Хельга
- Все, мать, неси икону заступницу. Пришла беда, пробил час.
Примерно так мой отец отреагировал, когда я сказала, что уезжаю в Холинбург – искать работу и творить.
Мать поддержала: выбежала с иконой святой Марфы, которая избавляла от глупости, стукнула меня по лбу и воскликнула:
- Дурища! Тебе о чем надо думать? О замужестве! О детках! О том, как мужу помогать? А ты?
- А она только о книгах! – поддержал отец. – Над одними чахнет до утра, все никак не начитается, а вторые пишет! Потому, видать, и тоща!
Да, да, да. Так всегда было. Родители с раннего детства считали меня позором всего гномьего рода. Порядочной девочке из приличной гномьей семьи надо играть в куклы одной рукой, держа во второй руке большой пирог с мясом и луком. А в куклы я не играла и пироги ненавидела – я носилась по полям и садам, которые лежали у нашей горы, ловила бабочек и придумывала сказки.
Дальше, с точки зрения родителей, все стало еще хуже. Я не набрала приличного гномьего веса, мои рыжие косы не лежали на груди параллельно полу, как у сестер и всех подруг, а желания и мечты не крутились вокруг семьи и замужества, как у правильной гномихи. Я хотела стать писателем – мои детские сказки давно остались в ящиках стола, теперь я писала о приключениях отважных воительниц и верила, что мои книги обязательно будут изданы, когда я повзрослею.
- И ладно бы писала о любви! – всхлипнула мать, глядя на икону, словно рассказывая обо всем доброй святой и ища ее поддержки. – О свадьбе, о муже с детками, о приличных и приятных предметах! Это бы еще ничего, так ведь нет! Все у нее там какие-то принцессы с топорами носятся, вот где ты, Хельга, видела принцессу с топором?
- Нигде не видела, - вздохнула я, укладывая в чемодан свои юбки и рубашки. Пожитков набралось очень много, надо было решить, что взять, а что можно оставить. – Мам, пап, ну вы сами мне всегда говорили: я позор гномьего рода, я тощая жердь, я никогда не выйду замуж. Вот и ладно. Я буду жить в Холинбурге и писать книги. Я уже совершеннолетняя, имею на это право.
Мать снова стукнула меня иконой, словно святой заступнице требовалось вразумить дурищу. Примерно так меня называли, когда я говорила, что в жизни много других занятий, и не надо все сводить к свадьбе и дитачкам.
- О сестрах подумай! – воскликнула она. – Кто их замуж возьмет, если у них сестра в городе книжонки пишет! Мартин, ты-то не молчи, скажи ей!
Мой старший брат, у которого борода была такой длины, что уже можно заплетать в ней косы и украшать золотыми колечками, кашлянул в кулак.
- Хельга, ну правда. Ты на себя-то посмотри, какой из тебя писатель? Оставайся дома, выйдешь замуж хоть за Олава…
Я кинула в него пеналом с карандашами. Попала. Сам пусть выходит замуж за Олава, он дурак и пьяница. Но у гномов считается, что лучше муж-выпивоха, чем никакого мужа.
- Мало я тебе косы драл, клянусь святым Николасом, - вздохнул отец. – А теперь уж поздно, выросла дочка…
Воспользовавшись возникшей паузой, я подхватила вещи и вылетела на улицу. Все семейство высыпало за мной, крича, рыдая и умоляя, но я быстрым шагом двигалась к выходу из горы. Соседи выглядывали из окон и дверей – да уж, им теперь будет, о чем поговорить.
Я не оборачивалась. Незачем.
Прощай, прежняя жизнь. Здравствуй, Холинбург, город людей и эльфов, я обязательно устроюсь, как надо.
Дорога заняла полтора часа: трясясь в почтовом дилижансе в обнимку с чемоданом, я повторяла себе, что у меня все получится. Я найду жилье – деньги у меня были, как у всякой гномихи. Глупо пускаться в путешествие, не отложив приличного золотого запаса. Я найду и работу – работы я не боялась и готова была взяться за любое дело, благо руки росли, откуда нужно. А потом, когда устроюсь на новом месте, отправлюсь в издательство.
