Глава четырнадцатая

Деян


– С прибытием, Деян Иванович. Вот взгляни, тебе любопытно будет, – филер грузно опустился в кресло и привычно ухватился пальцами за седеющий ус.

– Не оторви, – столь же привычно посоветовал я, разворачивая протянутую газету. – И что здесь должно меня заинтересовать?

– На первой полосе, – с невозмутимым видом подсказал Ильин. – Чуть ниже репортажа о празднованиях в честь дня тезоименитства племянницы его высокопревосходительства генерал-губернатора.

Пробежавшись взглядом по заголовкам статей, я мысленно чертыхнулся. В нижней части раздела светской хроники ютилась крайне занимательная фотография: товарищ окружного прокурора с улыбкой до ушей и посылающая ему воздушный поцелуй моя недавняя знакомая.

Ильин уважительно хмыкнул:

– Твоя симпатия, Деян Иванович, время зазря не теряет.

– О чем это ты? – недовольно поморщился я на нечаянную оговорку.

Впрочем, к чему лгать самому себе? Симпатия она, милая моему сердцу симпатия.

– Сам посуди, как отреагирует наш милейший прокурор, узрев сей пикантный пассаж?

Я выжидающе прищурился, не понимая, к чему он клонит.

Оставив в покое свой ус, Ильин с усмешкой пояснил:

– Зная крутой нрав господина окружного прокурора нетрудно предположить, что господин коллежский асессор не будет участвовать в деле по обвинению нашей замечательной барышни.

Я от души рассмеялся:

– Пожалуй, ты недалек от истины, Анатолий Николаевич! Жена Цезаря должна быть вне подозрений.

– И ведь как ловко она измыслила! – восхищенно цокнул языком Ильин. – Один невинный поцелуй, пущай и воздушный, и самый опасный соперник в окружной прокуратуре обезврежен.

– Полагаешь, это не случайность? – засомневался я. – Нашу барышню нельзя упрекнуть в простодушии, но не Макиавелли же она в юбке?

– Собственно, какая разница? – безразлично пожал плечами Ильин. – Результат достигнут, остальное не имеет значения.

– Ладно, докладывай, что еще интересного произошло в мое отсутствие. Наблюдение за фигурантами еще ведется?

От расследования я был временно отстранен сроком на месяц. В столице было крайне неспокойно и для участия в масштабной операции по ликвидации революционного подполья стягивались более-менее свободные сотрудники всех губернских охранных отделений. В число счастливчиков, циркулярным указанием временно прикомандированных к петербургскому отделению, попал и ваш покорный слуга.

Собственно, в первопрестольную я вернулся не далее как вчерашним литерным.

Ильин задумчиво пожевал губами.

– Наблюдение ведется, и занимательных фактов выявлено немало, но… – в очередной раз проверив на прочность свои усы, он тяжело вздохнул: – К стыду своему вынужден признаться, что клубочек сей распутать покамест не удалось. Осмелюсь доложить, что дело загадочно до крайности изумительной.

Я вопросительно приподнял бровь.

Ильин шумно поскреб пятерней затылок, и со вздохом признался:

– Ума не приложу, с чего начать.

– С начала, – остроумно предложил я.

– Знать с какого бы начала, глянь, и вышла бы мочала, – по-скоморошьи прогундосил филер. – Словом, с моими орлами конфузия случилась небольшая, а что из нее дальше вышло, пока сам не разберу… – вытащив портсигар, он задумчиво покрутил его в руках. – Перво-наперво мы взяли под надзор адрес на Маросейке, господами из контрразведки указанный. Два дня впустую прошли, на третий – его превосходительство со своей пассией прибыть изволили на наемном экипаже. А далеко за полночь они на разных дрожках разъехались…

Ильин неторопливо прикурил папироску, сладко затянулся, пыхнул сизым дымным колечком, и отсутствующим взглядом уставился в одну точку.

– Дальше! – подстегнул я его.

