Мозговой Студень

Мистер Торс (Перевод: Андрей Локтионов)

Старина Луд знал, что своими действиями он давал им осознать свое предназначение. Согласно книгам, которые он читал, это было дело Божье, и Луд верил, что Бог мог быть жестоким. Да, — подумал он. — Получается, что так. Он скосил глаза на Мисс Август из «Хастлера», хорошенькую блондинку, каких он повидал немало. Ооо, дааа! Иногда получалось не сразу. Бывало, что ему не удавалось поднять свой старый «кран». Но, ешкин кот, у кого в шестьдесят один не бывает такого?

Что тогда делали бы эти девки? Подцепляли б всякую заразу, курили дурь и трахались в задницы. Луд же помогал им быть теми, кем хотел видеть их Всевышний, и давал им то, в чем они так отчаянно нуждались. Конечно не бесплатно. Сечете?

Придется Луду помогать себе кулаком. Поэтому он уставился на мисс Август, шибко хорошенькую телочку с пушистой киской и классными сиськами. Дааа!

Но он не то, чтобы он каждый день занимался этим, как какой-то пидор. Он вкладывал в жизнь этих девок настоящий смысл. Так говорилось в книгах. Давал им осознать свое предназначение.

Когда, наконец, у него встал, он задумался, как будет выглядеть девка с журнального разворота без рук и ног. Наверно, не очень хорошо, — подумал он.

Да, иногда Богу приходится делать грязную работу.

Выгружаясь из служебной машины, Типпс размышлял над принципами дидактического солипсизма и его противоречивой идеологией. Типпс не верил в позитивную телеологию. Она должна быть субъективно экзистенциальной. Должна быть, — подумал он. — Любая альтернатива являлась глупостью.

Окружные техники походили в темноте на блуждающих алых призраков. Портативные ультрафиолетовые лампы «Сирчи» испускали жуткое фиолетовое свечение. На техниках были красные полиэстеровые костюмы, чтобы ни один кусочек синтетического наполнителя случайно не попал в отдел вещественных доказательств, как относящийся к месту преступления. Но Типпс в своем серо-лиловом костюме «Брукс Бразерс» был уже на сто процентов уверен, что отдел техобслуживания впустую тратит время.

Над кукурузным полем светил бледный лик луны. Типпс направился к оврагу, где пульсировали красные и синие огни. Может, мальчики из южного округа уже сумели к этому привыкнуть. Молоденький сержант стоял на одном колене, закрыв лицо руками.

— Встать, — приказал Типпс. — Ты не кисейная барышня, а офицер окружной полиции. Веди себя подобающе.

Парень встал, часто моргая глазами.

— Еще один 64-ый? — спросил Типпс.

— Да, сэр. Еще один торс.

Мистер Торс, — подумал Типпс. Так он решил называть преступника. За последние три года на окружных дорогах было найдено уже пятнадцать комплектов конечностей. И три торса — все принадлежавшие белым женщинам. Преступник вырывал им зубы и обрабатывал кислотой лица, руки и ноги. Типпс заказал генетические анализы, но пока безрезультатно. В трех торсах нашли гель для секса и сперму. Сперма относилась к группе А. Хорошенькое дельце, — подумал Типпс.

— Там, сэр. — Коп указал на освещенный овраг. — Извините, но я не могу на это смотреть.

Что-то тяжко здесь становится, — сказал себе Типпс и стал спускаться на свет. Повсюду ползали техники в кепках, с закрепленными на них фонариками. В овраге были установлены полевые лампы — все искали следы шин.

— Мистер Торс наносит новый удар, — пробормотал Типпс, осмотревшись.

У кульверта, еще двое техников вытаскивали из трубы отчлененные руки и ноги. Потом из жуткого света выплыла какая-то фигура. Это была Бек, начальница отдела техобслуживания.

— Итак, у нас еще один торс, — сказал Типпс скорее утвердительным, чем вопросительным тоном.

У Бек были очки с толстыми стеклами и вьющиеся, черные как у ведьмы волосы.

— У-гу, — ответила она. — Две руки, две ноги. И еще один торс, не подходящий к конечностям. Итого? Четыре торса?

— Ага, — ответил Типпс.

Торс лежал в стороне. Дряблые белые груди свисали к подмышкам. Культи, как и у остальных, выглядели зажившими. Сожженное кислотой лицо было покрыто коростой.

— Узнаю больше, когда ее доставят ко мне в контору, но уверена, что здесь то же самое, что у остальных.

Остальные, — подумал Типпс. Со слов помощника медэксперта, предыдущие торсы были подвергнуты грубой лоботомии. Левая глазница пробита каким-то твердым острым инструментом. Барабанные перепонки проколоты. Глаза замазаны клеем. Мистер Торс отключал их органы чувств. Зачем? — задумался Типпс.

— Сделай еще один генетический анализ, — сказал он.

Бек ухмыльнулась.

— Лейтенант, до настоящего времени все было впустую. Никаких совпадений по генетическому профилю не выявлено.

— Просто сделай это, — сказал Типпс.

Сарказм Бек рассеялся, когда она снова посмотрела в овраг.

— Это так ужасно. Он выбросил уже шестнадцатый комплект конечностей, и только четвертое тело. Что он делает с телами?

Типпс понял ее вопрос. И стоит ли за этим какое-то предназначение? — задумался он. Типпс чувствовал странную уверенность. Его философская натура буквально зудела. Он знал, что предназначение есть.