Родители всегда говорили, что гномиха-писательница это дурь и несусветная блажь. Ну вот и посмотрим, кто из нас прав, а кто нет.
В сравнении с Подгорьем Холинбург показался мне маленьким и каким-то приплюснутым, что ли – зато в нем было много зелени, а я обожала сады и парки. Расплатившись за проезд, я неторопливо побрела по широкой светлой улице, которая текла среди бесчисленных магазинов и кафе: надо было осмотреться и прикинуть, что к чему. Я уже бывала здесь, но одно дело просто таращиться по сторонам, как и положено туристам, и совсем другое – искать кров и заработок.
Вот висит табличка на двери ресторана: «Требуется судомойка» - прекрасно, запомним, может, пригодится. Вот еще одно объявление: «В ювелирный магазин требуется продавщица» - о, а это уже интереснее. Гномы лучше всех разбираются в золоте, я тут точно справлюсь, главное, не упустить свой случай.
Толкнув дверь, я скользнула в сверкающее царство витрин и роскоши, и меня тотчас же окликнули:
- Эй, гномиха! А ну-ка на выход!
Я увидела, что ко мне движется возмущенный мужчина в красном сюртуке – не продавец, охранник с усами-пиками.
- Давай, давай, шагай отсюда! Здесь не подают! – рыкнул он, и от обиды и возмущения я залилась багровым румянцем, от него даже глазам сделалось горячо. Меня приняли за нищенку? За побирушку?
Осмотревшись, я едва не выругалась: магазин был эльфийский, занесло же меня! И если люди относятся к гномам, как к равным, то эльфы нас на дух не переносят. Мы им извечные конкуренты по золотодобыче, мы гораздо лучше работаем с драгоценностями, да и вообще история нашего противостояния очень долгая и не слишком приятная. Охранник был человеком – выслуживался перед хозяевами – а вот все продавщицы были эльфийками, и единственный покупатель, который склонился над витриной, тоже был эльфом.
- Сам ты попрошайка! – парировала я. Надо было не сдаваться и не уходить отсюда с опущенной головой и капающими слезами. – Я ищу работу! Сюда ведь нужна продавщица!
Эльфийка в синем форменном платье поджала губы, протянула покупателю бумажный пакет с гербом магазина и пропела:
Анарен
Я готовил исцеляющий артефакт, сверяясь с большой картой пациентки, которая стояла на специальной подставке. Вот результаты исследования крови – и на золотую пластинку ложится завиток заклинания. Вот точнейшие расчеты опухоли, которая разрастается в теле – и новые нитки магии укладываются на золото. Ничего, пациентке придется потерпеть совсем немного – скоро артефакт будет готов, и она забудет и об опухоли, и о боли. Девочка семи лет будет жива и здорова: пойдет в школу, откроет книги, станет играть в игрушки как раньше.
Еще немного. Последний завиток. Точка – и дело сделано.
Я отправил закрепляющее заклинание в золото и какое-то время сидел за столом, ничего не видя и не слыша. В ушах шумело, лаборатория плавала в тумане – так всегда бывает, когда заканчиваешь артефакт, и магия выскальзывает из души, оставляя только пустоту. Потом она, конечно, заполнится, но пока надо просто посидеть и опомниться. Проведя ладонями по лицу, я нашарил на столе стакан воды и торопливо сделал несколько глотков.
Мир прояснился. Готовый артефакт сверкал золотом и причудливыми узорами – новенький, яркий, он был похож на оригинальное украшение. Подождав, пока пальцы перестанет жечь, я снял его с подставки, аккуратно упаковал в плотную коричневую бумагу и, обвязав тонкой нитью, взялся за сургуч, чтобы поставить личную печать.
Пятнадцать тысяч крон, вот сколько он стоил. Сейчас артефакту предстояло отлежаться, а завтра утром я отнесу его на почту и отправлю заказчикам. Такое важное дело нельзя было поручить новой помощнице.