– А вот дальше-то, Деян Иванович, вся кутерьма и завертелась, – вздохнув горше прежнего, он неспешно продолжил: – Орлы мои разделились. Что за генералом следом пошли, без интереса вернулись, а те, что за девицей – упустили, окаянную. Клянутся, глаз не спускали, я грешным делом не поверил, нагоняй им устроил. Неделю впустую прождали, по адресу никто являлся. В воскресенье опять прилетели голубки. Когда отмиловались, решил я стариной тряхнуть, сам следом за девицей пошел…

Прикурив потухшую папироску, Ильин покачал головой:

– И ведь ловка сия особа неимоверно, едва и от меня не ушла! Но крайне любопытно, куда она направилась…

– И куда же? – невольно вырвалось у меня.

– В Камергерский переулок.

Выдержав долгую паузу, Ильин многозначительно прищурился.

– И в чем здесь криминал? – раздраженно спросил я.

– Девица эта вошла в подъезд, где мадмуазель Жозефина квартирует, – криво усмехнулся он. – И более оттуда не выходила.

– Целую неделю? – удивился я.

Ильин молча кивнул.

– А Жозефина? – почему-то поинтересовался я.

Ильин вновь кивнул, на этот раз одобрительно.

– Ты, Деян Иванович, скорее меня догадался, – с искренним уважением произнес он. – Мне бы и в голову не пришло, если б не одна характерность – собачка дворницкая странно себя вела. Ко всем жильцам ласкова до чрезвычайности, хвостом от радости мостовую метет, а барышень лаем злобным встречает. Вот тогда-то подозрения у меня и закрались.

До меня наконец-то дошло, к чему клонит филер. Значит, пассия его превосходительства генерал-лейтенанта и мой секретный сотрудник – одно и то же лицо. Сразу же вспомнилось, как ловко умеет менять свой облик Жозефина.

– Занятный пасьянс рисуется, – сквозь зубы процедил я. Известие о том, что твоя любовница делит ложе еще с кем-то, неприятно любому. – Озадачил ты меня, друг любезный, нешуточно. Ошибка исключена?

– Исключена, – эхом отозвался Ильин. – Я тоже поначалу в сомненьях пребывал, и едва генеральская барышня вышла из подъезда, осмелился тайно побывать в апартаментах мадмуазель Жозефины…

– И никого в них не застал, – грустно констатировал я.

Шалость старшего группы филеров квалифицировалась как несанкционированное проникновение в частные владения и служила предметом уголовного преследования. Но если случай не получал огласки, реакция начальства зависела от результата – победителей, как известно, не судят.

– Именно так. Но и это еще не все… – Ильин вновь раскрыл портсигар. – Дальнейшая слежка за Жозефиной привела к очень любопытному субъекту – около полугода назад мы уже занимались его разработкой по команде из заграничного отдела, имелись подозрения, что этот господин не тот, за кого себя выдает. И поскольку ни в чем предосудительном он изобличен не был, постоянный контроль с него сняли. Наша мадмуазель встречалась с ним дважды, и это были явно не любовные встречи.

– И что это за таинственный господин?

– Некий Поль Леруа, служит гувернером у купца первой гильдии Левинсона. Заграничный отдел подозревает, что француз этот ни кто иной, как агент британский разведки, но достаточными уликами не располагает.

Ильин умолк, давая мне время переварить информацию. Настала моя очередь, теребить затылок. В качестве рабочей версии можно предположить, что Жозефина – агент британской разведки, но исходных данных пока маловато.

– Что еще установила слежка? – хмуро спросил я.

Ильин, смущенно помявшись, что ему было несвойственно, нехотя сообщил:

– Француз с твоей симпатией, Деян Иванович, тайно встречался, – и, наткнувшись на мой недоумевающий взгляд, поспешно уточнил: – С другой, что по паспорту девицей Лазович числится.

– Та-аак! – зло протянул я. Новость неприятно кольнула в сердце. – Чем еще порадуешь? Твои сыскари службу несут или любовные интрижки фигурантов отслеживают?

