Мудрец

Притихшие Гастурт и Марбус вскинули свои разрядники. От усердия они так крепко вцепились в оружие, что костяшки пальцев ощутимо побелели от напряжения.

Поднял свой «жнец» и Найл. Предстояло обороняться, хотя на душе у него было очень неспокойно.

За свою богатую событиями жизнь ему, точно также, как и Биллдо, пришлось отправить на тот свет немало смертоносцев.

Первого паука будущий Глава Совета Свободных прикончил с помощью своей раздвижной трубки еще в молодости, в древнем разрушенном городе и этот день стал для него поворотным.

Потом вместе с Доггинзом они извлекли из древнего арсенала «жнецы», и голубые губительные лучи подкосили немало черных гигантов. Никогда ему даже в голову не приходило подсчитать, сколько именно пауков они вместе послали в Долину Смерти, но они никогда и не убивали их просто так, ради своего удовольствия.

Паутина дрожала все сильнее, черные гиганты явно приближались. Они находились уже где-то совсем рядом, Найл чувствовал это по усиливающемуся психологическому давлению, – смертоносцы распространяли волны ненависти и дрожащие телепатические кольца расходились во все стороны, как круги на воде.

Едва заметная дрожь возбуждения пробежала по плечам Найла, когда он поправил перед схваткой ментальный рефлектор, висящий на груди.

Тело наполнилось энергичным, активным драйвом, с невероятной быстротой разгонявшим бурлящую кровь по жилам.

Неожиданно в его памяти вспыхнула картина почти десятилетней давности – глухая черная ночь, густой пеленой накрывшая окраину Города… и свора разъяренных пауков, поджидавших людей напротив выхода из арсенала…

Тогда смертоносцы еще не догадывались, что в руках людей появились «жнецы» и уже наступил решающий момент в противоборстве.

Они еще не подозревали, что находятся на пороге гибели и грозно стояли, как черные каменные изваяния. Мрачной угрозой веяло от их застывших силуэтов и серебристый свет луны зловеще отражался в неподвижных выпуклых глазах.

Один из них, самый крупный, оскалил огромные блестящие клыки, тронулся с места и двинулся по направлению к Найлу…

Если бы все происходило чуть раньше, ситуация развивалась бы вполне предсказуемо и не сулила бы ничего хорошего никому из людей.

Сила враждебной воли, излучаемая восьмилапыми, парализовала бы их мышцы, сковала руки и ноги посильнее любых, самых тяжелых кандалов, и ужасная расплата была бы неминуема.

Только огромный маятник, долгие годы отмерявший время для господства смертоносцев, тогда уже замедлил свой ход и начал останавливаться. Все изменилось к той памятной ночи.

Найл даже спустя десять лет хорошо помнил упоительный момент ощущения полной свободы, когда стоило ему нажать на спусковую скобу разрядника, как из пасти разрядника вырвался ослепительный бесшумный луч и двинувшийся на него паук исчез.

Он пропал бесследно, причем точно также, как растворилось в темноте бетонное дорожное ограждение, видневшееся еще недавно за его спиной и часть фасада массивного здания, стоявшего напротив выхода из арсенала… Прошло немногим более десяти лет после Договора и драматическая ситуация почти повторилась.

Неожиданно вспыхнувшее противоборство захлестнуло всех волнами ненависти, соглашения рассыпались в прах, и клубок событии разматывался так стремительно, что никто не успевал даже одуматься.

Боевой отряд Смертоносца-Повелителя, прервав поток неожиданных воспоминаний Найла, появился через несколько секунд и его вожак буквально обрушился с потолка центрального зала каземата.

Страха Найл совершенно не чувствовал. Поскольку ментальный медальон он снова успел развернуть внутренней стороной, с помощью усилия воли успешно нагнетал ощущение единой силы.

Первым ринулся в атаку на людей Рессо, тот самый смертоносец, который недавно потерял не только свою самку, но и будущее потомство.

– Берегись, дружище! – возбужденно закричал Биллдо, запрокинув голову и ощерившись стволом «жнеца». – С потолка на тебя дерьмо паучье свисает!

Черный огромный смертоносец с едва слышным угрожающим шипением спикировал сверху из полумрака, стремительно спускаясь на эластичном жгуте и сразу бросаясь на Найла. Как можно было понять, больше всего он жаждал крови Главы Совета Свободных. Остальные противники не интересовали и если бы Найл промедлил на мгновение, ядовитые клыки сомкнулись бы на его шее, и можно было бы не сомневаться, что они одним движением откромсали бы голову.

Но Найл вырос в суровых условиях хайбадской пустыни, среди голодных хищников, поэтому успел не только уклониться в сторону легким пружинистым прыжком, но и в этот же момент коротко полоснуть ослепительным лучом по мохнатым лапам.

С сухим треском лазерный разряд, поставленный на «тройку» срезал две лапы у суставов.

Рессо по инерции еще сделал движение вперед, потом резко остановился, неуклюже откатился в угол и засипел от боли так высоко и пронзительно, что у всех заложило уши.

Несмотря на то, что смертоносец сгорал он жгучей ненависти и распространял вокруг убийственные флюиды, направленные против людей, Найл не хотел убивать его. До последнего от пытался оттянуть расправу и в глубине души рассчитывал на мирное продолжение этой чудовищной истории.

– Опасность! Там снова поганые твари! – еще раз предупредил Биллдо. – Их много, очень много!

– Не зевать! – крикнул Найл, выставляя вверх жерло разрядника.

Стволы остальных его спутников молниеносно нацелились на бесчисленные черные головы пауков из боевого отряда, показавшиеся под потолком в дебрях охранных сетей. Сердце Найла судорожно сжалось от ужасных предчувствий.

Всей своей сущностью он сопротивлялся схватке и концентрировал внутренние силы только на желании избежать кровавого лобового столкновения.

Смертоносцев было много, не один десяток. Ярость насекомых росла, расширялась, безжалостно стремилась вырваться наружу и они уже были готовы ринуться вниз, на семерых людей, стоявших тесным кольцом в центре каземата.

Стволы «жнецов» были снизу нацелены на черных пауков, но Найл похолодел, когда представил себе, что может произойти в этом зале через мгновение.

Лучи лазерных расщепителей обязательно скосили бы первую волну нападавших. Вырезали бы и второй накат, и третий, а вот дальше…

Над головами людей виднелось так много смертоносцев, что в случае схватки они могли бы погрести всех семерых под своими мертвыми телами!

Прекрасно понимали это и его спутники. Джелло, похоже, вычислял, с кого нужно будет начинать кровавую жатву.

На лице Биллдо уже не играла воодушевленная улыбка, он сосредоточенно буравил взглядом паутину, прогибающуюся под тяжестью многочисленных пауков, а на седых висках Симеона, самого старшего в отряде, от напряжения даже выступили сверкающие бисеринки пота.

Лишь только молодые Гастурт и Марбус рвались в бой. Руки их, сжимающие увесистые разрядники, бугрились узлами крепких мышц и подрагивали от упоительного напряжения.

Паутина дрогнула, и дыхание Найла даже остановилось. Он был уверен, что смертоносцы получили приказ от Повелителя, что через мгновение они ринутся в атаку и сейчас начнется самое страшное…

Он собрал все внутренние силы и постарался сконцентрироваться только на одном. Всю волю и всю внутреннюю силу он собрал в пучок и бросил на то, чтобы избежать жестокой драки!

В этот момент произошло невероятное событие, заставившее всех затихнуть.

Полутемный зал каземата, освещаемый тусклыми факелами, наполнился ослепительным светом.

Стало светло, как солнечным днем, потому что все вокруг озарялось густыми охапками молний, с едва слышным треском пронизывающими полумрак.

Смертоносцы мгновенно замерли на своих местах…

Колыхавшаяся от ярости паутина боязливо застыла, бесчисленные выпуклые глаза-бусины нацелились сверху на фигуру Главы Совета Свободных.

Ошеломленные взгляды были направлены на Найла потому, что именно его тело было источником ослепительных лучей, заполнивших здание каземата.

Тяжелый разрядник с глухим стуком вывалился из его пальцев на бетонный пол и поток горячего голубоватого света вырвался из его туловища, как белая колонна, упершаяся в пыльный, завешанный паутиной потолок.

Чистая энергия пронзала позвоночник Найла, контуры его фигуры стали иллюминировать, исторгая зигзагообразные вспышки устремляющихся ввысь молний. Волны тонких переливающихся лучей выплескивались наружу и расширялись над головой наподобие чистейшего, постоянно разрастающегося кристалла.

Уже можно было рассмотреть самые глухие уголки, спрятавшиеся в дебрях паутины.

Только сейчас Найл увидел, насколько много на самом деле собралось над их головами смертоносцев!

В действительности восьмилапых гигантов было даже гораздо больше, чем он предполагал!

Черные головы располагались бесчисленными, уходящими вдаль ровными рядами. Пауки собрались вместе на решительный бой, как по команде, и были готовы убить людей любой ценой, задавить их массой.

Но после явления божественного света они испуганно притихли, отводя глаза от ослепительных вспышек. Некоторые, располагавшиеся в последних рядах, даже решили скрыться отсюда, в ужасе отползая в сторону по провисшей паутине.

Поднятые ладонями вверх руки Найла светились, источая голубоватые лучи. Пальцы словно были сделаны из раскаленного добела металла и ровное свечение, исходящее острыми лучами из них, в изумленной тишине наполняло все помещение, затопляя самые укромные места.

Его спутники затаили дыхание. Казалось, что никто из них не только не может шевельнуться, никто даже не способен вздохнуть, набрать воздуха в легкие.

Через несколько мгновений благоговейного молчания свет пошел на убыль. Полумрак снова укутал все вокруг надежным пологом, и помещение каземата словно значительно сократилось в размерах.

Все присутствующие, и люди, и пауки благоговейно взирали на Найла.

Сотни глаз почтительно пожирали его, потому что знали, – ослепительные молнии и волны ярких лучей имеют неземное происхождение.

Богиня Дельты Нуада вмешалась таким способом в яростную ссору!

Нуада таким образом высказала свое отношение и предотвратила всего за одно мгновение жестокую схватку, которая неминуемо закончилась бы гибелью Главы Совета Свободных со всеми его спутниками…

Бешеные ослепительные вихри пронеслись в голове Найла, озаряя все закоулки его сознания. Слух наполнился чистыми прозрачными звуками, напоминающими звенящее пение колокольчиков, изготовленных из горного хрусталя.

Любой человек, чудом услышавший бы эти холодные, переливающиеся аккорды, воспринял бы их как некий благозвучный шум, хотя и организованный особым мелодичным образом.

Но для Найла вибрирующие звуки представляли совершенно определенный язык, определенный шифр, посредством которого с ним контактировала Нуада, Богиня Великой Дельты.

Каждая закодированная нота имела в его мозгу пространственное и цветовое воплощение. Он слышал звенящие и пульсирующие, высокие и низкие интервалы, и одновременно видел внутренним зрением всю цветовую гамму переливающихся мозаичных картин. Калейдоскоп наливался изумрудными, золотистыми, палевыми, алыми оттенками… Галлюцинирующие зеркальные образы росли, набухали и, достигнув своей критической пространственной массы, рассыпались на бесчисленное множество ломаных линий.

Некоторое время звуки еще продолжали звенеть, а потом все внутри него смолкло. Сообщение, которое передавала в его сознание закончилось коротким звуком, как обыкновенное предложение в письменном послании завершается жирной точкой.

Он вздрогнул и словно открыл веки после долгого сна, чтобы обвести взглядом окружающих его людей и пауков.

В зале каземата царило напряженное молчание. Сотни глаз буравили его испуганными, восторженными, изумленными взглядами, но его спутники не могли сразу поверить в чудо. Они по-прежнему держали «жнецы» в полном боевом состоянии, держа под прицелом сотни паучьих тел, невероятной массой нависавших над головой.

В этом благоговейном безмолвии зазвучал громкий решительный голос Найла.

Он произносил слова вслух для своих спутников и одновременно передавал ментальные импульсы напрямую в сознание замерших смертоносцев:

– С вами говорит Избранник Великой Богини! Нуада своей властью приказала прекратить наше противоборство! Владычица Дельты открыла мне, что смертоносцы не нарушали Договор! Пауки не похищали семьи несчастных, но и люди не убивали самок, не крали нарождающееся потомство!

Джелло и Биллдо изумленно смотрели на него, не веря собственным ушам.

– Кто же тогда это делал, прах меня побери? – едва слышно просипел Доггинз. – Кто собрал груду человеческих черепов в подвале, если не эта слизистая мохнатая падаль?

– В Городе появилась третья сила! – со всей решимостью отозвался Найл. – Богиня Дельты сообщила мне, что существует тайный план, по которому людей и пауков собираются стравить друг с другом! Нуада пока не может сообщить, кто это, но она повелела своей властью прекратить войну. Мы должны забыть кровь и снова держаться вместе! Такова священная воля Владычицы! Договор остается в силе!

Найл не сомневался, что Смертоносец-Повелитель через мгновение будет знать обо всем.

По единой телепатической сети, по этому пульсирующему информационному кольцу он уже получил сообщение, и сейчас оно находилось в его сознании. Теперь можно было появиться во Дворце паучьего Владыки, не опасаясь, что Главу Совета Свободных снова оплетут влажной паутиной и бросят в темницу.

Именно туда Найл и собрался направиться прямо из каземата. Он хотел попытаться разобраться, кто же все-таки убивал паучих самок, и кто похищал честных горожан, утаскивая их из собственных домов?