Предназначение старины Луда, конечно же, состояло в том, чтобы брюхатить тех девок. Потом он ждал, когда они разрешатся от бремени, и продавал спиногрызов бездетным семьям. Но не ради наживы — «зелень» ему нужна была, чтобы оплачивать счета, а остатки он отдавал на благотворительность. Что в этом плохого?

Конечно, сперва над девками приходилось поработать. Казалось, единственно правильным и гуманным решением было избавить их от душевного смятения. А руки и ноги он отрезал им, чтобы они могли обходиться меньшим количеством провизии и не пытались сбежать. Старина Луд прокалывал им уши, потому что их «подрихтованным» мозгам негоже было слышать всякое, что могло окончательно сбить их толку. По той же причине заклеивал глаза. Видеть девкам тоже не следовало.

И потому как Луд сочувствовал им, он чуток «рихтовал» им мозги. Таким способом его папаша давным-давно усмирял особо норовистых коров и свиней. Все, что нужно сделать, это воткнуть девке в глазницу шило, пока не хрустнет кость, а потом быстро им качнуть. Убить их это не убьет, а мозги спутает, чтобы думать не могли. «Ботомировать» — так это называл папаша. Луду было не нужно, чтобы девки думали там всякое. Им было бы больно осознавать, что они больше не могут ни видеть, ни слышать, ни ходить, ни брать в руки вещи. Конечно, когда он рихтовал им мозги, ему приходилось быть осторожным. Пара девок через некоторое время стали пинаться, поэтому Лад сейчас всегда дезинфицировал шило. Чтобы плохие микробы не попали им в башку. Да, Луд очень переживал, когда четверо из них умерло, но что он мог поделать?

Пришлось выбросить. Он вырвал им гаечным ключом жемчужные зубки и сжег хрюкалки, чтобы копы не опознали их и не вышли на него.

Луд уложил их всех в ряд в подвале. Двенадцать девок. Каждую поместил в свиное корыто, распиленное с одного конца, чтобы нижняя часть тела свисала наружу. Таким образом, чтобы поиметь их, Луду нужно было лишь спустить портки. Под каждым корытом он поставил по доильному ведру, поэтому они могли ссать и срать, не боясь испачкаться. Кормил он девок три раза в день, картофельным пюре с молоком и вересковым отваром — ему нужны были хорошие крепкие спиногрызы на продажу. Девки могли нормально глотать и жевать. Жевалки Луд выдергивал только у дохлых, потому что однажды увидел по «СиЭнЭн» как легавые идентифицируют трупы, сличая их зубы с записями дантистов.

График у Луда был расписан по месяцам. Вот почему у него было двенадцать девок. По одной на каждый месяц. Например, сейчас был август, поэтому в данный момент он драл «августовскую» девку. Он имел ее по три раза в день, в течение всего месяца. Так чтобы к сентябрю она гарантированно залетела. Потом, естественно, он начнет иметь уже девку в «сентябрьском» корыте. А когда он их не трахал, не кормил или не мыл, он поднимался наверх и искал в городских газетах объявления, желающих усыновить спиногрызов. Из них было немало богачей, готовых без лишних вопросов выложить хорошие бабки, лишь бы не ждать пару лет легального усыновления через опекунские агентства. А в свободное время Луд отдыхал и читал любимые книжки про смысл жизни и все такое. Ему очень нравились эти книжки.

Вот только трахать девок было проблематично. Понимаете, иногда требовалось некоторое время, чтобы поднять «петушка», да и не легко сохранять стояк, когда у девки нет ни рук, ни ног. А еще хуже были звуки, которые они иногда издавали во время траха. Какое-то мяуканье и что-то похожее на «гаааааа-гааааааа». Конечно, это из-за того, что Луд отрихтовал им мозги. Смотреть на них, да и слушать их звуки, было не очень приятно, поэтому Луд клал им на животы разворот с какой-нибудь телочкой, чтобы хоть чем-то вдохновляться.

У него неоднократно «падал», так сказать, в процессе. Вот и сейчас с этой рыжей девкой в «августовском» корыте возникли проблемы.

— Мать перемать! — ругнулся Луд, стараясь не поминать имя Господа всуе.

Так он еще никогда не обламывался. Бедняга Луд отступил от корыта со спущенными до лодыжек штанами, чтобы восстановить «стояк» вручную, но тем временем гель в девкиной дырке успел загустеть. Понимаете, прежде чем оттрахать девку, ему приходилось смазывать ей дырку гелем, потому что после «рихтовки» мозгов своя смазка у нее больше не выделялась. Но, как уже упоминалось, гель иногда загустевал, так случилось и с этой рыжей девкой. Придется Луду вставать на колени и отхаркивать мокроту прямиком ей на манду для смазки, одновременно надрачивая «петуха». Это его очень расстраивало.

— Мне что, весь день дрочить перед торсом? — громко закричал он. — Япона мать! Не стоит уже ни хрена!

Когда такое случалось, Луд старался успокоится и все обдумать. Конечно, иногда приходилось нелегко, но на то воля Божья. Он должен быть еще благодарен — у многих парней его возраста вообще уже не стоял, и они уж точно не могли трахаться. Книги все ему проясняли. Это Всевышний призвал его совершать эти деяния, и Луд ни в коем случае не хотел его подвести. Работа не всегда была легкой, да и не должна была быть такой.