– Нет там никакой интрижки, – с обидой в голосе возразил филер. – У моих орлов глаз наметан, коль доложили, что по делу встреча была, в том можно не сомневаться. И симпатию твою до той встречи не только мы вели, но незадача вышла – ушла она от них через подворотню, где ее коляска поджидала.

– Погоди, что значит вели? Кто вел? – ошеломлено переспросил я. И внезапно до меня дошла оговорка сыщика: – И что значит: "по паспорту числится"?

Ильин глянул жалостливо, и принялся поочередно загибать толстые, поросшие рыжеватыми волосками пальцы.

– Из троих господ, что шли по следу, удалось установить только одного: некий мистер Смит из детективного агентства Пинкертона. Прибыл в Россию месяц назад, на постой встал в "Национале". Каждое утро садится в экипаж и едет к особняку купца Севастьянова. Куда бы ни направилась мадмуазель Анна, он от нее ни на шаг. Двух других мы упустили, но с мистером те господа в разных лодках, ответственно заявляю, – с силой подергав себя за ус, он понизил голос почти до шепота: – И касаемо нашей барышни… После всех событий я телеграфировал в Варшавский департамент…

– Запрос официально отправлял? – резко перебил его я.

– Обижаешь, Деян Иванович, – укоризненно протянул он. – Что ж я, службы нашей не знаю? Коль попала бумажка в дело – потом хоть убейся, а не вытащишь. Есть у меня приятель закадычный в тамошней управе, он и подсобил по дружбе старой. Словом, паспорт на девицу Лазович Анну Васильеву в их реестрах не значится.

– Это все? – с тоской вопросил я.

Ильин смущенно прокашлялся, словно был в чем-то виноват.

Два чувства боролись во мне. И если долг офицера с холодной беспощадностью требовал немедленно взять Анну в разработку, то сердце столь же непреклонно вещало обратное: она не может быть преступницей.

Не может, и точка!

Я обреченно махнул рукой застывшему в ожидании сыщику – продолжай!

– Один из моих осведомителей донес, что через два дня после встречи с французом наша барышня удостоила своим визитом заседание фабричной ячейки, где имела продолжительную беседу с инженером Егоровым. По нашей картотеке этот господин числится как член городского стачечного комитета.

Мне ничего не оставалось, как застонать.

Бросив на меня сочувствующий взгляд, Ильин невозмутимо продолжил:

– Три дня назад в особняк купца Севастьянова прибыл курьер со срочным пакетом. Было искушение допросить его, чтобы выявить отправителя, но побоялись спугнуть, – он хмыкнул в усы и виновато пояснил: – Пришлось обратиться к услугам местной шантрапы, сам понимаешь, Деян Иванович, без этого в нашей службе порой никак.

Все я понимаю и почти не осуждаю. В белых перчатках империю от революционной грязи не вычистить. Хотя такие методы, честно признаюсь, мне не импонируют.

Ильин лукаво подмигнул:

– Курьер этот ротозеем изрядным оказался, босота его подчистую обобрала, ни гроша не оставила.

– Квитанция о вручении пакета была? – невесело уточнил я.

– Как же без нее, родимой, у курьерской службы учет строгий.

– И кто оказался отправителем?

– Инженер Егоров собственной персоной.

– И что это нам дает? Содержимое пакета как я понял все равно нам неизвестно?

– Слушай дальше, – азартно подался вперед сыщик. – В тот же день поверенный нашей барышни господин Розенталь подал заявку на регистрацию товарищества на паях со странным названием "Диктатура пролетариата". И знаешь, кто вошел в число пайщиков? – и, не дожидаясь ответа, выдохнул: – Купец Севастьянов с капиталом в пять тысяч рублей и рабочие фабриканта Астафьева.

– Погоди, дай сообразить! – вскинул я руки. – Какое это имеет отношение к нашему делу? Но странностей здесь, конечно, хоть отбавляй. Рабочие сидят без гроша в кармане и в то же время вкладываются в сомнительное предприятие.

