Память у меня девичья. Отомщу и забуду. А потом ещё, ещё, и…
Иду по селу. Как назло, во всех окошках тьма кромешная. И вдруг слышу — заскрипели в одном из домов половицы, замерцал в окне лучик света. Бегу туда что есть сил, надеясь на мягкую постель. Вот уж и дверь распахнулась, на пороге тётка какая-то показалась.
— Здравствуй, хозяюшка, на ночь не приютишь? — окликаю её через изгородь.
Да вот только реакция у неё странная какая-то. Встала как вкопанная, подслеповато вглядываясь в меня, осенила себя святым кругом, да и бросилась назад в дом с воплем:
— Вайи-те тошно… мельничиха-ведьма по наши душеньки пожаловала-а-а…
Заскрежетал запираемый изнутри замок, а в соседних домах, словно по приказу, свет позажигался. М-да уж, поспала на мяконьком, ничего скажешь. Пробираюсь обратно к краю посёлка. Едва не стелюсь тенью вдоль заборчиков. Дошла до одного из домов, где свет так и не зажёгся, и собаки не залаяли. Пробралась во двор. Прислушалась. Никого. И не успела залезть на сеновал, как провалилась в мир грёз.
А какие сновидения мне виделись… Ух! Жила я там не в халупе при мельнице, а в самом что ни на есть настоящем замке! Со слугами, садовниками, кухарками и прочей челядью. Одежды носила из тканей заморских, да фасонов таких, что словами не описать, но красивые они были, с этим не поспоришь.
Всё вокруг дивным было. И сад возле замка… По сути, никакой он и не сад, а лес с аккуратными лужайками да забавно подстриженными деревьями и кустиками. И мосточек через ручеёк неширокий, всего-то в один шаг, а какие на том мостке поручни замысловатые — ажурные, я аж засмотрелась.
Ещё мне бал привиделся, прямо как в сказке: дамы в роскошных нарядах блещут драгоценностями, стараясь превзойти друг друга в этом блеске. Кавалеры в щеголеватых одеяниях, а на шляпах перья невиданных птиц. И да… магия! Та самая, запрещённая некогда магия повсюду! Вот, к примеру, светильники — по хлопку в ладошки сами включаются! Замок каменный, а внутри тепло — повсюду камины, а в них заговорённые ещё в древности огненные камни.
А ещё… ещё видала я в том сне Ренара. Разодетый весь, идёт под ручку с какой-то расфуфыренной седовласой кралей. И никого почему-то не смущает, что спутник этой даме во внучки больше подходит, нежели в кавалеры. В какой-то миг наши взгляды встретились, и…
Я проснулась. Вот так всегда! На самом интересном месте. Причём по абсолютно банальной причине: в нужник потребовалось отлучиться. Да только так мне тепло и уютно было, что вроде как и сон уже отступил, и нужда поджимает, а вставать та-а-ак не хо-о-очется…
Потянулась сладко. Чувствую, меня что-то или кто-то мягко в грудь пихнул. Открываю глаза… Возле моего лица сверкает клыками разверзверстая пасть! Внутри всё вмиг как-то опустилось. Сердце остановилось, пропустив удар. По спине мурашки как побежали, так и замерли где-то возле позвоночника. А пасть выпростала длинный трепещущий язык, зевнула, да и захлопнулась, клацнув зубами.
Ма-амочка родная… Дышать даже страшно. Стоило клыкам скрыться из вида, и в меня вперился взгляд янтарных глаз. Внимательный и какой-то… разумный что ли? Рыська! Та самая. Ещё не взрослая, но уже и не котёнок, вон ушки какие большие, такие в переходном возрасте у кошек бывают. А рыся тем временем вновь потянулась к моему лицу. Лизнула в нос. И отстранилась, озадачено склонив головку набок, словно наблюдая за моей реакцией.
Так. Есть меня вроде бы не собираются. По крайней мере — пока. Страх начал отступать, отозвавшись запоздалой дрожью во всём теле. Большая кошка по-прежнему лежала рядом, растянувшись во весь рост, и с любопытством наблюдала за моим лицом. Что ей там, интересно, виделось?
— Привет, потеря, — тихо шепчу, надеясь, что эти невинные звуки не вызовут агрессии у животного. — Ты меня есть не будешь?
