Макферсон Брайан

Мудрец


ГЛАВА 1

Ошеломленные жители Паучьего города, задрав головы и толкаясь, в ночных рубахах торопливо высыпали наружу из своих тесных жилищ. В домах никто из людей не хотел оставаться, всех мгновенно охватила дрожь радостного возбуждения.

Да и немудрено!

Кто смог бы спокойно валяться в душной комнате на кровати, когда черное небо над городом внезапно разродилось невиданным, фантастически красивым зрелищем – космическим фейерверком!

В один момент десятки, сотни, тысячи ярких огней безмолвно вспыхнули на черном бархатном пологе небосклона и испещрили бездонную галактическую тьму серебряными нитями.

Гигантские извилистые линии загорались над всклокоченными головами полуодетых жителей, иллюминирующие лучи пересекались на небе, протягивались бесчисленными сверкающими дугами, взмывали полукольцами и обрушивались вниз стремительными меркнущими зигзагами.

Бурлящие ночные улицы освещались отовсюду.

Неверный приглушенный свет то и дело выхватывал из тьмы прямоугольные силуэты многоэтажных зданий, опутанных толстыми жгутами гигантской паутины.

Казалось, что сам город ожил и пришел в движение, – в сполохах небесного пламени тени каменных башен-великанов с удивительной легкостью накренялись и перемещались по мостовым. Колоссальные тени двигались в разных направлениях, гуляя вверх и вниз, как качели, точно играя в прятки друг с другом.

Запруженные народом улицы и площади гудели, почти каждую минуту взрываясь громкими воплями.

Сверху из темноты им вторили восторженными криками горожане, собравшиеся на крышах небоскребов. Счастливцы, успевшие вовремя прорваться на смотровые площадки, толпились на вершинах бетонных утесов и особенно бурно откликались на необычный небесный спектакль.

Со стороны могло показаться, что Город отмечает какой-то крупный всенародный праздник.

Людей неожиданно объединила нарастающая беспричинная эйфория, сон пропал, все радовались и ликовали.

Радостное волнение пьянило, разливая в воздухе чувство беззаботной легкости.

Фейерверк начался неожиданно, люди стремительно выскакивали из домов, не успевая переодеться, но никто и не стеснялся своих пижам и ночных туник.

Напротив, вскоре первое смущение прошло и спальные наряды придавали этой необычной ночи оттенок веселой карнавальности, приметы эдакого бесшабашного, развеселого маскарада.

Беззубые старцы с важностью прогуливались в остроконечных колпаках и косынках, прикрывавших полысевшие, облетевшие головы, а молодежь… молодежь резвилась больше всех!

Возбужденные юноши с пылающими взорами кружили по запруженным улицам и набережным в поисках своих полуодетых подружек.

Разрумянившиеся девушки в легких полупрозрачных туниках сбивались в стайки, со звонким смехом одергивая короткие подолы, поднимаемые проказливым жарким ветром и прикрывая ладонями глубокие вырезы на груди.

Со временем небесный фейерверк прекратился, над Паучьим городом снова нависло черное небо, как и прежде пронизанное алмазными россыпями мерцающих созвездий.

Только взбудораженные жители вовсе не торопились сразу возвращаться в свои жилища. В руках взрослых мужчин уже вовсю замелькали невесть откуда взявшиеся кувшины с хмельным медом, кое-где зазвучала музыка, и оживленный гомон в разных местах то и дело оборачивался нестройными мелодиями песен.

Лишь маленькие дети и старики потянулись в свои кровати, все остальные даже не думали вернуться, а предпочли продолжить неожиданный праздник.

Веселье во всех районах обещало растянуться до утра. Вспыхнули дрожащие языки смоляных креозотовых факелов, из подвалов появлялись все новые и новые кувшины. Обитатели Города горячились, шумели, кричали и громко хохотали при том, что никто из них не смог бы сказать: что, собственно, происходило совсем недавно? Почему после этих причудливых всполохов на сердце стало так легко и радостно?

Хотя подобные вопросы в тот момент даже не приходили никому в голову. Все разгуливали по мостовым, пели и танцевали в спальных нарядах, в глубине души считая, что все происходящее кругом – лишь сон, волшебный сон в летнюю ночь.

Мало кто знал, что на свете существует только один человек, способный объяснить тайну небесного полыхавшего горнила, – Найл, глава Совета Свободных людей.

Когда нежданный карнавал уже вовсю бушевал на улицах Города, устало бредущий Найл столкнулся среди бурлящего веселья с возбужденным Симеоном.

Судя по всему, пожилой медик находился в самом прекрасном расположении духа – глаза его оживленно блестели хмельным медом, всклокоченная борода торчала в разные стороны, а из легкой спальной туники, распахнутой на груди, вылезали пучки густой седой шерсти.

– Ты видел это чудо? – энергично спросил врач. Какая красотища!

– Где? О чем это ты? – утомленно спросил Найл.

– Где ты был? Неужели ты все пропустил? – гулко захохотал Симеон. Где же ты был, скажи?!

– Работал… – тихо ответил Найл и пожал плечами.

– Как тебе не стыдно! – жизнерадостно закричал его неуемный друг. Со своей работой ты все пропустишь в жизни! Ты ничего не увидишь, и жизнь пройдет стороной!

– Что же, значит этого не миновать… – обреченно согласился Найл и тихо, едва слышно добавил: – Хотя я мог бы тебе объяснить кое-что…

Но он не спешил рассказывать все, не торопился просто потому, что устал.

Действительно, Найл смертельно, безумно устал и не находил в себе сил даже на простую улыбку, хотя и его переполняла первобытная радость. Он заснул сном измученного человека, и только он не веселился в эту ночь, хотя единственный из всех жителей знал разгадку фантастического фейерверка.

Лишь он отдавал себе отчет в том, что если бы этой ночью небо не осветилось бы причудливыми огнями, то вскоре прекратилась бы жизнь!

Жизнь оборвалась бы не только на улицах Паучьего Города, но и во всем остальном мире…


ГЛАВА 2

Сотни, тысячи, десятки тысяч огней и сверкающих нитей, повисших в ночной тьме и так порадовавших горожан, на самом деле были полыхающими осколками кометы, получившей в свое время грозное имя Харибда.

Восхищенные обыватели, с любопытством задирая головы, на самом деле наблюдали гибель огромного небесного тела размером с Джомолунгму, имевшего около семи миль в диаметре и еще недавно летевшего прямо к Земле с невероятной скоростью пятьдесят миль в секунду.

«Раз… два… три…» – порой отмерял Найл про себя роковые мгновения.

Он с холодным ужасом пытался представить себе, что только за этот ничтожный отрезок времени космическое чудовище успевало проскочить сто пятьдесят миль в ледяном холоде по направлению к Солнечной системе и на сто пятьдесят миль приблизиться к его городу. Если бы траектория движения Харибды все-таки пересеклась бы с траекторией «голубой» планеты, возник бы эффект лавинного истребления.

В очередной раз Землю сотрясла бы глобальная катастрофа, последствия от которой невозможно было бы предугадать.

Тысячу лет назад из галактического мрака уже выскакивала комета, печально известная всем землянам под названием Опик.

Этот огнедышащий монстр, летевший вперед «головой» с диаметром в тысячу миль, даже не столкнулся вплотную с Землей, а лишь только опахнул ее своим длинным радиоактивным хвостом.

Но и этого рокового объятия оказалось вполне достаточно, чтобы отбросить человеческую цивилизацию на много лет назад, почти что в каменный век.

Погибли прекрасные города, опустились в морские пучины одни земли и вознеслись из волн другие.

Губительного дыхания кометы Опик оказалось достаточно даже для того, чтобы огромные континенты поменяли свои очертания, и после этого безразличный ветер разметал в прах руины величественных зданий и замков. Великие полноводные реки обмелели или изменили направления, обвенчавшись с новыми руслами.

Мир стал иным, только мало кто из людей смог бы это заметить…

Многие, бросив все, спаслись перед катастрофой, бежав на планету, ностальгически названную Новой Землей.

В тот трагический год, незадолго до рокового контакта с кометой Опик, со стартовых площадок поднялись гигантские ковчеги, уносящие более ста миллионов людей к чуждым берегам.

На далекую планету, пригодную для жизни в созвездии Альфа Центавра, отправились люди, захватившие с собой образцы многих земных растений и уцелевших к тому времени животных.

Организаторы эвакуации точно старались придерживаться ветхозаветного принципа «от каждой плоти по паре», и не случайно главный ковчег носил библейское имя «Навуходоносор».

Но на многострадальной Земле оставались еще сотни миллионов, миллиарды ни в чем не повинных обитателей, не имевших возможность для эвакуации и не получивших места на космических транспортах.

Почти всем неудачникам суждено было погибнуть…

После катастрофы уцелела лишь какая-то малая часть людей, но и им была уготовлена жалкая участь.

На многие столетия человечество погрузилось во мрак варварского существования.

Предки Найла веками вели жизнь, мало чем отличавшуюся от жизни первобытных дикарей, попавших к тому же в рабство к гигантским паукам-смертоносцам.

Горький сарказм судьбы состоял в том, что пока люди, жестоким образом отброшенные на пещерный уровень, постепенно приходили в себя, непостижимые мутации настигли кровожадных пауков, – после катастрофической эволюции эти восьмилапые насекомые непостижимым образом выросли и увеличились в размерах.

Более того, самые хитрые и свирепые пауки, именовавшиеся смертоносцами, эти гигантские твари черного цвета достигли немыслимого уровня развития, при котором могли управлять всем живым вокруг на ментальном, телепатическом уровне, сплетая импульсы своего сознания в единую сеть…

Стоит ли говорить, что человек, потерявший после катастрофы весь арсенал приобретенных знаний, попал в чудовищную кабалу к паукам-смертоносцам?

Смертоносцы подавляли человеческое сопротивление уже на телепатическом уровне, сковывая сознание людей направленными лучами чудовищной воли.

Долгие годы даже сама надежда на освобождение выглядела невероятной химерой. Казалось, что люди навечно обречены на скотское существование, – малая часть «счастливчиков» получала шанс только прислуживать паукам, а большей… большей части готовилась иная участь!

Почти каждому суждено было в конце концов попасть в зловонное ненасытное паучье брюхо.

Найл сделался избранником судьбы, когда в юности убил первого смертоносца, и произошло это в руинах древнего заброшенного города.

Потом, неоднократно вспоминая тот день, он понял, что, может быть, даже не так важно было просто угробить черное чудовище. Важно было не дрогнуть от страха и проявить твердость.

Можно сказать, что тот, «новый древний мир», возникший после глобальной Катастрофы, пошатнулся только тогда, когда человек наконец-то смог противостоять враждебной воле смертоносцев.

Без этого Найл просто не способен был бы поднять руку, замахнуться и раскроить металлической трубкой огромную паучью голову, опоясанную зловещим ободом восьми яростных красных глаз.

Воля Найла не дрогнула, он смог увернуться от мохнатой лапы, чтобы нанести разящий смертельный удар, и именно в то мгновение пауки-смертоносцы начали терять свое вековое господство.

«Жнецы», смертоносное оружие прошлого, извлеченное из древнего арсенала, появились уже позже.

Тогда пауки уже пребывали в легкой растерянности, тогда единая телепатическая сеть, связывавшая всех смертоносцев, уже легонько подрагивала от паники.

А уж потом, с лазерными разрядниками в руках предки землян почувствовали себя по-другому, они сразу вспомнили, что когда-то безраздельно хозяйничали на своей «голубой» планете.

О мести думали почти все люди. Каждый мечтал припомнить моря крови, пролитые в прошлом, никто не сомневался, что нужно давить, жечь огромных чудовищ и истребить до единого.

Жители города так бы и поступили, спалив дотла все паучьи тенета, но Найл, побывав в волшебном месте, именуемом Дельта, ясно осознал, что самый простой путь, путь насилия мог оказаться и самым для них губительным.

Найл не стал бы избавителем своих сородичей от рабства пауков, если бы на него не пал выбор Нуады, Богини Дельты, – исполинского шарообразного растения, занесенного из далеких углов ледяного космоса ужасным хвостом кометы Опик и наделенного сознанием колоссальной силы.

Богиня Дельты, правительница Реки Жизни почиталась смертоносцами за Верховное божество.

Именно Нуада удержала всех от смертоносной схватки.

Растение-властитель отчетливо впечатало в сознание Найла мысль: если «жнецы» все-таки полыхнут молниями по смертоносцам, кровавая жатва не затихнет даже после того, как последняя паутина развеется в прах и будет сожжено последнее паучье яйцо.

Люди так устроены, что они не могли бы остановиться, они стали бы истреблять друг друга, и круг истории в который раз замкнулся бы на кровавой схватке, в которой человечество принялось бы отчаянно истреблять друг друга.

Бесстрастные хроники прошлых эпох, педантично фиксировавшие все сколько-нибудь значительные события, были перенасыщены сведениями о бесконечных войнах, полыхавших на планете.

Парадоксальным образом получилось так, что соседство с гигантскими пауками объединяло всех горожан и перед лицом общей опасности удерживало от внутренних раздоров, поэтому и пришлось землянам смириться с новым устройством жизни.

Они должны были учиться, как соблюдать мирный Договор и уживаться вместе с прежними восьмиглазыми угнетателями, – с этого момента и началась новая эпоха, эпоха взаимного мирного существования.

Все нити управления пауками по-прежнему оставались за Смертоносцем-Повелителем, а Найл, избранник Богини Дельты, возглавил Совет Свободных людей.

Восьмиглазые хищники поклялись впредь больше не пожирать людей. Горожане обязались забыть месть и зачехлить стволы лазерных расщепителей.