– Пай они не деньгами вносили, – загадочно усмехнулся Ильин. – В пакете том были договора, по которым рабочие в обмен на паи товарищества уступают оному долги фабриканта Астафьева по невыплаченному жалованью.

Вот что мне делать с этой непоседой, скажите на милость? У нее своих проблем целый ворох, ан нет, мало ей банальной уголовщины, под политический надзор того и гляди попадет, так еще и авантюру спекулянтскую какую-то придумала.

Не могу я решать задачки сидя на месте, характер не тот. Вот и сейчас, погрузившись в нерадостные мысли, я принялся мерить шагами кабинет.

– Прикажете, вашбродь, насчет кофею распорядиться? – с интересом наблюдая за моими терзаниями, предложил Ильин. – Доктора рекомендуют, говорят, что умственной деятельности весьма способствует.

– Распорядись, голубчик, и немедля, – поддержал было я шутливое обращение, но проснувшееся раздражение внезапно вырвалось наружу: – Ей-богу, не пойму, для чего ей это все надо? Подпольщики эти вечно недовольные, рабочие со своими долгами, товарищество непонятное. Что ж ей спокойно-то не живется?!

– Ты зазря не горячись, Деян Иванович, лучше вот о чем подумай, – рассудительно произнес сыщик. – Я эту особу меньше твоего знаю, но на моей памяти она попусту ничего не делала. Коль затея ей в голову пришла с товариществом, значит, в свое время узнаем, что в чем соль задумки была… – он вытащил из кармашка жилетки часы и выразительно постучал пальцем по циферблату: – Время обеденное, на пустой желудок плохо думается.

Я молча кивнул в ответ.


Анна


Мне отмщение, и аз воздам…

Торжественно продекламировав зеркалу библейский стих, я грозно нахмурила брови, плотнее закуталась в простыню и воздела над головой тяжелый кинжал.

Не зря же я его из кабинета дядюшки умыкнула.

Сгодится в качестве реквизита.

С сомнением оглядела собственное отражение – зеленоглазое недоразумение растрепанной прической походило на испуганного, взъерошенного воробушка, но никак не на кровожадную леди Макбет.

Зачерпнула из баночки румян и щедро мазнула по щекам. Подумав, прочертила черной тушью поверх неровные полосы на манер бойцов спецназа. Кинжал перехватила двумя руками.

Так будет получше.

Жуть.

Хоть сейчас на роль вампира.

Скрипнула дверь.

Я резко обернулась.

Увидев круглые глаза служанки, торопливо попыталась спрятать кинжал за спину. Лезвие зацепилось за простынь, раздался жуткий треск разрываемой ткани.

Душегубы… – сдавленно пискнула Меланья и с грохотом захлопнула дверь.

Чертыхнувшись вполголоса, я сунула кинжал подмышку и скорчила ей вслед ехидную гримасу.

Глупышка.

Ничего не понимает в театральной постановке.

Дверь вновь приоткрылась, любопытно-испуганный взгляд служанки скользнул по рукояти кинжала, моему искаженному лицу.

От раздавшегося вопля зазвенели стекла.

Зарезали барышню, душегубы окаянные, убили кровинушку нашу!

Занавес.

Антракт.

Сворачиваем спектакль пока домочадцев до инфаркта не довела.

Простынь под подушку, кинжал под перину, волосы расчесать. Тушь стереть, румяны размазать.

Я посмотрела в зеркало.

Уже не вампир.

Клоун.

Плюнув, принялась яростно оттирать салфеткой грим. Когда в комнату ворвалась бледная и взволнованная Серафима Павловна, я была сама невинность. Разве что щеки пылали.

Что случилось, Аннушка?! – на тетушку было больно смотреть. – Что за страсти вселенские Меланья рассказывает?

Она тревожно обшарила меня взглядом, пытаясь отыскать следы насилия.