Ей богу, последовавшая реакция могла означать лишь одно: «Ты что — дура?» Рысь отвела голову чуть подальше, словно пыталась переместить её на спину, но подбородок при этом опустила. В итоге вот так, исподлобья, окинула меня оценивающим взглядом. То ли определяла мою гастрономическую ценность, то ли умственные способности?
Не успела я расслабиться, а рысь потянула меня за ворот рубахи, едва не порвав. Лежу, с ужасом жду продолжения. Её горячее дыхание обожгло шею, и я ощутила прикосновение чего-то шершавого. Мурашки на спине вновь ожили и табуном ломанулись к шее. А эта зверюга подалась вперёд, скользнула зубами по ключице, и тут же её голова вынырнула из-за ворота, осторожно придерживая в зубах кулон.
Хм… странная какая-то рыська.
— Нравится? — пытаюсь как можно беззаботнее улыбнуться ей и подавить страх.
А рыська разжала зубки, положила мордочку на одну лапу, а второй по вывалившемуся из-за ворота кулончику «шлёп», и следит глазками за его покачиванием. Опять «шлёп»…
И тут я вспомнила о том, собственно, из-за чего проснулась. Вот только никаких позывов по естественной надобности больше не ощущалось, и это рождало дурные предчувствия. Какое позорище-то, если я от страха штаны обмочила. Как теперь с этой печатью позора посередь бела дня из села выбираться? Мало мне того, что в мою сторону и так все пальцами тычут да ведьмой кличут.
Осторожно вытянула руку, не прекращая наблюдать за животным, но зверюга и усом не повела. Знай себе играется с кулоном. Я тем временем ощупала штаны и вздохнула с облегчением. Пронесло. Сухо. Видать, от пережитого страха необходимость в мелких житейских надобностях временно отпала. Что и немудрено. Спросонок такое увидеть! Вот уж и врагу не пожелаешь. В жизни так не пугалась. Вчерашнюю историю в лесу даже вспоминать не хочется. Как ещё заикой-то не стала?
Лежу. Да и как встать-то, если такая тушка придавила? Шевелиться-то боязно, не то чтобы спихнуть её с себя. А эта кошатина, по всей видимости, вполне довольна своим положением, кулон, видать, ей наскучил, теперь знай себе намывается. Полижет лапу, да за ухо её. Раз, другой, третий. С чувством, с толком, с расстановкой. Основательно она к этому делу подошла. Вон аж жмурится от удовольствия. И конца и края этой банной церемонии нету, а меня опять поджимает по естественной надобности. Вот и что делать?
— Маленькая, уходить отсюда надо бы, — тихо бормочу, не особо надеясь на какую-либо реакцию. Но рыська тут же ушки навострила. Взглянула на выход с сеновала, на меня, обратно на выход, и… кивнула! — Эм… - только и смогла выдохнуть я, решив, что мне явно почудилось. Ан нет. Она мягко приподнялась, потянулась всем телом и соскользнула вниз, выжидающе глянув на меня. — Иду, иду… — бормочу я.
Спрятала кулон от чужих глаз подальше, начинаю сползать с сеновала. И вдруг кошка замерла. Ощетинилась. Рыкнула коротко да и спряталась куда-то в сено. Тут же послышались приближающиеся шаги, скрип открываемой двери. Ворвавшиеся с улицы косые солнечные лучи ослепили на мгновение. Но я всё же сумела различить на пороге смутно знакомый мужской силуэт.
— Ух! Вот так удача-то!!! Гы-ы-гы-гы-ы… — отравляя окружающее пространство перегаром, загоготал незваный гость. — Говаривал Фрол, что ведьмачиха младшая в таверну на тракт подастся… Я ж прям хотел наведаться… А ты сама в гости пожаловала… — говоря это, дверь он прикрыл, да за шнуровку на штанах взялся, а глазки при этом ни дать ни взять как у того самого Фрола — маслянисто поблёскивают. — Иди ко мне, девонька. Ох, не пожалеешь!
Меня аж передёрнуло от омерзения. С пьяной головы мужичонка в шнуровках запутался. Я ж добрая по натуре, даже посочувствовать немножко успела: вот как прижмёт его по нужде, вот где беда-то будет! Да только мысли эти о собственной надвигающейся беде напомнили. И если этот гад плешивый с дороги не уберётся, не миновать мне позора. Не хватало ещё и таких сплетен.