Поэтому Луд уставился на разворот с мисс Август, представляя ее в корыте вместо безногой и безрукой рыжей девки, и изо всех сил дрочил, пялясь на классные «журнальные» сиськи-письки.

— Дааа, господи! — радостно воскликнул он, потому что его «петух» снова начал набухать. — Дааа, о, даа! Вот она, мисс Август! — воскликнул он, и как только у него встал, тут же снова сунул своего «петуха» в детородный орган рыжего обрубыша и до краев залил молофьей.

— Гааааа! Гааааааааа! — вырвалось из слюнявого рта девки.

— Очень приятно, крошка, — ответил Луд.

На следующее утро обутые в «Гуччи» ноги Типпса привели его в комнату районного отделения, где несколько новичков из южного округа обменивались шутками.

— Эй, а как торс играет в баскетбол?

— Как?

— С трудом!

— Эй, парни, а знаете, где спит торс?

— Где?

— В багажнике!

Взрыв хохота стих, как только тень Типпса упала на пол комнаты.

— Следующий, от кого я услышу шутки про торс, будет переведен на районную штрафстоянку, — сделал он замечание, и двинулся к своему кабинету.

Солнце в окне ослепило его. Ему не нужны были ответы, которые хотели получить большинство копов — ему было наплевать. Даже правосудие его не волновало. Правосудия добиваются лишь актуализированные личности, — подумал он. Типпс был одержим философией. Ему был сорок один год. Он ни разу не был женат, и друзей у него не было. Его никто не любил, и он не любил никого, и это был единственный аспект внешней жизни, который ему нравился. Он ненавидел копов так же сильно, как преступников. Он ненавидел негров, латиносов, узкоглазых. Ненавидел шайки педофилов и церковные кружки. Ненавидел Бога, Сатану и атеистов, веру и неверие, яппи и байкеров, гомиков, лезбиянок, эротопатов и убежденных холостяков. Ненавидел жидов, итальяшек и англо-саксов. Особенно агло-саксов, потому что сам был коренной англо-сакс. Он ненавидел всех и вся, потому что лишь нигилистические взгляды не давали ему осознавать собственную фальшь. Он ненавидел фальшь.

Он любил истину и соответствующие философские рассуждения. Истина, по его мнению, могла быть получена с помощью самооценки личности. Например, никакой глобальной истины не существовало. Ни политической, ни общественной. Только истина отдельного индивида на фоне бескрайней вселенной. Вот почему Типпс стал копом. Ему казалось, что настоящая истина может быть расшифрована лишь через выявление предназначения. А такое предназначение наиболее полно раскрывалось в духовном состоянии, близком к стрессу. Служба в полиции приблизила его к грани, за которой находился ответ.

Черт. Он задумчиво посмотрел на свой стол. Он хотел знать предназначение вещей, ибо только так мог понять собственное предназначение. Вот почему дело мистера Торса настолько заинтересовало его. Если истина может быть определена на индивидуальном уровне через понимание универсального предназначения, то что это за предназначение? Скажите мне, мистер Торс. Это должно быть нечто уникальное. Нечто…

Гениальное, — подумал Типпс. Мистер Торс довольно успешно избегал обнаружения, а значит, не был психопатом и не страдал биполярным аффективным расстройством. Заключение медика было идентично, вплоть до мелочей. Мистер Торс не был ретроградом, не страдал шизоаффективным психозом, не отличался ритуализированным поведением и не был склонен к галлюцинациям. В противном случае, отдел психиатрии это уже бы выявил, как и отдел техслужбы. Мистер Торс, — подумал Типпс. — Какое предназначение может стоять за действиями такого человека, как вы?

Скажите мне, мистер Торс.

Типпс должен был знать.

Луд всегда договаривался о встрече где-нибудь в глубинке, предварительно повесив на свой пикап фальшивые номера. Старые парковки, круглосуточные минимаркеты и тому подобное.

— Слава богу, не могу поверить, что это правда, — тараторила леди голубых кровей, получив из рук Луда новенького, свеженького спиногрыза. Спиногрыз мило агукал, его маленькие пухленькие ручки играли с жемчужным ожерельем новой мамы. Та плакала от счастья. — Ричард, отдай ему деньги.

Сидя на заднем сидении навороченного люксового седана, Луд почесал себе промежность. Дорогущая швабская тачка, — подумал он. Но седовласый парень в костюме кинул на Луда недобрый взгляд. Потом, словно колеблясь и нервничая, спросил:

— А вы можете, хм, рассказать немного о матери ребенка?

Это торс, тупица, — мысленно ответил Луд. — А забрюхатил его я. Тебе-то какое дело? У меня есть то, что вам нужно, так? Ох уж эти богатенькие!

— То есть, — сказал «костюм», — вы уверены, что сделка совершена по соглашению сторон? Ребенок не был… насильно отнят, похищен или что-то подобное, верно?

— Ни в коем случае, мистер, вам не о чем беспокоиться. — Луд почувствовал, что парню нужно кое о чем напомнить. — Мы же договорились не задавать вопросов, верно? Конфиденциально, как вы указали в своем объявлении. Если же вы пересмотрели свое решение, хорошо. Я просто забираю спиногрыза назад, а вы можете подписывать договор с опекунским агентством. Если, конечно готовы ждать пять или шесть лет.