Найлу казалось, что отныне жизнь в Городе обретет новую гармонию и ничто впредь не будет ее омрачать.

Это были прекрасные мечты… Увы, им не суждено было сбыться.

Неожиданно оказалось, что Земля устроена так хрупко, что огромная планета на самом деле беззащитна перед лицом галактической опасности.

В очередной – в который уже! – раз люди могли потерять все, что было достигнуто ими таким непосильным трудом…

Воистину, со стороны могло бы показаться, что сама Судьба, или некие зловещие потусторонние силы ополчились на голубую планету и населяющих ее двуногих…

Но мир не был беззащитен.

Та же самая Судьба, на которую многие с такой легкостью роптали, предопределила Найлу роль избранника и спасителя не только человечества, но и всего мира.

Ему суждено было убить смертоносца и уцелеть после этого, ему удалось проникнуть внутрь Белой башни и узнать местоположение древнего арсенала, скрывающего в своих недрах десятки лазерных расщепителей, именно он после победы занял место Главы Совета Свободных.

Не удивительно, что именно Найл, благодаря помощи сверхмощного компьютера Белой башни, узнал секрет мощного оружия, целую тысячу лет дожидавшегося своего часа в глубокой подземной шахте, и ввел электронные коды в пусковое устройство, выпустив на волю пучковый заряд, взмывший из пустынной горной долины и настигший убийственную Харибду.

Ракета, наведенная гигантским электронным мозгом Белой башни, врезалась в комету и разнесла в прах шестьсот тонн галактического камня, в одно мгновение превратив крохотный огненно-белый султанчик яркого света на черном пологе ночного небосклона в пригоршню причудливых искр.

Никто в Городе даже не слышал о приближении кометы Харибда. Никто, кроме Найла, не подозревал о смертельной опасности, но каждый в эту карнавальную ночь веселился так, словно знал, сколько бед в скором времени могла натворить эта галактическая Джомолунгма.

На душе Найла было светло, только в тот момент и он не подозревал, что опасности еще не кончились.

Не случайно все пауки-смертоносцы, как один, в отличии от людей, высыпавших на улицы, забились в свои сумрачные жилища и настороженно взирали оттуда на воспламенившееся небо.

Найл пытался радоваться вместе со всеми горожанами и тогда еще не знал, что вскоре ему предстоит еще немало пережить, снова приложив массу усилий для спасения своего мира…


ГЛАВА 3

Когда Найл впервые узнал о приближении кометы Харибда, он всерьез испугался, неожиданно струхнул так, как никогда в жизни.

Было от чего сойти с ума, и порой он был уверен, что уже сошел с ума от ужаса. Даже в тяжелые времена юности, прошедшие в пещере раскаленной пустыни Северного Хайбада, он не испытывал такого необъяснимого страха.

Хотя тогда приходилось трудно, очень нелегко, вся его семья каждый день вынуждена была прятаться в каменной норе под землей, и не столько от самих летающих шаров пауков-смертоносцев, сколько от щупов страха, которыми дозорные пауки хлестали по знойной пустыне, стараясь парализовать волю каждого спрятавшегося человека.

В те времена никто из его близких не чувствовал себя в безопасности даже под толстыми сводами укромной пещеры. В любой момент могла налететь охотничья облава смертоносцев и если парализующие лучи полоснули бы по человеческому сознанию, пусть даже и сквозь толщу почвы, всех ожидал ужасный конец.

Пауки тогда парили высоко в синеве, они хлестали лучами враждебной воли по внешне необитаемым краям, целясь в прячущихся под землей людей и стараясь уловить всплеск ответной реакции. Восьмилапые твари, поднимающиеся в благословенную синеву на зловонных шарах, стегали ментальными бичами по выжженной пустоши и жаждали только одного: наткнуться на укрытия своих лакомых жертв.

Никому из людей нельзя было даже дрогнуть от страха. Достаточно было самому маленькому ребенку только вскрикнуть под землей и затрепетать, послав тем самым ответный рикошет патрульному смертоносцу, зависшему высоко над пустыней, как получивший сигнал паук мгновенно торжествующе оповестил бы остальных.

Всех смертоносцев связывала между собой единая телепатическая сеть, и вскоре небо над тайным приютом несчастных содрогнулось бы от нашествия.

Бескрайние просторы почернели бы от десятков, сотен снижающихся воздушных шаров. Прилетевшие хищники раскидывались по земле единым колоссальным кругом, сквозь психическое воздействие которого прорваться не мог никто.

Ни один человек, даже самый отважный, не мог бы безболезненно просочиться через полыхающее кольцо ненависти. Всех обитателей пещеры ждала бы неволя, неминуемые длительные дни страдания и еще более долгая мучительная гибель.

О скорой смерти в том случае можно было бы только мечтать – пауки никогда сразу не убивали своих жертв, а вводили в тело особый парализующий яд.

Человек не умирал, он находился в сознании и все чувствовал, но не способен был пошевелить даже пальцем, он не мог никак сопротивляться в то время, когда в его тело впивались хищные клыки, покрытые липкой зловонной слизью.

Что на свете могло быть ужаснее участи постепенно сжираемого заживо?

Люди прекрасно понимали всю опасность, поэтому со временем научились сопротивляться неумолимому психическому гнету.

Потом уже, достигнув зрелости, Найл понял, что научился преодолевать панический ужас именно во времена своей юности. Дни, отмечаемые зарубками на стене пещеры, вытягивались в недели, продолговатые фигуры недель превращались в месяцы, – старый дед Джомар, родоначальник семейства Найла, еще помнил эти древние, старинные слова, – а люди все так же продолжали бороться под землей со своим страхом для того, чтобы выжить и дождаться следующего утра. Но известие о стремительном приближении кометы Харибда заставило даже опытного, умудренного жизнью Найла внутренне дрогнуть.

Угроза оказалась настолько велика, что он боялся не за себя, а за жизнь своих близких, друзей, за судьбу всех горожан, пусть даже и остававшихся ему незнакомыми.

Слишком хорошо он знал о чудовищных изменениях, потрясших планету тысячу лет назад после рокового свидания с прошлой кометой…

С того самого момента, как он узнал о новой опасности, грозящей Земле, страх поселился в его душе, будто ненасытное чудовище. И рассказать никому из горожан он не мог, чтобы не повергнуть весь Город в панику, и спросить совета поэтому ни у кого было невозможно.

Холод ужаса продувал его сердце леденящим жалящим ветром вплоть до того мгновения, когда он наконец, набрав секретный код, привел в действие пусковой механизм старинного заряда колоссальной разрушительной силы.

Тогда оживленный Найлом электронный замок откинул идеально круглую крышку, вскрыв гигантскую вертикальную полость гигантской искусственной пещеры, созданной десять веков назад для того, чтобы служить своеобразным стволом для мощного пучкового заряда.

Трудно было даже представить себе, насколько глубоко уходила в недра Земли вертикальная пещера, устроенная в центре горной долины.

Мощный пучковый заряд, направляемый гигантским компьютером Белой башни, ушел к цели и в ледяной мгле прошил комету Харибда, превратив грозную галактическую убийцу, вынырнувшую из какой-то черной вселенской дыры, в гроздья эффектного ночного фейерверка.

Только тогда Найл смог вздохнуть спокойно, но вскоре он узнал, что нашествие обеих комет с интервалом в десять столетий не было простым совпадением, что появление Опик и Харибды было своеобразными тисками единого зловещего Плана, направленного против человека…

* * *

Известие о возможном столкновении Земли с кометой весом в шестьсот тонн, пришедшее к Найлу в Белой башне, не застало его врасплох.

Давно уже в его жизни началась черная полоса, темней которой, пожалуй, еще и не встречалось никогда.

И до того момента Найл уже интуитивно предполагал, что может вскрыться какая-то ошеломляющая новость, для этого были вполне определенные предпосылки – живая природа, существующая на интуитивном уровне, всегда обостренно ощущала грядущие, подступающие катаклизмы, а Найл с детства обладал способностью на ментальном уровне ощущать подобную пульсацию.

Проникая мысленным взором во внутреннюю жизнь насекомых и птиц, деревьев и кустарников, он всюду улавливал панические предчувствия, поэтому был внутренне готов к самому худшему.

Да и события, разворачивавшиеся вокруг Города, никак не настраивали на радужный, оптимистический лад.

Наводнение следовало за наводнением, разрушая старые постройки и оставляя сотни людей без крова, по улицам нещадно хлестали мощные пылевые бури, унося с собой человеческие жизни.

В довершение ко всему ожил древний вулкан, испепеливший под яростным слоем раскаленной лавы не только Жемчужные Врата, загородную резиденцию Главы Совета Свободных людей, но и любимых племянников Найла, задорных мальчишек по имени Улф, Торг и Хролф, в одно мгновение погибших вместе со своей матерью, – тогда Вайг, старший брат Найла, в один час потерял и свою жену Гезлу и троих сынишек.

Не успели братья осознать всю горечь потерь, как на Город обрушилось новое испытание – чудовищной силы землетрясение, расколовшее почву в одном из густонаселенных кварталов, как орех!

Но, как это порой бывает, именно катаклизм распутал неразрешимый узел, именно разрушительное землетрясение помогло разгадать одну страшную тайну, долгое время мучившую не только Найла, но и всех горожан – тайну кровавых преступлений, многочисленных и необъяснимых по своей жестокости…


ГЛАВА 4

Цепь невероятных преступлений обрушилась на него в буквальном смысле, словно снег на голову. Все началось однажды мерзким зимним вечером, примерно за полгода до известия о возможном столкновении с кометой Харибда.

В конце рабочей недели усталый Найл решил собраться со своими мыслями. Он уединился в одном из просторных помещений своего Дворца, в том самом зале, где совсем недавно приказал отреставрировать старинный, древний, столетиями не использовавшийся камин.

Снаружи завывал пронзительный ветер, в продолговатых окнах чернел промозглый вечер.

Зима в том году выдалась на удивление суровой и, вдобавок ко всем испытаниям, улицы Города завалило густым снегом, что, как припомнил Найл, случилось всего второй раз за последние десять лет. Никто не смог бы считать его суеверным человеком, но когда за несколько часов улицы и площади Города оказались забинтованы белой вьюгой, от неясного предчувствия беды у него противно засосало под ложечкой.

Казалось, в тот вечер все горожане и все пауки-смертоносцы постарались укрыться в своих жилищах.

Все попытались защититься от внезапно нагрянувших морозов, улицы стремительно опустели, и Город словно вымер…

* * *

Как и каждого нормального человека, Найла невольно в тот вечер потянуло к огню. Он велел затопить камин, чтобы устроиться перед ним в простом, грубом деревянном кресле-качалке, сплетенном из толстых ветвей душистой араукарии и покрытом непритязательной накидкой из ворсистой шкуры гигантской гусеницы.

Весь вечер еще был впереди. Он расслабленно потягивал теплый хмельной мед из глиняного бокала с толстыми краями и разглядывал толстенное полено, потрескивавшее в огромном, в рост человека камине.

В ненасытной огнедышащей прямоугольной пасти лежало даже не полено, а целое бревно, кряжистый ствол огромной, поваленной недавней бурей катальпы, который с трудом притащили с улицы четверо здоровенных широкоплечих охранников и целиком бросили на прогретые плиты.

Над головой Найла стремительно и бесшумно мелькнула какая-то объемная тень. Краем глаза он заметил движение, но даже не встрепенулся потому, что прекрасно знал, что сверху, из темноты высокого потолка, на эластичной нити бесшумно и стремительно спустился массивный паук. Серый пустынник по прозвищу Хуссу, давний спутник Найла, уже несколько лет всюду сопровождал Главу Совета Свободных.

По сравнению с громадными, гигантскими пауками-смертоносцами Хуссу выглядел, может быть, и довольно невзрачно.

Однако рядом со своими давними предками, обыкновенными пауками, обитающими на Земле в двадцатом столетии, он выглядел бы настоящим великаном, колоссальным монстром.

Туловищем пустынник не особенно удался, вместе с головой оно не превышало и полуметра, но зато его мохнатые голенастые лапы вымахали просто огромными, – стоило ему только раскинуться на поверхности, как он мог спокойно охватить расстояние длиной метров в пять.

Благодаря своей удивительной способности складывать лапы и уменьшаться в размерах паук не только ходил по коридорам и лестницам, но и вполне мог передвигаться по эксплуатационным шахтам, с древних времен пронизывающих стены дворца. Он мог внезапно появиться в любом месте Дворца, бесшумно спустившись с потолка.

Вот и в этот вечер Хуссу тихо возник в зале, «сложился» и устроился рядом с креслом-качалкой, как домашнее животное.

«Ага, пожаловал… – связался с ним Найл на ментальном языке. Где пропадал так долго, дружище?"

Он немного лукавил со своим вопросом, ему было прекрасно известно, что несмотря на холода, последние несколько дней выдались для паука жаркими, – восьмилапый провел их с молодой «симпатичной» паучихой в одной из густых фисташковых рощ, окружавших южную окраину Города.

Фисташковые деревья почему-то издревле привлекали пустынников и служили местом их обитания, так что Хуссу с некоторых пор приходилось разрываться между тишиной далекой рощи и гвалтом дворца, стоящего в самом центре шумного Города.

«Услышал тебя. Тут огонь. Свет, – короткими импульсами откликнулся пустынник. Там нет. Среди деревьев нет света."

Все восемь паучьих глаз внимательно наблюдали за пламенем, – пара основных, центральных глаз смотрели прямо на языки колышущегося огня, а боковые периферийные зрачки жадно ловили отблески, мельтешащие на трех стенах.

С массивных челюстей свисали бурые складки, напоминавшие багровые, румяные щеки толстяка, а жесткий ворс, покрывающий паучье туловище, буквально вставал дыбом и подрагивал от удовольствия.