Я беспечно повела плечиком.

С макияжем по новой моде экспериментирую… – и как можно бесхитростней пояснила: – Хотела создать соответствующий для предстоящего процесса образ.

Холодной и расчетливой стервы, мысленно уточнила я про себя. Клоун-вампир получился случайно, я не хотела.

Тетушка глубоко вздохнула. Бессильно опустилась на край кровати, укрыла ладонями лицо и внезапно разрыдалась.

Горько и безысходно.

Мне стало стыдно. Хоть и нет моей прямой вины в случившемся, тетушка тоже не причем.

Простите меня, Серафима Павловна, я больше не буду, – пролепетала я детскую отмазку. – Честное пионерское…

Но признаюсь как на духу причина слез представлялась мне надуманной.

Тетушка с силой провела ладонями по лицу, еще раз вздохнула и подняла на меня воспаленные глаза.

Не переживай, доченька, твоей вины здесь нет. Дурню старому надо было читать внимательно, прежде чем подписывать. Вот и подписал… петлю себе на шею.

Пришла моя очередь бледнеть.

Что он подписал? – свистящим шепотом уточнила я.

Тетушка обреченно махнула рукой.

Договор займа на двадцать тысяч рублей, что ухажер твой ему подсунул, когда залог на депозит судебный за тебя вносили.

Поймав мой виноватый взгляд, нехотя пояснила:

– Петр Трофимович на радостях, что деньги скоро нашлись, подмахнул не глядя расписку заемную, да не углядел за мелким шрифтом, что ссудный процент божеский лишь первые десять дней, а после… – оборвав себя на полуслове Серафима Павловна всхлипнула.

Теперь мне стало плохо по-настоящему. Дядюшка пострадал за меня, а я тут на перинах валяюсь, принцесса на горошине недоделанная. Ну что ж, значит операцию по раздаче плюшек проведем ранее намеченного срока. До последней минуты наказание Жоржа планировалось после судебного процесса надо мной.

Тетушка перестала всхлипывать, заревев в полный голос.

Жорж, подонок прыщавый, сучонок напомаженный, теперь тебе точно не жить, мысленно пообещала я и мстительно прошипела:

Мне отмщение, и аз воздам… – присев на кровать, обняла тетушку за плечи и твердо произнесла: – Не надо плакать, все будет хорошо. Клянусь всеми святыми, всем воздастся по заслугам их.

Что ты опять затеяла? – встревоженно вскинулась тетушка. – Никуда я тебя не пущу, даже не думай.

Я не одна буду, Пахома с собой возьму, – ласково пообещала я.

Как ни странно, но такое обещание возымело действо – Серафима Павловна успокоилась.

Чмокнув ее в щеку, я скорым шагом выбежала во двор.

Пахом возился с коляской, что-то в ней со скрежетом подкручивая. Судя по сочным выражениям трехэтажного характера, техобслуживание гужевого транспортного средства было внеплановым. При виде меня кучер состряпал покаянную мину, молча приоткрыл дверцу коляски и вопросительно приподнял бровь.

Варварка, дом четырнадцать, – буркнула я неприветливо, усаживаясь на мягкое, кожаное сиденье.

К доходному дому? – уточнил Пахом.

Я молча кивнула.

Пахом выразительно цыкнул – к моим новым знакомым, к коим относился и инженер Егоров, квартировавший рядом с фабрикой, кучер относился с изрядной долей неодобрения.

Пахом свистнул, гикнул, лошадь протестующе всхрапнула, недовольным взмахом хвоста едва не выбив корзину с бельем из рук проходящей мимо Меланьи, и мы тронулись.

Экипаж не катился, плелся – вечер выдался теплый, безветренный, улицы запрудили толпы гуляющих, не пройти, не проехать. Когда показались купола церкви Св. Варвары, солнце коснулось горизонта.

Обратно будем возвращаться в темноте.

За пол-квартала до доходного дома правое колесо издало предсмертный скрип.