— Отдай ему деньги, Ричард, — потребовала леди. Судя по голосу, она была злая как черт. Ну и сердитые у них бабы. — Отдай ему деньги, чтобы мы могли забрать нашего малыша домой! Я имею в виду, сейчас, Ричард. Немедленно!

— Э-э, да, — промямлил новоявленный папа в костюме. — Да, конечно, — oн передал Луду конверт, набитый стодолларовыми купюрами. Судя по весу там было тысяч двадцать. Луб улыбнулся паре. — Сердцем чую, что вы вырастите ребеночка как надо. Не забудьте научить его молиться каждый вечер и почитать Всевышнего, слышите?

— Хорошо, — ответил «костюм».

— Спасибо вам.

— Вам, вам спасибо! — рассыпалась в благодарностях новоявленная мамаша. Она сияла от счастья, с влажными от слез глазами. — Вы нас так осчастливили!

— Не меня благодарите, а Всевышнего, — сказал Луд и выскочил из большого люксового седана, припаркованного под вывеской «Квик-стоп». Потому что он призвал меня сделать это.

Когда богачи уехали, Луд сел в свой выдавший виды пикап и задумался. Сегодня он должен кое-что сделать. А все из-за той тощезадой каштанки, которая сдохла у него вчера. Луд догадался, что во время рихтовки ей в башку попали какие-то плохие микробы, поэтому она долго не протянула. Ему нужно раздобыть себе новую девку и сделать из нее торс, потому что «июньское» корыто теперь пустовало. А до этого он хотел еще вернуться домой к рыжей «августовской» девке и кинуть ей «дневную палку». В конце концов, Луда ждали новые заказы, а Божье дело не терпело отлагательств. А еще он знал из своих любимых книг, что с тех пор как Ева вкусила то яблоко, Всевышний держал руки подальше от мира. Так что не последнюю роль здесь играла физиология, поэтому Луду нужно было трахать девку много раз на дню, чтобы та гарантированно залетела.

И принесла в мир новую жизнь.

Флуоресцентный свет морга придавал Типпсу жутковатую бледность. Здесь в такой компании, он сам мог сойти за прилично одетый труп. Джен Бек, начальница отдела техсобслуживания, поставила бутылку холодного чая «Снэппл Распберри» на анализатор кислотно-основного баланса крови.

— Буду с вами через минуту, сэр, — пообещала она, сверяя исходные спектры с индексами магнитного поля.

Типпс задумался, как она применяет свое понимание истины к общей оценке человеческого предназначения. Есть ли у нее вообще такая оценка? Она проводила гистологический анализ у живых и вскрытых детей, и повидала в своей жизни кишок больше, чем мусорный контейнер рыбного рынка. Что для тебя истина? — задумался он.

— Ваш мужчина носит обувь 11-ого размера.

— Отлично! — воскликнул Типпс.

— Прошлой ночью земля была влажной. — Бек жевала кончик толстой кисти из верблюжьего волоса. — Оставила хорошее впечатление у ребят из отдела. — Потом немного потускнев, закрыла большую красную книгу, озаглавленную: «Каталог автомобильной краски, производившейся в США до 1980 года» — Я проверила индекс каждого полученного нами образца, и его здесь нет.

— Что значит, нет? — спросил Типпс.

— О, я забыла сказать. Прошлой ночью, когда он сдавал задом к оврагу, то поцарапал правое заднее крыло о край дренажной трубы. Я прогнала образец краски через масс-фотоспектрометр. Это не магазинная краска, поэтому я не могу дать вам марку и модель. Все что могу сказать — он водит красный автомобиль.

Типпс был в восторге. Наконец у них появилась зацепка…

Бек продолжила, потягивая чай.

— А насчет генетического анализа, который вы запросили. На этот раз вы попали точно в цель, лейтенант. Он полностью совпал с записями в картотеке департамента уголовного розыска штата. У торса номер четыре есть имя. Сьюзен Эйч. Билкенз.

— А откуда у нас записи ее генетического профиля?

— Она проститутка, то есть была. Шесть задержаний. Пять по городу, одно — по округу. В прошлом году возбудили дело против ее первого сутенера. Поэтому из города запросили образец генетического материала. Сутенер немного ее порезал, и они рассчитывали, что образец генетического профиля совпадет с кровью на одежде парня. — Бек невесело усмехнулась. — Жаль, что в суде это не прокатило. Гребаные судьи, похоже, выжили из ума. Но в сводку хотя бы попало имя девчонки.

— Сьюзен Эйч. Билкенз, — повторил Типпс. Он бросил оценивающий взгляд на голый торс, лежащий на стальной платформе, снабженной съемным сливным баком и механизированным регулятором высоты. Сожженное кислотой лицо напоминало больше груду экскрементов, а зашитый Y-образный разрез на груди походил на какую-то жуткую застежку «молнию». — Говоришь, она проститутка?

— Была проституткой, верно, — Бек снова усмехнулась. — А теперь просто мертвый торс. Работала на Вест Стрит Блок, в нарко-барах, пока не запачкалась в деле с сутенером. В последний год обслуживала клиентов на стоянке грузовиков у окружной автомагистрали.

— Это… замечательно, — произнес Типпс нараспев.

