как догадались?

— Не догадывался я. Шеф из машины с губернатором по телефону болтал, я и услышал. Про водилу же частенько забывают, мы для них не люди, а принадлежность машины. Так вот, зачем балбесу или его бабе моего шефа подставлять? Если они верят в эти идиотские ‘выигрыши’, то они молиться на шефа должны, он для них — источник денег. А если знают, что на самом деле платит губернатор, могут на него и нажать, чтобы заплатил больше. Помню, шеф говорил, что так один раз уже было. Года три назад. Я так понял, он тогда квартиру своей бабе покупал.

Изложил всё Колян правильно, и выводы сделал безупречные. Только непонятно, какая от этого польза.

— Здорово вы всё по полочкам разложили, — похвалила я шофёра. — Из вас бы наверняка хороший следователь получился.

После этих моих слов в машине повисло гнетущее молчание. Взглянув на Коляна, я жутко перепугалась. Он так крепко сжал руль, что костяшки его пальцев стали белыми, а лицо перекосила бешеная злоба. Он тяжело дышал, а в направленном на меня взгляде плескалась ненависть. Перемена произошла мгновенно и для меня неожиданно, я растерялась и не знала, что делать. Колян был очень силён и, потеряв над собой контроль даже ненадолго, вполне мог разорвать меня на кусочки.

— Извините, пожалуйста, — пролепетала я. — Я не хотела вас обидеть.

Было видно, какие титанические усилия он прикладывает, чтобы придти в себя. Наконец, его хватка на руле ослабла, а взгляд приобрёл некоторую осмысленность. Только сейчас я заметила, что машина не едет, а стоит возле парковой ограды, причём, наверно, уже давно.

— Никогда больше так не говорите, — процедил сквозь зубы Колян, теперь в его голосе слышалась не злоба, а боль. — Следователи — это скоты, которые пытают людей. И им по хрену, виноват человек или нет. Если не признаешься, станешь инвалидом, а то и вообще подохнешь, и ничего этой мрази за такие подвиги не будет. Только не надо говорить, что они там не все такие. Все! Хотя, действительно, так они не со всеми. Вот шефа там никто не бьёт по почкам, пакет на голову не надевает, наручниками к батарее не пристёгивает. Допросы — только с адвокатом, и там Мелентий блеет своим голоском ‘мой клиент отказывается отвечать на этот вопрос’. А вы меня к ним приписали. За что? Нет, я понимаю, что вы не хотели сказать плохого, но…

Всё, что я сейчас хотела, это оказаться подальше от него. Я вновь его боялась. Одно моё неосторожное слово всколыхнуло в нём болезненные давние воспоминания, и привести это могло к чему угодно. Хороша же я оказалась, забыла, с кем имею дело, и в положительном ключе упомянула следователя в разговоре с бывшим зэком. Ладно, этого уже не изменить. Высшие Силы подсказывают обратиться к Каретникову? Самое время воспользоваться их советом. Бандиты мне сейчас казались не такими опасными, как Колян. Их чёрный автомобиль стоял метрах в десяти позади нас. Я открыла дверцу и собралась выходить.

— Подождите, Елена Михайловна, — попросил Колян. — Не бойтесь. Я ничего вам не сделаю. Вы ни в чём не виноваты. Просто вы знаете следователей по сериалам, а я имел с ними дело в жизни.

— Я не боюсь, — соврала я. — Мне нужно поговорить с Каретниковым, вот и всё.

— Вам же сказали держаться от него подальше.

— Какая разница, что говорил Мелентий? Высшие Силы направляют меня именно туда, у меня нет выбора.

— Как они направляют? Почему я не заметил?

— Вы сами сказали, Колян, ‘карета подана’. Вы не Каретникова имели в виду, но получилось именно так. А перед вами о карете говорила Арина Родионовна. Так что не спорьте.

— А мне кажется, что вы просто меня испугались, и теперь думаете, что люди Кареты вас защитят. Не ходите туда. Войти к нему легко, а вот выйти живым удаётся не каждому.

— Говорю же, выбора у меня нет. Высшим Силам противиться — себе дороже.

— Ладно, — вздохнул Колян. — Раз вы твёрдо решили, возьмите вот это.

Он достал откуда-то пистолет и протянул мне.

— Зачем? Я всё равно не умею стрелять.

— Это на крайний случай. Припугнуть, когда они захотят вас убить. Раз стрелять не умеете, я его разряжу, а то ещё себя пораните.

Он вынул из рукоятки какую-то железку и выщелкнул из неё несколько патронов. Потом дёрнул пистолет за верхнюю часть, и из него вылетел ещё один патрон, который Колян быстрым движением поймал на лету. Вставив железку на место, он протянул оружие мне.

— Вот это — предохранитель, — начал пояснять Колян. — Когда он так, стрелять нельзя. Нужно его щёлкнуть, тогда волына готова к бою.

— Я же стрелять не собираюсь.

— Оно понятно, но не нужно, чтоб об этом знали другие. Если будете пугать кого, переставьте предохранитель в боевое положение, и обязательно положите палец на курок.

Я сделала, как он показал, и ‘выстрелила’ в открытую дверцу, подняв пистолет вверх. Раздался сухой щелчок, и больше ничего не произошло.

— Правильно, Елена Михайловна, обязательно проверяйте, действительно ли оружие разряжено. А то мало ли как оно всё может обернуться. А теперь идите, раз вам такая охота рискнуть.

Пистолет я положила в сумочку. Достать оттуда оружие будет трудно, но я и не собиралась его никому показывать. Психологии бандитов я не знала, но не сомневалась, что с пистолетом в руках у меня гораздо больше шансов погибнуть, чем без него. А проверять, заряжен он или нет, они если и будут, то уже очень потом.

Решительным шагом я направилась к чёрному автомобилю. ‘БМВ’, если правильно запомнила его название. Впрочем, какая разница?

Очень боялась, что бандиты отъедут подальше, и я окажусь в идиотском положении. Но нет, они, хоть меня и заметили, предпринимать ничего не стали. Было их двое, поэтому мне пришлось сесть на заднее сиденье, сдвинув в сторону их полушубки. Оба обернулись и удивлённо уставились на меня.

Парень, который сидел за рулём, гораздо больше походил на студента, чем на бандита. Но это если не смотреть ему в глаза. Взгляд его был безжалостным, наверно, так смотрит сама смерть. Второй обладал глупым лицом со свинячьими глазками, а его рука, которую мне удалось рассмотреть, была обильно татуирована. Впрочем, возможно, я была к ним предубеждена и слишком строго оценивала их внешность.

— Чё припёрлась, ведьма? — поинтересовался у меня ‘студент’.

— Ребята, вы всё равно за мной следите, так что если я покатаюсь с вами, будет удобнее всем, — выдала я заранее заготовленную фразу. — Везите меня к Каретникову.

— Так чё, тут её замочим, или за город повезём? — на этот раз он обращался к своему татуированному напарнику.

— Народу вокруг много, — отметил тот.

— Им до нас никогда никакого дела нет.

— А Колян?

— У него дети. Будет молчать. Да и вообще, он наш человек.

— Стрёмно как-то в центре города так внаглую.

— Ребятки, не забыли, что я ведьма? — напомнила я. — Или магии совсем не боитесь?

С удовлетворением я отметила, что ‘студент’ слегка содрогнулся.

— Никакая магия не устоит против пули, — возразил мне татуированный.

Весь их диалог звучал настолько фальшиво, что я ни капли не испугалась. А может, все свои запасы страха израсходовала на Коляна, не знаю. Этих двоих на передних сиденьях я уже воспринимала не как бандитов, а как неумелых клоунов.

— Ребята, доложите Каретникову, что я хочу его видеть, и поехали. А то сейчас вытащу из сумочки мощный амулет, и вам станет очень нехорошо.

— Покажи нам свой амулет, девка, — заржал татуированный, но ‘студент’ не разделил с ним веселья.

— Звони Карете, — произнёс он, причём голос слегка дрогнул.

— Ты кто такой, чтобы мной командовать? — возмутился его напарник. — В сумке у неё нет ничего, только косметика, мобильник и лопатник. Всё!

— Это в голове у тебя ничего нет. Я видел, как сумка качалась, когда ведьма к нам шла. Там что-то тяжёлое. Звони Карете!

Лицо второго бандита приобрело более осмысленное выражение. Он достал телефон и нажал кнопку вызова.

— Алло, шеф, это я, — представился он.

— Я бывают разные, — откликнулся ‘студент’.

— Заткнись! — рявкнул татуированный. — Ой, шеф, это я не вам. Да в натуре не вам, гадом буду! А, шутите, понятно. Хи-хи. Очень смешно получилось. Нет, не для этого вам звоню. Понимаете, ведьма здесь. Нет, шеф, я имею в виду, сидит в нашей тачке. Да она сама залезла, мы вообще не при делах. Ну, пугнули её немного, ничего особенного. Только она говорит, у неё есть сильный этот, как его, артефакт. Чего хочет? А хрен его знает, чего девка хочет. А, точно, говорила. Хочет на вас посмотреть. Ясно, шеф, — он спрятал мобильник, перевёл дух, и сказал шофёру: — Везём её к нему. Не пугать, не трогать. Вообще, понятно?

— Пусть её чёрт лысый трогает, — буркнул ‘студент’. — А пугать, так неизвестно ещё, кто тут кого больше боится.

Он ловко развернул машину и резко набрал скорость.

— Куда гонишь? — заорал его напарник.

— От Коляна хочу оторваться.

— Хрен у тебя получится. Колян водит в сто раз лучше, и мотор у него мощнее. Езжай нормально, мы никуда не спешим.

Шофёр послушно сбросил скорость. Я оглянулась и увидела машину Коляна, который держался метрах в пяти сзади. Я не знала, хорошо это или плохо. Он пытается меня охранять или снова надумал убить? Если он действительно такой хороший водитель, как о нём сказал бандит, что ему стоит устроить нам аварию? Но Колян даже не пытался проделывать ничего подобного, просто ехал следом, и всё.

Наша машина притормозила перед воротами какого-то особняка, ворота распахнулись, и мы въехали во двор. Водитель остановился, подчинившись жесту парня в камуфляжной форме с автоматом наперевес. Второй, очень похожий внешне на своего коллегу, стоял чуть в стороне и был готов придти к нему на помощь в любую секунду.

— Достал уже этот спецназ, — недовольно буркнул татуированный. — Что, мы сами не можем охранять шефа?

— Ему виднее, — примирительно произнёс ‘студент’. — Не нам с тобой решать.

Охранник заглянул в салон автомобиля, увидел меня и поинтересовался бесстрастным голосом:

— Кто такая?

Он мне почему-то сразу не понравился. Как ни удивительно, в этом вопросе я была солидарна с бандитами. Уже открыла рот, чтобы ответить колкостью, но татуированный меня опередил.

— Это ведьма, шеф хочет с ней поговорить. Трогать её запретил, так что обыскивать не надо. Из оружия у неё — только магия.

— Мне кажется, тут или кто-то сошёл с ума, или мне морочат голову. А я не люблю, когда мне её морочат. А если я чего-то не люблю…

— Мы можем ехать? — вежливо поинтересовался наш водитель.

— Погоди. Уж больно эта ведьма похожа на дочь объекта. Только постарше. Что это значит?

— Ведьмы, они такие, — охотно поддержал разговор ‘студент’. — В кого хочешь обернуться могут. Знаешь, братан, как оно бывает? Встретил ведьму, слово за слово, бац, оглянуться не успел, а она уже твоя жена. Но чаще наоборот, и это ещё хуже. Есть у тебя жена, умница, красавица, тут вдруг бац, и ты видишь, что она, в натуре, ведьма.

— Проезжай, балабол, — раздражённо махнул рукой охранник, и ‘студент’ не замедлил так и сделать.

Я сначала удивилась, откуда хоть и не в центре, но в черте города взялся особняк с таким огромным двором, а потом вспомнила, что раньше здесь был какой-то завод, а в самом конце девяностых его закрыли. Уволенные рабочие бузили, но их очень быстро успокоили, уж не знаю, как. Эти события тогда прошли мимо моего внимания, у девочек двенадцати лет совсем другие интересы. А теперь тут, стало быть, особняк Каретникова. Наверно, и завод принадлежал ему.

Из машины мы вышли возле входа в сам особняк. Здание производило впечатление своими размерами, наверно, раньше тут был какой-то заводской корпус. Я оглянулась на ворота. Двое охранников как раз заходили в дежурку, или как там она называется, а чуть в стороне я увидела ещё двоих, идущих вдоль забора с огромной чёрной собакой. Эти были одеты потеплее своих коллег, охраняющих ворота.

Долго осматриваться мне не дали, завели внутрь. Путь до апартаментов Каретникова занял минут пять. Возле дверей стоял ещё один охранник, но к нам он интереса не проявил, видно, его предупредили. Комната, куда мы вошли, была обставлена с вызывающей роскошью. Каждая деталь обстановки кричала о своей заоблачной цене. Вместе с тем никто не озаботился тем, чтобы эти детали хоть немного сочетались между собой.

Впрочем, я не дизайнер по интерьерам, да и привело меня сюда совсем другое. На столе, расположенном возле стоящего у стенки дивана, сидела по-турецки девица в бикини. Она брала из блюда истекающую соком клубнику и клала её в рот сидящему на диване мужчине, одетому в деловой костюм. Тот всякий раз пытался лизнуть ей пальцы, иногда у него получалось. Это и был господин Каретников, крупнейший бизнесмен в нашем городе, в прошлом, а может, и в настоящем — бандит, а вдобавок ещё и мой предполагаемый отец. Но о последнем он никогда не узнает. Мне не нужен такой папаша.

— Шеф, мы ведьму привезли, — доложил татуированный.

— Молодцы! — похвалил Каретников. — А теперь валите отсюда. И ты, красавица, тоже. Разговор наш не для посторонних ушей.