Приехали, – перевела я про себя сложную тираду Пахома.

Можете особо не торопиться, вечеряйте вволю, – угрюмо повествовал он на мой вопрос, сколь долго продлится починка.

Ну что ж, прогуляемся, благо, что идти всего ничего.

Одно плохо, опять мерещились шпики.

Поминутно оглядываясь, я не дошла, долетела до помпезных дверей четырнадцатого дома.

У страха глаза велики.

Кивнув как старому знакомому вечно сонному, подслеповатому консьержу, я взбежала по парадной лестнице, после чего свернула в полутемный коридорчик – апартаменты инженера находились на последнем, техническом этаже и представляли собой каморку с одним единственным окном.

Условным стуком постучала в дверь.

Едва не рассмеялась, вспомнив старый анекдот. "Это вы продаете квартиру рядом со стадионом "Спартак"? Да-да-да-да-да, да-да-да-да, да-да".

– Веселитесь? – хмуро встретил меня инженер и, едва пустив на порог, немедля спросил: – Что у вас стряслось? Что-то срочное, коль явились не в оговоренное время?

Да, в общем-то, ничего, – безмятежно улыбнулась я в ответ. – Почти ничего… Если не считать, что мне срочно нужны деньги. Взаймы, разумеется.

Егоров хмыкнул.

Много?

Двадцать тысяч… с хвостиком, – торопливо добавила я, вспомнив про проценты.

Интересно, наберется такая сумма в партийной кассе? Да еще и хвостик потянет без малого на пять тысяч.

Изрядно… – почесал он в затылке. – Осмелюсь спросить, на какой срок? И под какие гарантии?

На час. Самое большее – на два. И никаких гарантий…


Йоханн


К отделению банка мы добрались пополудни.

Имею честь представлять интересы знакомой вам личности, – коротко кивнул я молодому человеку приятной наружности.

Весьма приятной, надо сказать. Впечатление портили лишь брезгливо поджатые губы и льдисто-бездушный взгляд.

И что это за личность, позвольте полюбопытствовать, – сварливо отозвался молодой человек.

В глазах его мелькнула изрядная настороженность.

Или может быть даже страх.

Жорж, милый, это поверенный в делах моего дядюшки, купца Севастьянова, – неслышно вынырнула из-за моей спины Анна. – Йоханн Францевич, прошу любить и жаловать.

Молодой человек расплылся в глупой улыбке.

Анна Васильевна, счастлив видеть вас в добром здравии… – он комично шаркнул ножкой и тут же деловито спросил: – Чем обязан столь раннему и нежданному визиту?

У моего доверителя имеются неисполненные долговые обязательства на весьма крупную сумму, – официальным тоном поведал я. – Собственно, целью нашего визита и является урегулирование возникшей ситуации.

Хотите оспорить расписку? – оскорблено вскинулся Жорж. – Заранее предупреждаю в бесполезности, никто не заставлял вашего дядюшку брать ссуду, он действовал добровольно, без понуждения. Сами понимаете, что высокий процент обусловлен внезапно возникшей срочностью в немалой сумме…

Прошу вас успокоиться и не тратить понапрасну нервы, – сухо, без всяких церемоний прервал я горячий монолог. – Никто не оспаривает заем. Напротив, мой доверитель намерен полностью погасить обязательства перед вами.

По моему мнению кабальность сделки налицо, однако, полученные мною инструкции не дают возможности оспорить заем.

Жорж явно обеспокоился.

К чему такая срочность, я вовсе не требую немедленного возврата и готов ждать неопределенное время…

Жалеете об упущенной выгоде? – желчно усмехнулся я. – Поищите других заемщиков, согласных на грабительский процент. Смею заметить, что договор не содержит запрета на возврат ссуды в любое время по усмотрению заемщика.

Молодой человек задрал вверх подбородок в попытке принять безразличный вид.

Как вам будет угодно! Желаете вернуть долг наличными?