Сейчас, когда я подумал о Хельге, мне сделалось как-то странно. Я, эльф из достойной и благородной семьи, поступил, мягко говоря, оригинально: пригласил в свой дом гномку и дал ей работу. Но что-то подсказывало мне, что я поступил так, как нужно, когда не прошел мимо девушки, которая с трудом сдерживала слезы обиды.
Любой другой эльф на моем месте плюнул бы ей на голову – а пусть не лезет туда, куда ей, как до звезды небесной. Наверно, отец прав: я эльф с искаженной, изуродованной природой.
Но сейчас это казалось правильным.
Упаковав артефакт в пересылочный пакет, я словно бы очнулся и понял, что все это время кругом царил дразнящий запах.
Мясо.
Эльфы практически не едят мяса, считая его тяжелой пищей простонародья, зато орки, люди и гномы не мыслят без него нормальной трапезы. Запах был словно прикосновение ласковой руки к волосам. Охваченный им, я вдруг представил большой и теплый дом, накрытый стол и семью за этим столом – семью, где все друг другу рады и принимают близких такими, какие они есть.
Семью, которой у меня никогда не было, несмотря на дом, родителей и брата.
Поднявшись из-за стола, я расправил завернутые рукава рубашки, надел сюртук и подумал: кажется, мне повезло, что сегодня я встретил эту Хельгу Густавсдоттир. Глупая мысль, конечно. Очень глупая и не-эльфийская.
В столовой уже накрывали ужин, и сперва я подумал, что пригласил кого-то и забыл об этом. Нет, конечно, у меня нет таких друзей, с которыми можно разделить ужин, но такое количество еды для меня одного? Хельга успела переодеться в темно-зеленое клетчатое платье, уложила рыжие косы в корону вокруг головы и сейчас хлопотала над фарфоровым блюдом, нарезая что-то похожее на мясной рулет. Это именно он источал удивительный запах. Компанию рулету составляла большая ваза с салатом из помидоров, огурцов и зелени, и я невольно вздохнул с облегчением: хоть что-то эльфийское! На столе красовались аккуратные тосты с икрой на подушке из авокадо, какие-то мисочки с соусами и соленьями, рыжее облако чего-то морковного, громадное блюдо с жареными ломтиками картофеля, и я удивленно спросил:
- Вы кого-то пригласили, Хельга?
Гномка, которая выводила узор из соуса по ломтю мясного рулета, удивленно подняла на меня глаза.
- Нет. Как бы я смела кого-то приглашать в чужой дом?
- А кому тогда столько еды?
Она растерянно отставила соусницу в сторонку, окинула взглядом стол и ответила:
- Ну как же… ужин. Вам.
- Так много! – ободряюще улыбнулся я. Хельга нахмурилась.
- Разве это много? У меня отец бы сел, съел и сказал: ну ничего так закусил, а есть ли чего пожрать?
Я рассмеялся, сел за стол и уточнил:
- Это ведь жареная картошка, верно?
Картошка была вся золотая, в смуглых луковых завитках – Хельга проворно наполнила ею мою тарелку, уложила рядом мясо и сказала:
- Это вот был же стишок такой:
Пусть сегодня день печалил нас немножко.
Как сказал мне старый орк перед таверной,
Лучше мяса – только мясо и картошка.
- Взгляд, конечно, очень варварский, но верный, - улыбнулся я. – Давайте ужинать.
Я никогда не ел за одним столом с гномом и теперь заинтересованно смотрел, как ест Хельга. Отец говорил, что гномы обжоры и объедалы: когда они берут в руки вилку и нож, то лучше держаться от них подальше, чтобы не сожрали за компанию. Хельга ела быстро, но очень аккуратно, ножом и вилкой орудовала так, как принято в порядочных домах, знала, как пользоваться салфеткой – было видно, что она прекрасно воспитана. Картофель получился выше всяких похвал: сверху золотая поджаристая корочка, внутри ароматная мякоть. Мясо было приготовлено с луком, грибами и приправами, оно таяло во рту, наполняя меня даже не сытостью – каким-то глубоким удовлетворением, которое так и зовет спеть что-нибудь. Неудивительно, что у гномов столько застольных песен, если такое пиршество – их обычный ужин.