Бандиты безропотно вышли, мне даже показалось, с облегчением. Девица каким-то непостижимым движением выпрямила скрещенные ноги, толкнулась пятками в поверхность стола, оказалась на краю и встала на ковёр. Поначалу она не производила впечатления грациозной, но теперь её движения были преисполнены змеиной грации. Она не шла, а как бы перетекала с места на место, и делала это очень быстро. Хотя она изначально находилась значительно дальше от двери, комнату она покинула одновременно с двумя бандитами.

— Прошу садиться, — Каретников указал мне на диван рядом с собой.

Я предпочла подвинуть к столу удобное кресло и сесть напротив хозяина особняка. Пальто, за неимением вешалки, положила на другое, благо кресел в комнате хватало.

— Лучше здесь, — туманно объяснила я. — Во избежание, так сказать.

— Как тебе удобнее, — он дружески мне улыбнулся, и улыбка показалась мне искренней. — Ну, здравствуй, дочка! Долго же я тебя ждал…

Слова Каретникова настолько меня потрясли, что я на некоторое время утратила сознание. Нет, не упала, просто вошла в какой-то транс и действовала как-то подсознательно. Придя в себя, я обнаружила, что с аппетитом уплетаю клубнику, и ужасно смутилась. Клубнику я очень любила, но попробовать её удавалось крайне редко.

— Кушай, Леночка, кушай, — предложил Каретников. — На здоровье! А если клубника надоела, можно организовать персики, виноград, арбуз, в общем, почти всё, что захочешь.

— Спасибо, господин Каретников, но я к вам пришла не поедать фрукты. Простите, я непроизвольно съела столько клубники.

— Какие проблемы? Говорю же, кушай, сколько хочешь. И давай на ‘ты’. И ещё нечего меня господином называть. Господа, как говорится, все в Париже. Можешь называть меня папой, мне будет приятно.

— Папы все в Риме, — попыталась сострить я.

— Ну, тогда я для тебя — дядя Миша. Так устроит?

— Сойдёт для начала.

Я была ошеломлена этим неожиданным потоком родительской любви.

— Вот и чудесно. Как Пышка поживает? С ней всё в порядке?

— В общем, да.

— Мне докладывали, что она с Ахмедом спуталась. Это хорошо. Он мужик правильный, хоть и не нашего племени. Ну, как говорится, мир им да любовь, а ты мне, дочка, расскажи, зачем хотела меня видеть.

— Почему вы уверены, что я ваша дочь? — уточнила я.

— На ‘ты’, Леночка, я же просил. Вот, глянь фото, — он извлёк из кармана и протянул мне ламинированную фотографию.

На фото была я, лет пять-шесть назад. Снимали меня на пляже, судя по всему, морском. Хотя в те времена мы с мамой на море не ездили, денег и на еду-то не всегда хватало.

— Что это значит? — поинтересовалась я. — Лицо и тело — мои, с поправкой на возраст, но на курорты я тогда не ездила, купальников таких у меня отродясь не бывало, а уж фотографироваться с сигаретой в руке вообще никак не могла. Я не курю.

— Совсем? — полюбопытствовал Каретников.

— Совсем, — подтвердила я. — Так что должен означать этот фотомонтаж? Или, как сейчас говорят, фотожаба.

— Никакого монтажа. На фото — моя дочь. Младшая, как теперь надо говорить. Ты же не будешь спорить, что вы похожи, как сёстры? Так что у меня сомнений нет. Знаешь, когда я окончательно убедился?

— Догадываюсь. Вы… то есть, ты увидел меня в мэрии. У тебя аж лицо перекосилось. Я не могла понять, в чём дело.

— Точно. Именно тогда. Иду к Мэрскому, предстоит тяжёлый разговор, и тут мне навстречу моя сильно повзрослевшая дочь. Меня как мешком по голове навернули. Может, поэтому я и не смог с Мэрским договориться, думал совсем о другом. А потом уже выяснил, что ты — дочь Пышки, и всё стало понятно. Мы ведь любили друг друга, да жизнь нас развела в разные стороны.

— Развела, и развела. Какая уже разница?

Он явно был настроен рассказать, как и почему расстался с моей мамой, а я не хотела этого знать. Наверняка в этой истории Каретников опишет себя белым и пушистым, а виноватой во всём окажется мама. Но это была его территория, и остановить своего новоявленного папашу я не смогла.

— Ты всё-таки послушай, дочка.

— Давай, но покороче.

— Если совсем уж коротко, Пышка была беременна, я собрался на ней жениться, купил кольца и приехал к ней домой. А она с одним моим партнёром по бизнесу, как бы это культурно сказать… ну, получает удовольствие. Так мы и расстались.

Было любопытно, сколько дней после этой встречи прожил партнёр по бизнесу, но я спрашивать не стала, а то вдруг он ответит правду?

— А теперь сама видишь, приходится иметь дело с профессионалками. Наверно, сам виноват, ничего тут не поделать.

— Это ты про дамочку, которая тут тебя клубникой кормила? — я пыталась сдержаться, но всё равно захихикала. — Как оно там, по-вашему? Вешаешь мне лапшу на уши? Или лепишь горбатого? Короче, врёшь, как сивый мерин. Или как Троцкий. Она, конечно, профессионалка, но только не в сексе. Я думаю, она из того отряда, который тебя охраняет с собаками.

— Как ты догадалась? — Каретников аж подскочил на диване.

— Магия, — ухмыльнулась я. — Мне Высшие Силы подсказали. Я же ведьма.

— Лена, я серьёзно спрашиваю. Неужели так очевидно, кто она?

— А то! Она движется, как хищник на охоте. Мышцы у неё такие, что любой мужчина позавидует. Или почти любой. А накрашена неумело. Да и ногти у неё коротко подстрижены. Какая из неё проститутка? Это боец, причём хорошо обученный.

— Ты очень наблюдательна. Кстати, если хочешь выпить за встречу, я составлю компанию.

— Не хочу.

— Я тоже. Но предложить обязан. Ведьма, говоришь? А что у тебя за артефакт в сумочке?

— Не артефакт, а амулет. Точнее, пистолет, — я достала оружие и протянула Каретникову. — На всякий случай прихватила.

— Правильно! — обрадовался он. — А ещё сомневалась, что моя дочь. Так, вижу, ‘Макаров’, причём боевой, а не травматический. Колян ствол дал?

— Он. Кто такой Макаров?

— Марка пистолета. Хороший у тебя амулет. Эти шуты гороховые тебя пугали, а ты, значит, в любой момент могла достать пушку. Вот же идиоты! А если б действительно сильно испугали? Хана им обоим, я так понимаю. И ещё кое-что стало понятно. Раз ты носишь ствол, значит, в магию свою не веришь. Значит, никакая ты не ведьма. Но это твои дела, я в них не лезу. Ты уже большая девочка.

Совершенно неожиданно он протянул мне пистолет рукояткой вперёд. Я бросила его назад в сумочку и закрыла её.

— Не боишься, что пристрелю? — поинтересовалась я.

— Не боюсь. Если пушка придаёт тебе уверенности, пусть лежит у тебя. Ты же пришла не стрелять, а что-то у меня спросить? Вот и спрашивай. И не бойся. Никто тут тебя не обидит. Даже если б ты не была моей дочерью, всё равно не обидели бы. Чай, не бандитское кубло, а резиденция почтенного бизнесмена.

— А если я узнаю тут что-то такое, чего мне знать не положено?

— Тогда, Леночка, ты отсюда выйдешь только ногами вперёд. И не спасёт тебя ни кровное родство, ни пушка, ни магия. Сама должна понимать, не маленькая. Ну, задавай свои вопросы. Только осторожно, так, чтобы мои ответы тебе не повредили.

Расспросить Каретникова удалось далеко не сразу. Видно, ему срочно требовалось выпить, но в одиночку он стеснялся. Поэтому папаша изобразил родительские чувства, озаботившись моим пропитанием, и распорядился накрыть обед. Ну, а графин водочки к обеду — дело святое, и компания тут не требуется. Не берусь судить, сколько графин содержал, но опустел он раньше, чем Каретников перешёл ко второму блюду.

Я поглядывала на него и сама себе удивлялась. Внезапно нашёлся мой отец, я впервые в жизни с ним поговорила, узнала, что у меня есть сестра, а мне всё равно. Десять лет назад к отцу и сестре я бы босиком по снегу помчалась, а сейчас… Верно говорят, что дорога ложка к обеду. Подумав о ложке, я заметила, что съела уже и первое, и второе, хотя собиралась ограничиться половиной порции. Всё такое вкусное, как тут прикажете соблюдать диету? Я выпила компот, промокнула губы салфеткой, поправила помаду и выжидательно уставилась на Каретникова.

— Леночка, проси, что хочешь! — папаша немного опьянел и пришёл в отличное расположение духа. — Ни в чём не откажу!

А вот это предложение почему-то оказалось для меня полной неожиданностью. Хотя, казалось бы, чему удивляться? Богатый папа обрёл давно потерянную дочь, и что может быть естественнее его желания сделать ей дорогой подарок? Но я растерялась, и ничего толком ответить не могла. Проще всего попросить деньги, но сколько? Слишком много нельзя, не рекомендуют откусывать больше, чем способен проглотить. А слишком мало — обидно.

Как всегда в трудных случаях, я решила спросить совета у мамы. При Каретникове говорить с ней я не хотела, но можно же пойти помыть руки и всё такое, и связаться с ней оттуда. В этот момент я вспомнила, что телефон разряжен, и позвонить не удастся. Хотя, неужели у драгоценного папочки не найдётся подходящего зарядного устройства?

— Мне нужно зарядить телефон, — заявила я и положила аппарат на стол.

У Каретникова отвисла челюсть, а глаза приобрели совершенно бессмысленное выражение. Он несколько раз пытался что-то сказать, но у него не получалось. Бросив эти бесполезные попытки, он достал из-под дивана бутылку водки, свинтил колпачок и сделал огромный глоток прямо из горлышка. Это помогло, в глазах, по крайней мере, засветился разум, хотя и очень пьяный.

— Ты серьёзно? — уточнил он и сделал ещё один глоток, теперь поменьше.

— Да, в самом деле нужно, — подтвердила я. — Неужели я прошу нечто невообразимое?

Каретников зачем-то потряс головой, недоумённо на меня посмотрел, а затем достал свой телефон и вызвал к себе какого-то паренька, вручил ему мой телефон, распорядился ‘Зарядить!’, и когда тот ушёл, снова долго молчал, уставившись на меня.

— Ты могла попросить бриллиантовое ожерелье, ‘Феррари’, миллион долларов… А попросила зарядить мобилу. Я не понимаю, ты что, не в своём уме? — наконец, вымолвил он, и голос его выдавал полное непонимание происходящего.

Я же только сейчас сообразила, что он воспринял мою заурядную просьбу как выбор желаемого подарка. Уже открыла рот, чтобы исправить возникшее недоразумение, да тут же и закрыла, не сказав не слова. Внезапно снизошло понимание, что нельзя мне у него ничего просить. По крайней мере, ничего серьёзного. Может, интуиция подсказала, а может, Высшие Силы, но стало кристально ясно: этот человек даром не даёт ничего. За всё рано или поздно придётся платить, причём по той цене, которую он сам назначит. Нет уж, спасибо! Хватит с меня цены за зарядку телефона.

— Не время ещё для подарков, — с деланной небрежностью отмахнулась я. — Потом, может быть, ты мне что-нибудь презентуешь. На свой выбор. А сейчас я бы хотела расспросить тебя по делу Мэрского.

— Твой первый вопрос я знаю, и отвечу на него так, как советовал мой адвокат: я не отрицаю и не подтверждаю, что это я подставил Мэрского со взяткой, — когда папаша это провозглашал, с его лица не сходила довольная улыбка.

— Тогда начнём сразу со второго. Если Мэрского посадят, ты же не сможешь работать с новым мэром, кто бы им ни стал. Ведь система таких вещей не прощает.

— Это тебе кто сказал? Мэрский? А может, сам губернатор? Да, никто из их клана со мной никаких дел иметь не станет. Вот только они так давно сидят в своих высоких креслах, что просто не представляют, что туда может влезть кто-то не из них. А ведь скоро выборы мэра. Клан у них, конечно, сильный и, главное, опытный, но кто там шеф? Мэрский, которого вот-вот закроют на несколько лет? Или губернатор, пропивающий остатки мозгов? Хрен им всем! Следующим мэром будет моя шестёрка! Это, если ты не знаешь, преданный человечек без лишнего гонору.

— Знаю, папа. Жить в нашем городе и совсем не знать фени невозможно. Так что, ты решил поддержать оппозицию?

— Я похож на сумасшедшего? Нет, конечно! Бизнес и оппозиция — несовместимые вещи. По крайней мере, в стране, где оппозиционный бизнесмен запросто становится обыкновенным зэком. Нет, мы пойдём от партии власти! Вопрос уже почти решён, осталось только подождать, пока Мэрского посадят. Вложился я в это дело изрядно, но если у меня будет карманный мэр, всё отобью за пару месяцев.

Я очень слабо разбираюсь в политике, но мне показалось, что у него вполне может получиться. А сам он так вообще излучал уверенность. Прёт к цели напролом, и имеет все шансы достичь успеха.

— Скажи ещё вот что, — продолжила я наше интервью. — Разве среди таких, как ты, не осуждаются подобные фокусы? Подстава, как это у вас называют.

— Хочешь сказать, подстава Мэрского — не по понятиям? Хрен там! Он мзду не брал, договариваться не хотел — с такими всё по понятиям! Я вот чего, Лена, понять не могу. Почему ты работаешь на него? Твой отец — я, а не Мэрский! Сколько он тебе платит? Наверняка пообещал золотые горы, вот только как настанет время платить, забудет. У чиновников плохая память на такие вещи. Очень плохая! Пойми, он тебя просто использует. Неужели ты думаешь, что ты ему нужна защищать город от наводнений, которых здесь нет, не было, никогда не будет и вообще быть не может?