Бугристое, шишковатое бревно, лежавшее на толстом слое пепла и углей, горело медленно, в течении всего вечера.

Скользя отсутствующим взглядом по неровной, обугленной, изрытой огненными впадинами поверхности катальпы, Найл мысленно витал далеко отсюда, во временах своей молодости.

К роскоши, как таковой, он всегда был безразличен.

Да и какое представление о комфорте может быть у человека, несмотря на высокое положение в глубине души все время ощущавшего себя босоногим мальчишкой из жаркой хайбадской пустыни?

Но к каминам он всегда питал симпатию, – полыхающий домашний очаг всегда, еще со времен жизни в глубокой пещере, служил для него символом неизъяснимого тепла и домашнего уюта и пробуждал светлые воспоминания о прошлом. Поэтому через много лет, уже превратившись в Правителя Города, Найл позаботился о том, чтобы восстановить старинный заброшенный камин в одном из залов своей резиденции.

Он с самого раннего детства прекрасно помнил, как взрослые по вечерам всегда вели неторопливые разговоры, глядя на огонь, как они вспоминали прошлое, делясь друг с другом разными занятными случаями из своей жизни.

Найл вместе с сестрами и со старшим братцем Вайгом обычно устраивался неподалеку, у нагретых грубых стен пещеры, с удовольствием слушая все новые и новые увлекательные истории.

Так у примитивного очага он впервые узнал от деда Джомара о жестокости и вероломстве пауков-смертоносцев, о его невероятном побеге из плена; именно с тех пор в память Найла врезалась история Великой Измены, история гнусного предательства одного подлеца, на долгие годы обрекшего человечество на жалкое рабство и на подчинение паукам-смертоносцам.

В этот зимний вечер Найл перебирал в памяти страницы прошлого и отдыхал в своей резиденции.

Багровый хаос, бушующий в камине, отбрасывал пляшущие отблески на грубые кирпичные стены, на лоснящиеся, навощенные черные мраморные плиты пола и на подмерзшие окна.

Вокруг стояла тишина, прерываемая лишь свирепым завыванием холодного ветра в трубе, да приятным шипением огромного бревна, полыхавшего в камине. По жилам уже легким теплом разливался слабый хмельной мед, а в кувшине еще вдоволь оставалось ароматного напитка, к тому же на глиняном блюде горкой лежало лакомство, – белые тонкие пластики сыра, ювелирно тонко покрытые эмалью янтарного меда диких пчел.

На душе становилось все спокойнее. Казалось, этот вечер должен был вырвать его из бесконечной череды будничных забот.

Неприметная расслабленная улыбка играла на его губах, но тут внезапно небольшой зал наполнился звуком требовательного стука в дверь.

Сердце Найла сжалось от неприятного предчувствия, и лицо вытянулось от разочарования.

По своему опыту он уже знал, что подобный неожиданный стук не может предвещать абсолютно ничего хорошего. С сознанием Хуссу он давно был связан незримой телепатической нитью, поэтому сразу чутко уловил тревожный импульс, исходивший снаружи и взбудораживший спокойное состояние паука-пустынника.

Резко откинувшись на спинку кресла, Найл взялся за тонкую золотую цепочку и медленно развернул медальон, зеркальный овал величиной с ноготь, висевший на груди.

Ментальный рефлектор, настроенный до этого на полное успокоение, изменил вектор энергии, тут же отозвавшийся в мозгу яркой

вспышкой. В такие моменты стремительного перехода от расслабленной рефлексии к активности Найл всегда испытывал слегка болезненные ощущения, вызванные напором ослепительного матового света, мощно озаряющего все секторы сознания. Стук повторился снова.

– Кто там… – глухо отозвался Найл, невольно морщась под сильным действием медальона, в одно мгновение изменившего направление психических потоков.

Через секунду на пороге возникла мощная широкоплечая фигура Джелло, начальник дворцовой охраны. Здоровяк Джелло зашел внутрь, почтительно склонил голову и остановился в десятке шагов от плетеного кресла, ожидая, пока правитель обратит на него внимание.

– Что тебе? – едва слышно спросил Найл.

– Приветствую Главу Совета Свободных, – пророкотал охранник традиционную фразу и выжидательно замер.

– Судя по всему, какое-то происшествие? – проницательно заметил Найл и прикоснулся к медальону.

Он снова откинул голову назад и едва заметно втянул воздух ноздрями, потому что грудь словно стиснули незримые тиски, а во внутреннюю сторону затылка впились бесчисленные острые иглы.

Яркими лучами точно осветились все углы рассудка и концентрированная мысль, освободившаяся от оков, мгновенно протянулась в сторону начальника охраны, пытаясь обнаружить источник беспокойства.

Не первый день Джелло служил при Дворце Главы Совета Свободных, поэтому знал, что никогда в разговоре в правителем не следует суетиться.

Он знал, что тот обладает достаточными способностями для того, чтобы определить степень важности возникших дел. Давно уже золотым правилом стало неторопливое, спокойное изложение сути всех проблем.

Поэтому начальник охраны не бросился сразу лихорадочно выкладывать все, а терпеливо ждал около камина, внимательно поглядывая на Главу Совета Свободных и украдкой вытряхивая на пол липкий снег, набившийся в бесчисленные складки грубой, но теплой туники.

На Найла смотрели его большие, проницательные глаза, наполовину прикрытые тяжелыми, набрякшими веками. Все знакомые Джелло знали, что несмотря на кажущуюся меланхоличность и бесстрастность, эти глаза подмечали каждую мельчайшую деталь, и от их пытливого взгляда невозможно было укрыться.

– Слушаю тебя. Говори! – наконец прервал молчание Найл, когда суть дела ему в общих чертах была ясна. Ты пришел рассказать мне о каком-то несчастье? Я правильно понял?

– Совершенно верно, – кивнул головой угрюмый охранник. Дело очень серьезное… Если завтра об этом узнают горожане, на улицах могу начаться беспорядки…

– В чем же дело? – просил Найл, упрямо поджав губы. Почему в Городе происходит нечто серьезное, а Глава Совета Свободных ничего об этом не подозревает?

– Я ни в чем не виноват! – недовольно буркнул Джелло. – Сам только недавно обо всем узнал…

– Так в чем же дело? Говори…

Тихий спокойный вечер был явно загублен, и Найл, не в силах сидеть, легко вскочил с кресла-качалки.

Хуссу настороженно встрепенулся, мгновенно расправил лапы и принял боевую стойку.

– Пусть лучше расскажет сам пострадавший, – предложил Джелло. – Я только привез его сюда… Пусть сам и объяснит, почему раньше не говорил…

– Кого ты оставил за дверью? – недовольно нахмурил брови Найл. – О ком ты говоришь?

– Его зовут Имро, Имро Сапожник. Он живет в квартале простолюдинов, в самом конце, у реки… сейчас он в приемной, вместе с доктором… ему было плохо, и доктор помогал бедняге…

– Пусть заходит. Зови его, – отрывисто приказал Найл и сделал внушение. Ты должен был сразу зайти вместе с этим Имро! Почему ты держишь в соседней комнате человека, у которого что-то случилось?

– Порядок есть порядок… К правителю нельзя так просто заходить… это же не мясная лавка! – глубокомысленно бросил Джелло, направляясь к входной двери.

Через несколько секунд в жарко натопленном зале появились два человека, разительно непохожие друг на друга.

Первым в дверном проеме показался Симеон, прекрасный врач и давнишний друг Найла.

Несмотря на почтенный возраст, от фигуры Симеона веяло невероятной энергией и добрым душевным здоровьем.

Густые растрепанные черные волосы, в которых уже давно начала пробиваться седина, скрывали его лоб почти до самых глаз. Своеобразной преградой, отделявшей непокорную шевелюру от глаз, служили мохнатые серебристые брови, изломанные «домиком». Пышные седые усы и большая, белая густая борода, почти скрывали остальные части лица и из этой буйной белоснежной растительности торчал только очень заметный нос, – типичный нос древнеримского патриция, с рельефной горбинкой, напоминающей крупную фасолину.

Рядом с пожилым, но полным сил врачом стоял бледный, тщедушный человек значительно моложе его, – пожалуй, лет тридцати пяти, сорока. Но почему-то именно от его внешнего облика веяло какой-то старческой вялостью.

С первого взгляда было заметно, что у понурого незнакомца было безвольное, мягкое лицо рохли и размазни, совершенно лишенное той значительности и внутренней силы, какая чувствовалась в каждой черте благородного лица Симеона.

– Желаю доброго вечера Главе Совета Свободных! Прошу прощения, что побеспокоил в столь поздний час… Меня зовут Имро… – слабым голосом представился незнакомец и нерешительно подошел ближе. Меня зовут Имро, по прозвищу Сапожник…

Вдобавок ко всему, он еще и заметно прихрамывал, как-то странно припадал на левую ногу, отчего при ходьбе правая рука постоянно вскидывалась, словно птичье крыло.

Было видно, что Имро сильно продрог на морозе, его тщедушное тело прикрывала только обыкновенная длиннополая туника, а на голове нелепо торчала заиндевевшая круглая шапочка, скроенная из легкого паучьего шелка.

– Подойди ближе к огню, уважаемый Имро! Давай присядем, не стесняйся, присаживайся… – пригласил его Найл и участливо спросил: – Что случилось с твоей жизнью, честный горожанин?

Они втроем подошли к углу и опустились в кресла, окружавшие толстую колоду столетней пальмы, служившей своеобразным столом.

– Что случилось с тобой? – повторил Найл, внимательно рассматривая своего позднего гостя.

– Я… а-ах… – из слабой впалой груди Сапожника только вырвался тяжелый вздох, и он замолк с мучительной гримасой на унылом лице.

Возникла напряженная пауза, во время которой было видно, как нелегко ему было вымолвить даже первое слово. В плотной, сгущенной тишине слышалось лишь его сдавленное дыхание да потрескивание бревна катальпы в камине.

– Дело в том… – снова начал он слабым голосом и вдруг зажмурился, словно заметив в противоположном углу комнаты нечто ужасное.

– Говори же, говори, не бойся… – мягко заметил Найл. – Ты находишься среди друзей…

– Дело в том, что у меня пропали дети… – дрожащими губами наконец смог вымолвить Имро свое ужасное признание. У меня исчезло двое сыновей! Мои мальчишки потерялись и я не могу найти ни одного следа! О, я не знаю, что же мне делать. Они… Как же я без них…

Сапожник вдруг согнулся, сдвинул с макушки, покрытой редкими волосами, свою круглую шапочку и уткнулся в нее лицом.

Плечи его затряслись от рыданий и возникло ощущение, что он не сможет больше произнести ни слова.

Никак Найл не мог привыкнуть к тому, что плачут мужчины. Возможно, потому что он знал, как губительно всегда действовали слезы на их чувство собственного достоинства. Возможно, потому что сам почти никогда не плакал в детстве…

Все-таки слезы были несовместимы с суровой жизнью хайбадского мальчишки, вынужденного постоянно скрываться в зарослях гигантских кактусов-цереусов от воздушных шаров пауков-смертоносцев.

Между тем Имро, оторвавший от глаз свою шапочку из паучьего шелка, попытался продолжить свой рассказ, но снова его горло точно перехватил какой-то невидимый обруч.

Мокрое лицо Сапожника поблескивало в сполохах пламени, лицо превратилось в сплошную скользкую маску.

Бросив на Симеона выразительный взгляд, Найл предложил врачу:

– Помоги как-нибудь этому честному горожанину! Пока я ничего не понял, но если так пойдет и дальше, нам придется разговаривать целую ночь, чтобы узнать подробности о его несчастьях!

Доктор послушно кивнул и ослабил тугую шнуровку на горле, откинув назад капюшон туники, плотно облегавший до этого его лохматый затылок. Сшитая из очень плотной шкуры лесной тысяченожки, эта туника надежно защищала Симеона не только от палящего зноя пустыни и проливных ливней Дельты, способных свалить с ног человека, но и от пронизывающих ледяных ветров со снегопадами, неожиданно обрушившихся зимой на Город.

Кроме того, Найл прекрасно знал, что с внутренней стороны этой незаменимой туники располагались специальные карманы, хранящие множество предметов, необходимых врачу.

Найлу не было известно до конца содержимое всех отделений, назначение пары десятков небольших фляжек и пузырьков с витыми спиральными горлышками оставалось пока неизвестно ему.

Он знал только, что часть бутылочек торчавших из небольших внутренних кармашков, содержит лечебные экстракты паучьих ядов и соков самых разных растений Дельты, а другая часть, прячущаяся в кармашках широкого кожаного пояса, стискивающего крепкий живот доктора, представляет собой мощное противоядия от укусов самых разных хищных насекомых.

Еще можно было с точностью сказать о перевязочных бинтах и жгутах из прочной паутины, о тонких металлических ножах-скальпелях, да о шипах кактуса-опунции.

Симеон, давно постигший тайны древней китайской методики, всегда для иглоукалывания использовать шипы опунции, от природы обладавшие сильнейшим целительным действием.

Только после того, как врач откупорил одну из своих бутылочек и поднес ее горлышко к мокрому носу рыдающего Имро, сапожник пришел в себя.

Он лишь едва втянул ноздрями какое-то необычное вещество, находившееся в сосуде, как лицо его разгладилось, и через несколько мгновений глаза приобрели сосредоточенное выражение.