- Очень вкусно, - одобрил я. Икра и авокадо придавали душе легкости, а рыжее облако, которое оказалось запеченной морковью, поставило в трапезе этакую невесомую точку. Я вдруг понял, что вряд ли смогу выйти из-за стола. Хельга смущенно улыбнулась.
- Рада, что вам понравилось. Мне хотелось приготовить получше, потому что… ну вы эльф. А отнеслись ко мне по-хорошему.
- Вы прекрасно готовите, - искренне произнес я. – Если ваши книги так же хороши, как этот ужин, то я уверен, вас ждет великое писательское будущее.
Хельга
Утро началось с того, что я услышала шелест и негромкий голос:
- Гномка! Гномка в эльфийском доме! Вот так дела!
Открыв глаза, я обнаружила, что за окном сереет рассвет, а на ковре перед моей кроватью сидит некто, похожий на кота – серый, пушистый, с круглыми золотыми глазами и широкой пастью. Домовой! Гномы не заводят домовых для уборки, так что я никогда их не видела, только читала в книгах.
- Гномка! – повторил домовой. – А ну, держи ответ: ты чего это тут делаешь? Ты откуда это тут такая завелась?
- Ух ты, домовой! – обрадовалась я. Он был такой жирненький, с такой лоснящейся шерстью, что устоять было невозможно: я схватила его, как нашего домашнего кота, и принялась тискать и гладить.
- Ну тебя! Хватит! Перестань! – домовой извивался в моих руках, но было видно, что он не против ласканий и чесаний. – Ладно, пузо еще почеши. И уши не трогай, укушу!
- Ладно, - сказала я, оставив уши в покое. – Что ж ты хороший такой! Ты здесь живешь?
- Живу, - решив, что с него довольно объятий, домовой вывернулся у меня из рук и сел на одеяле. – А ты кто такая?
- Я Хельга Густавсдоттир, - представилась я. – Помощница господина Анарена.
Домовой принюхался и спросил:
- Так это ты давеча мясо в духовке запекала?
- Я. Сейчас пойду завтрак готовить, яичницу с колбасками и овощами. Будешь?
Домовой довольно мурлыкнул и растянулся на одеяле кверху пушистым брюшком.
- Буду, все буду. Чудеса, конечно, творятся: эльф впустил в дом гномку, а она ничего не сломала в радость древней дружбы.
- Чудеса, - согласилась я и вынырнула из-под одеяла. Рассиживаться нечего: надо готовить завтрак, потом делать дела, которые для меня подготовит Анарен, а там и до обеда недалеко. – То ли еще будет!
- Это точно, - согласился домовой, скатился с кровати и исчез.
Приведя себя в порядок и переодевшись в темно-синее платье с вышитым воротником, я спустилась на первый этаж. Дом еще спал – да и вся улица спала, выглянув в окно, я не увидела ни единого огонька в соседних домах. Выходной день – сегодня все будут валяться в кровати до обеда. Осень самое сонное время – и самое книжное!
Надо же, этот эльф не смеется и не издевается над тем, что я пишу книги. Я не переставала этому удивляться после всех дразнилок, которыми меня щедро осыпали брат и сестры, и всей ругани, которую мать с отцом выливали мне на голову. И теперь можно сидеть над тетрадью и не бояться, что кто-то подбежит, выхватит ее и издевательски зачтет: «…принцесса оказалась опытной противницей, и впервые в жизни генерал понял, что может и проиграть…»
А теперь издеваться некому. Я буду писать книгу и не прятаться.
Купленные колбаски оказались диво как хороши: не слишком пресные, не слишком наперченные и жиру как раз столько, сколько нужно для веселого шипения на сковороде. Ловец ядов молчал: с остальной едой, которую я вчера купила, все было в порядке. Зеленые кольца перца и красные дольки помидоров вытекали из-под ножа; интересно, пойдет ли Анарен в полицию? Да даже если и пойдет, вряд ли тот торговец останется сидеть на прежнем месте. Не будет он ждать полицейских, которые сцапают его за тощую задницу.