Оглянулась по сторонам — чем бы отбиться от похотливого самца. А вот же, вилы торчат… Только до них добраться ещё надобно, а этот гад уже со штанами почти совладал. Достоинство своё недоделанное на всеобщее обозрение вывалил да ко мне шаг сделал. И вдруг…
Из своего укрытия выскочила, словно рыжая молния, пушистая тень, да как хапнет его за лодыжку. Захрипел мужик, оборачиваться начал, желая понять, что происходит, да в штанах-то и запутался. Шмякнулся оземь, головушкой буйной дверь распахнув. Рыська тут же наружу выскочила. Я за ней. Вот только одна беда — запнулась обо что-то мягкое и явно живое, потом ещё раз… и ещё.
— Стерва… — воет мне в спину промеж стенаниями вмиг растерявший былую самоуверенность голос. — Ведьма проклятущая…
Хоть бы новое что для разнообразия сказал. Но думки думками, а я знай себе драпаю. Огородами, полем, и только в лесок заскочив, вспомнила о былой надобности, да под кустик присела. Заодно и передохнула.
Сижу, вспоминаю минувшее приключение, и улыбка на всё лицо растягивается. Надеюсь, я не слишком сильно горе-любовничка покалечила. Но ближайшие пару недель он явно ни перед кем своим сомнительным достоинством трясти не будет. Вернее, будет он над ним трястись, холить и лелеять болезного.
Кстати, рыська-то тут как тут. Никуда не сбежала. Стоит в сторонке, с лапки на лапку переминается, явно в нетерпении. Хотя права зверюха, валить надобно отсюда, и чем дальше — тем лучше, да поскорее.
Боязно вновь в лес-то углубляться, и так уже без малого двое суток проплутала. Краем леса пробралась к выходу на нужную дорогу, да так вдоль неё и пошла. Рыська рядом бежит, аки пёс — нога в ногу почти.
Так до вечера и топали. На ночь собралась я опять лапник собрать, но моя пушистая спутница подошла, прихватила осторожно зубками мои старенькие холщовые штаны и чуток потянула, но так аккуратно, что даже ткань не треснула, только следы от клычков остались.
— За тобой идти? — взираю на неё, а та… опять кивает!
М-да уж, или у меня фантазия расшалилась, или… да мало ли всякого на свете бывает? Слыхала, например, в городе цирк есть, правда своими глазами не видывала, но говорят там звери дрессированные! Может, и эта оттуда убёгла на волю вольную?
Так, в раздумьях, и топаю следом за пятнистой подружкой, почему-то кажется мне, что это девчонка, вон как она помогла от охальника избавиться! Опять же — кулончик ей понравился. А какой девочке такая красота не приглянётся? Но это всё досужие домыслы, вот только проверить мальчик или девочка смелости не хватает. Да и какая в общем-то разница?
Уже в сумерках вышли мы на полянку, посреди которой высилась… нет, избой это строение язык не поворачивался назвать, скорее барские хоромы. Удивляло лишь отсутствие частокола вокруг, да тишь царила здесь совершенно неестественная.
Окидываю взором разные постройки, и направляюсь к той, что скорей всего сеновалом является. А пушистая спутница опять тут как тут, словно из-под земли выросла, встала на пути, под ногами путается и как будто в сторону барских хором подталкивает.
— Да как же я туда полезу-то без приглашения? — упираюсь я, пытаясь хотя бы на месте остаться, под таким-то напором.
Время позднее, но спать-то ещё рано, а в хоромах свет не горит, значит, хозяева в отлучке, а челядь дрыхнет небось, прямо как в той поговорке: «Кот за порог, мыши в пляс». И тут вдруг я такая вся из себя красивая заявлюсь. Как представила сейчас свой видок: с нечёсаными космами, в плохоньких холщовых штанах да такой же бесформенной рубахе. Ей богу, только пугалом в огород, незваное зверьё отпугивать.
Вот только рыська отступать явно не собирается — ухватила меня за штанину да ка-а-ак потянет! Только треск бедной ткани и послышался. У меня от обиды аж слёзы на глаза навернулись. Ведь другой-то одежонки у меня нет, вот и как теперь такой оборванкой людям на глаза показаться? Да хоть бы и в хоромины эти постучаться, так ведь тут же поганой метлой погонят.