Даже сквозь ощутимый запах древесного дыма, слабо выбивающегося из огромного камина, до Найла донесся удивительный аромат, заключенный в затейливой фляжке. В воздухе неуловимо запахло чем-то сладким, тягучим, даже приторным, – чем-то медовым…

Тут же, еще раз принюхавшись к необыкновенно приятному аромату, он все определил! Память Найла подсказала ему, что в бутылочке находится раствор сока ортиса, – того самого легендарного растения, которое в свое время спасло жизнь многим обитателям пустыни, однако многих из них и погубило окончательно.

В небольших порциях сок приносил легкое забвение, раскрепощение и душевную свободу, помогая бороться со страхом перед пауками-смертоносцами, но стоило немного переборщить, как медовый аромат обрекал человека на верную гибель. Иногда люди настолько привыкали к дурманящему вкусу этого хищного, плотоядного растения, что становились вялыми, сонными, безразличными ко всему, и жизнь их заканчивалась печально.

Легкая доза раствора ортиса помогла несчастному Имро прийти в себя. Он глубоко вдохнул еще несколько раз из пузырька, потянулся было еще, но Симеон, заметив этот интерес, неумолимо захлопнул горлышко плотной крышкой.

– Можно мне еще… – взмолился Сапожник, провожая жадным взглядом фляжку, исчезающую в одном из карманов необъятной туники. Хотя бы немного, хотя бы чуток! Мне это так помогло! Пожалуйста… прошу вас…

– Действительно, помогло, – внушительно пробасил Симеон. Только больше не нужно. Мне совершенно не хочется, чтобы вскоре ты, честный горожанин, забыл обо всем и заголосил веселые песни…

Разгладившееся было лицо Имро снова в одно мгновение исказилось горестной складкой. Он словно опять вернулся в действительность из дурманящего мира ортиса, и Найлу показалось, что в любой момент Сапожник может вновь зарыдать.

– Ты начал с того, что у тебя пропали сыновья… – мягко напомнил Найл. – Расскажи нам все подробно… что же случилось с твоими детьми?


ГЛАВА 5

Сосредоточившись наконец, несчастный отец смог отвечать на вопросы. Однако связно он говорить все равно не мог, то и дело сбиваясь на нечленораздельные возгласы и всхлипывания.

– Они ушли в гости два дня назад, и с тех пор их никто не видел! – горестно воскликнул Имро. – Мои бедные мальчишки, где вы! Где вы!..

– Прекрати! Возьми себя в руки! – сурово гаркнул за его спиной Симеон, испугавшись, что Сапожник опять затрясется в истерике. Ты находишься в зале Главы Совета Свободных! В зале Правителя нашего города!

Видимо, внушительные интонации, отчетливо прозвучавшие в голосе врача, подействовали на Имро не хуже раствора ортиса, потому что он вздрогнул, с готовностью кивнул и, напряженно сморщившись, начал рассказывать:

– Мои мальчишки иногда не приходили домой ночевать и раньше. Такое случалось, номы с женой никогда не волновались. Мы точно знали, что ребята ночевали у своих друзей, у сыновей моего хорошего приятеля по имени Флод… Мы с детства дружили, потом женились, обзавелись семьями, и наши дети тоже стали товарищами. О чем еще можно было мечтать? Мои пострелы иногда уходили в дом Флода и там оставались на ночь, чтобы не тащиться в темноте… Порой его шалуны так заигрывались с моими, что не возвращались домой, а получали спальное место у меня в доме. Всем было весело, а мы с Флодом только радовались, глядя на такую дружбу!

Судя по всему, отведавший ортиса Сапожник настроился на лирический лад и был намерен открыть Главе Совета Свободных всю незамысловатую историю своей дружбы. Обменявшись с Симеоном выразительными взглядами, Найл вежливо, но твердо перебил хромого:

– Ты хорошо говоришь, только у нас очень мало времени… Ответь мне на такой вопрос: на этот раз твои дети снова пошли в дом Флода?

– Да! Да, они отправились туда два дня назад!

– Может быть, ты зря пугаешься? Не думаешь ли ты, честный горожанин, что твои сыновья ничуть не пострадали, а по-прежнему играют в своей закадычной компании?

– Нет… – внезапно перешел на шепот Имро, точно вернувшись мысленно к чему-то

страшному. Ребята исчезли… и пропали не только они… но и…

От ужаса, завладевшего всем его сознанием, он приложил ладонь ко рту, глаза его вдруг расширились, и Сапожник снова умолк.

– Говори! Говори немедленно, слизистый червяк! – не выдержал суровый Симеон. Что же случилось с твоими детьми? Говори, безмозглая медуза!

– Сегодня вечером я пошел за ними к Флоду… – едва справляясь с рыданиями, жалобно продолжил Имро. – Но оказалось, что их там нет…

– Что же сказал твой друг? Что тебе ответил Флод, когда ты пришел к нему? – спросил Найл, сдвинув брови. Когда твои дети ушли от него?

– Ничего Флод мне не ответил! – зашелся в беспомощном крике Сапожник. Флод и не смог бы мне ничего сказать потому, что сам бесследно пропал! Он исчез не только вместе с моими детьми, но и со своими детьми, и, вдобавок, вместе со своей беременной женой!

* * *

Дом, принадлежавший Флоду, располагался в Квартале Простолюдинов, что на самом краю Города, в юго-западном секторе.

Время было уже позднее, дело близилось к полночи, но Найл, не раздумывая, решил отправиться в те края. Он захватил с собой, кроме Сапожника, еще и Симеона, а также троих человек из охраны под командованием Джелло.

На улице стоял необычайный для здешних мест мороз.

Не переставая валил снег, с неба слетали большие, почти невесомые белые кристаллы, которые все падали и падали, покрывая землю толстым слоем колючего порошка. Зимняя тьма поглотила спящий Город, казавшийся в этот час таким же необъятным, как и низкое небо, нависшее над вершинами гигантских небоскребов.

Сквозь заиндевевшие окна повозки слабо различались силуэты зданий с погасшими окнами.

Гужевые с трудом преодолевали каждый метр обледеневшей дороги, а Найл, кутаясь от холода в накидку из вонючей овчины, пытался сосредоточиться на происходящем и осмыслить услышанное.

Картина происшедшего была ему еще не совсем ясна, а от плаксы Сапожника добиться большего пока никто не мог.

Из всех его всхлипываний, бессвязных выкриков и рыданий стало понятно, что, оказывается, пропали не только его любимые дети, но и целая семья, большая семья.

Это, хотя и с трудом, удалось выяснить у хромоного Имро. Только что за этим скрывалось?

На этот вопрос у Найла пока не находилось ответа.

Хотя в первый же момент, узнав о случившемся, он поймал себя на очень неприятной мысли, – в его душу закралось чудовищное подозрение: не вернулся ли кто-то из пауков к прошлому, к охоте на людей? Не вступил ли кто-то из восьмилапых на тропу кровожадного паука-людоеда Скорбо, занимавшего очень высокий пост и служившего некогда начальником стражи у самого Смертоносца-Повелителя?

Хотя все происходило давно, более десяти лет назад, хотя все и осталось в далеком прошлом, память Найла с отвращением хранила самые гнусные подробности тех дней…

Запах человеческой плоти, аромат теплого свежего человеческого мяса столетиями оставался для пауков самым желанным деликатесом, но по условию Договора, смертоносцы должны были навсегда отказаться от этого.

Но один из смертоносцев, именовавшийся Скорбо, вместе со своими сообщниками, несмотря ни на что, тайком продолжал пожирать человечину. Под покровом темноты внезапно нападая на мирных, ничего не подозревающих городских жителей, пауки похищали их и парализовали волю ядом. Потом, опутав влажным шелком, тайными путями волокли добычу в мрачную кладовую, в заброшенный склад, приютившийся где-то на северной окраине Города. Жертвы, ни в чем не повинные горожане, не умирали, а долгое время безучастно ждали смерти, ждали своей очереди быть сожранными живьем.

Да и что они могли сделать, как могли сопротивляться, в полном сознании существуя внутри липкого кокона и не имея возможности шевельнуть даже пальцем?

Спеленутые тела нескольких десятков еще живых людей, безропотно висящих вверх ногами под сводами темного паучьего бункера… эта чудовищная картина настолько сильно врезалась в сознание Найла, что отделаться от подобного воспоминания было нелегко даже через десять лет.

Поэтому пробираясь по ночному застывшему Городу к дому пропавшей семьи Флода, он никак не мог отделаться мыслями от этого ужасного случая…


ГЛАВА 6

В отличие от центральной части Города, представлявшей собой скопище огромных черных столпов-башен, юго-западные районы издавна застраивались одноэтажными ветхими домишками с плоскими крышами, служившими жилищами для самых непритязательных горожан.

Здесь селились со своими семьями разнорабочие, уборщики улиц, грузчики, мелкие ремесленники, – публика хоть и простая, но дружная и веселая.

Несмотря на тесноту и скученность домиков, эти районы с ранней весны до поздней утопали в зелени, возле каждого домика цвел сад и был разбит небольшой огород, где на грядках росли какие-нибудь неприхотливые овощи.

Обильный снегопад не прекращался. Когда Найл со своими спутниками прибыл на место, то обнаружил, что невзрачная хибара Флода уже засыпана сугробами почти до середины окон. Плоская крыша, неприспособленная для суровой зимы, казалось, уже прогибалась под тяжестью снега.

Все выбрались из повозки и остановились у проема калитки.

В руках охранников вспыхнули яркие креозотовые факелы, а Найл включил газовый фонарь, узким направленным лучом пробивавший зимнюю тьму на несколько десятков метров вперед.

– В этом доме живет Флод? – спросил Джелло, поднимая над головой трещащий на морозе факел и вглядываясь в темноту. Ты не ошибся?

– К-как я м-могу ошибиться… я з-знаю это место много лет… я прихожу сюда с д-д-детства… – жалобно проблеял потерянный Сапожник.

Хромоногий дрожал всем телом от холода и от ужаса. Он топтался у повозки, не решаясь пройти дальше.

– Ты стучал в дверь? Ты пробовал их разбудить?

– Яп… яп… яп… – спотыкался он на словах, выпучив глаза. Я п-пробовал…

– Хватит! Иди вперед!

– Только я не м-могу идти с вами! М-можно, я п-подожду з-з-здесь? – шлепал посиневшими губами Сапожник.

– Почему? – хмыкнул невозмутимый Джелло. – Ты ведь хочешь разыскать своих детей?

– Не м-м-могу! Яп… яп… яп… я п-пробовал уже… М-мнес… мнес… мне с-страшно… с-страшно…

– Чего ты боишься, честный горожанин? Смотри, как нас много! Какие медведи вокруг тебя! Рядом с такими можно ничего не страшиться! – гулко пробасил Симеон, согревая у пламени факела скрюченные от холода пальцы.

– Мнес… мнес… мне с-страшно…

– Скорее всего, ты просто выпрашиваешь очередную порцию ортиса… – проницательно заметил врач. Признайся честно, тебе сейчас очень хочется вдохнуть из заветной бутылочки?

Тщедушного Имро трясло, зуб у него не попадал на зуб, и он только отрешенно повторял:

– Н-не н-нужно больше ортиса… М-мне с-страшно… с-страшно…

– Перестань, дружище! Брось хныкать! Пойдем с нами!

Суровый Джелло двинулся вперед, легко удерживая в одной руке тяжеленный деревянный факел.

Чтобы морально поддержать хромоногого, начальник охраны легонько хлопнул его свободной рукой, звучно шлепнув заскорузлой ладонью по согнутой спине.

Только этого вполне хватило для того, чтобы тонкие трясущиеся ноги Сапожника сначала подломились в коленях, потом его повело в сторону и Имро чуть не зарылся носом в здоровенный сугроб.

Тем временем Найл, вместе с одним из охранников, в числе первых преодолел засыпанную снегом дорожку и приблизился к небольшой хибаре.

Узкие окна были темны, стекла абсолютно замерзли, и за белыми кристаллическими узорами нельзя было уловить ни одного признака жизни.

Дверь оказалась крепко заперта. На громкий стук никто не реагировал.

– Послушай, честный горожанин, почему ты решил, что все они пропали? – на всякий случай спросил Найл, хотя сердце его уже вовсю тревожно ныло от предчувствия беды. Они, скажем, могли пойти еще к кому-нибудь в дом… печной трубы тут что-то не видно, значит очага нет. Внутри было холодно, и они решили погреться у соседей… Могло такое случиться?

– В д-д-доме н-н-никого н-нет… а д-дверь заперта изнутри – стуча зубами, но очень убежденно отозвался Имро. – В-в-се они куда-то п-п-ропали…

– Ты заходил внутрь?

– Н-нет… д-д-верь з-заперта изнутри… – повторил Сапожник, внутренне содрогаясь от ужаса.

– Как же ты, честный горожанин, понял, что в жилище никого нет? – удивился Найл. – Ты спрашивал у соседей, когда они в последний раз видели Флода вместе с остальными?

– С-спрашивал… п-прошлым в-вечером в-все еще были т-т-ам…

Ничего вразумительного от него больше нельзя было добиться.

Сапожник опять впал в неуправляемое состояние и лишь уныло бубнил про то, что ему «с-страшно, а д-дверь закрыта с в-внутренней стороны…".

Громкий стук не дал никаких результатов, поэтому Найл приказал взломать дом.

Хлипкая дверь в два счета поддалась напору его широкоплечих охранников, достаточно было лишь пары основательных ударов, чтобы створка распахнулась внутрь, обнажив зияющую черноту неосвещенного прямоугольного проема.

В глубине души Найл еще рассчитывал на чудо, но спустя несколько мгновений эта надежда бесследно растаяла.

Мало того, что в доме и в самом деле не обнаружилось ни одной живой души, здесь был чудовищный беспорядок. Газовый фонарь и креозотовые факелы высветили картину ужасающего разгрома, царившего в этом скромном жилище…

Казалось, что кто-то специально вознамерился не оставить внутри ни одной целой вещи!