Так, теперь яйца. Они были как раз такими, как я люблю: крупные, с оранжевыми желтками. Пир снова получался на весь мир. Гномы всегда говорят: завтракать надо плотно, чтобы во рту не было скучно – это от работы отвлекает.
- Кому это столько?
Я обернулась: Анарен стоял в дверях, сонный и взлохмаченный. Темно-красный домашний халат был так пышно расшит золотом, что вполне сгодился бы на мантию для гномьего князя.
- Завтрак! – ответила я. – Присаживайтесь, пожалуйста, осталась минутка.
- Вообще, эльфы не едят так много, - сообщил Анарен, устраиваясь за столом. Я расторопно придвинула ему чашку кофе; он сделал глоток и добавил: - Но у вас тут все так пахнет, что я невольно превращусь в обжору. В обжору и толстяка.
- Не превратитесь, - пообещала я. – От мяса и яиц не толстеют, а на обед я приготовлю рыбу с рисом. Клянусь, что сделаю чуточку.
Я понятия не имела, как готовить чуточку – гномы едят много, вкусно и со смыслом – но хотела верить, что справлюсь. Тарелка с завтраком встала перед Анареном; он разрезал сардельку и улыбнулся.
- Пахнет удивительно, - одобрил он. – Сегодня выходной, так что у вас не очень много дел. Отправите мои письма и купите смеси в артефакторной лавке, я дам список. Кстати, можете пользоваться библиотекой, там замечательный стол.
Я не сразу поняла, что эльф имеет в виду.
- Стол, - повторил он. – За ним намного удобнее писать, чем здесь.
У меня, кажется, лицо сравнилось по цвету со свеклой. Впервые, впервые кто-то задумался о том, чтобы мне было удобно заниматься творчеством. Это было наполнено такой трогательной глубиной, что вот сейчас я едва не разревелась.
Неужели он, эльф, понял, что для меня по-настоящему важно?
- Вы неправильный эльф, - сказала я, сумев-таки справиться с волнением. – Таких не бывает.
Анарен улыбнулся – у него была очень светлая, легкая улыбка.
- Бывает, как видите. Но мой отец говорил мне то же самое. Наверно, если ты просто относишься к другим хорошо, то этого хватает для неправильности.
Свекла. Я просто свекла с рыжими косами и сейчас сгорю от стыда, волнения и неловкости.
- Я рада, что вчера зашла в тот магазин, - призналась я, понимая, что сейчас могу наговорить лишнего и все испортить. Бывают минуты, когда лучше помолчать – но молчать я не могла. Бывают слова, которые сожгут тебя изнутри, если ты их не скажешь. – Рада, что мы познакомились.
- А я-то как рад! – искренне откликнулся Анарен. – Меня теперь кормят, как гномьего короля. И…
По дому раскатился мелодичный звон: на пороге стояли ранние гости. Все во мне замерло и покрылось льдом – я точно знала, что они не принесли ничего хорошего.
Все воздушное счастье, которое успело наполнить меня, готово было раствориться без остатка.
Хельга
- Господь всемогущий… - пролепетала эльфийка и лишилась чувств, зашелестев шелками, жемчугами и кружевами модного лилового платья. Отец Анарена едва успел ее подхватить, не позволив упасть на мраморные плиты.
Я едва не села на пол от таких новостей. Анарен бросил на меня очень выразительный взгляд, который означал одно: поддержите, не выдавайте.
А как тут было поддерживать? Я понятия не имела, что делать, потому что сейчас это выглядело ну вот полным бредом. Полным и набитым. Вчера родители пытались вразумить меня иконой по лбу, а сегодня я оказываюсь невестой эльфа!
- Урод! – пророкотал отец, выпустил супругу, которая уже успела опомниться, и одарил Анарена такой оплеухой, что он отлетел в сторону, сбивая стулья. Я бросилась к нему – эльф сжал мое левое запястье и шепнул:
- Поддержите.
Я прикрыла глаза, кивнула – поддержу, что ж еще мне остается делать. Из носа Анарена сочилась кровь; я помогла ему сесть на стул и бросилась смочить полотенце водой.