— Его Андрей попросил, и он взял меня на работу.

— Жуткую хрень несёшь, Леночка! Кто такой Андрей, этот балбес, весь в своего папашу-губернатора? С каких пор его слово хоть что-то значит для Мэрского? Нужно откупиться от брошенной подружки? Дали бы денег, и вопрос решён. Но нет, Мэрскому ты нужна под рукой!

— Зачем?

— Ценность твоя для него в том, что ты — моя дочь. И ни в чём другом.

— Но он не знал, что я твоя дочь. Даже я сама этого не знала!

— Ты — да. А Мэрский со своим тестем? Ты думаешь, губернатор не интересовался, с кем спит его драгоценнейший сынок? Ему без разницы, для кого покупается квартира? Размечталась! Обычной девице квартиру просто бы сняли, и всё. А тебе — купили. Ты видишь для него другие причины делать такие подарки?

— Хорошо, пусть так, но объясни мне, какую выгоду имеет Мэрский от того, что в мэрии работает твоя дочь?

— Не знаю. Это они с губернатором крутые спецы по запутанным комбинациям. А я в этом не рублю. Мне и не надо, я по-другому действую.

— Понятно. Давно ты знаешь, что Андрей — сын губернатора?

— Года три. Может, даже все четыре, точно не помню. А про твою квартиру всплыло где-то с месяц назад. Когда мы столкнулись в коридоре, поручил своим людям собрать о тебе всё, что можно. И мне сразу же доложили, что ты три года жила с тем балбесом. Ну, а выяснить остальное — дело техники. Не о том мы говорим, Леночка. Увольняйся из мэрии, я тебе нормальную работу дам. У меня много предприятий, и в каждом нужен главбух. Знаешь, как трудно найти главбуха, которому можно доверять? Мэрскому ты ничем не поможешь. Не верю я ни в какую магию, выдумки это всё. А сыщик из тебя никакой, у тебя в этом деле ни знаний, ни опыта. Да и что толку от тех сыщиков? Он нанял детективное агентство, и что ему это дало? Ну, решила? Будешь работать на меня?

Я понимала, что Каретников во многом прав. Толку от меня в расследовании нет. И Высшие Силы особо не рвутся помочь. Почему бы им однозначно не показать, кто организатор провокации? Или, хотя бы, кто исполнитель, подложивший деньги в тайник? Впрочем, сейчас я гораздо больше нуждалась в подсказке совсем по другому вопросу: переходить ли мне на сторону отыскавшегося папаши, или продолжать заниматься делом Мэрского? Ладно, пока жду рекомендации, нужно немножко потянуть время. А заодно и поторопить Высшие Силы.

— Понимаешь, папа, меня очень беспокоит ситуация с парком, — ляпнула я первое пришедшее в голову и начала вдохновенно фантазировать. — Парки служат концентраторами стихийной астральной энергии. Я уже поняла, что ты в это не веришь, но ведь нет смысла спорить, что любой парк просто притягивает к себе людей. Ты его уничтожишь, и Высшие Силы нанесут ответный удар, так или иначе. Но ты очень силён, во всех смыслах. Ты удар выдержишь. А что делать мне, если я буду в этот момент рядом с тобой и получу на орехи, что называется, просто за компанию?

— Рикошета боишься? — ухмыльнулся Каретников. — Зря. Не будет никакого ответного удара. Потому что парка уже давно, считай, нет, и я тут ни при чём. И ещё, по-настоящему он никому и не нужен.

— Как это не нужен? Нужен! Любого спроси!

— Девочка, верить нужно не словам человека, а его делам. Люди — лживые твари. Все! Или почти все. Говоришь, им нужен парк? Может, они ещё и возненавидят меня за то, что я его вырублю?

— Конечно.

— Тогда им не нужно ничего особенного делать. Без надобности все эти митинги, письма протеста и всякое прочее фуфло. Всё, что требуется, это ничего не покупать в том магазине, который я построю на месте парка. Что тогда произойдёт? Ну? Ты же бухгалтер, должна понимать, что происходит с предприятием, когда расходы большие, а доходов — никаких. Что тут сложного? Но я знаю, и ты, и они все тоже знают, что так не будет. Как миленькие попрутся в мой супермаркет, и будут приносить мне прибыль. А значит, на самом деле плевать им на этот парк.

— Неправда!

— Что именно? Не пойдут покупать?

— Пойдут. Но неправда, что нам всем плевать. Просто если парк уже уничтожен, глупо ходить в дальние магазины, его этим не вернуть.

— Успокойся. Говорю же, парк уже мёртв, и без моего участия. Тебя в детстве Пышка туда водила?

— Да. А потом я и сама в парке гуляла. И мне там очень нравилось.

— Долго гуляла? Час, два?

— Иногда целый день.

— Вот! Целый день проводила в парке. Но человек так устроен, что не может долго не гадить. Поэтому в парках строят параши. Помнишь?

— Помню. Не сказала бы, что эти заведения парк украшали.

— Да, их бы тогда не помешало чаще мыть. Но они были! А сейчас их там нет. А если в парке нет параши, он весь становится парашей. Ты бы захотела гулять в загаженном парке?

— Нет. А куда делись туалеты?

— Домики никуда не делись. Только стоят запертыми. Трубы канализации давно сгнили. Их ещё в девяностых менять требовалось, да кому тогда до этого было дело? И водопровод тоже проржавел насквозь. Как думаешь, почему Мэрский так и не собрался навести там порядок?

— Откуда мне знать? — я догадывалась, что проблема в нехватке финансов, но хотела, чтобы говорил Каретников.

— А потому, что навести порядок мало. Его нужно ещё и поддерживать. И за всё это — платить. А платить мэрия не хочет. Им денег вечно не хватает. То школам копеечку подбросят, то больницам, то на ремонт улиц. Это важные объекты, знаешь, почему?

— Потому что без этого нельзя, — неуверенно предположила я.

— Ха! Хрен там! Даю подсказку. Какой откат можно поиметь с парка? Да крохотный же совсем! То ли дело медицина. Туда сколько бабла ни вбухивают, результат всегда один. Лекарств нет, инструментов нет, оборудование почти всё не работает, и зарплата медиков, считай, никакая. А ты видела, какие там дорогущие машины на служебных стоянках? Даже у меня таких нет! Но с парком дело даже не в деньгах, а во времени.

— Не поняла.

— Деревья, Леночка, это не столбы с листьями. Они живут и в свой срок умирают. Нужно постоянно убирать мёртвые, и высаживать новые вместо них. Это занятие не из дешёвых. Раньше это делалось. Потом решили сэкономить, а деньги отдать на распил в какую-нибудь медицину. Время упущено, теперь, через двадцать лет, в парке остались только старые деревья. Живых среди них меньше половины, да и тем недолго осталось листиками шевелить. Парк мёртв, и я тут не виноват.

— А дорого посадить новые деревья? — мне действительно стало интересно.

— Безумно дорого. И что получится, если заложить парк заново? Дорожки, усаженные крохотными деревцами? Ты пойдёшь туда гулять? Пусть уж лучше вместо всего этого там стоит универсам. Людям — удобство, мне — прибыль, городу — налоги, чёрт бы их побрал. Все получат пользу. А Мэрский пытался мне помешать. Зря он так. Убедил я тебя? Решайся! Учти, потом будет поздно.

Что ж, я услышала, что хотела, и нужную подсказку получила. Самое время откланяться.

— Я подумаю над твоим предложением, — пообещала я, хотя на самом деле всё уже решила. — Позвоню сегодня или завтра.

— Не затягивай с этим, — попросил Каретников. — И денег я тебе немного дам. Тысяч пять баксов. Нечего отказываться, тебе они пригодятся. Пальтишко у тебя ни к чёрту, сапожки новенькие тоже не помешают. Это просто подарок отца дочери. Ничего я от тебя взамен не потребую.

Но я всё равно отказалась. Не поверила его обещанию. Он помог мне надеть пальто, приказал своему человеку принести уже заряженный телефон, о котором я напрочь забыла, и проводил до выхода из здания. Там меня уже ждала знакомая чёрная ‘БМВ’ с тем же самым экипажем.

— Что ж вы, Елена Михайловна, сразу не сказали, что вы дочка шефа? — улыбаясь до ушей, мягко упрекнул меня ‘студент’, набирая скорость.

— Заткнись, — посоветовал ему напарник, тоже излучающий в мою сторону поток дружелюбия. — Елена Михайловна знает, чего ей говорить, а чего — нет. Это у неё в крови. А ты, если не согласен, попробуй перетереть этот вопрос с Каретой.

Бандиты были неимоверно вежливы и предупредительны, но в их машине я себя чувствовала некомфортно. Салон провонял застоявшимся табачным дымом до такой степени, что меня даже начало слегка тошнить. Просто удивительно, как я не замечала эту вонь, когда мы ехали к Каретникову. Наверно, от волнения. Как я теперь ни боялась Коляна, но в его машине мне было гораздо уютнее. Да и пистолет надо ему вернуть, мне оружие ни к чему. Я достала из сумочки мобильник, убедилась, что он действительно заряжен, в отличие от пистолета, и позвонила. Колян ответил мгновенно.

— Вы где? — поинтересовалась я.

— За три машины позади вас.

— Пересяду к вам.

— Хорошо. И не нужно меня бояться. Я вас не обижу.

— Уже не боюсь, — соврала я, отключила телефон и обратилась к бандитам: — Ребята, остановите Землю, я сойду.

— Чё? — не понял ‘студент’.

— Через плечо! Тормози, Елена Михайловна выйти хочет, — пояснил ему татуированный.

— Зачем?

— Не твоё дело. Требуется ей. Мало ли по какой нужде?

— Не, ну мы же её отвезём, куда она скажет. Зачем ей в автобусе трястись?

— Болван! Она к Коляну пересядет.

— Так Коляна же здесь нет.

— Как это нет? Он следом едет, за три или четыре машины. Ты вообще по сторонам смотришь, или просто прокладка между рулём и сиденьем?

— Сам ты прокладка! Базар фильтруй!

— Мальчики, не ссорьтесь, — попросила я. — Сначала высадите меня, а потом уже убивайте друг друга, сколько хотите.

‘Студент’ перестроился в правый ряд и остановился возле тротуара, выбрав место, где снег был расчищен. Не успел он отъехать, как мгновенно на том же месте притормозил Колян.

— Располагайтесь, Елена Михайловна, — предложил он, распахивая дверцу.

Я села рядом с ним и сразу же протянула ему пистолет. Колян зарядил оружие, спрятал его, и только после этого поехал.

— Куда вас отвезти? — поинтересовался он.

Я собиралась навестить Андрея, но не знала, где он живёт. Адрес можно было спросить у Мелентия, но звонить ему не хотелось. Решила позвонить самому Андрею. Тот поначалу ни в какую не желал выдавать месторасположение своей резиденции, но я припугнула его магией, и он всё выложил, даже пообещал обеспечить присутствие на нашей встрече своей нынешней подруги. Правда, предварительно он пару минут рассказывал, как не верит в магию и не боится её.

Адрес я назвала Коляну, и он сразу же начал перестраиваться в левый ряд, чтобы повернуть, потому что мы ехали в другую сторону.

— Расскажите мне, как ваша стрелка с Каретой прошла, — попросил он. — Ну, то, что не секретно.

— Каретников признал меня своей дочерью. Можно сказать, официально.

— Это я уже знаю.

— Откуда? — удивилась я.

— Так, пока вы с ним свои вопросы перетирали, я тоже со старыми корешами побазарил. Они мне и сказали, что вы теперь дочка шефа. Ну, в смысле, что вы и раньше были его дочкой, но…

— Я поняла, о чём вы говорите, Колян. А ещё он мне подарить что-нибудь хотел, но я отказалась.

— Но деньги всё-таки взяли. Ну, и правильно. Раз объявился богатый папаша, надо одёжку с обувкой обновить.

— Какие деньги? — не поняла я.

— Американские, — пояснил Колян. — Только вы их неправильно носите. У нас тут щипачей полно, карманников, в смысле. Это надо в бухгалтере носить, оттуда спереть труднее.

— В чём носить?

— Ну, в этом… лифчике, короче.

— В бюстгальтере?

— Точно. А я как сказал?

— Неважно. Я их там и ношу. Когда они есть.

— А эти что, не поместились? Которые в кармане.

Теперь и я заметила, что из левого кармана пальто торчит уголок зелёной купюры, да и сам карман выглядит хорошо набитым. Действительно, там оказалось ровно сорок семь стодолларовых ассигнаций. Стало понятным, почему Каретников помогал мне надеть пальто, но безучастно наблюдал, как я его снимаю. ‘Тысяч пять’ он мне всё-таки вручил, если не сказать ‘всучил’. Что ж, спасибо, дорогой папаша, они далеко не лишние.

Не помешало бы, как и советовал Колян, переложить деньги за пазуху, но при нём я постеснялась. Пришлось по пути к жилищу Андрея заехать домой. Если честно, то не совсем по пути, крюк получился изрядный, но Колян ездил быстро, и много времени это не заняло.

Мама была дома, а вот Ахмед отсутствовал, наверно, пребывал на своём рабочем месте, на базаре. Жаль, я хотела именно ему сдать доллары, полученные от Каретникова. Ну, ничего, судя по счастливому выражению маминого лица, вечером он вернётся. А пока спрятала их в своей комнате, Коляна отвела на кухню и угостила чаем, а сама утащила маму в свою комнату для серьёзного разговора. Она вяло сопротивлялась, но это ей не помогло.

— Обсудим твою половую жизнь, — заявила я, заодно начав переодеваться.