— Вскрытие не показало ничего нового. Зубы удалены вручную вскоре после смерти. Барабанные перепонки проколоты, глаза заклеены цианоакрилатом, он же «Уондер Глю». Незначительное повреждение напротив латеральной борозды в лобной доле. Он сделал ей лоботомию, как и остальным. О, еще я смогла сличить ее тело с руками и ногами, найденными в Дэвидсонвилле четыре месяца назад. Готовы услышать новость?

Типпс посмотрел на нее.

— Подведем итог, лейтенант. Как я уже сказала, мы нашли ее руки и ноги четыре месяца назад.

— Я слышал.

Бек отхлебнула чай.

— В момент смерти она была на втором месяце беременности.

— На втором месяце беременности, — повторил он вслух, двигаясь по 154-ому шоссе в своем автомобиле без опознавательных знаков.

Было в этом что-то невероятно… чудовищное. С каждым открытием Типпса все сильнее тянуло постичь концепцию истины мистера Торса, а следовательно — его эмпирическое предназначение.

Мистер Торс, — подумал Типпс. Я доберусь до тебя, приятель, и все узнаю. Типпс был не только конклюзионно-дидактическим нигилистом, он был еще опытным следователем. Вместе с личным делом в руки ему попала жизнь проститутки. Двадцать пять лет. Белая. Волосы каштановые, глаза карие. Рост 5 футов 5 дюймов. Вес 121 фунт. Интересно, сколько она весит без рук и ног, — задумался Типпс. С тех пор как она сбежала из района красных фонарей, она работала на стоянке грузовиков рядом с окружной автомагистралью. Местечко называлось «Костер». Стоянки грузовиков — это те места, куда в первую очередь устремлялись беглые проститутки, а в южном округе была только одна такая…

Типпс припарковался между двумя тягачами «Питербилт» в конце стоянки. Напротив светилась огнями небольшая забегаловка, в чьих зеркальных окнах то и дело улавливалось движение. Напевая про себя какую-то песенку, слегка изменив текст — «Восемнадцать колес и дюжина торсов», Типпс просканировал «Костер» в маленький бинокль марки «Бушнелл». Он видел их в широкое поле бинокля — неухоженных, истощенных, доведенных до отчаяния. Большинство, как он знал, являлось клиническими наркоманками, чьим единственным предназначением во вселенной было удовлетворение аксиоматического и исконного мужского полового влечения в обмен на деньги для приобретения «крэка». Они порхали по интерьеру ресторанчика, любезничая с тучными дальнобойщиками, чьи крепкие руки были покрыты гобеленами татуировок. Некоторые девушки слонялись на улице, скрытые в гуще теней.

Типпс задумался о них, об этих секс-призраках. Осознают ли они свое место в эфирной вселенной? Задумывались ли о таких понятиях, как экзистенциальная истина, психо-социальный атомизм, трехсторонний эвдемонистичный тезис? Интересовались ли когда-нибудь своим предназначением? — задался вопросами Типпс. Имели ли они предназначение?

Вдруг Типпс выпрямился в сидении. Отличная немецкая оптика бинокля с легкостью обнаружила заехавший на парковку старенький красный пикап, с длинной свежей царапиной на правом заднем крыле.

Луд слонялся по «Костру», в своей обычной спецовке и ботинках 11-ого размера, таская сумку с журналами. Перед кассовым аппаратом стоял стеллаж с «мужской» прессой, где было уже полно свежих сентябрьских номеров. Луд никак не мог понять, почему сентябрьские номера выходят всегда на третьей неделе августа. Хотя это его не особенно волновало. На следующей неделе ему пора будет приниматься за ту маленькую блондинку, чей торсик так уютно устроился в «сентябрьском» корыте. У нее шикарное вымя, но вот в норке поместился бы даже свиной окорок. Это что ж нужно было туда засовывать ее парням, чтобы так растянуть? Свои дурные головы, что ли? Или у нее с рождения уже так? Опять же, рожать спиногрызов будет легче. Да она целый детский сад сможет родить в один присест! А вот губы вокруг ее норы свисали как куски мясной нарезки. Но она хотя бы не такая шумная, как девка из «августовского корыта», от которой Луда уже тошнило. Вот поэтому Луд каждый месяц покупал себе новые журналы. Разложенный на животе девки разворот помогал его «петушку» как следует встать и кончить. А из-за того, что у него сдохла июньская девка и ему пришлось ее выбросить прошлой ночью, Луду нужно было найти ей замену. Эти шлюхи постоянно зависали в «Костре», потому что дальнобойщики всегда старались бросить пару палок между долгими рейсами. И так повелось, что на большой, забитой грузовиками парковке, Луд мог быстро снять и увезти девку, не вызвав ни у кого подозрений.

По пути он увидел на бетоне целые кучи гандонов, и это его очень расстроило. Неужели эти парни ничего не понимают? Разве головы им нужны только для того, чтобы в них жрать? Молофья же выходит из вашего «петушка» не только ради удовольствия! Это ж эликсир жизни! Это особый дар, данный Всевышним, чтобы парни могли Его волей брюхатить девок, а те рожать спиногрызов. Давать жизнь, вот для чего нужна молофья, понимаете? Выпускать на землю новых карапузов и выполнять тем самым волю Божью. И очень обидно видеть, когда такое хорошее семя тратится впустую ради простого перепиха. Его нельзя спускать в какой-то дьявольский гандон! Эти резинки, валяющиеся по всей парковке, были все равно что пощечиной Всевышнему. У Луда была мысль собирать их каждый вечер и вытряхивать содержимое в какую-нибудь банку. Потом купить кухонную спринцовку и вводить это семя девкам, вместо того, чтобы трудиться самому. Конечно, может, это и не такая хорошая идея, учитывая, что сейчас полно ходит всякой дьявольской заразы. Просто до слез обидно видеть, как парни растрачивают свое семя, спуская частичку Бога в резиновый мешочек и смывая его в толчок или выбрасывая на грязную парковку…

— Эй, папаша, за двадцать баксов отсосу так, что обкончаешься.

