– Хранителям – двойная порция, – отрезала женщина. Сунула в руки кружку, накрытую толстым ломтем хлеба, и потеряла ко мне интерес.
– Опять не про тебя сиськи, – хохотнул кто-то.
Дослушивать я не стала. Оглядевшись, нашла место в углу, устроилась за пустым столом. Тушеные с мясом овощи, пиво и хлеб: серый, с изрядной примесью ржи, но душистый и пышный. Жить можно.
Но неужели магистр и в самом деле ест из одного котла с простыми ратниками? Он ведь, как и я, привык к совсем другому. Нет, я больше не буду об этом думать. Нельзя оглядываться, прошлой жизни больше нет. Какой будет новая – посмотрим.
– А чего ты в угол забилась? – раздался над головой знакомый голос.
Я подняла взгляд от еды. Алан поставил на стол напротив миску и кружку, накрытую блюдцем, и улыбнулся мне как старой знакомой. Я окинула его ледяным взглядом и вернулась к еде.
– Так, я не понял. – В его голосе тоже прорезался холод. – В чем я провинился, что ты смотришь, точно солдат на вошь?
Я хмыкнула и снова не стала отвечать. Не понял он, ага. Поглупел внезапно.
Алан, точно и вовсе не ждал ответа, снял с кружки блюдце, положил в него две ложки рагу и поставил на лавку рядом с собой. Сунулся в холщовую сумку, что висела у него через плечо.
– Ваше котейшество, кушать подано.
Из сумки вылез пушистый рыжий котяра, обнюхал тарелку и принялся есть. Он устроился хвостом к хозяину и ел совершенно спокойно, кажется, уверенный, что его никто не потревожит. Уличные животные ведут себя совсем не так.
– Раз уж нам теперь вместе работать, – сказал Алан, переводя взгляд с кота на меня, – давай сразу разложим все по полочкам, чтобы никаких недоговорок не осталось. Я вовсе не хочу получить стрелу в спину только потому, что на меня, видите ли, обиделись непонятно за что.
– За кого ты меня принимаешь? – вспыхнула я.
– За девицу, которая не видит разницы между бальным залом и полем боя.
– Мы не на поле боя.
– Пока нет. Так я слушаю. Если я в самом деле обидел тебя, сам не поняв чем, сделаю все, что смогу, чтобы загладить обиду. Но мысли читать я не умею и не собираюсь учиться.
Я помолчала, пытаясь облечь в слова свои эмоции. Почему я на самом деле чувствовала себя оскорбленной до глубины души?
– Ты прав, – медленно произнесла я. – Уверткам и кокетству не место на поле боя, поэтому я скажу прямо. Недавно мне показалось, будто хоть кому-то не наплевать, что со мной и жива ли я вообще. Пусть лишь потому что я – молодая и симпатичная, лишь потому, что, как ты сам сказал, каждый второй пытается урвать хотя бы поцелуй…
– Я не… – начал было Алан, но я перебила.
– Нет, ты прав еще и в том, что у меня нет причин для обиды. Кто ты мне, в конце концов? – Я криво улыбнулась. – Не родич, не друг, не любовник…
– Соратник.
– Сейчас – да, а тогда? Никто. Глупо было верить в бескорыстную помощь. Но я поверила. Поверила, что тебе не все равно. Поверила тебе. А ты только выполнял приказ.