Бельё мне вчера выстирала Арина Родионовна, но колготки сменить уже было просто необходимо. Весь день я не снимала сапог, а ведь в мэрии было тепло, а в особняке Каретникова — вообще жарко. Заодно надела и другую блузку, тоже голубую, но с зелёным отливом. Мама тем временем обдумывала мои слова, сидя на кровати.

— Какое тебе дело до моих отношений с Ахмедом? — наконец, заговорила она.

— До него мне как раз дела нет. И до остальных, кто спал с тобой последние двадцать пять лет — тоже. Сколько бы их ни было. Меня интересует другое.

— Лена, ты не имеешь права так обо мне говорить. Я никогда…

— Мама, ты от меня скрывала, кто мой отец. Почему?

— Тебе лучше этого не знать. Он очень плохой человек.

— То есть, ты спала с плохим человеком?

— Лена! Я не собираюсь обсуждать с тобой эти вещи! Тем более, в таких выражениях! И вообще, тогда он был не очень плохой, зато потом становился всё хуже и хуже! Стал последней сволочью! Ты всё ещё хочешь знать, кто твой отец?

— Не хочу, мама. Но уже знаю. И не могу понять, почему я должна узнавать это не от родной матери, которую люблю, а от этой последней сволочи?

— Что он тебе сказал? — безжизненным голосом поинтересовалась мама.

— Для начала подтверди, что он действительно мой отец. Имя назови!

— Миша Каретников. Ты довольна?

— Нет, мамочка, но родителей не выбирают. Это верно применительно и к нему, и к тебе. Он мне рассказал, как вы расстались. Ты в этой истории выглядишь отвратительно. Но я не считаю Карету образцом правдивости, поэтому хочу услышать твой рассказ.

— Это не твоё дело!

— Тогда, за неимением лучшего, мне придётся принять его версию. Я всё равно буду тебя любить, но при этом считать грязной шлюхой. А я не хочу.

— Не смей так со мной разговаривать! — мама заплакала.

Мелентий утверждал, что женским слёзам верить нельзя. Я считаю, что он преувеличил. В любом случае, когда плачет моя мама, её никто не сможет остановить. Разве что, Высшие Силы. К их помощи я и обратилась.

— Мамочка, мне тут Высшие Силы кое-что подсказывают. Это тебя напрямую касается.

— Отцепись! — она заплакала громче.

— Они мне говорят, что скоро придёт Ахмед, и как только увидит твои покрасневшие глаза и распухший нос, сразу же пойдёт трахать какую-нибудь другую женщину. С нормальными глазами и носом.

— Не смей такими словами называть мои с ним отношения! Имей хоть капельку уважения к матери! — плакать она перестала, значит, своего я добилась.

— Я тебе уже триста раз сказала, что твой секс с Ахмедом мне по барабану, — я слегка преувеличила количество, что обычно мне, как бухгалтеру, не свойственно. — Рассказывай о Каретникове. И не тяни время, у меня на сегодня ещё много дел.

— Ты очень изменилась, Лена, за последние дни.

— Прошу же, не тяни время. Напоминаю: Каретников. Как и почему ты с ним рассталась?

— Я тогда работала на заводе простым бухгалтером. Зарплата маленькая, да и купить на неё ничего невозможно. Самый конец перестройки, в магазинах шаром покати, а на базар с такими деньгами и ходить незачем. Это сейчас на базаре дешевле, а тогда всё по-другому было. А тут работа подвернулась, главбухом в его кооперативе. Денег раз в десять больше, вот только один недостаток у него был. Всех женщин, которые на него работали, он считал своей собственностью. Ну, ты понимаешь, о чём я.

— Понимаю. Такие кадры и сейчас сохранились. Ты всё знала, и всё-таки пошла на эту должность?

— Не смей называть меня шлюхой! Ты думаешь, мне постоянно работу предлагали? Да в то время в кооператив вообще было не протолкнуться! Не забывай, мне нужно было на зарплату прокормить двоих: себя и свою малышку-дочку.

— Меня, что ли?

— Конечно, тебя, Леночка, кого же ещё?

— Мама, хватит нести чушь! Когда ты первый раз отдалась моему отцу, меня тебе кормить не требовалось. Меня ещё не было! Просто по определению.

— Да, ты совсем изменилась. Раньше ты верила матери.

— Или делала вид. Мама расскажи, как вы с ним расстались. Больше ничего не надо, пожалуйста. А то я уже беспокоюсь, что он сказал правду.

— Почти нечего рассказывать. Я пришла и сказала ему, что беременна. Он пообещал оплатить аборт и тут же уволил. От денег я отказалась, мне был противен и он, и его деньги. И аборт я делать не собиралась. И не сделала, как видишь.

— Вот что не сделала, верю сразу и безоговорочно, — кивнула я. — Продолжай.

— Когда пришла домой, заметила, что в сумочке у меня много денег. Это он подбросил, Каретников. Вот и всё о нашем с ним расставании. Что тебя ещё интересует?

— Он не заставал тебя с любовником?

— Ты же спрашивала о расставании, — смутилась мама. — Застал он меня, как ты выразилась, через две недели после того, как мы расстались. Припёрся, хотя его никто в гости не звал. Говорил, что пришёл делать предложение матери своего ребёнка. Сволочь! Второй, когда узнал, что я беременна, тоже ушёл. Я думала, он заменит тебе отца. То есть, станет твоим отцом. В общем…

— В общем, будет думать, что я его дочь, — поняла я мамину идею.

— Он бы ничего не заметил. Просто считал бы, что ты родилась чуть раньше срока.

Можно было обсудить, порядочно ли обманывать мужчину таким вот способом, но я не стала. И время поджимало, и не хотелось выслушивать очередную лекцию о том, что время было очень тяжёлое, и порядочные женщины просто не находили другого выхода.

— Всё равно я тебя люблю, мамочка, — я поцеловала её в щёку и побежала на кухню звать Коляна.

Тот чай уже допил, и был готов отправляться в дальнейший путь. Когда машина тронулась, он, по своему обыкновению, начал болтать.

— У вас в квартире, Елена Михайловна, стеночки, считай, картонные. Так что ваш разговор с матушкой я не подслушивал, но прекрасно слышал. Я вам вот что скажу. Вы совершенно правильно не спрашивали, случайно ли ваша матушка залетела от Кареты. Я ведь знаю, что многие бабы, то есть, женщины, думают, что если она в залёте, значит, он женится. Да только далеко не всегда так бывает. Но бывает. Она не первая и не последняя, кто так пытался пролезть за Карету замуж. А последней была его законная. Вот только у неё одной и получилось. Но тут ничего не поделать. Золушек до хрена, а с Каретами для них — напряжёнка. Во как!

Как ни удивительно, но Колян примерно на полпути замолчал, и я смогла немного подумать. Почему-то лучше всего мне думалось именно в этой машине, а не дома или где-нибудь ещё. С отношениями Каретникова и мамы всё было в целом понятно, а детали особого значения не имели. Несомненно, оба вполне могли соврать, но это сути дела не меняло. И он, и она выглядели в этой истории не лучшим образом. Разница была в том, что Каретников изложил мне всю эту грязь по своей инициативе, а мама — только под давлением.

Работать ли на Каретникова, сомнений у меня тоже не было. Если бы он просто хотел пристроить дочь в свою фирму, не ставил бы временных рамок. ‘Приходи, когда надумаешь’, а не ‘решай сейчас, потом поздно будет’. Значит, он пытается таким изящным способом отстранить меня от дела Мэрского. Следовательно, когда дело будет так или иначе завершено, его интерес ко мне пропадёт. Гадать о своей дальнейшей судьбе при таких условиях я не стала, но была рада, что рассматривать моральные аспекты ситуации не пришлось. Вполне хватило прагматических.

Зато из разговора с папашей удалось выхватить довольно ценную информацию. Он сказал, что не знает, как меня собирались использовать против него Мэрский и губернатор. Каретников явно пытался поразить меня своим величием, уж не знаю, зачем, но так и не смог придумать на эту тему даже что-нибудь заведомо неправдоподобное. Нет, изящная схема подставы Мэрского порождена не его, с позволения сказать, разумом. А вот за четыре тысячи семьсот долларов можно сказать ему спасибо. Хотя бы мысленно. Не такая уж он, оказывается, и сволочь.

Я только начала прикидывать, как построить разговор с Андреем и его новой пассией, а машина уже остановилась, и Колян сообщил, что мы приехали. Я оглянулась и увидела, что бандиты поставили свой ‘БМВ’ метрах в десяти позади нас. Когда мы вышли, татуированный приоткрыл окно и помахал мне. Что он хотел этим показать, я так и не поняла, а Коляна спрашивать не стала.

Дверь открыл Андрей, одетый в какой-то невообразимый костюм, сверкающий в лучах люстры, как по мне, более уместный на арене цирка или дипломатическом рауте, чем в обычной городской квартире. Парень был не просто причёсан, а прилизан, и вдобавок благоухал каким-то дорогим парфумом. Правда, целостность образа светского льва рвали поношенные матерчатые тапки, но тут я не была стопроцентно уверена — кто знает, как должны одеваться настоящие светские львы? Может, именно так?

— Долго же ты добиралась! — обвиняющим тоном заявил он. — А это кто? Твой новый?

Я не собиралась ни оправдываться, ни объяснять, кто такой Колян, а потому ограничилась ответом в виде загадочной улыбки и вошла. Колян последовал за мной, и хотя было очевидно, что его присутствие Андрею не нравится, высказать это вслух он так и не решился. Неудивительно, учитывая разницу в комплекции.

Его сожительница, или, если хотите, гражданская жена сидела в комнате за столом, уставившись в стоящую перед ней пепельницу, полную окурков. В отличие от Андрея, одета она была по-домашнему и совсем не накрашена. Впрочем, я отметила, что девица очень молода, и даже в заношенном халатике и без косметики выглядит совсем неплохо. У меня что-то закололо в груди, наверно, ревность. Хотя Андрей мне уже давно безразличен, всё равно неприятно видеть, что ‘сменщица’ внешне ничем мне как минимум не уступает.

— Ты зачем припёрлась? — поинтересовалась она сдавленным голосом.

Теперь я заметила, насколько она напряжена, и мне стало намного легче. Значит, она тоже видит во мне соперницу, а раз так, я не сильно ей уступаю, если уступаю вообще. Впрочем, я пришла не на конкурс красоты, поэтому выбросила из головы посторонние мысли.

— Задам пару-тройку вопросов, и уйду. Если не получу ответов или они мне не понравятся, вам будет очень хреново, — пригрозила я на всякий случай, бросив многозначительный взгляд на усевшегося за стол Коляна.

Пальто, конечно же, следовало оставить на вешалке в прихожей, но я этого не сделала, и потому бросила его на стоящее в углу кресло. Помнётся, и ладно, Каретников прав, давно пора покупать новое. Хотя зимний сезон заканчивается, покупку можно и отложить до осени. Я вновь изгнала ненужные мысли, села рядом с Коляном и приступила к делу.

— На какие средства живёте, молодые люди? — таким был мой первый вопрос.

— Не твоё дело, — решительно заявил Андрей, с некоторой опаской поглядывая на Коляна. — Ты же не налоговый инспектор.

— Нет, конечно. Я ведьма.

— Чего? — искренне удивилась девица.

— Того! — передразнила я и сунула ей под нос служебное удостоверение.

— Даже так серьёзно? — она удивилась ещё сильнее. — А я Андрюше не верила, когда он говорил, что деньги ему даёт ведьма. Но это же не ты?

— Нет. Это другая. Как именно она ему даёт деньги?

— Андрей обыгрывает в карты одного человека, ведьма ему подсказывает, когда играть и на каком выигрыше остановиться.

— Она знает, что я обыгрываю Мэрского, — буркнул Андрей.

— Откуда? Ты говорил, что она вообще понятия не имела, как ты зарабатываешь на жизнь? Ты мне врал? — взвилась девица.

— Нет. Я ей потом сказал.

— Что? Ты с ней говорил? Может, даже встречался?

— Это совсем не то, что ты думаешь!

— А ну, цыц! — заорала я, перекричав обоих. — Не заткнётесь, превращу в какую-нибудь мерзость! Сумма какая? Сколько Мэрский якобы проигрывает?

— Три тысячи зелени, — понуро ответила девица, злобно сверкая глазами в мою сторону.

— Андрей, почему сумма возросла в полтора раза?

— Инфляция.

— Как это ты насчитал пятьдесят процентов инфляции для доллара? — удивилась я.

— Я ничего не считал. Ведьма сама сказала про инфляцию. Дескать, пора проиндексировать.

Вот даже как? А я думала, что это он потребовал увеличить пособие. И губернатор, как мне казалось, хоть и согласился с поправкой на инфляцию, но был недоволен. Ладно, этот вопрос нужно решать не здесь.

— А теперь, ребята, подумайте вот над чем. Сейчас вас финансирует Мэрский, — соврала я. — Но его, считай, уже посадили. Кого ты будешь обыгрывать в следующем месяце, Андрюша? А если никого, что ты будешь жрать сам и чем кормить свою пассию?

— Мы пойдём работать. У Андрюши есть диплом, а через полтора года будет и у меня, — неуверенно заявила девица.

— Он много заработает консультантом по внешней торговле. У нас в городе на таких специалистов огромный спрос.

— Ладно, хватит пугать, — попросил Андрей. — Да, всё плохо, но ты ведь можешь всё поправить магией? Что для этого нужно? Чтобы я к тебе вернулся? Этот мужик, я так понял, не твой, как его…

Девица открыла рот, но сказать ничего так и не смогла.

— Конечно, могу поправить, — снова соврала я. — Что мне стоит превратить балбеса во владельца преуспевающего предприятия? Но не поможет. Похеришь ты это предприятие, Андрюша. Да и не стану я этого делать. На хрен мне оно надо, ценные заклинания на тебя переводить? И сам ты мне не нужен. Ни даром, ни даже с доплатой.

— Раз такое дело, я могу пойти посудомойкой в студенческую столовую, — предложила девица, чем изрядно поднялась в моих глазах. — Но и ты тогда должен работать.