Луд взглянул на маленькую худышку, выпорхнувшую из темноты. Почти все шлюхи были такими же тощими, как эта, имели длинные прямые волосы и, в основном, маленькие сиськи, за исключением, конечно, его пышногрудой «сентябрьской» девки.

— Похоже, ты крошка, что надо! — обрадовался Луд. — Только иди за мной вон в тот грузовик. Там и развлечемся.

Они забрались в пикап, и не успела она даже спрятать в карман две полученные от него десятки, как Луд тут же вытащил своего «петушка». Разинув хлебальник, девка тут же приступила к работе. Луд решил дать ей немного пососать. Не то, чтобы он собирался тратить свое драгоценное семя на ее «варежку», просто ему нужно было прийти в «рабочее» состояние, перед тем как кинуть вечернюю палку «августовской» девке. Луд знал, насколько это важно. Гораздо проще возбудиться от девки, у которой еще есть руки и ноги, чем от бестолкового, что-то мямлящего торса с дыркой, залитой гелем для смазки. А эта маленькая худышка «смолила его трубку», как заправский кавалерист, по ходу дела нежно лаская его мошонку. Боже, а она сосет, что надо! — мысленно воскликнул Луд. Как настоящая машина! Так всю кожу мне с «петушка» слижет! Тут девка перестала сосать и довольно грубо заявила:

— Эй папаша, я поработала. Ты кончать собираешься?

— Ну, еще немного, крошка. У стариков вроде меня не сразу получается.

Девка снова принялась сосать, на этот раз еще жестче и быстрее, теребя маленькой ручкой его мошонку, словно переполненное молоком коровье вымя. Она заглатывала и лизала, весьма умело обрабатывая его плоть и издавая больше шума, чем пара тысячефутовых гемпширских свиней, бузящих в грязной яме. Потом снова остановилась и заныла:

— Давай, папаша, кончай уже! У меня нет лишнего времени.

— Да у тебя, крошка, целая жизнь есть, — добродушно поправил Луд, — чтобы свернуть с грешного пути и заняться таким богоугодным делом, как продолжение человеческого рода. Я говорю о том, сладкая, что все в жизни имеет свое предназначение, — и Луд тут же нанес ей сокрушительный удар в затылок пустой бутылкой из-под «Карлинга».

Сунув девку под сидение, он выехал с парковки, с все еще торчащим после классного отсоса «петушком». Ему было даже немного стыдно за то, что ему вскоре придется с ней сделать.

А делал он это так — спускал их в подвал и заставлял проглотить миску картофельного пюре, густо замешанного на «фенциклидине», чтобы надолго отключить их. Потом заклеивал им глаза, прокалывал уши и «ботомировал» шилом, чтобы их больше ничего беспокоило. Своим полевым стругом, походившим на топор с поперечным лезвием, отрезал им руки и ноги, перед этим обязательно перевязав их у основания крепкой сизальской веревкой, чтобы девки не подохли потом от кровопотери.

Именно это Луд и проделал по возвращении домой с маленькой членосоской, которую подобрал в «Костре». С каждым разом получалось чуть аккуратнее. Луд уже мог оттяпать девке руки и ноги так чисто, что не придерешься. Ему нужен был в первую очередь живой торс. Через пару недель обрубки заживут, и можно будет «чпокать». Теперь она была абсолютно голая. У нее были довольно красивые маленькие сиськи, густой куст волос между ног, и даже маленькая волосяная дорожка, идущая от лобка до пупка, которую Луд всегда считал привлекательной. Вот только единственное, что его не особенно привлекало, это татуировки. Они были у многих девок. Например, у этой каштанки такая находилась над правым соском. Дурацкое сердечко, пронзенное кинжалом. Луду было стыдно за девок, которые так не уважали и портили свое тело. Он считал, точнее знал из книг, что тело является храмом Божьим, и портить его глупыми татуировками это все равно что мусорить в храме, писать на алтаре бранные слова или бить камнями церковные витражи. Но это уже не имело значения, потому что теперь эта тощая каштанка значительно продвинулась к истинному смыслу богоугодной жизни. Однако Луд решил повременить с укладыванием ее в «июньское» корыто. Между тем, он перевязал ей обрубки, чтобы она не подцепила инфекцию. Потом собрал ее руки и ноги и понес наверх, чтобы позднее вывезти за город, предварительно обработав ртутной кислотой. Он поднимался по лестнице, стуча ботинками 11-го размера, как на верхней ступеньке вдруг резко остановился. Перед ним стоял какой-то странный парень в костюме, а в руке у него была большущая пушка, направленная Луду прямо в лицо…

— Вот, проклятие! — воскликнул старик в спецовке. Он замер на верхней ступеньке, как вкопанный. Его руки были тяжело нагружены…

Конечностями, — догадался Типпс. Он нес отчлененные конечности.