На полу валялся весь нехитрый бедняцкий скарб, вывороченный наружу с полок и из напольных ларей, при том, что каждая вещь была безжалостно разодрана в клочья…

Дощатый пол усеивали бесчисленные осколки глиняной посуды, между которыми валялись обломки примитивных детских игрушек.

Головы и туловища деревянных кукол-солдатиков были разбросаны по всей комнате, точно здесь прошла самая настоящая, нешуточная битва.

Пока Найл со своей свитой в недоумении рассматривал картину разрушения, сзади, за их спинами на пороге дома возникла нелепый силуэт, в неверном свете появилась темная фигура хромоногого Имро.

– Ч-что это… что это з-за п-пятна… – раздался его слабый дрожащий голос.

– Какие пятна? – глухо спросил Найл. – Где ты их видишь?

– Т-там… н-на д-д-дальней с-стене… Желтоватый круг света, выбивавшийся из круглого экрана газового фонаря, переместился в противоположный конец комнаты и обозначил многочисленные темные капли, раскинувшиеся веером по стене и отчетливо виднеющиеся на светлой вертикальной поверхности.

Симеон подошел ближе, чтобы присмотреться. Послюнив кончик пальца, он потрогал странные узоры и зачем-то понюхал. Потом провел еще раз рукой и что-то невнятно пробормотал себе под нос.

Все замерли в ожидании.

– Ну? Что ты скажешь? – не выдержал Найл.

– Как врач, я могу со всей уверенностью утверждать, что это следы запекшейся крови, – медленно и сурово сообщил Симеон. Будь я проклят, но тут никак нельзя ошибиться. Можно точно сказать, что вся эта стена почти до потолка забрызгана человеческой кровью…

От этого известия сначала все точно окаменели, а потом стали судорожно осматриваться кругом, высвечивая тьму креозотовыми факелами. Оказалось, что и другие стены от пола до самого потолка запачканы точно такими же пятнами.

– Это тоже кровь… – подтвердил Симеон. Прах меня побери! Просто какое-то наваждение… Все вокруг залито свежей кровью…

Несмотря на жуткий холод, от подобного открытия Найла бросило в жар. Стараясь силой воли остудить себя, он едва слышно прошептал:

– Я не ошибся… это кто-то из пауков-смертоносцев… пауки напали на этих несчастных горожан и утащили всю семью Флода, они уволокли их вместе с детьми хромоногого…

Со стороны входа раздался оглушительный шум. В первое мгновение никто ничего не понял, но потом стало ясно, что это Сапожник потерял сознание и свалился на пол. Услышав слова доктора и Найла, Имро упал перед дверью с таким грохотом, точно его невзрачное тщедушное тело от ужасного известия полностью замерзло, отвердело и мгновенно превратилось в сплошной кусок льда…


ГЛАВА 7

С детства Найл обладал мощными ментальными способностями, причем с годами его талант не угасал, а только неуклонно развивался.

Найл начал с малого, постепенно взращивая в себе телепатический дар, пытаясь проникать в сознание каждого попадающегося навстречу существа, будь то неподвижно застывший на своей белесой нити паучок-шатровик или огромный жук-скакун, пробегавший за день расстояния в десятки миль в поисках пищи для своей ненасытной утробы.

Найл со временем не только научился внедряться в сознание этих тварей, но при желании смог взирать на окружающий мир их глазами, причем мог делать это, находясь очень далеко.

Обнаружив кровавые следы в жилище бесследно пропавшего вместе со всей семьей Флода, он вскипел от ярости и тут же решил было вызвать на связь Смертоносца-Повелителя, чтобы потребовать решительного объяснения, но, к счастью, вовремя одумался и решил повременить.

Благодаря своим способностям, Глава Совета Свободных мог бы, при желании, связаться с сознанием владыки восьмилапых в любое время и на любом расстоянии, не встречаясь лично.

Но правила этикета, сложившиеся за десять лет совместного проживания в Городе людей и пауков, требовали для обсуждения важных вопросов только личной встречи, в противном случае подобный поступок можно было расценить как оскорбление.

Поэтому Найлу пришлось отложить неприятную беседу, вернуться во дворец и провести тревожную ночь в ожидании утра.

Спал он очень плохо, сознание постоянно возвращалось к ужасной картине залитого кровью дома Флода.

Он мыслил во сне даже не словами, а первичными образами, старался концентрироваться на одной мысли и постоянно чувствовал какую-то психическую пульсацию, непрекращающуюся нервную дрожь.

Нетрудно было определить источник тревоги и внутренне он уже примерно ощущал, как необходимо действовать в ближайшем будущем.

* * *

Даже перебравшись во дворец Правителя Города, Найл все никак не мог привыкнуть к подушкам. Сначала он по долголетней привычке спал на простой охапке душистой травы-лисохвоста, а потом ему преподнесли подарок, – специальную спальную подставку для головы.

Полированная палисандровая подставка шириной примерно в полметра, сделанная самым искусным плотником из города жуков, ему очень понравилась с первого же мгновения.

Между двумя резными стойками располагался продолговатый вращающийся цилиндр, сплетенный из мягкого мохнатого тростника, и на эту широкую трубку очень удобно было пристраивать голову, обычно раскалывавшуюся от боли и усталости в конце каждого трудного дня.

Незадолго до позднего рассвета его разбудил невыносимый холод.

Как порой случалось и раньше, Найл во сне переместился во времена своего детства, и в этот раз мог точно объяснить, почему это произошло, – только в Северном Хайбаде, в пустынных краях по утрам можно было ощутить на себе такое студеное дыхание ледяного ветра.

Подняв голову от остывшей за ночь подставки, Найл сразу встрепенулся и присел на своем ложе.

Даже в полумраке он мог ощутить на себе пристальный взгляд стеклянистых глаз пустынника Хуссу. Когда Найл ложился спать, комната была пуста, и на всякий случай по давней привычке он заперся изнутри.

Между тем, не было ничего удивительного в том, что на рассвете Хуссу появился рядом с его кроватью.

Паук, связанный со своим хозяином прочной телепатической сетью, всегда чутко ощущал психическое состояние человека, даже находясь в отдалении.

В эту ночь пустынник ясно воспринимал беспокойные импульсы, пронзавшие сознание Найла, поэтому бесшумно пробрался по узкой эксплуатационной шахте в спальную Главы Совета Свободных и охранял его душевный покой.

Пустынники выгодно отличались от людей тем, что за долгие годы существования в хайбадских краях настолько привыкли к огромным погодным перепадам, что практически утратили чувствительность как к холоду, так и к жаре.

Если днем в Северном Хайбаде все живое изнывало от оглушительного зноя, то стоило солнцу скрыться, как по ночам температура стремительно падала и раскаленное, обжигающее дуновение ветра сменялось его ледяным, студеным дыханием, замораживающим все живое вокруг.

Мороз сковывал всех, кроме удивительно выносливых пауков, не обращавшим на него особого внимания.

Поэтому Хуссу, не обращая внимания на утренний холод, терпеливо сидел в выстуженной за ночь спальне рядом с кроватью и точно отгонял от сознания Найла мучительные переживания.

Стоило Найлу только встрепенуться и приподнять голову, как пустынник тоже сразу шевельнулся, настороженная стойка придавала пауку воинственный вид, он еще не осознавал, что произошло поздно ночью, но уже был готов лететь в схватку и защищать душевный покой своего хозяина.

«Ага, пожаловал… Где пропадал так долго, дружище?» – на этот раз пустынник послал в сознание Найла традиционное приветствие, которым они обычно обменивались при каждой встрече.

Естественно, что глухой от природы паук при этом никогда не пользовался обыкновенными словами, генерируя динамические образы-понятия из глубинных центров психики. Но, поразительно, каждый раз во время такой телепатической связи у Найла возникало ощущение, что в эти моменты у него в ушах звучит «голос», причем обладающий своеобразной эмоциональной окраской.

Каждый раз, когда Хуссу передавал в его мозг мысленные импульсы, Найл ясно слышал скрипучий, тягучий, чуть насмешливый и ехидный голос паука.

«Лучше бы я оставался с тобой… – откликнулся Найл. – Лучше бы никуда не ездил… «Беда?» – напряженно спросил паук.

«Беда. Похоже, большая беда!"

«Кровь?"

«Много крови…"

«Смертоносцы? – проницательно заметил пустынник тревожно шевельнулся. Это сделали смертоносцы?"

Ничего удивительного в таком вопросе не было. Последние несколько часов Хуссу сидел у кровати и впитывал бессознательные импульсы, исторгаемые психикой Главы Совета Свободных.

Даже в тяжелом сне Найл не мог отключаться от своих подозрений, и это не могло укрыться от его спутника.

«Кажется, смертоносцы…"

«Будет схватка?.. Будем убивать черноголовых?"

«Не знаю… не знаю…"

«Будем! – неожиданно решительно «выпалил» Хуссу и напряженно прогнулся, расставив могучие лапы. Будем рвать черных!"

«Пока подожди… пока ничего не ясно…» – Найл постарался охладить его пыл и успокоить своего воинственного друга, готового уже в эту минуту ринуться в схватку с восьмилапыми гигантами.

Ничего удивительного в таком порыве не было.

Еще с далеких времен Вакена Мудрого, легендарного вождя, на равных боровшегося с пауками-смертоносцами, между этими людоедами и пустынниками полыхала непримиримая вражда.

Серые пустынники, значительно уступавшие в размерах, не только никогда не подчинялись жесткой воле черных мохнатых гигантов, но даже открыто выступали против них, зачастую помогая людям во время той древней войны.

Воспоминание о тех временах не исчезало из памяти ни одной из сторон, и по-прежнему пустынники были самыми верными союзниками людей, поддерживая их в минуты опасности.

Обменявшись в конце беседы телепатическими импульсами и выяснив, что в самое ближайшее время Найл не собирается покидать дворец, Хуссу подошел к стене и непринужденно начал взбираться по вертикальной каменной кладке.

Паук перемещался по гладкой холодной поверхности с такой легкостью и простотой, с какой человек передвигался бы по полу, и через несколько секунд таким образом достиг потолка, исчезнув в прямоугольном вентиляционном отверстии-колодце.

Несмотря на беды и мучительные проблемы, природа всегда брала свое, – ни при каких обстоятельствах Хуссу никогда не забывал о приеме пищи.

Как понял Найл из короткого ментального контакта, пустынник и в этот ранний час решил позавтракать, для чего по внутренним галереям дворца направился в свою излюбленную вотчину – в специально оборудованный для него скотный двор, расположенный под крышей, в самой дальней части северного флигеля.

В просторных плетеных загонах жили бараны и кролики, гуси и индюки. Они размножались и росли там в прекрасных условиях, – прислуга кормила и поила постоянно увеличивавшееся поголовье, не трогая никого для своих нужд.

Только пустынник имел право на охоту, он всегда мог выбрать себе столько пищи, сколько требовалось его небольшому, но вместительному брюху.

Сверху, из укрытия, устроенного между стропилами крыши, он высматривал для себя лакомый кусочек и утаскивал приглянувшуюся овцу или индюшку, стремительно спускаясь с высокого потолка на прочной нити паутины и поднимаясь с лакомой добычей в лапах.

Все происходило настолько быстро и бесшумно, что порой остальные животные не замечали потерю в своих рядах, животные продолжали невозмутимо поглощать пищу или заниматься любовными играми для увеличения рода.

В это морозное утро, словно предчувствуя надвигающуюся схватку, опытный паук счел самым благоразумным подготовиться к будущим испытаниям.

Прежде всего, для начала он решил основательно подкрепиться и по вентиляционной шахте направился на скотный двор.


ГЛАВА 8

Спальня Главы Совета Свободных выходила окнами на восток. Найл выбрал именно эту комнату потому, что еще со времен жизни в пещере привык просыпаться вместе с появлением первых солнечных лучей.

Но в то утро на приход солнца нельзя было надеяться.

Зимний рассвет заполнял спальную плотным свинцовым светом, тяжелая пелена словно вползала внутрь через заиндевевшие окна и стискивала душу, только усиливая все разраставшуюся тревогу.

В отличии от Хуссу, от переживаний Найл всегда терял аппетит, поэтому с трудом заставил себя позавтракать. Больших трудов ему стоило проглотить горячую лепешку, запив тягучим ароматным отваром из плодов опунции.

После этого он решил, что наступило время связаться с сознанием Смертоносца-Повелителя, находившегося в своей башне-резиденции, и послал в его сторону телепатический луч. Найл едва сдерживал ярость, перед глазами у него все еще стояла залитое кровью жилище Флода, и он откровенно собирался высказать Владыке свое негодование.

Договор, соблюдавшийся уже почти десять лет, был нарушен! Найл чуть ли не задыхался от возмущения и чувствовал, что негодование словно сжимает его голову плотными тисками.

Несмотря на немалое расстояние, ментальные импульсы всегда соединялись мгновенно, и внутренним взором он сразу увидел огромный зал черного паучьего дворца.

Снизу доверху, от каменных плит пола до потрескавшихся балок, поддерживающих потолок, просторное помещение завешивали серебряные нити паутины, покрытыми пушистым слоем многолетней пыли.

За хитросплетениями седых мохнатых тенет тусклое поблескивали восемь красноватых глаз, опоясывающих небольшую сморщенную головку, – владыка черных пауков бодрствовал и сразу откликнулся, причем отозвался не так, как обычно, а с неожиданной для него яростью!

Быстрый гневный ответ Смертоносца-Повелителя пришел как рикошет и выглядел настолько обескураживающим, что Найла словно подбросило на месте. Их контакт обычно начинался традиционным ритуалом, но верховный паук даже и не подумал соблюдать установленный обычай, он настоятельно, без обиняков требовал, чтобы Глава Совета Свободных немедленно прибыл к нему для объяснений!