— Он может работать только в ПМК, — не удержалась я.

— Передвижная механизированная колонна? — подал голос Колян, услышав знакомое слово.

— Нет. Фирма ‘Пока Мама Кормит’.

— Моя мама давно умерла.

— Помню. От чего, кстати?

— Тебе это зачем?

— Мало ли, может пригодиться.

— Это так важно? От рака. Не ожидал от тебя, Леночка, праздного любопытства в подобных вопросах.

— Леночка? — возопила девица. — Ты назвал её Леночкой? Да ещё и при мне? Ах ты ж мерзавец! Да тебя кастрировать мало!

Они с головой погрузились в перебранку, но меня всё это уже не интересовало. Мы с Коляном ушли, а они даже не заметили. В сопровождении всё тех же бандитов на ‘БМВ’ мы продолжили путь по вечернему городу.

Анализировать разговор с Андреем и его пассией особой необходимости не было. Ни малейших сомнений, что не они организаторы афёры с фиктивной взяткой, у меня не осталось. Не тот масштаб личности, что у него, что у неё. Очень инфантильны. Ну, а если кто-то из них прикидывается, то это величайший артист современности, уровнем своего мастерства достойный нескольких Оскаров. Ладно, меня, допустим, обмануть несложно, но Мелентия и частных сыщиков — это уже за гранью реальности. Уж кто-кто, а Мелентий не страдает избытком доверчивости.

Значит, организатора нужно искать в губернаторском окружении. Именно в Белый дом мы и направлялись. В виновность самого губернатора я не верила. Мэрский уверял, что губернатор порядочный человек, а Колян — что он утратил силу воли. Мои впечатления от личной встречи полностью это подтверждали. Я видела в губернаторе человека, уставшего от жизни. Такие не затевают грандиозных интриг. Зато они легко поддаются давлению.

А давить на губернатора было кому. Воспоминания о его супруге до сих пор вгоняли меня в дрожь. Тот же Колян говорил, что она дура. Мне показалось — совсем наоборот. А уж воля у неё в любом случае достаточно сильная, тут никто спорить не станет. Да и разве Коляну в оценках ума других можно безоговорочно доверять?

Колян вёл машину, попутно рассказывая, как он познакомился со своей супругой. В процессе знакомства ему пришлось набить несколько физиономий каким-то пацанам, видимо, конкурентам, а будущая мать его детей расцарапала лица нескольким девушкам, видимо, конкуренткам. Я не понимала, почему им нельзя было обойтись без членовредительства, да и не пыталась понять. Слушала я вполуха, время от времени задумчиво произнося ‘угу’, ‘ага’ и ‘не может быть!’.

Эвелина меня узнала и сразу сообщила, что губернатор занят, у него важный посетитель, и потому зайти в кабинет нельзя. Ждать его тоже бесполезно, потому как время позднее, и шеф, как только останется один, начнёт интенсивно работать с документацией. Фразу эту она сопроводила щелчком по горлу, давая понять, что под документацией имеет в виду алкоголь.

Всего какую-нибудь неделю назад я бы в такой ситуации или ушла расстроенной, или смиренно и безнадёжно ждала, пока губернатор освободится. Но с тех пор многое изменилось, и я в том числе, если верить некоторым моим знакомым. У него важный посетитель? Не возражаю. Но я теперь тоже умею важничать ничуть не хуже любого другого. Не обращая внимания на истошный вопль Эвелины ‘Ну сказала же, туда нельзя!’, я степенно вошла в губернаторский кабинет.

— Здравствуйте, уважаемые господа, — вежливо поздоровалась я. — Позвольте вас ненадолго прервать. Буквально на пару минут.

Губернатор, вопреки моим опасениям, был трезв, но выглядел очень плохо. Красное лицо с синими прожилками недвусмысленно свидетельствовало о повышенном давлении или злоупотреблении алкоголем. Впрочем, я и так знала, что действуют обе причины. Но самое страшное — это взгляд. В нём без труда читались бесконечная усталость и полное безразличие ко всему, похоже, до нежелания жить оставалось совсем немного. Любой нормальный хозяин кабинета немедленно попытался бы выставить вон наглую девицу, прервавшую важный деловой разговор, а он даже не потрудился изобразить негодование.

Посетитель, мужчина лет сорока, выглядел значительно лучше, на его пухлом лице со здоровым румянцем отражалось абсолютное удовлетворение жизнью. Тем не менее, он был просителем. Проработав в мэрии полтора месяца, я уже безошибочно различала, кто пришёл просить, кто — требовать, а кто — договариваться. Поза, выражение лица, осанка, жесты — всё об этом говорит без утайки. Уверенность или униженность видны издалека даже моему неопытному взгляду. С этим человеком я никогда раньше не встречалась, но видела его портреты в городских газетах, да и по местному телевидению он выступал довольно часто. Директор одного из городских заводов, в упор не помню, какого именно, но не того, на котором работала мама.

Что ж, теперь вялая реакция губернатора понятна. Для любого завода десяток тысяч долларов — недостойная упоминания мелочь, стало быть, объём просьбы в финансовом выражении значителен. Вопрос не удалось решить по телефону, потребовался личный разговор — выходит, губернатор не настроен просьбу удовлетворять, по крайней мере, в полном объёме. Но и директор не стал бы тратить время, если бы не считал, что хоть какую-то пользу из разговора извлечёт. Все эти азы бюрократии я усвоила уже через пару недель работы в мэрии. Итак, губернатору выгодно разговор с просителем прервать, и моё внезапное появление в кабинете ему на пользу. Значит, последует атака директора. Но он здесь не хозяин, так что с ним я справлюсь.

— Немедленно убери отсюда эту дуру, — потребовал посетитель у губернатора, не обманув моих ожиданий. — Охрану вызови, в конце концов!

Губернатор, естественно, охрану вызывать не спешил. Он вообще ничего не делал, просто застыл с направленным куда-то далеко неподвижным взглядом.

— Вы смелый человек, — сообщила я директору. — Вы только что оскорбили ведьму.

В его взгляде вдруг появилась некоторая снисходительность. Видимо, решил, что имеет дело с сумасшедшей. Ладно, не он первый.

— Она действительно ведьма, — безразличным тоном подтвердил мои слова губернатор. — Причём, официально.

— Ах, вот это кто! — обрадовался посетитель. — Любовница Мэрского, которую он устроил на блатную должность с огромным окладом! Кажется, защищает наш город от нашествия инопланетян или что-то вроде этого? Милая девушка, мы тут обсуждаем один очень серьёзный вопрос, и ваше присутствие создаёт определённые неудобства. Вы бы не могли покинуть кабинет губернатора и осуществлять свою великую миссию по защите планеты где-нибудь в другом месте? Например, в городском психоневрологическом диспансере. Там охотно принимают любых магов, ведьм и прочих Наполеонов.

Я для себя отметила, что предполагаемую любовницу Мэрского он уже не намерен изгонять прочь с помощью охраны.

— Ведьма, к вашему сведению, это от слова ведать, то есть, знать, — улыбнувшись, сообщила я ему. — Так вот, я ведаю, что ваша просьба к областной власти останется без удовлетворения. Ясновидением воспользовалась.

— Да что ты вообще можешь знать, соплячка свихнувшаяся? — взорвался директор.

Судя по всему, губернатор его изрядно достал, но срывать злость на нём вредно для здоровья, так что я подвернулась вовремя. На очередное оскорбление я не обратила внимания, ограничившись тем, что ответила на вопрос, который он явно считал риторическим.

— Знать я могу, что вы довели своё предприятие до ручки, а теперь пришли к губернатору попрошайничать.

— Это не я довёл завод! Я принял его уже с огромными долгами!

А теперь он оправдывается. Крайне неблагодарное занятие. Если хозяин кабинета ещё не полностью утратил интерес к жизни, сейчас он легко выставит просителя за дверь.

— Очень вовремя вспомнили психиатрию, — вступил в разговор губернатор. — Вижу, что в палату психбольницы потихоньку превращается мой кабинет. Короче, приём окончен, доктор устал, пациенты могут быть свободны, пусть идут, куда хотят.

— Так что мы решили? — безнадёжно поинтересовался директор.

— Ничего не решили. Приходи завтра. К вам, Елена Михайловна, это тоже относится.

Не такой же он наивный, чтобы думать, что я так сразу и уйду. Тогда уж было проще вообще не приходить. Я знала, чем пробить его безразличие ко всему происходящему.

— Говорю же, мне много времени не понадобится, — затараторила я. — Хочу обсудить с вами вопрос о внебрачных детях. Но можно и не с вами, а, например, вот с ним.

— Это клевета! — заявил директор перепуганным голосом. — Я не собираюсь обсуждать чьи-то глупые измышления!

Он буквально выбежал из кабинета. Вот оно как, уважаемый директор, оказывается, тоже имеет минимум одного внебрачного ребёнка и тщательно это скрывает.

— Но с вами всё-таки лучше, — заявила я губернатору, усевшись напротив него и бросив пальто на соседнее кресло. — Не с вашей же супругой мне вести подобные беседы?

— Наглый шантаж, — тяжело вздохнул губернатор. — Поверь мне, Лена, я в самом деле устал. От всего. Надоело так, что уже сил нет терпеть. Ладно, ты хочешь о чём-то поговорить, давай, я согласен, но при одном условии, — он откуда-то извлёк бутылку коньяка и ловким отработанным движением её открыл. — Ты составишь мне компанию. Пить одному мне тоже надоело.

— Разве что кофе.

— Да будет так, — губернатор включил селектор. — Эвелина, сделай, пожалуйста, кофе. Одну чашечку. Ну, Лена, начинай, я тебя внимательно слушаю, — он плеснул коньяк в рюмку, опорожнил её одним глотком и выжидательно уставился на меня.

Мне сейчас очень не помешало бы назвать его по имени-отчеству, но я, как назло, помнила только фамилию и имя, да и то, в имени была не уверена. А ведь можно было спросить у того же Коляна, в крайнем случае, у Эвелины, но вот как-то вовремя не сообразила.

— Тут вот какое дело, — начала я своё повествование. — Афёра со взяткой — это одно из сражений войны за парк.

— Это каждому дураку понятно, — буркнул губернатор. — И даже дуре.

— Спасибо на добром слове. А сколько длится эта война?

— Два-три года. Не могла у Мэрского спросить? Обязательно надо было этого побирушку из моего кабинета выпроваживать? Хотя я, собственно, не против. Чтобы спасти его завод, нужно в первую очередь поменять руководство в полном составе. Раньше ведь как было? Директором мог стать или главный инженер, или парторг. То есть, он уже или разбирался в производстве, или умел работать с людьми. Причём, именно в этом производстве и именно с этими людьми. Исключения, конечно, бывали, но нечасто. А сейчас что? Этот парень — экономист. Может, директор какого-нибудь банка из него получился бы неплохой, но завод — это же совсем другое дело! Он ничего не понимает в производстве, и сколько денег ни получит, завод не поднимет. Не в коня корм. Там всё руководство — экономисты, и результат налицо.

— И себя не забудет, — предположила я.

— Это само собой. Ладно, разницу между социализмом и капитализмом нам с тобой сейчас обсуждать ни к чему. Что именно тебя интересует?

— Истоки афёры, казалось бы, лежат где-то в этих трёх годах. Но на самом деле — гораздо раньше. Использовались деньги, которые вы давали вашему сыну. Можете называть это шантажом, можете — алиментами, суть не меняется.

— Откуда ты знаешь, что Андрей — мой сын? Мэрский проговорился? А ведь поклялся молчать…

— Мэрский как раз молчит, как рыба об лёд. Мне сказал Каретников. Вообще же, в курсе очень многие. Я удивляюсь, как слухи не дошли до вашей супруги. Ведь скрыть вы пытаетесь именно от неё?

— Это, Леночка, не твоё собачье дело. Надеюсь, мы с тобой друг друга поняли.

Он выпил ещё одну рюмку, достал из ящика стола пепельницу и закурил. Я не могла понять, почему он не закусывает, но спрашивать не стала. Предположила, что ответ будет точно такой же. Лучше говорить с ним о прошлом. Старики любят обсуждать минувшие дни, вряд ли этот — исключение.

— Так вы мне не расскажете, что же произошло тогда, двадцать пять лет назад? Только не говорите мне, что и это не моё дело. Моё! Я хочу знать, как получилось, что внебрачный сын губернатора стал жить с внебрачной дочерью крупного криминального бизнесмена, напрямую связанного с вашим кланом? Я не верю в такие случайности!

— Во-первых, нет никакого моего или нашего клана. Есть только я и Мэрский, двое на клан не тянут. Во-вторых, как связан с нами Карета? Он, скорее, наш враг.

— Вражда — тоже связь. Порой бывает покрепче дружбы.

Губернатор задумался, наверно, никак не мог решить, рассказывать мне или нет. Тем временем в кабинет зашла Эвелина, принесла поднос с кофе, который поставила перед хозяином кабинета. Тот жестом показал, что больше ничего от неё не требуется, и секретарша ушла. Я удивилась тому, что её блузка была испачкана сигаретным пеплом. Не очень сильно, но, тем не менее, это совсем не вязалось с подчёркнутой аккуратностью костюма.

— Я не вижу, как твои вопросы о прошлом связаны с делом Мэрского, — наконец, заявил губернатор. — Похоже, ты просто пытаешься утолить своё любопытство.

Что отвечать на подобные обвинения, я знала.

— Понимаете, я ведь не сыщик, а ведьма. Для эффективного использования магии я должна представлять полную картину. Вы можете в магию не верить, но она работает и даёт результаты. Неужели вам трудно рассказать?

Я отхлебнула кофе и после первого же глотка отставила чашку в сторону. Напиток, приготовленный Эвелиной, имел на редкость отвратительный вкус.