Теперь он точно знал, что Богиня Дельты заставит Смертоносца-Повелителя пойти на примирение и забыть на время об убийствах потому, что Владычица Реки Жизни ни за что не допустит новой кровавой ссоры между людьми и черными пауками.

Взгляд его упал на огромного паука, до сих пор корчившегося в стороне от боли. Это был Рессо, которого он совсем недавно подкосил фиолетовым лучом «жнеца». Отсеченные части лап валялись в стороне и Найл внезапно для всех попросил Симеона:

– Дружище, помоги ему!

– Что? Эта тварь пыталась тебя убить! – изумлено взвился Биллдо. – Зачем ты будешь облегчать ему страдания? Пусть мучается, это будет прекрасный урок для всех остальных вонючек!

Несмотря на то, что все остальные молча поддержали слова Доггинза, Найл твердо и решительно повторил доктору:

– Ты должен сделать все, чтобы он излечился! Об этом прошу не я, это не моя прихоть.

Отчетливо, громко, так, чтобы слышали все, он торжественно объявил:

– Так требует Богиня Дельты, и мы подчиняемся ее повелению!

Неоднократно Найл бывал в Дельте, не раз он вступал в телепатический контакт с Нуадой, получая от нее все новые и новые сведения.

Из истории своей планеты, так, как преподносила ему Нуада, он знал, – за миллионы лет эволюции нередко случалось так, что одно значительное событие порождало цепь других явлений, порой даже никак не связанных между собой.

В результате одного из таких случаев Властительница Дельты и явилась на Землю, как представительница инопланетной формы жизни…

Ядро кометы Опик пролетело фактически более чем в миллионе миль от Земли, однако ее колоссальный радиоактивный хвост задел земную атмосферу, уничтожив девять десятых всей фауны и вызвав самые невероятные мутации живых организмов, в том числе даже и человека. Но величайшая катастрофа в мировой истории забросила на голубую планету споры растений внеземного происхождения, одно из которых и почиталось пауками-смертоносцами как Богиня Реки Жизни, Повелительница Дельты.

Гравитационное поле кометы-убийцы вызвало возмущение в лунной орбите, породившее бурный всплеск вулканической активности на Земле. Атмосфера подернулась дымкой настолько плотной, что на пути солнечного света возник непроницаемый барьер. Обитаемая планета после долгих лет разумной эволюции вошла в эпоху нового оледенения, в эпоху Великой Зимы, длившейся до тех пор, пока пылевые частицы постепенно не осели на почве.

Спустя два столетия после катаклизма, ледовые поля понемногу начали отступать, сменяясь противоположными климатическими факторами.

Почти вся планета теперь была предоставлена на откуп жестким солнечным лучам, превратившими земную поверхность из заснеженного холодильника во влажную и душную теплицу.

Погибли высокоразвитые технологичные цивилизации. Опустились в ревущие морские пучины одни края, и из мутных волн вознеслись другие.

Древние полноводные реки обмелели или даже изменили направления. Огромные континенты поменяли свои очертания, а безжалостный ветер разметал в прах руины величественных мировых столиц. Рим, Париж, Лондон, Флоренция… все это превратилось лишь в пустой звук, да в виртуальные образы, хранящиеся в гигантской электронной памяти Белой башни.

Земля словно раскачивалась, пробираясь сквозь шлейф кометы, и необъятные потоки воды хлынули во все пределы. Свирепые волны смывали с лица земли улицы и площади, небоскребы и дворцы.

Мало кто из оставшихся людей уцелел в этом гигантском вселенском завихрении, почти все погибли. Разве что жалкие племена дикарей, мало ушедших в своем развитии от стадных животных, забились в свои глубокие норы и пережили Катастрофу. Но долгие времена они жили животной жизнью и не могли со всем основанием называться настоящими людьми.

Некоторые народности даже настигла мутация. Найл знал что, по крайней мере, несколько племен в своем развитии вышли на животный уровень, – у одних дети рождались с хвостами и с перепонками между пальцами, у других заострялись кончики ушей и росли загнутые когти.

Комета Опик, принесшая разрушения и необратимые мутации почти всего живого, породила и новую, внеземную форму жизни, – она явилась с далекой планеты Альфа-Лира Три. «Тройка» входит в солнечную систему голубой звезды Вега, расположенной в созвездии Лирана расстоянии двадцати семи световых лет. Сила гравитации на той планете была такой непомерной, в сотню раз больше, чем на Земле, что человек на ее поверхности весил бы десяток тонн и не смог бы даже приоткрыть веки.

Одной из немногих разумных форм жизни, способных к развитию в подобных условиях, были исполинские шарообразные создания, схожие по внешнему виду с земными овощами, гигантскими корнеплодами.

Сто пятьдесят миллионов лет назад систему Беги прошил осколок расширяющейся Галактики, вызвав на Альфа-Лира Три катастрофические смещения геологических пластов и «сковырнув» сегмент планеты величиной почти с земной шар. Этот кусок, оторвавшийся вместе с огромными шарами, бороздил бездонное пространство следом за звездным астероидом до тех пор, пока много миллионов лет спустя чуть было не столкнулся с кометой Опик.

Прямого пересечения траекторий не было, но семена гигантских «овощей», приспособленные к самым невероятным условиям существования, внедрились в огромный огненный шлейф кометы в виде своеобразной паразитической структуры. Они продолжали существовать, даже несмотря на чудовищную температуру вокруг.

Когда Землю опахнул смертоносный хвост, сто миллионов людей уже эвакуировалось с Земли в гигантских космических транспортах, отправляясь в долгое странствие в звездную систему Центавра, к планете, нареченной Новой землей.

А семена растительной жизни с планеты Альфа-Лира Три попали на Землю, радиационный шлейф сбрил атмосферу, одновременно с этим освободив от долгого заточения споры инопланетных растений. Большинство из них упало в океан, часть приземлилась в пустынях и возле полюсов, однако почти все они погибли.

Лишь пятерым, особенно удачливым особям удалось прижиться на Земле и прорасти.

Две угнездились недалеко друг от друга в Центральной Африке, одна осела в Южном Китае, еще одна на острове Борнео. Последняя, пятая оказалась в климатически благоприятном районе Великой Дельты, находящейся на расстоянии двух дней пути от Паучьего Города.

Галактические «растения», наделенные развитым сознанием, не только выработали в себе определенные индивидуальные черты. Каждое находилось в мысленном контакте со всеми другими своими сородичами и имело доступ к памяти всех своих предков, живших на далекой «Тройке» Альфы Лира.

Гравитация на Земле была намного слабее, чем на их родной планете, поэтому молекулярные процессы а развитии «овощей» пошли с неимоверной быстротой. Растение, попавшее в Великую Дельту, очень скоро вымахало до гигантских размеров, – наполовину зарытое в почву, оно по внешнему виду напоминало, скорее, сочетание высокого округлого холма с обыкновенным тропическим корнеплодом.

У этих исполинов, явившихся с планеты Альфа-Лира Три, были сильно развиты телепатические способности, на их родной планете процесс эволюции означал коллективное мысленное усилие.

На Земле же их развитие скоро застопорилось, поскольку всего лишь впятером эти сверхсущества-пришельцы, расположенные на значительном расстоянии друг от друга, не могли создать достаточно мощное ментальное поле.

Выход у пришельцев оказался один: ускорив эволюцию некоторых других форм жизни, создать себе в них партнеров. Наделенные сознанием растения превратились в гигантские передатчики жизненной энергии, генерируя мощную вибрацию и рассылая ее волнами через по всему миру. Все существа, способные к восприятию этой энергии, переродились и начали эволюционировать ускоренными темпами.

Большинство сложных, высокоорганизованных животных на Земле – включая, увы, человека, – стояли на слишком высокой ступени развития и в силу этого не могли воспринимать мощную вибрацию.

Но насекомые и членистоногие, особенно некоторые разновидности пауков, оказались на редкость восприимчивы к волнам этой живительной энергии.

Мало того, что пауки-смертоносцы вымахали до огромных размеров. Их сознание за короткий срок прошло стремительное развитие, они научились помыкать другими существами, подавляя ментальными импульсами волю и заменили на долгие годы человека, утвердившись на Земле как господствующий вид жизни.

Сознавая, что своим положением они обязаны живительной энергии, исходящей от исполинской обитательницы Дельты, пауки-смертоносцы поклонялись этой силе, как Великой Богине.

Нуада, в сущности, стала виновницей их господства.

Во времена Великой Зимы многие пауки вынуждены были ютиться по соседству с людьми, хотя между ними уже существовала непримиримая вражда.

Поначалу многие люди даже относились к обыкновенным паукам с уважением, считая, что без дела убивать восьмилапого не к добру. Но вот насекомые под влиянием Нуады стали удивительно быстро увеличиваться в размерах и набираться ума, что вызывало в людях все возрастающую тревогу.

Но до поры до открытого столкновения дело не доходило, пока как-то раз, еще во время Великой Зимы от укуса паука-смертоносца по трагической случайности не погиб больной ребенок.

Этот случай стал началом непримиримой вражды. Братом убитого мальчишки был никто иной, как юноша по имени Айвар, поклявшийся впредь убивать любого паука, какой только попадется ему пути.

Со временем он стал великим вождем, известный своим соплеменникам как Айвар Сильный, но многим и как Айвар Жестокий. Именно он покорил большинство своих соседей по Междуречью, захватил самый крупный их город и перебил в нем жителей.

Капитулировавший город он переименовал в Корш, что значит «твердыня».

За счет использования рабского труда он укрепил его, обнес его мощными стенами и башнями, превратив в неприступную крепость.

Отдаленные земли, лежащие к северу от Корша, были гористым регионом, изрезанным глубокими лощинами. Мохнатые пауки, теснимые воинственными людьми, в конце концов, и обосновались там, питаясь разной живностью, – птицами, мелкими грызунами и земноводными.

Но Айвар, подчинив себе и эти края, проведал о Долине Пауков и решил, что восьмилапую нечисть нужно истребить.

Проход в Долину загораживали тенета, их уничтожили огнем.

Айвар открыл подземный источник какой-то черной маслянистой жижи, горящей свирепым негасимым пламенем и дающей едкий черный дым.

Пауки, полагая, что в глубине пещер им ничего не грозит, сопротивления не оказывали, но они слишком поздно поняли, как опасен удушающий черный дым.

Когда они порывались спасаться из своих пещер бегством, наверху их подкарауливали воины, одни из которых окатывали им спины черной жижей, а другие гнали в кусты и затем поджигали.

Угоревшие, полуослепшие от дыма пауки были легкой добычей. К вечеру вся Долина была завалена обугленными трупами смертоносцев.

Боль и тоска умирающих, невольно передаваясь телепатическими импульсами, сеяла панику и безумие среди живых. Пауки из соседних долин ушли на север, где все еще царила зима, и гибли там тысячами.

Устроив это побоище, Айвар и снискал себе прозвище Сильный, но с тех пор смертоносцы объявили непримиримую войну людям, считая человека самой злобной и мерзкой тварью на земле.

Жестокость Айвара обернулась против него же самого, – развитие пауков уже и до этого шло ускоренными темпами, скорбь и ненависть стимулировали после побоищ рост силы воли. Нуада, растение-властитель, переродившаяся в невиданную станцию-передатчик, нагнетала безудержную энергию, которой пользовались и растения Дельты, и насекомые.

Самая невероятная удача выпала на долю пауков. Они оказались очень чувствительны к вибрации, излучаемой Богиней, и очень скоро у них прорезалась зловещая смекалистость, сочетающаяся с невероятным энергетическим потенциалом.

Сменилось всего несколько поколений, и яд смертоносцев сделался таким сильным, что валил с ног не только любого богатыря, но даже ломовую лошадь.

Сила воли пауков постоянно росла и вскорости достигла таких пределов, что смертоносцы могли на расстоянии гипнотизировать человека, парализуя его мозг и подавляя способность к сопротивлению.

На долгие годы люди попали в безрадостное, унизительное рабство именно потому, что уступали мохнатым гигантам в силе воли.

Благодаря своим уникальным талантам, Найл не только смог возглавить восстание против смертоносцев, но и стал единственным человеком, общавшимся на равных с Великой Нуадой. Во время телепатических контактов она передавала всю необходимую информацию напрямую в его сознание, минуя вербальный уровень.

Богиня Дельты существовала в своем, особом мире и для нее не существовало понятий добра и зла в том плане, в котором их разделяет человечество.

Растение-властитель в своем существовании ориентировалось только на особую пульсацию жизненной энергии.

Когда меж людьми и смертоносцами вспыхнула кровавая ссора, вызванная многочисленными убийствами пауков и похищениями горожан, Владычица Реки Жизни уловила нарушение ритма гармонии и вмешалась буквально за мгновение до начала жестокого столкновения. Но, к великой досаде Найла и Смертоносца-Повелителя, даже Нуада не могла сразу открыть секрет этих загадочных преступлений.

… Ужасные случаи повторялись снова и снова.

Люди не переставали исчезать. Горожане бесследно пропадали по одиночке, а иногда соседи не досчитывались сразу целых семей.

Истерзанные, обезображенные, обезглавленные останки спустя некоторое время порой выносило на берега реки, и жители города глухо роптали, считая, что все происходит из-за бездействия властей.

Хотя, как всегда, возмущались они совершенно напрасно.

Найл прилагал все усилия, но все оказывалось тщетно, поиски злодеев оказывались безрезультатными, потому что преступники умудрялись не оставлять даже никаких следов. Город охватила паника. Люди боялись выходить на улицы с наступлением темноты, жители сбивались семьями в коммуны и ночевали в больших помещениях по тридцать, сорок человек.

И все в глубине души были уверены, что кровь лежит на смертоносцах…

Все было бы именно так, если бы одновременно с людьми не пропадали и сами пауки, изуродованные туловища которых точно также, как и человеческие порой обнаруживались в разных районах города.

Это поражало горожан больше всего.

От Найла они знали, что всех пауков связывала между собой телепатическая связь, мощная защита, позволяющая каждому из них в случае опасности мгновенно передавать сигнал тревоги всему восьмилапому сообществу.

Но эта защита не срабатывала…

Да, можно было убить одного смертоносца, мгновенно пронзив его мозг, как это десять лет назад удалось сделать самому Найлу с помощью металлической трубки разрушенном городе. Успешно поражал пауков как лазерный расщепитель, так и любимый пневматический гарпун Джелло.

Невозможно было лишь истязать живого паука!

Испытывая страшную боль, он тут же должен был соединиться с телепатической цепью и позвать на помощь.

Между тем, найденные останки пропавших насекомых красноречиво говорили о том, что перед смертью им было суждено вынести страшные пытки.

Хрупкий мир между людьми и черными смертоносцами, державшийся все эти годы, балансировал на лезвии острейшего ножа. В любой момент терпение одной из сторон могло закончиться и очередное кровавое преступление могло обернуться снова столкновением.

«В Городе появилась третья сила…» – звучал все время в сознании Найла прозрачный хрустальный голос Нуады, звеневший странными стеклянными диссонансами.

Он ломал над этим голову, но никак не мог подступиться к решению мучительной загадки. Прошло несколько месяцев, снега отступили, и безумно холодная зима осталась в прошлом, но убийства горожан, мучившие его с той морозной ночи, когда в каминном зале появился хромоногий Имро Сапожник, по-прежнему терзали душу Найла.

Возможно, страшная тайна так и осталась бы не раскрыта, если бы не жуткая катастрофа, внезапно обрушившаяся на Город поздней весенней ночью…

Сильнейшее землетрясение поразило густонаселенные юго-западные кварталы. Подземные толчки, начавшиеся утром, продолжались до самого вечера и все уже даже успели немного привыкнуть к этому. Жителей больше беспокоил серый пепел, все время летевший на город с той стороны, где внезапно ожил потухший вулкан.

Плотный серый пепел бесконечно падал с неба. Пушистые хлопья облепили все нити паутины, протянутые между домами, пепел устилал улицы, залетал в окна и бесконечно раздражал дыхание людей, особенно маленьких детей и стариков.

Все пытались приноровиться к трудностям. Жизнь текла своим чередом, и вечером, как обычно, измученные постоянным страхом городские жители отправились в свои кровати отдохнуть.

Проснуться удалось далеко не всем. Не для всех уснувших наступило светлое утро…

Мощный толчок поразил ночью те районы, где во времена Рабства располагались женские поселения. Огромная извилистая трещина расколола надвое эту окраину города, и в одно мгновение целые кварталы вместе с их обитателями оказались погребены на дне глубокой пропасти.

Одноэтажным районам, уничтоженным землетрясением, давно не везло. Давно за ними укрепилась слава одного из самых мрачных мест в городе, потому что именно здесь прокатилась волна тех самых кровавых преступлений, совершенно необъяснимых по своей жестокости.

Пытаясь найти какую-то закономерность в похищениях людей, Найл уже давно пришел к выводу, что целыми семьями люди никогда не пропадали в центральной, многоэтажной части Города.

Все кровавые события регистрировались лишь в окраинных кварталах, в убогих домиках, отделенных друг от друга лишь узкими клочками пыльных дворов и убогих огородов.

Землетрясение подстерегло горожан глухой ночью, когда все уже крепко заперлись, положили рядом с собой оружие на случай внезапного нападения, обсудили события минувшего дня и притихли в своих комнатах.

Люди очутились в ловушках, они оказались бессильны перед коварством судьбы…

Как потом выяснилось, ненасытная гортань разлома за несколько минут поглотила почти тысячу человек! Сотни немудреных, старых домов, до предела наполненных крепко спящими людьми, провалились под землю!

В тот день заседания Совета Свободных не было.

Найл распустил своих заместителей потому, что до этого собирал всех почти каждое утро. Начинались совещания с отчетов представителей разных районов, выборные докладывали о прошедшем за ночь, о поведении смертоносцев, и, к сожалению, частенько сообщали о новых жертвах. Потом быстренько оглашались данные разных бюрократических комитетов, – продовольственных ресурсов и заготовок, внешней безопасности и дисциплины.

От всей этой говорильни на душе Найла скребли кошки, но он заставлял себя терпеливо выслушивать красноречивые бредни районных болтунов.

Все они воспринимали заседания Совета Свободных как нечто значительное и необходимое для горожан, хотя их обязанности сводились лишь к эффектным словесным баталиям на разные темы.

Каждый прекрасно понимал, что все важнейшие решения всегда принимал Найл и все нити управления находятся в его руках, поэтому мало кто спорил, если Глава отменял собрания.

Так случилось и в день ужасной катастрофы.

Интуиция не сулила Найлу ничего доброго, и Хуссу постоянно звал его на улицу. Пустынник, как и многие другие живые существа, обостренно чувствовал приближающуюся беду.

С утра Найл обратил внимание, что паук неспокойно ведет себя и передвигается по Дворцу только через дверные проемы, избегая заталкивать свое туловище в эксплуатационные шахты, пронизывающие стены.

«Почему ты решил усложнить себе жизнь, дружище?» – обратился к нему Найл, нахмурив брови.

Он заметил, как восьмилапый копается с обыкновенной бронзовой ручкой и сразу заподозрил неладное.

Дворцовые двери весной зачастую разбухали от влажности и открывались не так легко, как знойным засушливым летом. Кроме того, нужно было обязательно особым образом повернуть старинную изогнутую ручку и щетинистые лапы пустынника, приспособленные больше для передвижения по вертикальным поверхностям, не очень ловко справлялись с этим.

«Сегодня не хочется залезать внутрь стен, – по-простому объяснил Хуссу. – Не могу себя заставить даже подойти».

Тогда уже начались первые подземные толчки, и Найл сразу понял, что капризы паука каким-то образом связаны с пробудившейся стихией. Но этот телепатический контакт вспыхнул в его памяти ночью, когда он вместе со своей свитой прибыл к гигантской трещине.

Они достигли отгороженного канатами края небольшой площади, обрывавшегося пропастью вниз.

На самом краю еще каким-то чудом стояла хибарка, но казалось, что она уже немного покачивалась и в любое мгновение могла рухнуть вниз.

В свете беспорядочно пылающих костров, разведенных по краю раскола, на самом дне образовавшегося ущелья ошеломленному взору представала немыслимая мешанина из обломков деревянных домов, разлетевшихся заборов, хозяйственных построек и старых фургонов, торчавших во дворах.

Неведомые силы словно задались целью сокрушить за одно мгновение городской порядок, переделать пространство, устоявшееся за века и перевернуть все вверх дном.

Поднимался ветер и нес с собой клубы пыли. Казалось, что даже сам Город исчезал вдали, укрываясь за плотной пеленой.

Даже на большом расстоянии порой снизу, со дна возникшего каньона слышались стоны несчастных. Хотя большинство погибло, кто-то из счастливчиков отделался легкими ушибами и даже сам пытался выбираться по свежим стенам разлома.

Немногочисленных раненых при свете факелов доставали из завалов добровольцы. Симеон и два его племянника, Фелим и Бойд, рьяно руководили спасательными работами и накладывали повязки из паучьего шелка с невероятной ловкостью и быстротой.

Фелим и Бойд врачевали шакальей травой, а в руках их седовласого дяди то и дело появлялась огромная бутыль с широким горлышком, в которой колыхалось вязкое, густое вещество багрового цвета. Маслянистая жидкость распространяла невероятное зловоние, стоило только слегка приоткрыть массивную притертую пробку.

Некоторые, особенно легко пострадавшие, молили избавить их от такого радикального лечения, но Симеон каждый раз был неумолим.

Суровый врач обильно смачивал этим препаратом тампоны, изготовленные из нежно-голубого пушистого луизианского мха, и безжалостно накладывал на раны.

– Молчать, бездельники! Закрыть рты! – ревел он на пострадавших, корчившихся от смрада на своих носилках и пытавшихся протестовать против такой процедуры. Я жизнью рисковал в Дельте, когда добывал для вас корни красного шувида, а вы не можете заткнуть свои сопливые носы и потерпеть! Всем молчать! Тут командую я! Все делается только для вас!

Дельтийский шувид, под воздействием энергетических импульсов Нуады, из скромного кустарника превратился в хищное плотоядное растение, питающееся исключительно теплой кровью.

Безобидный на вид, он расстилался по земле тонкими прочными щупальцами и устраивал ловушки, охотясь на мелких млекопитающих, хотя при возможности мог заманить в свои тенета и более основательную добычу, вроде молодого кабанчика. Опасен шувид был даже для человека, но Симеон все равно время от времени предпринимал походы в Дельту, так как издавна знал, что экстракт из красных зловонных корней мгновенно заживляет самые серьезные раны и останавливает сильное кровотечение у людей даже с плохой свертываемостью.

Добровольцам помогал и Хуссу. Пустынник был глух от природы, как и все пауки, поэтому не мог слышать криков раненых. Но он бесшумно носился во мраке змеившегося разлома и старался улавливать телепатические сигналы, излучавшиеся несчастными, зажатыми в ловушки.

Таким образом паук помог отыскать не менее десятка человек, сразу попавших в руки Симеона и испробовавших на своей шкуре чудодейственные возможности дельтийского шувида.

Единого центра спасательных работ не сложилось.

Все, кто мог, в силу своих способностей спускались с полыхающими факелами вниз и пытались помочь пострадавшим. Найл старался опекать детей, собирая их в небольшие команды у костров и по возможности приободряя. Хотя на душе у него было нелегко, он боялся даже представить себе, сколько из этих ребят остались сиротами и сколько из них так никогда и не увидят своих родных.

Внезапно его внутренний слух зафиксировал дребезжащий, взволнованный телепатический голос Хуссу.

«Дружище! Я обнаружил нечто, – сообщил ему паук, находящийся где-то во мраке каньона. Ты не хотел бы посмотреть?"

Подключаясь на расстоянии к сознанию Хуссу, Найл мог взглянуть на окружающий мир так, как он виделся пустыннику. Но для этого он должен был сконцентрировать свои силы, чтобы сопрячь свое сознание с паучьим панорамным зрением, устроенным совершенно иначе, чем у людей.

Зрительная телепатическая информация от Хуссу поступала к нему в виде невероятно четких многомерных образов и всегда нужно было некоторое время, чтобы мозг мог осмыслить увиденное.

Сознание Найла всегда словно немного запаздывало, обрабатывая пульсирующие сигналы.

Взгляд его, вслед за зрачками всех восьми глаз пустынника, скользнул по самому краю разлома и выхватил развалины убогой хибарки, чудом остановившиеся на самом краю трещины. Одну из стен точно смыло во время землетрясения, а остальные продолжали торчать, выставляя наружу, как потроха внутреннее убранство домишки.

Центральные глаза Хуссу вперились с внутренней стороны в стены лачуги, и Найл, находившийся на другом краю огромной трещины, при колышущемся свете факелов увидел темные капли, веером разошедшиеся на белой краске.

В этот же момент холодок пробежал у него по коже. Хуссу находился рядом с домом Флода, того самого горожанина, который лютой зимой одним из первых пропал вместе со всей своей семьей и детишками хромоногого Имро Сапожника.

«Что ты нашел здесь?» – послал он тревожный сигнал по телепатической пуповине, связывающей его с пауком.

Найл совершенно точно помнил, что зимой Хуссу не ездил вместе со всеми в дом Флода. Почему же это страшное место внезапно привлекло его внимание?

«Здесь подземный ход. Доски разбросало и видно, что под полом прорыт потайной колодец. Оттуда идет злая волна!» – сообщил паук.

Внимание Найла удвоилось. Если уж пустынник считал нужным доложить об этом, дело грозило принять серьезный оборот.

«Можешь заглянуть внутрь, дружище? Куда это приведет?"

«Дырка плохая… – скрипуче признался Хуссу. – Мне не нравится. Но… Я попробую…"

Осторожно передвигаясь по вздыбленному полу разрушенного дома, стоявшего на самом краю обрыва, Хуссу продвинулся немного вглубь и не очень то охотно просунул бурую голову в отверстие.

Потайной ход нельзя было бы назвать маленьким, – по размерам он ничуть не уступал эксплуатационным шахтам Дворца, так что паук продвигался хотя и опасливо, но без особых неудобств.

Неожиданно узкий колодец, отвесно уходивший вниз, через несколько метров влился в какую-то широкую горизонтальную шахту, устремлявшуюся в мрачную бесконечность. Хуссу мог видеть даже в полной темноте, но по-особому, он словно прощупывал мрак телепатическим пульсирующим сигналом, и окружающее пространство представало в его сознании особой схемой, выстроенной из ответных, отраженный как рикошет импульсов.

Из глубины этой черной бездны перед Найлом сначала стали проступать изумрудные фосфоресцирующие линии.

Их расплывчатые сочленения постепенно стали образовывать силуэты стен, проходов и колонн, отделанных каким-то гладким материалом вроде облицовочной плитки, на фоне которой отчетливо выделялись ступени и створки дверей. От изумления Найл чуть не задохнулся!

Получалось, что под землей расположены какие-то просторные, обустроенные помещения!

Десять лет возглавляя Совет Свободных, он даже не подозревал об их существовании…

«Двигай вперед, старина! – нетерпеливо подстегнул он Хуссу. – Сейчас я немного освобожусь и подоспею к тебе!"

Сразу все бросить он не мог, находясь в гуще событий и отдавая многочисленные распоряжения. Все, на что он был способен в этот момент, так это руководить спасательными работами и параллельно существовать в зрительном пространстве Хуссу, краем сознания отслеживая все происходящее с ним.

Паук в полной темноте миновал длинный очень широкий коридор, по размерам не уступающий иной площади и оказался перед лестницей, ведущей вниз. Щетинистые лапы осторожно спустились по ступеням, покрытым толстым слоем какой-то слизи, и пустынник попал на другую платформу, напоминающую верхнюю.

Внезапно его взгляд уперся в какую-то кучу, белеющую в темноте. Несколько мгновений Найл, получая ментальный сигнал, изучал беспорядочное переплетение каких-то прямых и изогнутых линий, пытаясь понять их происхождение.

«Не понимаю… что это такое? Неужели какие-то корни?» – уточнил он.

Мгновенно пришедший ответ заставил его ощутимо вздрогнуть.

Паук приблизился еще немного и сурово отозвался:

«Кости! Человеческие ребра и позвонки!.. Они обглоданы, и почти на всех следы зубов!"

Вокруг мелькали огни, со всех сторон раздавались крики и лихорадочно кипели работы по спасению пострадавших. Сновали в разные стороны добровольцы с носилками, гремел зычный голос Симеона. Но Найл ничего не мог воспринимать, Глава Совета Свободных на несколько секунд точно оглох и ослеп…

После последнего сообщения он некоторое время не видел и не слышал ничего. Из глаз брызнули снопы искр, как будто ему хорошо треснули по затылку, но только с внутренней стороны головы.

Очнулся он и пришел в себя только после тревожного сигнала Хуссу.

«Такое ощущение, что на меня кто-то смотрит! – зазвенел его напуганный напряженный голос. Здесь появился кто-то живой!"

«Возвращайся!» – скомандовал Найл.

Ему и самому показалось, что он разглядел вдали какой-то двинувшийся ком плоти. Темное на темном, – даже самый зоркий паук не смог бы сказать с уверенностью, как это существо выглядит.

Пустынник ринулся обратно с такой невероятной скоростью, что перед глазами Найла все смазалось в одну сплошную фосфоресцирующую полосу.

Паукам не было присуще чувство боязни, они могли сражаться и с противником, намного превосходящим их по силе.

Единственное, что всегда приводило их в ужас – это неизвестность. Неизведанная опасность сжимала их тисками страха, вселяла чувство неуверенности и парализовала бойцовскую волю.

«Меня преследуют!» – раздался сигнал тревоги.

От ощущения собственного бессилия кровь Найла яростно вскипела, прилив к вискам. Он был способен помочь Хуссу во многих ситуациях, во время схватки мог подкрепить на расстоянии его волю и послать заряд дополнительных сил, в незнакомой ситуации мог сориентировать его. Но во время погони, когда Хуссу дрогнул и в полной темноте спасался бегством от неизвестного существа…

«Уходи скорей! Уходи! – только и смог послать Найл концентрированный пучок энергии. Беги, дружище, беги!"

Испытание нервов тянулось невыносимо долго, хотя на самом деле продолжалось всего несколько секунд.

Хуссу успел проворно взлететь по вертикальному подземному ходу и выскочить в разрушенный дом.

На поверхности, рядом с сотнями людей он чувствовал себя значительнее свободнее. Теперь он мог сражаться и никакой противник не мог бы его парализовать страхом.

Он ждал схватки, застыв над подземным ходом в боевой стойке, подрагивая от нетерпения, но из отверстия так никто и не появился. Тогда пустынник осторожно приблизился и глянул вниз.

По коже Найла даже побежал холодок, потому что из глубины черного вертикального колодца на Хуссу кто-то смотрел. Паука с невероятной ненавистью буравили отчетливо различимые во тьме красные светящиеся глаза…

Все последующие дни Найл прожил в невероятном напряжении, но все никак не успевал заняться таинственным подземным лабиринтом, который неожиданно обнаружил Хуссу.

Страшные секреты непонятных катакомб постоянно возникали на крае его сознания, но он физически не мог уделить этому время. Рабочий день правителя после землетрясения продолжался целыми сутками напролет. Он пытался как-то наладить жизнь уцелевших, бывал в больницах у пострадавших, организовывал похороны.

Фактически он ничего не ел в эти дни, подпитываясь только чистой энергией с помощью ментального рефлектора.

Медальон помогал координировать работу самых важных узлов человеческого организма, но, как и всякое сильнодействующее средство, приносил определенные страдания.

Найл мог поворачивать диск и направлять отражающую сторону к груди, чтобы уменьшить активность действия, но даже это не приносило покоя. В те редкие мгновения, когда он оставался в одиночестве, его сознание все равно не отключалось, невольно прислушиваясь к тому, что происходит в умах окружающих его людей и в головах гигантских восьмилапых.

В дни тяжелых испытаний телепатические способности Найла настолько обострялись, что он, уже помимо своей воли, ощущал внутренний ритм окружающей его жизни.

Ничто не проникало извне в его истерзанное сознание свободно, просто так. Он не мог себе позволить роскошь расслабиться и допускать сдержанность по отношению к приходящей со всех сторон разнообразной параинформации.

В какой-то степени он даже становился жертвой собственных способностей, потому что до болезненности обостренно чувствовал все, что творилось вокруг него. Переживания и отрицательные эмоции горожан обволакивали его плотной пеленой, давившей тяжело, как толща морской воды.

Бесконечные несчастья, обрушивавшиеся на головы честных горожан, и их страдания стискивали его сознание тяжелым раскаленным кольцом.

Единственным местом, где он по-прежнему мог побыть наедине с самим собой, оставалась только Белая башня. Только там он мог по-настоящему сосредоточиться и не следить за сознанием, чтобы случайно не впустить внутрь себя что-нибудь неприятное или даже враждебное.

Полупрозрачный гигантский столп, вздымающиеся над Паучьим городом среди огромного скопища потрескавшихся закопченных небоскребов, как и прежде постоянно притягивал его воображение. Особенно в те трудные мгновения, когда так настоятельно требовались важные советы.

Проникая внутрь Капсулы времени, сооруженной по проекту гениального ученого Торвальда Стиига, он почти каждый раз попадал в новую обстановку.

Улетая перед Великой Зимой на Новую Землю, люди оставили колоссальный памятник развития цивилизации. Созданный под руководством Торвальда Стиига гигантский компьютер, колоссальный кремниевый мозг, внешне напоминавший небоскреб, впитал в себя весь необъятный опыт прошлых поколений людей.

Все сведения по вычислительной технике, кибернетике, истории, философии, географии, как и несметное множество прочих познаний – все это переводилось в цифровую форму и закладывалось в электронный разум на протяжении нескольких лет, с 2168 по 2175 год.

В центральный процессор, в колоссальный улей с кибернетической памятью, закодированной в кремнии, ежесекундно поступали терабайты самых разных сведений: индексы экономики и кадры космической съемки Земли, подробные метеорологические сводки и графики сейсмической активности, как и многое, многое другое.

Вся разнообразнейшая информация о знаниях и произведениях искусства переводилась в цифры, потом вместе с другими данными особым образом запаковывалась, архивировалась, переплавляясь в новый компьютерный продукт.

Память Белой башни обладала достаточным запасом разных моделей, чтобы при встрече с Найлом постоянно извлекать из своих неисчерпаемых недр нечто новое.

В безбрежном виртуальном мире он попадал и на гималайские вершины, и на Южный полюс, в древние Сиракузы и в Нью-Йорк двадцать второго века…

Когда он вместе с пауком-пустынником переступил порог Белой башни впервые после ужасного землетрясения, как всегда, их встретил седовласый старец.

Виртуальный, персонифицированный образ Капсулы времени, аватар по имени Стииг, на этот раз воплотился в хозяина средневекового поместья и предстал в суровом образе властного правителя, встречающего своих гостей у врат крепостной ограды.

Его плечи украшал роскошный бархатный плащ с рукавами в виде колоколов, а на толстой драгоценной цепи, опоясывавшей талию, виднелся короткий меч с богато украшенной рукоятью, спрятанный с роскошно инкрустированные ножны.

Вечернее солнце бросало мягкий багровый свет на его лицо, изборожденное морщинами и золотило длинные седые волосы.

– Доброго вам вечера, дорогие друзья! – улыбнулся он приветливой, но до предела холодной улыбкой. На какой странице открыта Книга вашей жизни? На веселой или на скучной?

– Доброе и тебе вечера, почтенный Стииг! – печально отозвался Найл. – Хотя он не такой уж и славный для многих жителей нашего города, обитающих по другую сторону серебристых стен Белой башни. Так уж повелось, что в последнее время судьба не балует нас… Почему-то страницы нашей Книги жизни в последнее время щедро поливаются слезами! Почему так происходит?

Компьютерный наставник, словно не замечая удрученного состояния собеседника, снова улыбнулся и заметил, вскинув высоко седую голову:

– Нужно учиться читать Небесную книгу, наполненную не сочетаниями буква, а гармонией планет! Там все ключи к земным событиям… Рождаются новые поколения и погибают старые, играются свадьбы и звенят похоронные колокола… ничто не исчезает в вашем мире…

За долгие годы общения со Стиигом никак не удавалось привыкнуть к формуле «ваш мир».

Сколько Найл ни убеждал себя, что виртуальный старец никак не может считаться человеком, каждый раз его внешний облик выглядел настолько правдоподобно, что Найл забывал о его искусственности.

– Ничто не исчезает в вашем мире бесследно, и нужно только уметь раскрывать страницы, на бесконечном пространстве которых запечатлен образ времени! – назидательно изрек наставник.

Самым благоразумным Найл счел почтительно смолчать, чтобы не вдохновить собеседника каким-нибудь вопросом на эту тему.

Цифровой образ времени, созданный великим Торвальдом Стиигом в середине двадцать второго века, был настоящим коньком старца. В тех случаях, когда Найл имел неосторожность выказать свою заинтересованность в этом вопросе, на него обрушивались ливни, потоки информации о тех успехах, которых удалось добиться компьютерщикам-программистам прошлого тысячелетия.

Поэтому пришлось только вежливо склонить голову и дать старцу время для поиска новой темы для беседы. После традиционных приветствий они в вежливом молчании неторопливо прошли между стройными стволами выстроившихся в несколько рядов мощных дубов, образующих внушительную колоннаду, и взгляду Найла открылось роскошное зрелище.

На высоком холме, в медных лучах заката виднелся мрачный живописный замок с остроконечными башенками.

Средневековый дворец, словно заимствованный из красивых легенд о рыцарях и драконах, возвышался прочно и непоколебимо, как стоящий у мола парусный военный корабль, ощерившийся длинными стволами боевых морских пушек.

Каждый раз Найл, восхищаясь компьютерными шедеврами, в глубине души даже немного сожалел, что Хуссу совершенно недоступна подобная красота. Несмотря на то, что паук изо всех сил лупился на виртуальные образы, впиваясь в них всей восьмеркой своих уникальных глаз, давно уже было проверено, что в его сознание эти образы так никогда и не поступают.

Вместо красивой иллюзорной картины выпуклые паучьи бусины всегда фиксировали только безостановочное мерцание линий и плавное пульсирование световых точек, складывавшихся в человеческом сознании в яркие пейзажи.

Мозг паука фиксировал компьютерные образы только в первичном виде, в виде бесформенной информации, не соединяя их воображением в нечто смысловое.

Они прошли в замок, и Найл не сомневался, что паук движется в удивительно скучном пространстве, среди иллюминирующих линий и сочленений рядов вибрирующих цифр. Хотя и сами цифры сознание пустынника, конечно же, воспринимало лишь как бесформенные узоры.

Электронные сигналы, излучаемые импульсными устройствами гигантского компьютера, обладали такой особенностью, что затрагивали только секторы сознания, присущие только людям и действующим на их воображение. Но подобные мозговые центры начисто отсутствовавшие у других существ, даже наделенных специфическим разумом.

На противоположной стороне просторного зала темнело жерло огромного полукруглого камина с порталом, отделанным черным мрамором.

Полыхающий камин обливал отблеском уютного, пусть и поддельного пламени, бросавшего отблески на смуглое, иссеченное морщинами лицо Стиига, окаймленное длинными белоснежными волосами. Безупречно зачесанные назад, они открывали высокий лоб мудреца, и ниспадали бархатный плащ роскошной непокорной гривой.

Стоило только им переступить порог и приблизиться к очагу, как за спинами возникли деревянные резные кресла с высокими прямыми спинками, украшенными с обеих сторон миниатюрными остроконечными башенками, точь-в-точь повторяющие те, что на замке.

Хозяин Белой башни даже не обернулся, а величественно опустился на сидение, положив тонкие белые руки на подлокотники.

Не глядя, сел и Найл. Он по опыту знал, что если бы даже виртуальное кресло стояло немного в стороне, оно бы моментально подстроилось и придвинулось бы к нему. Так что можно было не опасаться падения, если, конечно, только Стииг не собирался бы пошутить.

Но в этот вечер старец был настроен на серьезный лад, о чем говорил весь его внешний облик, выражавший образ «строгости»: крупные проницательные глаза, деловито поджатые губы, волевой подбородок.

– Я хотел бы узнать о подземных ходах, расположенных под Городом. Ты можешь мне рассказать что-нибудь? – попросил Найл, разглядывая искусственное пламя и поднимая хрустальный бокал, наполненный золотистым вином, с серебряного подноса, Ему не терпелось проникнуть в разгадку многих тайн. Однако по собственному опыту он знал, что лучше прежде изучить обстановку.

Судя по всему, лабиринт, в который случайно проник Хуссу, существовал с древних времен. Скорее всего, он был сооружен еще в двадцать втором веке, а значит, должен был учитываться в памяти Белой башни.

– Скорее всего, ты имеешь в виду метрополитен, – хмыкнул старец, услышав примерное описание того, что смогло различить в полной темноте зрение пустынника. Обыкновенный метрополитен, достопримечательность любого развитого мегаполиса прошлых веков…

– Что это? Ты мне никогда не объяснял!

– Зачем говорить о том, что уже безнадежно отмерло? – равнодушно пожал плечами Стииг, с театральной эффектностью поднося к губам свой кубок с вином. В далеком прошлом, тысячу лет назад, каждый городской ребенок знал о таком виде общественного транспорта, хотя порядочные люди предпочитали не соваться под землю.

– Почему?

– Потому, что для любого человека всегда было противоестественно перемещать свое тело вдоль по душной каменной кишке. Уважающие себя господа, страдающие клаустрофобией, в прошлом передвигались по улицам между небоскребами на роскошных воздушных катамаранах, из окон которых открывался великолепный вид сверху на город. В крайнем случае они пользовались скоростными геликоптерами или наземными лимузинами. Но подземка… нет, это был удел убогой нищеты, недостойный приличных граждан.

Изумлению Найла не было предела. Значит, под нашим городом до сих пор пролегает такая линия?

– Мой друг, под городом расположена целая сеть, огромная система подземных линий, не уступающая по сложности органам кровообращения в твоем организме! – усмехнулся старец. Если бы ты захотел пройти пешком по всем подземным дорогам, тебе не хватило бы и целой недели для этого, причем даже если бы ты шагал без остановки днем и ночью! Кроме всего прочего, многочисленные линии опутаны системами вентиляционных ходов, канализации, служебных эксплуатационных шахт… Там пролегают специальные штольни для оптико-волоконной связи… Словом, под улицами и площадями расположен еще один огромный город, ничуть не уступающий по сложности видимому, верхнему…

– Я об этом ничего не знал! Ты не рассказывал! – с детской обидой протянул Найл.

– Но ты и не спрашивал, – резонно возразил старец. Невозможно открыть тебе все тайны сразу!

– Можешь показать мне план?

– Конечно… – кивнул Стииг. – Смотри! Он энергично махнул бокалом в сторону стены, выплескивая почти все содержимое. Брызги белого вина моментально превратились в капли жидкого серебра, быстро заструившиеся по черным плитам, словно шарики ртути. На стене через мгновение ковриком расстелился компьютерный монитор.

Рядом с резными креслами возник экран, большой и тонкий, наподобие листа обыкновенной бумаги.

Все его пространство, строго сориентированное по частям света, занимала блеклая карта города, напоминающая по форме сплющенный круг.

Найл прекрасно знал эту карту, пересекавшуюся толстой линией главного проспекта, тянущегося с севера на юг, и разделенную на две части голубой линией реки.

Поверх контурно намеченного плана города жирно змеились линии бывшей подземки.

– Каждая ветка древнего метрополитена на плане выделена своим, особым цветом. Видишь, это Южная, это Речная, это Центральная, это Восточная…

– Что это за объемные кружки?

– Они обозначают некогда существовавшие станции… там расположены старые платформы и ступени переходов между соседними станциями; Стииг обратил его внимание на продолговатые цилиндры, обозначенные на карте в конце разных линий.

– Это депо… отстойники для поездов. Не исключаю, что они до сих пор могут пребывать в рабочем состоянии. В двадцать втором веке создавались весьма надежные источники энергии. Пользовались ведь вы лазерными разрядниками?

– Конечно!– «Жнецы» пролежали в арсенале больше тысячи лет. Вполне возможно, что ты сможешь возродить и метрополитен. Если, конечно, возникнет такое желание!

– Сначала нужно разобраться с его жестокими обитателями… Как ты считаешь, что же за сила обитает там, под землей? – тяжело вздохнул Найл. – Хуссу обнаружил там целую груду человеческих скелетов… Интуиция мне подсказывает, что там могут оказаться останки тех горожан, которые бесследно пропадали на протяжении многих месяцев…

Несколько минут старец сидел недвижно и даже глаза его, обычно живые и проницательные, словно остекленели, остановились на время.

По собственному опыту Найл знал, что в эти мгновения бесполезно что-либо делать. Компьютер размышлял и перебирал имевшуюся огромную базу данных в поисках единственно верного ответа.

– Можно было бы привести массу вариантов, – наконец вернулся Стииг к беседе. Там будут и самые невероятные. Только я склоняюсь к простому ответу: крысы!

– Не может быть! – не поверил Найл своим ушам. Ты, действительно, уверен в такой гипотезе?

– Абсолютно!

Насколько помнил Найл, крысы все время жили в городе, даже в самые черные времена рабства, и часто становились жертвами смертоносцев. Огромные пауки любили охотиться на хвостатых грызунов, даже несмотря на их малые размеры.

Свежее крысиное мясо всегда считалось у них особенно ароматным и было настоящим деликатесом для восьмилапых.

– Но это невозможно… – не хотел сдаваться он. Эти зверьки очень маленькие, тщедушные… Как они могли похищать горожан? Как они могли нападать на самок смертоносцев?

Седовласый Стииг не разделял его скептицизма. Наоборот, он уважительно кивнул головой:

– Все может быть! Я уже тебе рассказывал, что по некоторым научным выкладкам самым древним млекопитающим предком человека была… обыкновенная крыса?

– Да, конечно, – согласился Найл. – Но это было так давно, что казалось мне почти что легендарным!

– Тем не менее, ты должен каждый день по утрам говорить себе и, особенно, своим подчиненным, что вашим далеким предком была небольшая тварь с гибким позвоночником и длинным хвостом! – торжествующе заявил Стииг и вперил взгляд в кресло Найла, словно вычисляя, не покажется ли сейчас из туники Главы Совета Свободных острый кончик пушистого хвоста. Чтобы вас не заносила гордыня, нужно все время напоминать себе о таком факте! Насторожившийся Хуссу приподнялся, точно почувствовав что-то тревожное.

Паук не воспринимал виртуальный образ Стиига, как и не мог улавливать его речь. Однако по взбудораженным импульсам, полетевшими кольцами от напряженного сознания своего хозяина, он сразу уловил нечто неладное.

– Около десяти миллионов лет назад большой палец у этих животных разработал подвижность и это стало залогом их успеха, – продолжил наставник. Хотя, скорее всего, дело было не только даже в этом самом знаменитом пальце. В сознании крыс появилось нечто мощное, позволившее им сопротивляться в самой жестокой борьбе, и это главное!

– Ты думаешь, у них, действительно, было так развито сознание, что это помогло им выстоять?

– Сотни других видов живых существ казались созданными более совершенно, но оказались менее приспособлены к борьбе за выживание, сотни, тысячи других, совершенных видов вымерли! Крысы, ничтожные млекопитающие, вроде бы обречены были на небытие! Казалось, что эволюция уготовила им роль исчезающего вида… Только рассудок их упорно не сдавался, сознание их цеплялся за существование на планете и поэтому они захватывали все новые и новые ареалы обитания… Крысы разбежались по всему миру! Немного можно назвать подобных случаев!

– Хорошо, они и в самом деле распространились повсюду. Судя по книгам, их можно было встретить абсолютно везде. Но почему же лично я обязан каждое утро бросать в лицо своим подчиненным фразы про длинный хвост и большой палец? Какая тут связь?! – взмолился Найл.

– Связь прямая… Одна группа крыс, постепенно поднявшись на деревья, превратилась в обезьян. Ты же не будешь спорить, что обезьяна уже отдаленно напоминает человека. Другая сохранила свой прежний облик, но сумела выжить, все время приспосабливаясь к меняющимся условиям… эта группа могла со временем даже мутировать, видоизмениться… Вспомни, что произошло с пауками-смертоносцами!

Искусственный разум почти никогда не ошибался…

– Представь себе только, что одна многочисленная стая после мутации могла уйти давным-давно под землю! Стая нашла себе пристанище в душных коридорах древней подземки и о ней даже не подозревали смертоносцы… эти твари и превратились в настоящих хищников, терроризирующих твой Город.

– Разве может живой организм так кардинально измениться? – недоверчиво спросил Найл.

Вместо ответа компьютерный старец язвительно улыбнулся и неожиданно предложил: – Попробуй умножить четыре целых шесть десятых на десять в девятой степени… Попробуй, раскинь мозгами!

– Что же… сейчас попробуем… – с готовностью откликнулся Найл, делая вид, что судорожно пытается выиграть время, пытаясь найти ответ на этот незамысловатый вопрос, требующий элементарной операции с девятью нулями. Как ты понимаешь, это просто… ничего особенно трансцендентного тут нет… в свое время мне приходилось решать задачки более заковыристые…

– Знаю, знаю… – с проницательной усмешкой отозвался Стигмастер. – Все-таки ты уже должен был расколоть эту проблему…

В некоторые мгновения, в моменты озарения Найл чувствовал в себе исключительные, невероятные, даже чудовищные способности к математике, которые, впрочем, иногда тускнели и вовсе пропадали под напором ежедневных житейских проблем. Но сейчас не нужно было прилагать особых умственных усилий, поэтому он с важным видом ответил:

– Четыре миллиарда шестьсот миллионов. Что же это за число?

– Четыре миллиарда шестьсот миллионов лет! – Стигмастер назидательно поднял вверх узкий палец. Приблизительно четыре миллиарда шестьсот миллионов лет понадобилось солнечной системе для того, чтобы она начала приобретать современный вид… Представляешь, какой пришлось путь, и это была дорога сплошных изменений. Как ни странно, но основная проблема биологической истории Земли состоит в том, что ее практически невозможно изучить! Не осталось никаких очевидных следов потому, что с тех пор, со дня Творения земля преобразовывалась несчетное количество раз. Камни, вода, воздух… даже их происхождение нельзя больше проследить, не говоря уже о живых организмах! На Земле давно уже не существует существ, сохранивших свою первоначальную форму…

– Хочешь сказать, что крысы прыгнули на другую ступень развития до такой степени, что стали нападать на горожан?

– Во времена рабства эти свирепые твари могли пристраститься к человеческому мясу. Кто тогда следил за исчезновением жителей?

– Никто, – печально согласился Найл. – Все равно грех падал на смертоносцев!

– Крысы и после Договора так смогли организовывать свои вылазки, что никто не мог объяснить таинственные исчезновения целых семей. Несчастные пропадали под землей, и только их кости потом, после дождей, через отводы канализации попадали на берега реки…

– Если ты прав, то зачем же они губили паучьих самок? – не хотел сдаваться Найл. Для чего похищали яйца?

Стииг снова задумался. Да так, что даже языки пламени в камине замерли на это время. Последовала долгая пауза с видом на роскошную дубовую рощу, вздымающуюся к компьютерным небесам.

– На смертоносцев крысы могли нападать по двум причинам, – торжествующе возобновил беседу старец. Во-первых, из чувства мести, они могли терзать и мучить их лишь для собственного удовлетворения. Память таких кровожадных тварей хранит все… Долгие годы они служили пищей гигантским паукам и, почувствовав силу, не собирались уже прощать ничего.

– А во-вторых…

– И после этого, похоже, что вас с пауками собирались стравить. Завязалась бы война, во время которой никто бы не смотрел на количество трупов. Вы со смертоносцами винили бы друг друга во всех прегрешениях и уничтожали бы… Как знать если бы через несколько лет крысиное племя захватили бы полностью власть в городе, то человечеству пришлось бы подчиниться им так же, как в свое время люди признали свое поражение в схватке со смертоносцами…

В этот момент Найл невольно похолодел, и его даже передернуло от отвращения. Перед внутренним взором возникли таинственные красные глаза, с ненавистью сверлившие пустынника Хуссу из жерла колодца, ведущего в подземные лабиринты.

Судя по всему, та тварь была размером с крупную собаку…

На следующий день после этого долгого разговора со Стиигом он стал решительно действовать. Первым делом Найл приказал своим помощникам проверить еще раз все дома, из которых пропали за последние месяцы горожане.

Хибары, в которых все произошло, в основном, так и пустовали с тех пор. Несмотря на определенные трудности, ощущавшиеся в Городе с жильем, никто не хотел поселяться там после чудовищных злодеяний, заставивших всех в округе содрогнуться.

Вид залитых кровью стен отпугивал каждого, кто только переступал порог, и десятки скорбных домов стояли нежилыми, угрюмо взирая на свет подслеповатыми неосвещенными окнами.

На проверку по приказу Найла поехало пять человек под предводительством мудрого Симеона.

Вооруженные клинками Гастурт и Марбус выполняли роль охранников и должны были оберегать экспедицию от всех опасных неожиданностей, а седовласый ученый в компании своих дотошных племянников, долгие годы работавших у него ассистентами, должен был провести тщательное расследование.

На крупной карте Города, покоившейся в заплечном планшете Симеона, окраинные кварталы пестрили жирными значками. Зловещими красными крестами было обозначено каждое место, где произошло таинственное преступление.

Жилище Флода, едва державшееся после землетрясения на самом краю обрыва, в конце концов рухнуло в пропасть, и начинать осмотр было решено с лачуги того самого Шиллиха, что пропал со всеми своими домочадцами еще глухой зимой, в самый разгар жестоких морозов, когда все честные горожане находились в панике, ведь их властитель, Глава Совета Свободных, внезапно оказался в заложниках в черном дворце Смертоносца-Повелителя.

К невзрачному дому, расположенному на северной окраине, они добрались в тот момент, когда вокруг вовсю назревала страшной силы гроза.

Яростный ветер взламывал свинцовую гладь влажного небосвода, и черные тучи угрюмо ползли с разных сторон, сшибаясь и нагромождая над головами какие-то мрачные воздушные скалы.

Все члены небольшого отряда чувствовали себя неуютно, поднимая глаза и обнаруживая зловещие утесы, состоящие из тяжелых грозовых клубов.

Когда они находились уже у самого порога жилища несчастного Шиллиха, раздался оглушительный удар грома. Почти у всех промелькнула пугливая мысль, что такой невероятный грохот мог бы легко разнес голову каждого вдребезги.

Хлынул ливень, но все они уже успели заскочить внутрь, под убогое укрытие ветхой крыши. Весь дом внутри был наполнен неумолчным грохотом пересыпающейся по крыше грозовой дроби, прорезаемым каждые несколько секунд очередными оглушительными раскатами грома.

От спертого воздуха и запаха затхлости, ударившего в нос, в первое же мгновение у всех перехватило дыхание. Воняло мусором, пылью, отбросами и чем-то еще, чем-то непривычным и зловещим…

Мясистые ноздри Симеона широко раздувались. Несмотря на отвращение, он заставлял себя глубоко вдыхать воздух и анализировать.

Как исследователь, он должен был сразу понять природу этого странного запаха, но, к своему неудовольствию, сразу не мог этого сделать.

– Зажгите фонари! – приказал он Гастурту и Марбусу. – И держите их все время за моей спиной!

Фонари вспыхнули и два желтых пятна света упали на грязные стены, хотя тут же потонули в ослепительных потоках. С обеих сторон комнаты, в низеньких закопченных окнах полыхнули фиолетовые зигзаги молний, врезавшиеся друг в друга тяжелыми копьями и разлетевшиеся в разные стороны бесчисленными ослепительными и аляповатыми брызгами.

В этих сполохах, поглотивших непритязательный свет фонарей и ярко освещающих все закоулки мрачной хибары Шиллиха, перед взглядами Симеона и его подручных снова предстала картина давнего преступления.

Взгляду открылся невероятный беспорядок, царивший во всей двух комнатах скромного жилища. Возникало такое ощущение, что кто-то задался целью вытащить наружу весь скарб хранившийся в ларях и разорвать на клочки каждую вещь.

Здесь никто не убирал тех пор и немыслимый хаос заполнял каждый дюйм пространства.

Фелим и Бойд, племянники-ассистенты, захватили с собой листы чистой бумаги и острые грифели, чтобы зарисовать всю обстановку. Но, увидев чудовищный разгром, они даже немного оторопели в первый мгновения, внимательно ощупывая все вокруг пытливыми взглядами и не зная, за что браться прежде всего.

– Сначала осмотрим следы и попробуем понять, что произошло, – сказал бородатый доктор. Может, наши глаза заметят что-нибудь важное… Давайте, умники, действуйте! Что вы замерли на месте?

– Прошло почти три месяца! Нужно было делать это сразу, как только люди пропали, – укоризненно заметил Фелим, всегда отличавшийся язвительностью. Почему вы, магистр, сразу не сделали этого? Поручили бы это нам с Бойдом, мы бы сразу все обнаружили.

Из-под седых бровей Симеона грозно сверкнули властные глаза.

Несмотря на то, что его племянников уже трудно было назвать мальчишками, – обоим им перевалило далеко за тридцать, для пожилого доктора они все еще оставались желторотыми учениками.

– Послушай, ты, лягушачий палач, где ты был во время морозов, когда все произошло? Где ты пропадал? Прижимал свою задницу к горячей кастрюле на дворцовой кухне? – с негодованием воскликнул врач. Если ты после землетрясения в полной темноте сумел замотать несколько легких ран тряпками из паучьего шелка, это еще ничего не значит… Захлопни свой клюв, ехидный цыпленок, и молча выполняй команды старших!

Зимой каждый из горожан был уверен, что исчезновения людей связаны только со смертоносцами.

Никому и в голову не приходило, что кто-то другой мог проливать кровь честных жителей. Сейчас в глубине души Симеон не мог простить себе этого, безумно корил себя за невнимательность и поэтому так обрушился на племянника, невольно угодившего своей едкой репликой в самое больное место.

Почувствовав, что на эту тему лучше не распространяться, пристыженный Фелим взялся за дело, отдалившись на самый край, подальше от своего грозного дяди.

– Старина, давай каждый из нас возьмет для работы по углу комнаты. Каждый будет внимательно там все изучать, дюйм за дюймом, шаг за шагом, и никто никому не станет мешать. Согласен? – предложил он Бойду. – Потом осмотрим еще раз и расскажем все нашему грозному повелителю. Согласен?

– Давай! Так будет лучше, наверное, – согласился его старший брат. Фиксируй все необычные следы на бумаге, а если что будет неясно, так зови меня на помощь, лягушачий палач…

– Справлюсь и без твоей помощи, предводитель дождевых червей, – огрызнулся напоследок Фелим и после этого молча принялся за дело.

Довольно долго в душном доме царила полная тишина. Симеон со своими племянниками осматривал жилище, не поднимая головы и ощупывая пристальными взглядами каждый клочок замусоренного пространства.

Гастурт и Марбус сначала прилежно светили фонарями, но потом гром стих, и яростная гроза закончилась. Рассеялись черные тучи, из-за горизонта выглянул ослепительный золотой диск, и угрюмая тьма стремительно сменилась ярким светом, заполнившим всю лачугу.

Фонари оказались совершенно не нужны. Симеон приказал молодым охранникам, заскучавшим без дела, отойти в сторону, чтобы они не путались под ногами.

– Только сейчас не ходить через комнаты! Не бродить тут! – недовольно рявкнул он, в задумчивости покусывая густые седые пряди своей необъятной бороды. Затопчете своими медвежьими лапами последние следы, которые все еще остались, знаю я вас… Шагайте в другую сторону! Когда понадобитесь, я крикну…

Парни отошли в самый дальний угол дома, в небольшое помещение, напоминавшее, скорей, глухой темный чулан без окон.

Здесь пахло ужасно, неприятный запах раздражал дыхание еще сильнее, чем в комнатах.

Однако Джелло, начальник дворцовой охраны, так вымуштровал своих воспитанников, что им даже в голову не приходило роптать на судьбу и попросить у Симеона разрешения перебраться в другое место.

– Откуда же так воняет… – едва слышно пробурчал Марбус, зажимая пальцами нос. Душегубка какая-то… дерьмо паучье там валяется кучами, не иначе… Гастурт наклонился и присел на корточки, что-то рассматривая.

– Похоже, что разит снизу… – сдавленно просипел он, едва сдерживая тошноту, мутным комом подвалившую из живота к горлу. Видишь, какие щели широкие между досок? Оттуда и несет…

Он двинул плахи, прикрывавшие все пространство пола, и обнаружил, что они совершенно не закреплены.

– Доски лежат свободно, они даже не прибиты… Что там такое? Погреб?

– Сейчас узнаем…

– Эй, приятель… ты что собрался делать? – удивленно протянул Марбус. – Зачем ты отодвигаешь рейки?

– Мы только посмотрим и все… – прошептал Гастурт. – Зато представь, вдруг мы что-то обнаружим? Нас похвалит мастер Джелло… от этого седобородого доктора никогда слова доброго не дождешься…

Под толстыми покривившимися досками, покрытыми зеленоватым налетом плесени, открылся темный прямоугольник пустоты.

Неприятный запах, преследовавший людей еще в комнатах, резко усилился, однако молодых охранников уже ничто не могло остановить.

– Я хочу посмотреть, что там, внизу… – едва слышно, но решительно заявил Гастурт.

– Запали-ка, дружище, фонарь… тот, что поярче…

– Не стоит… нужно позвать доктора! Все-таки, он старший в нашем отряде…

– Перестань! Как нас учил мастер Джелло? Ничего не бойся, воин, и смело действуй по обстоятельствам!

Охранник уже наполовину забрался в зловонный провал и готов был проскользнуть дальше, когда друг протянул ему горящий светильник.

Детство Гастурта прошло в Городе, и он вырос в те годы, когда кругом все время гибли люди. Везде висели жгуты паучих ловушек, на башнях торчали черные смертоносцы, на всех важнейших дорогах проходы караулили бурые бойцовые пауки, отличавшиеся своей жестокостью. Каждый из них мог безболезненно прибить горожанина в любой момент и тут же сожрать.

Вокруг мальчишки, на всех его окружающих все время падала тень смерти, но он постоянно учил себя преодолевать постыдную слабость страха.

Это качество сохранилось у него и потом, в юности, поэтому он без всяких колебаний выбрал путь бойца, став охранником не кого-нибудь, а самого важного человека в Городе, Главы Совета Свободных.

Не станет же личный телохранитель Властителя бояться какого-то подземного хода!

Но не успел Гастурт решительно продвинуться и на пару метров вперед по колодцу, как нога его сорвалась, фонарь внезапно потух и он всем телом рухнул куда-то вниз. Летел он в полной темноте так долго, что даже стал задыхаться от напряжения.

Будь внизу острые углы или камни, он, конечно, в один момент переломал бы все кости и не смог сдвинуться с места. Но ему в этот день повезло.

Несколько раз цепляясь подолом походной туники за что-то мягкое, он повалился в рыхлую почву и приземлился достаточно успешно. Все обошлось нормально, только болезненно, с глухим стуком, он в самом низу врезался лбом в свой же собственный фонарь, по-прежнему крепко зажатый в руке.

Дно подземного хода не застало его врасплох. Гастурт даже ухитрился сразу развернуться и встать на четвереньки, чтобы отразить возможную атаку. Он поднялся на ноги и в полумраке ощупал руки и ноги.

Сверху, из бледного расплывчатого пятна света, брезжущего над головой, слабо раздался тревожный голос его напарника:

– Ты жив, приятель?

– Хвала небесам! Кажется, я уцелел, – бросил он вверх, потирая ушибленный лоб и слегка морщась от боли. Только я думал, что у меня в брюхе что-то оборвалось, когда я брякнулся сверху…

Тяжелый запах, неприятно поразивший их еще наверху, в доме Флода, в подземном ходе только усилился и стал совершенно невыносимым.

– Поднимайся скорее! – донесся снаружи голос Марбуса. – Сейчас я позову доктора Симеона!

– Подожди! Не делай этого пока! – прикрикнул на него Гастурт. – Если уж я загремел сюда, нужно хорошенько все осмотреть!

– Ты что! С ума сошел? Я пошел к врачу и все ему доложу!

– Делай, что хочешь!

Гастурт уже вошел во вкус исследователя и рвался к полной самостоятельности, поэтому совсем не хотел торопиться.

Рукоять острого клинка придавала уверенности, а желтый луч зажженного газового фонаря позволил оценить окружающую обстановку.

На этот раз охранник оказался на дне небольшого покатого земляного туннеля, поэтому ему и пришлось пережить несколько неприятных мгновений, кубарем слетая по наклонной плоскости.

Продвинувшись вперед, он, к своему изумлению, обнаружил под ногами широкие ступени, ведущие еще глубже.

Каменная лестница, покрытая толстым слоем какого-то мягкого, влажного налета, устремлялась вглубь и вела в какую-то необычную залу с гладкими полукруглыми сводами. Просторное продолговатое помещение тянулось не меньше, чем на пару сотен шагов и дальний край его терялся где-то в беспросветном мраке. Гастурт проник сюда через узкий земляной проем, напоминающий, скорей, по размерам обыкновенное окно, и в первый момент был так ошеломлен увиденным, что не мог даже сообразить, куда он попал. О разветвленной сети древней подземки, простиравшейся под городскими кварталами, Найл еще не успел рассказать своим подчиненным, так что охранник ломал голову, пытаясь осмыслить увиденное.

Стены, сложенные из полированного камня, так хорошо отражали лучи его фонаря, что казалось поверхности сами излучали неясный мерцающий свет.

Его глаза, привыкшие к темноте, в этом странном зеркальном освещении могли даже различать небольшие детали обстановки. Впереди темнели какие-то колонны, металлические поручни, ограждения…

– Что же это? – едва слышно спросил Гастурт сам себя, утирая лицо рукавом походной туники. Куда я попал, прах меня побери…

Еще совсем недавно, несколько минут назад, он находился рядом со своими спутниками в хорошо знакомой обстановке. И вдруг…

До конца он так и не мог поверить, что все происходит с ним не во сне!

Он часто и прерывисто дышал, потому что воздуха все время не хватало.

Атмосфера здесь была очень влажной, спертой, до предела насыщенной испарениями, от которых заметно кружилась голова, так что охранник прижимал к носу ворот своей туники, чтобы хоть как-то облегчить дыхание.

Предназначение подземного помещения оставалось для него загадкой. В центре протягивалась длинная плита, по обе стороны от которой темнели широкие желоба. Он подошел еще ближе и увидел, что длинная платформа в конце упирается в достаточно низкий проем с полукруглыми сводами.

Внезапно до его настороженного слуха именно оттуда донеслись какие-то странные звуки. Он остановился, как вкопанный, и прислушался еще раз, развернув ухо по-собачьему.

Сомнений не оставалось. С дальней стороны зала снова послышались эти же загадочные звуки.

Судорожно сглотнув, Гастурт переложил фонарь в левую руку и крепко сжал рукоятку своего верного клинка.

В этот момент больше всего на свете он мечтал бы ощутить обеими ладонями холод увесистого ложа лазерного разрядника. Но все «жнецы», по условиям нового соглашения, снова были упрятаны в каземат, а свой пневматический гарпун Джелло никогда не снимал с плеча.

Вот и пришлось обоим охранникам отправиться вместе с Симеоном, имея на вооружении лишь короткие, но правда очень острые молибденовые мечи. Шорохи снова повторились…

На этот раз до его слуха доносилось не завывание подземного сквозняка, а зловещее шипение, могильным холодом страха обволакивавшее судорожно бьющееся сердце. Он услышал неведомую, нечленораздельную речь каких-то существ, напоминавшую яростный писк или даже скрежет металла по гладкому стеклу.

Бежать он был не в состоянии, так как чувствовал, что подошвы словно намертво приросли к полированным плитам платформы…

Гастурт встряхнул головой и заставил себя бросить взгляд по направлению к проему. Он даже среди всех молодых охранников отличался на редкость острым зрением, так что через мгновение сердце его наполнилось ледяной дрожью, и перед глазами пошли темные круги…

Из тьмы лабиринта прямо на него медленно наступали зловещие морды.

Невероятные тени выползали из мрака. Они постепенно формировались, приобретая четкие очертания живых существ, и явно нацеливались на Гастурта.

Таинственные создания двигались вперед, уже стали видны их продолговатые головы, сидящие на плотно сбитых, массивных туловищах… В свете газового фонаря поблескивала гладкая темно-серая шерсть, покрывающая мускулистые тела… и усы, жесткие антенны усов, воинственно торчавших на яйцевидных головах!

Одним словом, если бы он не был уверен, что не спит, он бы сказал, что это крысы. Только перед ним были создания, в десятки раз превосходящие по размерам обыкновенных подвальных грызунов-вредителей!

Подземные твари не только пристально смотрели на него, но и что-то словно говорили, явно объясняясь между собой на своем особом наречии.

Из пастей вырывались шелестящие, скрипучие звуки, от звучания которых парня каждый раз словно окатывало холодным, влажным ужасом. Голоса тварей напоминали то писк, то шипение речных волн, накатывающих во время волнения белыми бурунами на прибрежную гальку.

Гастурт чувствовал, что дело не только в его примитивном страхе. Все-таки, он не был ученым белоручкой, просиживавшим целые дни за пыльными книгами. Старый Джелло немало потрудился над его мужским воспитанием, безжалостно выбивая любые проявления страха.

Охранник проходил и ментальную подготовку, причем у самого опытного человека, у Главы Совета Свободных. Властитель Найл учил всех своих стражников, как в случае опасности преодолевать воздействие враждебной воли пауков-смертоносцев, и Гастурт владел приемами телепатической защиты. В какой-то момент он понял, что гигантские крысы хотят не просто напасть на него. Твари не подходили слишком быстро, держались в стороне и рассчитывали полностью парализовать волю пришельца, оказывая мощное коллективное воздействие на его психику.

Телепатический гнет все усиливался. Близко посаженные красные треугольные глаза пронзали Гастурта такой чудовищной ненавистью, что от их приближающегося взглядов он почти терял над собой контроль.

Казалось, что каменный пол под ногами уходит куда-то в сторону, как вершина катящегося шара.

Голову словно сдавливал безумно тесный металлический обруч, от которого невозможно было избавиться. Тиски не ослабевали, а только усиливались. Судорога пошла по всему телу…

Остатка сил хватило только на то, чтобы отчаянно вскрикнуть:

– Помогите! Помогите…

Он не знал, кто может услышать его слабый голос, глухо прозвучавший в безбрежных туннелях и тут же погасший во тьме. Ужасные фигуры надвигались на него и крик вырвался от безнадежного отчаяния.

Но, параллельно с этим, его мечущийся мозг послал отчаянный сигнал тревоги, и в это же время он вдруг явственно ощутил телепатический отклик.

«Держись, трусливая обезьяна! – прогремел вдруг в сознании Гастурта раскатистый голос неустрашимого Джелло. – Заткни им пасти! Забей пасть каждой из этих помойных тварей!"

Слова прозвучали так явственно, точно начальник охраны стоял за спиной всего в нескольких метрах. Молодой человек тут же воспрял, тряхнул головой, словно сбрасывая со лба тугое давящее кольцо, и легко, пружинисто отпрыгнул в сторону.

Невыносимое зловоние, пропитавшее все даже наверху, в доме Шиллиха, без всяких сомнений исходило именно от этих гладких тварей, но это уже не могло остановить Гастурта. Его молибденовый клинок воинственно описал сверкающий круг, с едва уловимым свистом рассекая застойный воздух подземелья, и из горла охранника вырвались бравые ругательства:

– Ну, что, смердящие твари! Сейчас я укорочу вас, сделаю каждую поменьше ровно на голову!

Он поставил на пол фонарь и застыл в боевой стойке, чуть подпружинив ноги, сутулясь и мягко выставив вперед руки.

Крысы на мгновение замерли и опешили. Они даже словно переглянулись между собой и оживленно запищали, словно спрашивая друг у друга совета.

Было видно, что поведение пришельца поставило их в тупик. Никто еще из их жертв не принимал ужасного вызова с таким бесстрашием.

И немудрено, – промелькнуло в сознании Гастурта, ведь они привыкли нападать на мирных, сонных, безоружных горожан, и еще ни разу кровожадным тварям не доводилось встречаться с настоящим воином.

Гигантские крысы уже были абсолютно уверены, что все живущие наверху, и люди, и черные смертоносцы, не смогут оказать им достойного сопротивления и убедили себя в полном господстве. Утаскивая в подземные норы женщин и детей, стариков и старух, самок смертоносцев и паучьи яйца, это зловонное племя решило, что их сознание не может противостоять злобным мощным импульсам крыс.

Воспрявший Гастурт дрожал от предчувствия близкой схватки. Он уже полностью овладел собой, сумел закрыть все важнейшие секторы своего сознания, и ни один хлесткий телепатический импульс не проникал внутрь его психической сущности.

Тогда крысы, убедившись в бесплодности ментальных атак, ринулись в бой.

В свете газового фонаря высоко взметнулся голый блестящий хвост, напоминающий огромную упитанную змею.

Одна из тварей, самая злобная, ринулась вперед других.

С легким шуршанием она бросила мускулистое тело в атаку, не сомневаясь в легкой победе. Через мгновение своды подземелья огласил дикий судорожный визг, – молибденовый клинок, повинуясь движению ловкой руки Гастурта, коротко взлетел влево и обрушился на яйцевидную морду, рассекая ее поперечным резаным ударом.

Меч с тупым коротким чавкающим звуком пролетел по переносице, и ослепшая на один глаз крыса отлетела в сторону. От боли она упала на спину и начала биться в немыслимых судорогах, беспомощно размахивая в воздухе короткими когтистыми лапами.

Воодушевленный своим первым успехом, Гастурт теперь сам рванулся в бой. Его короткий меч взмыл в воздух и устремился на голову ближайшей твари.

Движение вышло отличное, стремительное и Джелло, наверняка похвалил бы его, если бы в этот момент действительно находился где-нибудь за спиной.

Любой другой соперник после такого эффектного маневра Гастурта, скорее всего, уже рухнул бы наземь с рассеченным черепом. Только крыса, прекрасно ориентирующаяся в темноте, легко уклонилась едва уловимым движением и с шипением оскалила ужасные резцы.

Первая неудача не смутила молодого охранника.

Немного пригнувшись и расставив в стороны руки, он кружил вокруг, делая ложные колющие выпады и отпугивая ощерившихся животных. Наконец меч его устремился вперед с быстротой молнии, нацеливаясь острием прямо в морду все той же твари.

Однако снова молибденовый клинок пронзил пустой воздух и не успел он отпрыгнуть, как жуткие зубы вцепились в его запястье. Зловонная пасть сомкнулась на его мускулистой руке и, кроме своего тяжелого дыхания он услышал отчетливый хруст…

Яростный рев вырвался из мощной груди Гастурта. Ослепительная вспышка боли шарахнула по его сознанию, но крыса не отпускала его, а только стискивала мощные челюсти. Вторая бросилась на него и вонзила резцы в ногу…

Взрыв новой боли оказался таким мощным, что даже затмил первый. Гастурт потерял равновесие, но даже упав, не оставлял сопротивление.

Он боролся с подземными животными, пытаясь сбросить их с себя, но тщетно…

Голова его наполнялась их торжествующими хрипами, собственными стонами и треском своей плоти, раздираемой острыми зубами. В ушах повис тяжелый тупой звон, перед глазами мелькали молнии.

Он почувствовал, что проваливается в какую-то бездну. Но перед тем, как окончательно рухнуть в темную пучину, краем сознания он еще заметил человеческие фигуры, бежавшие с факелами с той стороны, откуда он пришел сюда.

– Гастурт, держись! – загремел под сводами чей-то рокочущий громовой голос, показавшийся ему очень знакомым. Мы рядом!

Следом раздались другие крики, и эти голоса ему тоже были знакомы.

– Симеон… Марбус… друзья… – слабым голосом прошептал он, из последних сил отбиваясь от зловонных бестий, и в это мгновение мозг его не выдержал.

Крысиные зубы все еще безжалостно впивались в его тело, причиняя неимоверные страдания.

Гастурт не мог больше сопротивляться и потерял сознание, причем ему казалось, что он с мучительными стонами проваливается в смердящую бездну…

Совершенно не подозревая о чрезмерной самостоятельности и смелости Гастурта, Симеон вместе со своими племянниками осматривал жилище Шиллиха, распределив комнаты на сектора для самостоятельного изучения. Втроем они были так поглощены своим кропотливым делом, что каждый работал в своем углу, не поднимая головы.

Не так то легко ощупывать пристальными взглядами каждый клочок замусоренного пространства и искать там нечто подозрительное. Особенно после того, как почти каждую вещь уже окутал толстый слой пыли, налетевшей за несколько месяцев, прошедших с той самой ночи, когда здесь произошло ужасное злодеяние.

Несколько раз внимание Симеона привлекали странные, необычные следы, слабо видневшиеся кое-где на замусоренных половицах. Людям, без всякого сомнения, эти отпечатки не могли принадлежать. Он мог бы поклясться, что и ни один паук из всех ему известных не мог бы оставить такие следы.

Отчетливо проявлялся отпечаток самого большого пальца из трех и такая конфигурация никак не могла присутствовать на лапе смертоносца.

– Да, если бы мы зимой тут тщательно все осмотрели… Многое сразу бы прояснилось… – тихонько он даже проворчал себе в седую бороду. Смертоносцы в этих делах не замешаны. Теперь мне это ясно, все читается, как по ученой книге… Не нужно было бы тащиться за разрядниками, не нужно было разрезать их на половины…

– Что там у вас? – спросил он у племянников. Удалось что-нибудь обнаружить?

– Кое-что попалось. Нечто интересное я, по-моему, уже нашел… – задумчиво отозвался Фелим.

– Что там у тебя?

– Сейчас, покажу, – сказал ассистент и почтительно подошел к своему авторитетному дяде.

Пальцы Фелима аккуратно сжимали пучки какой-то шерсти.

– Если бы мне сказали на научной конференции, что эти пыльные волосы принадлежат человеку, я рассмеялся бы докладчику в лицо, – пояснил он, передавая находку. Там все просто усеяно ими… В моем углу валяется немало таких… – Может, щетка для пыли?

– Непохоже, здесь капельки крови, они выдраны с корнем…

Симеон взял у него несколько отдельных жгутиков и внимательно рассмотрел их.

– Жесткие, упругие… очень эластичные… – с недоумением протянул он. Что-то совсем непохоже на мохнатое покрытие пауков… Но и не человеческие…

– Да, наши потомки с покрытием такого рода жили на этой планете миллионы лет назад…

– Нужно говорить «на нашей планете», – машинально поправил его Симеон и снова впился взглядом в обрывки шерсти. Прах меня побери, если я знаю, кому это принадлежит…

К их беседе присоединился и Бойд, тоже заинтересовавшийся необычными уликами.

– Похоже на шерсть дикого кабана, – авторитетно определил он. Без всяких сомнений: серый лесной кабан!

В ответ раздался язвительный смех. Даже суровый Симеон, забыв о трагической ситуации, из-за которой они пришли в этот дом, расхохотался во весь голос. Утирая слезы кончиком рукава своей знаменитой походной туники, он полюбопытствовал:

– Как же ты себе представляешь произошедшее? Мы с твоим братом определили, что шерсть, выдранная в больших количествах и валяющаяся на полу в крайней комнате, служит доказательством вспыхнувшей здесь когда-то схватки…

Скрестив руки на груди, Фелим сверлил саркастическим взглядом своего старшего брата. Между ними с детства полыхало соперничество, никто не хотел уступать лидерство, поэтому интеллектуальные баталии не прекращались практически ни на один день.

– Ты хочешь сказать, что дикие кабаны забрался зимой в дом бедняги Шиллиха и напали на обитателей, сожрав всех без остатка? – сладким, нарочито невинным тоном спросил Фелим.

– Ну, я такого не заявлял, как ты помнишь, – пошел на попятную Бойд.

Он продолжал рассматривать шерсть и неожиданно предположил:

– Почему бы это не могла быть крыса? Словно ожидая его очередного научного ляпсуса, Фелим опять с готовностью рассмеялся.

– Почему бы не кролик? – сквозь смех предложил он. Для кролика эта шубка будет в самый раз, ведь он…

– Тихо! А ну-ка захлопни свой ехидный клюв, пересмешник! – вдруг громогласно оборвал его Симеон. Здесь не место для такого веселья!..

От обиды улыбка сползла с губ Фелима. Он уже приготовился оскорбиться, но тут внезапно в комнату влетел раскрасневшийся от волнения Марбус и выпалил прямо с порога: – Доктор, примите мои извинения… но я не хотел подводить друга! Я ничего не говорил, все ждал, пока он сам возвратится…

– О чем ты? – сдвинул седые брови Симеон. Ничего не понимаю в этой ахинее…

– Гастурт обнаружил подземный ход и спустился туда, – возбужденно объяснял охранник. Но сейчас мне показалось, что он зовет на помощь!

– Что же ты сразу не сказал, черепаший череп! – взревел доктор. Скорее туда!

Они свалились всей кучей в земляной колодец, звучно стукаясь лбами при падении. Но боли никто не замечал потому, что вдалеке глухо послышался крик о помощи.

Запалив на ходу креозотовые факела, вчетвером они ринулись на голос. Ноги их скользили на ступенях, покрытых вековой слизью и плесенью. Губы жадно хватали влажный зловонный воздух, смердящий сырой землей, невероятными испарениями и тем самым запахом, который пропитывал весь дом Шиллиха до самой мелкой доски.

В свете факелов они увидели впереди какие-то неясные тени, метавшиеся в центре продолговатой платформы. Оттуда доносились звуки яростной схватки, – брань, стоны, тяжелое хриплое дыхание…

Не оставалось сомнения, что Гастурт борется с каким-то достаточно крупными зверями, по размерам напоминающими крупных, массивных собак.

Увидев влетевших людей, эти подземные существа оторопели. На мгновение они застыли, словно прикидывая свои силы, а потом развернулись и стремительно ринулись прочь, исчезая в темноте и оставляя на скользком каменном полу недвижное тело телохранителя Найла.

Даже в полумраке, в мечущемся свете факельных языков было видно, что он тяжело ранен. Рядом с телом растекались темные пятна, он истекал кровью и пятна с каждым мгновением увеличивались в размерах…

– О, проклятие! Он мертв… – вскричал Марбус, размахивая своим клинком.

В отчаянии он рванулся в погоню, но тщетно. Хищники моментально растворились во мраке, и парню пришлось быстро вернуться.

От отчаяния плечи его тряслись. Он почти рыдал и судорожно повторял:

– Мой друг погиб… погиб… Почему я не пошел с ним вместе? Почему! Никогда себе не прощу…

Симеон, наклонившись над Гастуртом, проверил его пульс и громко оборвал:

– Закрой рот, трещалка! Он дышит… Гастурт жив!

– Жив? – не помня себя от радости, переспросил Марбус. – Я понесу его на руках… я потащу его до ворот Дворца!

В этот момент окровавленный охранник зашевелился, словно заслышав человеческую речь. Друг, ты жив! – в порыве детского восторга завопил Марбус. – Мы рядом с тобой!

– Крысы… это были огромные крысы… – едва смог пробормотать Гастурт изменяющим, деревенеющим во рту языком, и тут же голова его безвольно упала на грудь.

В измученной голове Найла теснились смутные мысли, и он пытался свести их в единый порядок, чтобы все они находились в своеобразной гармонии.

Он старался сделать такое ментальное усилие, чтобы хаотично блуждавшие мысленные образы зацепились друг за друга, чтобы они скрестились, образовав многомерные связи и создали бы в его сознании новую структуру, внутренне взаимосвязанную со всех сторон, как искусственно выращенный кристалл.

На первых порах ход его рассуждений развивался нелогично и довольно сумбурно. Мозги сначала плавали, словно вареные плоды кактуса опунции в ароматной похлебке, которую частенько готовила старенькая мать и которую он так любил. А потом в голове стал выстраиваться какой-то порядок.

За последнее время в жизни Найла, как в судьбе многих сотен горожан, произошло столько событий, что даже трудно было выхватить что-то основное из этого беспорядочного кома, нараставшего не только с каждым прожитым днем, – с каждым прожитым часом.

Постепенно, шаг за шагом, используя ментальный рефлектор и координирую мыслительные колебания мозга с сердечными импульсами, ему все же удавалось отсекать в сознании массу ненужных сведений и впечатлений последнего времени. Медальон помогал отбрасывать от себя лишнее, чтобы энергетическим пучком концентрироваться на самом главном.

А самым важным за последнее время Найл считал даже не землетрясение, погубившее столько мирных жителей, а невероятную находку Хуссу, таинственный лабиринт, в который случайно проник паук-пустынник…

Без этого открытия в Белой башне не зашел бы разговор со Стиигом о кровожадных подземных обитателях.

Без этого не возникла бы гипотеза о мутировавших крысах, стремящихся установить господство над Городом.

Неужели почтенный старец был прав, все-таки искусственный разум никогда не ошибался…

Найл размышлял об этом на заседании Совета Свободных, слушая унылую болтовню руководителей своих комитетов, отчитывающихся о том, как именно они своими героическими действиями спасали городских жителей после землетрясения.

Во время одного из таких бесцветных отчетов он поднялся со своего места и подошел к огромному окну, полностью занимавшему одну из четырех стен просторного продолговатого зала, в котором по традиции проходили полные собрания Совета.

Перед ним открылась замечательная панорама лежащего внизу города, разделенного надвое широкой лентой реки, свинцовой и потемневшей от непогоды.

Во все стороны глубокими ущельями расходились улицы и проспекты, застроенные многоэтажными зданиями и вливавшиеся в круглые площади-долины, засаженные зеленью деревьев.

Среди них вздымались ввысь, как горные утесы, серые столпы небоскребов, между которыми колыхались, раскачиваясь на жестоком ветру исполинские сети паутины.

Смертоносцы не переносили воды, поэтому все гигантские пауки спрятались в свои логовища, предчувствуя приближение бурного ливня.

Хмурая серая мгла, нависшая над головой не предвещала ничего хорошего. О чем-то монотонно докладывал руководитель комитета Совета Свободных, отвечавшего за питание пострадавших от землетрясения. Но его голос не достигал сознания Найла, находившегося в этот момент далеко отсюда.

Всей душой он сожалел, что не мог отправиться вместе с Симеоном в те окраинные дома, которые принадлежали пропавшим горожанам.

Найл не сомневался, что старый доктор обязательно должен был раскопать там какие-то новые сведения и с нетерпением ждал возвращения небольшого отряда.

Между тем, дело шло к сильной грозе. Темные тучи наплывали на город сплошными широкими полосами, закрывая все пространство нагромождениями черных зловещих клубов.

Мрачные набухшие влагой облака напоминали, скорее, жирный масляный дым гигантского пожарища, разгоревшегося где-то неподалеку.

Тучи столкнулись, завертелись в сплошном вихре и намертво сцепились, точно от их жестокой схватки полностью зависела судьба небесных армий.

Ужасной силы гром возвестил о начале грозы и молнии брызнули в разные стороны раскаленными изогнутыми лезвиями. Сплошной стеной водных струй хлынул дождь, и внутренний голос со всей отчетливостью сообщил Найлу о неминуемой близости какой-то решительной схватки, в которой он должен был играть ведущую роль.

Заседание Совета продолжалось, как и прежде, но мысленно Найл был уже в будущем. Он обдумывал план решительных действий, не обращая внимания на вялые споры, обволакивавшие его со всех сторон.

Гроза закончилась и яркое солнце выглянуло, обманчиво озаряя ослепительными лучами все вокруг.

Не в силах усидеть на своем месте, Найл рывком поднялся с кресла и снова подошел к огромному окну.

Вскоре взгляд его приковала группа людей, торопившихся по направлению к зданию Главы Совета Свободных.

С высоты невозможно было рассмотреть все в деталях, каким бы острым зрением не отличался Найл. Но его цепкие глаза издалека выхватили буйную седую шевелюру, которая, без сомнения, могла принадлежать только одному человеку во всем мире.

Потом Найл сверху увидел, что его люди несут кого-то на носилках. Без сомнения, кто-то из отряда был тяжело ранен!

Он порывисто обернулся к длинному столу и решительно заявил:

– Прошу прощения, друзья! Но случилось непредвиденное событие, требующее моего присутствия и дальнейшее заседание вам придется продолжать без меня…

– Но как же мы можем… без Главы Совета Свободных? – раздался за его спиной возмущенный голос.

Члены Совета нерешительно загудели, предлагая поставить этот вопрос на голосование. Только Найл уже не слышал продолжения непонятной дискуссии, он стремительно летел вниз, чтобы поскорее встретить Симеона.

Доктор остался с Гастуртом, получившим тяжелые ранения. Находящемуся без чувств парню предстояло пройти интенсивное лечение дельтийским шувидом, а Фелим и Бойд вызвались продолжить осмотр оставшихся одноэтажных домов. Под охраной доброго десятка отборных дворцовых стражников они отправились снова на далекие окраины и вернулись только под вечер, когда уже почти стемнело.

Как казалось молодым ученым, они принесли ошеломляющие известия, хотя Найл в глубине души с самого начала уже предчувствовал нечто подобное.

Пока этот отряд ходил на розыски во второй раз, во Дворце появились Биллдо и Вайг, уже наслышанные о чрезвычайном происшествии.

Все собрались в небольшом дворцовом помещении, уставленном жесткой, причудливо изогнутой мебелью, изготовленная из корней древней пальмы.

Уставшим с дороги людям по приказу Найла собрали поздний ужин, – холодную рыбу, свежих лепешек, подводных мясистых грибов, да пару глиняных кувшинов легкого кактусового вина для утоления жажды и поддержания боевых сил.

Пока не подоспел Симеон, никто не начинал. Но когда доктор вместе с Джелло появился в комнате, их первым делом засыпали вопросами о здоровье Гастурта.

– Успокойтесь, успокойтесь… – сурово отмахнулся врач. Раны он, конечно, получил нешуточные, но, похоже, что зубы этих смердящих тварей не содержат яда. Следов заражения нет… Значит, экстракт шувида обязательно поможет и вместе с отварами из шакальей травы поставит его на ноги.

Джелло сжал огромные кулаки и сурово добавил, обращаясь куда-то к окну:

– Это случится даже быстрее, чем вы думаете… Твари, вы скоро заплатите за все! Прах и пепел… Пусть мои руки отсохнут, если они не оторвут в скором времени сотни этих поганых голов!

Единственным человеком, не принимавшим участие в общей оживленной беседе, оказался Марбус. Молодой парнишка сгорал от стыда и стыдливо прятал глаза не только от грозного взгляда своего начальника, но и от всех других. Сердце Найла даже порой сжималось от жалости к своему телохранителю, казнившему себя за то, что он не смог вовремя прийти на выручку к своему другу.

Первое возбуждение, вызванное встречей, прошло, и Найл приказал всем занять места на непритязательных скамьях и сиденьях-табуретах, изготовленных из толстенной колоды древнего платана.

– Друзья, вы можете подкрепиться, а мы внимательно выслушаем вас, – обратился Найл, прежде всего, к Фелиму и Бойду. – Если кто-то хочет подзаправиться, не стесняйтесь, провизии в кухне хватит на всех…

– Мы обошли оставшиеся шестнадцать домов, в которых пропали люди. устало доложил Фелим, поспешно проглотив ломтик холодной рыбы. Еще раз обследовали все хижины…

– Надеюсь, под землю больше никто не додумался прыгать в одиночку? – недовольно перебил его Джелло.

Было видно, что начальник охраны злится на своего воспитанника, так опрометчиво сунувшегося в самое пекло.

– На этот раз мы решили немного отдохнуть и набраться сил… – язвительно отозвался Фелим. – Везде, во всех этих домах нас интересовало только покрытие пола. И в каждом доме мы обнаружили тайный выход под землю…

– Крысы заранее намечали жилища, – вмешался Бойд, которому тоже не терпелось показать свою осведомленность. Потом твари бесшумно делали подкопы, вскрывали доски пола и глухой ночью, когда все жители крепко засыпали, стремительно появлялись из-под земли!

– Никто не мог оказать сопротивление! Крысы утаскивали жителей под землю, а соседи даже ничего не слышали! – гневно перебил его брат, успевший быстро проглотить изрядный кусок лепешки. Никто из нас не смог бы ничего предпринять в такой ситуации! Каждый из нас погиб бы!

– Полегче, полегче, малыш! – буркнул Джелло из угла. Не нужно бросаться пустыми словами…

На столе перед Найлом лежала подробная, полномасштабная карта Города, на которой, при желании можно было рассмотреть каждый переулок, каждый город мегаполиса. Возвратившись из Белой башни, он сразу нанес на нее схему древней подземки. Действовал он по памяти, но мнемоническая подготовка, которую он прошел за последние годы, позволяла ему запоминать огромные блоки самой сложной информации. Так что восстановить на бумаге красочную схему, представленную ему Стигмастером, не составило для него особого труда. Эта операция не заняла у него даже много времени.