Давно повелось, что начало каждой телепатической связи начиналось произнесения особых формул вежливости.

Найл всегда обращался к верховному смертоносцу, называя его Повелителем Земли, а паук именовал его Избранником богини Дельты.

Но этим утром нервный, напряженный и взбудораженный контакт обошелся без этих правил приличия. Они общались друг с другом так, словно и не было десяти лет взаимопонимания.

– Меня ждут для объяснений! – с негодованием повторил Найл, надевая теплую тунику – Для каких? Это мы должны ждать оправданий!

Спустя примерно час он в сопровождении своей свиты, включающей Джелло и троих охранников, появился перед черной башней на Главном городском проспекте, уже не одно столетие служившей логовом верховного владыки пауков.

Двустворчатые двери здания были по меньшей мере метров семь в высоту, а по обе стороны от них, в темных нишах, круглые сутки напролет дежурили на страже крепкие бойцовые пауки.

Заметив приближение Найла со свитой, охранники выступили из углублений и застыли в напряженных позах, выражавших полную боевую готовность.

После морозной ночи, проведенной на открытом воздухе, их бурая шерсть словно поседела. Здоровенные мохнатые лапы и выпуклые спины почти обледенели и были покрыты толстым слоем инея.

Тут же Найл отметил про себя дурной знак. Обычно, замечая его, стражники припадали к земле, доказывая свою почтительность. Но в этот раз при его появлении они даже не подумали шевельнуться и только словно нервно напряглись, уставившись на людей круглыми безжизненными глазами.

«Может быть, дело в морозе? – предположил он про себя, чтобы успокоиться. Они настолько окоченели, что не могут даже согнуться?"

Стоило людям появиться на Главном проспекте, как один из пауков послал внутрь башни телепатический сигнал.

Здоровенные двери в то же мгновение бесшумно распахнулись, и Найл со своими спутниками оказался в просторной передней, из которой вырастала черная мраморная лестница, ведущая наверх.

В передней их встретил еще один стражник, на этот раз не бурый боец, а паук рангом повыше, приземистый черный смертоносец по имени Рессо.

Найл не первый день встречал его во Дворце и был неприятно поражен оказанным приемом.

Рессо уткнулся тяжелым взглядом в гостей и даже не подумал почтительно поклониться, как обычно. Это было поразительно – однако Найла встревожило и кое-что еще.

От паука явно исходила недоброжелательность, его основательные блестящие клыки угрожающе торчали наружу и, казалось, будто он готов броситься на людей в любое мгновение.

«Владыка ждет. Проходите, – сурово метнул стражник телепатический импульс. Ступайте наверх!"

Про себя Найл отметил, что это очень напоминало приказ, и неодобрительно покачал головой.

Страха он не испытывал, однако в голову настойчиво лезли мысли о нарастающем напряжении и даже о возможном противостоянии.

«Что же, только прошлого не вернешь! – подумал он. Восьмиглазые ошибаются, если считают, что снова смогут запереть людей в рабских загонах! Никто из свободных не захочет снова напяливать на себя невольничье ярмо, после десяти лет независимости никто не пожелает добровольно приносить себя в жертву!"

Джелло, поднимаясь вслед за своим хозяином по широким мраморным ступеням, недовольно спросил:

– Почему никто здесь не приветствует Главу Совета Свободных? Что, черт возьми, происходит?!

– Пока не понимаю… подождем немного… – едва слышно отозвался Найл.

– Мохнатые раскоряки снова возомнили о себе, – пробурчал за его спиной начальник охраны. Давно никого из них не косили «жнецом»…

– Перестань же! Прекрати немедленно! – одернул его Найл. – Пока еще ничего не случилось! Мы должны вести себя мирно и соблюдать Договор!

Он хотел верить в лучшее, хотя обманывать себя становилось все труднее.

Найл уже все явственнее ощущал мощные вибрации враждебных волн, исторгавшиеся из раскрытых дверей зала, как все тяжелее становилось сопротивляться приливу ненависти, поднимавшейся из глубины собственной души.

Внезапно на него обрушился шквал неприятных, мучительных воспоминаний. Память, точно отозвавшись на агрессивную пульсацию, мгновенно отозвалась целым рядом картин. В эту секунду Найл, помимо своей воли, вдруг ощутил себя юношей и перенесся в тот памятный день, когда впервые появился в этом черном Дворце. Здесь было столько тенет, что сквозь их хитросплетения не проникал и самый яркий свет.

Паучьи пыльные сети, мощными каскадами ниспадавшие от сводов к полу, словно вбирали в себя солнечные лучи, поглощая их не пропуская внутрь, но даже сквозь эту густую пелену каждого пришедшего пронзали едва фосфоресцирующие зрачки Смертоносца-Повелителя, взирающего на жертвы из недр увешанного паутиной бездонного омута-коридора.

Тогда, в первый раз, им полностью владели смятение и страх, душу захлестывали волны паники и Найл ощущал свое полное бессилие, находясь перед неумолимым взором паучьего владыки.

Сейчас все было по-другому, сейчас они стояли на одинаковых позициях и общались на равных, однако неприятный шлейф мучительных воспоминаний пронесся в сознании Найла, пока он приближался к главному залу, ощущая нарастающие мощнейшие волевые вибрации.

В тот момент он даже не задавал себе вопрос, не спрашивал себе, что происходит. Сознанием владела только одна единственная мысль – выстоять!

Согласно давнему Договору, люди убрали все смертоносные «жнецы» в надежные арсеналы и, по сути, были оснащены только холодным оружием, – копьями и клинками.

Десять лет все договоренности свято исполнялись, и никому в голову не приходило, что нужно будет доказывать свою силу. Но неожиданно этот момент настал…

Найл подходил к кованым железным створкам дверей и внушал себе, что не стоит поддаваться панике только потому, что в руках нет «жнецов», и в это мгновение смертоносцы сильнее.

– Нельзя ни в коем случае показать, что ты их боишься, – наставлял он всех своих охранников перед тем, как они прибыли в черную башню. Даже внутренне нельзя испытывать страх, потому что они сразу это чувствуют. А как ощутят, что ты слаб, только бросят тебя на пол силой воли, припечатают сверху, щелкнут челюстями, и все… никто даже не успеет протянуть тебе руку…

Тем временем они вошли в зал и остановились в центре, как того требовал установленный ритуал.

Неожиданно из серых мохнатых тенет, завешивавших боковые и задние стены, выступили силуэты смертоносцев, застывших в напряженных стойках с трех сторон, сзади и по бокам.

За эти годы Найлу пришлось много пережить, он побывал в самых разных опасных ситуациях и считал себя человеком закаленным, но тут почувствовал, как неприятный холодок мгновенно пробежал по кончикам пальцев. Пауки окружили людей безмолвным кольцом и настороженно ждали, пронзая пришельцев угрюмыми взглядами.

Найл ощутил на себе мощный волевой напор, излучаемый гигантскими насекомыми, но не дрогнул.

Он обвел глазами свою свиту и, в свою очередь, послал для поддержки каждому из своих спутников мысленный импульс.

– В случае опасности мы возьмемся за руки! – негромко предупредил он. Тогда наши силы объединятся, и никто не сможет свалить всех вместе на пол!

Хуже всего себя чувствовали Гастурт и Марбус, совсем молодые розовощекие ребята-охранники из его свиты. Они отличались недюжинной физической силой, сноровисто обращались с холодным оружием и владели многочисленными приемами самых разных боевых искусств.

Только впервые воочию столкнувшись с той враждебной мощью, которую могла излучать единая телепатическая сеть смертоносцев, они немного растерялись.

Увидев вокруг себя сомкнувшиеся паучье кольцо, они ощутимо занервничали и стушевались.

– Нашли, кого опасаться, медузы… Держаться спокойно! – хриплым голосом, с нарочитым пренебрежением скомандовал бывалый Джелло. – Головы не наклонять и даже глаза вниз не опускать!

– Слушаемся, мастер! – хором гаркнули они, явно воспряв духом.

Своего начальника молодые охранники очень боялись.

Они боялись сурового взгляда Джелло даже посильнее, пожалуй, чем атак смертоносцев, поэтому сразу приободрились и расправили плечи, услышав его негромкий, но очень внушительный приказ.

Между тем, давление нарастало, и Найл понимал, как нелегко сейчас приходится неопытным ребятам. Каждой клеточкой тела, каждой каплей крови он сам ощущал нарастающее напряжение и думал только о том, каково сейчас его охранникам…

– Ничего не бойтесь! Не показывайте свое сознание и плотно закрывайтесь! – скомандовал он, когда телепатический натиск паучьего кольца еще заметнее усилился. Не пропускайте ничего внутрь себя, и с вами нельзя будет справиться!

Со стороны могло показаться, что сам он совершенно невозмутим, хотя это было лишь результатом многолетней психологической тренировки.

Внешне Найл оставался спокоен, как и подобает правителю, хотя сознание лихорадочно пыталось найти ответ на один единственный вопрос: что происходит?

На самом деле, в глубине души сам Найл был очень растерян, он не понимал, что же на самом деле творится вокруг… Почему возникла такая враждебность? Почему до сих пор еще не появился Смертоносец-Повелитель?

В лихорадочно воспаленном сознании под мощным психологическим гнетом пауков вспыхивал яркий свет, рассудок словно распирали напряженные потоки. Несмотря на то, что в зале стояла мертвая тишина, со всех сторон в уши лез неумолчный грохот и скрежет. Нечто подобное чувствовали и остальные, все старались держаться достойно, но время от времени на лицах его спутников появлялись мучительные гримасы.

Внезапно все прекратилось, как по команде.


ГЛАВА 9

грубый шум, бушевавший до этого в ушах, исчез легкий туман, плававший перед глазами. Давление на людей в одну секунду ослабло, и Найл услышал за своей спиной невольные вздохи облегчения, вырвавшиеся у всех его охранников.

Прямо по центру, за густым пологом древней паутины, вспыхнули зрачки Смертоносца-Повелителя.

Найл в очередной раз поймал себя на мысли о том, как владыка восьмилапых может управлять пространственными впечатлениями окружающих, – паук располагался на небольшом пьедестале, недалеко от пола, примерно на том же уровне, что и люди, но возникало ощущение, что он находится где-то невообразимо высоко. Глядя на Смертоносца-Повелителя, невольно хотелось запрокинуть голову, точно он восседал где-то на возвышающемся утесе.

Джелло и молодые охранники, только что вздохнувшие с облегчением, снова застыли от напряжения. Взгляд, исходивший с завешанного паутиной пьедестала, прожигал их насквозь.

Найл был уверен, что Гастурт и Марбус ни о чем не могли и думать в этот момент. По собственному опыту он мог сказать, что каждый из его спутников лишь ощущает, как невидимые пальцы точно ощупывают его мозг, разворачивают его память, как рукописные свитки.

Без долгих лет тренировки от такого взгляда невозможно было закрыться, от него нельзя было уйти, точно также как от солнечного безжалостного жара в раскаленной хайбадской пустыне.

Наступило время для телепатического контакта, понял Найл. Его раздирала ярость при воспоминании об окровавленных стенах жилища Флода, но он решил сначала сдерживаться и передал традиционную, ритуальную формулу приветствия:

«О, повелитель Земли! Приветствую тебя от имени всех людей!"

Обычно всегда Смертоносец-Повелитель отвечал похожей фразой, но только начинавшейся словами «О, избранник Дельты!.."

На этот раз, к своему изумлению, Найл не услышал не только подобного почтительного приветствия, но и приветствия вообще. Ответом на его импульс стала тишина, пустота, его телепатический посыл ушел в абсолютное ничто, не вызвав никакого отклика…

Озадаченный Найл сделал шаг вперед и снова повторил вежливое приветствие. На этот раз со стороны Смертоносца-Повелителя пришел пучок концентрированной энергии. Паучий Владыка и не подумал приветствовать людей, он сразу начал с угроз.

«Двуногие нарушили Договор! – в ушах Найла словно пророкотал тяжелый голос. Двуногие преступили порядок и заплатят за это!"

Одновременно с этим черные пауки, окружившие людей плотным кольцом, грозно пошевелились и сжались еще теснее.

Уходящая ввысь паутина зашевелилась и даже в этом колыхании чувствовалось нечто угрожающее.

От неожиданности в первый момент Найл чуть не задохнулся, но нашел в себе силы и послал за седую завесу сгусток гневной психической энергии:

«Договор нарушило племя смертоносцев! Горожане ни в чем не виноваты! Пауки начали охотиться на людей, и виновные должны быть сурово наказаны»

«Никто из пауков не нарушал Договор и не пробовал вкуса человеческого мяса уже десять лет!» – мысль Смертоносца-Повелителя грозно прозвенела в его сознании.

«Вчера пропала целая семья на окраине Города, – не унимался Найл. – Шесть человек бесследно исчезли из своего жилища, а стены дома были залиты кровью до потолка! Никто, кроме пауков, не смог бы так жестоко расправиться с честными горожанами!"

Его гневный выпад остался без ответа. Раскинув лапы в агрессивной стойке, гигантские смертоносцы пронзали пришельцев угрюмыми безжизненными взглядами.

«Сейчас ты увидишь, что именно люди преступили Закон! – снова раздался сигнал от Смертоносца-Повелителя. – Смотри внимательно и не говори, что ты ничего не видел! Смотри наверх!"

После этого Владыка отдал какой-то невнятный приказ своим слугам, и внезапно вся гигантская паутина пришла в движение.

Найл много раз бывал в этом зале, но никогда не предполагал, что колоссальная сеть на самом деле может двигаться!