— Ладно, слушай. Твоё здоровье! — губернатор опрокинул очередную рюмку. — Так вот, страна тогда была совсем другая, а я тогда был инструктором обкома КПСС, молодым и перспективным. Ты хоть знаешь, что такое КПСС?

— Да, мама рассказывала. И хорошее, и плохое. В общем, разное.

— Вот я и работал на ту страну и ту разную, как ты говоришь, партию. Не здесь, а в соседнем городе. Всё было у меня хорошо, интересная работа, удачная карьера, уверенность в завтрашнем дне и всё такое прочее. И семья на загляденье — жена, умница и красавица, и дочь, чудесная девчушка, копия матери. Эх! — он махнул ещё рюмку. — Не сравнить с тем, что у меня сейчас! Ну, да ладно, это так, присказка. Просто приятно вспомнить хорошие времена. Они кончились как-то вдруг, внезапно. У моей любимой нашли рак. По женской части. Сделали несколько операций, и все — без толку. Облучали, химию какую-то применяли — то же самое. Уж поверь, жену инструктора обкома лечили, как следует, без дураков, всё делали, что положено, не экономили. Они уже руки опустили, а она уговорила ещё одну операцию сделать. Мне сказали: шансов, что она переживёт операцию, один на миллион, а на излечение они вообще не просматриваются. Вот так дела обстояли.

— Но ведь ваша жена поправилась.

— Да. Я, убеждённый атеист, молился не меньше какого-нибудь религиозного фанатика. И чудо свершилось. Моя ненаглядная не только не умерла, но и пошла на поправку. Лекари были в шоке, о себе вообще умолчу.

— Молитва — разновидность заклинания.

— Заткнись, дура! Моя ненаглядная хотела жить, и потому выжила. Да и хирург сделал ювелирную работу, потом говорил, что ему за всё время раза три такое удавалось, не больше. И стали мы с ней дальше жить-поживать, и добра наживать. Короче, как в сказке. Страшной сказке.

— Почему страшной?

— Ты не поняла, дурочка? У неё была опухоль в женских органах. Ей сделали шесть операций, считая и последнюю. Облучали, уж не знаю, сколько раз! Угадай, что после всего этого осталось от её женских органов? И это нам с ней было слегка за тридцать! Теперь ясно?

— Вы пытаетесь сказать, что она потеряла интерес к сексу?

— Потеряла, говоришь? Да ей там всё порезали к чертям собачьим, дошло? Вместе с опухолью из неё вырезали женщину! Ту страстную женщину, на которой я когда-то женился. Вот что я потерял, а виновные за это так и не ответили. Ни за это, ни за остальное!

Губернатор налил и выпил две рюмки подряд, и я удивилась, как при таком количестве коньяка, да ещё и без закуски, до сих пор в сознании, более того, говорит связно и внятно. Наверно, сказывается длительная практика, хотя я слышала, что алкоголики со стажем валятся с ног чуть ли не от капли спиртного.

— А вы не пробовали нетрадиционный секс? — поинтересовалась я. — Раз уж ваша любимая лишилась возможности заниматься традиционным.

— Да что ты о себе возомнила? Какое право ты имеешь спрашивать меня о таком? Я тебе кто, дружок любезный? То, о чём ты говоришь — не предусмотренная природой мерзость, которая для меня неприемлема! Это для вас, нынешних, нет никаких запретов, а я — человек старой, ещё советской закалки! Таких сейчас уже не делают!

А измена для человека старой закалки, стало быть, приемлема. Но это действительно не моё дело.

— Извините меня, пожалуйста! Я не хотела вас обидеть! Продолжайте, — попросила я, потому что он замолчал. — Что было дальше?

— Дальше? Случайно встретил старую знакомую, с института её не видел, ну, и…

— Понятно.

— Что тебе понятно? — взорвался губернатор. — Три года я терпел! Три года!

Мне хотелось изречь какую-нибудь колкость, вроде того, что это неслыханный подвиг, но тогда он наверняка прекратил бы разговор. А я ещё не выяснила и десятой части того, что мне нужно. Пришлось резко сменить тему.

— У вашей жены — рак, дочь, насколько я знаю, тоже умерла от рака, и любовница — точно так же. Я бы сказала, странное совпадение.

— Совпадение? Никакое это не совпадение! Это самое настоящее массовое убийство! По большому счёту, преступление против человечества! Но к ответу никого не привлекли. И не привлекут, я думаю.

Он сидел, опустив голову, роняя слёзы на стол. Он даже не выпил уже налитую рюмку. А я снова ничего не могла понять. О каком убийстве может идти речь, если женщины умирали от рака?

— Не понимаешь? — овладев собой, осведомился губернатор с горькой улыбкой. — Я тебе сейчас всё объясню. В моём родном городишке, чёрт бы его побрал со всеми потрохами, сразу после войны построили химкомбинат. Точнее, построили только здания, а оборудование привезли из Германии. По так называемой репарации. Знаешь, что это такое?

— Конечно. Я же и бухгалтер тоже, не только ведьма. Возмещение ущерба.

— Вот именно. Возместили, сволочи, так уж возместили! Наши привезли не всё оборудование, а только то, что изготавливать здесь дороже, чем везти оттуда. Очистные установки оставили немцам, для нашего комбината сделали сами. Всем они были хороши, кроме одного — не очищали. Выбросы на мужчин не действовали, да и на женщин далеко не всех, но уровень поражения раком матки превышал средний по Союзу раз в двадцать, если не больше. Модернизировать очистные никто не брался, потому что неизвестно, от чего именно нужно очищать. А остановить комбинат нельзя — он выпускал стратегические материалы.

— Какие? — мне и вправду стало интересно.

— Секретные, вот какие! Поняла? А потом, к концу перестройки, на стратегические интересы страны всем уже было наплевать. Целью стала прибыль, мать её! Но и это ничего не изменило. Очистными заниматься невыгодно, это расходы, а разве капиталист хочет расходовать? Но хозяев мы бы как-нибудь смогли переломить через колено. Есть способы! А вот что делать с самими горожанами?

— В каком смысле? Зачем с ними надо что-то делать?

— Затем, что они чуть ли не поголовно против закрытия комбината! Это градообразующее предприятие. Там чуть ли не в каждой семье кто-нибудь работает если не на самом комбинате, так на предприятиях-смежниках. Закрой его — и город мёртв! Нет работы, нет поступлений в городской бюджет, нет торговли, да ничего нет! Хлебозавод, швейная фабрика, которая сама на ладан дышит уж который год, и парочка вузов город не вытянут. И люди, понимая это, предпочитают умирать в мучениях, чем жить нищими. Хотя, зарплаты там и так нищенские, но без них ещё хуже. Вот я и сбежал позорно, пытаясь хотя бы доченьку мою спасти. Но не смог, проклятый химкомбинат и здесь до неё дотянулся!

Сигарета в его руке давно погасла, он больше не пил, сидел почти неподвижно, глядя куда-то далеко за пределы своего кабинета, и голосом, в котором чувствовалась раздирающая душевная боль, рассказывал не столько мне, сколько самому себе.

— У доченьки тоже обнаружился рак, она буквально сгорела за год. Мы с женой места себе не находили, но что мы могли сделать? Лучшие врачи пытались помочь моей малышке, да куда там! Второго чуда не случилось. Похоронили её, прошло немного времени, и тут звонит мне та моя давняя подруга, мать твоего Андрея. Ты её знаешь?

— Нет. Она же давно умерла.

— Да, верно. Так вот, звонит, и говорит, что и она заполучила рак, жить ей осталось совсем чуть-чуть, но останется наш сын, и она просит о нём позаботиться. Так я и стал содержать сына. Ты наверняка выяснила во всех подробностях, как именно я ему деньги передаю. К сожалению, парень работать вообще не собирался, и не собирается, насколько мне известно.

— Лишили бы его пособия на пару месяцев, и всё пришло бы в норму.

— Не могу! Родная кровь же! Да и матери его пообещал. Вот как жизнь иногда поворачивается. Ты хотела узнать, как и почему он оказался у тебя под одеялом? Я объясню. Он рос без отца, понимаешь? И тянулся к родственным душам, к таким же, как он. К дочерям матерей-одиночек. Он, наверно, и сам не понимал этого. А таких в вашем институте было немного.

— В университете, — поправила я.

— Какой это, к чертям, университет? В Союзе он был институтом, и ни капли с тех пор не изменился к лучшему. Только название новое. Но это ничего не значит. Сейчас даже ПТУ переименовались в университеты. Знаешь, что такое ПТУ?

— Нет.

— Значит, оно тебе и не надо. В общем, я всё тебе рассказал, что ты хотела услышать?

— Осталось несколько вопросов и одна просьба.

— Давай свои вопросы, только по-быстрому. Я очень устал.

— Когда вы узнали, что я дочь Каретникова?

— Когда Андрюша захотел подарить тебе квартиру. Я нанял сыщиков, и они мгновенно всё о вас с матушкой разнюхали.

— С нового года вы стали больше платить Андрею. Почему?

— Пока он жил один, а потом с тобой, ему хватало двух тысяч в месяц. С новой девкой перестало хватать.

— Так это он потребовал увеличить сумму?

— Ну, а кто же, по-твоему? Я, что ли?

— Правда ли, что ваша жена хотела вас убить и наняла для этого киллера?

— Без комментариев! Не лезь в мою семейную жизнь ради праздного любопытства!

— Это нужно для дела.

— Каким образом это касается дела?

— Высшие Силы подсказали мне, что вся афёра со взяткой задумана женщиной.

— Что за глупости? — удивился губернатор.

— Не глупости. Вот вы сами говорите, наняли сыщиков, и они за короткое время узнали, кто меня зачал четверть века назад. Потому что профессионалы.

— И что?

— Мэрский тоже нанял сыщиков, причём самых лучших. Они не узнали ничего. Не помог им профессионализм. Почему?

— Ну, ты, Лена, и выдумщица. Хочешь сказать, что все нераскрытые преступления совершены бабами?

— Не знаю насчёт всех, но это — точно. Скажите, Мэрский дурак?

— Нет, вроде бы. И что?

— Он знал, что Каретников попытается ему напакостить, наверняка подготовился, но вот именно к тому, что произошло, был не готов. Вы тоже не понимаете, что происходит. Каретников вообще перепугался и засел в своём имении под охраной своих бандитов и какого-то крутого спецподразделения. Он хорохорится, но на самом деле растерян. А всё потому, что вы, мужчины, не понимаете женский образ мышления.

— Спорное утверждение. Вопросы, я так понимаю, иссякли, осталась просьба. Разбираемся с ней, и на этом наш разговор закончен.

— Но вы не ответили про киллера.

— Леночка, нужно тебе для дела, или не нужно, но в мою семейную жизнь ты лезть не будешь. Я понятно объяснил?

— Куда уж понятнее. А просьба такая. Устройте мне встречу с вашей супругой.

— Ты думаешь, это она всё организовала?

— Не знаю пока.

— Устрою. Вреда от этого, думаю, не будет. Для неё. А ты уж как-нибудь сама о себе позаботишься. Вот прямо сейчас поедем к нам домой, там с ней и поговоришь.

Мужчины утверждают, что если женщина говорит ‘я сейчас’, это означает когда угодно, но только никак не в сей момент. На себя бы посмотрели! Губернатор, без сомнения, принадлежащий к сильному полу, заявив ‘сейчас поедем’, покинул свой кабинет, по его словам, на минутку, и вернулся через двадцать три минуты. Специально время засекала. Пока его ждала, решила позвонить Коляну, отпустить его домой, к семье.

Колян был очень возбуждён, чем изрядно меня удивил. Мне казалось, он спокойно отнесётся даже к посадке инопланетного звездолёта прямо на капот его машины.

— Я вам звоню-звоню, Елена Михайловна, а вы не отвечаете. Тут такие дела творятся, что я даже не знаю, как это назвать.

— Отключила телефон, когда с губернатором разговаривала, — объяснила я. — Что случилось?

— Засёк я одного типа, который возле входа в офис губернатора отирался. Такой весь из себя мутный, а руку в кармане курточки держит. Могу ошибаться, но мне показалось, что у него там ствол. Я сразу вам звоню, чтоб предупредить, а мне говорят ‘вне зоны доступа’. Несколько раз звонил, да без толку. А тут к нему подходит Бубновый, и что-то говорит тихонько. А потом как заорёт: ‘Вали отсюда, пока цел!’.

— Кто орёт?

— Так я ж говорю: Бубновый.

— А кто он такой?

— Ну, это человек Кареты, вы же его знаете. Это не тот, что за рулём, а второй.

— Понятно. У него ещё татуировка на руке.

— Ну, да. Только у них почти у всех есть наколки. И у меня — тоже.

— А почему ‘Бубновый’?

— Так это у него фамилия такая. С такой фамилией другое погоняло не нужно.

— А что мутный тип? Свалил?

— Свалил. Но не сразу. Сперва так врезал Бубновому, что тот прилип к асфальту. А потом побежал, только его и видели.

— Но не стрелял?

— Нет. Врезал, удрал, и всё.

— А Бубновый?

— Что ему сделается? Встал, потряс головой, и вернулся в машину. Только странно всё это. Как будто понарошку.

— В каком смысле?

— Ну, Бубновый, он у Кареты торпеда. Боец. Не так просто его вырубить. А тут с одного удара свалился. И падал как-то неправильно. Уж я-то знаю, как оно должно быть. Не раз приходилось всяким гадам по морде давать. Не так они падали, как Бубновый, понимаете?

— Понимаю, что вы хотите сказать, но не понимаю, что всё это значит.

— То уж, Елена Михайловна, сами соображайте. А ещё шеф звонил, хотел с вами поговорить. Тоже не мог связаться.

— Тут уж ничего не поделать. Я вам, Колян, вот почему звоню. Отсюда я поеду с губернатором, так что вы можете отдыхать как минимум до утра.