- Ничтожество! Позор! Какой позор! – продолжал бушевать отец Анарена, с болезненной гримасой тряся рукой, которую отшиб о лицо сына. – Выбрал себе человеческое занятие, осрамил нас на все королевство и никак не может остановиться! Гномка! Гномка! Тумбочка на ножках, неполноценное существо! Я не думал, что можно упасть ниже!
- Можно, можно… - простонала мать Анарена. – Господи, я не вынесу этого, я сейчас умру… Анарен, скажи, что ты пошутил! Что ты просто хочешь позлить нас с отцом!
Конечно, это было невозможно. Эльфы считают гномов неполноценными, недоделанной расой – брак с гномкой для эльфа это что-то вроде брака с коровой. Я протянула Анарену влажное полотенце – он посмотрел на меня с искренним теплом, прижал его к носу и гнусаво произнес:
- Я не пошутил. Мы с Хельгой обручены и собираемся пожениться через две недели.
Отец снова замахнулся на него – Анарен выставил руку, закрываясь, и над его пальцами расплылось золотое облако. Эльф прошипел что-то сквозь зубы.
- На отца с магией, значит, - произнес он уже громче. - Вот оно что. Дожили! Впрочем, чего от тебя ждать, если ты свел общение с гномами.
- Откажись, сынок! – умоляюще заговорила мать, сцепив пальцы в замок перед грудью. В ее глазах сверкали слезы, голос дрожал. – Все это… все это ведь ничего не значит! Выгонишь эту… - эльфийка махнула рукой в мою сторону с таким видом, словно я значила меньше крошек на столе. – Выгонишь и наконец-то заживешь, как нужно, как правильно!
- Сколько можно сопротивляться? – поддержал ее отец. Анарен поднялся, расправил плечи и с невероятной гордостью и достоинством ответил:
- Валендарам это не понравится, но я не собираюсь жениться на Арлен. Это мое последнее слово. Я выбрал жену сам и не собираюсь давать свою фамилию потаскушке потому, что вам это выгодно.
Я знала фамилию Валендар – ее знали все, кто хоть раз покупал коробку с чаем или стеклянные мельницы с приправами. Значит, Анарену предлагают жениться на девушке из семьи чайных королей – а он отказывается.
Упрямый, словно гном. От этой мысли сделалось тепло на душе.
- Ты просто издеваешься над нами, - сказал отец Анарена, бросив взгляд в мою сторону. Только эльфы умеют смотреть так – сквозь тебя, словно ты стеклянный. Или туманный призрак. Под таким взглядом невольно чувствуешь себя ничтожеством, которое недостойно даже чистить эльфийские туфли – но присутствие Анарена придало мне упрямства, и я тоже расправила плечи.
- Да, издеваешься, - продолжал отец. – Мы уже привыкли к тому, что тебя не сдвинуть с места, если ты не захочешь. Мы скрепя сердце позволили тебе заниматься этой дурацкой артефакторикой. Но сейчас, Анарен, ты заходишь слишком далеко. Валендары не те, с кем можно шутить или играть.
Он прошел туда-сюда, и я поняла, что этот холеный красавец с крупными бриллиантами в перстнях на точеных пальцах нервничает.
Впрочем, еще бы он не нервничал. Сын решил жениться на гномке и отвергает завидную невесту из эльфийской семьи – будешь тут и кричать и беситься. Мой отец тоже за розгами побежал бы, если бы мне пришла в голову блажь выйти замуж за эльфа.
Впрочем, может, и не побежал бы. Хоть и за эльфа – а все же замуж.
- Они всегда получают то, что хотят, - вздохнул отец Анарена, и мать тотчас же закивала. Теперь в ее глазах были настоящие слезы, шелковый платок с монограммой дрожал в руках. – Неужели ты хочешь, чтобы из-за твоего каприза наша семья лишилась бы всего, что поколения твоих предков наживали непосильным трудом? А Хелевин Валендар сможет пустить нас по миру, даже не сомневайся!
Анарен вздохнул.
- Почему бы тебе не развестись, если Валендару так нужен этот брак? – предложил он. – Разведись с моей матушкой и женись на Арлен.