А эта усатая морда всё никак не успокоится. Одну штанину в клочья уже подрала, да за вторую принялась. И тут же вопрос возник: когда от штанов ничего не останется, что следующим станет? Ноги? Ой, мамочка, повезло мне со спутницей, ничего не скажешь. Делать нечего…
— Иду я, иду… — бормочу и нехотя топаю к дому.
На крыльцо взбиралась, как на эшафот. Видала я это ужасное место казни, ещё в те давние времена, как батька жив был. Так вот осуждённые, наверное, так же себя чувствуют, поднимаясь навстречу своей судьбе. Вот уж и последняя ступенька позади осталась.
Дверь, как ни странно, оказалась не заперта, и открылась тихо, беззвучно. А я аж дыхание затаила, вслушиваясь в царящие вокруг звуки. За спиной где-то филин ухает, а в доме тишина, словно и нет никого. Рыська же знай меня вперёд подталкивает. Вхожу, что ещё делать? Эта ж зверюга настырная, если решила, что надо войти, всё равно своего добьётся.
Благо зрение у меня со вчерашнего дня как обострилось, да так и осталось. Теперь ночью видно всё почти как днём, и вокруг, слава богам, действительно никого нет. Хотя…
— Э-эй! Есть тут кто? — кричу.
Не то, чтобы очень уж хотелось с кем-то встретиться, но лучше уж сразу получить от ворот поворот, нежели потом… В общем, в комплект ко всем прелестям жизни мне только воровства приписанного не хватало. Вот только как я ни надрывалась, никто навстречу так и не вышел. Чудны богачи! Такие хоромы без присмотра оставлять. А если б кто со злым умыслом влез? Могли же не просто обокрасть, но и спалить всё здесь.
А рыська знай себе шлёпает по просторному холлу, подошла к одной из дверей, привстала на задние лапы, передними дверь толкнув, та и отворилась. Пятнистая наглая морда по-хозяйски уселась в проходе и кивает мне, мол, иди сюда. Припомнив, что от штанов уже одни воспоминания остались, послушно шлёпаю к ней. И оказываюсь… в кухне.
Что странно — жарко здесь, словно только-только печь вытопили. Подхожу к оной… Ой! Ведь и вправду горячая! Значит, люди совсем недавно здесь были? Ох… не попасться бы. Этой рыжей-то что, сбежит и забудь, как звали, а я? За воровство в наказание — сутки у позорноого столба да двадцать плетей. Боль-то я, наверно, вытерпеть смогу, а вот позор…
Тем временем наглая рыжая кошачья морда взгромоздилась на один из стульев и по-хозяйски потянулась лапой к стоящей на столе масляной лампе.
— Э-э-э… Ты что творишь?! — выкрикнула я.
Пока я неслась ей навстречу, пытаясь остановить, в голове одна за одной пронеслись ужасные сцены: вот лампа падает… разбивается… масло брызгами летит во все стороны и вспыхивает от соприкосновения с раскалённой печью, а в этом безумии носится как живой факел глупая кошка… И вдруг…
Неожиданная яркая вспышка света заставила прикрыть ладонью глаза, так и не добравшись до невезучей проказницы, остановиться, затаив дыхание. Я не успела… Так грустно от этой мысли стало. Сквозь пальцы по-прежнему пробивается свет. И да, мне страшно смотреть, я боюсь увидеть ожившие кошмары из минувшего видения.
Что-то коснулось моей ноги, заставив вздрогнуть.
— Ур-р-р…
Что это… жива? А почему она спокойна-то? Кошки ж огня боятся, как и все животные… Хм… и свет какой-то подозрительно ровный, ни всполохов, ни треска от горения. Робко открываю глаза. Та-а-ак… Вдох. Выдох. Опять вдох. Спокойствие, Лея, ты не сошла с ума…
— Вот же демоны… — выдыхаю и кулём сползаю на ближайший стул.
А как бы вы отреагировали, если бы дикая лесная тварь, практически на ваших глазах, включила лампу с крайне редким и жутчайше дорогим магическим поджигом? С этим механизмом и я бы не скоро разобралась, а кошка…
Кошка тут же, стоило мне сесть, очутилась у меня на коленях и принялась урчать и ласкаться, будто обычный домашний котёнок.