— Нет, так нельзя. Возле вас какой-то мутный киллер крутится, Бубновый что-то чудит, а мне шеф велел за вами присматривать. Езжайте с губернатором, водила у него нормальный, там всё в порядке, а я следом поеду. На всякий случай.

После Коляна я позвонила маме и предупредила, что, скорее всего, ночевать опять не приду. Мама это полностью одобрила, добавив, что не собирается мешать мне налаживать личную жизнь. Разубеждать её я не стала.

Только после разговора с мамой я посмотрела пропущенные звонки. Оказалось, пять раз звонил Колян, семь раз — Мэрский, и один раз — кто-то неизвестный. Первым делом я позвонила Мэрскому. Но ответил мне не он, а Мелентий.

— Мэрский дрыхнет, — сообщил он, подхихикивая. — Выпил пару рюмок, вуаля — и его уже с нами нет. А телефон его — есть. Он вам долго звонил, но вы мобильник отключили. Всё шло к тому, что он заночует на нарах, но я применил один классный юридический фокус, следаки аж рты пооткрывали. Одно плохо — завтра этот номер уже не прокатит. А у сыщиков наших дела швах. У Мэрского только на вас надежда осталась, а у меня и той нет.

— Спасибо на добром слове. Я, похоже, нашла, кто всю эту кашу заварил. Осталось только окончательно убедиться.

— И кто же?

— Супруга губернатора. Сейчас поеду к ней, поговорю, и всё станет ясно.

— Вы там с ней поосторожнее. Приехать-то вы к ней приедете, а вот сможете ли уехать — большой вопрос. Вы себя ведьмой называете, Эвелина, губернаторская секретутка — тоже, но настоящая ведьма — это именно она, первая леди, как сказали бы наши американские друзья. Если они нам друзья. А почему вы её подозреваете? Какие у неё мотивы?

Судя по голосу, Мелентий выпил больше, чем пару рюмок, но я уже убедилась, что в этих кругах постоянное употребление алкоголя — норма жизни. Мэрский, правда, опьянел быстро, но это легко объясняется нервным напряжением. Очень уж ему не нравится тюрьма.

— Мотив у неё чуть ли не самый лучший из всех. Сколько лет её внуку? Помнится, он сейчас в Англии, в каком-то интернате.

— Юре пятнадцать. Он учится в одной из лучших школ Британии. Не путайте их интернаты с нашими.

— Ну, вот. У женщины была дочь, умерла. Муж изменил, и даже нажил ребёнка на стороне. Внук — это всё, что у неё осталось. То, ради чего ей стоило жить. Но она здесь, а он — в лучшей школе Британии. И вернуть его оттуда при живом отце она не может. А вот если отец сядет, бабушка по матери может добиться того, чтоб его лишили родительских прав, а опеку над мальчиком передали ей. Губернатор ей в этом поможет.

— С чего вы взяли, что он будет с ведьмой заодно?

— Мелентий, кто ему ближе — жена или муж покойной дочери? А сам он что, не хочет видеться с внуком почаще?

— Может, вы и правы. Но откуда ей знать, что у губернатора есть сын?

— Каретников знает, Ахмед знает, по его словам, весь базар знает, а она не в курсе? Вам самому не смешно? А остальное вполне могла выяснить, наняв частных сыщиков. С деньгами у неё проблем нет, надо полагать.

— С финансами всё в порядке, да. А как она подкинула деньги?

— У неё гипнотический взгляд. До сих пор без содрогания вспомнить не могу. А скоро снова его увижу. Если она хоть немного умеет пользоваться гипнозом, то вполне могла заставить Карину и открыть кабинет, и рассказать о тайнике, и забыть обо всём этом.

— Елена Михайловна, я вам больше скажу. Ей не надо было узнавать о тайнике. Всем бюджетным организациям в нашем городе офисную мебель уже много лет поставляет одна и та же фирма. Цены у неё раза в три выше, чем у конкурентов. Угадайте, кто там хозяин?

— Мэрский?

— Не угадали. Губернатор. Это если фактически. А формально — его супруга. Она там, на фирме, регулярно бывает, ей же нужно массу бумаг подписывать. Эти столы с тайниками она не раз видела. Кстати, в кабинете её мужа стоит такой же.

— Нет, у него стол другой модели.

— Да, другой, но тоже с тайником. Он там коньяк держит, а может, и что-то ещё. Сам видел, и не раз. Но, несмотря на всё это, вы на ложном пути, Елена Михайловна. Подозреваете не того человека. Это не она всё организовала. Не тот у неё тип личности. Я в таких делах разбираюсь. Она может убить, но подставлять — нет. Исключено, целиком и полностью.

Я своё мнение не изменила, но терять время на спор с Мелентием не стала. Пусть остаётся при своих заблуждениях. Вежливо попрощавшись, прервала связь и позвонила неизвестному, который что-то хотел мне сказать, когда мой телефон был отключен. Ответили мне сразу, и по голосу я узнала ‘студента’.

— Да, Елена Михайловна, это я вам звонил, — не стал отрицать он. — Хотел вам сказать, чтобы вы пока из Белого дома не выходили, но уже можно. Там стрелок какой-то ошивался, возле парадного входа. В смысле, чмо какое-то с волыной. Мы его не сразу срисовали, шляется себе какой-то лох, ну, и хрен с ним, а потом Бубновый засёк, что он левой грабкой размахивает, рукой, то есть, а правую в кармашке держит. А в кармашке том что-то вроде волыны прорисовывается. Мы и прикинули, что киллер это. И не губернатора он ловит, тот не шастает через парадный вход. Значит, вас. Я стал ваш номерок накручивать, нам его шеф дал, а вы не отвечаете. Тогда Бубновый пошёл с киллером разбираться, он же у нас торпеда. А тот его уделал, как сосунка.

— Дай! — услышала я голос Бубнового. — Я сам расскажу! Елена Михайловна, оно всё не так было, как он говорит. Я к стрелку подошёл, и говорю ему, как человеку, вали мол, отсюда, пока цел. Думал, у меня всё под контролем. Правая у него в кармане, пусть только попробует вытащить или пушку прямо там в мою сторону повернуть. Сразу врежу! А он меня левой под ложечку! Я не ожидал. То ли он левша, то ли с двух рук, падла, бьёт. Ну, я и отрубился. А он сбежал. Мы потом Белый дом объехали, всё спокойно, никого подозрительного больше нет. Но вы там всё равно поосторожнее будьте, Елена Михайловна. А то до беды недалеко. Видать, вы осиное гнездо разворошили. Мы, конечно, прикроем вас, как сможем, но вы ж должны понимать, что телохранители из нас никакие, мы не по этой части.

— Бубновый, я вам очень благодарна. Особенно вам. Вы же за меня пострадали. Как вы хоть себя чувствуете?

— Да нормально, Елена Михайловна! Я к такому привычный. Поболит немного, и пройдёт. Сначала думал, он, тварь, кость мне грудную пробил, но нет, кости целые. А остальное заживёт.

Попрощавшись с бандитами, точнее, своими никакими телохранителями, и пожелав им удачи, я позвонила Каретникову. Тот уже знал о происшедшем, Бубновый успел доложить. Папаша высказал предположение, что это был не киллер, а если и киллер, то охотился не за мной. Но всё-таки, вслед за Бубновым, посоветовал быть поосторожнее. Я пообещала себя беречь, и снова позвонила Коляну.

— Вы были правы, Колян, драка постановочная, — сообщила ему я. — Только не пойму, какой в этом смысл. Зачем? Чего они добиваются?

— Вы у меня спрашиваете? Наверно, втираются к вам в доверие. А может, что-то ещё, откуда мне знать? А как вы их раскололи?

— Бубновый рассказывал, как он дрался с предполагаемым киллером. Тот его вырубил, и сразу убежал.

— Всё так и было. Что вам не нравится?

— Бубнового вырубили, а он видел, как убегает его противник.

— Елена Михайловна, вы — настоящая ведьма. Всё ведаете. А я бы не догадался.

Польщённая похвалой Коляна, я ждала, когда вернётся губернатор, и немного побаивалась, что раньше него ко мне всё-таки явится киллер. В здании уже почти никого не осталось, Эвелина тоже давно ушла. Кто угодно может сейчас войти в кабинет губернатора, прикончить ведьму, которая кому-то мешает, и так же спокойно исчезнуть. На всякий случай я пересела так, чтобы меня не было видно из приёмной, прихватив с собой в качестве оружия тяжёлое пресс-папье. Не знаю, как бы я его при необходимости использовала, и очень рада, что мне не пришлось этого делать — Высшие Силы откликнулись на мою просьбу, и вместо киллера пришли губернатор и ещё один мужчина, чем-то похожий на Коляна, так что я решила, что это шофёр.

Тихонько вздохнув с облегчением, я сделала то, что давно собиралась, но боялась из-за киллера — открыла тайник. Там действительно лежали несколько бутылок коньяка и блок сигарет. Губернатор недовольно хмыкнул и резко захлопнул крышку тайника, едва не прищемив мне пальцы. Я промолчала, понимая, что лазить по чужим тайникам нехорошо.

Мой рассказ о киллере на губернатора никакого впечатления не произвёл. Он сказал, что такие киллеры появляются как минимум раз в неделю. Когда за дело возьмётся настоящий специалист, его никто не увидит. Так что волноваться не о чем. Заодно, пока мы все втроём шли к его машине, он пересказал мне свой разговор с Мелентием. Адвокат сообщил ему примерно то же, что и мне, только ещё и описал свой трюк, которым поразил следователей. Губернатор, повторяя его рассказ, не мог удержаться от смеха, а я ничего не поняла и потому разделить веселье не смогла. Шофёр тоже не допустил даже намёка на улыбку, но он вообще явно думал совсем о другом. Быть может, о киллере.

Я села рядом с шофёром, а губернатор устроился на заднем сиденье. Если он и хотел сидеть впереди, то не успел занять место. Наша машина на большой скорости вылетела из ворот Белого дома, и совсем не на ту улицу, где расположен парадный вход. Неожиданно для меня шофёр начал делать какие-то совершенно идиотские повороты, практически кружа возле одного и того же квартала.

— Шеф, у нас на хвосте две тачки, — доложил он губернатору встревоженным голосом.

— Обе чёрные, — уточнила я. — Одна — ‘БМВ’, а марку второй не знаю, но тоже иностранная.

— Как вы могли разглядеть хоть что-то в такой кромешной тьме? — удивился шофёр.

— Она ведьма, — пояснил за меня губернатор.

— И что делать будем?

— Попробуй оторваться.

— Может, попросите гиббонов?

— Не нужно. Не хочу напоминать о себе нашим доблестным правоохранителям.

— Ладно, попробую сам.

Мы ещё увеличили скорость, хотя и та, что была, казалась мне чрезмерной. В конце концов, мы же не на автостраде, а центре города! Но шофёр вёл машину очень уверенно, и ничего похожего на аварийную ситуацию не возникало, хотя некоторые повороты мы проходили на двух колёсах.

— Шеф, одну тачку я сбросил, но вторая держится, как приклеенная. Не думаю, что избавлюсь от неё без гиббонов.

— Нежелательно к ним обращаться, — недовольно повторил губернатор. — Эх, знать бы, кто на хвосте. Жаль, что ведьма у нас не настоящая, а то бы определила.

— Сами вы ненастоящий губернатор! — обиделась я. — На хвосте у нас, как вы выражаетесь, Колян. А во второй машине, той, что отстала, Бубновый из банды Каретникова. Только за рулём не он.

— Ни фига себе, — присвистнул шофёр. — А вы, часом, не выдумываете?

— Мне безразлично, верите вы или нет.

Он достал мобильный телефон и кому-то позвонил.

— Колян, это ты у меня на хвосте? — поинтересовался он. — Мог бы предупредить, Шумахер хренов! Ладно, будь здоров!

Скорость резко снизилась до нормальной, крутые повороты прекратились, и вскоре мы выехали на трассу. Почти сразу же у меня зазвонил телефон.

— Я очень извиняюсь, Елена Михайловна, но у вас за рулём настоящий псих. Кто так водит? — услышала я голос Бубнового.

— Не псих, просто очень хороший водитель.

— Я чего звоню. Потеряли мы вас. Разве за вашим водилой угонишься? Небось, Колян тоже не удержался.

— Удержался.

— Во даёт! Крутой перец! Но вы уж нам скажите, где вас искать. А то шеф так накажет, что у нас никогда не будет детей. Вы же нам этого не желаете, правда? Ведь мы вам ничего плохого не сделали. Куда вы едете? На виллу губернатора?

— Мы на какой-то трассе. Вокруг темно, я не могу сориентироваться, — мне не хотелось ничего им говорить, хоть я и понимала, что они меня всё равно найдут.

— Всё в порядке, Елена Михайловна, — радостно сообщил мне Бубновый. — Я вижу вашу тачку, — он прервал связь.

— С кем вы говорили? — подозрительно поинтересовался водитель.

— С Бубновым.

— И вы ему сказали, что мы на трассе? Зачем? Я с таким трудом от них оторвался!

— Вы от них не оторвались.

— Хоть вы и ведьма, но взгляните назад. За нами идёт всего одна тачка, и это Колян.

— Предпочитаю смотреть вперёд, — заявила я. — Перед нами всего одна машина, и это Бубновый со своим напарником.

— Как они смогли оказаться впереди? — изумился шофёр.

— Точно я не знаю, но Высшие Силы мне подсказывают, что пока вы вертелись по узким улочкам, пытаясь оторваться от Коляна, они выехали на трассу и ждали нас тут.

— Хватит гонок, — распорядился губернатор. — Люди Кареты нас тронуть не посмеют.

— А они об этом знают? — буркнул шофёр, но шеф предпочёл его не услышать.