В столовой повисла тишина – звонкая, острая, злая. Эльф сжимал и разжимал кулаки, примериваясь, как лучше ударить строптивого сына, эльфийка беззвучно ахнула и прижала руку к груди, словно ее пронзила сердечная боль.
- Как ты смеешь говорить такое? – свистящим шепотом спросил отец Анарена. – Как ты смеешь?
- Ну вот и не предлагай мне того, что меня оскорбляет. И не услышишь взаимных оскорблений. Нужно родство с Валендарами – так и женись на этой шлюхе. Или прикажи Виолену развестись с Майяли. Он всегда тебя слушался, и в этот раз послушает тоже.
Анарен прошел в гостиную, и я услышала, как открылась дверь. Эльфы покинули столовую – я подалась за ними и увидела, что Анарен указывает в сторону выхода.
- Не хотелось бы, конечно, быть невежливым, - сказал он. – Но я прошу вас удалиться. У меня много работы.
Его отец негромко произнес что-то по-эльфийски, и Анарен не то что побледнел – посерел. Это явно было не оскорбление, а что-то похуже. Мать поддержала – эльфийские слова, которые срывались с ее губ, казались мне пропитанными ядом.
- Всего доброго, - отчеканил Анарен, и эльфы вышли, больше не говоря ни слова. Закрыв за ними дверь, Анарен прошел к дивану, сел и устало уткнулся лицом в ладони. Он выглядел так, словно весь день махал кайлом в каменоломне. Помедлив, я присела с ним рядом и ободряюще погладила по плечу.
Анарен
На обед были рыбные стейки с лимоном и розмарином в сопровождении черного риса. Войдя в дом, я почувствовал аромат специй – легкий, дразнящий, очень южный – и надеялся, что Хельга не восприняла мои слова про «чуточку» всерьез: еды, которая пахнет так ярко, можно было съесть целую гору. Заглянув в свой кабинет и приложив чек за отправку артефакта к остальным документам, я сменил выходной сюртук на домашний, обновил одеколон за ушами и вышел в столовую. Хельга как раз разворачивала гнезда из фольги, освобождая нежнейшее розовое мясо лосося, которое так и звало скорее приступить к трапезе.
- Выглядит очень заманчиво, - одобрил я. Хельга кивнула, и я невольно отметил, что она взволнована и всеми силами пытается это волнение скрыть.
- Как ваш нос? – спросила она, выставляя передо мной тарелку. Компанию рису составляли перцы и помидоры, щедро умасленные пикантным соусом, и я подумал, что растолстею, и это судьба.
- Все в порядке, подлатал его заклинанием.
Домовой мягко скользнул у меня под ногами, прошел к Хельге и, запрыгнув на одну из кухонных тумб, сообщил:
- Между прочим, она плакала. Как пришла, так и заплакала.
Хельга обернулась к домовому, и я мог поклясться, что ее глаза мечут молнии.
- Молчи! – замахнулась она на него полотенцем. – Молчи, паразит ты этакий!
Домовой мурлыкнул, спрыгнул с тумбы и был таков – нырнул в щель в пространстве. Хельга принялась аккуратно складывать полотенце, и я заметил, что домовой прав: да, она плакала. Припудрила лицо, но следы еще видны.
- Что случилось? – спросил я. – Вас кто-то обидел?
Хельга села за стол, взялась за ложку и, положив на свою тарелку небольшую порцию овощей, ответила:
- Да так. Рассуждаю над извечным вопросом о том, всегда ли цель оправдывает средства. Знаю ответ, но не знаю, почему он причиняет боль.
Лосось оказался выше всяческих похвал. Я не очень любил рыбу, считая ее сухой, но то, что приготовила Хельга, так и истекало нежными соками.
- Кажется, я знаю, кто вас так расстроил. Мои родители устроили какую-то пакость.
Хельга едва заметно качнула головой. Так я и думал.
- Предложили издать все мои книги у «Геллерта и Маркони». Гонорары, книжный тур по королевству, потом адаптация для театра.