— Больно уж ты умная, — робко поглаживая её за ушками, прошептала я.
В ответ рыська лишь забавно чихнула. Поумывалась немножко, соскользнула с колен и, подойдя к одному из шкафов, привстала на задние лапы, а передними машет в воздухе, словно просит — открой! И смотрит при этом поочерёдно то на шкаф, то на меня. Вот и куда деваться? Что там говорят про приручение диких животных? Бред это. Как есть — бред! Они сами вон кого хотят приручат.
За дверцей очутился магически поддерживаемый ледник. М-да… вот и как можно было бросить без присмотра домину, наполненную столь редкими и безумно дорогими вещами? Я даже не уверена, что у графа нашего в хозяйстве имеется хоть одна лампа с магическим поджигом, не говоря уж про ледник. И что-то мне подсказывает, что с печью тоже не всё так просто, небось в ней, если открыть, обнаружится горючий камень, один из тех немногих, что ещё в далёкой древности маги заговорили.
Не сказать, что в леднике нашим взорам предстало огромное разнообразие, но пара рябчиков, один курёнок и кой-какая рыба нашлись. Вот тут уже я поняла, что не в силах устоять перед соблазном. Рыбой меня не удивишь, чай на реке мельница стоит-то, а вот мясо у нас в доме испокон веков невидалью было, да и горяченького ой как хочется.
Достала добычу, выложила на стол. Окинула взглядом висящие неподалёку от печи кастрюли да сковороды. И тут осенило.
— Малыш, а ты-то что есть будешь? Тебе-то, наверное, сырое надобно?
Ой, как она опять на меня посмотрела! Вот честное слово, такой дурой себя ощутила под этим оценивающим взглядом, что от стыда под землю провалиться захотелось. Одно обидно: я так и не поняла, что это значило. То ли ей однозначно сырое подавай, то ли наоборот, она такое не ест… Нет, я однозначно дура. Ну откуда у лесного животного может появиться привычка к готовой пище? Хотя… умение включать свет, знание где что хранится и…
— Ты раньше жила здесь? — интересуюсь.
Да, глупо, наверное, но… Вот… Вот! Опять она кивнула! Мамочки… или я умом тронулась, или эта приблуда и вправду разумная. Лучше бы второе, конечно. Я слишком молода чтобы сходить с ума! У меня вся жизнь ещё впереди, можно сказать…
Хотя… на душе от этой новости легче стало. Вроде как в гостях. А что? Я же спасла её из той клети? Спасла. А долг, как известно, платежом красен.
На этой оптимистичной ноте я и принялась хозяйничать на чужой кухне, словно у себя дома. Стоило ли удивляться, что, поев моей стряпни, рыська поманила меня вглубь дома, и вскоре я очутилась в спальне. Одного взгляда на мягкую перину было достаточно, чтобы осчастливить моё измученное странствиями тело.
Вот только подойти к столь вожделенной кровати мне не позволили. Рыська упорно мешалась под ногами и толкала меня куда-то в сторону — за ширму. Здесь обнаружились заблаговременно кем-то наполненная ванна и смена белья. Чувство, словно я в сказку попала, — не отпускало.
И сны… эти сны ни капельки не напоминали всё виданное в моей прошлой жизни. Они были волшебны. И в этот раз я вновь была в замке, но каком-то другом. А рядом нет-нет, но показывался какой-то незнакомый мне мужчина. Один лишь взгляд в его голубые как летнее небо глаза заставлял моё сердце пропустить такт. Его присутствие лишало покоя. И, кажется… он отвечал мне взаимностью? Возможно ли такое? Ведь он… он прекрасен как бог, а его голос… бархатистый, обволакивающий сознание, сводил с ума словно. Он говорил с кем-то, а мне слышался зов, обещание чего-то ранее неизведанного.
И… я опять проснулась. Ощущение непривычного блаженства окутало всё тело, и даже глаза открывать было страшно. Вдруг всё это сон? А проснусь и… здравствуйте, суровые будни! Но явь оказалась не менее чудесной, нежели былые воспоминания.
Возле моей постели на полу стоял небольшой сундучок. Даже не сундучок, а так… шкатулочка. Ну и, конечно же, рядом сидела рыська. Моя сказочная фея в пушистом обличии требовательно ткнулась носиком в невесть откуда взявшийся предмет. Стоит ли говорить, что любопытство взяло верх над здравым смыслом, и я таки открыла ларчик. А там…
Проще сказать, чего там не было. А не было там ничего не драгоценного! Вот вроде бы краем сознания и понимаю: нельзя это трогать, хозяева особняка от такой наглости в восторг не придут, но как удержаться, если всё сверкает, переливается, манит к себе?
Бросилась к зеркалу, окинула свои нечёсаные лохмы критическим взглядом. Взяла гребень — расчесалась. Вот так-то уже лучше. Стою, примеряю. Кое-что и рыське на шею повесила. Та, судя по всему, осталась довольна. Но моя фея на этом не успокоилась, потянула меня к какой-то дверке. Открываю и… забываю, что нужно дышать. Думается мне, что таких шикарных нарядов нет даже у той герцогини, что Рена выкупила.
До полудня я беззаботно примеряла то одно платье, то другое, и что странно — все они словно на меня пошиты. Хотя приталенные, и крой сложный. А тка-ани-то каки-и-е… Вот увидел бы кто меня сейчас, ни за что бы не признал! Это не бесформенные рубища, в коих селянки ходят. Хотя нет… любой, кто хотя бы раз в глаза мне взглянул, никогда их уже не забудет.
И вдруг слышится мне топот конский да ржание из-за окна. Внутри всё вмиг похолодело. Ох… доигралась я. Вот сейчас ка-а-ак схватят…
Заметалась я по комнате, не зная — что делать?! Вокруг вещи разбросаны, кровать не прибрана, а я… я мало того, что в чужие вещи обрядилась, так ещё и драгоценностями обвешалась. Тут уж точно позорным столбом не отделаюсь. Как есть на плаху отправят.
Пытаюсь лихорадочно трясущимися руками расстегнуть хотя бы колье. Да какое там! А в это время слышу, как двери в дом открываются, и половицы под кем-то тяжёлым поскрипывают. Ох, доигралась я… Озираюсь по сторонам в поисках пути для бегства. На глаза мои обноски попали, да кошель с парочкой золотых. Нет, деньги я тут не оставлю. Стоимость похищенного они всё равно не покроют, а мне ой как пригодятся, если выберусь из этой передряги.
Схватила кошель, метнулась к окну. Миг, и только подол платья на ветру развевается да пятки сверкают. Бежала я долго. Выдохлась. Сердце из груди выскакивает. Легкие разорваться готовы. Дышу тяжело, с хрипотцой, и пить жутко хочется, а котомку-то свою с припасами я не прихватила. Вот и что теперь делать? Куда в таком виде податься? У меня ж даже плаща нет, чтоб прикрыться.
Наконец-то отдышавшись, первым делом сняв колье и кольца, забросила их в кошель. Так-то поспокойнее будет. А то не дай бог какому-нибудь лиходею на глаза попасться, мне совсем не улыбается из-за безделушек жизнью рисковать.
Рыська, кстати, тоже здесь оказалась. Интересно, чем ей хозяин вдруг не мил стал? В доме-то, судя по всему, с ней хорошо обходились, коль она всё внутри знает. Попыталась я с неё ожерелье стащить, так она мало того, что отскочила, так ещё и рыкнула угрожающе.
— Ладно, ладно… Не хочешь отдавать — не надо, — примирительно бормочу. — Вот и куда нам теперь податься? Ни плаща, чтоб накинуть и любопытные взоры не привлекать, ни котомки с провизией.
Не знаю, поняла ли меня в этот раз пушистая подстрекательница. Сидит себе, головой вертит, за бабочками наблюдая. Ну прямо сама невинность. И красивая, зараза, вот и как на неё обижаться?
Подошла я к зверюхе, потрепала дружески по холке, да пошла куда глаза глядят. Иду, никого не трогаю и вдруг слышу топот конских копыт. Бежать бы да куда? Я же, как на грех, на поляну вышла. А она, словно по заказу, — широ-о-окая-я-я… Ну а к ближнему краю бежать глупо — оттуда топот и раздаётся.
— Даниэла! — раздаётся со спины оклик.
А я так и замерла, боясь шелохнуться. Что-то будет сейчас, когда выяснят, что я вовсе не та, кого ищут? Вот уж и земля ощутимо под конскими ногами содрогается. Пришёл мой час, чего уж тянуть? Оборачиваюсь.