— Не двигаться! — Типпс с удивлением уставился на этого сморщенного человечка. Он продолжал держать его под прицелом своего «Глока 17», чья обойма была полна «ремингтоновскими» патронами 9-го калибра. В его голове, казалось, происходили какие-то скрытые расчеты. — Ну же, — сказал Типпс. — Бросай… конечности.

Нахмурившись, старик выпустил ношу из рук. Две руки и две ноги со стуком упали на деревянный пол.

— Садись в то кресло рядом с комодом. Руки держи на коленях. Будешь со мной, блядь, шутить, и, клянусь богом, я тебе башку отстрелю нахер!

Морщась, старик сел в древнее тростниковое кресло, тут же заскрипевшее под его весом.

— Не произноси бранных слов, и не поминай имя Господа всуе.

Типпс продолжал держать его на мушке.

— Так ты и есть тот парень… мистер Торс.

— Меня так называют? — пробормотал мистер Торс. — Глупее имени я не слышал.

Но мысли Типпса уже вращались в калейдоскопе удивления, триумфа и тщеславия. Я взял его, — думал он. — Взял мистера Торса.

— А ты, значит, легавый, да? — спросил Луд. — Как ты нашел меня, сынок? Расскажи.

— Я шел за тобой со стоянки для грузовиков.

Луд чуть не шлепнул себя по лбу. Вот я дурак! Сам привел легавого прямо к себе домой! Япона мать! Похоже, в последний раз на толчке я все мозги свои высрал!

Но, конечно же…

Луд верил в провидение. Он верил в то, что говорилось в книгах, верил, что пути Господни неисповедимы. И он принял за провидение то, что этот легавый заставил его сесть в кресло рядом с комодом его усопшей матушки. И Луд знал, что в верхнем ящике этого комода лежит большущий папашин револьвер «Уэбли»…

Типпс огляделся. Просто фантастика какая-то! Я в доме мистера Торса!

— Я хочу знать, чем ты тут занимаешься.

— Ты о чем, сынок?

— О чем я? — рассмеялся Типпс. — Я хочу знать, зачем ты расчленил шестнадцать женщин за последние три года. Вот, что я хочу знать. Ты держишь их живыми, так?

Седые волосы мистера Торса торчали в разные стороны, подбородок был усеян белыми волосами.

— Держу кого живыми?

— Девушек! Торсы! — закричал Типпс. — Судебный техник сказал мне, что торс, который ты выбросил прошлой ночью, умер в течение последних сорока восьми часов, ты чокнутый старый засранец! Мы сличили ее тело с набором конечностей, которые ты выбросил четыре месяца назад. Она была на втором месяце беременности! Ты, что, оплодотворял их? Говори, зачем! Срань господня!

Мистер Торс закрыл глаза.

— Сынок, пожалуйста, мог бы ты не поминать имя Господа всуе?

— Говори же, ну!

Типпс сделал шаг вперед, направив «Глок» старику в лицо. Но тут скользящий взгляд Типпса зацепился за ряд стоящих на комоде книг. Какого… черта? Многие из названий он узнал, многие книги были у него самого. Основные работы самых знаменитых философов в истории мира. Сартр, Кант, Софокл, и Гегель. Платон, Хайдеггер, и Ясперс. Фома Аквинский, Кьеркегор…

— Ты… — Типпс замешкался, — читаешь… это?

— Конечно, — ответил мистер Торс. — Думаешь если я хожу в спецовке и живу в захолустье, то я тупой деревенщина, которому нет дела до смысла жизни? Позволь мне сказать тебе кое-что, сынок. Я не сексуальный извращенец, как ты, наверно, думаешь. И не психопат.

— А кто ты тогда? — голос Типпса проскрипел как гравий.

Мистер Торс спокойно продолжил:

— Я своего рода поставщик, понимаешь? Поставщик объективированной человеческой активности. Это называется волюнтаристский идеализм, сынок. Понимаешь, абсолютная воля является иррациональной силой, пока не применяешь ее к механизмам причинной положительности, как противодействующую силу к порочной конкретности нигилистичной докрины. То есть, сынок, как индивидуумы одной и той же вселенной, мы все зависим от стебля метафизического дуализма, и должны понимать, что являемся трансцендентными единицами бытия. И мы предпринимаем объективные действия, сынок, чтобы превратить такие штуковины, как наши единицы бытия в функциональное освобождение субъективной положительности в плане Всевышнего, понимаешь? Нет, я не психопат. Я — вассал, хранитель Кьеркегорианских основ человеческого предназначения.

У Типпса было чувство, будто он одним глотком выпил бутылку «Джонни Блэка». Срань господня! — подумал он. Мистер Торс… это телеологический христианский феноменалист!

— Все в наших руках, понимаешь? Это относится и к девкам, живущим в нигилистичной пустоте духовного вакуума. Я делаю то, что делаю, чтобы дать им осознать их транзитивное предназначение. Сами они бы до этого не дошли. Я спасаю их из лап человеческого абсолютизма, понимаешь, сынок? Спасаю от растрачивания своего потенциала, при том, что они являются позитивными единицами бытия. Иначе, они только и делают, что заражаются СПИДом, делают аборты, курят дурь, и становятся жертвами насильников и убийц. Но все силы во вселенной цикличны — одна единица бытия кормит другу, и так до абсолютного целого. Да, я продаю спиногрызов, но только тем людям, которые сами не могут иметь детей. И деньги мне нужны не для заботы о девках, я отдаю их на благотворительность.