Дальше ехали молча, и я предавалась довольно непродуктивному занятию: ругала себя за глупость. Зачем я всё рассказала Мелентию? Я ведь не обязана перед ним отчитываться. Ещё неизвестно, как он использует эту информацию. Вскоре ругать себя мне надоело, и я стала придумывать оправдания. Это оказалось утомительным, и я сама не заметила, как задремала.

Через некоторое время шофёр меня бесцеремонно растолкал, после чего не то помог выйти из машины, не то выволок из неё. Машина немедленно куда-то уехала, и я осталась стоять одна возле запертого входа в особняк. Затянутое тучами ночное небо не пропускало ни единого лучика света от Луны или звёзд. Окна особняка, или виллы, как выразился Бубновый, тоже были тёмными, похоже, их закрывали ставни. Свет исходил только от снега, но снег был грязный и изрядно подтаявший, так что светился не очень.

За спиной я услышала хруст снежной корочки, и обернулась. Ко мне приближался силуэт собаки Баскервилей с ярко горящими глазами. Разумом я понимала, что это, скорее всего, Барс, который меня знает и хорошо ко мне относится, но охваченное первобытным ужасом подсознание требовало куда-то бежать, залезать на высокое дерево или закапываться в снег. Я не бежала только потому, что тот же самый страх меня парализовал. И это правильно, потому что убегать от хищника — это прямое предложение ему попытаться догнать. А большинство хищников бегают гораздо быстрее меня.

Ужасный зверь приближался, угрожающе рыча. Мне пришла в голову мысль, что губернатор или его жена сменили собаку, потому что Барс лучше относится к некоторым визитёрам, чем к хозяевам. От такой догадки, само собой, мой ужас отнюдь не уменьшился.

Позади меня тоже захрустел снег. Я поняла, что хищников тут целая стая, и они меня уже окружили. Хотелось посмотреть на остальных, но было страшно отвести взгляд от того, который прямо передо мной. Почему-то не сомневалась, что стоит мне перестать на него смотреть, как он тут же атакует.

— Лена, почему ты свет не включила? — услышала я у себя за спиной голос губернатора.

Тут же щёлкнул выключатель, и место, где я стояла, залил яркий свет. Страшный хищник действительно оказался Барсом. Он стоял прямо передо мной и вилял хвостом. Время от времени он рычал, но теперь его рык вовсе не казался угрожающим. Он просто хотел привлечь моё внимание. Взгляд собаки излучал добродушие, ничего агрессивного в облике Барса не просматривалось.

— Она, наверно, без понятия, где тут у вас выключатель, — предположил Колян, и я удивилась, что он тоже здесь.

— Она уверенно заявила, что знает, и показывать ей не нужно.

Вот оно что! Губернатор вёл со мной разговор, а я в это время спала и сквозь сон говорила всякие глупости. Но признаться в этом было выше моих сил.

— Мне не нужен свет, я не боюсь темноты, — соврала я уверенным голосом. — И собак тоже ни капли не боюсь.

Чтобы доказать свою ложь, я шагнула к Барсу и погладила ему загривок. Пёс восторженно взвизгнул и завалился на спину, подставляя грудь. Пришлось сесть на корточки, иначе я не доставала.

— Хватит портить мою собаку, — улыбаясь, потребовал губернатор. — И вообще, идём внутрь, я уже слегка замёрз.

Он отпер дверь. Я поднялась на ноги, а Барс, как только его перестали гладить, мгновенно куда-то умчался. В прихожей мы сняли верхнюю одежду, и Колян сразу же нас покинул, заявив, что погрызёт что-нибудь на кухне, а потом немного вздремнёт. Губернатор сквозь зубы предложил ему чувствовать себя как дома. Впрочем, Колян его всё равно не слышал.

Не разуваясь, мы прошли в одну из комнат, где в кресле сидела старуха и делала вид, что смотрит какой-то сериал. Я сразу заметила её напряжённую позу, и поняла, что она готовится к скандалу, а подчёркнутое внимание к телевизору — всего лишь отвлекающий манёвр. Как же приятно собственными глазами убедиться, что в стране есть скандалисты-профессионалы и помимо моей мамы.

— Пришёл, значит, — заявила она, и громкость её голоса плавно повышалась, грозя дойти до истошного крика. — Сам пришёл! Что с тобой случилось? Обычно тебя приносят! Отвечай, зачем приволок в мой дом эту шлюху?

— Я очень тебя прошу с ней поговорить, — робко ответил ей губернатор. — Я редко тебя о чём-нибудь прошу. Пожалуйста!

— Засунь свою просьбу знаешь куда? Эта тварь припёрлась в мой дом, не снимая сапог, нанесла сюда грязь со двора, а я, пожилая больная женщина, должна с ней говорить? Не много ли ты от меня хочешь?

— Вы очень похожи на мою маму, — отметила я.

— Чем же? — растерялась старуха.

— Вам не хватает общения, и вы добираете громкостью.

— Ты что, хочешь, чтобы я тебя удочерила?

— Нет, что вы, двух таких я не выдержу. Лучше оставайтесь там, где вы есть.

Видя, как она встречает относительно трезвого мужа, я отлично понимала, почему он постоянно пьёт до бесчувствия. Впрочем, губернатор просил не лезть в его семейные дела, да и меня саму от них уже тошнило.

— А о чём ты хочешь со мной поговорить? — язвительно поинтересовалась старуха. — Какие у нас с тобой могут быть общие темы для разговора?

— Она думает, что это ты определила Мэрского на нары, — сообщил губернатор.

— Ну, и дура! Даже если так, что это тебе даёт, соплячка? Неужели ты думаешь, что прокурорские посмеют хоть пальцем тронуть жену губернатора?

— Мэрского — посмели, — возразила я. — Но поговорить я с вами хочу не об этом.

— А я с тобой вообще не хочу говорить. Ни о чём!

— Даже о вашем внуке?

В комнате наступила зловещая тишина. На самом деле продолжал работать телевизор, и довольно громко, но его никто не слышал. Мы трое молча обменивались злобными взглядами, и я надеялась, что мой по злобности никому из них не уступает.

— Ладно, — вдруг произнесла старуха нормальным голосом. — Пошли на двор.

— Зачем?

— Топором тебя во дворе зарублю! Вот же, действительно, дура! Говорить там будем! Неужели не понятно? А ты не вздумай подслушивать, а то я не знаю, что с тобой сделаю!

Старуха накинула на себя шубу, не вдевая руки в рукава, и мы вышли во двор, или на двор, как она выразилась. Она уселась на крыльцо, и мне пришлось пристроиться рядом. Тут же возле меня как бы ниоткуда материализовался Барс и ткнулся мокрым носом мне в ладонь. Я начала почёсывать ему за ушами, и пёс довольно заурчал.

— Хватит приставать к собаке! — со злостью потребовала старуха. — Чего ты от меня хочешь? При чём тут мой Юрочка?

— Мне кажется, вы его любите.

— И тебя это удивляет? — она достала портсигар, по виду очень похожий на золотой, зажгла себе сигарету и протянула его мне. — Курить будешь?

— Нет, спасибо. Не выношу табачного дыма.

— А это не табак, — она противно захихикала. — Это другая трава. Точнее, травка. У меня внутри всё болит. Рак, знаешь ли, жестокая штука. А травка немного снимает боль. Ненадолго, к сожалению. Самое обидное, болеть-то там нечему. Всё вырезали. Это называется фантомной болью. Слышала о таком?

— Да. Это когда болит ампутированная нога.

— Вот и у меня так же. К лучшим психиатрам ходила, они мне и таблетки прописывали, и гипноз, и ещё кое-что, чего тебе лучше не знать. И всё без току. Как болело, так и болит. Ночью не получается спать без лошадиных доз снотворного, а днём — бодрствовать без травки. Так не будешь косячок? Не передумала?

— Нет. А удивляет меня не то, что вы любите внука, а то, что вы здесь, а он в Англии.

— Всё потому, что Мэрский — сволочь. Я его просила не отправлять Юрочку за границу, но ему плевать на мои просьбы.

В свете освещающей крыльцо лампочки мне показалось, что в её глазах заблестели слёзы. Но, может быть, только показалось. Я смотрела старуху, и не могла понять, почему в первый раз я так её испугалась. Да, выражение её лица было неприятным, но теперь я знала, что это не злоба, а отражение терзающей несчастную женщину боли. И физической, и моральной.

— Извините, я не знаю, как вас зовут, — сообщила я, ругая себя, что не спросила заранее у губернатора.

— Тебе и не надо знать.

— Но как мне к вам обращаться?

— Никак не обращайся. Это ты хотела со мной говорить, а не наоборот.

— Ладно, пусть так. Я вот чего понять не могу. Ваш муж тоже любит внука?

— Он ещё та скотина, но Юрочку любит, этого не отнять.

— Он наверняка мог помешать Мэрскому отправить сына в Англию. Мэрский от него во многом зависит. Но губернатор этого не сделал. Значит, у него была на то причина. Мне нужно её знать.

— Зачем? Ты пытаешься помочь Мэрскому. Разве ты не знаешь, что он очень плохой человек?

— Вы его назвали сволочью. Мне очень интересно узнать, за что. Но давайте всё по порядку. Сейчас, пожалуйста, расскажите, почему ваш муж не препятствовал отъезду своего и вашего внука за границу.

— А почему ты его об этом не спросила?

— Он отказался отвечать на вопросы, связанные с его семьёй.

— А я, значит, по-твоему, отвечу?

— Не спросишь — не узнаешь.

— Ладно, скажу тебе, — вздохнула она. — Хоть это и выставляет меня не с лучшей стороны. Пару лет назад Юра гостил у нас на Новый год. Он у нас все каникулы проводил. Здесь, всё-таки, воздух почище, чем в городе. И стащил пацан у меня сигаретку, сама понимаешь, какую. Ему ничего не говорили, но молодёжь сейчас продвинутая, и он прекрасно знал, что бабушка курит не табак. Ну, а дальше всё понятно.

— Мне непонятно.

— Подробностей хочешь? Косячок он выкурил, его развезло, и парень начал буянить. В результате я страшно поссорилась с мужем, а Юра тем временем позвонил отцу и наговорил ему всякой ерунды. Мэрский примчался к нам, забрал сына, и осенью мой внучок уже был в Англии.

— Это тогда вы обзавелись синяком под глазом?

— Ты уже и это вынюхала? Хорошо работаешь! Тогда, когда же ещё?

— А потом подослали мужу киллеров?

— Да что за глупости? — старуха почему-то разволновалась. — Василий это был, шофёр наш, и братец его! Какие из них киллеры?

— Судя по результату — никакие, — согласилась я. — Значит, это всё-таки правда? А я, честно говоря, не поверила.

— Не выдумывай! Я попросила Василия набить Мэрскому морду, и всё! За дело, между прочим! Это он мне глаз подбил, гад мерзостный!

— Вы заметили?

— Ты совсем дура? Как можно не заметить, что тебе глаз подбили?

— Я хотела сказать, заметили, кто именно это сделал.

— Да в чём проблема? Муж ни за что бы на меня руку не поднял! А этот гад — совсем другое дело. В лицо, тварь, улыбается, а исподтишка бьёт! А потом ещё перед кем-нибудь другим этим хвастается! Не зря его Мэрским прозвали! Знаешь, что он сделал, когда я хотела навестить Юрочку в Англии? Позвонил в их таможню, и предупредил, что я везу наркотики!

Старуха чем дальше, тем сильнее распалялась, не то от собственных слов, не то от травки. Я же прекрасно понимала желание отца оградить сына от влияния бабушки-наркоманки, и, судя по всему, это отразилось у меня на лице.

— Ты на его стороне, — с горечью произнесла она. — И ты видишь в своём любовнике рыцаря в серебряных доспехах. А напрасно! Думаешь, он только со мной по-скотски себя ведёт? Знаешь, как он потешается над твоей так называемой магией?

— Почему ‘так называемой’?

— Потому что нет никакой магии! Есть только шарлатанство! Ты мне сейчас скажешь, что твоя магия работает, а вот ты знаешь, как именно она работает?

— При помощи Высших Сил, — неуверенно ответила я.

— Нет никаких Высших Сил! Нет, и никогда не было! Их придумала Эвелина, секретарша моего мужа. Она изображает ведьму для одного балбеса, вот и морочит ему голову всякой ерундой! А на самом деле этих Сил нет! Понятно?

— Вы же сами применили против меня заклинание.

— И как, оно подействовало?

— Нет, но вы явно надеялись, что подействует.

— Это потому, что я тогда нервничала, и выкурила на пару сигарет больше, чем нужно. Вот и вела себя, мягко говоря, неуравновешенно.

Я для себя отметила, что старуха, оказывается, обильно курит травку не тогда, когда её терзают фантомные боли, а когда нервничает. Так что, скорее всего, эти боли — её выдумка. Впрочем, этот вопрос меня особо не интересовал, в её словах было кое-что другое, более важное.

— Вы говорили, что Мэрский надо мной потешается. Как именно?

— Рассказывал за столом, как помогает одной дурочке почувствовать себя могущественной ведьмой.

— Когда это было?

— На дне рождения мужа. В начале февраля.

— Точную дату не помните?

— Помню. Но тебе не скажу. Ты же якобы ведьма, ну, а вдруг не якобы, а на самом деле? Применишь ещё против него зодиакальную магию! Нет уж! Ни имён, ни дат ты от меня не узнаешь!

Не думаю, что при необходимости я бы не смогла узнать их имена и даты рождения. Но спорить с обкурившейся наркоманкой не хотелось. Зато хотелось узнать, что говорил обо мне Мэрский, но разговор почему-то постоянно уходил в сторону.

— И всё-таки, одна дурочка хочет знать, как именно ей помог Мэрский. Вы никак до этого не дойдёте.

— А может, я передумала тебе это говорить?

— Никогда! Ни одна старуха ни за что не упустит случая наговорить гадостей девушке. Может, исключения бывают, но вы явно в этот список не входите.

— Да какая из тебя девушка? Ты что, чиста и невинна?