Судя по тому, как покраснели ее веки, Хельга отказалась. Надо же. Я не знал, что и думать, это было настолько не-эльфийское и не-гномье поведение, что невольно становилось не по себе от того тепла, что разливалось в душе. От него хотелось улыбаться и петь, словно сейчас было не бабье лето, а весна, когда вся природа вдруг взрывается зеленью и жизнью.
- И вы отказались.
- Да. Отказалась.
- Могу я спросить, почему? – поинтересовался я. Хельга наколола на вилку кусочек перца, отложила ее на край тарелки. Она выглядела одновременно потерянной и очень гордой, словно щедрое предложение моих родителей оскорбило ее до глубины души.
Эльфы всегда рассуждают просто: нет того, кого нельзя купить – надо лишь предложить то, о чем он мечтает. Должно быть, отец сейчас не может прийти в себя от изумления. Какая-то гномка, грязь земная, отказывается от его даров!
Невероятно, да.
- Потому что вы отнеслись ко мне не так, как остальные эльфы. Не так, как мои сородичи. Люди сказали бы, что по-человечески, - негромко отчеканила Хельга. – Вы меня спасли от змея и не смеялись, когда узнали, что я пишу книги. Я понимаю, что вы сказали про нашу свадьбу просто, чтобы позлить отца. И понимаю, что мой отказ от ненастоящей помолвки – это так, пустяки. Это не предательство.
Она сделала паузу и добавила:
- И все равно это предательство. Потому что тогда они возьмутся за вас и дожмут. А я понимаю, чего стоит ваша гордость и свобода.
Я хотел было потереть ухо – убедиться в том, что услышал именно то, что было сказано. Конечно, если Хельга писательница, то она способна проникать в чувства других. Но она была гномка – и неожиданно поняла меня, эльфа, того, к кому должна чувствовать неприязнь.
Я ей, по большому счету, никто. Просто дал работу, пожалев девчонку на ступеньках ювелирного магазина, которая всеми силами сдерживала слезы. Спас от бервенунского змея – ну мало ли, всякое бывает. Но она испытывала искреннюю благодарность и не менее искреннее душевное тепло – и не хотела предавать даже понарошку. И я понимал, что мое собственное сердце тоже движется к ней навстречу – и не знал, пугает меня это или радует.
Нет такого писателя, который не мечтал бы об издании у «Геллерта и Маркони». Мои родители знали, куда надо нанести удар – и сейчас были потрясены так же, как я. Хельга просто не могла отказаться – и отказалась.
Наверно, все дело в том, что в мире бывает настоящая дружба и порядочность. Все-таки бывает. И появляется вот так, вдруг, запросто, когда один просто берет и протягивает руку другому.
- Ваши книги обязательно издадут, - твердо сказал я. – Можете даже не сомневаться. Вы непременно этого добьетесь, Хельга. Честным трудом. «Геллерт и Маркони» сочтут за честь выставить ваши романы у себя в магазинах. Я уверен в этом.
В ее глазах сверкнули веселые искры – Хельга улыбнулась и ответила:
- Я так и сказала. Не хочу радости с тухлой ноткой.
- А раз так, то давайте все-таки поедим, - предложил я. – У этой еды самые лучшие нотки.
Некоторое время мы молча отдавали должное лососю, и я вспоминал, как обедал в родительском доме. Полная тишина, бесшумные движения ножа и вилки, еда, словно сотканная из солнечных лучей, и обязательное наказание, если уронишь хоть крошку на белоснежную скатерть. Домовой высунулся было из-за плиты: Хельга заметила его и спросила:
- Есть будешь, паразит ты этакий?
- Я не паразит! – решительно заявил домовой, усаживаясь возле шкафчика. – И есть тоже буду. Мне всего и побольше.
Я удивленно поднял бровь.
- Не знал, что у тебя такой отменный аппетит.
Хельга вынула из духовки еще одно гнездо со стейком, развернула его и положила перед домовым. Тот втянул воздух розовой кнопкой носа и мурлыкнул.
Текст находится в открытом бесплатном доступе на портале Литнет и процитирован в объёме менее 30%. Продолжить чтение вы можете по ссылке ниже.
Читать далее