Банковским переводом, – вмешалась Анна и наивно хлопнула ресничками. – Вы же понимаете, мой милый Жорж, что сумма немалая и хотелось бы избежать всевозможных рисков.

Понимаю… – важно кивнул молодой человек. – Но не поймите меня превратно, перевод осуществим исключительно на моих условиях. Осмелюсь сообщить, что как специалист в данной области, я смогу это сделать к вящей выгоде всех сторон.

Как ваша душенька пожелает! – беспечно рассмеялась Анна.

Мне ее беспечность не понравилась.

Будьте любезны огласить ваши условия! – жестко потребовал я. – Надеюсь, что они не войдут в противоречие с полученными мною инструкциями.

А что говорят ваши инструкции? – полюбопытствовал молодой человек.

Они просты, – вновь вмешалась Анна. – Как только будет получено телеграфное подтверждение банковского перевода, вы отдаете долговую расписку.

Жорж задумался, озадаченно потер переносицу, после чего ухмыльнулся:

Договорились! Расписка против подтверждения. Но… – он победно вскинул голову. – Хочу довести до вашего сведения, что у нас солидный банк и имеется собственный телеграфный аппарат… – молодой человек, рассыпавшись довольным и крайне омерзительным смешком, погрозил нам пальцем: – Знаем мы эти штучки с поддельными телефонограммами!

Анна с явным сожалением отвернулась в сторону.

Вы хотите нас оскорбить? – холодно осведомился я.

Что вы, что вы! – всполошился молодой человек. – Вы неправильно меня поняли… я всего лишь хотел упредить… то есть предупредить… в смысле предостеречь… уберечь…

Он окончательно смешался, покрывшись пунцовыми пятнами.

Я вытащил из кармашка жилетки часы и демонстративно щелкнул крышкой.

Вы никуда не торопитесь?

Жорж намек понял.

Куда прикажете переслать мои реквизиты?

Вас не затруднит телефонировать в местное отделение Русско-Азиатского банка? – дождавшись утвердительного кивка, я продолжил: – Пригласите к аппарату господина Егорова, он ожидает вашего вызова. Немедля по получении платежных реквизитов и будет осуществлен перевод на ваше имя.

Разве господин Севастьянов не самолично произведет со мною расчет? – озаботился вдруг Жорж.

К сожалению, он занедужил, – скорбно поведал я. – Долг будет погашен его компаньоном, господином Егоровым… Или для вас это имеет принципиальное значение и исполнение обязательства иным лицом полагаете невозможным?

Отнюдь-с… – замахал руками Жорж. – Мне это крайне безразлично.

Тогда чего мы ждем?

Жорж заискивающе посмотрел на Анну.

Так я могу бежать?

Поспешите, любезнейший, поспешите… – холодно ответствовала она и уже в спину убегающему язвительно добавила: – Иначе можете не успеть.

Как думаете, много времени уйдет на оформление перевода? – заполнил я возникшую паузу.

Час-полтора… – пожала плечами Анна.

Я протянул руку ладонью вверх.

За углом есть премилейшая кофейня, позвольте пригласить вас на чашку кофе?

Анна кивнула и с лукавым смешком пожала мне руку.

Ладошка у нее оказалась неожиданно крепкой.

… Мы молча пили ароматный кофе – говорить отчего-то не хотелось. Я робко любовался таким вдруг ставшим родным лицом, по-мальчишечьи краснея от встречных взглядов. Время пролетело незаметно.

Спустя полтора часа Анна вздохнула:

Пора!

Пора… – отозвался я эхом.

Когда мы вернулись к банку, Жорж в нетерпении вышагивал у парадного крыльца.

Куда вы запропастились?! – набросился он на нас. – Я не могу надолго отлучаться со службы, это наказуемо!

Я оставил его причитания без внимания.

Перевод поступил?

Уже почти как час.

Тогда соизвольте вернуть долговую расписку.

Жорж с явным сожалением вытащил из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок бумаги, любовно его разгладил и нехотя протянул его мне.