Он запрокинул голову, а вслед за ним и все его спутники устремили изумленные взоры к далеким сводам, располагавшимся на высоте около двадцати метров от полированных плит пола.

Белесая пушистая паутина, заволакивавшая огромный потолок зала, от движения боковых тенет слегка вздрогнула, пошла рябью и некоторые ячейки вдруг раскрылись. У Найла возникло такое ощущение, как будто большой камень упал на гладь горного озера и всколыхнул абсолютно ровную поверхность, только породившую из своих холмистых недр какой-то предмет, причем довольно значительных размеров.

«Смотри! – гневно повторил Смертоносец-Повелитель. – Смотри на ужасы, творимые двуногими!"

Из раскрывшихся ячеек паутины потолка появилась прямоугольная деревянная плоская площадка, напоминающая обыкновенный плот для плавания по горному озеру. Площадка медленно снижалась на четырех толстых нитях, прикрепленных к каждому из углов, и вскоре плавно приземлилась прямо перед Найлом и его спутниками.

В зале повисла грозная тишина. Сотник паучьих глаз были прикованы к какой-то темной куче, громоздившейся на опустившейся сверху площадке.

Взгляд Найла скользнул по непонятному предмету, и в этот момент он с ужасом понял, что перед ним появился труп огромного паука…

На грубом дощатом помосте, залитом бурой спекшейся кровью, лежала туша смертоносца, расчлененного на несколько частей. Неестественно торчали в разные стороны вывороченные мохнатые лапы… рядом лежали выбитые окровавленные клыки, но самое ужасное заключалось в том, что массивная черная голова, рассеченная точно пополам, зияла пустыми глазницами…

У убитого смертоносца не было ни одного из восьми выпуклых глаз! На их месте темнели только глубокие лунки, наполненные запекшимися кровавыми сгустками… Эта омерзительная картина заставила Найла содрогнуться и отвернуться.

Тут же он всем телом почувствовал, что сила воли Смертоносца-Повелителя заставляет его снова поднять голову и вперить взгляд в помост.

«Смотри! Не отводи взора! – раздался в его сознании грозный голос. Это еще не все!"

«О, повелитель земли! Мы все скорбим! – обратился Найл к владыке. Что это за паук?"

«Перед тобой тело паучихи! Ее звали Рессотта. Вместе с Рессо, начальником моей стражи, они ждали потомство. Вскоре у них должны были появиться детеныши!"

«Нам очень жаль погибшую! Как это случилось?"

Ответ пришел в такой жесткой форме, что, скорее, напоминал волевой удар в грудь и заставил Найла нервно поежиться.

«Предводитель двуногих, ты превратился в повелителя убийц! – сурово откликнулся Смертоносец-Повелитель. – Рессотту убили! Ее замучили, и виноваты в этом твои поданные! Только они могли бы сделать такое! Только люди знают, как подавлять паучью волю, и ты сам виноват в том, что двуногие нарушили Договор!"

«Ее убили? – Найл не мог поверить в это известие. Не может быть…"

Этот случай, действительно, выглядел просто невероятно!

Пауки, с их невероятным даром телепатии, могли в минуты опасности просить о помощи и посылать тревожные импульсы своим сородичам. Тем более, если паучиха ждала потомство…

Смертоносцы, эти гигантские чудища, наделенные своеобразным интеллектом, существовали в рамках жесткой социальной организации со своей иерархией, чем-то смутно напоминавшей устройство муравейника или термитника. Они были коллективными существами, и интересы «семьи» были для них прежде всего.

«Убийцы подавили ее волю! – яркой вспышкой ненависти полыхнул в сознании отклик Смертоносца-Повелителя. – Они парализовали ее мозг, надругались над ней, убили и похитили все драгоценные яйца!"

От этого известия в груди Найла мгновенно пробежал неприятный холодок, точно в сердце пронесся ледяной сквозняк.

Ему стала понятна ярость смертоносцев, – пауки никогда не прощали гибели своих сородичей.

Убить одного из них означало навлечь на себя страшную месть, а забота о будущем потомстве была для гигантских насекомых самой важной частью их жизни!

Кроме того, никто не забывал, что верховный паук, по традиции именовавшийся Смертоносцем-Повелителем, на самом деле был паучихой, обладавшей невероятными телепатическими способностями, и ее особенно больно задело известие о гибели Рессотты и пропаже яиц.

На другом конце деревянной площадки, спустившейся сверху, лежала какая-то бесформенная куча, и только сейчас стало понятно, что это не что иное, как пустые разграбленные паучьи гнезда, в которых еще совсем недавно вызревали яйца пауков.

«Никто из людей не смог бы сделать это! – твердо заявил Найл. – Никто не посягнул бы на Договор! Клянусь… Я в ответе за своих горожан!"

«Ты и ответишь за это! – с готовностью откликнулся Владыка. Для этого тебя вызвали в этот зал!"

«О, Повелитель земли! У людей и так случилось горе! Погибла целая семья, несколько горожан бесследно пропали…"

Но его ментальные импульсы уже не доходили до Смертоносца-Повелителя. Тот не хотел ничего знать и обрушил на Найла всю гигантскую силу своей воли. Даже сквозь полог паутины было заметно, как во взоре Владыки неумолимо происходит перемена. В каждом центре каждого из восьми зрачков начали медленно плясать маленькие искорки, предвещавшие опасность, и от этого казалось, что глаза полыхают недобрым, враждебным огнем.

«Твоя охрана может идти, но без тебя. Ты останешься здесь до тех пор, пока злодеи не понесут наказания! – внезапно изрек верховный паук. Когда твои слуги найдут убийц, ты выйдешь на волю. До этого ты остаешься здесь!"

Ошеломленный этим известием Найл сделал шаг вперед и внезапно ощутил мощную ментальную атаку. Такого яростного напора ему не приходилось переживать уже очень давно…

– Возьмитесь за руки! – взревел он своим спутникам и постарался защитить их от неумолимых импульсов жесткой воли, хлеставших по залу свирепыми бичами.

Нанесенный телепатический удар, вырвавшийся из-за паучьего полога, затуманил его разум, но тело, поймав подсознательный импульс, метнулось назад. Найл устремился к своим телохранителям, успевшим по его команде схватиться за руки и сомкнуться в единую цепь.

Между ним и Джелло, стоявшим с края, оказалось небольшое пространство, всего метра два, – начальник охраны, взревев от ярости, тоже бросился на выручку к своему властелину.

Если бы их руки встретились, Найл ощутил бы поддержку своих спутников, но рядом с ним стремительно промчалась какая-то огромная тень, и он не смог больше сдвинуться с места.

Внезапно что-то вцепилось в его левую ногу так, что он не смог оторвать ее от мраморных плит пола. Краем глаза он успел заметить, что мимо него на скорости промчался тот самый Рессо, стражник у врат дворца, потерявший недавно свою паучиху.

Найл опустил голову и увидел, что эластичная блестящая петля паутины, сноровисто выпущенная пролетевшим мимо пауком, обвивает его колено толстым жгутом. За одну секунду разъяренный смертоносец заарканил его и тут же начал с невероятной скоростью взбираться вверх по толстой паутине, завешивающей одну из стен.

– Проклятие! – прорычал Джелло и бросился на помощь.

Его острый клинок взмыл в воздух, чтобы обрушиться на тенета, неожиданно выросшие на ноге его хозяина.

Но мощный удар с шумом лишь рассек воздух, – Рессо, взобравшийся наверх уже почти к самому своду зала, в эту секунду с силой дернул сверху за свой жгут, и Найл, не в силах удержать равновесие, со всего маха грохнулся на каменный пол.

Дальнейшее произошло стремительно.

Сноп ярких иск брызнул у него перед глазами от чувствительного удара, но он не собирался сдаваться и быстро вскочил на ноги. Внезапно раздался легкий свист, и сверху, с потолка на Найла обрушилась влажная пахучая сеть паутины, опутав голову, плечи и руки, спеленав все тело сотнями мелких, тугих, хитроумно сплетенных ячеек.

В первый момент он невольно пригнулся, но тут же напряг мышцы и попытался освободиться, с громким отчаянным криком раздирая тенета сильными руками. В это время сокрушительный телепатический удар, обрушившийся сзади, со стороны Смертоносца-Повелителя, заставил его захрипеть, замереть на мгновение и зашататься.

Ментальная агрессивная атака повторилась еще раз…

Руки Найла продолжали по инерции разрывать скользкие нити паутины, но все уже плыло перед глазами. Удар повторился снова, вспышка направленного психического излучения угодила ему точно в голову. На этот раз возникло такое ощущение, точно тяжелый кузнечный молот со всего маха безжалостно врезался в затылок.

До слуха еще доносились воинственные вопли его охранников. Джелло, вместе со своими товарищами не собирался сдаваться. Как и подобает настоящим бойцам, они пытались спасти своего повелителя. Но с каждым мгновением Найл чувствовал, как силы покидают его…

Лицо, опутанное липкой паутиной, исказила мучительная гримаса, дыхание затруднилось, сознание заволокла тьма.

Внезапно в один миг опора под ногами исчезла и стало ясно, – он безнадежно взмывает вверх, его поднимают, как жертву, вниз головой к завешанному паутиной потолку. Найл почти уже потерял сознание, ему казалось, что там, под сводами зала с отвратительным слизистым чавканьем его ожидает какая-то ненасытная гортань.

Он уже чувствовал зловоние, исходящее оттуда, уже ощущал смрадное дыхание, но из последних сил попытался остановить свой полет вверх и вцепиться хоть во что-нибудь!

Только руки упирались лишь в упругую паутину.

С каждым энергичным движением он вредил себе, запутываясь в тенетах все больше и больше и превращаясь в беспомощный безликий кокон, исчезающий в бездонных недрах огромной паутины…


ГЛАВА 10

Дальнейшее расплылось для него в один непрекращающийся кошмарный сон. Сознание оставило его и Найл провалился в мутную, душную бездну.

Очнулся он, судя по всему, нескоро. Сначала лежал с закрытыми глазами, не чувствуя собственного тела.

Тело словно отсутствовало и поэтому хотелось ощупать себя, но он не мог двинуть ни рукой, ни ногой.

Жуткая головная боль, утихнувшая было во время забытья, разыгралась снова, стоило только открыть глаза. Он снова попытался поднести руки к лицу, чтобы прикоснуться к раскалывавшемуся лбу, но не смог этого сделать.

Туго натянулась клейкая паутина, и он почувствовал, как сдавлены кисти рук. От обмотанных запястий в обе стороны устремлялись толстые жгуты, уходившие сквозь круглые отверстия куда-то вглубь толстых стен. Точно такие же путы сдавливали и щиколотки, поэтому он не мог бы даже подняться с места.

Но, по крайней мере, его тело уже не опоясывал сплошной кокон, в котором его взметнули к потолку главного зала. Все-таки удалось привстать на охапке сухой травы, брошенной прямо на холодный мраморный пол, и осмотреться.

Над головой нависал низкий кирпичный потолок с деревянными основательными подпорками.

В углу чернело отверстие эксплуатационной шахты, на стенах полыхали два факела, а в десятке шагов от него тускло поблескивала полукруглая металлическая дверь с узором из выпуклых заклепок.

В тесном каменном мешке, в котором ему суждено было очнуться, Найл не смог обнаружить даже небольшого оконца, вокруг виднелись только глухие стены. Судя по всему, это был подвал, и только вентиляционный колодец, видневшийся в одном из углов, кроме приземистой двери, соединял это помещение с внешним миром.

Взглянув еще раз на деревянные брусья пересекавшие потолок в разных направлениях, он внезапно с омерзением сообразил, куда его спрятали смертоносцы…

Давным-давно, еще до Свободы и до заключения Договора, здесь, наверняка, размещалась одна из многочисленных кладовых, где хранились «припасы» для прокорма прожорливых пауков. Только нетрудно было догадаться, что в качестве основной «провизии» здесь находились живые люди…

В те страшные годы, во времена рабства, смертоносцы полностью хозяйничали не только на улицах Города, но и в его окрестностях. Любой паук мог наброситься на человека и утащить его в подобную «кладовую». Попавших сюда несчастных не убивали сразу, а парализовали особым ядом, причем так, что люди находились в полном сознании, но не могли двигаться, – тело не подчинялось им, и каждому под силу было только лишь ворочать глазами.

Некоторые, особенно жестокие пауки, привыкшие ко вкусу только свежей человеческой плоти, пожирали своих жертв заживо в течении нескольких дней. Они любили только теплую кровь, не переносили привкуса трупного яда и наслаждались своей добычей нарочито медленно, специально оттягивая момент смерти, пока тело человека не превращалось в слизистый кровавый огрызок, бесформенный, но все еще живой и беспомощно моргающий глазами…

Деревянные брусья, расходящиеся под потолком темницы в разные стороны, служили раньше своеобразной «вешалкой», на которую крепились коконы, свисающие на толстых упругих нитях.

Найл представил себе, что еще только лет десять назад эта угрюмая комната была наполнена слабыми мучительными стонами висящих вниз головами людей, обреченных на такую ужасную смерть, как его передернуло от ужаса и ненависти к паукам.

От вскипевшей в жилах ярости он даже перестал чувствовать холод, хотя так долго пролежал без движения в выстуженном помещении.

Он не смог уже сдерживать наплыв мучительных воспоминаний, и сознание невольно вернулось к тем дням, когда при налете смертоносцев погиб его любимый отец.

Сколько раз Найл мысленно возвращался к тому моменту, когда он обнаружил распухший труп Улфа, валявшийся в пыли около входа в разгромленную пещеру, и каждый раз ему казалось, что сердце его не выдержит и через мгновение лопнет от невыносимого напряжения.