Типпс буквально остолбенел. Мушка его «Глока» сместилась.

— Это все предназначение, сынок. Абсолютное человеческое предназначение.

Предназначение, — Типпс на секунду задумался…

…И в тот же момент ботинок 11-го размера взмыл вверх, ударив стальным носком Типпса в пах. От невыносимой боли тот рухнул на пол. Сквозь туман он увидел, как мистер Торс встает и начинает рыться в ящиках комода.

— Мать-итить! Где же этот «Уэбли»?

Типпс вытянул руку с дрожащим пистолетом. Он сумел нажать на спусковой крючок дважды — бах! бах! Каким-то образом обе 9-ти миллиметровые пули вошли мистеру Торсу сзади промеж ног.

— Святые Иисус, Петр и Моисей! — завопил старик, падая и хватаясь за окровавленный пах. — Проклятый нигилистичный ублюдок! Ты мне мошну прострелил!

Типпс, все еще содрогаясь от боли, пополз вперед, чтобы закончить начатое. Он едва мог дышать. Но когда он поднял пистолет…

Что за…

… рука его неприятеля взметнулась, отпихнув его в сторону. В то же миг над головой что-то просвистело.

И раздался жуткий треск.

В глазах Типпса померк свет.

— Зуб даю, что у тебя сейчас башка болит, как со страшного бодуна, верно? — Смешок. Какое-то движение. — Это я приложил тебя рукояткой папашиного «Уэбли» 455-ого калибра. Вырубил подчистую.

Очнувшись, Типпс почувствовал, будто плывет по воздуху…

— Я был готов убить тебя, но потом передумал.

Справа и слева Типпс увидел длинные ряды металлических корыт, поставленных на стойки. Всего двенадцать, на каждом изолентой приклеена метка с названием месяца. У Типпса перехватило дыхание…

В каждом корыте лежало по торсу.

— Поздоровайся с моими девками, легавый.

Все они были голыми, тощими, бледными и потными от стоящей в подвале жары. Из каждого корыта свешивались зажившие культи ног. Глядя на ряд торсов, Типпс не мог не заметить, что многие из них беременны. Животы последних торсов были так раздуты, что казалось, вот-вот порвутся. Белая кожа была растянута под бременем растущего внутри плода. Мясистые пупки вывалились наружу. Груди налились от материнского молока.

Прямо перед Типпсом лежал бледный торс со спутанными рыжими волосами. Дряблое лицо с заклеенными глазами дернулось, голова накренилась.

— Гаааа! — вырвалось у нее. — Гаааааа!

— Это моя «августовская» девка, — представил мистер Торс. Он стоял рядом с Типпсом. — Накачиваю ее ежедневно с начала месяца, чтоб забрюхатить.

— Гааа! Гааааа! — повторила она.

— Вот балаболка, да? Она такая, потому что я «ботомировал» ее, понимаешь? Отрихтовал ей чуток мозги, чтобы она ни о чем не беспокоилась. Было б нечестно оставлять им органы чувств в таком состоянии. Поэтому я еще заклеил им глаза, и проткнул уши. Но не волнуйся, все детородные органы работают исправно.

Теперь Типпс разгадал причину своего парящего состояния. Его зрение прояснилось, и он с содроганием обнаружил, что лишен всех своих конечностей. Его торс был подвешен за ремень, свисающий с крюка над корытом. Еще одиннадцать таких крюков своисали со стропил перед каждым торсом.

— О, я не собираюсь возиться с твоими глазами и ушами, — пообещал мистер Торс. — И «ботомировать» тебя тоже не буду. Понимаешь, все сексуальные реакции находятся у парней в мозгу, поэтому я не могу тебе его «отрихтовать», как девкам. С «отрихтованным» мозгом у тебя просто не встанет, сечешь?

Из груди Типпса вырвался стон. Он слегка качнулся.

— Это провидение, сынок. Ты ж мне яйца прострелил. Хотя в моем возрасте мне уже все равно тяжело поднимать свой «кран». Иногда я даже кончить не могу.

— Что, — раздался отчаянный, глухой шепот Типпса, — ты там говорил о провидении?

— Вот, сынок. Я, ты, эти девки здесь — все это дело Божье, сечешь? И я понял, почему Он послал тебя мне — чтобы ты мог продолжить Его дело. Поддерживать человеческий телелогический цикл, предопределенный для нас провидением. Сечешь?

Голова у Типпса пошла кругом. Поддерживающий его ремень продолжал слегка покачиваться. Он увидел, что бедра его обезноженного тела выровнены точно с промежностью рыжей девки.

— Жизнь не имеет особого смысла, если мы не можем осознать наше вселенское предназначение…

Типпс снова застонал, раскачиваясь из стороны в сторону. Слово, когда-то являвшееся для него наиважнейшим, стало его наваждением, его проклятием. Невзирая на то, что с ним случилось и на то, как он проведет остаток жизни, он нашел силы сказать себе: Ты просил это, Типпс, и ты это получил. Предназначение.

— И не о чем не беспокойся. Я здесь, чтобы помочь тебе, сынок, — сказал мистер Торс, раскрывая свежий журнал и аккуратно кладя разворотом на живот рыжей девки.