Я быстро пробежался глазами по тексту и передал его Анне.

Она мило улыбнулась:

Не одолжите зажигалку?

Спустя минуту налетевший порыв ветра озорно подхватил все, что осталось от долговой расписки на двадцать пять тысяч рублей.

Ну вот и все! – с каким-то скрытым торжеством в голосе произнесла Анна.

Что все? – обеспокоился вдруг Жорж.

Я холодно кивнул:

Вы можете идти, мы вас более не задерживаем.

Жорж неуклюже откланялся и исчез, словно его и не было.

Сзади послышался цокот копыт.

А вот и наш экипаж! – обрадованно воскликнула Анна и требовательно взглянула на меня. – Надеюсь, вы не откажетесь отобедать сегодня с нами?

Это выше моих сил, – улыбнулся я в ответ.

Ловко забравшись в коляску, девушка приглашающее хлопнула по кожаной обшивке сиденья:

Ждете отдельного приглашения?

Я немедля запрыгнул следом.

Однако, коляска не трогалась, словно чего-то ожидая.

Мы еще не все закончили? – отчего-то шепотом спросил я. – Или пьеса имеет продолжение?

Анна загадочно прищурилась.

Пьеса сыграна, остался заключительный акт… – она прикусила губу и как-то робко, несмело спросила: – Скажите, мой милый друг, ответьте со всем откровением – возможно ли оправдать преступление, совершенное во благо?

Ответить я не успел – дверь банка открылась нараспашку и на улицу выбежал взволнованный донельзя Жорж, сжимая в руке тонкую полоску бумаги. Судорожно покрутил головой, словно больной чумой пес, и радостно вскинулся, едва увидел нас.

Анна Васильевна! – отчаянно вскричав, в два прыжка оказался он у коляски. – Да что же это такое твориться?!

А что, собственно, твориться? – нарочито зевнув, без всякого интереса спросила девушка.

Вот… – явно не находя слов, рваным движением ткнул бумажкой молодой человек.

Я перехватил документ и пробежался глазами по скупым, телеграфным строчкам.

Здесь говорится о том, что платеж на сумму двадцать пять тысяч рублей отозван господином Егоровым ввиду его ошибочности. Платеж был предназначен совершенно другому лицу, при написании фамилии получателя средств вкралась досадная опечатка.

Именно так! – пуще прежнего вскричал Жорж и сбивчиво, глотая слова, затараторил: – Это какая-то ошибка! Надо немедля телеграфировать господину Егорову, чтобы он подтвердил правильность платежа! Анна Васильевна, голубушка, ну что же вы молчите?! Нужно немедля что-то предпринять!

А кто это – господин Егоров? – с искренним любопытством спросила девушка.

Но как? – опешил от неожиданности Жорж. – Это тот самый господин, что соизволил рассчитаться по долговой расписке вашего дядюшки.

Какой расписке? – удивленно приподняла бровь Анна. – Не понимаю, о чем вы говорите, мой юный друг… Не соизволите ли ее предъявить? Может тогда недоразумение проясниться.

Вы же ее сами сожгли, – упавшим голосом пролепетал Жорж. – Собственноручно. Не далее как четверть часа назад.

Вы меня явно с кем-то путаете! – холодно произнесла девушка. – Я не занимаюсь поджогами! Мне кажется, у вас началась горячка, и вам следует без промедления показаться врачу… – она тронула кучера за плечо: – Пахом, отправляемся немедля, я слышала, что этот вид горячки заразен.

Когда поникшая фигура банковского клерка скрылась из глаз, Анна глухо произнесла:

Что скажете, господин поверенный? Закон об адвокатской тайне не распространяется на преступления, совершенные доверителем.

Вы правы, закон возлагает обязанность на адвоката доносить о преступлении… – накрыв своей рукой тонкую девичью ладошку, я с самым искренним удивлением поведал: – Но мне совершенно непонятно о каком преступлении вы говорите. В последнее время таковых не упомню…

Загрузка...