Все эти годы он старался подавлять в себе чувство мести.

Но сейчас, попав в ледяной каменный мешок, служивший когда-то настоящей пыточной камерой для обреченных, он с трудом мог сдерживать себя и тешил себя картинами будущего возмездия за все зло, причиненное пауками за долгие годы владычества.

Несмотря на холод, горло его пересохло от жажды.

Даже высохшие губы, казалось, потрескались, и стоило ему лишь открыть рот, чтобы крикнуть: «Воды!", как в уголках рта даже выступили крошечные капельки крови. Да и вместо крика из горла вырвался лишь сдавленный хрип, какой-то невнятный скрежет. Неожиданный приступ кашля заставил его содрогнуться, но после этого он повторил попытку, и зычный голос прорезал полную тишину.

Что толку?

Глухие пауки все равно не расслышали бы его, они могли реагировать лишь на мысленные импульсы, передававшиеся в их мозг напрямую, но Найл чувствовал себя настолько измученным после напряженной телепатической схватки со Смертоносцем-Повелителем, что совершенно не мог настроиться на нужную волну.

Мысленно он был еще в состоянии противоборства, и чуждая неумолимая воля стискивала его сознание пульсирующим кольцом, она по-прежнему ощутимо давила на затылок, как грузный гнет.

Несчастье, сваливавшееся на головы горожан, витало в воздухе тяжким полотном переживаний. Найл и так испытывал невероятные душевные терзания из-за гибели семейства Флода с мальчишками хромоногого Имро, а вдобавок к этому он сам попал в неволю и был лишен возможности помочь своим подданным. Каждой нервной клеткой он ощущал и горестные переживания пострадавших, и неуверенность перед будущим, вызванную его отсутствием. Но жажда не утихала, а он никак не мог собрать свои ментальные силы в пучок, чтобы вызвать к себе стражу.

Толстые жгуты так сковывали его движения, что он даже не мог протянуть руку к груди, чтобы перевернуть свой медальон активной стороной.

От отчаяния он стал дергать нити паутины в разные стороны и почувствовал, что одна из клейких нитей, уходящая в стену через небольшое отверстие, поддается сильнее, чем другие.

Видимо, этот жгут подсоединялся к системе огромной сети, окольцовывавшей все здание и служил чем-то наподобие сигнального устройства.

Действительно, вскоре его догадка подтвердилась.

Глухо звякнул засов двери, и на пороге «кладовой» показался огромный черный смертоносец. Найл без труда узнал того самого Рессо, который потерял свою паучиху и, казалось, всю свою ярость хотел обрушить не только на людей, а именно на Главу Совета Свободных.

За спиной Рессо виднелись два рослых бойцовых паука. Судя по всему, они тоже служили в охране.

«Как, должно быть, они боятся меня, – невольно усмехнулся про себя Найл. – Сначала обмотали руки и ноги крепкой паутиной, да так, что нет никакой возможности даже встать, а потом еще и заходят в темницу целым отрядом…"

Но все восемь круглых выпуклых глазищ, ободом опоясывавших крупную смоляную голову Рессо, впились в него с такой ненавистью, что Найл переменил свое мнение.

Теперь он уже не сомневался, что Владыка опасался за его собственную жизнь и приказал своим поданным входить в камеру только по трое, чтобы разъяренный Рессо не прикончил узника в одиночку. Для этого смертоносцу потребовалась бы только доля секунды, убийственный удар его мохнатой лапы был бы стремителен и бесшумен, как взмах птичьего крыла.

Паук обратился к нему, и даже сквозь приступы головной боли Найл услышал его дрожащий от гнева голос. Под воздействием такого раздражителя ментальные способности начали потихоньку возвращаться и к нему самому.

«Чего ты хочешь? – сурово наклонил огромную голову смертоносец. – Ты… предводитель двуногих убийц, зачем ты беспокоишь

нас?"

«Я Глава Совета Свободных, а свободные люди никого не убивали! – с достоинством отозвался Найл, невольно морщась от тупого звона, наполнявшего голову. Твои братья, смертоносцы мучили в этой комнате моих братьев-горожан и пили их теплую кровь. Это ты принадлежишь к племени убийц!!! «В последнюю фразу Найл вложил всю свою оставшуюся психическую энергию и достиг своей цели, больно уязвив восьмиглазого. Рессо в первый момент отшатнулся, как от чувствительного удара, а потом в ответ с силой плеснул волной ненависти. Гигантский паук отомкнул гигантские клыки и даже шагнул вперед, точно собираясь броситься на человека, но оба «бойца» тут же уловили его легкое движение и стремительно преградили дорогу, оттеснив в сторону.

Рессо подчинился своим спутникам, но тишину камеры прорезало его сухое угрожающее шипение.

Безусловно, если бы членистоногие умели рычать, он огласил бы весь дворец яростным ревом, но природа лишила пауков этой способности, и мстительному смертоносцу никак нельзя было выплеснуть свой гнев наружу, оставалось только копить всю клокочущую ярость внутри себя.

«Принесите воды» – слабо, из последних сил попросил Найл.

Его ментальные импульсы были обращены, скорее, к бурым «бойцам», нежели к разъяренному начальнику охраны, с огромным удовольствием напоившего бы узника смертельным ядом.

Ответа он не дождался, огромные пауки, перебирая мохнатыми лапами, проскользнули в низкий дверной проем, и металлическая дверь с грохотом захлопнулась за ними.

Найл с тяжким вздохом подумал, что ему так и не удастся утолить жажду, но снова глухо стукнул засов и один из бойцовых пауков принес глиняный кувшин, зажатый мохнатой лапой.

Связанными руками Найл не мог дотянуться даже до своего лица, поэтому «бойцу» пришлось поить узника, как ребенка.

Гигантские насекомые мало что понимали во вкусе воды, они его просто не чувствовали, поэтому в кувшине оказалась какая-то затхлая, мутная, вонючая жидкость. Но, все равно, измученный Найл выпил ее с таким наслаждением, он жадно глотал, точно ощущая на губах аромат самого свежего душистого меда.

«Боец» удалился и вскоре принес керамический поднос, на котором лежал кусок какого-то сухого холодного мяса и несколько плодов кактуса-опунции.

«Это человеческое мясо?» – печально усмехнувшись, спросил Найл, произнося слова вслух и одновременно передавая их напрямую в сознание насекомого.

«Нет, это вяленый баран, – вполне серьезно ответил молодой «боец», не сумевший оценить всю горечь шутки. Пауки уже давно не едят людей. Договор запрещает это делать."

«Это хорошо! Принеси потом мне еще воды!» – попросил Найл, вгрызаясь в протянутый ему кусок одеревеневшего, безвкусного, но питательного мяса. Аппетита он по-прежнему не чувствовал, но заставлял себя подкрепиться, чтобы поддерживать силы.

К тому времени, когда «боец» снова появился в. темнице с кувшином воды, Найл уже начал приходить в себя и осмысливать все происшедшее.

«Долго меня будут тут держать?» – спросил он, хотя ничуть не рассчитывал получить какой-то внятный ответ от обыкновенного слуги.

«Как прикажет Смертоносец-Повелитель! – с явной неохотой откликнулся молодой паук. Больше ничего не знаю».

Судя по всему, он боялся вступать в тесный контакт с пленником и поэтому постарался, покормив и напоив его, как можно скорее удалиться.

Оставшись в одиночестве, Найл постарался во всем разобраться.

Многократно повторяя и восстанавливая в голове все подробности случившегося, раз за разом он прокручивал перед своим мысленным взором события последнего времени, и каждый раз всплывало что-то новое.

Стараясь проанализировать все и понять каждую мельчайшую деталь, вскоре он понял, что мысль его словно упорно цеплялась за невероятную загадку.

Он никак не мог понять, – почему все-таки, после целого десятилетия мирного сосуществования, смертоносцы внезапно объявили войну людям, напав на дом мирного горожанина Флода?

Почему Смертоносец-Повелитель решился на крайний шаг и пленил Главу Совета Свободных?

Найлу нетрудно было себе представить, что сейчас творится в Городе!

Горожане, еще помнившие времена позорного рабства, хотя и подчинялись Договору, хотя и послушно соблюдали все условия мира, но многие из них все эти годы подавляли в себе тлеющую ненависть к огромным паукам-людоедам, подавляли в себе стремление искоренить следы былого позора. Не так просто сразу избавиться от мыслей о мести, если смертоносцы когда-то замучили и сожрали кого-нибудь из твоих родных или близких друзей!

Смертоносец-Повелитель задержал только его одного, отпустив Джелло вместе с другими телохранителями, и Найл не сомневался, что почти весь Город сейчас бурлит от гнева.

Никто не собирался бы спокойно относиться к такому возмутительному поведению, никто не склонен был спускать паукам их невероятную дерзость!

Между тем, Найл почувствовал, как внезапно затрепетала нить, стискивающая его запястье и уходящая в глубину дворца через узкое каменное кольцо в стене. Вибрация оказалась настолько ощутимой, что он даже с удивлением заметил дрожание собственной руки.

Поскольку посредством этого прочного жгута его подсоединили к всеобщей сети, к тенетам, опутывавшим все стены и потолки Дворца изнутри, то сейчас, похоже, до него доносились какие-то особые сигналы.

Гигантская паутина настолько ощутимо дрожала, что у Найла возникло уверенное ощущение, что во Дворце начался какой-то переполох.

Ему казалось, что он видит, как десятки огромных пауков возбужденно носятся по просторным коридорам, как они беспорядочно карабкаются вверх и вниз по пыльным сетям, не находя себе места и не в силах восстановить прежний порядок.

В камере по-прежнему стояла мертвая тишина, но внутренним слухом Найл ощущал невероятный шум, поднятый вокруг.

Обыкновенный человек не уловил бы ничего, но он, со своим невероятным даром телепатии, слышал чудовищную ментальную какофонию, наполнявшую все помещения Дворца.

Со всех сторон раздавался такой яростный вой и скрежет, такое гневное шипение, что на несколько мгновений ему даже показалось, что уши закладывает от шума.

Он чувствовал, что все эти проявления злобы и ненависти направлены именно на него, на сидящего в каменном мешке человека, и все эти яростные импульсы объединяют в порыве бешенства всех пауков Дворца, заставляя их шипеть и носиться по сетям единой паутины, как безумных.

Угрожающе загремел в очередной раз засов металлической двери, и в темнице снова в окружении двух «бойцов» появился Рессо, источающий вокруг себя невероятную, лютую злобу.

Черная, иссеченная глубокими морщинами голова смертоносца пружинисто покачивалась, мощные лапы тревожно подрагивали, и по его внешнему виду было понятно, что в любое мгновение огромный паук может ринуться на пленника.

Рессо не сводил тяжелого взгляда с человека и все восемь паучьих глаз, казалось, ненавидящими взорами пронзали его, как ядовитые шипы.

Через мгновения получила свою разгадку и тайна невероятного переполоха, поднявшегося во Дворце не так давно.

«Сегодня утром двуногие убили еще одну паучиху! – свирепо выплюнул смертоносец. – Самка по имени Геррфа тоже ждала потомство, как и Рессотта! Ее замучили, вырвали глаза и похитили все яйца!"

Оставаясь внешне невозмутимым, Найл возразил:

«Глава Совета Свободных не мог сделать это. Глава Совета Свободных находился в это время в подвале!"

«Смертоносец-Повелитель знает, что это сделал не Предводитель. Но Смертоносец-Повелитель объявил сегодня всем двуногим Города: если погибнет еще хотя бы один паук, если пострадает еще хотя бы одно яйцо, Предводитель двуногих умрет! Смерть его будет длительной и тяжелой!"

Из узника Найл в одно мгновение превратился в заложника…

Сердце его наполнилось ледяной дрожью, хотя ни один мускул его лица не дрогнул. Слишком хорошо он с детства знал, что могло таиться за этими свирепыми угрозами.

Еще во время жизни в Хайбаде его любимый дед, Джомар Сильный, прозябавший когда-то давным-давно, в паучьем рабстве, рассказывал, какой лютой каре смертоносцы подвергли небольшое поселение людей, убивших несколько пауков. Несчастных парализовали ядом и долгое время жестоко пытали их, ни в коем случае не давая беднягам умереть раньше времени.

«Передай Повелителю, что он нарушает Договор! – с достоинством ответил Найл. – Если меня казнят, то в Городе немедленно начнется война!"

«Смертоносец-Повелитель не боится ничего! Смертоносец-Повелитель готов к войне! – быстро метнул свой импульс Рессо. – Мы все готовы к сражениям и будем драться! Но сначала ты умрешь!"

От бессильной ярости Найл готов был грызть зубами путы, безжалостно стягивающие руки и ноги.

Мышцы его вздувались буграми, когда он пытался поднести стиснутые запястья ко рту, но даже этого, к вящему удовольствию Рессо, сделать ему никак не удавалось.

В течении всей этой беседы Найл пытался связаться с сознанием Смертоносца-Повелителя, но тщетно, – верховный разум был словно наглухо закрыт для него, Владыка напрочь отказывался вступать с ним в ментальный контакт.

«Готовься к смерти, Предводитель двуногих! – свирепо предупредил Рессо. – Я сам буду казнить тебя, и смерть нелегко достанется тебе. Сначала ты сполна ответишь за все мучения моей самки и за гибель моих детенышей!"

Металлическая дверь с гулким скрипом отворилась, и пауки направились к выходу, складывая гигантские ворсистые лапы для того, чтобы протиснуться в проем.

«Ты должен передать Повелителю, что я хочу встретиться с ним! – отчаянно послал Найл сигнал вслед уходящему смертоносцу. – Если я буду на свободе, я смогу разыскать убийц!"

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник